Текст книги "Растущая луна: зверь во мне"
Автор книги: Алена Даркина
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)
– А вчера? – вскинулась Айна. – Вчера его можно было спасти? Если бы вчера…
– Нет, милая, – прервал ее Улм. – Нет. Мы бы не успели. Надо было узнать, что за яд, найти противоядие… Нет. Он просто с тобой попрощался, – тело девушки странно дернулось. – Держи себя в руках! – крикнул он, но опоздал – Айна снова закричала, отчаянно и страшно.
29 сабтамбира, Беероф
Сегодня ночью к Загфурану вновь явился акурд. Эйман, который согласился довести принца до Песчаного монастыря, раскрыл его, а Ялмари – убил. Это привело Загфурана в такую ярость, что он чуть не начал швыряться вещами. Еще не остыв, отправил акурда в Ногалу. Дух легко найдет Еситу и передаст его просьбу: пусть она убьет принца Энгарна и всех его спутников до того, как они доберутся до монастыря. Минарс даже не задумывался о том, как отхи сделает это – верил, что она на это способна.
Единственное, что его утешало – необходимый для обращения в человека рецепт был у него. Как только акурд отправился обратно, он перечитал его, а затем подготовил нужные ингредиенты.
Все можно было найти очень легко, кроме стоявшей первой в списке "королевской крови". Впрочем, и "королевская кровь" теперь не такая уж редкая вещь. Сайхат, помнится, пыталась взять ее у Мирелы. А в распоряжении минарса кроме упрямой принцессы еще король Еглон и… Яхса.
Вспомнив о девочке, маг немедленно отправился в особняк, в котором ее содержали. Взять крови у нее легче всего. Так зачем создавать трудности?
Особняк, когда-то принадлежавший Высочайшему Дишону* всегда казался
*Глава церкви Хранителей Гошты, считавшейся официальной религией Кашшафы до короля Манчелу.
Загфурану похожим на тюрьму: потемневшие от времени камни, узкие окна. Однако, едва ступив за порог, он убедился, что пятилетняя Яхса так не считала. Ребенок нашел себе развлечения и здесь, а приход загадочного мага, никогда не снимавшего капюшон, был одним из них. Она не обращала внимания на холодность гостя и с начинающим просыпаться женским обаянием всячески старалась его очаровать.
Теперь он посмотрел на девочку другими глазами: интересно унаследовала ли она природу матери-ведьмы или родилась человеком? Пообщавшись с Бацлифом почти до утра, он узнал об этом народе много интересного.
– Как можно отличить ваш народ?
– Никак, – мужчина хитро улыбнулся. – Разве что по неявным признакам. Мы не любим камень и любим дерево. Говорят, это из-за нашего прошлого, будто мы вышли из леса. Говорят, раньше мы отличались от людей намного сильнее. Но мы так устроены… Мы не можем без людей. А чтобы жить с вами, не подвергая себя опасности, надо уметь не отличаться. И мы так мастерски научились притворяться людьми, что и сами не знаем, как выглядели раньше. Правда, некоторые маги и священники знают, как выявить нашу истинную сущность… Но таких осталось немного.
– Высочайший Дишон, например? – снисходительно уточнил он.
– Сомневаюсь, – покачал головой Бацлиф. – Он, сдается мне, выстрелил в небо – сбил звезду. Случайно угадал, либо по косвенным признакам…
– Потому что Сайхат дерево любила? – хмыкнул маг, пригубив вина.
– И потому, как она на мужчин действовала.
– То есть вы еще инкубы и суккубы? – подался вперед Загфуран.
– Кто, простите?
– Демоны, то есть духи, которые вызывают у человека влечение и через близость выпивают его жизнь.
