Текст книги "Растущая луна: зверь во мне"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

Эти мысли придали сил. Загфуран встал. "Теперь в Лейн. А когда отдохну, встречусь в Девиром Тештером. Настало время определить, на чьей он стороне: на стороне Света или на стороне тьмы".

26 ухгустуса, Щев, Гучин

Покинув спальню, Корсак еще немного постоял в коридоре, прислушиваясь. Женщина безмятежно спала. Ноги заледенели, но он не хотел одеваться рядом с ней: еще разбудит ненароком. Толкнув соседнюю дверь и убедившись, что в комнате тоже есть стул и стол, быстро надел все вплоть до плаща, чтобы не замерзнуть до утра. Сделал в уме заметочку: прислать ей побольше дров. "Зима все-таки скоро. А вообще переехать бы ей на Герел. С тремя тысячами золотых она бы и там трактир открыла. И тепло, и я рядом, помогу если что. Глядишь, и мужа хорошего найдет. Надо бы утром предложить ей… Хотя там ведь война скоро. Ладно, посмотрим…"

Эту комнату Дарихан использовала в качестве кабинета. Здесь стояла чернильница, лежало несколько листов бумаги. Скорее всего, и записи мужа она прятала в этой комнате. Елиад сел за стол и открыл книжечку загадочного эймана. Открыл с конца, чтобы убедиться, что ни Шишла, ни Дарихан не соврали: там есть рецепт нужного им напитка. Рецепт был последним, что записал Шишла. Корсак прочел его дважды. Две травы из семи, входящие в состав в самых больших пропорциях, использовались довольно часто. Цефанию не знали разве что в совсем захудалых деревнях Энгарна. Она в любом виде: в настойке, высушенная, если бросить в костер и вдохнуть дым, в виде чая – оказывала сильное одурманивающее действие. Человек видел дворцы Эль-Элиона и часто не желал возвращаться обратно на Гошту после подобных откровений. Зааван имел противоположное действие: прояснял сознание, помогал мыслить быстро и четко, отбивал желание спать. Злоупотреблять им тоже было нельзя, но иногда эйманы нуждались в нем. Несмотря на то, что доли порошков были прописаны до геры*, рецепт показался Елиаду

*гера – мера веса, соответствующая примерно одному грамму.

сомнительным. Он перелистал записи, чтобы найти объяснение: почему именно эти два порошка? Ведь с чего-то же Шишла решил, что они помогут…

Страницы были заполнены корявым, но разборчивым подчерком. Шишла писал для себя. О том, что тетрадь можно продать кому-нибудь из эйманов, он подумал гораздо позже. Чиж собирал обрывочные заметки об эйманах, записывал вопросы, которые его интересовали, факты, которые он находил. Иногда записи противоречили друг другу: Шишла считал, что нашел ответ, но еще через несколько страниц опровергал собственные изыскания. Корсак искал то, что касалось напитка, и примерно через четверть часа нашел.

"Я смог пережить Обряд. Запрет на меня не подействовал, я на верном пути. Не знаю, как эти дни пережила Ханна – я был беспробудно пьян, а когда приходил в себя, вливал в себя новую порцию граппы*. Но главное – я на верном пути. Если эйман не

*Граппа – виноградный алкогольный напиток, по крепости сравнимый с водкой.

приходит в себя: Охотник не имеет над ним власти".

"Ничего себе, "верный путь", – присвистнул Корсак. – Бедная Дарихан". Тут же вспомнил о Ястребе – пропавшем сыне Каракара. Помнится, Охотник утверждал, что он жив, что Халвард чувствует его эйма, но не чувствует Шелу. "Может, с ним что-то подобное? Хотя парень никогда спиртным не увлекался. Да и столько дней быть пьяным… Нет, тут что-то иное", – он продолжил чтение.

Он перелистнул несколько страниц. Нашел другую запись:

"Перепробовал три одурманивающих средства. Действие примерно одинаковое: Охотник меня не видит, но и я не вижу эйма. А если учесть, что и себя почти не контролирую, то ни человеком, ни эйманом меня считать нельзя. Какое-то пьяное животное. Боюсь обидеть Ханну в это в этом состоянии, но она уверяет, что я веду себя смирно".

