Текст книги " Избранное"

Автор книги: Альфред де Виньи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Там застывавшею, как в тигеле литье.

Коль со скрижалей сам сотрешь, Творец всеправый, Ты неизбежность, свой закон, и обретет Свободу человек, наш раб мильоноглавый,

Ужель захочет он терпеть из года в год Безмерной тяжестью на мысль его давящий И называемый Ответственностью гнет?»

Все стихло на земле, над безднами парящей,

И замерла она, как лодка без гребцов,

Которую во тьму несет поток журчащий.

И мощный глас из тех заоблачных краев,

Где новый мир едва ль не каждый миг родится, Донесся до земли, торжествен и суров:

«Я милосерд ко всем. Летите вспять, царицы. Пребудет человек пловцом, что пересечь Пучину времени желает, но страшится.

Лишь постарайтесь в нем тщеславие разжечь,

И в воду прыгнет он, чтоб своего добиться Или во влажную могилу трупом лечь.

Счастливей станет он, мня, что не раб он боле И, с вами бой ведя, в безвестные края,

Хозяин сам себе, идет по доброй воле.

Но от меня в нем жизнь, и сила в нем – моя,

И для него один закон: шагай упорно,

А путь и цель пути – их знаю только я».

И стая Судеб вновь низринулась проворно На жертву вечную свою – наш слабый род,

Всего боящийся и все же непокорный.

Вострепетали мы, заслышав их полет,

И пригнели стопы богинь неумолимых

Нас, как свинцовый гроб – тех, кто его несет.

Стенаем, как и встарь, мы в их когтях незримых, Зато у нас душа сильнее, чем тогда,

И верить начали мы в то, что победим их.

Коль вырываемся от них мы иногда,

Нас слава вознести спешит на высь такую,

Где человечеству мы светим, как звезда,

И с гордостью глядим с высот в юдоль мирскую, Но Судьбы – нет от них спасения и там! —

Вновь в бездну черную свергают нас, ликуя.

Как горько на сердце, о Вседержитель, нам!

Туг был ошейник наш, ты дал ему разжаться,

Но все ж мы на цепи, что выковал ты сам.

Коль право есть у нас собой распоряжаться,

Чтить добродетели, любовью пламенеть,

До гениальности порою возвышаться,

Пусть, Боже, у людей не отнимает впредь Рок на боренье с ним столь нужные нам силы,

Не вынуждает нас до времени хладеть.

О тайна грозная предвечного закона,

Постичь которую нам, смертным, не суметь,

Хоть разум этого и жаждет исступленно!

«Где ключ к ней скрыт?» – вопрос себе мы задаем.

«В Писанье божьем»,– мнит Восток порабощенный, А Запад думает: «В Евангелье одном».

Чистый дух

Еве

I

Тебя лишь книгами, написанными мною,—

Не титулом моим гордиться б я просил.

На феодальный шлем я сам перо стальное Не без изящества и блеска водрузил,

И славно древнее, но рядовое имя,

Что прадедами мне оставлено моими,

Лишь потому, что я, их внук, его носил.

II

В семейный склеп не раз спускался я ночами, Чтоб посетить гробы прапращуров своих,

Читать пергаменты, где предки королями Утверждены в правах и фьефах родовых,

Но так и не нашел меж тех, чей я потомок, Таких, что искрой мне сверкнули б из потемок, И начал бы с себя, когда б писал о них.

III

Всей знати родичи, богатые сеньоры,

Охотники страстней, чем даже Нимрод сам, Собак несметные они держали своры,

Волков и кабанов травили по лесам,

По двум провинциям оленю вслед скакали И, если им король встречался, подстрекали Борзых не уступать тропы монаршим псам.

IV

Свой офицерский долг бесстрашно исполняя,

С судами англичан завязывали бой

Они на всех морях от Чили до Китая,

И шли с десятком ран в отставку на покой,

Успев, пред тем как в Бос родную удалиться,

На красных каблуках в Версале появиться И с месяц в Эй-де-Бёф развлечься болтовней.

V

Жизнь в Бос они всегда под старость проводили, Там коротали дни в забавах и трудах,

Сынов и дочерей бесчисленных плодили,

Венчали с возрастом их в тамошних церквах,

И скромен был предел желаний у любого – Украсить грудь крестом Людовика Святого,

Как предки, что глядят с портретов на стенах.

