Текст книги "Ракетчики (СИ)"

Автор книги: Алексей Рагорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 88 страниц)

– Если она такая дикая, как ты говоришь, то, как это она с тобой разоткровенничалась?

– А она мне не так рассказывала. Это я тебе перевела с её языка на русский. Есть у неё одно слабое место: нигилизм. Попробую её зацепить. Но быстро не будет. Неделя, а то и две.

– Лады. Давай последний разок, а то времени совсем мало осталось, моя Лапка.

Жизнь Терминатора.

Родился Джон Черни в Калифорнии. Он был потомком русских поселенцев. В их роду была причуда: учить детей из поколения в поколение русскому языку. Не современному, а старому, двухсотлетней давности. Семья богатой не была, и Джон решил отслужить по контракту пять лет в армии. Тогда ему государство оплатило бы высшее образование.

Джон был крепким парнем, выросшим на ферме. В восемнадцать лет он отправился из дому покорять мир. Поработал два года в Лос-Анджелесе: портовым грузчиком, рыбаком на сейнере, вышибалой в баре. Познал женщин. Многих. Специально его морали никто дома не воспитывал. Но он большую часть своей жизни впитывал совершенно другой уклад жизни. Поэтому свободу нравов большого города он принял телом, но оттолкнул душой. К сексу стал относиться, как к техническому вопросу: сбросить нервное напряжение, улучшить гормональный баланс, использовать вместо снотворного – вот типичные внутренние обоснования. Старательно берёгся от болезней. Ни с одной из городских партнерш он не мыслил завести семью. На соседних фермах были достойные девушки, но Джону было только двадцать лет. Куда спешить? Жизнь большого города бурлила, завораживала.

Когда он работал вышибалой, в самом конце он нарвался на клиента, который его побил, причём играючи. Это сильно ударило по самолюбию парня. Вот он и решил убить двух зайцев: стать крутым мэном и заработать билет в институт. Четыре года Джон оттрубил в корпусе морской пехоты. Был уже капралом. И тут, в один прекрасный день… Хотя, если б Джон знал будущее, то не признал бы этот день прекрасным. Появился в части бесцветный майор.

– Капрал Черни? А можно я буду звать вас просто: Джонни? Слушай парень, у меня и правительства США есть к тебе отличное предложение! Мы набираем команду хороших парней, чтобы они надрали задницу русскому медведю. Ты как, не против?

– Готов выполнить приказ, господин.

– Да брось, Джонни! Приказ… Нам нужны лучшие. Ты писал в анкете, что знаешь русский язык…

После двух минут общения на полузабытом устаревшем языке майор перестал мучить Джона.

– Окэй, Джонни, ты нам подходишь. Говоришь сносно, имеешь боевой опыт в Колумбии и Африке. Здоров, как бык, дерёшься, как Геракл, стреляешь, как Робин Гуд. Что скажешь?

– А нельзя ли узнать подробности об операции, господин?

Дураком Джон не был. Он насмотрелся таких типов в Лос-Анджлелесе: мягко стелют, да жёстко спать, так говорила бабушка.

– Одна командировка на месяц – и ты в шоколаде. Что скажешь?

– А конкретнее, господин?

– Экий ты упрямый. Секретную часть я рассказывать не имею право, но если говорить аллегориями: мы должны проникнуть в логово медведя, сунуть голову в самую пасть, вырвать ему сердце и надрать задницу. Не молчи! Экий ты… Окэй. Скажу больше. Помнишь, шорох недавно был в Румынии.

– Где это, господин?

– Неважно. Это сделали русские. Точнее: армяне, но всё равно – русские. Мы хотим ответить ударом на удар. Что скажешь? Больше рассказать не могу – секретность.

– Что я буду иметь за это, господин?

– Окэй, ты мне нравишься, Джонни! С тобой приятно иметь дело! Пятьдесят тысяч баксов бонусом и тройной оклад во время командировки.

– Как это будет оформлено формально, господин?

– Экий ты… Дотошный. Ты убываешь в официальный отпуск из части, заключаешь временный контракт с «Гэлакси Сёвис», они тебе и платят. По возвращении в часть – останавливаешь отпуск. Что-то ещё?

