Текст книги "Растущая луна: зверь во мне"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 38 страниц)

– Я… – принц хотел предупредить, что не принимает крепкие напитки, но Хозяин и сам вспомнил об этом.

– Вот черт. Ты же не пьешь вино, я забыл. Вот это подойдет, – напиток в бокале Ялмари стал коричневым, в нем появились пузырьки воздуха. – Попробуй, – предложили ему.

И вдруг принца осенило: он же похож на Эвилел, Хозяйку монастыря. Похож почти как брат-близнец. Ялмари сделал глоток из бокала. Странный терпкий вкус. Язык колет так, что не сразу ощущаешь сладость. Терпимо. Бывало и хуже.

– Да. Так и знал, что тебе придется не по вкусу, но хотелось проверить. Это мы ко всякой гадости привыкли… Ну, так… за знакомство, – он коснулся края бокала своим. – У нас так делают, чтобы показать дружелюбие, – пояснил он. Они сделали еще по глотку. Потом смотрели в огонь. Ялмари чувствовал, что ему хотят сообщить что-то важное, и с терпением ожидал этого. Наконец Хозяин вновь повернулся к нему. – Ты не поверишь, но от тебя сейчас очень многое зависит, – медленно начал он. – Бывает так, что судьбы целого мира сходятся в одном человеке. Или оборотне, – добавил он грустно. – Понимаешь… Ты, как никто другой, должен это понять. Гошта – это еще не вся вселенная. И тут такое началось… Если бы Загфуран был сам по себе, убил бы я его и не побоялся руки замарать. Но за ним сила. И они пока меня не нашли. А надо сказать, что тех, кого они нашли, они уничтожили. И тут надо делать трудный выбор: позволить себя убить и оставить Гошту на растерзание им, или… или предоставить тебе почетную обязанность спасти не только свою страну, но и весь мир. И если бы это было легко сделать, не было бы это трудным выбором. Ты мне нравишься. Но мой мир… Ты понимаешь. Должен понять. Я не могу отдать им мой мир. Не могу. Он мой. Он мне дорог. Это все равно что… Все равно, что для тебя Илкер. Смог бы ты ее отдать ради чего-то? Не смог бы, я знаю. И еще знаю, что ты не все понимаешь сейчас, но ты позже поймешь. Черт, а ведь я оправдываюсь! – воскликнул он и снова уставился в огонь. – Ладно, – он положил ладонь на лоб Ялмари.

Ко лбу будто лед приложили. Глаза защипало, после появилась такая резь, что принц невольно сжал их. Когда же хлынувшие слезы принесли облегчение, и он открыл веки, то первое, что увидел, – это рукоять кинжала, торчавшего из груди.

– А это? – спросил он.

– А вот с этим не могу. Тебе придется идти в храм Судьбы. Придется. И… – он помедлил, словно размышлял, стоит ли говорить еще что-то. И передумал. – Ладно. Если что – знаешь, как меня найти.

И снова Ялмари провалился в темноту. Вскоре он догадался, что лежит с мешком на голове. Неужели все снова? Он заворочался, пытаясь хоть немного ослабить цепь, и тут различил знакомые голоса.

– Бесполезно.

– Обратно в тюрьму?

– Успеем. Шереш! Что же делать?

– Полад? – у Ялмари пересохло горло.

Беседующие умолкли. Потом отец промолвил:

– Ллойд?

– Можно меня развязать? – попросил он. – Все тело затекло.

К нему бросились сразу двое. Один сдернул мешок, другой освободил от цепей. Наконец Ялмари вдохнул полной грудью.

– Не расскажете, где я и что со мной тут делают?

– С возвращением, брат, – Шрам потрепал его по плечу. – Все расскажем, только не здесь. Не нравится мне это место. Идемте отсюда.

Принц перевел взгляд на отца. Он тоже был сегодня в шляпе, чтобы Шрам не заметил, что и телохранитель королевы не человек. Он хотел обнять сына, но вынужден был сдерживать порывы при посторонних. Ничего. Самое страшное миновало.

