Текст книги "Ракетчики (СИ)"

Автор книги: Алексей Рагорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 88 страниц)

Глава 10

Второй шанс. Тюрин. На новом месте. Октябрь 1995-го.

– Народ тебе выделил самое дорогое: НИИ чёрной металлургии. Цени, лелей, твори.

– Неправда ваша. Что было под рукой, и было не жалко. Моё КБ в Запорожье стояло на порядок выше в плане электроники. Впрочем, дарёному коню…

– Милый, чем ты недоволен? В Запорожье ты был ведущим инженером на побегушках, а тут – всему голова. Мы очень довольны, Алексей Степанович. Постараемся оправдать.

– Правильно говоришь, девочка. Эт самое, тут тебе, Иван Игоревич, полная свобода творчества. Все возможности: около четырёх сотен подчинённых. Оболтусы, конечно, но Аллочка наведёт шороху, правда?

– Непременно.

– Вот. Эт самое. А! Двенадцать лабораторий: рентгеноструктурная, механическая, спектрографии, химическая, и другие. Тебе разрешено привлекать для помощи любой НИИ, лабораторию, КБ в Днепропетровском промрайоне.

– Вы хотите сказать, что, например, «Орбита» будет подчиняться мне? Да Лозино-Лозинский отродясь никому не подчинялся!

– Никто вам не подчиняется, кроме этого здания. Но они обязаны вам помогать, по-возможности. Увидите, что специально динамят – звоните прямо мне. Мне Корибут поручил создать вам, эт самое, все условия.

– А как быть с секретностью? Раньше, при коммунистах, с этим было очень строго.

– Есть причина, по которой требования к секретности несколько снижены. Корибут, эт самое… неважно. Обмен мнениями, информацией между учёными и инженерами Диктатор не просто разрешил, но приветствует. Только по рейтингу допуска и, эт самое, в пределах страны. Врагу – ни-ни.

– А придумать что нужно? Видите ли, в чём дело. Я – неплохой исполнитель. Могу придумать что угодно. Но у вас, наверняка, есть приоритетные задания, «горячие» темы. Намекните: в какую сторону копать?

– Так точно. Есть такое дело. Иванову нужны средства борьбы со спутниками. У Лозино-Лозинского проблема с защитным слоем МАКСа. Пять тысяч керамика держит, а для разложения воды желательно шесть. Сладов просит обеспечить сварку камня.

– Последнюю задачу я почти решил. Мой «Морской ёжик» нужно слегка доработать, и МДР превратятся в эдакие паяльники. Я это мог и в лагере сделать. Не было необходимости. Уголь нужно выковыривать, а не спаивать. И породу тоже.

– Это ещё не всё. Научитесь слушать старшего по званию, хоть вы и гражданский. Я, всё-таки, эт самое, ваш начальник, как-никак.

– Извините нас, Алексей Степанович. Это у Вани от усердия. Всё спешит, торопится. Облегчить жизнь народа.

– Да… На чём я… А. Химики никак не могут получить вещество, дающее при горении три тысячи градусов. Это вещество, «термит» называется, похоже на напалм, но горячее. Им мы планируем плавить танки, корабли, самолёты.

– А зачем его назвали, если его ещё нет?

– Это военная тайна. Корибут сказал, что… что… Юревичу разведка донесла! Вот! У них – уже есть, а у нас – нету.

– А выкрасть ваши шпионы образец не могли?

– Это невозможно. Приказано повторить.

– А ещё чего приказано?

– Корибут говорил, что нужно создать ракету, которая стреляет другими ракетами, поменьше. А ещё она должна быть универсальной: противокорабельной, воздух-суша, противовоздушной, противоракетной.

– Пф-пф-пф… Ну, у вас и аппетиты! А антиграв вам не нужен? Или телепортатор?

– Точно! Вспомнил! Корибут что-то говорил про антиграв! Слово просто забыл! Эт самое, их бывает два вида: истинный. Его пока не изобретайте. И второго рода. Что ли. В общем, это не совсем антиграв, а магнитоплан. Те же яйца… Алла, вы меня смущаете.

– Не переживайте так, Алексей Степанович. Я на зоне и не такое слышала.

– А. Ну да. А что такое: «телепортатор»?

