Текст книги "Ракетчики (СИ)"

Автор книги: Алексей Рагорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 88 страниц)

«Молодцы пацаны, вжарили янкесов!»

«Осталось неизвестным: кто из командиров танков принял решение атаковать посольство. Но все соцопросы показывают единодушное одобрение россиян. Правительство США передало послу России в США ноту протеста. Генерал-полковник Лебедь очень жёстко выразил своё отношение к этой ноте. Мы даже не будем озвучивать прямую речь ИО Президента в эфире. Вместо извинений Александр Лебедь послал нашим заокеанским партнерам видеозапись, любезно предоставленную ИТАР ТАСС, на которой чётко и крупным планом видны действия американского снайпера. Более того, разрешения видеосъёмки хватило для уверенного опознания этого снайпера. При разборе завалов на территории бывшего посольства США были обнаружены документы на этого снайпера. Это был капрал Джон Смит, снайпер тактической поддержки из числа охранников посольства США в России. ИО Президента России Лебедь отозвал посольство России в США в полном составе, и уведомил правительство США о разрыве дипломатических отношений. Ядерные силы России приведены в повышенную боевую готовность. По Москве ищут сбежавших граждан США, которых не смогли добить наши танкисты. Предположительно, оставшиеся в живых американские дипломаты нашли укрытие на территории посольств других государств. Возле посольств Великобритании, Франции и ФРГ выставлены блокпосты с целью недопущения провокаций».

– Эй, ты ко мне?

– Да, Лиза, это Олег Петрович вызывал тебя.

– Пойдём. Софья Абрамовна, мой двадцатый свободен?

– Да, ты же знаешь.

– Тебя Лиза зовут?

– А ты не читал анкету?

– Ну… Больше фотографию рассматривал, прочее: рост, возраст, прочее, размер…

– Ясно. Не парься. Если тебе хочется – можешь называть любым именем.

– Не, да ты чё?! Я Лизой буду звать. Красивое имя.

– Спасибо. Заходи, это мой любимый номер, двадцатый.

– Чем он хорош? Он сильно лучше других?

– Нет, только для меня. Извини, я не готова тебе об этом рассказывать. Слишком личное.

Олег осмотрелся в номере. Белая побелка на стенах, пара мягких пуфиков в белых чехлах, ковер посреди комнаты, на ковре лежит широченный матрац. Размеры комнаты не очень большие, примерно три на четыре. Стыдно признать, но все свои предыдущие контакты с женщинами Олег проводил в существенно более грязных условиях. То – в общаге, то – на съемной хате, то – в ванной, втихаря от родаков. Но это давно было. Пару раз на природе. Несколько десятков раз в машине. Были и проститутки. Но тут, в зоне… Такая аккуратность, чистота, зеркала на потолке, качели… Прикольно.

– А телик пашет?

– Не насмотрелся? Или у тебя плохо встаёт? Нужна порнушка? Тут есть кассеты.

– Не, всё нормально. Может, потом – порнушку. Давай быстрее, мне всего час выделили.

– Какой ты ещё зелёный – час – это с момента открывания двери номера. Тебе хватит. Не переживай. Фу! У вас сегодня физуха была?

Физическая подготовка была у заключенных каждый день. Лиза это прекрасно знала. Но у неё уже была выработана своя методика психологической обработки мужчин. Десяток маленьких хитростей, помогающих выживать в рамках навязанных условий с минимальными потерями.

– Иди в душ, раздевайся. Я застелю постель и приду, тебе спинку потру.

– Ага.

Олег не стал спорить. Он вообще, несколько растерялся. Не то, чтоб он пасовал перед дамами. Как раз наоборот. Но обычно даже реальную шлюшку приходилось, так сказать, соблазнять, исполнять определённые ритуалы, говорить стандартные слова. С дорожными проститутками было совсем по-деловому, даже несколько механически, что ли. А в подобной обстановке он ещё не был – это раз. И два: было стойкое ощущение, что это не он получил бабу в приз, а она собирается его трахнуть. Заходя под душ, Олег про себя решил: нужно, как он привык, становиться главным, брать ситуацию в свои руки. Помывшись наскоро тёплой водой с мылом, он переключил холодную, чтоб взбодриться.