Елиад начал понимать, в чем секрет рецепта Шишлы, но подтвердил предположения когда нашел следующую заметку:

"Порошок заавана помог, в голове стоял туман, но кое-что я соображал и смог призвать эйма к себе. Следует найти правильную пропорцию, чтобы лучше управлять эймом. Возможно, скоро я найду способ, чтобы эйманы не зависели от Охотника и не подчинялись его запретам".

– Ты нашел, брат, – кивнул Елиад. – И если уж тебя нельзя за это поблагодарить, надо хоть вдове твоей помочь, как мы помогаем всем вдовам.

В слюдяное окно кто-то постучал. Елиад с удивлением повернулся туда: кто мог постучать в окно второго этажа? Тут же догадался, что это за странный гость. Аккуратно вытащил раму. На подоконнике сидел юнко, следя за ним черным глазом.

– Все следишь, Цовев? – подмигнул Корсак. – Ладно, поделюсь с тобой радостью. Мы же партнеры, – он сделал приглашающий жест, и юнко влетел в комнату. Попрыгал по столу, рассматривая книжицу. – Вряд ли ты что-то разглядишь, – по собственному опыту он знал, что читать глазами эйма очень сложно, зрение животных предназначено для другого. – Но скажу, что наш Шишла был настоящим ученым и последние девять лет проводил на себе эксперименты, чтобы найти препарат, принимая который, эйман стал бы невидим для Охотника, но по-прежнему управлял эймом. И такое средство он нашел. То, что нам нужно. Пока кто-нибудь будет отвлекать Охотника, эймы могут напасть на него, сорвать амулет. В общем, посмотришь, – он взял чистый лист и, обмакнув перо в чернила, быстро набросал рецепт, после чего свернул его трубочкой и привязал к лапке птицы. – Подробности расскажу при встрече, но это должно помочь.

Юнко еще раз взглянул на Елиада и вылетел в окно.

– Вот и славно, – рассмеялся эйман. – Может, хоть дня два следить не будешь. А то казалось, будто я под надзором.

Он снова сел за стол. Раму вставлять не спешил: все равно в комнате почти также холодно, как за окном. Перелистал записи. Наткнулся на одну фразу и уже не смог оторваться.

"Это не правда, что без благословения Охотника у эймана не может быть детей. После того как Ханна забеременела, я побывал на Гереле и встретился с несколькими любовницами эйманов, заходил к мадам Жалма. Они полностью подтвердили мои предположения: женщины беременеют от нас точно так же, как и от других мужчин. Если женщина, как девочки мадам Жалма, не избавляется вовремя от плода, то у нее рождается сын. Но ребенок редко доживает до пяти лет".

– Шереш! – Корсака бросило в пот, когда он вспомнил, как смеялся над вдовой в Сальмане, сообщившей ему о беременности. Он помог ей переехать в другой город, где не знали, как давно умер ее муж, купил ей небольшую квартирку и еще оставил денег, после чего ни разу к ней не возвращался.

Елиад провел ладонью по лицу. И ведь он еще поступил благородно. Были эйманы, которые бросали забеременевших любовниц без средств к существованию, полагая, что их обманывали. Что чувствовали эти женщины? "Придушил бы Охотника голыми руками. Почему не сказать, как есть? Зачем ему надо, чтобы эйманы не знали, о собственных детях, особенно если они умирают вскоре?"

Теперь он должен был съездить в Биргер, узнать, что с сыном. Еще одна забота на его голову. Он склонился над записями.

"У меня было подозрение, что Охотнику зачем-то нужны наши внебрачные дети. Поэтому и поддерживается легенда, что у эйманов дети рождаются только в благословленном браке. Я начал поиски, объехал множество городов и был разочарован и напуган. Некоторые из детей эйманов умирали, некоторых забирали монахи, считая их одержимыми. Одного я застал дома, с матерью, но в возрасте семи лет он был абсолютно невменяем и вел себя, скорее как животное, нежели как человек. Монахи не забрали его потому, что мать была любовницей местного графа, и он защищал эту женщину. Сначала я предположил, что Охотник все-таки делает что-то, чтобы наши дети рождались здоровыми. Ведь среди семей эйманов ни разу не рождались дети с такими нарушениями. Но потом пришел к выводу, что беда тут, скорее, в том, что дети росли без отцов. Рядом с теми мальчиками, которые родились в браке, отец находится рядом с рождения. Наши отцы помогали нам осознавать себя и контролировать эйма. Я точно также поступал со своими сыновьями. Воспитание эйманов до четырнадцати лет носит сдерживающий фактор. Мы не позволяем детям "заигрывать" с эймом. Мы делаем все, чтобы в теле человека был человек, а не животное. Но когда мы покидаем любовниц, думая, что они предали нас, женщина не знает, как обращаться с ребенком, и животное берет власть над ним. Я уверен, что с детьми Ханны все будет в порядке, потому что я буду рядом".

