Текст книги "Ракетчики (СИ)"

Автор книги: Алексей Рагорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 88 страниц)

– Но позвольте! Ги де Мопассан жил позднее войны с Наполеоном!

– Ах, Рокотов, перестаньте цепляться к мелочам. Вникайте в суть. Аналогии и эпитеты – способ донести свою мысль, а не законы мирозданья. Важны не фамилии авторитетных французов, а то, что русская элита предала язык предков, которому тысячи лет, и создала субкультуру, оторванную от народа. И болтала на новоязе, которому на тот момент дай бог, чтоб лет сто было. Меня лично, раздражали вставки на французском в «Войне и мире». И вообще, подозреваю, что эта часть истории недостоверна. Есть обоснованные гипотезы, что Наполеон помогал Романовым и Московии захватить землю Великой Тартарии. В «Войне и мир» «мир» это не «невойна», а «высший свет», псевдорусская элита. Рабовладельцы. Возможно – захватчики. В школе мы это давать не будем, но вы должны мыслить шире. И значение своей культуры понимать. Вожаки должны видеть путь.

==== Ельцина убили. Сентябрь 1994-го.

В отличие от первого варианта истории, у нас бунт Думы против Ельцина возник в другом формате и позже. Позже – потому что мы сильно давили на Ельцина, не давая обрушить уровень жизни, промышленность и прочее так быстро, как хотелось американцам. Не давали грабить природные ресурсы России. Точнее: давали, но в меньших масштабах. А по формату: Ельциным были недовольны все. И народ, и прозападные олигархи, и национальные капиталисты. Американское посольство за пару месяцев подготовило замечательную операцию, по итогам которой к власти должен был прийти их человек. Почти в самый последний момент, за три дня до часа «Х» Юревич доложил мне обстановку. Пришлось хлопать себя ладонью по лбу и в срочном порядке готовить операцию противодействия. Два дня танкисты учились стрелять и драться, а спецназ совершенствовал навыки управления бронетехникой. Наконец эти «ежики» и «черепахи» вышли на минимально приемлемый уровень готовности. Сразу же их отправили в Москву. Оружие уже давно было там. И когда грянул гром – мы уже были «перекрещены». Ввод танков и стрельба по зданию Думы была неожиданностью для всех, но не для нас.

Четыре танка удалось захватить, а остальные – сжечь. Обидно, конечно, что приходится убивать наших русских парней, но ничего не поделаешь. А затем, в соответствии с «домашней заготовкой», захваченные танки расстреляли весь боекомплект по американскому и английскому посольствам, а наши группы спецназа провели в посольствах «зачистку». Без потерь с нашей стороны не обошлось, но и танков у амеров не было. Сумели даже забрать кое-какую документацию. С ней будет разбираться Юревич. В том хаосе наши бойцы сумели отойти не «засветившись».

Была ещё одна группа с особым заданием. Одним из исполнителей был Серго. А задача у группы была такая: убить Ельцина. С одной из высоток Москвы Серго в нужный момент дал выстрел из миномета. Ельцин выступал в закрытом дворике Кремля. Обычным способом его было не достать. А Серго сделал это дёшево и надёжно. Возле миномёта оставили пару американцев из посольства. Ну и что, что с «дырками»? Бригадир «убрал» рядовых исполнителей – такая легенда. Аноним позвонил в пару десятков редакций телеканалов, студий, газет. Сообщил о выстрелах из миномёта с крыши дома. Журналисты приехали раньше милиции, всё сняли. А милиция не посмела забирать материалы: слишком много было журналистов. Более того, на тот момент мало кто понимал значение миномёта и американцев рядом: новость об убийстве Ельцина ещё не была широко известна. А потом стало поздно изымать, не «пущать».

Штурм здания ВС был прекращён, временным исполняющим обязанности Президента, вопреки Конституции, Дума назначила Мазымулатова. По происхождению он – чеченец. За нашу жёсткую политику в отношении Чечни нас не любил. Все три месяца перед выборами в России нагнеталась антисссровская истерия. Шли призывы «штыком вернуть Кубань, Кавказ, Калининград», «освободить русских и кавказских братьев от коричневой диктатуры, кровавой хунты». Какое-то действие на электорат это имело. Но парадокс «выявился» на выборах. Люди расценили так: раз нужно воевать, то лучше выбрать для войны военного человека. С большим отрывом в первом туре выиграл генерал Лебедь. Рыжков набрал 12 %, а Мазымулатов – 8 %. Остальные – меньше.