– Ай! Холодная! Ну, ты даёшь. Сделай тёплую. Будь так добр.

И как тут отказать? Когда одна нежная женская рука гладит спину, а вторая ухватила удобно мужские причиндалы и ласкает? Ну её нафиг, эту холодную воду, лидерство. Расслабимся, доверимся профессионалке. Олега повело: женские руки, груди, губы делали своё дело – возбудили самца. Действительно – профессионалка. И дёрнуло же его за язык…

– Лиза, а ты на воле тоже этим занималась?

– Вытирайся, м-м… придурок.

– Лиза стой! Ты куда?! Извини!! Я не хотел тебя обидеть!

– Да?! Обозвал, но обидеть не хотел? Ещё будут такие мансы – тебя и двадцатиочковые не будут обслуживать. Будешь с Софьей Абрамовной напряжение снимать.

– А-а? Ты не обязана? Ну, в смысле, тебя не заставляют? Ты можешь мне отказать?

– Да, конечно. А ты что думал? Резиновую куклу купил?

– Извини. Я не хотел обидеть. Просто ты так классно меня ласкала… Вот я и подумал…

– А ты умеешь?

– А-а?

– Думать?

– А-а… Ну, прости меня, Лиза. Ну, дурак.

– А чё это у тебя вопросы такие левые? Сколько ты на зоне?

– Вообще – скоро год, но в этой – только второй месяц.

– Слушай, а ты не из возвращенцев?

– Да, наш взвод из России по договору…

– А! Так ты тогда отличник боевой и политической подготовки. Иначе бы так рано меня не заработал. Ты ещё ничего не понимаешь. Это ты меня извини.

– За что??

– Ну как же, кайф тебе обломала, наезжала.

Лиза нежно запустила руку в коротенькие, уже подсохшие волосы Олега, спустилась к щеке. Олег не мог на неё сердиться. Любовь, страсть – кто разберёт? Но больше всего душа истосковалась по искреннему теплу и ласке. Мягкая ладошка растопила чувства. Стоят двое голых и, вместо того, чтобы занять горизонтальное положение, целуются как влюблённые. Парадокс, но Олег, вместо возбуждения самца, испытывал странные смешанные чувства родства душ с девушкой. Именно так: с девушкой. В дальних уголках ума стучалась здравая мысль: «Она не может быть девушкой». Но Олег эту мысль не слушал. Он слушал сердце. Дипломированный психолог смог бы разложить все психические реакции парня, как анатом – препарированную лягушку. Объяснил бы и реакцию на стресс, на смену обстановки, на нового человека, учёл бы длительное воздержание, наговорил бы кучу специальных терминов, объяснил бы этот парадокс, как дважды два. Но нам нет до этого дела. Мы не будем раскладывать светлое чувство, второе в жизни у каждого из нашей пары, на десяток мелких психофизиологических реакций с латинскими названиями. Да, потом ребята упали на постель и слились в едином порыве страсти. Но за десять секунд до того между ними проскочила искра. Эта искра дала обоим надежду и силу жить дальше. На что надежду? На что могут надеяться два убийцы в зоне? Они не задумывались над этим вопросом.

– Мне уже давно не было так хорошо. Почему молчишь?

– Боюсь опять глупость ляпнуть.

– Ха-ха! Это правильно. Я сама объясню. У меня было много мужиков. Тут, в зоне. И на качелях и на пуфике. Разве что на люстре не было. Но, то всё было как у животных. Голый секс, физиология. А с тобой – иначе. Это узкое лицо, шрам на брови – всё кажется таким родным…

– То есть: как мужчина – я тебя не впечатлил?