– Ты ошибся, – Елиад покачал головой. – А твои эксперименты ударили прежде всего по ней.

Чуть дальше он нашел записи, касающиеся первого сына Шишлы.

"Я ничего не могу сделать. Кажется, когда Охотник благословляет брак, все же действует какая-то магия. Мой сын меня не слышит, как я ни стараюсь. Он все больше напоминает животное. Но не кого-то из моего дома. Его эйм не птица, и я не понимаю, почему такое произошло. Он иногда начинает лаять и скулить, иногда мяукает, иногда мычит или издает рык, от которого вздрагивают даже соседи. Ханна напугана, я не знаю, чем ее утешить. Удивляюсь, что она любит его. Соседи нас боятся и ненавидят. Они наверняка нашлют на нас монахов".

Корсак посидел немного с закрытыми глазами. Он ничего не мог с собой поделать – представлял, что происходило или происходит с его сыном в Биргере. Ему должно быть около трех лет сейчас. Зачем Виена так его любила? Лучше бы она избавилась от ребенка до рождения, чем такая судьба.

На следующей странице он убедился, что и Шишла думал так же.

"Я отдал сына монахам. Ханна плакала и кидалась на пришедших, но я увел ее в другую комнату и не отпускал, пока монахи не ушли. Я знаю, что с ним не будут обращаться хорошо. Они будут изгонять из него бесов, пока он не умрет. Он проживет, может быть, месяц. Ему будет очень больно, я знаю. Но лучше так, чем жить в одном доме с агрессивным животным, которое однажды может убить тебя во сне. С каждым днем ему хуже. Ханна не простит меня, но я делаю это для ее блага. Я не могу убить его. Так пусть это сделают другие".

– Интересно, оценила ли она твою заботу.

Читать о том, как он позволил, чтобы Ханна родила еще одного сына, Елиад не смог и перелистнул еще несколько страниц.

"Я задался целью выяснить, откуда берется Охотник. То, как стал Охотником Халвард, – это единственный случай за всю историю эйманов. Никто и никогда не слышал ни о чем подобном. Я перечитал сведения, которые собирал, когда еще жил с Жансурет (странно, что я не могу называть ее Жана, как раньше, как будто потерял на это право). Старики рассказывали мне, что незадолго до смерти предыдущий Охотник ездил в Энгарн и вернулся оттуда с Фареем. Молодой мужчина дичился нас, но Охотника слушался беспрекословно. Он какое-то время жил в его доме, несколько раз они заходили в Ритуальный круг. Однажды Фарей появился с амулетом на груди, и мы подчинились ему. Он сообщил, что прежний Охотник умер. Если бы была возможность еще расспросить тех, кто знал молодого Фарея, может быть, я смог бы найти, откуда он пришел к нам, и узнать, почему Охотник выбрал именно его. Амулет совершенно точно имеет большую силу, поскольку едва Халвард надел его – получил силу Охотника. Но по всему видно, что уходящий Охотник должен передать молодому что-то большее. Поэтому нам так тяжело пришлось с Барсом, он обучался сам, методом проб и ошибок. Но если эйманам нельзя вернуть Лесничего, то хотелось бы освободиться и от этого проклятия. Освободиться от Охотника".

…Необычный шум привлек внимание Корсака. За окном что-то происходило, если бы он раньше не вынул раму, вряд ли бы услышал это. Быстро спрятав лампу под стол, чтобы ее свет не заметили во дворе, он выглянул в окно. Увиденное Корсаку очень не понравилось. Окно выходило на левую сторону дома. Прямо под ним к стене дома прилепился сарай. Чуть правее росло дерево, под которым поставили грубо сколоченный стол и скамью: наверно, когда-то тут летом обедали слуги. Ближе к забору, под деревьями, он заметил тени нескольких человек.