Подлость ситуации заключалась в том, что Мазымулатов стоял частично на национальных позициях, за что его и не любил проамериканский Ельцин. А Лебедь в политике разбирался плохо. Играя на его наивности, американцы подвели ему Яблядского. Тот стал другом, советником генерала. И что с этим делать?

Почему мы не провели своего кандидата? Много причин. Во-первых, за Мазмулатова мазу тянуть было не с руки. Если б выдвинулся Руцкой… Но он хотел стать премьером. Рыжков – каменный век. Да и не смогли бы мы с ним договариваться после «зачисток» коммунистической номенклатурной «гвардии». Жириновский? Не обладал должным рейтингом, имиджем и перспективой. Какой смысл вкладывать силы и средства в проигрыш? А Лебедь ещё помнил нашу киевскую встречу. Считал, что его мы тогда обидели. Чем? Ума не приложу. И на переговоры с нами не пошёл. Тут сказались оба фактора: то, что он был уверен в самостоятельной победе, и влияние Яблядского.

Ультиматум Лебедя.

Лебедь нам прислал ультиматум. Основные требования: вернуть в Россию все земли, отторгнутые нами в 91-м. Нормально разговаривать он не хотел. Поразила «звёздная болезнь». На приглашение приехать в Киев ответил отказом. Пришлось ставить человека на место. Перекрыли трубы в Европу. Наши консульства с помощью денег и завербованной агентуры, а также подконтрольных олигархов, устроили оранжевую неделю. Требования: выплата сбережений СССР, повышение пенсий до нормального уровня, разрыв дипломатических отношений со всеми капиталистическими странами, ибо это они убили Ельцина, а не одни США, провести приватизацию заново. Денег мы не жалели, кроме того, были некоторые наработки, которые я вынес в голове из будущего: пращи, «коктейли Молотова», фанерные щиты, ленточки симпатии, кровавые провокации и прочее. Лебедю сразу стало грустно. Его начали «клевать» со всех сторон. Европа требовала быстрее договариваться с нами, а то без нефти и газа плохо жить. Родные олигархи и капиталисты не хотели ворошить приватизационное «белье». Банкиры крутили пальцем у виска на его предложение отдать народу их сбережения.

Через неделю Лебедь позвонил и попросил встретиться. Накал страстей на улицах сразу спал, «мирные» демонстранты объявили перемирие в честь 600-летия парижской коммуны или 300-летия запорожского дуба. Что-то в этом роде. И вот – он перед нами. Генерал Лебедь, новый Президент России.

– Здравствуйте уважаемый Александр Иванович! Как мы рады вас видеть!

– Здравия желаю.

– Проходите, садитесь. Чай, кофе, водки?

– Спасибо, сыт вашим угощением по горло.

– Вот и славно. С чем пожаловали в столицу СССР, славный град Киев?

– Вы поставили меня в трудное положение, если не сказать крепче.

– Не мы, а вы сами сделали выбор. Мы с первого дня вашего президентства были настроены на конструктивный разговор.

– Я помню наш конструктивный разговор ещё тогда, когда меня к вам Боря послал. Он послал, вы «послали»… Ворочаете, как вам вздумается. И людьми и Россией.

– Ближе к делу. Чем вы недовольны?

– Всем. И вами, капитан Корибут, и вашими, делами. Я имею в виду всех вас, ракетчиков. И тем, что заставили меня идти к вам на поклон. Мыслимо ли дело!? Я, боевой генерал, десантник, должен выпрашивать милости у вас, тыловых крыс, путчистов, узурпаторов, диктаторов, гнобителей собственного народа?

– Если вы так настроены, то зачем приехали?

– Нет выбора. Россию поставили на колени.

– Но ведь ещё не наклонили?

– Вы мне это бросьте! Эту пошлую фразеологию! У меня ещё осталась честь офицера. На дуэль я вас вызвать не смогу, но разок дотянусь и приложу.

– Эх, вашу энергию, да в мирных целях бы… У нас, кстати, вызывают на поединок, а не на французскую дуэль. Высказались? Полегчало?

– Не очень. С меня все требуют.