– Да. Нет. Это ответ, господин. – «Если бы прозвучало «Блэквотэр» – отличный контракт, никому не известная ЧВК – типичная подстава. На один раз. Деньги-то нужно ещё потратить!», – оценил ситуацию Джон.

– Почему?! Джонни! Это же такой шанс! Не всем так везёт! Мы берём лучших! Знаешь, сколько парней на коленях меня упрашивали их взять?!

– Нет, господин, не знаю. Сто тысяч, причём шестьдесят – авансом.

– Джонни, ну ты… Уважаю, настоящий американец. Взял быка за рога, да? Но – не могу. Столько бюджет не позволяет.

– Тогда сожалею, господин, но мы не договоримся.

– Ты нам не веришь?!

– Я верю, что мы засунем голову в самую медвежью пасть. И мне хотелось бы, хотя бы частично, отблагодарить родителей, за подаренную мне жизнь, господин.

– Но ты же патриот, настоящий американец, Джонни!

– Да, господин. Я и не отказываюсь. Шестьдесят тысяч – аванс, сто – бонус, и тройной оклад, разумеется.

– Чёрт! Джонни, ты раздеваешь правительство Соединенных Штатов!

– У них ещё много одежды, господин.

Джон задницей чуял всю гниль майора, его операции. В глубине души рассчитывал, что его условия не примут, и он спокойно дослужит свой год, поступит, выучится, найдёт себе жену из глубинки. Не тут-то было. Скрипя зубами, майор через неделю принёс в клювике счёт на шестьдесят тысяч и договор. Видимо, мало оказалось подходящих кандидатов. Джону дали четыре дня отпуска. Он слетал домой, вручил родителям деньги наличкой: мало ли – счёт в банке потеряется, если Джона «сотрут». «Будь сильным, но оставайся человеком, мой мальчик», – это напутствие отца. «Береги себя, сыночек», – глотала слёзы мама.

Самолёт привез Джона в учебный лагерь «Гэлакси Сёвис», где их отряд целый месяц готовили к заданию. Преимущественно, учили язык и особенности жизни в СССР. Согласовали связь, явки, варианты выхода на задание и отхода. Джон и его группа въезжали в СССР легально, как торговая делегация частной фирмы ЮАР, торгующей урановым концентратом. Из семи членов делегации, шесть – морпехи. Только женщина средних лет реально представляла африканцев. Но это – к слову. Тёмной ночью Джон с коллегами выскользнул из гостиницы. По меркам США – дерьмовой. Вроде бы, незамеченными. Им предстояло проделать путь в девяносто километров из центра Киева в пригород, в так называемое «Большое Гнездо», логово Диктатора. Угнали «Жигули», сиротевшее во дворе многоэтажного дома. Ну и что, что ржавенькое? Нам с ним не жить. Доедем до места, сделаем дело, отойдём, потом бросим. Ребята слегка нервничали. Попросили купить чего-нибудь промочить горло. Джон не стал возражать по пустякам, времени было достаточно. Хотя, если б его воля – не искал бы дополнительных приключений на задницу. Идти решил сам: хоть старшему группы и не положено, но у остальных – сильный акцент, ещё «спалятся». Машину припарковали грамотно, чуть протянув за магазин. Метров семьдесят. Джон сходил в магазин, купил минеральной воды. Она была упакована в неудобную дорогую стеклянную! тару. И пакетов не было. Сложив «дровами» бутылки на локоть Джон вышел из магазина.

Возле магазина, прямо на остановке, подростки приставали к девушке. У себя дома, в США, он мог бы поступить по-разному: уйти, отбуцкать малолеток, вызвать полицию. А что делать тут? Такую ситуацию не отрабатывали. Дело – превыше всего. Джон спокойно пошёл дальше. Но ему в рукав вцепилась толстая тётка: «Молодой человек, заступитесь, вы такой крепкий! Прогоните гопников». Эта небольшая задержка и сыграла важную роль в судьбе Джона Черни. Он не послал тётку сразу, остановился, оценивая ситуацию, вырывать рукав силой не хотелось: явная грубость будет подозрительна. И надо ж такому случиться!?! Из-за угла вырулил «Бобик», милицейский «Уазик». Чёрт!! Джон с неприятной тяжестью в животе подал знак группе: «Срочно уходите». Что они и выполнили: газанули и уехали, оставив Джона на волю судьбы. Парадокс, но судьба была благосклонна именно к Джону, но об этом он узнал позже. «Уазик», прямо через разделительную клумбу, подъехал к остановке. Милиция выскочила из машины в количестве двух человек, подростки пытались скрыться. Предупредительные выстрелы в воздух, стрельба по ногам, визг тётки, крики раненых подростков – дурной сон. Скрыться никому не дали. По рации старший группы вызвал подмогу и минут через двадцать все давали показания в РОВД.