– Никогда о таком не слышал, – удивление Бацлифа было искренним. – Нет, мы не духи. И уж, конечно, ни из кого жизнь не пьем. Скорее, наоборот, у людей появляются силы, улучшается здоровье… Да вы сами разве не испытывали подобное? – Загфуран невольно выпрямился. Он и вправду чувствовал себя намного лучше после ночи с Люне, но откуда о том, что произошло, узнал Бацлиф? Что если, он не так слаб, как притворяется и может читать мысли? А старик невозмутимо продолжил, словно и не заметив настороженности гостя. – Этим мы привлекаем людей. Они любят… э-э-э… совокупляться с нами. Вы, наверно, сталкивались с таким: вроде бы девица невзрачная, а мужчины к ней в очередь выстраиваются. Вот в девяти случаях из десяти она ведьма, поэтому к ней так и тянутся. Сайхат красотой не обижена, но когда женщина пользуется избыточной популярностью у мужчин, не прилагая к этому никаких усилий… Она ведь вела себя очень скромно, с тех пор как стала королевой… Так что Дишон всего лишь счастливо догадался. Честно сказать, даже не знаю, кто в церкви Хранителей Гошты способен распознать нашу расу…
– Честно сказать, думаю, что прекрасно знаете, но не хотите, чтобы я встретился с этим человеком, – в тон ему ответил минарс. – Но это неважно, – "Если мне будет нужно, я это узнаю", – добавил он про себя. – Чем вы отличаетесь от магов?
– Маг – человек, который научился управлять силами Гошты, перенаправлять их так, как ему нужно. Его могущество зависит от его способностей и знаний. Мы можем пользоваться только одной силой – силой леса. И это заложено в нас с рождения. Это приходит само, вместе с умением говорить и ходить. Но самое главное отличие – маг не может передать свою силу другому – сыну или ученику. А мы – можем. Поэтому, чем дальше в глубь веков уходит родословная ведьмака, тем он сильнее. Прежде чем умереть, отец передал свою силу мне. Поэтому я сильнее отца. А мой сын будет сильней меня.
И тут Загфуран вспомнил. Слышал он об этой расе. Не только на Гоште она встречается, в других мирах тоже.
– И пока ведьмак не передаст силу, он не умрет, так? – с ухмылкой спросил он. – А если рядом не будет никого их его расы, он может сбросить силу и на человека, чтобы только умереть, потому что смерть их мучительна, так?
Бацлиф больше не смеялся. Он смотрел серьезно и испуганно.
– Так, – вымолвил он. – И люди, которые не могут отличить мага от ведьмака, полагают, что так можно получить любую силу. И не знают, что человек не выдержит, того, что передаст ему ведьмак – сойдет с ума…
– Поэтому сошел с ума палач, казнивший Сайхат… – Загфуран удовлетворенно откинулся на спинку стула и побарабанил пальцами по столу. – В качестве подарка… Знаете, почему так тяжело умирают ведьмаки?
– Никто этого не знает, – нахмурился мужчина.
– В Храме Света это уже выяснили. Это плата за чужое обличье. За то, что отказались от себя, а вместо этого предпочитаете питаться людьми.
– Мы не питаемся людьми! – выкрикнул Бацлиф, отпрянув от мага.
– Неужели? – оскалился он. – То есть вы помогаете им за деньги? – ведьмак, тяжело дыша, вцепился в столешницу. – Давайте уж будем откровенны до конца. Тем более, я уже вас разгадал – я читал о таком. Лично не сталкивался, но читал много. Вы были созданы чистильщиками: убирать грязь в лесу. Странные существа – не люди и не животные. Вас сочли бы чудовищами, если бы данной вам магией вы не изменили свою природу. Вместо чистки леса вы предпочли питаться людской грязью. Так проще и интереснее. Поэтому за все, что вы даете, человек платит стократно. И не деньгами. Даже за… совокупление, как вы выразились. Он платит… грязью. Предательством, обманом, убийствами, ложью – это врывается в его жизнь после вашей "помощи", и он не в силах это контролировать. А вы это с удовольствием поглощаете. Не в буквальном смысле, конечно… Но вам комфортно только там, где это есть. Там вы процветаете! Но если бы люди хоть раз увидели ваш истинный облик… Может, сделаем это прямо сейчас?
– Нет! – прервал его Бацлиф и тут же осекся. – Извините мою грубость…
– Ничего, – величаво простил маг. – Я рад убедиться, что вы прекрасно обо всем осведомлены. Хотя и предпочитаете разыгрывать загадочность. Не волнуйтесь. Я не выдам вашу тайну. Так же, как вы не выдадите мою. Мы ведь можем быть друг другу полезными.
– Мне бы этого хотелось, – смиренно заверил ведьмак.
Достаточно тут сказано о ведьмаках или надо еще подробнее? Раньше было короче на пару предложений, так Дудкин возмутился, что мало слишком. Попробовала написать подробнее насколько это возможно для меня. Как ты считаешь, достаточно или нет?