– Ничем не могу помочь. Я вашу предвыборную программу не писал. Благодарите Яблядского. Или вы забыли, как перед выборами мы пытались с вами договориться?

– Вы пытались договориться о поддержке в обмен на мою лояльность. А я родиной не торгую. И выиграл сам, без вашей поддержки.

– Неправда. Без нас, но не сам. Через Яблядского вас финансировали американцы. Вот сейчас и пришло время платить за то. Мы бы вас не заставляли, как вы изволили выразиться, родиной торговать. А вот американцы наверняка заставляют вас убедить нас увеличить объёмы прокачки нефти и газа. В первую очередь газа. Нефть вы с горем пополам и через северные порты можете продавать. Или вы не считаете продажу ресурсов продажей родины? А мы вам тогда озвучивали программу расширения кооперации СССР и России в промышленности, в том числе и в военной сфере.

– От меня требуют вернуть старые земли России.

– Верните Финляндию. Польшу не советую – сильное радиоактивное заражение.

– Всё издеваетесь…

– А чем принципиально отличаются Финляндия, и, скажем, Калининградская область? Люди, что там, не хотят в Россию, что там.

– Отличаются.

– Чем?

– Финны не говорят по-русски. И они давно отошли. Отложились. А Калининград вы нагло украли.

– А у меня другие доводы. Калининград проводил референдум, большинство людей высказалось за СССР. А вот финны, как раз – не проводили никакого референдума. Ленин своим финским коллегам-революционерам бумажку подмахнул – и всё. Преступный сговор и незаконное отделение.

– Ты мне, капитан, мозги не парь. Всё равно вы неправильно присоединили к себе эти области. И должны отдать.

– Что должны – всем прощаем.

– И то ядерное оружие, что Борька вам с бодуна передал – верните назад.

– Ага, щас, чтоб вы его порезали на металл, а уран амерам отдали – вигвам.

– Ну что вам надо? Газ закрутили, людей взбаламутили…

– Мы-то, как раз, никаких ультиматумов вам не предъявляли, ваших людей в рабство загнать не хотели.

– Вы меня загоняете в угол. Я объявлю полную боевую готовность.

– Да хоть полнейшую.

– Не издевайтесь! Что мне делать? Что бы вы на моём месте делали? Хозяйство развалено, все чего-то требуют, вы перекрыли один из существенных источников финансирования.

– Я бы вам посоветовал, для начала, сменить советника. Яблядский вам такого насоветует – без штанов останетесь. Вы ещё Чубиса для полного счастья в советники возьмите.

– Перестаньте издеваться, имейте уважение: я – генерал, а вы – капитан.

– Не так. Вы – всего лишь президент, причём декоративный. А я – военный диктатор. Чувствуете разницу? Вы с коммунистами и капиталистами вынуждены заигрывать, торговать родиной в розницу, проводя решения через думские фракции.

– Ничем я ещё не торговал! Ничего не проводил!

– Это вопрос времени.

– Ладно, закончим эту комедию. О чем мы реально можем сейчас договориться?

– Выходим на предвыборные позиции. Мы кончаем на вас давить. А вы больше не трогаете наших консулов и забираете назад ультиматум. И сильно советую посмотреть наши предложения о сотрудничестве.

– А почему Борька часто вас слушал, вопреки воле американцев? Чем вы его купили?

– Заколдовал.

– Да ну? А меня, почему не заколдовали? Дёшево и сердито. Денежки бы сэкономили и людские головы. А?

– Команда, мои генералы, должны видеть другие методы воздействия. Особенно Вишневецкие. Даю им наглядный урок по чёрному пиару.

– На кошках тренируетесь, значит?

– Можно сказать и так. Есть и ещё одна причина, но вы в неё не поверите.

– А ну.

– Я вас уважаю, как военного человека. Не как политика.

– Хорошо, с той всей ерундой, я готов выйти на старый уровень, но меня не устраивает деятельность ваших консульств. Убивают людей, вербуют специалистов…

– Лихо вы темы беседы меняете. Кто так научил? Убивают врагов, предателей и коррупционеров. А специалисты у вас сидят без фондов и зарплаты. А исследования на голом энтузиазме может проводить только математик.