Елиад подхватил записи Шишлы и вернулся в спальню. Наклонившись, поцеловал Дарихан, чтобы она проснулась. Женщина ласково промурлыкала что-то и чуть приоткрыла веки, но, разглядев, что он одет и чем-то встревожен, тут же села на постели.

– Что случилось? – в глазах отразилось беспокойство.

– У тебя в доме есть деньги кроме тех, что принес я? – спросил он негромко. – Очень быстро: да или нет?

– Нет. Ну, если не считать несколько медяков…

– Значит, выследили меня, – убедился Елиад. – Слушай меня внимательно. Сиди в комнате, никуда не выходи. Поняла? Деньги пусть лежат на столе, записки держи при себе. Я надеюсь, что пришли за деньгами. Если услышишь, что в дом кто-то вошел, прячься. Деньги оставляй. Пусть забирают, главное, чтобы тебя не обидели. Поняла? Если что, я заплачу еще раз. Записи лучше спрячь. Я вернусь за ними завтра. Или отдашь Ежу. Поняла?

– Лид… – голос женщины задрожал, на глаза навернулись слезы. – Что происходит, Лид? Они тебя убьют?

– Ну, что ты! – рассмеялся он. – Меня так просто не возьмешь. Все будет хорошо, не волнуйся. Я уведу их подальше от дома. Главное запомни: из комнаты выйдешь, только если услышишь, что кто-то проник в дом. Если будет тихо, сиди здесь. Поняла?

– Лид, мне страшно…

– Не бойся, милая. Все…хватит… – он поцеловал ее. – Еще увидимся.

Корсак вернулся в соседнюю комнату. Лампу он погасил. Для того чтобы сбежать ему хватит света звезд и растущей луны. Чтобы увести грабителей до того, как они проникнут в дом, времени оставалось очень мало. Выглянув из окна, убедился, что разбойники по какой-то причине медлили. Корсак решил, что спустится вниз, привлечет внимание, а потом уйдет через главные ворота. Всего-то и надо: соскочить за сараем, чтобы его не загнали в угол. Осмотрев крышу строения, он побоялся прыгать на нее: еще проломится, побегает потом с переломанными ногами. Но если он повиснет на подоконнике, ноги будут в половине локтя* от крыши – это уже не страшно. Он прошел

*локоть – мера длины примерно равная 50 см.

по карнизу, стараясь не шуметь: привлекать внимание лучше на земле. Когда сарай оказался под ним, держась за подоконник, встал на колени на карниз, а затем и вовсе повис на кончиках пальцев. Прыгать в пустоту было нелегко, но он расцепил пальцы. Удача была на его стороне сегодня: крыша не хрустнула, но он замер, прижавшись к стене, чтобы убедиться: его мягкий прыжок не заметили разбойники. Быстро намотал плащ на руку, чтобы не мешал, добежал до края и спрыгнул на землю.

Его перемещение все же заметили. Фигуры в темноте заметно приблизились и стояли шагах в пяти от него. "Странные разбойники, – недоумевал Корсак. – Пришли за деньгами? Откуда могли знать, что я принесу деньги? Даже Еж не знал". Помедлив, он положил ладонь на рукоять меча.

– Судари, что за поздний визит? – осведомился он негромко. Очень не хотелось пугать Дарихан. Сколько он знал женщин, они постоянно поступали вопреки тому, что им говорят. Еще выскочит из дома, а ему придется защищать ее. – Что вам угодно?

Разбойники медленно приближались, заходя слева, чтобы отрезать ему путь. Корсак тоже шагнул влево, чтобы не попасть в ловушку.

– Стойте, – раздался негромкий приказ. Один чуть вышел вперед. – Не ввязывайтесь, сударь, – обратился он к Елиаду. – Со всеми не справитесь. Если записи Шишлы у вас, отдайте и уходите. Мы никого не тронем.

– Ух ты! Записи Шишлы… Вы чрезвычайно осведомлены… – Елиад сделал еще шаг назад и влево. Он тянул время, а сам лихорадочно соображал: "Еж? Нет, он бы не успел. Даже если бы захотел, не успел бы найти нужных людей. И зачем ему делать это тайно? Тогда кто? Кто-то из эйманов предал?"