VI

Но ни один из них не возвратился в земли,

Столь милые ему с рожденья, для того,

Чтоб, более рогам охотничьим не внемля

И расседлав коня лихого своего

Засесть за рукопись и в ней поведать свету,

Как Франция жила в умчавшиеся лета —

В дни детства, юности и зрелости его.

VII

Не обессмертила их за могилой слава,

Но в храме у нее прочтут на этот раз:

«В мой список золотой мной занесен по праву Последний отпрыск двух старинных галльских рас. Но не за знатность, сан, богатые именья,

А лишь за то его запомнят поколенья,

Что олицетворил собой он дух в свой час».

VIII

Днесь царствие твое, о чистый дух, настало! Когда твой первый зов к себе привлек наш слух, Лишь зарево войны нам в темноте блистало,

Но блеск его в твоем сиянии потух.

Перо сильней меча ты сделала сегодня, Бронзовоклювая посланница господня,

Голубка грозная, святой и зримый дух!

IX

Звено единственное двух цепей разъятых,

Я буду жить: я бьюсь за то, чтоб не упал С высот, великими художниками взятых, Мыслитель и Поэт, их светлый идеал.

Он выстоит: хранил я двадцать лет молчанье,

А все^гаки народ читал мои созданья И мне все вновь и вновь за них цветы кидал.

X

Потомки юные, что мною так любимы,

О судьи новые моих былых трудов,

Мои черты у вас в лице доныне зримы,

И узнаю себя я в зеркале зрачков!

Друзья мои, коль вам понадоблюсь и впредь я, Коль перечтут меня хоть раз в десятилетье, удьбу свою назвать счастливой я готов!

На смерть Байрона

Он аду посвятил божественную лиру,

Но в миг, когда явил свой дар высокий миру И звуки первые из дивных струн извлек,

Ее отбросил прочь и взялся за клинок.

На свете два венка желанны для любого. Украсившись одним, он восхотел второго И там, где лавры днесь, как в древности, цветут, Труд поэтический сменил на ратный труд.

Он сделал шаг и пал, но взысканный судьбою. Блажен, кто смерть принять успел в начале боя, Кто был, пока его не обнял вечный сон, Славолюбивыми мечами упоен!

При виде гибнущих друзей он не страдает,

И мир его душа спокойно покидает,

И с нею, искрою, что в нас роняет бог,

Взлетает к небесам бойца последний вздох.

В огонь вседвижущий влилась душа поэта,

И знает он теперь, откуда искра эта,

И чьим дыханием раздута в нем была,

И почему сожжен он пламенем дотла.

Быть может, дочь его^{45, вступая в те года,}

Когда впервые в жизнь вторгается беда,

Узнает истину, порвет с семьей сношенья, Склонится горестно перед отцовской тенью, Обильно оросит горючею слезой И лютню смолкшую, и меч его стальной И тихо пропоет слова того прощанья,

Что матери ее он спел при расставанье.

Победно ты ушел, поэт, из жизни ныне.

Прощай! Но я твоей завидую кончине:

Былых иллюзий клад еще не расточив,

Ты умер молодым и остаешься жив.

Не так ли в тропиках светило дня садится?

Оно немеркнущим в пучину вод катйтся И столь же яркий свет в приют свой новый льет, Каким был озарен поутру небосвод.

Гавань

Ты, якоря отдав, качаешься сонливо В спокойной гавани, и все-таки, фрегат,

Два раза в день на киль садишься в час отлива,

И дважды в день опять всплываешь горделиво, Когда вода спешит назад.

Как ты, мы рады бы на якорь стать лениво,

Но настигает жизнь нас в гавани любой,

Вздымает на волнах, свергает вниз глумливо. Никто, веди себя он кротко иль строптиво,

Не сладит с морем и судьбой.

К Мари Дорваль

Кем был Шекспир? – Не жди ответа от меня.

Я эту пьесу, тень им прожитого дня,

Воспроизвел, понять напрасно тщась, какую Оправдывает он иллюзию людскую —

Богатство, славу, власть, любовь... Но я постиг, Что за душу его берет лишь светлый лик,

То, в чьем ты образе по сцене перед нами Скользишь, как бледный луч в лесу меж деревами, И покидаешь мир, скорбна, грозна, проста, Потупив взор и сжав презрительно уста.

Посвящение Мари Дорваль на форзаце

«Супруги маршала д’Анкра»

Когда-нибудь потом, коль я не кану в Лету, Вслух скажут то, о чем лишь шепчутся сейчас, И с вами свяжет свет открыто драму эту, Которая была написана для вас.