Джон вёл себя спокойно. Ему клялись, что документы прикрытия сделаны качественно, выдержат почти любую проверку. Да-да, им выдали комплект местных документов. На время острой фазы операции. Основным вариантом отхода был обычный выезд, как и въезд, под личиной юаровцев. Ладно, на операцию он уже не успевает. Но на отход – должен успеть. В крайнем случае, есть ещё два запасных варианта. Немного раздражали дурацкие бутылки, которые занимали руки. Но Джон решил привлечь этот атрибут, как вспомогательное доказательство. Наконец следователь вызвал его в кабинет.

– Иван Васильевич Чёрный, 1966-го года рождения?

– Да, верно.

– Что ж вы так? Не помогли девушке, не остановили хулиганов?

– Не мог. Руки были заняты. Вот.

Джон убедительно позвякал бутылками.

– То есть вы признаёте, что не планировали вмешиваться в драку?

Никакого подвоха в вопросе следователя Джон не нашёл. Он – простой законопослушный гражданин, не хулиган, в драках не участвует. Точка.

– Может быть, вы собирались стукнуть пьяных дебоширов вашей бутылкой по голове?

– Нет-нет, что вы, товарищ следователь, не собирался.

Во взгляде следователя промелькнуло неуместное сочувствие. Или презрение. Или показалось?

– Подпишите свои показания. Прочтите и подпишите. Точно не хотите ничего добавить?

Джон внимательно прочел. Всё было записано точно. Казёнными фразами, но точно. Он подписал документ.

– Я могу идти?

– Нет. Эту ночь вы проведёте в КПЗ, неуважаемый Иван Васильевич. Такие замечательные имя-отчество вам достались, такие мышцы, а вы… Мадросов, уводи задержанного.

– Почему вы меня задерживаете? В чём моя вина?

– Иван Васильевич, вы что, с Луны свалились? Сами ж сознались, подписали? Или «обратку крутить» будете? Напрасно. Теперь – поздно. Только испортите себе чистосердечное признание.

Джон ничего не понимал. Что-то он явно сделал не так. Но что? Ему бы прямо тогда: вырубить милиционеров, рвануть из отделения – был хороший шанс уйти. Но он недооценил тяжесть своего положения. Решил, что его ждут утром какие-то формальности. «Явно подготовка к выживанию в СССР поставлена у наших слабенько», – подумал Джон. Джона освободили, наконец, от дурацких бутылок, а также от ремня и шнурков. Ночь он провёл в одной клетке с хулиганами, поэтому не спал. Кто знает: что придёт в голову этим малолеткам? Выживание в русской тюрьме им не преподавали.

Наутро их повезли в суд. Джона, хулиганов, дедка и толстую тётку закрыли в клетке, где сидят обвиняемые. Почему?? Судьи быстро опросили всех участников инцидента, удалились, вернулись, огласили приговоры. Тётку полностью оправдали, выпустили из клетки. Выпустили из клетки и дедка. «Учитывая преклонный возраст и слабое физическое развитие, прочие сопутствующие факторы, суд постановляет гражданина Неплюева Степана Дармидонтовича, 1930-го года рождения, приговорить к сотне очков штрафного рейтинга условно, к штрафу в размере ста рублей, понижению рейтинга лояльности на 38 единиц и постановляет освободить из зала суда». Тут бы Ивану, ой простите, Джону, и рвануть. Шансы были. Хуже, чем ночью, но его подготовка позволяла уйти и из суда. Но он ничего не понимал в происходящем. Зачитали приговор хулиганам: тысяча штрафных очков каждому, денежные штрафы по тысяче рублей. «Учитывая все обстоятельства дела, в том числе хорошую физическую форму обвиняемого, наличие предметов, кои могли бы служить подручным оружием, а также его чистосердечное признание, суд приговаривает Чёрного Ивана Васильевича по статье 152 УК СССР, пункт «б», к шестиста штрафным очкам». Джон был настолько шокирован, что позволил милиционерам защёлкнуть на руках наручники и конвоировать его к автозаку. А дальше у него не было шансов сбежать.