– А мне докладывали…

– Вам врали. Зайдите к Касьяну, генералу, кстати, попросите посмотреть документы. Возьмите наугад любой город, любую дату, я дам команду – Кирилл вас пустит в архив. Берёте любую папку и читаете. Или на компьютере смотрите. Если найдёте невинно убиенного агнца или сманенного главного конструктора, который у вас работал на «горячем» направлении – остановлю эти проекты, закрою 95 % консульств. Идёт?

– Идёт. Мне и в архив ходить не нужно. Вы сманили к себе Лозино-Лозинского. Гениального конструктора космических аппаратов.

– Бред! И в старом СССР, и в новой России ему не давали возможность реализовать задумки. Свою «Спираль» он втихаря разрабатывал, фактически, занимаясь служебным подлогом. А МАКС, вообще у нас был разработан. А «Буран» мы у России официально купили. За нормальные деньги. Если очень хочется – могу продать назад. Много лишних денег?

– Вы мне зубы не заговаривайте! Я вам доказал…

– Ничего вы не доказали! Пойдите в архив к Касьяну и прочтите дело Лозино-Лозинского. Снимите копию, а потом проверьте у себя. Вместе с ним ещё половина КБ переехала. Мы что им: нож к горлу приставляли?

– Давай провожатого. Пойду в архив.

– Вот это – другое дело. Учтите, Александр Иванович, управление складывается из таких мелочей. Следите внимательно за цифрами, которыми вас будет ваша свита потчевать. Иначе у вас будут бюджет «дерибанить» не один к десяти, а один к двадцати.

– Как?!

– А что, вы не знали? При Борьке цифры бегали в этом диапазоне.

– А почему вы не помогли? Не разоблачили?

– Трудно и бессмысленно. Даже если бы мы добились сокращения воровства вдвое или втрое – деньги пользы народу бы не принесли.

– Почему это?

– В России доминирует вражеская идеология. Даже дойдя до самого рядового работяги, эти деньги превратились бы в лишнюю бутылку водки, поездку в Турцию или Таиланд, к проституткам. За что тут бороться?

– Не все же!

– Не все, но…

– Ладно, буду разбираться.

Разобрался. Четыре года Лебедь разбирался в стране, капитализме, экономике, идеологии. Не победил. Умер от сердечного приступа. Знаем мы, эти приступы… Не справился генерал. Не развязал войны с нами. И даже коррупцию уменьшил. Но вывоз ресурсов не остановил, промышленность не возродил. Даже военную. Старательно слушал Яблядского, МВФ, послов всяких английских. Не взял мою службу безопасности, но это ладно. Не внял, когда его предупредили, рискуя расшифровать свой источник, агента, о покушении. Поехал на рыбалку с неправильной компанией. Не, послы не могут людей травить, не-не!

Глава 8

1. Северодвинск. Зима 1996-го.

Юрий Григорьевич Журавлёв шёл домой. Он специально встал на одну остановку раньше, чтобы подумать о жизни своей тяжкой. С другой стороны, чем позже прийти домой, тем меньше смотреть в глаза жене и дочери. Сегодня ругался с зампотехом: тот не хотел выделять новый генератор. Почему не хотел? Не выдал тайну великую сию! Придётся чинить старый. И так: почти каждый божий день на протяжении…, да что там «на протяжении»! Как Союз распался, так всё и пошло наперекосяк. Перебои с запчастями, задержка зарплаты, отключение света. Жена ушла с завода в частную кондитерскую. Это была удача. Так казалось сначала. Зарплата – регулярно, мелкие радости, в виде продуктов, пирожные дочке. Только, вот, два момента выплыли позже. Во-первых, Журавлёва начали давить комплексы. Он, взрослый, состоявшийся, ну, почти состоявшийся мужик, фактически, находится на содержании жены. Света его даже не пилила. Сперва. Всё равно было обидно.

Во-вторых, у Светы появился любовник. Это неточно. Было с десяток разных маленьких непоняток, косвенных штришков… Неохота убеждаться. Или наоборот. Самому на себя в зеркало смотреть тошно. И, ведь, сам-то ни в чём не виноват! Государство не содержит нормально свой флот! Да и капитализм этот… Всё не то и всё не так. Я оказался не приспособлен к капитализму.