Еще Загфуран узнал, что двери в Фагоре не только закрывают вход в жилище, но являются своего рода визитной карточкой ведьмака. Для знающих людей она расскажет о силе, возрасте, друзьях и врагах хозяина дома. Но Загфуран в такие подробности предпочел не вдаваться: вряд ли это когда-нибудь ему пригодится. Союзники ему не помешают, хотя ясно, что союзники эти временны. Когда Гошта придет под власть Света от них тоже придется избавляться. Но это уже несущественно. Главное, чтобы их магия помогла…
Все, что требовалось для изготовления напитка, он принес с собой, поэтому сразу прошел в кабинет и занялся составлением смеси. В замке Дишона, как и везде, где он бывал часто, он устроил комнату так, чтобы в ней можно было отдохнуть, принять гостей, почитать, написать письмо и составить необходимый напиток, если придется. Здесь не было ничего лишнего: обои на стены и те не наклеили. Серые каменные стены дышали холодом, но сейчас он этого не замечал. Наоборот, казалось, камин пылает как кузнечный горн. Кровь вампира бурлила, давала больше энергии, чем кровь человека. На краткий миг Загфуран пожалел, что после возвращения себе человеческой природы, снова будет мерзнуть. Хотя он ожидал, что пойдет дальше и будет возвращать себе преимущества вампира по желанию. Но сейчас надо думать не об этом…
Почти час он колдовал над различными настойками, корешками и листиками. Закончив, взболтал мутно-коричневую жидкость. Пахла она отвратительно: приторно-чесночный запах. Может быть, что-то изменится, когда туда добавится кровь? Она хоть и стояла в списке первой, но добавлять ее следовало в последнюю очередь.
Загфуран позвонил колокольчик и в ожидании слуги прибрал на столе. В других случаях уборку он бы тоже поручил им, но сегодня они могли что-то перепутать или испортить, поэтому он занялся этим сам. Когда дверь приоткрылась, он потребовал:
– Приведи Яхсу.
Он пришел к выводу, что лучше усыпить девочку, прежде чем брать у нее кровь. Так будет меньше шума и суеты. Причем усыпить магией – настойка подействует не сразу, да и согласится ли она что-то пить?
На этот раз девочка, увидев мага, странно притихла, а когда слуга выходил за дверь, бросилась к нему:
– Я хочу обратно! Забери меня, – закричала она.
Минарс поднял руку, и девочка мягко, будто соломенное чучело, упала на пол. Загфуран быстро почесался – как уже замучил этот зуд, даже вампирская кровь ему ни по чем – и, взяв ее на руки, отнес на кровать.
Если верить рецепту, не имело значения, откуда бралась кровь: из пальца или из вены. Но минарс на всякий случай разделили приготовленный настой на две части, и в один из них капнул несколько капель из проколотого пальца. После этого нашел на тоненькой руке девочку венку, аккуратно проколол ее и собрал кровь в другую чашу. Загфуран смочил тряпицу в горячем вине и приложил к ранке – он вовсе не хотел, чтобы девочка заболела, а тем более умерла. Может, какой-то варвар и решил бы, что для приготовления напитка девочку надо убить, но он-то сознавал, что это излишне. Хотя, если бы потребовалось – не колебался бы: что значит жизнь ребенка по сравнению с его делами?
Он подержал первую чашу. Еще раз перемешал ее, убедился, что запах такой же мерзкий. Приготовил воду, чтобы запить, но затем отставил бокал. Нет, запивать нельзя. Надо потерпеть. Не хватало еще все испортить этим…
Вспомнил слова, записанные в манускрипте: "Чтобы вернуть человеческий облик…" Бацлиф утверждал, что это зелье ему не поможет. Но откуда ему знать? Словно он его на себе пробовал. Сказано, что оно помогает проклятым оборотням, умертвию и некоторым другим сущностям. Так почему в эти "другие" не включить и вампира? Должно помочь и ему.
Маг опрокинул в себя одну чашку, а следом и другую. Зажмурившись до слез, зажав нос и рот ладонью, переждал позыв тошноты. Жаль, что он не выпил это на балкончике, чтобы хоть ветерок овевал. Он, согнувшись в три погибели, перебрался к узкому окну, надеясь, глотнуть там хоть каплю свежего воздуха.