Вот так глупо он и попал в зону. Как потом выяснил: за невмешательство при совершении преступления с отягчающими. Не как американский шпион. Даже, не как обычный бандит. Он сидел, но штрафные очки не уменьшались. Призовые начислялись регулярно: он работал дисциплинированно, хорошо, ничего не нарушал. Но посадили его за общественную пассивность и эгоизм. А в этом направлении ничего не изменилось! Ему психолог сжалился, объяснил, хоть и не положено. Но не в коня корм – никаких выводов Иван Чёрный не сделал. Жил рядом, но отдельно от других зэков. На него разок в шахте «наехали». Всё по уму сделали: выдолбили новый карман, в котором никак не может найтись камеры наблюдения, заманили наивного Ваню. И получили по полной. Не помогли заточки, куски камня и крепкие слова: готовили морпехов тщательно, бой в ограниченном пространстве у Джона Черни был коронным курсом. Зэки из 8-й бригады зализали раны и больше его не трогали.

В общении с женщинами Иван следовал лос-анджелесской механической методике: получил своё и отвалил. Его не удивляло, что дамы за свой счёт не выбирают красавца-Ваню, хотя часто выбирают более неказистых зэков. Иван ни с кем не сближался и к нему в душу никто не лез. Кроме психологов. Но тех он терпел. Стоит отметить ещё один любопытный момент: попав в зону, Иван узнал судьбу его отряда и группы – их всех уничтожили. Газеты описывали покушение на Диктатора обтекаемыми выражениями, но назвали точное количество убитых нападающих: 107 человек. Живым остался только он.

Три года он жил по инерции. Выучил рейтинговую систему, три раза смотрел своё дело. Несколько раз за последние два месяца пытался специально вмешаться в чужие дела, проявив те качества, которых от него ждут, исправиться, так сказать. Но опытные психологи и детектор лжи опровергли его жалкие попытки. Только призовых очков сняли немного за попытку обмана РС – вот и весь результат. Как сказал психолог: «Иван, вы должны искренне помочь, реально осознать порочность невмешательства во зло». Постепенно злость вытравила из характера поздние наносы: служебные и городские привычки. Парень стал прежним фермером. Тоже малообщительным, но не равнодушным. Ему не рассказывали секрет: давно уже была написана и успешно работала программа, анализирующая мимику. В тот момент, когда он заступился за Тютю, он был совершенно искренен. Он защищал слабого, как сделал бы это на своей ферме, где был хозяином. Зачем вмешался? Противно стало. Явного слабака кинулись бить всей бригадой. Могли, теоретически, забить насмерть. Вспомнил Ваня, за что он тут сидит, взяло зло: что ему стоило тогда тех хулиганов раскидать и защитить девушку? Ну и что, что русскую? С него бы не убыло. Стало стыдно, противно. Можно сказать, что он выместил зло на своей бригаде. Но это ему зачлось. Ему сняли половину штрафных очков, хотя и не сообщили.

Иван перестал быть равнодушным. Это заставило его совершить дикий поступок: пойти в оперчасть и сознаться.

– Ну, ты даёшь, Ваня! За всю службу так не смеялся. Американский диверсант, говоришь? Чего только люди не придумают, чтоб из шахты «сдрыснуть». Ну и что, что английский хороший? У нас в школах хорошо учат. Этим ты меня не «купишь». Где закопал оружие, взрывчатку? Нету? Жаль. Было бы забавно тебя на следственный эксперимент свозить. Ой, горе мне с тобой, иди к себе пока. Я подумаю: что можно сделать. Кстати, чтоб уменьшить твоё желание использовать для освобождения негодные способы, сообщу тебе радость: за защиту Тюрина с тебя списали триста очков. Так что, кончай дурковать, и без этого имеешь хорошие перспективы выйти на волю. Всё, иди, и считай, что этого разговора не было!

Переход на ПАУК-ов.