Вот и дом по проспекту Ломоносова. Вот, наконец, дверь квартиры. Звонок. Глубокий вдох-выдох, заходим. Света сегодня какая-то не такая, как всегда. Взгляд тяжёлый и печальный.

– А где Маша?

– У Костюковых. Пятница. На завтра уроки делать не надо, вот и пошла играть. Мой руки и иди на кухню есть.

– Что у нас сегодня?

– Макароны с сосисками.

– Мою, иду.

– Юра, не знаю, как сказать… Я от тебя ухожу. Не смотри так!

– К кому?

– К Фёдорову, начальнику смены.

– Сколько это у вас?

– Смотря что. Ухаживает он за мной уже с лета. Переспала я с ним только один раз, вчера. Я подумала так: вот если с ним будет в постели плохо, то я от тебя не уйду. Но, увы – с ним было хорошо, не хуже чем с тобой. Да, я бы сто раз осталась с тобой! С тобой! Но нет тебя! Ты прежний куда-то делся! Глаза не горят. Я уже забыла, когда ты рассказывал мне о своих придумках на работе. Как в 87-м, на твоей веревочке и клинышке корабль дошёл в порт. Ты мне рассказывал и весь сиял! Ну и что, что выговор дали! Или как ты с заводчанами поругался, не принял у них технику. Мне плевать, что тебя «заморозили» капитан-лейтенантом. Не всем же быть адмиральшами. У меня душа болела, когда замполит хотел тебя из партии выгнать, когда ты поднял вопрос очереди на квартиры. Как мы радовались этой однушке. Я была твоя, твоя половинка. А теперь… Тебя нет. Вы стоите в порту, у причальной стенки, учения по карте, денег нет; делаешь пулю из дерьма, сам не рад. Я тебе много раз предлагала уехать к моим, в Ростов. «Долг, присяга, всё наладится». Ничего не наладится!! А мне тридцать лет! Я ещё жить хочу!

– Светик, не плачь, маленькая. Я всё понимаю. Наверно, ты права, с Фёдоровым тебе будет лучше.

Горло перехватило, слов больше нет.

– Знаешь, я на работе рубильник забыл выключить.

Вот и всё. Все непонятки получили подтверждение. Ввязаться бы в бой, но не могу понять: с кем. Холодно, ч-чёрт! Зима в Северодвинске это не фунт изюма. Куда я иду? А куда вообще мне идти?!

* * *

Христенко Иван Мартынович был председателем «Русско-российского общества дружбы», консулом СССР в России в Северодвинском консульстве, но это только формальная часть айсберга. Реально приходилось быть специалистом широкого профиля. Сейчас он подклеивал полоски бумаги на окнах – а больше некому, весь штат – четыре человека. Был сильный ветер вчера, выдул через щели, бумага отклеилась. Заходит Игорёк. Этого парня не от мира сего все звали именно Игорёк, хотя, Христенко знал, сам оформлял его приём на работу, Игорьку было уже тридцать пять лет. Игорёк был незаменимым техническим специалистом.

– Иван Мартынович, там один из перспективных кажись дозрел.

– Кто?

– Журавлёв.

– Бегу, только руки помою.

– Показывай.

– Вот запись, а если коротко, то жена уходит к любовнику.

– Наружку – к подъезду, слышь, Петрович! Христенко освежил в памяти данные по Журавлёву. Для полноценной работы с объектом необходимо хорошо владеть темой. Родители, учёба, знакомство и отношения с женой, дети, точнее одна дочь, так-так. Психотип, прогнозы…

– Игорёк, он, скорее всего, сейчас сломается, я на выезд, остаёшься за старшего.

Христенко выскочил на улицу, завёл машину, ругался, пока она грелась, и помчал по ночным заснеженным улицам Северодвинска, чувствуя, что не успевает. К интуиции он прислушивался, это ему не раз помогало. По восьмикилометровой рации связался с Петровичем. (Ага, восьми, еле-еле на 2–3 км берёт, дерьмо китайское.)

– Петрович, как у тебя?

– Вышел, взъерошенный такой, я ему «жучка» на шинель приколол, под пьяного сработал.

– Куда он идёт?

– На набережную.

– Отбой связи, я уже близко.

Христенко повернул к реке.