– Погодите-погодите. А это интересно! В Москве, в тот день, в тот злополучный день, когда я взорвал установку, мы встретились в приёмной директора с одним парнем. Филенко, Филоненко, Филимоненко… Точно! Филимоненко! Наверно. Неважно. Этот человек работал над чем-то подобным. Много он не говорил. СССР-овская секретность, будь она неладна. Но чудес в портфеле он носил кучу: излучение, уничтожающее радиацию, холодный ядерный синтез на основе тяжёлой воды, этот самый магнитоплан, вакуумные панели. Он в институте был именно по поводу этих панелей. Совершенно несекретная тема: Стёкла со специальными добавками, пузырьки вакуума – простотень и дёшево. Его придумка давала возможность выращивать помидоры в Норильске. А коммунисты, во главе с Бровеносцем, все его проекты зарубили. Он считал, что Лебедь более вменяемый, чем Ельцин, оценит. Но академики забронзовевшие сидят в своих креслах при всех правителях, и тогда тоже хода его идеям не дали. Вам, случайно, не нужны теплицы на Севере?

– Нужны, очень нужны. Корибут говорил… Нужны. Филоненко, говорите?

– Филимоненко. Ищите. А мне магнитопланами всякими заниматься не интересно. Это слишком легко. Электроника мне тоже надоела. Начну с ракет.

– Милый, давай дадим народному хозяйству сначала что-нибудь конкретное, с быстрой отдачей? Заработаем немного очков полезности. Диктатор их очень ценит. Укрепим твой авторитет. А?

– Пф-пф-пф… Грм-грм-гмр… Ладно. Переделаю сначала МДР на паяльник, это вообще не задача, а потом…

Хозяин НИИ.

Алла Борисовна потихоньку прибрала в НИИ Чермета к своим цепким ручонкам всю административную власть. Началось с того, что Тюрин хотел уволить девяносто процентов личного состава НИИ. Все у него: идиоты, тупицы, бездари. Около двух месяцев Алла воевала с мужем, уговаривая не рубить сплеча. С кем потом работать? Постепенно собирала и систематизировала информацию: где – ненавязчивым разговором по душам, где – тонкими провокациями, где – прямым изучением документов. Впрочем, последний способ давал толка меньше всего. Принимала окончательное решение на основании личного впечатления и своего дара. Девяносто – это чересчур. Сорок процентов людей она забраковала, поставила их в очередь на замену, написала Рубану заявки на вакансии. Совершенно естественно включились в работу Лиза и Тоня. Лизу поставили начхозом, Тоню – лаборантом в химическую. И ещё она поступила на вечернюю форму обучения в ДХТИ (химтех). Маша жила в семье Тюриных, поступила в медучилище, будет медсестрой. Хотя и с некоторым напряжением, но все пользовались словами «мама», «папа», «доченька». Вроде, уже больше месяца на воле, но с Диктатором шутки плохи. Никто не хотел «не оправдать оказанного доверия». Даже Тюрин, который в институте упивался властью, держал себя с Рубаном и прочими в ДПР запанибрата, старался не нарушать негласного договора с Диктатором. Он их выпустил под залог исправления. Алла Тюрину это старательно разжёвывала. Изобретения – это хорошо, но есть у Диктатора пунктики… Лучше – подыграть. В глубине души Иван Игоревич отдавал себе отчёт, что ему очень нравится придумывать новое, решать сложные технические задачи. И возвращаться назад, на шахту, совершенно не хотел. Даже, если отторжение Маши даёт один процент риска – ну его нафиг! Тем более что не так уж и трудно называть её дочкой. Попу мыть не нужно, ползунки стирать – тоже, ночью не кричит, не будит, жить есть где, кушать – тоже. Чего выделываться? Постепенно привыкал.

Свадеб не играли, в ЗАГС не ходили, но квартиры им дали, как семейным: одну, для Тюрина и Аллы, в центре города, за пару остановок от НИИ, вторую, для Тони и Чёрного, в военном городке, там, же и Литвину с Лизой. А Васе Кобзеву дали однушку в том же военном городке. Никто ничего не понял по поводу своего статуса. А Рубана спрашивать не решились. Между собой обсудили, Тюрин выдвинул гипотезу: испытательный срок. Сумеем стать нормальными членами общества – поженят официально. А, так сказать, не вольёмся в поток – вернут назад в соответствующие зоны лагеря. Хуже всего было Васе и Маше. Можно ли им встречаться? Детей делать? Можно ли Маше ночевать в квартире Васи? Неуютно было жить в подвешенном состоянии. В военный городок Машу просто не пустили из-за допуска. А любить друг друга они могли и у Тюриных. Там у Маши была комната, Алла Борисовна и Иван Игоревич тактично уходили гулять на час-другой.