– Хватит болтать, – оборвали его. – Они у тебя?

– Конечно, – ослепительно улыбнувшись ("Жаль они в темноте не разглядят…"), согласился он. – Разве есть еще какой-то повод посетить этот дом?

Он услышал шорох за спиной и быстро нырнул вправо – дубина просвистела мимо, Елиад одним движением проткнул нападавшему живот и отступил к стене, заметив позади еще пятерых. "Десяток, чтобы ограбить одного меня?" – поразился он.

Его оттеснили к стене и теперь медленно окружали. Елиад быстро оценил ситуацию: взять его в кольцо мешали дерево и стол. Этим и надо воспользоваться. За мгновение до того как двое бросили на него, он прыгнул на скамью, оттуда на стол, мимоходом перерезал горло обалдевшему мужику, считавшему, что уже победил наглого купца, другому сверху заехал сапогом по морде: не до рыцарства. Понадеялся, что удар был достаточно сильным, чтобы вырубить его хоть ненадолго, и спрыгнул с другой стороны стола. Дальше от входа, но дальше и от нападавших. Ему бы сейчас через забор – одна трость не высота: подпрыгнет и дотянется до верха. Может, и перескочит до того как в спину ударят. Но надо преодолеть пять тростей свободного пространства, а разбойники, к сожалению, тоже умеют бегать. "Что ж им в детстве ноги не переломали? Ведь сколько людей жило бы лучше!"

Он рванулся к забору, но, по какому-то наитию, притормозил и пригнулся: нож пролетел над головой. Но драгоценные мгновения потеряны, теперь надо встречаться с врагами лицом к лицу. Хорошо, что так же быстро бегают лишь двое. Один удар встретил мечом, другой – рукой в плаще.

"С правым надо кончать немедленно. Плащ добротный, да рука-то не железная". Быстрый оборот вокруг рукояти, и разбойник, охнув, выронил меч. Стремительный выпад – горло пробито. Если и не добил, он уже не боец. Тут же парирует еще один удар слева: сначала плащом, а дальше еле успевает подставить меч, чтобы отвести удар от сердца. Но лезвие скользнуло по предплечью. Рана пустяковая, но о заборе можно забыть. Теперь только вокруг дома, к выходу. И надеяться, что они не разгадают его планы раньше, не перекроют путь. За спиной сенник с лежащей почти горизонтально лестницей.

"Эх, лежала бы лестница повыше, залез бы на крышу, выкуривали бы вы меня долго! Но что есть, то есть". Чуть дальше заметил копну, приготовленную для беспокойно топчущегося скота в хлеву у забора.

"Вперед", – командует себе. Запрыгивает на лестницу, снова бьет ногой в грудь, но на этот раз не так удачно: ногу кольнуло. Замечает вилы, хватает левой рукой, всаживает в грудь одному бандиту, мечом делая выпад в сторону второго. Он отскакивает, а больше ничего и не надо: Корсак прыгает на сено и, мягко перекатившись, оказывается в трости от нападающих. Быстро оценивает обстановку: телега, круглый каменный колодец… "Успею!" Не вовремя подводит нога. Чуть-чуть не хватает скорости, поэтому на телеге приходится опять схватиться. Хорошо, что с одним. "А драться-то вы не умеете!" – злорадно подумал Корсак, распарывая живот очередному разбойнику.

Теперь прыжок на колодец, а оттуда на террасу: благо она низенькая.

Но тут отпущенное ему количество удачи закончилось. Раненая нога неловко подвернулась на деревянном полу, он задержался, и его настиг еще один прыткий. Елиад повернулся к нему, чтобы встретить удар, но они пронзили друг друга одновременно: Корсак мечом сердце противника, а разбойник Елиада над ключицей. Эйман выдернул меч, застывший в мертвых пальцах, и кровь хлынула фонтаном.

Он понял, что уже никуда не уйдет отсюда. И было совсем не страшно: верно, фея смерти витала где-то рядом. Но немного жаль, что все напрасно и эйманы не прочтут записи Шишлы. Хорошо, если хоть Дарихан не обидят.