Недалеко от старой пристани было хорошее место клева. Там рыбаки прорубали полыньи и коротали время с пользой для семейного бюджета. Вчера был сильный ветер, и никто не сидел, проруби замёрзли. Но Журавлёв об этом не подумал. «Вот: мёл снег, вот: небольшая ямка, ага, тут и была прорубь. Чёрт! Топора нет, а она замёрзла! Зачем сдал пистолет в части!? Зачем!? Было бы намного проще! Попробуем проломить лёд ногами. Раз, и-и-раз! Что-то треснуло. То ли лёд, то ли кость.»

– Эй, мужик, это моя ополонка! Отойди. Тут я рыбу ловлю.

«Что ему нужно!? Неудачно как! Обидно, ничего не получается!»

– Скоро полночь, какая рыба? Где ваш топор или ледоруб?

– Мне для тебя и рук хватит.

Неказистый мужичок подошёл совсем близко.

– А вы уже протрезвели, я смотрю?

– Хаа-аа.

Удар в солнечное сплетение Петрович провел безупречно. Присел, взял «брёвнышко» за ноги, взвалил на плечо и понёс к берегу. Тут как раз и подъехал Христенко.

– Клади в мою машину, и садись рядом для контроля. Потом за своей вернёшься. Через минуту Журавлёв вновь обрёл дар речи.

– Куда вы меня везёте?

– В пункт психологической реабилитации.

– Выпустите меня!

– Сиди, не дёргайся, а то реально в дурку сдадим. Будут из тебя овощ выращивать.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем вы мне помешали?

– Тебе правду или чтоб поверил?

– Куда мы едем?

– А куда тебе хочется?

– Не знаю, ещё недавно – на тот свет, а теперь – не знаю. Домой – не могу, на работу – не хочу.

– Пить будешь?

– А, давай!

Молчавший Петрович решил вставить свои три копейки: «Мартыныч, может в «Укулус»? Там работает администратором одна разведёнка…»

– О работе думать надо! А не о х-х… разведёнках! Ладно, «Укулус», так «Укулус».

Это ночное кафе на своём проспекте Ломоносова Журавлёв знал. Пару раз даже заходил. С дочкой ели мороженое.

– Эй, военный, шапку одень, вон на сиденье лежит!

– А? Да, спасибо.

Одна половина помещения кафе была выделена под видеозал, стояло четыре телевизора, и сейчас шёл какой-то американский боевик. Незнакомец повёл его в другую половину. Было сильно накурено, но сейчас это Журавлёва не занимало. Начался отходняк: чуть-чуть морозило, наверно нервное, появилась резкость движений, захотелось с кем-то подраться, ну хоть с тем вредным Петровичем, который его стукнул в живот. Второй ему ничего плохого не делал, неудобно как-то, а Петрович задержался на улице. Зачем?

– Официант!

– Дать меню?

– Нет, давай по-нормальному. Литр водки, только средней какой-нибудь. Сильно дорогую не надо, но и не «палёнку».

– У нас нет «палёнки».

– Ты меня услышал? – взгляд Мартыновича потяжелел.

– Да, я понял, ответил официант просевшим голосом.

– Смотри. Сразу же какую-нибудь быструю закусь. Готовых салатов два-три вида и побольше, колбасы какой-нибудь по-быстрячку нарежьте. А потом давай что-нибудь горячее: плов или картошку с мясом.

– Есть борщ.

– Устроит. На троих.

– Понял.

Ну, что тут сказать? Иван Мартынович оказался мировым мужиком. Говорили весь вечер, да нет, какой вечер, всю ночь. Впрочем, на часы я и не смотрел. На четвёртой рюмке, наверно, я заметил Петровича, который больше молчал. Материализовался он, что ли? В морду бить его уже перехотелось. Он наливал, общался с официантом, расплачивался, отходил поболтать с какой-то тёткой. Хотя, это мне – тётка, а ему, может, и женщина. Ага, ещё он машину вёл, вроде бы. Голова немного болит, но это нормально. Я пить не привык, хотя спирт «для протираний» у нас есть, да и посидели мы вчера сильно.