«Паяльник» дался не так легко, как предполагал Тюрин. Пришлось возиться целую неделю.

== Днепропетровск, военка. Июнь 1996-го.

Группа шла по коридору большого здания. Встречались большие залы, наполненные оборудованием, и маленькие кабинеты с парой столов. Больше всего это здание походило на НИИ. Проверять приходилось всё: туалеты и курильные закутки, шкафы и под столами. По рации Чёрный сообщил, что через вентиляцию услышал голоса и шум. Предположительно: заложники с террористами находятся в подвале.

– Мы зачистим здание до конца, а потом пойдём к вам на помощь. Ваше отделение пусть выдвигается на рубеж атаки. Если у нас получится ликвидировать тихо – ждите. Если мы нашумим – немедленно штурмуйте. Как понял? Приём.

– Слышу хорошо, понял. Отбой.

Зачистка здания, это когда спецподразделение обезвреживает врагов, преступников, террористов. Олег, во главе своего взвода, зачищал НИИ, в который ворвалась группа исламских террористов. Поскольку дело было днём, в будничный день, то были захвачены в заложники сотрудники: уборщицы и учёные, работники буфета и вахтёры. Предположительно, истинной целью террористов была техническая документация на секретную разработку. Возможно, нападающие имеют спутниковую связь и другое оборудование, которое позволит им отправить данные, не покидая здания. А шумогенератор, как назло, попал в засаду при выезде из части. Все колёса пробиты. Пока заменят, пока доедут… Короче, лишнего времени нет. Именно поэтому Олег был вынужден нарушать регламент и работать быстрее.

– Пах-пах. Пах-пах.

– Минус два справа.

– Я – Орёл, Резкому, вас вижу. Через три окна от той комнаты, где был контакт, вижу большую группу, решил пока не работать. Приём.

– Принял, работай после нас, отбой.

Спецоружие исправно глушило выстрелы. В ближайших комнатах слева никого не обнаружили. Окружили комнату, где, по предположению, было скопление людей. Федоркин прошёл до конца коридора и занял оборону у лестничной площадки. Группа изготовилась в две колонны.

– Орёл, я – Резкий, приготовься, мы заходим.

– Готов.

Олег стал приседать. Раз, два, три! Сидорчук открыл дверь, забросил светошумовую гранату.

– Бойся! Глаза!

Через секунду после взрыва группа рванула вовнутрь. Тихие «Пах-пах» звучали часто, но один из террористов успел среагировать и дал очередь из своего автомата. Она прозвучала значительно громче.

– Я – Негр, начинаю без вас.

– Принял.

* * *

– Выкидыши! Абортный материал! Недоноски! Вас государство восемь месяцев уже учит-учит. И что? Молчите?!

– Тащ капитан, вроде неплохо сработали.

– Вроде – растёт в огороде. Половину секретных материалов террористы отправили по спутниковому оборудованию врагам. Вы долго возились. На девять несчастных этажей – двадцать шесть минут! Уму непостижимо! Сонные мухи! Убито двадцать пять процентов заложников.

– Так по протоколу положено всё досматривать…

– Лучше молчи. Литвин. Ха! Он мне ещё протокол вспоминает. Я дам вам послушать запись ваших переговоров. Так переговариваются артисты в фильмах про шпионов. Любимым в любви будете так признаваться. Как вы разговариваете!? Чему мы вас учим!? Устрою вам дополнительное занятие по протоколам связи. Ты у меня, Литвин, выпросишь… Лучше – не зли.

– Уже молчу.

– Вот и молчи. На четвёртом этаже вас чудом не положили. Сидорчук в жопе ковырялся, а Федоркин смотрел не туда. Сейчас включу проектор, покажу запись.

Включил и показал. Строгий он у нас – препод по тактике, капитан Погорелин. Останавливал запись и показывал: кто, где, как нахомутал, как можно было сработать лучше. Впрочем, несмотря на его разнос, сработали мы приемлемо, иначе бы он устроил репрессии. Раз отпустил семейных по домам – значит, отработали боле-мене.