Не ваши слезы в ней струились, а чужие, Слова слетали с уст не ваших, а чужих,

И станут в будущем, увы, уста другие Фальшивить все сильней, твердя со сцены их.

Не важно! У реки всегда истоки чисты,

Хоть после может стать она и камениста,

И заболочена до степени такой,

Что слиться уж невмочь ей с волнами морскими... Пусть пьесу осквернят, но будет ваше имя На форзаце сиять нетленной чистотой.

Час,

когда ты плачешь

Час пробило в тиши ночной, Усталый город замирает,

И мгла уже следы стирает Огней и суеты дневной.

Стал весь театр, где ты – богиня, Одним громадным залом ныне,

И беглым эхом по пустыне Разносится в нем голос твой.

Свечами лишь до половины Озарены колонны лож,

И, с дальним черным лесом схож, Уходит в сумрак ряд их длинный. В безмолвье звонок каждый шаг, И пол дрожит под нами так,

Что нам идти мешает, как Упавшие во прах руины.

И ты мечтаешь одиноко Здесь, где тебе сегодня зал Восторженно рукоплескал,

Тобою восхищен глубоко.

О небе грезишь ты опять —

Так птица улетает спать В гнездо, где можно сон вкушать От всех опасностей далеко.

Но рядом с выводком своим В гнезде, как будто в колыбели, Спит птица слаще, чем в постели,– Спокойно и тепло ей с ним.

Она крылом птенцов прикроет —

И вот уж их не беспокоит Туман, ползущий вверх, как дым.

А ты – ты думаешь и плачешь...

Госпоже де Виньи

С тех пор как смерть мрачит небесный взор ее, Душа старается покинуть бытие:

Помедлит на устах, пытаясь сладить с речью,

И, легкокрылая, уносится далече.

А я, простершись ниц, скорбя, едва дыша, Взываю: «Где же ты, прекрасная душа?

И почему я, мать, твой голос слышу, словно Доселе ты со мной беседуешь любовно О том же, что тогда, когда я мальчик был И в сердце у тебя черпал высокий пыл, Который озарял мне путь по жизни бренной, Как над Иуловым челом огонь священный?..»

Глухонемым детям

Не стоит, дети, вам пенять на мать и Бога: Гомера с Мильтоном счастливей вы намного – Природу можете вы мирно созерцать,

И эту радость вам не омрачит тревога

О том, что пошлостью дерзнут вам помешать. Молчанье вечное для вас – как двери в храме, Что накрепко от всех незваных заперты. Открыть их иль закрыть – решаете вы сами,

А мир воспринимать удобней лишь глазами, Чтоб квинтэссенцию извлечь из красоты.

Буржуазии, увенчивающей поэтов смешными гербами

Вы стали, торгаши, от лавок отвыкать,

За мнимой знатностью гонясь со спесью вздорной, И, щеголявшие когда-то в тоге черной,

Гербами силитесь теперь ее заткать.

Ужель умели вы поэтов обласкать И почитали те вас публикой отборной,

У коей было им нисколько не зазорно Венка лаврового – не титулов искать?

Буржуазия, зря за божий дар сейчас Ты геральдические раздаешь фигуры,

Тобою виденные на щитах у нас.

Умерь же, госпожа Пернель, тщеславный пыл, Пока за шкуру льва осла не принял шкуру Палач, что головы в коронах нам рубил.

Жюлю де Рессегье

Ты в четырех строках воспел удачно Четыре разных мига заодно.

Ввысь жаворонок взмыл с зарей прозрачной, Слуга принес из погреба вино,

Из школы ученик пришел давно,

Внял соловью поэт, мечтатель мрачный,—

К любой из этих четырех минут Твои четыре строчки подойдут.

Но птица, чье нас утром будит пенье,

Как и слуга, подавший нам бокал,

Как и школяр, домой гонимый ленью,

Как и поэт, что Филомеле внял,—

Никто себе не представляет в мире,

Что, чуть ударит на часах четыре,

На мой порог незримо вступит вдруг Любимый, давний и надежный друг.

Лорд Литтлтон

Каким он был? Скажу, что явно не из тех,

Кто очаровывать умеет в жизни всех. Меланхолический, высокий, белокурый,

Смеялся редко он, а улыбался хмуро,

Хоть, впрочем, нравом был спокоен, незлобив, Благожелателен, рассеян и учтив.