Мартыныч оказался бывшим военным. Даже сталкивался по службе с парой дальних знакомых. Говорили о бабах, о политике. О футболе не говорили. Вместо него говорили о службе. Он тоже из флотских. Только с Чёрного моря. Теперь он гражданин СССР. Впрочем, почему: «теперь»? У него старый советский красный паспорт. Свежей выдачи, ну так он же до этого бегал с военным билетом. Это я поменял гражданство на российское. Гражданин дружественной страны. А чё, и правда, дружественной. Слышал, они наших детей бесплатно оздоравливают. В Крыму, в других местах. Даже в Артеке. Хороший мужик. Да и Петрович. Хотел морду ему набить. А ведь, он меня спас. Реально. Экая глупость!? Топиться! Как мы с Иван Мартынычем смеялись! Ногами лёд хотел пробить. Дурак! Мороз – двадцать градусов. Там уже сантиметров 10–15 толщина льда. Никак не пробил бы. Ногу сломать мог бы. Пятка, кстати, слегка болит. И сушняк. Воды надо выпить. Ой, вертолётики.

– Уже встал? А чё за стену держишься? Штормит?

– Есть немного.

– Я чай уже закипятил, пойдём на кухню.

– А где это мы?

– Это офис «Русско-российского общества дружбы», при консульстве. Я тут главный. А куда нам было тебя вчера везти?

– Это да.

– Юрик, ты сегодня никуда не торопишься?

– «До пятницы я совершенно свободен».

– До пятницы, до пятницы… Почему – до пятницы? А-а-а, это ты Пятачком был?

– Да, дочь мультики смотрит, вот, иногда и я.

– Любишь Машу?

– Это я вчера вам про неё рассказал?

– Юрка, да ты чё, ничё не помнишь?!

– Если честно, то – кусками.

– Вот варенье, вот печенье, вот чай. На вопросы отвечай. Видишь я поэт, зовусь… А у меня внучка примерно такого возраста. Пять лет. Вижу нечасто – много работы, но тоже очень её люблю. Маленькое, светлое, невинное неземное существо. Что молчишь, оболтус? Что должна была сказать твоя жена твоей дочке, если бы твой фортель удался? «Папа дурак, утопился, больше его ты не увидишь», – так, да?

– Я об этом не подумал.

– Моё мнение – ты не подумал вообще ни о чём. Просто выключил голову и делал чёрти что. Давай сегодня, раз ты свободен, поговорим за жизнь уже серьёзно. Ты мне вчера рассказал много, но несколько сумбурно. Что, впрочем, и не удивительно. Давай теперь заново.

Удивительно, хотя внешне Иван Мартынович совсем не походил на моего отца, но ощущения были похожие. Не было никакого ощущения неудобства, стыда. Казалось, ему могу рассказать всё, даже как в детском садике у Вовки шнурки вытащил из ботинок. Если бы на руке не было часов, то я бы и не смог определить что мы просидели три часа. Хлопнула дверь, через полминуты на кухне появился старый знакомый – Петрович.

– Где тебя черти носили?

– Дак, у администраторши заночевал.

– Ладно, прощаю, тоже дело нужное.

– Рад стараться ваше высокоблагородие!

– Депремирую.

– Всё, всё, всё!

– Иди к Игорьку, следи за работой, я пока занят.

– Да.

Пока Мартынович разговаривал с Петровичем, Журавлёв осмотрелся. Гостевая комната была уютной. На стене висела репродукция какой-то картины, возможно, Айвазовского. В углу возле окна в большой кадке рос фикус. В другом углу на полу лежал небольшой якорь. Вдоль правой стены стоял высокий, большой шкаф. За стеклом которого стояли всякие сувениры: ракушки, гильзы, открытки, книжки с цветными обложками. Это выглядело аляповато и наивно. С другой стороны, взгляду было на чём остановиться. В центре комнаты стоял круглый стол, чуть ниже столового, но выше журнального. И четыре кресла. В двух из них как раз и сидели люди. Мартынович и я, морячок-неудачник. Даже утопиться толком не вышло.

– И что мне с тобой делать, Юрка? – оторвал от глубоких мыслей председатель общества.

– Да, уже всё нормалёк, Мартыныч. Спасибо тебе. Теперь выкарабкаюсь. Топиться больше не пойду.

– Ты не понял. Не это важно. Жизнь не должна быть пустой. Что ты передашь Маше, даже если Света будет давать вам видеться? Твою разбитую душу нужно собрать, потом мёртвой водой, потом живой и так далее. Иначе ты сопьёшься нахрен.

– Да, спирт у нас есть.

– Не о том речь.