«За эти восемь месяцев мы из салаг стали волками со стальными зубами. Тысяча выстрелов на «Рубине» в день, триста – на пневматике, двадцать – из реального оружия. Полоса препятствий – жуть! Куча специальных предметов. Вождение всего, включая самолёты всех марок. Большей частью – на компьютере. Где нам Боинг найдут? Но на автодроме нам преподавали лучшие гонщики и каскадёры СССР. Сегодняшний штурм проводили с использованием страйкбольной экипировки. У всех были макеты оружия, так называемые приводы. В отличие от буржуйских, только-только пошедших в серию вслед за нами, у наших ещё и звук имитировался. Если с глушителем – «Пах-пах» тихое. Если без – громкие звуки выстрелов. Говорят, эти полезные игрушки придумал лично Корибут, по крайней мере, саму идею. Оказалось – жутко полезно для подготовки таких, как мы.» Олег с друзьями подошёл к остановке. Там уже ждали автобуса ребята из второго взвода.

– Ба, какие люди!

– Здорово парни. Как мы вас сегодня, а?

– Не вы – нас, а мы – вас. Нас Горелка похвалил, между прочим. Как для террористов, то нормально сработали. Грамотно расставили людей, растяжки и т. д. Мы успели 80 % документации отсканировать и сбросить, пока вы в жопе ковырялись.

– Га-га-га.

Олегу было неприятно слышать такие слова, ещё и второй раз за день. Но бузить не стал. Погорелин сказал: «плохо», значит – плохо.

– Резкий, сделай лицо попроще. Я ж на тебя не злюсь, что контрольку мне шаров на пять всадил. Кстати, какого хрена? Извините, чёрта?

Олег вспомнил этот момент. В большой комнате один из «террористов» упал как-то неестественно. Он тогда подумал, что Погорелин подляну какую-то придумал, вот и «законтролил» «трупака». Шары в упор – это больно. Хоть и через одежду.

– Я думал, опять Горелка новую фишку придумал. Помните, как неделю назад одел на диверсов «броники»? А они потом через две минуты встали и нам в спины зашли?

– Люди, а знаете, какие слухи ходят? Мне Марина из штаба рассказала. Кажись, к нам едет ревизор.

– Ты о чём?

– Это Гоголь написал?

– Нет, Достоевский.

– Сам ты – Достоевский, Доставальский.

– Короче, братва, кажись, армяне к нам едут. Те самые. Типа, проверять нашу подготовку.

– Тогда – держись.

– О, братва, автобус едет!

Беседа с Тюриным по «Коровкам». Инспекционная поездка в Днепропетровск. 22 июня 1997-го.

– А зачем так много антенн? Да ещё и все поворотные…

– Как же, как же, четыре в передней полусфере, четыре – в задней. Полный охват небесной сферы, даже с небольшими перекрытиями. Нет мёртвых зон.

– Но на «Глазах»-то у нас стоит по четыре!

– У «Глаз», извините, нет алюминиевого корпуса, дающего тени, переотражения. Там стандартный тетраэдр с линзами.

– О! Хорошо, что напомнили. Я не понял: почему вы эти пластмасски называете линзами?

– Пф-пф-пфф. Извините, товарищ Диктатор. Дело в том, что стеклотекстолитовые линзы обеспечивают фокусировку луча мазера. Без этих линз больше девяноста градусов мы бы не захватили. Вышло бы не четыре, а шесть принимающих головок на модуль, и были бы небольшие мёртвые зоны. Экономия, вес…

– А зачем вы изуродовали ракету этими вставками? Прочность конструкции понизили.

– Пф-пф-пфф! Потому же. Линзы – из стеклотекстолита. Обтекатели – тоже. Он прозрачен в радиодиапазоне. Стая связывается мазерами. Чтоб луч мазера прошёл корпус ракеты, этот корпус должен быть выполнен из радиопрозрачного материала. Если бы можно было всю ракету сделать из такого материала, то и в ракетах нам бы хватало четырёх линзованных головок. Вы не переживайте, товарищ Диктатор. По сравнению со стандартной схемой радиосвязи, наша даёт прирост веса изделия всего на одиннадцать килограммов.