Серьезен, сердцем прост, исполнен благородства, Он без претензий жил, чуждался сумасбродства

И, принят при дворе, ни в ком там не искал, Затем что лишь любви одной из дам алкал;

Но, сердце покорив той знатной светской львицы, Пришлось-таки ему души ее лишиться.

Он ненавидел власть, и не терпел ярма,

И чтил лишь истину, равно как блеск ума,

А истина и ум – власть, но совсем другая.

Ее одну в виду имела Галигаи,

Когда про Медичи отважилась сказать,

Что вправе сильный дух на слабый дух влиять. Он был республики сторонник убежденный —

Не на женевский лад, не той, что у Платона (Перед педантами испытывал он страх);

Но той, которую видал в туманных снах,

Когда она, из них рождаясь, походила На возникающее в хаосе светило,

Что ищет путь себе в пространстве без конца И набирает ход по манию Творца.

Скучать повсюду он имел обыкновенье,

Но к Англии питал особое презренье:

Туманы часты там; к тому же мнит народ,

Что в ней свобода есть, а сам в цепях живет.

Зато в театре он умел повеселиться

Так, чтобы не хандрить и все же не беситься,

А после не скулить: «Я слишком долго жил!» – Как парижанин лет семнадцати б тужил.

Готовый день и ночь помериться с судьбою,

Ей поле мой герой не уступал без боя,

И если все ж дала она урок ему,

Так вышло только раз и только потому,

Что чересчур велась коварно ею схватка.

Здесь этот эпизод я изложу вам кратко.

Он путешествовал. Кто ж усомнится в том,

Коль англичанин он? У каждого свой дом,

На собственный манер. Возводит чернокожий Постройку, что на вид с пчелиным ульем схожа. Индеец выдумал гамак, а Старый Свет С ним познакомили Рене и Лафайет:

Любили в нем они вдыхать ночную свежесть, Прекраснодушными мечтаниями тешась.

Я ж верю не в мечты, а только в ум людской,

Как верит биржевик в одно – кошель тугой.

В палатках шелковых спит турок апатичный,—

Их транспортируют верблюдами обычно.

У юрких парижан жилище – как комод:

В квартирах-ящиках битком набит народ,

Но вам туда бросать не стоит взгляд дотошный, Иль от семейного концерта станет тошно. Британцем же зовут оригинала, чье По миру странствует удобное жилье,

Качаясь день за днем на четырех колесах По топям и холмам, на въездах и откосах.

Сколь неисповедим каприз судьбы подчас!

Как вихрь неистовый, он настигает нас В любимом уголке, в убежище надежном,

Куда нет доступа страстям и мыслям ложным И где надеемся мы без больших тревог В покое доживать отпущенный нам срок.

Но случай нам шепнул: «Вперед!» Мы возмечтали О чуждых нам вещах, и разом с места встали,

И прочь пошли, забыв любезный нам приют,

Где люди близкие и милые живут.

Зачем? Затем что в путь всегда спешить нам надо, Как храбрецы спешат на голос канонады;

Что мысль, едва у нас в мозгу мелькнет она,

Нам кажется уже банальна и скучна;

Что вечный наш удел – алкать плода такого На древе бытия и счастия людского,

Который, чуть к нему потянется рука, Приподнимается над ней опять слегка.

Итак, герой наш был в Италии в ту пору,

О чем мне довелось узнать из разговора С прелестной женщиной, чьих царственных бровей На свете арки нет изящней и стройней И у кого глаза шахини-персиянки,

А речь француженки и кудри англичанки.

С возлюбленной своей Клариндой наш герой Жил во дворце, что мертв, поскольку дом любой, Построенный, чтоб им одна семья владела,

Живет, пока она людьми не оскудела;

Пока не опустел, не обезмолвел он И головы детей торчат из всех окон;

Пока из всех дверей летят распоряженья,

Крик, просьбы, пенье, плач, насмешки, возраженья, И, словно веками сверкание очей,

Смягчен портьерами слепящий блеск свечей;

Пока распахнуты ворот крыла резные И четко ходят взад-вперед, как часовые,

И дым над трубами струится к небесам,

И озаряется подъезд по вечерам,

И, словно дальнего пожара полыханье,

Играют отблески огней на стеклах зданья.

Там жизнь... Но чудится другое мне всегда.

Безлюден вход. Над ним начертано: «Беда!»

А окна тусклостью с глазами трупа сходны,

И рамы сгнившие давным-давно негодны,

И разошлись они, как мертвеца костяк,

И на ветру скрипят, мотаясь так и сяк.