То ли окно помогло, то ли настой немного улегся в желудке, но вскоре ему стало легче. Загфуран сел на стул и замер в ожидании, прислушиваясь к своим ощущениям.
Вскоре он замерз, и радость охватила его. Он подошел ближе к огню, протянул руки, чтобы ощутить тепло… Но не ощутил. Наоборот, по телу прокатился озноб, его затрясло. Сведенными будто от лютого мороза пальцами, Загфуран растер себя и обрадовался, когда согрелся. Но облегчение наступило ненадолго, потому что тут же его будто окунули в кипяток. Он задыхался – и только поэтому не мог кричать. Но затем закончилось и это – тело начало остывать.
Минарс метался по комнате, то срывая с себя одежду, то вновь надевая ее. Сквозь туман, заволакивающий сознание, он заметил, как девочка очнулась от сна и с воплем выбежала из комнаты. Он упал на дверь, закрывая ее, и последним усилием задвинул засов. Очень вовремя, потому что после этого пришла боль.
30 сабтамбира, дом Каракара
Алет возвращался домой со смешанным чувством ожидания, неприязни, вины и тревоги. Трис успокоила его, сообщив, что Ранели никуда не ушла, а ждет его дома, но это не очень помогло. Прежде всего потому, что он не был уверен, хочет ли ее видеть. Он позволил лошади идти медленно, чтобы иметь возможность разобраться в себе, до того как переступит порог родного дома.
Виноват ли он в их ссоре? Нет. Он поступил правильно. Только так он и мог поступить. И, наверно, большинство эйманов или людей, поступили бы в этом случае еще жестче. Он испытывал страх – вдруг она уйдет? – но только самую малость. Если он сейчас не настоит на своем, то что за жизнь будет дальше? Она собирается манипулировать им, стать хозяйкой в доме? Так не будет. Она смирится, или… Или ничего у них не выйдет, как бы больно ему не было.
И еще одно беспокоило: Ранели останется, но при этом всячески будет выказывать недовольство. После всего, что навалилось: заговора против Охотника, убийства Корсака и Сафер Крохаль, отъезда Удагана, потеря памяти Шелы – это бы его окончательно взбесило. Больше всего хотелось покоя. Чтобы хоть где-то в этом мире можно было обойтись без переживаний и суеты.
Почуяв жилье, конь ускорил шаг. Разложив все по полочкам, Алет как бы сжался в комок. Он приготовился ко всему, что мог встретить дома, продумал поведение.
Когда лес расступился и показался замок, ворота там уже были распахнуты: видно, эйм-каракар заметил его издалека. Первым навстречу вышел отец – взгляд полон беспокойства. Последние события состарят его сразу лет на десять.
Сокол соскочил с коня.
– Здравствуй, – отец прижал его голову к плечу. – Почему один? Где Шела, Трис?
Алет, убедившись, что мать тоже его слышит, объяснил коротко:
– Шела жив, но ничего не помнит. Совсем ничего. Даже татуировка на груди исчезла. Трис живет в том же доме.
– Как это? – Тана подошла ближе. – Если он ничего не помнит, то…
– Я окольными путями смог договориться, чтобы ее взяли служанкой. Она так хотела.
– Служанкой? – ужаснулась Тана. Для жены эймана такая работа была почти позором.
Алет пожал плечами:
– Для нее это единственная возможность быть рядом с ним. Она вернет хоть что-то…
– Ладно, – распорядился отец, – иди в дом. Тебе надо отдохнуть с дороги. Я позабочусь о коне.
С некоторым напряжением Сокол направился к двери. С Ранели он столкнулся на пороге.
– Приехал? – неловко обнимает, легко прикасается губами к щеке и отступает. Будто волна приласкала берег. Он удерживает ее, возвращает к себе. Ловит взгляд, пытается определить, что за этой вежливостью: укор, обида или… Она смотрит спокойно, робкая улыбка дрожит, и тут же глаза опускаются. – Пойдем, я уже накрыла на стол. Ты наверняка голоден.
Голоден. Конечно, голоден.
Он садится за стол. В полумраке столовой Ранели движется как тень, умело расставляя различные сосуды.