– А как обстоят дела с помехоустойчивостью?

– Стыдно… Извините, товарищ Диктатор. Я хотел сказать: великолепно. Дела с помехозащищённостью обстоят великолепно. Мазер, он, видите ли, имеет узконаправленный луч. Противник, во-первых, наши лучи не может перехватить. Во-вторых, если он будет слать сигналы на нашей волне, то сигнал шифрованный, нужно ещё шифр взламывать. Но даже в этом случае мы предусмотрели подстраховку: систему динамического отслеживания поля боя. Ракеты стаи следят за положением и скоростями друг друга, то есть, сигнал с корабля или самолёта противника будет игнорироваться, даже если он на нашей волне и правильный.

– А ретрансляторы? «Глаза»?

– Их тоже узнают по координатам. Координаты всех «Глаз» знают все «Коровки». «Глаза» ведь общие…

– У меня впечатление, что вы сейчас лопните от гордости. Впрочем, если дела обстоят так, как вы говорите, то ракеты будут замечательные. Ох уж, мне эти ваши, «Коровки». Почему не назвали «Вихрь», «Стилет», «Шершень», в конце концов? Это же – грозное оружие!

– Ну, во-первых, я – конструктор; как хочу, так и называю. Вы сами дали мне творческую свободу. Во-вторых, божьи коровки – тоже хищники. Они тлю едят. Их с самолётов разбрасывают. Я в детстве их в клумбах ловил. В детском садике. Красивые такие… Да, вот. У этих и других жуков есть жёсткие надкрылья, аналог наших полукрыльев. Жуки летают медленнее шершней. Наши ракеты тоже не самые быстрые, отстают от аналогов. От наших «Гранитов», например. Кстати, я до лагеря работал над ними, часть наработок приспособил к «Божьей коровке». Ладно, продолжу. Лобовая полусфера, из которой вылетают УРы, копирует конструкцию жвал божьих коровок. Очень непросто было, между прочим, обеспечить безотказную работу крышек на четырёх махах. И чтоб это всё хозяйство поместилось, чтоб не слишком много весило. И глаза у божьих коровок фасетчатые, а у…

– Хватит! Ладно! Я уже давно смирился. «Коровки», так «Коровки».

– Вот и замечательно! А я уже дал команду малую серию покрасить соответственно. Идёмте, покажу.

* * *

– Это что?! Зачем так покрасил?

Тютя стоял, то теребил свою жиденькую бородёнку, то поглаживал лысину. Было видно, что ему неудобно. Но не было понятно почему: то ли потому что так странно разукрасил ракеты, то ли, что, скорее всего, потому что так рано это обнаружило начальство.

– Ну… Как настоящих божьих коровок. Ведь, красиво же!

– Я знаю, что летательные аппараты военного назначения положено красить в защитные цвета, чтоб не были сильно заметны. В голубой, белый, стальной, рябыми пятнами, наконец. А это что!?

– Извините, извините! Товарищ Диктатор. Вы мне дали свободу! Концепция боевого применения предполагает громко заявить о себе, выманить врага, а затем использовать «Бумеранги». Тем самым, мы достигаем синергического эффекта. По предварительным расчётам, в среднем, в стандартном морском бою, «Коровки» будут давать пятнадцатикратный коэффициент повреждений. Но и это не предел! Мы планируем…

– Всё. Хватит. Работайте. Я вам поручил научные открытия делать. А вы подменяете КБ ракетостроения. И, тем не менее, результат мне нравится. Поэтому работайте.

* * *

– Алё, слушаю вас, товарищ Диктатор.

– Алла, держи руку на пульсе. Уж очень смелые решения использует твой муж. Иногда мне кажется, что ему лет пять. Следи за делом. Прощёлкаете что-то, завалите проект, припомню каждую потраченную копейку. На куски порежу, ей-ей.

– Уважаемый Александр Владимирович, давайте подождём испытаний. Я уверена, что у Вани всё получится. «Коровки» полетят.

* * *

– Степаныч, привет.

– Здорово, товарищ Диктатор. Какими судьбами?

– Я сейчас у вас, в Днепре, с внезапной инспекционной проверкой. Тютю проверял только что. Это какой-то дурдом. Я тебя в Днепр поставил следить за порядком, а у тебя тут дурдом. Не оружейная, а зоопарк. Тюрин вспомнил времена первой мировой, и разукрасил ракету, как грозного хищника.