– Ты сам идти сможешь? – сухо поинтересовался Полад. – Срочно во дворец. Отмоешься, выспишься. А позже подробно расскажешь обо всем. Давай руку.

Ялмари встал с дивана. Ноги держали. До кареты дойдет. А больше ему пока и не нужно.

Эпилог

Несколько дней до обряда и дня два после вспоминались Ранели как кошмарный сон, от которого мучительно хотелось проснуться, но никак не получалось. Сначала Алет становился все более отстраненным. После Обряда болел. Выздоровев, нисколько не повеселел, потому что насмешка судьбы, когда его брат неожиданно для всех стал Охотником, слишком больно ударила по всем.

Вскоре Удаган Охотник пришел в гости. Вместе с эймом. Они обедали, как в те времена, когда еще не собирались никого убивать. Не было никакого напряжения, Удаган шутил, как всегда, но умудренность из его глаз никуда не делась. Он будто… не постарел, но осознал что-то, недоступное остальным. После обеда мужчины уединились. Но Ранели слышала их беседу. В целом она сводилась к тому, что не стоит так уж убиваться из-за того, что он, Удаган, стал Охотником. Что это рука Эль-Элиона и лучший выход для всех. Что он даже рад, что все случилось так. И хорошо, что по-настоящему виновные в произошедшем, тоже наказаны: пока Удаган принял власть Охотника, умерло несколько стариков, в том числе Лаедан Крыс и Баал-Ханан Воробей. Он рад, что может обвенчать брата и, зная, где Шела, помочь и ему, найти его ниточку, связать его с эймом, вернуть память…

Удаган говорил много, уверенно, со смешком. Авиел и Алет успокаивались. Но Ранели, как оборотень, видела, сколько напускного в этой речи. Ле, наверно, раньше не приходил, потому что репетировал эту речь перед зеркалом. Чтобы быть убедительным. Он и льва с собой взял только для того, чтобы создать иллюзию: его статус мало что изменил.

Легко убедить того, кто хочет быть убежденным. Он смог успокоить отца и брата, но Тана чувствовала, что он уже не тот, и прежним никогда не будет. От того и плакала украдкой. Ранели тоже это чувствовала, но не огорчала мужа. Или… его стоит назвать женихом, раз их не благословил Охотник?

Поначалу девушка с замиранием сердца ждала, когда Алет вспомнит о венчании. Но он не заговаривал об этом, и она немного расслабилась. Ранели готовилась: когда он вновь предложит ей предстать перед Охотником, придется начать трудный разговор. Разговор, которого она очень боялась, но без которого они не смогут жить вместе и быть счастливыми. И это хорошо, что благословение откладывалось. Пусть Алет немного успокоится, чтобы все оценить здраво, тогда у них есть шанс на понимание.

Они по-прежнему занимали одну спальню, и вскоре Сокол стал прежним, таким, каким она знала его с первой встречи: заботливым, веселым, чутким… Однажды утром, целуя ее обнаженные плечи, он прошептал:

– Нам надо обвенчаться. Благо Охотник теперь не против.

Сердце Ранели остановилось. Она столько раз прокручивала их диалог внутри себя, стараясь быть убедительной, но при этом не обидеть Алета, что, кажется, выучила его наизусть. Но теперь ужасно не хотелось ни о чем говорить. Может быть, и не надо?

– Что случилось? – он сразу почувствовал перемену в ее настроении, приподнялся на локте, заглядывая в лицо. – Ты не рада?

– Рада, – она ласково погладила его по щеке. – Очень рада. Но… мне кажется, нам надо обсудить кое-что.

– И что же? – он отодвинулся, сел на постели, скрестил руки на груди. Приготовился обороняться.

– Почему ты защищаешься, до того как я нападаю? – она тоже села, но чуть наклонилась к нему, показывая миролюбие. – Я ведь не собиралась на тебя нападать.

– Так, – твердо прервал он. – Не надо лишних слов. Ты хотела что-то сказать – говори. Хотя я уже заранее знаю, что ты скажешь.

Разговор предстоял даже труднее, чем она предполагала. Но отступать было поздно.