– Ты рвёшь настроение. Я же сказала: с тобой – совсем не так. Но не переживай, с этой точки зрения всё было прекрасно. Уд у тебя красивый, приятный на ощупь, бархатный, тёплый, мягкий.

– Обидеть хочешь?

– О-о… Ракета заправляет топливо, сейчас полетит.

– Вот я тебе покажу – куда она полетит!

Потные, удовлетворенные, они лежали и неторопливо переговаривались. Над дверью замигала жёлтая лампа, из небольшого динамика раздалась соловьиная трель. «Дурдом, на зоне дорогой звонок поцепили. Хотя, наверно – чтоб не падал, если что.» Лиза подошла к телефону на подоконнике, что-то поклацала.

– Софья Абрамовна, я бы хотела использовать свои призовые очки и продлить ещё на час. Что? Ага, щас спрошу. Олег, ты хочешь ещё со мной побыть?

– Спрашиваешь! Ясен пень!

– У меня есть своих тридцать восемь, Софья Абрамовна говорит, что у тебя осталось два неиспользованных очка, если их объединить, то, как раз получится минимальный квант. Тридцать восемь плюс два – будет сорок.

– Я считать умею. Но не очень понимаю: что от меня надо?

– Ты согласен использовать эти свои два очка на ещё один час со мной?

– Издеваешься? Да я палец готов отрезать за час с тобой!

– Не нужно – палец, «да» или «нет»?

– Да! Да! Ясен пень – да!

– Софья Абрамовна, мы объединяем очки. Спасибо.

– И чё это было?

– Ты мне очень понравился. Я использовала свои очки. Всё просто. И твои два оставшихся сняли. Даже если бы немного не хватило – мне бы дали кредит. Я – на хорошем счёту.

– А если я потом отопрусь? Скажу, что ты соврала, а я был в туалете?

– Дурак?

– Не, я прикалываюсь. Я ж – бандит. Что нам, бандюкам, развести кого?

– Ох, зелёный, дурной, любимый…

Лиза гладила грудь, перебирала волоски, возбуждала соски Олега. Это было нежно, приятно, и реально возбуждало.

– Подожди, не отвлекай, Ли-иза, ответь на вопрос.

– Всё просто: ты не сможешь так сказать.

– Не, ну это ясно, просто интересно: вот если бы?

– Ты не понял. Здесь везде камеры стоят. Камеры наблюдения. Почти без мёртвых зон. И микрофоны. Нас видно и слышно.

– Да!? А нафига?!

– Олежка, милый, очнись! Мы – в зоне. Мы тут все: убийцы, насильники, маньяки. Обычные бандиты – самый безобидный контингент. Тебя за что взяли, к примеру?

– За рэкет. Но ты права. Как-то я с тобой забылся, выпал из темы. Можешь мне не верить, но я всё равно скажу: я в тебя влюбился. Это не просто перепихон. Ну, сейчас я думаю именно так.

– Хочешь, я расскажу тебе что-то очень личное?

– Ясное дело, говори.

– Ты спрашивал: чем двадцатый для меня хорош. Я тут заново родилась. Был у меня один клиент: Огрызко. Фамилия такая. Чё ржёшь? Уд у него, как раз, нормальный. Мозги – набекрень. Приняли его за убийство, но после нападения на меня пропустили через «инквизицию» и детектор лжи, выяснили: он восемь девушек изнасиловал и убил. Это он оказался Никопольским Маньяком. Он был недоученным психологом, поэтому штатные зоновские психологи его не «раскололи».

– Он тебя тут хотел изнасиловать?

– Нет, душить начал. Но я ему пальцы выломала, глаза поцарапала, ещё кое-где кое-что сделала.

– И чё, вырубила мужика? Не может быть.

– Нет, продержалась до подхода охраны. Ты же не думаешь, что Софья Абрамовна тут одна за порядком следит?

– Ладно, с маньяком разобрались. А почему двадцатый – любимый?