– Владимирыч, эт самое, не хипешуй. От Тюти у всех такое первое впечатление. Там всё нормально, даже отлично.

– Уверен? Он несёт ахинею про тлю, надкрылья, жвала. Ракета с дырками, вместо алюминия и титана – пластмасса какая-то. Ты видел, как он её разукрасил?

– Ещё нет. А как?

– Как божью коровку! Красные крылышки с чёрными точечками!

– Я, почему-то, не удивлён. Мне неделю назад звонил Лозино-Лозинский. Тютя к нему подъезжал на кривой козе. Просил вывести в космос и проверить его «Космическую черепаху».

– Чево-чево? А тот – что? В психушку не сдал?

– Напротив. Эт самое, уже устанавливает на «Орион-12», что стартует через полтора месяца.

– А почему я о всяких «черепахах» узнаю последний?

– Александр, эт самое, у тебя что, дел мало? Не гони волну. У нас, ракетчиков, всё в порядке.

– Ладно, если сам Элэл одобрил… А что это за зверь: «Космическая черепаха»? Почему не доложили?

– Тютя, в свободное от задания время, усовершенствовал своего «ежа». Развернул иглы поперёк, как он сказал, вывел поле на режим самовозбуждения и поперечного резонанса, и…

– Стоп-стоп. Ты сам понимаешь, то, что говоришь?

– Не-а. Эт я балуюсь, но цитирую точно. Я записал и выучил наизусть. Вместо анекдота.

– Анекдоты, говоришь… А почему – «черепаха»?

– В собранном виде каркас магнитных головок похож на узор панциря. Так Тютя сказал. И для секретности хорошо. Враг ни о чём не догадается.

– Э-эт-точно. И что эта «черепаха» делает?

– Выводит из строя электронику. Любой замкнутый контур палит на раз. Выдаёт специфический магнитный узконаправленный импульс. Особенность в том, что только по лучу воздействия. Это не мазер. Действует мгновенно. Не со скоростью света, а мгновенно. Есть и минус. В зону луча должно попадать ядро Земли. Километров восемьсот в диаметре. Это накладывает определённые ограничения по применению, как оружия. Но при условии выведения на высокую орбиту, для покрытия неба вплоть до 70-й параллели нам потребуется всего-навсего… Всего-навсего… Забыл. ЛЛ мне говорил, но я забыл. Забыл: сколько нужно спутников.

– А почему не говорите о новом физическом законе, воздействии с такой скоростью?

– Так, эт самое, ты же сам запретил двигать науку. Говорил: инженерия, мол, всему голова, а времени у нас мало, деньги тратить на чистую науку запретил. «Черепаха» Тютинская работает? Работает. И ладно. Тютя тоже заикнулся про исследования ядра планеты. Я его обломал, Аллу настропалил соответственно.

– Работает? Проверял?

– Проверял. И даже не я, Кучеренко проверял. Я его давно сюда вытащил. Специалист он – песня!

– А почему в космос её тянете? Можно же эту пушку на самолёт поставить. Пролетел над танком, жахнул и…

– Не-а, не выходит. Потому и «Космическая». Этот луч с ядром как-то взаимодействует, расстояние до ядра должно быть большим. Тютя функцию построил, критическую величину вычислил, Элэла убедил. Запустят – узнаем, работает или нет.

– Блин, не приехал бы лично – нихрена бы не знал, что в хозяйстве творится. Вы тут ворочаете сами, Касьян с Юревичем спелись, работают сами, не докладывают ни о чём, пока не спросишь. Иванов с Вишневецкими спелся, несут идеи в массы…

– Нормально, Александр, так и должно быть у хорошего начальника и командира. Не бери в голову. Приезжай ко мне, я тебе новые разработки по флоту покажу.

– Добро, скоро буду.

* * *

– Почему Элэл так легко согласился? Странно это. А, Лёша?

– Саня, вишь какое дело. Я когда Тюрина на должность ставил, дал ему направления изысканий. Он сам попросил. Одно из них – проблема защиты поверхности от перегрева для «МАКСа». Тютя её решил. Даже более того. Он решил надзадачу. Элэл хотел разогреть корпус «МАКСа» до 6000 градусов, разлагать воду, ионизировать, использовать ионную пушку, как реактивный двигатель. Ионы воды – как рабочее тело.