– Хватит, – останавливает он ее в какой-то момент. – Тут еды на десять человек.
Она послушно опускается на стул, руки складывает на коленях, лицо опущено. Алет оглянулся – родители ушли. Хотят, чтобы они поговорили наедине. Наверно, так будет лучше.
– Дуешься на меня? – он старается сохранять спокойствие, хотя от предположения, что Ранели обижается, тогда как виновата сама, в душе растет злость.
Она долго молчит. Наконец он слышит тихий голос.
– Нет. Глупо обижаться на то, что ты такой, какой есть.
– Ты не такая, как всегда, – усмехнулся он. – И не похожа на женщину, которая не обижается.
– Такая, как всегда, я тебе не нравилась, разве нет? – она на мгновение подняла взгляд. – Я не обижаюсь, поверь мне на слово. И я постараюсь стать удобной для тебя. И так слишком много навалилось, я не хочу быть еще одной проблемой.
– Мудрое решение, – глубокомысленно кивнул он и потянулся за ложкой, чтобы положить себе картофель. Но вновь замер. – То есть ты теперь будешь ходить с видом скорбящей вдовы, чтобы показать, что ты не обижаешься и будешь послушной женой?
Ранели вскинула подбородок, и он услышал глубокий вздох.
– Я буду такой, как ты хочешь, – терпеливо объяснила она после паузы. – Если надо смеяться – я буду смеяться. Если хочешь – спляшу. Если хочешь – ты вообще меня больше не увидишь.
– Ладно. Я хочу, чтобы ты перестала корчить из себя не знаю что. Это возможно?
Теперь она расправила плечи, вытянулась в струнку.
– Я постараюсь. Хотя мне было бы проще, если бы ты выражался конкретней: сделать другую прическу, сменить платье…
– Выражение лица и тон! – он начал раздражаться.
– Хорошо, – она расслабилась, улыбнулась с нежностью. – Так лучше?
– Гораздо! – он положил себе в тарелку картошку. – Буду благодарен, если ты дашь мне поесть в одиночестве.
– Хорошо, – она тут же ушла на кухню.
Алет собрался уже поесть, затем в сердцах швырнул ложку на стол и пошел следом за девушкой. Ранели стояла у очага, сникшая, сжавшаяся, словно ожидая удара. Он развернул ее, прижал к себе, поцеловал лоб, щеки, нос, прижался к губам и не отпускал, пока не почувствовал, что она не расслабилась, пока не сомкнула руки на шее, пока не ответила на поцелуи.
Он был голоден. Очень голоден.
Ранели лежала у него на плече, уткнувшись носом прямо в татуировку. Алет давно заметил, что она любит лежать так и украдкой целовать изображенного сокола. Они молчали. Он не хотел никаких слов, боясь, что если только они заговорят, опять будут ссориться. Но молчание девушки создавало неприятный осадок. Раньше она никогда не молчала. Наоборот, будто плотину прорывало: болтала так, что слово не вставить. Ему хотелось спать, а она мучила расспросами.
– Ты не хочешь узнать, как я съездил? – он погладил обнаженные плечи, пропустил сквозь пальцы шелковистые волосы.
– Я слышала, что ты рассказал родителям, – объяснила она тихо.
– Ну да, – он вспомнил о ее остром слухе. – Как ты думаешь, я должен был позволить Трис остаться? – расспрашивал он.
– Хорошо, что ты позволил ей выбирать, – вымолвила Ранели. – Пусть другие сплетничают о ее работе, но это ее жизнь. Ее любимый.
То, что Ранели не ограничилась односложным ответом, успокоило Алета: она оттаяла.
– А ты бы поступила также? – уточнил он лукаво.
– Я бы сделала все, чтобы с тобой этого не случилось.
– Как она могла уберечь Шелу? – удивился Алет. – Разве тут можно было что-то поделать?
– Да, действительно, – в голосе слышалась ирония.
– Нет, правда, – он чуть тряхнул ее за плечи. – Что она могла сделать? – Ранели со вздохом начала одеваться. – Ты уже уходишь?
– Там дел полно, – объяснила Ранели. – Надо помочь Тане.
– Ты не ответила.
– Я не хочу отвечать, – объяснила она. – Я могла бы предложить несколько вариантов, но боюсь, ни один из них не подходит для жены эймана, – по лицу Сокола скользнула тень, и она торопливо добавила. – Но это ничего. Я привыкну. Давай не будем ссориться.