Последние полгода бригада Литвина стабильно держала первое место по шахте. Не по валовой добыче, а по приведённому интегральному показателю. Для его бригады это стало смыслом жизни, своеобразной игрой. Изучив все методы по книгам, экспериментировали, придумывали новое, пробовали. Иногда получалось чуть хуже, иногда – чуть лучше. Но: цель – ничто, движение – всё. Эта суета отвлекала от дурных мыслей. В основном, придумывали Олег и Тютя. Но наконец, все не выдержали. Тупик! Больше из системы не выжать. Кроме того, их почти двойная норма заставляла соседние бригады коситься. И хотя безопасность и порядок в зоне были на высоте, но и осторожность, в данном вопросе, лишней не будет. Решили всей бригадой просить себе роботов. Тютя ликовал! Беседа с начлагом, как ни странно, завершилась успехом. Дело в том, что 8-я бригада почивала на лаврах. Они давали примерно тройную норму. И хотя по валу это было в полтора-два раза больше двойной нормы 7-й, Олеговной бригады, но потенциал роботов явно использовался не полностью.

* * *

– Товарищ начальник лагеря разрешите доложить?

– Докладывай, Семён, что случилось?

– У нас объявился американский диверсант.

– А ну дыхни!

– Х-х-х!

– Нормальный, а «пургу несёшь».

– Это не я, это Чёрный «пургу несёт». Я так думаю: опять у них в восьмой тёрки. Но данных нет. Может, опять вне зоны действия систем контроля что-то «мутят». Тот эпизод давно был, но мало ли что у них…

– А ко мне сегодня другой гонец приходил: Литвин просил его бригаду на роботов перевести. Новых нам не дадут, но можно сделать некоторую перестановку. Заодно и проблему «диверсанта» решим. А Тюрина на ремонт кинем, наш рукастый Руслан Калугин сменил режим на более мягкий.

– Нормальное решение. Вылечим истерику Чёрному.

* * *

После разговора с начлагом, где Олег просил поставить его бригаду в очередь на перевооружение роботами, начлаг сделал рокировку: перевёл работников 8-й бригады в забой Олега, а его бригаду поставил на роботов. Но предупредил: «Не оправдаете высокое доверие…» Олег улыбнулся, но всё понял. 8-я хоть и «кидала косяки» на Олегову бригаду, но делать ничего не решалась – не старая зона, отвечать придётся строго. Через пару дней начлаг своей властью перевёл Чернова в Олегову бригаду – на того 8-ка сильно взъелась и эти тёрки могли кончиться смертями. Двое из его бригады переехали временно на больничку, остальные тоже ходили разукрашенные, но и Терминатору досталось: разрубленная губа, выбитый зуб, зашитый скальп, куча ушибов. Но кличку Терминатор подтвердил. А Тютю начлаг перевёл в ремонтники. Этому Олег, кстати, не обрадовался. Впрочем, общение с земляком это не прервало: Тюрин заходил в их забой часто, обслуживал роботов. Точнее: ПАУК-1. Это оказались не совсем роботы, а автоматизированные угольные комбайны. Предки тех, которыми управляет Лиза. У Лизы – дистанционно управляемые, а наши – почти такие же, но оператор сидит непосредственно внутри комбайна. «Сидит» – это громко сказано. Скорее: оператор «одет» в ПАУК-а.

Через месяц бригада Олега вышла на превышение добычи 8-ки. Дали на-гора примерно 3.2 нормы. Но эта цифра ничего не говорит. За ней: бессонные ночи, изучение документации, мелкие доработки ПАУК-ов. И всего лишь 3.2. 8-я давала 3. А если бы не Терминатор, который сразу выдал некоторые маленькие хитрости, до которых додумались светлые головы из восьмой, то и на это число пришлось бы выходить месяца три. Олега заело самолюбие. Главная трудность была в узости пластов: ПАУК приспособлен работать в полный рост, поэтому львиная доля работы тратится на выем пустой породы, которую ещё нужно бесполезно поднимать наверх. Были последовательно внедрены методы «сыра», «дерева». Это когда по всей высоте выбиралась порода не во всей части забоя, а только неким узором, если смотреть сверху. Это позволило выйти на уровень 5–6 стандартных норм. Но Олег не успокаивался. Как-то в воскресенье, в беседе с Тютей, мелькнула шальная мысль: «положить» ПАУК-а. Сказано – сделано. Тютя добавил ещё две пары лап в нештатные места, изменил систему перемещения. И через две недели Олег управлял опытным образцом «Таракана». Но даже «Таракану» нужно было около метра высоты. Учитывая ещё и «волнистость» пласта, количество поднимаемой наверх пустой породы всё равно оказывалось большим.