– Не разжёвывай, я – ракетчик, как-никак. Пока – всё понятно.

– Ладно. Эт самое, трудность в том, что 6000 ничто не держит. Даже керамика и асбест. Можно было греть до 4500 и потом ионизировать разрядником… Но Тютя решил всё намного изящней. Керамика обычно – аморфное тело. Тютя покрыл внутренний корпус корабля магнитоводами, создал мелкую дифракционную решётку магнитного поля, после чего перегретая керамика, вместо того чтобы течь и плавиться, структурировалась в кристаллическую решётку по «клеткам» дифракционной сетки! На поддержание магнитного поля тратится некоторое количество энергии, но силовая установка справляется. Но решена главная задача: воду стали использовать для разгона без проблем. МАКС сделали буквально за год. И он теперь может выходить на первую космическую при сохранении всех характеристик «Спирали». А если его укрупнить… Да, эт самое, возвращаясь к теме Тюти. МАКС сделали так быстро, что не с чем его запускать. Сначала планировали мешками с песком загрузить, да и всё. Испытали бы все системы корабля. А тут приходит это чудо и просит разместить на ближайшем запускаемом аппарате его, вслушайся внимательно: уже готовую, в космическом исполнении, установку.

– А когда успел сделать? И как это вышло без внимания высокого начальства в вашем, Алексей Степанович, лице?

– Это отдельная хохма. Я, почему знаю: сам был участником. На день рождения ему коллеги подарили микроволновую печь. Это такая штука…

– Я отлично знаю, что это такое. Кстати, она вредна для здоровья. Кажется. Как-то не озаботился указивкой. Надо будет их в стоп-лист включить. Продолжай, Лёша.

– Ага, ладно. Эт самое, купили они, значитца, её в импортном магазине, втридорога. Тютя её прямо в институте раскрутил, исследовал, сказал, что очень неплохие характеристики у головки, пользоваться запретил: вредно, мол. Мне Аллочка жаловалась, чуть не плакала. Такая дама… Ладно. О чём это я? Через два дня мне пришлось выезжать в тот магазин, ситуацию решать. Тютя туда приехал, захотел ещё три таких себе купить. Незадача в том, что было в наличии только две. Он ругался, требовал от директора магазина срочно найти, хоть родить третью, размахивал своим рейтингом власти, всем грозил виселицей.

– Тютя? Ты – серьёзно?

– Ага. У него к тому моменту рейтинг полезности уже зашкаливал, даже с учётом понижающего коэффициента, в рейтинг власти переводился в очень высокую величину. Цифру, эт самое, не помню, но много. Вообще, власть ему в голову ударила сильно.

– В первой жизни у нас было такое выражение: «крышу снесло». Как ураган.

– А-а. Ладно. Слушай дальше. В итоге милиция вызвала меня, как его начальника, бо он и их построил. Уговорил Тютю взять другую модель. Не сразу. Он сначала прямо в магазине разобрал эту печку, поковырялся внутри, сказал, что нам всем повезло: там такая же головка стоит. И спокойно удалился, как победитель. Я не стал волну гнать, к тому времени привык к его выбрыкам, тем более что ничего страшного не случилось. А через месяц он был уже у Элэла с готовой «Космической черепахой».

– Да-а, тебе тут не скучно.

– Это да. И, ведь, не слушается, стервец! Режим секретности херит во всю ивановскую. Ребята Юревича за головы хватаются. Охрану ему подселили на этаж ниже. Ценный кадр оказался, ты как угадал.

– Я не угадал, Лёш, я увидел.

– Ворожил?

– Не ворожил, а волошил.

– Сейчас что видишь?

– Блять! Хватай пушку! Бежим! Срочно!