Кларинда нежная, милей всего на свете Тебе замшелые руины были эти,

И мрамор анфилад, где эхо каждый стук Твоей ноги о пол утраивало вдруг,

И кресла римские, порфир которых, мнится, Досель под мантиями дожей багрянится,

И два ряда колонн вдоль галереи, где По вечерам, когда спускалась ты к воде С зажженной лампою, как робкая Психея, Встречал тебя зефир, прохладой грустной вея,

И где подслушал он один твои слова,

Меж тем как золотил закат волну едва.

По лбу и волосам рукой своею белой Ты друга гладила и пристально глядела На гордое лицо, которое канал,

Щекой к щеке с твоим, колеблясь, отражал, Затем что он течет под галереей самой И стены подмывать не устает упрямо.

То говорила ты, то юный лорд в ответ,

То умолкали вы один другому вслед,

И мысли тайные глаза в глазах читали,

И руки, пальцами сплетаясь, трепетали,

И эта дрожь, порыв души усугубя,

В себе глубокий смысл таила для тебя.

«Я вас за то люблю, мой властелин прекрасный, Что женщину любить умеете вы страстно,

А это признаком мне кажется, милорд,

Того, в ком воля есть, кто и силен, и горд».

Исполни,

о Творец незримый...

Исполни, о Творец незримый,

Мне сердце и глаза сиянием твоим,

Чтоб и в последний миг я был неколебим.

ТЕАТР «ОДЕОН»

Ы рпи

/у«4А

*>>(■' >

г m»

¹

" /

r<> <<1(#**> fjisnJd Лг **ы7 iiw'Mj )ЛГ40*Г i мй4/«^||^,‘^,*^й,г icUjtu ,

vLL. к. т*- – *"■ «”'•" '" "t"

'*-» Л **«**

•'■* ^{А ии} ’^{Jf l} * ’(#

ft– e-.c ¹

Примечания

Wtt– }^*^пМ/" _и ^ JHI – I

'«• ^

v,L *, 5» <'n^CL

.''.«... •' "*T!

РУКОПИСЬ «ЧАТТЕРТОНА»

лаг .» & vr лаг ;>• .£• .w Ф лаг .$• л& лЗг .iV л?

6%ih^© 6wj^Q б^Г^О б^ц^) 6%J^) 6^fi^) б^ь^© 6^uJ© 6thj^) 6wj^) 6%uj^) ГЩЖ> б%У)Ю 6w<^) 6w^£) 6W<^£) 6^bfa©

Перевод текстов, вошедших в сборник, выполнен по изданиям: Alfred de Vigny. Ouvres comploetes. Preface, presentation et notes par Paul Viallaneix, Paris. Editions du Seuil, 1965: Alfred de Vigny. Poesies completes. Introduction et notes par Auguste Dorchan. Paris, Gamier, 1955.

Для составления комментария помимо указанных выше изданий были использованы следующие публикации: Vigny A. de. Les Consultations du docteur Noir. Premiere Consultation – Stello. Seconde Consultation – Daphne. Sommaire biogra-phique, introductions, notes, releve de variantes par Francis Germain, Professeur a la Faculte des Lettres et Sciences humaines de Dijon. Paris, Gamier, 1970; Жирмунский В. M. Английский предромантизм.– В кн.: Из истории западноевропейских литератур. Л. «Наука», 1981; Манфред 3. А. Великая французская революция. М., «Наука», 1983.

СУПРУГА МАРШАЛА Д’АНКРА La marechale d’Ancre

Драма была впервые представлена в Париже на сцене Второго Французского театра («Одеон») 25 июня 1831 г.

Вини начал работу над пьесой 1 августа 1830 г., а 5 и 9 октября он впервые читал ее у актрисы театра Порт-Сен-Мартен Мари Дорваль, которую высоко ценил и которой предназначал главную роль. Однако на премьере в театре «Одеон» ее исполнила м-ль Жорж.

47 Г оды несовершеннолетия Людовика XIII закончились тем же, чем и нача

лись,– убийством. Между двумя этими преступлениями страной правили Кончини и Галигаи.– Людовик XIII (1601 —1643), сын Генриха IV и Марии Медичи, вступил на престол девяти лет от роду после убийства Генриха IV 14 мая 1610 г. католическим фанатиком Равальяком (1578– 1610). В годы регентства Марии Медичи страной фактически управлял ее

фаворит, итальянский авантюрист Кончино Кончини (1575—1617), которого она сделала маркизом д’Анкром и маршалом Франции, и его жена Леонора Галигаи (1568 —1617). Кончини был убит в 1617 г. по приказу короля капитаном королевской гвардии маркизом Витри (1581 —1644). Галигаи после убийства мужа была судима по обвинению в колдовстве и сожжена на костре.