Опять Дом Удовольствия.

На этот раз Олег вызвал Лизу за свой счёт. На ПАУК-ах его бригада и он сам стал зарабатывать больше призовых очков. А по случаю изобретения «Таракана», показавшего свою эффективность, начлаг расщедрился: назначил особую разовую премию. Он дал разрешение всей бригаде в ближайший выбранный раз, когда зэка будет посещать Дом Удовольствия, дополнить их часовое пребывание до полной ночи без использования очков. Вы можете смеяться, но по лагерным меркам это действительно был сверхприз. Большинство зэка сразу же гасили своими призовыми очками штрафные: иначе могли соблазниться и потратить на всякую ерунду: водку, коноплю, лакомства, порнушку. Изуверство! А потом ещё и рейтинг понизят временными минусами за эти «прелести». Олег вызвал Лизу, набрал в магазине при Доме Удовольствия всякой всячины: деликатесов, шампанское, фруктов, цветной халатик, брошку, цветок в горшке. С его семью сотнями тысяч штрафных очков экономить, гасить – нет смысла. Олег просто жил.

– Софья Абрамовна, скажете Лизе, что я в двадцатом, ладно?

– Хорошо, Олег Петрович.

Олег разложил на постели халат, сервировал продуктами стол. Он, впрочем, называл это: «разложил жрачку». На подоконник поставил горшок с цветком, открыв штору. А иначе – цветка не видно. Красный, но название Олег забыл спросить. «Да и фиг с ним.»

* * *

– О! О! О!! А цветок зачем?

– Это типа: дом. Для уютности.

– Я пришла раздеться, а ты мне халатик выложил. Обычно ты торопился меня любить. Быстрее, больше, глубже… Тебе ПАУК ничего не отрезал?

– Издеваешься?

– Не-а, шучу.

– Лиза: вот, это тебе.

– Брошка? А где кольцо!

– О? Это вместо «спасибо»? Нормалёк.

– Ты же дома хотел? В доме должна быть жена, а жене положено кольцо. Хотя – нет. Забыла. У Диктатора положен платок, а не кольцо. Есть платок?

– Нету. Жрать будешь?

– Олег, ты чего? Это же игра! Больше не буду.

– Смотри мне. Я к ней со всей душой…

– Халатик застёгивать?

– Лизка перестань! Застегнись. Весь кайф испортишь. Давай сначала поедим, поговорим, как люди.

– Рассказывай, с чего это такой пир?

– Да, фигня. Мы с Тюриным ПАУК-а положили. Сделали из него «Таракана». Это сильно увеличило выработку. В два с лишним раза. Ещё потренируемся, доработаем чего-нибудь – может, и в три выйдет. Начлаг расщедрился, дал нам всем по одной ночи. Это будет у нас первая ночь. Не обещаю, что дам спать, но можно спокойно посидеть – спешить некуда.

– А шампанское зачем?

– Ну, типа, праздник. Думал – тебе понравится. В таблицах посмотрел: три бутылки в год на рейтинг не влияют, квота, не бойся.

– Всё нормально.

– Э, ты чё? Лизка?! Чё ревёшь?

– Всё нормально, так, просто. Открывай, будем чокаться.

* * *

– Лиза, Лапка моя, а как там двигается тема Терминатора? Что: та подруга?

– Дозревает. Уже сказала: «Подумаю».

Терминатор и Тоня.