– То есть, ты заранее знаешь, о чем я попрошу? – тон ее был очень мягким, даже нежным, но… безнадежным.

– Не трудно догадаться.

– И о чем же?

– Да все то же самое. Чтобы я брал тебя с собой в поездки, чтобы ты была на равных со мной, чтобы была в курсе всех дел, а не пропадала на кухне с моей мамой. Угадал?

– Нет, – девушка опустила голову.

– Нет? – удивился Алет с некоторым облегчением.

– Нет. Я понимала, что становлюсь частью другого народа и надо принять ваши обычаи. Я готова согласиться со всем, что у вас принято. Я буду сидеть дома и ждать твоего возращения. Я не буду ревновать и подозревать тебя. Я научусь вышивать, если тебе этого хочется. Я буду сидеть на кухне, когда вам надо обсудить важные дела. Я даже постараюсь не подслушивать. Только… – она запнулась, – только прошу: не унижай меня больше.

Воцарилась такая тишина, что Ранели расслышала сонное дыхание в родительской спальне. Алет внимательно ее рассматривал.

– То есть речь идет о нашей ссоре до моего отъезда? – уточнил он медленно.

– Да, – негромко подтвердила она, старательно подбирая слова. – Пожалуйста, пообещай, что ты никогда не будешь разговаривать со мной так. И если обидишь… случайно… не уйдешь равнодушно, увидев, что я плачу. Не уйдешь, как ушел тогда… Пообещай, пожалуйста.

– Нет, – Алет снова стал категоричен. Она с тоской взглянула, надеясь, что он имел в виду не то, что она услышала. Но Сокол твердо повторил. – Нет, я не дам такого обещания. Я не люблю давать обещания, если не уверен, что смогу выполнить. А я не уверен, что ты осознала причину нашей ссоры. Что ты вообще поняла, что тогда произошло. Поэтому я могу сказать одно: если ты будешь вести себя также…

– А как я вела себя, Алет? – возмутилась девушка, но тут же взяла себя в руки, заговорила так мирно, как только могла. – Это не важно. Это все не важно. Хорошо, я согласна. Я вела себя неправильно. Не так, как у вас принято. Но ты можешь просто сказать мне об этом. Можешь сказать: "Ранели, мне не нравится, когда ты так делаешь", и я исправлюсь. Не надо меня унижать. Не надо доводить меня до слез. Я выбрала тебя. Я люблю тебя. Я понимаю обычные слова. Почему ты не можешь разговаривать со мной спокойно?

– Потому что ты не понимаешь обычные слова, – чем тише была Ранели, тем сильнее горячился Алет. – Потому что иногда, чтобы до тебя дошло, тебя надо стукнуть. И если бить женщину низко, то ударить словами – можно. Чтобы привести в чувство. Ранели, ты разве не помнишь, как тогда было дело? Как ты удивлялась и недоумевала: а что я такого сделала?

– Да, мне было непонятно, в чем меня обвиняют, – согласилась она устало. – Но это не значит, что я вела себя так же. Если ты хочешь, чтобы я никогда не высказывала недовольства и недоумения, я буду молчать. Но не унижай меня.

– Боюсь, мне придется повториться, – веско закончил Алет. – Если ты будешь вести себя так, как в прошлый раз, я тоже буду вести себя так же. Все. Давай прекратим, – он отвернулся и стал одеваться.

– Неужели ты не понимаешь, – безжизненно спросила Ранели, – что отнимаешь у меня последнюю надежду на то, что ты меня слышишь?

– Последнюю надежду? – он заправил рубашку в брюки, затянул ремень. – Я пока понимаю одно: сколько ни делай женщине добра, она найдет, за что зацепиться, чтобы обвинить тебя во всех смертных грехах. Или ты считаешь, что если спасла мне жизнь, то мы квиты? Ты для этого меня вытащила?

– Я вытащила тебя, потому что люблю, – объясняла Ранели, сознавая, что он не верит ни одному ее слову. – Потому что не хотела, чтобы ты погиб.

– Ладно, оставим это. К чему эта речь? Ты хочешь отложить венчание? Давай отложим. В конце концов, свадьба больше нужна тебе, чем мне. Охотник обвенчает нас в любое время. Как только ты сменишь гнев на милость.