* * *

В квартире Тюриных было шумно и весело. Ребята приехали из Турции. Им дали пару недель отпуска, потом передача опыта и новое назначение. Целый год они гоняли турков, арабов, американских диверсантов по Турции. Горы и равнины, города и «зелёнка», в составе больших отрядов и малой группой. Прошли всё. Это для спецназа вместо дипломной практики. Без реального боевого опыта обучение полноценным не считалось. Выжил – значит, сдал экзамен. Радовались встрече с друзьями, со своими женщинами, что выжили. Рассказывали, как их прижали под Измиром; хвастались, как подшутили над армянской группой. Армянам сказали, что по радио передали: к ним приедет Серго Матевосян, лично. Те, бедолаги, палатки маскировали, щели отрыли на полную глубину, сортир перенесли на пятьдесят метров от лагеря, форму позашивали… А Серго не прилетел. Ничего, вечером за столом вместе посмеялись. Армяне не обиделись.

Кобзев снял китель, показывал Маше зажившие раны: посекло сильно каменной крошкой: мина недалеко взорвалась. Маша сетовала, что она бы зашила лучше. Но она ещё не доучилась.

– Дочка, бери Васю, и – за стол.

Совершенно естественно вышло у Ивана Игоревича. Совсем привык к новой семье, как к тапочкам. Главное происходило в его голове: работа. А быт… Что – быт? Он всегда есть какой-то. Даже в выбраковочном лагере. А вот интересная работа…

– Братва, давайте по пивку? Водку не будем, хотя квота и есть, и отпуск позволяет, но чёй-то не хочу против Санькиных порядков переть. А пивко, я думаю, можно. Разок. Сегодня. Только ради встречи, а?

– Я, как старший по рейтингу, разрешаю.

– Ну, ты Тю… Тюрин, даёшь. Когда успел набраться?

– Иван Игоревич – действительно, большой начальник, на хорошем счету.

– Давайте, мы с Ваней сходим?

– Тоня, возьмите сумку. В прихожей, возле обуви, в тумбочке. Будьте осторожны на улице.

– Что случилось, Алла? Ты бледная. Это из-за беременности?

– Не знаю. Вряд ли. Уже два дня неспокойно мне.

Черный с Тоней шли, держась за ручки, как дети в детском саду. Из глаз Тони лилась радость: её мужчина пришёл с войны живой, он с ней рядом, вчера ночью им было очень хорошо. Промежду прочим купили пива в магазине, тараньки у бабульки на углу. Их не гоняла милиция, а ставили на учёт. И строго предупреждали: если кто отравится их продукцией – будут отвечать. Таких стихийных рынков было мало – вырождались. Чем дальше – тем меньше товаров можно было купить за деньги. То же – с услугами. Рейтинг упорно вытеснял деньги.

Ваня почти не разговаривал с Тоней. Купался в счастье молча. К чему, собственно, обстановка располагала. Вдруг, его пробрал холодок опасности, шерсть на спине встала дыбом, чувства обострились, появилось ощущение «дэ жа вю». Такое уже было. Вода в бутылках, опасность, выбор. При подходе к дому, во дворе, возле тумбы с телефонными кроссами стояли монтёры и неспешно ковыряли провода. Вроде, ничего подозрительного. Но рожи, аккуратность в одежде, комплекция, собранность движений, цепкие взгляды, ещё десяток мелочей выдали Ивану: такие же волки, как он. Выбор. Вмешаться или нет. Только дурак не учится на ошибках. Ваня бесцеремонно схватил Тоню в охапку, поцеловал в губы, перешёл к нежному розовому ушку. Не вовремя щекотали волосы, слегка отвлекал их чудесный запах. Он зашептал ей быстро свои соображения и команды. Отдал сумку с пивом, себе оставил только одну, сковырнул пальцами крышку, вальяжно подошёл к ремонтникам.

– Братва, а чё, у нас телефон терь не работает? Мне мама должна из Сталинграда звонить.

– Вы не переживайте. Мы отремонтировали уже всё.

– А-а…

Ваня неторопливо отхлебнул пивка.

– «Беломор» есть?

– Нет.

– А что-нибудь другое?

– Нет.

– Ладно, извиняйте. Пойду, а то, вдруг, мама позвонит.

Тоня уже была в квартире и доложила, как смогла командиру, то есть Литвину. Будто затвор лязгнул, так изменился мгновенно взгляд Олега. Посыпались скупые команды, Тюрин получил увесистый подзатыльник и превратился в нормального, исполнительного Тютю. Алла Борисовна внесла свою лепту.

– Это по наши души. Скорее всего, за его головой. У меня уже два дня сердце болит. И ребёнок не шевелится. Олежек, спаси нас, а-а-а!