– А это такой приём: клин клином вышибать. Мне психолог посоветовала: чтоб не сформировался комплекс, считать это событие хорошим, удачным. В принципе, учитывая, что он мог меня убить, а я выжила, то действительно – удачно вышло.

– И часто тут такое?

– Очень редко. Того же Огрызко потом месяц возле столба на куски резали. Мне другие рассказали.

– Слушай, а если нас слушают, то это значит, что если клиент проболтается, то ему могут срока добавить и всё такое прочее?

– Олежка, ты такой наивный! Ты – не в обычной зоне. Ты – в СССР. Ты можешь сознаться в десяти новых преступлениях, можешь оправдаться в тех, за которые тебя посадили изначально – это уже ни на что не повлияет. Отсюда есть только одна нормальная дорога: следование системе. Подчинение системе. Работа над собой, повышение рейтинга, полезности для общества. Всё, давай последний раз – и будем одеваться, смотри на часы.

– Погоди. А если я притворюсь хорошим, буду делать вид, что исправился?

– А детектор лжи на что? И ещё нужно сообразить: в чём исправляться. Учи рейтинговую систему.

Бригада. (Сентябрь 1994-го).

Придя с Дома Удовольствия, Олег твёрдо решил взяться за улучшение своего рейтинга и заработок призовых очков. Стимул был конкретным. Но как подойти к проблеме? Их отделение на днях заканчивало КМЗ. Похоже на КМБ? Неспроста. Расшифровка почти та же: курс молодого заключенного. Цинично, откровенно, без изысков. Вернёмся к Олегу и его проблеме. Он решил глубже прощупать своё отделение. Зэки, за эти два месяца пребывания в зоне, были выбиты из привычного стереотипа поведения. Не та зона. Зэка – вообще, народ не слишком откровенный. А в таких условиях – и подавно. Не то, чтоб не общались, но общение было совершенно поверхностным. Ещё в старых зонах было не принято глубоко лезть в душу, спрашивать: как, за что сел? Но тут даже нейтральные части биографий рассказывали не слишком откровенно. Хотя все старожилы, в том числе и Кирьянов с Серафимовым, говорили, что рассказы о прошлых делах большого значения не имеют, но доверять этому не хотелось.

Углубить общение получилось легко. Весь следующий день Олег работал рекламным агентом. Всех интересовало всё. И как у Олега прошла ночь с его Лизой. И много ли женщин в доступе? Какие сколько стоят? И всё это подробно и не один раз. Кое о чём Олег был не склонен откровенничать, поэтому применил тактическую хитрость: отвечал вопросом на вопрос. Давал процессу затравку в виде кусочка информации и разворачивал общественные дискуссии на заданную тему. К концу дня отделение узнало друг о друге едва ли не столько, сколько за два месяца.

Через три дня «возвращенцев» раскидали кого-куда. Из его отделения в одну с ним бригаду попали два человека.

Кобзев Витя, был снайпером в Афгане, был ранен в ногу. На гражданке особо никому не был нужен. Поехал в гости в Россию к своему сослуживцу. Тот предложил работу: убийство за деньги. Если бы Витю не бросила его девушка, Алина, то, скорее всего, он бы не пошёл на это. А так: никакой веры в человечество. С 90-го по лето 94-го их киллерская деятельность шла вполне успешно. Но по последнему делу что-то пошло не так. Не по их вине. Жертва договорилась с заказчиком чуть раньше, чем её устранили. В результате заказчик, а он был очень сильной региональной фигурой, решил «слить» Витю с напарником. Не помог даже армейский опыт: спецназ взял ребят ночью, тёпленькими. Напарник вырвал пистолет из-под подушки и был убит при задержании. Хотя, может, и не было никакого пистолета? А Витю, который не имел контакта с заказчиком и посредником, а был просто снайпером, – оставили в живых. На зоне киллеров не любят, ибо они «валят» «братву» по-беспределу. Но про Витькину «работу» не узнали, а «шили» ему только незаконное хранение и подготовка убийства. Большой срок дать не должны были бы. Витька молчал, как партизан. А тут и «возвращение». Паспорт он обменивал на российский, но родители – на Украине, единственная официальная собственность, квартира: на Украине. Всё никак не решал: где брать «хату», и какую. Что и не удивительно, при его образе жизни. Таким образом, он подпал под положения «возвращенца».