Так быстро как мог, он заполз в угол террасы. Глупо конечно: перила тут резные, сделаны для красоты. Захотят убить – заколют со спины. Но так было легче сидеть. Он следил за темными фигурами, приближающимися к нему.

"А ведь тут не все. Неужели не поверили, и кто-то пошел в дом?" – Корсак через боль улыбнулся и опять пожалел, что они не увидят этой улыбки. Они бы испугались.

– Ну, что ж вы так медленно? – он не выдержал и подогнал их, выставив перед собой меч.

Но вместо того, чтобы добить раненого, разбойники как по команде обернулись к воротам, до которых Корсак не дошел каких-то десять шагов.

– Какого шереша? – знакомый голос звенел от ярости.

Дафан так и не пригласил на ночь служанку. Позвонил в колокольчик, заказал еще вина и отпустил ее, несмотря на то, что сильно разочаровал девушку. Наверняка она теперь тоже будет распространять сплетни о том, что он предпочитает мужчин. Пусть ее. Даст бог он сюда не приедет и не придется никого убивать за подобные предположения. Помешало же утешить девушку природное чувство брезгливости и неясная тревога. По этой же причине он никак не мог уснуть, хотя пытался. Он, не раздеваясь, лег на постель и лежал в темноте, представляя, чем закончится их путешествие, и мечтая, чтобы оно закончилось поскорее. И чтобы расходов дополнительных не было, а хоть часть затрат окупилась за счет товаров, которые он велел купить.

Прошло около трех часов. Еж поднялся, подошел к окну. Выставил раму и посмотрел вниз. На улице стояла мертвая тишина: слуги еще не проснулись, никто не приходил. А он ожидал, что, по крайней мере, Елиад вернется раньше утра. Дафан сел на кровать, любовно погладил идану, не раз спасавшую не только жизнь, но и честь. Мысли утекли в Бакане, где он обучался владению оружием. Там он был хорошим воином, но далеко не лучшим. Он перенял технику боя, но так и не смог слиться с культурой страны, а для иданы это очень важно. В ней поет дух ее родины, она помнит руки мастера, ковавшего ее. Если бы он смог стать невозмутимым воином-касеем, если бы смог подавить эмоции, слиться с баканцами, тогда бы все было иначе. Но касеи с удовольствием обучали иноземцев искусству боя именно потому, что знали: им не удастся стать лучшими. Однако он все равно заплатил за обучение большие деньги, потому что плохонькому воину в Бакане почти нет равных здесь.

Тревога не проходила. Он снова подошел к окну, уже с иданой. Ладонь машинально ласкала оружие, будто женщину. И он решился. Надел дублет, плащ, вставил раму обратно, чтобы хозяин утром не выставил счет за лишние дрова, и вышел из комнаты. Дафан не разбудил конюха, сам оседлал сонную лошадь и, слегка понукая ее, поехал за город. Он не знал, зачем делает это, но раз все равно не спится, лучше узнать, что там происходит.

…Лошадь всхрапнула за две трости до дома Дарихан. Он быстро понял причину: на дороге лежал труп женщины с распущенными волосами и кинжалом в спине. Дафан спрыгнул с лошади и перевернул ее: теперь он узнал вдову Шишлы, днем не заметил, что у нее такие красивые волосы. Скорее всего, хотела позвать на помощь, но ей не позволили.

И тут Еж услышал от дома:

– Ну, что ж вы так медленно?

– Какого шереша? – он не заорал, но разбойники, окружавшие Елиада, чтобы добить, явно струхнули. И прежде чем они что-то предприняли, Дафан черной молнией взлетел на террасу. Случайный свидетель не успел бы досчитать до четырех, а нападавшие валялись на террасе и даже не хрипели. Еж бросился к другу.

– Ты вовремя, брат, – тяжело дыша, просипел Корсак.

– Где ранен? – прервал Еж и потребовал. – Держись!

– Плечо, – улыбка сверкнула в свете выглянувшей из-за туч луны. "Опять улыбается! Как же он может улыбаться?" – Что-то пробили там, хлещет фонтаном.

Дафан разрезал ему одежду. Разглядел рану и с силой зажал ее, потом снова потребовал:

– Держись!

– Брат… Ламис не говори… – прошептал Елиад из последних сил.