50 Самуэль Монтальто – реальное лицо, еврей из Португалии, личный врач супруги маршала.

Деажан,— Советник Деажан, креатура де Люина, участвовал в свержении Кончини.

Пикар – не слесарь, как сказано у Виньи, а сапожник, действительно причастный к инциденту у заставы Бюсси.

...воплощает в себе энергию Лиги и парижских междоусобиц.– Католическая Лига, основанная в 1576 г. герцогом де Гизом (1550—1588) якобы для защиты католиков от гугенотов, на самом деле была орудием де Гиза в его борьбе за власть с Генрихом III. Ядром Лиги были парижские городские слои, поднимавшие бунты по наущению враждующих вельмож. Лига была распущена в 1577 г., затем возрождена (1584—1585) и просуществовала до 1594 г. Герцог де Гиз был убит 23 декабря 1588 г., и к моменту действия драмы (1617) Лига уже не существовала. Так что замечание об энергии Лиги носит ретроспективный характер.

Люин, Шарль де (1578—1621).—Маркиз д’Альбер, герцог де Люин – один из фаворитов Людовика XIII. Побудил короля отдать приказание об убийстве Кончини. После устранения Кончини Люин добился изгнания Марии Медичи. Де Люин присвоил себе огромное состояние Кончини, потребовал и получил новые должности, оказывал сильное влияние на короля, который для него восстановил звание коннетабля. Однако после неудач в затеянной им войне против кальвинистов Беарна он впал в немилость и вскоре умер.

51 Знаменитый Конде (1530—1569) – Луи I, принц де Конде, глава протестантской партии, брат Антуана де Бурбона, отца Генриха IV, убит в битве при Жарнаке (13 мая 1569 г.).

Принц Конде (1588—1646) – Генрих II де Бурбон. Третий принц Конде. Великий Конде (1621 – 1686) – Луи И, принц де Конде, сын Генриха II де Бурбона. Известный полководец.

Колиньи, Гаспар де Шатильон (1519—1572) – адмирал Франции, один из главных руководителей партии гугенотов, убит во время Варфоломеевской ночи 24 августа 1572 г.

Витри де, Никола де л’Опиталь (1581 —1644) – капитан королевской гвардии Людовика XIII. Получив приказ короля арестовать маршала д’Анкра, Витри напал на него во дворе Лувра и тремя выстрелами убил на месте (1617). За это он был произведен Людовиком XIII в маршалы Франции. Позже отличился при осаде Ла Рошели, был назначен губернатором в Прованс (1631), за огромные злоупотребления был заключен в Бастилию кардиналом Ришелье и только после смерти последнего выпущен на свободу. Людовик XIV пожаловал ему титул герцога и пэра.

54 Бассомпьер, Франсуа де (1579—1646) – маршал Франции, дипломат. В период Регентства был сторонником Марии Медичи.

55 Челлини, Бенвенуто (1500—1571) – итальянский скульптор, ювелир, писатель, автор всемирно известных мемуаров.

58 Монморанси, Анри де (1534—1614) —маршал Франции, противник Гизов и Лиги.

63 ...наши с вами советы сделали ее регентшей Франции.– Если верить «Мемуарам» маршала Бассомпьера, то регентством Мария Медичи обязана не Кончили, а одному из фаворитов Генриха III герцогу д’Эпернону.

64 Уж не советуетесь ли вы с пузырьком святого Януария? – Януарий – католический святой, покровитель Неаполя. В неаполитанском соборе хранится сосуд с красной жидкостью, которая считается кровью святого Януария.

Майенн, Карл Лотарингский (1554—1611) —брат Генриха де Гиза, активный деятель Католической Лиги. После упразднения Лиги отказался от борьбы против Генриха IV.

Буйон, Анри де (1555—1623) —маршал Франции, один из руководителей протестантской партии, сторонник Генриха IV.

67 ...по закону вендетты – то есть по обычаю кровной мести.

74 Переворот вам удался.– В действительности заговором против Конде руководила не Галигаи, а Мария Медичи.

75 Все три партии заплатили мне поровну...– Имеются в виду партия принца Конде, партия королевы-матери и партия короля.