Вторым человеком был Тютя. Тюрин, Иван Игоревич, радиоинженер, кличка Тютя. Впрочем, клички зэки смогли без штрафов использовать только в шахте. Но о шахте – потом. Среднего роста, когда-то имел пивное брюшко. Сейчас, впрочем, это брюшко исчезло. По всем предметам обучения КМЗ он был первым, кроме физкультуры. Как он ни напрягался – не желали его рыхлые мышцы превращаться в чемпионские. Работал он на оборонном заводе «Радиоприбор» в Запорожье. Поехал в Москву в закрытый НИИ по работе. Жена его бросила, детей они не нажили. Поэтому именно Тютю посылали в командировки. А ещё, потому что безотказный. И хороший специалист. Впрочем, именно эту командировку, в Москву, бедой назвать было нельзя. Но послали Тюрина, так как нужно было реально работать. Засиделись за полночь, коллеги предложили «протереть контакты». Вы что, не знаете, что у электронщиков есть фонды спирта? С непривычки Тютю развезло, полез «совершенствовать» прибор. Спалил не только прибор, но и всю установку. Важную и секретную, между прочим. От пожара рванул кислородный баллон, убило прибежавшего на хипеш вахтера. Шума было! Сняли пяток руководителей, объявили десяток выговоров, а Тютю объявили вредителем и американским агентом. Это были времена Андропова, кто-то галочку лишнюю в отчётность поставил. А Тютя «загремел» на нары. В далеком 1984-м. Но статья серьёзная – десятку дали.

Сиделось Тюте нормально. Не «малина», конечно, но руки выручали. Росли они из того места, что нужно. Чинил начальству телики, видики, зэкам радио и прочее. Так и жил: мужиком. Обычный безобидный «ботаник». Наезжать на него было невыгодно, поэтому, не смотря на его слабость, его не «опустили», не притесняли. Ему оставалось досидеть в России пару месяцев, как «загребли» по «возвращению». И его надежды на освобождение рухнули. Впрочем, он не слишком от этого страдал. Сидеть уже привык, бандитского беспредела в новой зоне не было. А в СССР-овскую систему он боле-мене вписался. Если б ещё по физре задних не пас – вообще была бы не жизнь, а «малина».

В шахте Литвина сделали начальником. Это несколько громко сказано: «начальником», но всё же – начальником бригады из восьми оболтусов, включая его самого, Олег стал.

Работа в шахте.

Поначалу они работали обычными шахтерскими отбойными молотками ещё дедовским методом. Стахановским. Выматывало – жуть! Через три дня Тютя после работы «подрулил» к Олегу.

– Олег Петрович, на соседнем участке будут работать на экспериментальной технике. Я в пересменок от ребят слышал. Все только о том и говорили. Не техника – фантастика. Если она, и правда, даёт выигрыш в добыче – может выпросить, «на попробовать»? Хоть одну штуку.

– А тебе это зачем, Тютя? Чой-то раньше я не замечал у тебя рабочего рвения…

– Интересно. Я технику люблю.

– Технику, положим, я тоже люблю. Но нафига нам головняк? Вдруг – дерьмо окажется?

– А вдруг – не дерьмо? А починить, настроить, разобраться – это моё. Кастрюлю летать заставлю.

– Положим, летать и я могу заставить. И не только кастрюлю. А и товарищей, которые норму уже второй день не выполняют.

– Трудно мне. Отбойный молоток, он такой тяжёлый, неудобный…

– Да ты просто сачкуешь, Тютя. Я вешу меньше тебя, а свою норму перевыполняю. Потому что к бабе хочу. А меня не пустят, бо будут снимать очки за плохую работу бригады. За тебя, засранца. Хотел сегодня тебя за плохую работу отпинать. Карман в лаве выдолбить, чтобы камер там не было, и отпинать.