– Давай, – согласился Алет. – Побудь со мной еще немного.
– Я не могу, – покачала головой, тут же просительно посмотрела на мужа. – Действительно не могу. Я обещала Тане помочь. Не обижайся.
– Хорошо, – он тоже потянулся за рубашкой. – До вечера?
– Да, до вечера, – просияла она.
В столовой его ждал отец.
– Все остыло, – указал он на стол.
– Ничего, – Алет сел на свое место. Но прежде чем он взялся за ложку, Ранели быстро убрала тарелку, и поставила другую, с дымящейся картошкой. И тут же покинула столовую.
Каракар усмехнулся. Сокол сделал вид, что ничего особенного не случилось, и принялся за еду.
– Что-нибудь произошло без меня? – поинтересовался он.
– Пару раз заходил Щуа. Очень расстроился, что ни тебя, ни Удагана нет дома. Он уже пришел в себя. Слухи о нашей причастности к смерти его матери утихли. Все только и говорят об Охотнике. Щуа горит праведным желанием отомстить ему.
– Но на самом деле…
– Но на самом деле, Халвард конечно не имеет никакого отношения к ее смерти. Хотя мне бы очень хотелось, чтобы имел отношение именно он.
– Ты подозреваешь кого-то? – Алет перестал жевать.
– Да, – отец оглянулся. Затем хмыкнул. – Тяжело быть эйманом. Не покидает ощущение, что за тобой следят. Ведь всегда где-нибудь в укромном уголке может прятаться крыса или змея…
– Ты становишься слишком подозрительным…
– Станешь тут! – он махнул рукой. – На теле Сафер были следы. Они не очень заметны, но ее явно держали за шею. И знаешь, есть такая точка, – он ткнул себе в шею. – Нажмешь на нее, веки невольно распахнутся. Ненадолго, но много времени и не надо, чтобы посмотреть в глаза эйму.
– Ты подозреваешь кого-то? – повторил Сокол.
– Знаешь, откуда я знаю этот прием? Откуда я знаю, как держать, куда нажать, какие следы появляются? – Авиел не смотрел на сына – вопрос был риторическим. – Я видел, как таким образом убил человека Баал-Ханан.
– Глава Дома? – Алет перешел на шепот. – Но это вовсе не значит…
– Конечно! – поспешно и выразительно подхватил Авиел. – Баал-Ханан мог научить этому кого угодно.
Алет провел ладонями по лицу. Аппетит пропал совсем.
– Кого угодно… – пробормотал он. – Эль-Элион во что мы ввязались!
30 сабтамбира, Чарпад
– Нам точно хватит воды? – спросил вполголоса Ялмари, пока они устраивались на дневку.
– Если ты сможешь приструнить своего лорда, и он не будет пить без разрешения, то хватит, – также неслышно ответил Удаган. – Если не беречь воду, то нам ее хватит лишь на полдня пути. Это недолго.
Воду в колодце, у которого они остановились вчера, пить было невозможно. Поначалу они в это не поверили, с недоумением наблюдали, как Удаган выливает воду на землю. Герард попытался умыться ею, но с отвращением оттолкнул ведро, унюхав то, что Ялмари чувствовал и на расстоянии:
– Ну и вонь! Да тут не колодец, а выгребная яма.
– Да, не все колодцы так хороши, как нам бы хотелось, – с грустью констатировал Лев. – Вода у нас есть, будем ее беречь. До монастыря должно хватить. Тут осталось всего дня три.
– Всего дня три! – сокрушался лорд. – Я начинаю жалеть, что не родился верблюдом.
– Тогда бы ты только и делал, что ходил туда сюда по пустыне без воды, – беззлобно поддел его Ялмари.
– Шереш! – Герард окончательно пал духом. – В монастыре хотя бы достаточно воды? – повернулся он к Удагану. – А то, может быть, мне стоит вернуться пока не поздно… Никогда не любил монастыри.
– Песчаный монастырь – это оазис. Там воды всегда вдосталь. Даже для того чтобы принять ванну.