78 Аяччо – столица Корсики. Намек на корсиканское происхождение героини.

78 ...с господами эшевенами – с членами городского магистрата.

81 Козимо Руджери (1533—1615) —итальянский астролог, приглашенный ко французскому двору. Виньи допускает анахронизм: к моменту описываемых в драме событий Руджери уже не было в живых.

84 Какое мне дело... до этих назареев? – Назареи, назареяне – первые христиане. Самуэль употребляет это слово в пренебрежительном смысле, имея в виду христиан вообще.

88...за все золото Храма...– Имеется в виду Иерусалимский храм.

90 Похожа она на герцога Козимо? – Мария Медичи была племянницей

флорентийского герцога Козимо I Медичи (1519—1574), который для укрепления союза с Францией выдал ее в 1601 г. замуж за Генриха IV.

95 ...от маленького аббата де Шона...– Имеется в виду Оноре д’Альбер

де Шон (1581 —1649), фаворит Людовика XIII.

101 Знали вы хоть о преступлении на пятницу?.. А как насчет улицы Феррон-ри? – То есть знали ли вы о том, что Кончини замешан в убийстве Генриха IV, которое произошло в ночь на пятницу 14 мая 1610 г. на улице Ферронри. Доказательство – в письме, подписанном Кончини. Кончини хочет найти Борджа и отнять письмо, а Борджа хочет предъявить письмо королю.

105 Епископ Люсонский, господин де Ришелье.– Арман Жан дю Плесси, герцог де (1585—1642) – французский политический деятель, с 1662 г. кардинал, с 1624 г. фактический правитель Франции, способствовал укреплению абсолютной монархии.

110 Народ бросается грабить особняк.– Особняк Кончини на улице Турнон был разграблен 3 сентября 1616 г. Вопреки предположению Виньи, супруга маршала в этот день находилась в другом особняке, расположенном между Лувром и Сен-Жермен л’Осеруа.

118 ...в Бастилии, где содержат супругу маршала.– Виньи изменяет порядок событий: Галигаи была арестована не до, а после убийства Кончини. Кончини был убит 24 апреля 1616 г., а Галигаи заключена в Бастилию 2 мая, а 12 мая переведена в тюрьму Консьержери.

119 Каббала – мистическое течение в иудаизме; здесь: колдовство.

120 Огненная палата – чрезвычайный трибунал для суда над государственными преступниками. Получил название огненной палаты, так как большей частью приговаривал обвиняемых к сожжению. Другое объяснение названия: трибунал заседал в зале, обитой черным и освещенной множеством факелов.

122 Бирон, Шарль Гонто, герцог де (1562—1602) – соратник Генриха IV, маршал Франции и губернатор Бургундии. Казнен по обвинению в заговоре.

...а народ приучает к виду смерти и вкусу крови.– Виньи считал основной идеей своей драмы утверждение необходимости отмены смертной казни за политические преступления. Этот закон был принят 17 сентября 1830 г., в день завершения работы над драмой.

141 Да это же тумба Равальяка!—Деталь сюжета, вымышленная Виньи. Кончини был убит не на улице Ферронри (где был убит Генрих IV), а на подъемном мосту парадного входа в Лувр в тот момент, когда он выходил из дворца.

ЧАТТЕРТОН

Chatterton

Пьеса была поставлена впервые на сцене «Комеди Франсэз» 12 февраля 1835 г. Первая публикация датируется 4 апреля 1835 г.

Чаттертон, Томас (1752—1770) —английский поэт, увлекавшийся средневековой культурой; писал на мнимом староанглийском языке, выдавая свои стихи за «поэмы» некого Томаса Раули – настоятеля собора, жившего якобы в XV в. При жизни Чаттертона была напечатана лишь эклога «Элинор и Джуга». Посмертно были опубликованы поэмы «Турнир», «Битва при Гастингсе», биография бристольского купца Уильяма Канинга и др. Только спустя 12 лет после смерти Чаттертона, а именно в 1782 г., английский историк Томас Уортон (1728– 1790) усомнился в подлинности «поэм» Раули и усмотрел в них литературную мистификацию (см. примеч. к «Стелло»).

Некоторые стихи Чаттертона написаны в стиле современной ему поэзии XVIII в.

152 Зачем глаза дал бог тебе, народ-слепец? – фраза из трагедии Ж. Расина «Гофолия» (1,5).