– Не надо.

– Да ладно, поживи ещё денёк спокойно. А я попробую пробить про эти комбайны. Где они их собираются разворачивать? На наших пластах восьмидесяти сантиметров толщины? Бред!

* * *

В течение нескольких дней Олег пытался разведать обстановку по комбайнам. Ничего не получалось. Их выделили лучшей бригаде на шахте, они – фантастика. И всё. 8-я бригада вся молчит, как партизаны. Больше ни информации, ни перспектив. Глухо. И тут случилось ЧП. Откуда беды не ждал. Тютя пошёл в туалет, а вернулся побитый. Он, Олег Литвин, не обязан же каждого дурака провожать к параше лично? А Тютя пошёл посрать и «сдёрнул». Не из шахты. Любопытно ему, видите ли, стало. Пошёл на роботов поглазеть. Роботы – это те угольные комбайны нового типа. Тютя прокрался в тот забой, где работала 8-я бригада, обманул систему охраны в двух местах при этом. Засранец! Его «застукали» бандюки из 8-й, отпинали. Решили, что он подляну какую готовил. Наверно до смерти бы забили, но заступился Терминатор. Есть в 8-й такой один. Чего «подписался» – хрен его знает. Но всё равно – спасибо. Надо будет сказать лично. А Тютя – сам не свой. Блажит чего-то, требует, просит, на колени падает: «Олег Петрович, просите и нам этих роботов». Придурок! Ясен пень, дело на том не кончилось. После смены меня вызвал начлаг.

– Здравствуй, Олег Петрович. Как же так? Ты у нас был на хорошем счету. И допустил такое ЧП?

– Случайно вышло. Тюрину поплохело, потерял чуйку, ориентацию, пошел, куда глаза глядят…

– Не катит. Отмазка не катит. Он два рубежа защиты прошёл – мы не заметили. Только потом, по анализу записей камер наблюдения увидели нештатную ситуацию.

– А вы и в шахте камер наставили?

– Олег, вы же все – зэки. Как же нам быть иначе?! Неужели тебе не рассказали?

– Как накажете?

– Не решил ещё. Чего он туда полез? Посадили его за саботаж и вредительство. Но это туфта. Не за этим же он туда лез? Как ты считаешь, бригадир?

– Дурак потому что. Любоваться роботами лазил. Хочет на них работать.

– Любопытно. А как он охрану прошёл?

– Да… Плёвое дело. Пару алюминиевых ложек начистил, как у кота яйца, горки земли насыпал, ложку воткнул, голову наклонил и прополз. И так два раза. И всё.

– А как он узнал, что там лазер? Он же – невидимый?!

– Это вам в документации так написали?

– Олег, это для меня очень важно.

– Да, не секрет это. Ваш невидимый лазер даёт в темноте некоторые блики от угольной пыли. И в тех точках, куда бьёт луч, возникает, со временем электризация, налипает пыль такими точками, бугорками.

– Хм. Не ожидал. Не ожидал, что ты расскажешь про это всё. Не ожидал, что ты, вообще, разбираешься в вопросе. Тюрина мы бы «раскололи», это ясно, но всё равно: тебе – благодарность.

– Не за что. Говорю же: это – не секрет.

– Чего-нибудь хочешь?

– Просить не привык. Но если можно – не сильно «прессуйте» Тю… Тюрина. Не со зла он. Просто: придурок любопытный.

– Разберёмся. Свободен.

После этих событий Тютя неделю убеждал всю бригаду, в том числе и Олега, что роботов использовать перспективно. Нормы там выставлены тройные, он узнал у Терминатора. А, по словам Тюти, с помощью роботов можно добывать значительно больше. Олег в его энтузиазм не очень верил. Но использовал в своих целях.