– Ванна… – Герард мечтательно прикрыл веки. Затем занялся вычислениями. – То есть, если мы пойдем обратно, то ванну я приму не раньше чем через неделю, а если вперед, то через четыре дня? Отлично, идем вперед. Вот только как представлю, что нам еще и возвращаться…
Сегодня, как только солнце вскарабкалось на небо, Удаган придержал верблюда.
– Нам лучше раньше лечь спать, – объяснил он, – и встать, когда солнце будет садиться.
Пока они готовили лагерь, Герард несколько раз прикладывался к меху с водой. Наконец, принц не выдержал:
– Герард, что ты будешь пить, когда твоя вода закончится? – поинтересовался он, стараясь сохранять спокойствие.
– Что значит, закончится? – горячился лорд. – Этот, – он указал на Льва, – сказал, что воды нам хватит до монастыря.
– Не обращайся к нему пренебрежительно, – резко оборвал его Ялмари. – Воды хватит, если ее беречь, а не пить каждый раз, когда пересохнет во рту. Ты должен был заметить, что Удаган говорит нам, когда можно пить. Так что ты будешь делать, когда твоя вода закончится?
– Попрошу у тебя, – оскалился лорд.
– Боюсь, буду вынужден отказать тебе, – категорично возразил Ялмари. – Подумай об этом.
И отвернулся, завернувшись в плащ.
Сорот недовольно сопел рядом. Потом вспылил:
– Уже подумал, – громко сообщил он. – Пугать ты любишь, вот что. Если я буду умирать, сам мне воду принесешь.
Принц быстро сел, спрятал глаза – от ярости он чуть не показал их Герарду. Чуть посидел, успокаиваясь. Потом процедил сквозь зубы:
– Хорошо меня знаешь, да? Тогда скажи, если у меня будет выбор – спасти тебя или Свальда, кого я выберу?
Сорот тоже сел.
– Свальда, – прошипел он.
– Верно! – злорадно воскликнул Ялмари. – Теперь подумай об этом.
– Давайте успокоимся, – примирительно предложил Удаган.
– Уже успокоились, – Ялмари снова лег.
Он уснул почти сразу – когда они избавились от акурда, к нему вернулся крепкий сон. Да и от недостатка влаги напала сонливость.
Очнулся оттого, что кто-то громко ругался над ним:
– Шереш, шереш, шереш!
Спросонья потряс головой. Кто-то что-то громко объяснял, кто-то ругался…
– Уже закат? – он недоуменно взглянул на солнце, едва перевалившее зенит. – Что происходит?
– До заката далеко, – мрачно объяснил Лев. – Но ехать надо. Спать будем в седле.
– Да что случилось? – Ялмари встал, увидев, что он не шутит.
– Посмотри свой бурдюк с водой.
Ялмари потянулся к спине верблюда и выругался – шерсть животного и поклажа были мокрыми. Песок рядом – тоже чуть влажный.
– Какого шереша? – изумился он.
– Кто-то продырявил мехи с водой, – мрачно объяснил Тагир. – Все до единого, – закончил он веско.
– Чья стража? – принц вскочил на ноги.
– Моя, – нехотя доложил лорд.
– Твоя? – Ялмари шагнул к нему, но Шрам встал у него на пути.
– Не глупи. Ты, собственно, не думаешь же, что он специально оставил нас без воды? Думаешь, он ненавидит тебя так сильно, что готов умереть вместе с тобой?
– Его стража! – воскликнул Ялмари. – Если он спал…
– Он не спал, – отрезал Етварт. – А что, собственно, произошло, выясняет Лев. Подождем.
– Меня Сорот разбудил, потому что моя очередь сторожить была, – вступил Тагир. – Я поднялся и наступил в лужу. Проверил – мехи разорваны…
Удаган осматривал песок. Наконец подал знак.
– Едем.
– Так кто это сделал?
– Если я не сошел с ума, – ответил Удаган уже с высоты, – это был варан. Пустынная ящерица. Никаких других следов я не нашел.
– Зачем ей делать это? – поразился принц.
– Незачем. Если только кто-то не управлял ею. Кто-то, кто ненавидит тебя сильнее, чем лорд, – повторил он слова Шрама. – Ненавидит настолько, что готов убить всех нас. Ты не знаешь, кто это? – Ялмари опустил голову. – Надо ехать, – подвел итог Лев.
– Куда?! – воскликнул Сорот. – Куда мы поедем? Воды нет, до монастыря еще три дня.