– Почему?

– Да потому, что он мой брат! – рявкнул Алет.

– Почему свадьба нужна мне? – к Ранели пришло усталое безразличие. Он не слышал ее и вряд ли был способен услышать. – Потому что ты всегда найдешь себе другую жену, а вот меня, порченную, никто замуж не возьмет?

– А что, я не прав?

– Прав, – Ранели тоже потянулась за рубашкой. – Только мне и не нужен никто, кроме тебя. Я даже искать не буду, я знаю, что другого такого нет. И не поверю я никому.

Она стягивала шнуровку, когда он обнял ее, прижался к ее лбу:

– А мне ты веришь? Веришь?

– Верила, – ответила она. – Верила больше, чем самой себе.

– И что же изменилось? – он тут же отошел, снова сложил руки на груди. – Чего тебе не хватает? Я о тебе не забочусь? Заставляю трудиться, как рабыню? Бью тебя? Изменяю? Чего тебе не хватает? Шереш! Да, ты не найдешь того, кто бы терпел тебя, как я.

– Так ты меня терпишь? – она горько улыбнулась. – Ну, тогда действительно, зачем друг друга мучить? Это ведь не на пару месяцев. На пару десятков лет. Это будет тяжело вытерпеть.

– То есть, ты хочешь уйти? – он внезапно успокоился. – Из-за этой ерунды?

– Да, из-за этой ерунды. Неужели ты себя со стороны не видишь? Ты как за крепостной стеной. Я, как нищенка, стучусь, прошу подать мне хлеба, а ты швыряешь в меня камни, думая, что я хочу захватить твой замок. Посмотри: я беззащитна, я люблю тебя. Не надо меня унижать. Я не враг тебе. Я все сделаю для твоего счастья, – она ждала с надеждой и тоской.

– Все сделаешь? – вкрадчиво поинтересовался он. – Тогда прекрати меня шантажировать своим уходом. Научись быть благодарной за то, что имеешь и не требуй, чтобы я тебе луну с неба достал.

– Я прошу слишком многого, да? – заключила девушка. Алет не ответил. – Я научилась быть благодарной за то, что имела, – пояснила она. – Я благодарна тебе за каждый день, когда ты заботился обо мне, спасал меня, терпел мои выходки. Я никогда не буду вспоминать о тебе плохо. И я желаю тебе найти жену по сердцу твоему. Ту, которой сможешь доверять. С которой тебе будет хорошо.

– Ты уходишь? – холодно поинтересовался он.

– Ты сам сказал, что… в следующий раз надо уходить.

– Отлично. Не буду задерживать, – Алет развернулся и вышел из комнаты.

Ранели постояла, закрыв лицо. Потом глубоко вдохнула, заплела волосы и тоже вышла из комнаты. По-хорошему, следовало бы попрощаться с Таной и Авиелом, но она не могла встретиться с ними. После недолгих колебаний она вернулась и написала коротенькую записку с благодарностью за радушный прием. Она очень надеялась, что послание не получилось сухим.

После этого она вышла в лес. Ощутила запах цветов, ягод, сырой земли, мха и все перебивавший запах хвои. Сосредоточившись, обратилась в волчицу. Еще раз повела носом, наполняясь тысячами ароматов, будто начиная жить заново. Открыла глаза и чуть тряхнула головой: как же давно она не была самой собой, не чувствовала собственную силу…

После небольшой заминки, помчалась на юг. Она не вернется в стаю. И в Энгарн тоже не вернется. Настало время побывать в Лейне. Как там живут южные кланы? Нет, к ним она тоже не присоединится. Она сможет жить и одна.

На душе было легко и спокойно. Впервые в жизни она была уверена в своем решении. Возможно, завтра придут боль и сомнение, но сейчас она начинала новую жизнь с легкостью. И, конечно, самую большую уверенность придавало то, что на самом деле одна она никогда не будет. Потому что у нее есть то, о чем мечтает любая женщина: она уносит в себе частичку Алета, его сына.