"Не говорить, что был у женщины", – сообразил Еж.

– А ну не смей! – процедил он. – Ты сам ей расскажешь все, что захочешь. Сейчас я найду, чем тебя перевязать. Зажми рану.

– Стой! – прохрипел Корсак. – Где Дарихан?

– Ее убили, – Дафан посмотрел в сторону.

– Господи, ее-то за что? – он будто угас на мгновение. – Проверь, не забрали ли записки. Они за ними приходили. В ее комнате должны…

– Молчи! Сначала я тебя перевяжу. Давай руку. Вот так, – он приложил ладонь Елиада к ране. – Держи крепко, я найду какую-нибудь чистую тряпку. Держишь?

– Да, – просиял Корсак.

– Я мигом, – но едва он отвернулся, рука Елиада с мягким стуком упала на пол.

– Лид! – крикнул Дафан. – Держись, Лид, – голос дрожал от боли. Корсак улыбался, глядя куда-то в пустоту. Кровь уже не лилась из раны. Еж быстро дотронулся до шеи, надеясь отыскать пульс, ничего не нашел и рванул одежду ниже, обнажая грудь: татуировка на груди исчезла. Эйм умер вместе с эйманом. – Что же ты наделал, Лид… – судорожно вдохнул Дафан. – Зачем ты пришел сюда? Что я скажу Ламис?

Он сцепил зубы до боли в скулах. Затем провел окровавленной ладонью по лицу друга, закрывая его глаза. Улыбку он стереть не мог. Корсак жил и умер смеясь и будет лежать в чужой земле с этой улыбкой.

Наконец он взял себя в руки: подобрал идану и направился в дом. Поднялся по лестнице на второй этаж. В темном коридоре, он ударил в темноту раньше, чем сообразил, что делает. Тело последнего бандита с грохотом упало на пол. Приоткрылась дверь комнаты, в которой их принимала Дарихан вчера днем. В прямоугольнике света, упавшем на пол, валялся разбойник, сжимая истрепанную книжицу.

"Столько смертей из-за тебя! – он подобрал ее и с трудом удержался, чтобы не швырнуть в камин. – Надеюсь, ты этого стоишь".

На столе разглядел мешочек с деньгами, два перстня и какую-то бумагу. Заставил себя подойти ближе.

"Хотел честно выкупить…" – догадался он. Потом взял кошелек и перстни, вексель сжег. "Деньги Ламис пригодятся. Дом Пса ее, конечно, не бросит, но… Шереш! Что же я скажу Ламис?"

Постояв еще немного, он взял кочергу, и вывалил из камина угли, затем раскидал их по полу.

"Так будет лучше, – пламя жадно лизало доски пола. – Пусть никто не живет в доме, где погиб эйман".

26 ухгустуса, Жанхот

Напрасно Ялмари ожидал, что, после того как они расстались на целые сутки, Илкер захочет с ним пообщаться. Едва девушка появилась на ступеньках храма, он сразу понял: она не уделит ему внимания. Его невеста в сшитом специально для этого дня небесно-голубом платье безмятежно-счастливая стояла на ступенях. Глаза покраснели – Илкер не спала всю ночь. К тому же ее чем-то опоили. Она была прекрасна, но не очень хорошо воспринимала окружающее, потому что когда жрица возвестила, что девушка чиста, и достойна стать женой принца, Илкер на это заявление не отреагировала. Он знал, как просто ее смутить, поэтому такая реакция была очень необычной. Интересно, если бы как в древние времена жрица вынесла подтверждение своих слов, она бы была так же спокойна? Несмотря на странное состояние, Илкер с достоинством сошла по ступеням и села в карету, которая отвезла ее домой к тете. Ялмари поехал следом, но, как и предполагал, Юмаана сообщила ему, что едва войдя в дом, Илкер захотела спать и уснула, кажется, когда ей еще платье снимали.

Ялмари слишком живо представил, как это происходило, и, видимо, на лице его что-то отразилось, потому что тетя осеклась, покраснела и быстро попрощалась. Теперь он знал, что в роду Илкер женщины смущались одинаково.