– До Энгарна дольше! – возразил эйман. – Нас могут заметить издали, пошлют помощь. На обратном пути шансов выжить у нас вообще нет.
1 уктубира, Меара
Похороны Раддая прошли тихо и скромно. Его похоронили возле часовни в Меаре, где покоились предки Илкер и ее отец. Только маму похоронили на кладбище в Жанхоте.
Плиту для Зазы сделать не успели, поэтому просто опустили гроб в землю. Над ним не произнесли прощальных слов, священника тоже не позвали.
Солнце в осенний день сияло ослепительно. На небе до самого горизонта ни облачка, только глубокая синь… Говорят, когда во время похорон идет дождь, это Эль-Элион плачет о том, что умерший никогда не попадет в Его дворец, а обречен страдать в подземельях шереша. Но когда сияет солнце, – на небесах радуются, встречая праведника. Это справедливо, что сегодня такой прекрасный день. Может, Раду и не святой, но и страдать больше не должен. Да и никто не должен… "Зачем это нам отпущено? Почему мы выбрали то, что выбрали?" – сегодня, как никогда раньше, Илкер мечтала, чтобы смерти, боль прекратилась однажды и навсегда.
Айна вроде бы успокоилась. Она стояла у могилы бледная, осунувшаяся. Почти мертвая. Илкер смотрела на нее, а видела себя. Если с Ялмари что-то случится… Она не этого переживет. Лучше первой, чем пережить такое.
Только поэтому она не соглашалась с решением Улма.
– Никто не пойдет в монастырь Наемы, – категорически заявил он.
– Мы должны забрать из библиотеки документы, которые выкрал Раду, – возразила Илкер. – Если мы их не заберем, их найдут и уничтожат. Неужели он зря погиб?
– Никто туда не пойдет, – раздельно повторил Улм. – Никто не должен погибнуть. Тобой я в первую очередь не могу рисковать. Нас поставили, чтобы защитить тебя.
– Айна, – обратилась она к безжизненно сникшей девушке. – Ведь это несправедливо. Почему моя жизнь дороже, чем его? Мы должны что-то сделать…
– Улм прав, – она опять умолкла, погрузившись в свои мысли.
– Я отправил донесение Поладу. Это вопрос нескольких дней, "волки" разнесут это гнездо к шерешу. Мы подождем и посмотрим.
Все казалось таким правильным, таким логичным, мудрым… Но что если из-за их промедления уничтожат что-то, что могло спасти Ялмари или помочь ему? Она не простит себе этого. Никогда не простит.
Илкер оглянулась. Позади стоял молодой священник. Отец Гарое, смиренно опустив голову и сложив руки у груди, будто молился. На девушку накатила острая неприязнь. Захотелось ударить его, прогнать немедленно. Как он смеет? Его не приглашали сюда. Пусть он не убивал Раду, но он из той же шайки, значит, тоже виновен.
Илкер лихорадочно подбирала слова, чтобы холодно, но твердо прогнать отсюда одного из лицемеров, прикрывающихся именем Бога. Он словно почувствовал ее взгляд.
– Простите меня, – попросил он.
– За что? – опешила Илкер.
– За то, что явился незваным. Вы не хотели никого видеть, но я… не мог не прийти. Кто-то должен напутствовать его молитвой.
– Вы уверены? – Илкер напрочь забыла о том, что должна играть недалекую интриганку. Да это и не имело большого значения, ее роль уже сыграна.
– Уверен, – Гарое не отводил глаз. – Такое напутствие никому еще не помешало. Для чего-то Эль-Элион создал церковь.
– Да Он ли создал? – Илкер старалась не привлекать лишнее внимание, но эмоции ее переполняли. – Ему ли нужно, чтобы грешные, злобные людишки надевали сутану и вещали от Его имени в церкви? – она шагнула вперед, и Гарое был вынужден отступить.
– Он хотел, чтобы все было иначе, – твердо возразил священник. – Не Его вина, что люди опять все извратили. Я понимаю ваш гнев. Но поверьте, не все такие.
– Не все? А кто другой? Может, вы?
– Это мы узнаем, когда я умру. Сейчас я лишь в начале пути, всякое может случиться. Деньги и власть развращают и уродуют. Но Эль-Элион знает, мне очень хочется быть другим.