Последнее время жизнь Ивана вошла в какую-то новую фазу. То – сам полез в ненужную ему драку. Поссорился окончательно с бригадой. Неделю по забою ходил с оглядкой. Могли и прикончить. Потом перевели в другую. Вернее будет сказать: в его забой перевели другую бригаду. Оказывается, того хлюпика, за которого он «подписался», бригада ценила. И, в ответ на его заступничество, семёрка к нему сразу отнеслась хорошо: разговаривали, шутили, звали на незамысловатые развлечения в редкие периоды отдыха. В седьмой бригаде царил специфический дух устремлённости. На освобождение никто не рассчитывал. Нет, не так. Эти ребята просто об этом не задумывались: некогда было. Они постоянно придумывали мелкие и крупные изменения в техпроцессы, вносили с помощью ремонтников модификации в ПАУК-ов. Иван незаметно для себя втянулся в этот процесс. Он отметил, что его ненавязчиво вовлекают, но не нашёл в этом ничего для себя страшного, и не стал сопротивляться. Показал всё, до чего додумалась восьмёрка. Но семёрке этого было мало. Иногда их идеи приносили плюсы, иногда – минусы. Но важен был сам процесс: он затягивал, и жизнь текла легче, интересней, что ли. Подчас даже забывали, что не на воле.

Иван в этой суете уже полтора месяца не ходил в Дом Удовольствия. Было и так интересно жить. Хотя призовые очки в семёрке накапливались несколько быстрее, чем в прежней бригаде. Как гром среди ясного неба прозвучал для Ивана голос комроты перед отбоем: «Всем отбой, Чёрный, тебя вызвали в Дом Удовольствия, пойдём, провожу». «Меня!? Да за всё время такого не было! Может, кикимора какая, что и идти не стоит? Отказать по телефону – и всего делов?»

– Палыч, а кто вызвал? – Светлова Антонина, семьдесят три очка тариф.

– Скока, скока!?

Зэки офигели. Раздавались со всех сторон удивлённые, ободряющие, завистливые и другие восклицания. Можно быть уверенным – отбой роте был испорчен: расползутся по комнатам и будут ещё полчаса обсуждать событие века.

«Тут нужно сходить хотя бы ради интереса. Чего это она меня вызывает? Ни с того, ни с сего. Самым популярным самцом является член, извините за каламбур, нашей, да, во, как думаю! нашей, именно нашей бригады: Кобзев Витя. Весёлый, симпатичный, хорошо сложен, умный, немного философ. Мы с ним иногда в шахматы играем. Он пару раз в неделю ходит за счёт женщин в Дом Удовольствия. Да-а, загадка.»

– Ты меня заказывала?

– Проходи, не стесняйся.

– Я и не стесняюсь.

Иван не стеснялся, он терялся, не знал, как себя вести. Стандартный стереотип поведения не работал. Одно дело, когда он «покупал» ночь, тратил свои призовые очки: он чествовал себя главным, хозяином положения, диктовал правила. А как вести себя теперь? Тем более что девушка была шикарна. Таких у него ещё не было ни тут, ни в Штатах. На голову ниже его, изящная, но мышцы есть. Одета Тоня была в маечку, которая скорее подчеркивала, чем скрывала, и в спортивные обтягивающие трикотажные штаны.

– У меня есть условие: если победишь меня в борьбе – я – твоя. Это давняя традиция амазонок. А нет – значит – нет. Устраивает?

– Бред. Ты днём не напахалась на работе? Или мазохистка? Я ж тебя – одной левой? Может, обычным способом?

– Не-а. Трусишь?

– Я?! Ладно, что будем считать моей победой? Не хук, же, до нокаута?

– Я должна сдаться. А биться нельзя. Только бороться. Можно неспортивно. Например: кусаться.

– Обойдусь без укусов как-нибудь…

– Твоё дело. Если будешь сдаваться – хлопай рукой по мне, ногой, словами говори «сдаюсь». Понял?

– Понял.

И Иван попытался подло, без всякого предупреждения, начать молниеносную атаку. Не тут-то было. Тоня увернулась и неуловимым движением уронила «шкаф». Потом было избиение младенца: удушения руками и ногами, болевые на ноги, руки, пальцы, ущемления разных мышц. Тоня то сидела сверху, то лежала внизу. Но от этого Ване не было легче. Пару раз он её зажимал, казалось вот сейчас, ещё чуть-чуть и она сдастся! Ничего подобного. Один раз, казалось, победа! Чёрт! Девушка больно укусила за бок. Не то, чтоб эту боль Ваня не смог выдержать, но от неожиданности он выпустил девушку из захвата. А второй раз она схватила его за самое сокровенное. Стало страшно, и Ваня опять дал слабину. Опять пришлось сдаваться именно ему. Он не считал, но Тоня сказала: «Десять – ноль, вы проиграли, сударь».