– Да, я понимаю, это я так шучу. Только что делать, где искать точку опоры – не знаю. Работа нравилась, но зачем это теперь, этой стране? Которая сама стала отдавать Западу свои ресурсы? Сами ломаем самолёты и корабли, разоряем свои заводы. Жена предала. В этом мире мне места не нашлось. Спасибо, Мартыныч, что посочувствовал, но что делать – я не знаю.

– Есть мысля. На, накати рюмашку коньячка, для бодрости и слушай. Ты присягу в каком году давал?

– В восемьдесят шестом.

– Ага, значит ещё СССР. А если я тебе дам точку опоры? И даже не одну. Вот, смотри. Ты говорил, что жену достало безденежье и твоя депрессия. Предлагаю тебе стабильную зарплату, работу по специальности, и жилье в хорошем климате для всей семьи. Светку ты прости, это она так, как и ты, сдуру.

– Откуда, вы знаете? Она хвасталась, что ей с Фёдоровым понравилось. Мне незачем жить!

– Ну! Ну, Юрик… Капитан-лейтенант Журавлёв! Возьмите себя в руки! Чтоб ты знал, это и есть война, ты – на фронте, на передовой. Только оружие другое. Видел в «Укулусе» куда народ катится? Раньше «Чапаева» смотрели – теперь идеологическую пропаганду врагов и оккупантов смотрят. Да-да, оккупантов. Все коммерсы свои накопления в долларах США держат. Металл и икру вы им отдаёте за бумажки, к «рекомендациям» послов министры прислушиваются. А если не прислушиваются, то продаются за те же «зелёные». Чтоб ты знал, Чернобыль – это была грамотно организованная, через завербованных агентов, диверсия. Я бы мог тебе много рассказать, но лучше потом сам почитаешь. Будем условно считать, что тебя ранили на фронте. Твоя задача: вылечиться и воевать дальше, причём, более умело.

– Я не могу, нет сил.

– Надо Федя, надо.

– Я – не Федя.

– Я знаю, Юрик.

– Меня командир не отпустит, на мне – вся техническая часть держится.

– Хватит хныкать. Знаю. Всё знаю. И про верёвочку с клинышком, и про вечное капитанство, и про тёрки с замполитом, и про квартиру, и как с машиной тебя «прокатили».

– Вы шпион?

– Ну, дура-а-ак! Что я такого могу тут разведать? Мы были одной страной, одинаковое оружие, коды, люди. На кой чёрт нам нужны секреты про лодки и корабли, которые не плавают, а стоят у причалов? Я у тебя хоть что-то по службе спрашивал? Как консул СССР, совершенно официально, предлагаю тебе, Юра, получить наше гражданство, переехать со всей семьей в СССР, там получишь жилье, будет регулярная зарплата. Скорее всего, Света легко найдёт себе работу тоже.

– Я бы хотел посмотреть, может, я попрошусь в отпуск? Мне дадут запросто. В январе-то!

– Нет смысла. Если ты желаешь сохранить семью, то в любом случае тебе нужно что-то менять.

– У жены есть родственники в Ростове, но это теперь ваша страна.

– Ну почему: «ваша», Юрик? Твоя! Ты отвечал «служу Советскому Союзу», а раньше говорили «служу трудовому народу». А теперь у нас в этом случае говорят так: «Служу русскому народу». Там живут такие же русские люди, как и тут.

На глаза навернулись предательские слёзы. Я, здоровый зрелый мужик, плачу. Сам не знаю, почему.

– Но у меня проблема с женой, она может не захотеть.

– Ерунда, вместе уговорим. Спорим? Вот поехали. Петрович! Остаёшься за старшего!

Светлана Журавлёва бродила по пустой квартире и не находила себе места. Разговор с мужем прошёл как-то не так. «Да и как «так» он мог пройти? Неуютно, обидно, тоскливо на душе. Пусть бы Юрка кричал, сломал что-нибудь, побил бы меня, или посуду. Хотя нет, это я бью посуду. Он обычно обнимает, утешает, целует. Вот уже и Маша пришла. Звонила Кулакову – там его нет. А больше Юре и пойти не к кому. Про кого другого бы подумала, что бухает где-то, но это не про моего мужа. Маша уже спит давно. Где же он!? Ой! Как громко звенит звонок.»