Принц решил, что освободившийся день можно использовать, чтобы помириться с сестрой. Он нашел Лин в помещении, выделенном для королевского театра. В окружении десяти "волков" – небывалый случай – она наблюдала за нелепыми действиями фрейлин, то и дело мрачно давая им убийственные комментарии. Ялмари сел позади нее. Сестренка явно слышала щелканье каблуками королевской гвардии салютующей принцу, но предпочла сделать вид, что ничего не происходит. Принц наклонился к ее уху:

– Можно с тобой поговорить наедине?

– Я вчера все сказала! – громко заявила принцесса.

– Лин, я исполню любое твое желание. После того как мы поговорим наедине, – так же тихо продолжил он.

– Ладно! – она поднялась. – Отдыхайте, пока я не приду! – крикнула она фрейлинам и направилась из зала.

Стражи четким строем последовали за ней, оставив небольшое пространство для принца. Лин направлялась в Зал Славы. "Вот уж маменькина привычка! – подумал он. – Только мама там терзается муками совести, а сестренка будет воевать".

Слуга распахнул перед ними двери, Ялмари задержался на пороге, приказав десятку ждать снаружи, а сам пошел вслед за сестрой. Она, скрестив руки на груди, стояла в центре комнаты, не собираясь садиться в стоявшее позади кресло. "Нет, ну как же похожа на мать! – поразился Ялмари. – Из нее выйдет замечательная королева. Главное, чтобы с мужем повезло…"

– Предупреждаю сразу, – с ходу перешла в атаку Лин, – все, что произошло у амазонок, я знаю. Если ты будешь рассказывать про Герарда гадости…

– Не буду, – возразил Ялмари, и сестренка растерялась. Но лишь на мгновение. Красивый лоб чуть нахмурился: она выдергивала из памяти заготовленные фразы, красивые и жалящие, но до того как Лин что-то произнесла, он перехватил инициативу. – Я хотел извиниться за то, что влез не в свое дело. Мне все еще кажется, что ты маленькая девочка и тебя надо защищать, а ты уже совсем взрослая и вот-вот выйдешь замуж. Извини. Больше такого не повторится.

Принцесса растеряно открыла рот. Затем облегченно выдохнула.

– Ллойд, – защитная броня Лин лопнула, она заговорила спокойней, но так же твердо, – твои слова ничего не значат, пока Герард не появится во дворце. Если ты полагаешь, что изменишь тон, и я сразу…

– Нет, не полагаю. Но прежде чем я верну тебе Герарда, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Выслушай меня, пожалуйста, это недолго.

– Хорошо, – принцесса сдвинула брови и села в кресло, держа руки на груди. Она опять приготовилась бороться.

Ялмари сел на банкетку напротив и склонился к ней.

– Во-первых, пойми, что мы тебе не враги. Ни я, ни Полад. И если мы сделали что-то не так, то потому, что желаем тебе счастья.

– Я знаю, в чем мое счастье! – выпалила девушка.

– Может быть, – согласился он. – А может, и нет. Трудно об этом судить. Но я пришел не спорить. Знаешь, Илкер однажды сказала мне, что человек имеет право на ошибку. Ошибаться, а потом исправлять ошибки – это и значит жить. И ты тоже имеешь на это право. Поэтому я не буду ничего рассказывать о Герарде, пока ты меня не попросишь. Я хочу, чтобы ты знала одно. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь… Если тебе будет тяжело. Ты всегда можешь обратиться ко мне. Я не упрекну. Это твоя жизнь и ты имеешь право делать с ней все, что хочешь. А если понадобится помощь, я помогу всем, чем смогу.

Лин расслабилась, руки упали на колени.

– На что ты намекаешь? Убьешь Герарда? Как убили… – она не договорила.

– Если он не будет понимать слов – убью, – уверенно ответил Ялмари. – Но сейчас я хочу, чтобы ты простила меня. И не злилась.

– Ллойд, я прощу, когда он вернется, – глаза ее блеснули. – И еще… он изменится, – она с надеждой взглянула на брата. – Правда! Он же человек… Ему надо. Но он изменится. Он добрый. Главное, что у нас нет тайн. Он все мне рассказывает. Ты не знаешь, как он раскаивается. Он о тебе слова плохого не сказал. Плакал, что все разрушил по своей глупости… Ты не злись на него, ладно? Вот помиритесь, и я тебя прощу. Хорошо?