Иван не стал в очередной раз вставать в стойку. Было совершенно ясно: девушка – хорошая спортсменка. А его в армии натаскивали не на спорт. Отлупить обычным способом он бы её смог, но зачем? Она с ним играла. Опять же: зачем?

Иван лежал, а из глаз неожиданно потекли предательские слёзы. Большой, сильный, волевой, уверенный в себе мужчина, лежал и плакал. Иван и сам толком не понимал причины своего состояния. В голове мелькал калейдоскоп мыслей: вопрос смысла жизни, расстрелянные дети деревни наркобарона, фактически, брошенные родители, пустая развратная жизнь в Лос-Анджелесе, придурошная армейская муштра, нелепый провал и ещё более нелепая отсидка. Зачем жил? Чего добился?

– Ваня, не плачь, не надо. Слышишь? Я больше не буду тебя обижать.

Слёзы потекли ручьем. Она, дурочка, думает, что это из-за неё. Её глупая провокационная игра послужила спусковым крючком. Только и всего. Ивана бесило бессилие. Можно бороться с осязаемым врагом. Иван не считал себя слабым или неудачливым. Но боги, управляющие судьбами, определили ему никчёмное существование. Как можно бороться с богами?

– Ваня, Ванечка, не плачь, я больше не буду.

Девушка гладила по голове мужчину, размазывала слёзы по щекам, но взамен текли другие. Тоня не заметила, как и сама стала плакать.

– Извини, Ваня, это была злая шутка. Меня Лиза подговорила: «Обломай его, пусть не задаётся, будет нормальным человеком, а не роботом бездушным». Вот я и согласилась тебя унизить. Прости меня, Вань, не плачь.

До Ивана смысл слов доходил своеобразно: он всё понимал какой-то обычной частью ума. Но, в то же самое время, в нём включились скрытые резервы, дополнительные мощности: какая-то глубокая, стратегическая часть ума совершенно чётко осознавала: эти признания девушки важны лишь тактически, а именно сейчас он должен сделать какой-то выбор, понять что-то очень важное. Эти параллельные процессы работали в его мозгу, боролись за ресурсы. Стратегический центр досчитал свою задачу, выдал результат и отключился, оставив своего хозяина разбираться самого, без сверхразума. «Выводы просты и бесспорны: я нарушил морально-этические законы, нормы, которые прививали родители с детства. Бросил родителей, пусть и обещал вернуться. Ха, могу ли я выполнить своё обещание? А? Находясь в русской зоне? Вёл беспутный образ жизни, вручил свою, нет, не так, не свою, а жизнь, подаренную родителями, бездушной системе. Выполнял приказы, задавливая свою совесть, убивал мирных людей. Соблазнился деньгами: пошёл убивать свой народ. Да-да, свой русский народ! Пускай, мои предки очень давно переселились из России, пускай, частично, их кровь перемешалась с другой, нерусской. Но важно то, что я сам знаю: я – русский. И пошёл на операцию. Добровольно. Каким глупым и мелочным теперь кажется торг с хитрожопым майором. Во! Вот лишнее доказательство: мыслю русскими словами! Никаких тебе «смарт» или других политкорректных английских слов. Именно: хитрожопый! Дальше: как полный мудак, стоял бревном, не защитил девушку от хулиганов. Где твоя совесть, Иван? Во! Опять! Я себя считаю Иваном Чёрным, а не Джоном Черни, хотя Ивану от роду – три года, а Джон прожил тридцать!»

Иван с удивлением и радостью обнаружил, что уже несколько минут голова девушки лежит на его плече, её слёзы залили ему половину груди, намочили курчавые волосёнки, он её нежно гладит по чудесно пахнущей головке и, и это самое важное, он уже сколько-то минут непроизвольно говорит вслух!! И что ещё более непонятно: Ивану это совершенно безразлично.

– Зря ты со мной связалась: я – неудачник и предатель. Недавно ходил к куму, сознался, что я – американский диверсант. И что ты думаешь? И тут неудача: меня высмеяли, не поверили, отправили на картошку.