158 ...воспрепятствовав Вертерам и Сен-При влюбляться в Шарлотт и Жюли д'Этанж.– Вертер, Шарлотта – персонажи романа Гете «Страдания юного Вертера» (1774); Сен-При, Жюли д’Этанж – герои романа Ж.-Ж. Руссо «Новая Элоиза» (1761).

159 Шенье, Андре (1762—1794) —знаменитый французский поэт, в чьем творчестве сильно и глубоко отразились влияния классицизма (идиллии и эклоги в духе Ронсара и Малерба), руссоистские настроения и интерес к научному, рациональному постижению действительности (неоконченная поэма «Гермес», «Ямбы»). В эпоху революции А. Шенье принимает активное участие в политической жизни страны. Вместе с товарищами по Наваррскому коллежу братьями Трюден и де Понж он издавал «Journal de la societe de 1789», горячо приветствуя революцию. Однако позже он занял антиякобинскую позицию. Был арестован по подозрению в сношениях с роялистами и гильотинирован 8 термидора II года (26 июля 1794 г.) накануне падения якобинской диктатуры.

При жизни А. Шенье опубликовал всего два стихотворения, считая все написанное недостаточно совершенными юношескими опытами. Первое издание его стихов вышло в 1819 г.– через 25 лет после казни; следующие издания, дополненные архивными материалами,– в 1862 г. и 1874 г. (см. также примеч. к «Стелло»).

«Когда меня глупцы презрением доймут...» – А. Шенье, «Элегии», XXIV. «Нагим из мира Жан ушел сего...» – Эпитафия Лафонтена (1621 —1695) была написана им самим в 1678 г.

160 ...возможность жить и возможность мечтать, хлеб и время.– Выступая в защиту нуждающихся поэтов, Виньи вместе с Ламартином подготовили в 1838 г. проект закона, согласно которому автор, чье первое произведение свидетельствовало о наличии таланта, получал бы материальную помощь от государства. Но эта инициатива провалилась из-за равнодушия Палаты.

161 ...кого соотечественники именуют ныне «чудесным мальчиком».– Английские романтики высоко ценили Чаттертона, «чудесного мальчика, бессонную душу, погибшую в своей гордости», как писал о нем Вордсворт, и видели в нем своего ближайшего предшественника. Его удивительное дарование и трагическая судьба нашли отражение в стихотворениях Вордсворта, Кольриджа, Китса, Шелли, Россетти.

166 Лорд Бекфорд.– Прототипом персонажа послужил Уильям Бекфорд (1759—1844) – английский писатель и коллекционер. Наибольшей известностью пользуется его восточная повесть «Ватек».

166 Памела – героиня сентиментального романа английского писателя Сэмюэла Ричардсона (1689—1761) «Памела, или Вознагражденная добродетель, серия писем прекрасной девицы к родителям, в назидание юношам и девицам и т. д.» (1740), вызвавшего многочисленные подражания в Англии и за ее пределами.

Квакеры – христианская секта, основанная в Англии в XVII в. Квакеры отвергают институт священников, обряды и таинства.

173 ...держава в руке Карла Великого.– Шар, увенчанный крестом, символ владычества над миром. Шары, имеющие такое значение, известны со времен императора Августа. На многих монетах позднейших римских императоров на шаре изображена богиня победы. Позже это изображение было заменено крестом, и в таком виде держава перешла к византийским и германским императорам.

179 Пифагор – сын Мнезарха, уроженец о. Самоса, жил в VI в. до н. э. По преданию, Пифагор был первым мыслителем, который назвал себя философом, а вселенную – космосом, то есть строем, ладом. Предметом его философии был космос, то есть мир как закономерное, стройное целое.

180 ...полусаксонские-полуфранцузские стихи, как писал король Гарольд герцогу Вильгельму.– См. примем, к «Стелло».

182 ...благотворящий бедному дает взаймы господу – библейская цитата (Притчи, XIX, 17).

188 Они знают наизусть твоего «Гарольда».– По-видимому, речь идет о поэме Чаттертона «Битва при Гастингсе».

Гаррик, Дэвид (1717—1779) —знаменитый английский актер. Многогранность таланта позволяла ему с одинаковым успехом играть в трагедиях, комедиях, фарсах. Блестяще играл Ричарда III, Лира, Гамлета, Макбета, Отелло. Явился преобразователем английской сцены, провозгласив художественную правду первым и основным законом сценического искусства. Гастролировал в Париже, в Италии, получил даже приглашение в Петербург от Екатерины II. Похоронен в Вестминстерском аббатстве, около статуи Шекспира.