– В общем, так братва. Дело ясное: нужно рвануть этот месяц жилы и выйти на первое место по шахте. Кроме 8-й, этих, ясен день, мы не обойдём. По-любому, призовые очки нам не помешают. А в случае распределения новых роботов, дадут лучшим. Роботом кайловать должно быть полегче, чем ручками.

Бригада не сопротивлялась особо. У них был один профессиональный шахтер – Грыжа. Он «залетел» на зону за убийство дружка по-пьяне. Мы заставили его вспомнить всё, что знал, и чего не знал о добыче. Олег посидел даже в библиотеке вместе с Тютей. В бумаге было мало чего полезного. Не считать же помощью в добыче угля агитки советских времён о трудовых подвигах Стаханова? А ещё был библиотечный компьютер, на нём специально обученный зэк нашёл нам пару книжек, которые мы тихим ходом, через один день получили в электронном виде. Ничё – не ослепли, прочли с экрана за пяток вечеров. Вылезли из своей шкуры, применили у себя. Толк был: вышли на полторы нормы по бригаде. Даже Тютя старался: процентов сто десять – сто двадцать давал. Мой интерес был в очках, в призовых очках. Очень хотелось опять Лизку отыметь. И не только отыметь. Тянуло к ней.

== Лиза и Олег в той же постели 20-го номера, через месяц после первой встречи.

– Лиз, как у тебя получается так много призовых очков зарабатывать? Я уже в шахте по полторы нормы намолачиваю, а призовых сорок очков могу только за месяц набрать. А ты меня регулярно раз в неделю вытягиваешь на свиданку. Как?

– Олежек, глянь на мои руки: похожи они на руки шахтера?

– Нет. Это понятно. Ты рассказывала: вы шьёте, работаете на компьютерах какими-то операторами.

– Не какими-то, а операторами ПАУК-3. Полуавтоматических угледобывающих комбайнов. То есть, я управляю четырьмя штуками, раза в три более мощными, чем твой отбойный молоток, одновременно. Хорошо управляю. Четырьмя сразу ещё только одна зэчка может управлять, остальные тремя, двумя… Много угля добываю. Сейчас стажируюсь на младшего оператора шахты. Буду управлять вагонетками, лифтами, светом, вентиляцией, распределением проходчиков по забоям, прочее. Точнее: помогать управлять этим хозяйством старшему оператору.

– Не понял: это выходит, вы, бабы, добываете больше, чем мы?

– Выходит.

– Так Диктатор может нас того… Сократить. За ненадобностью.

– Ничего ты не понимаешь. Ходи на вечерние курсы. Запишись и ходи. А по поводу нашей шахты… Только учти: это моё личное мнение. Наш труд Диктатору и его генералам нужен постольку-поскольку. У него – другая цель.

– Не понял?

– Думаю, он хочет вернуть нас в общество. А весь тот жесткач, что тут творится – для нашего перевоспитания. Но учти: это моё мнение, я это нигде не читала.

– Во, точно, вспомнил, давно хотел тебя спросить. Ты – странная. В анкете про образование и прочее ничего такого не написано, но говоришь ты часто, как умная. Это почему?

– Вообще-то, я в институте училась. На технолога. Это неинтересно. Полтора курса проучилась.

– А потом? Что было потом? Чего замолчала?

– Первая любовь была. Молоденький четверокурсник, симпатичный. Залетела. А он к тому моменту меня уже бросил, закрутил с другой. Сказал сделать аборт. Сначала я думала его вернуть, бегала за ним, звонила, ждала, просила. А потом делать аборт стало поздно. Впала в истерику, возненавидела его, себя, нашего ребёнка. Я из маленького городка, кстати, недалеко отсюда. Дитя Донбасса. А училась в Днепре. Родила зимой, сама. Ребёнка завернула в простыню и выкинула в контейнер с мусором.

– И что – никто не видел? Почему в роддом не поехала?

– Депрессняк был. Жизнь не мила. А в роддом не поехала почему… Сначала терпела. Схватки и до того были. Со сроком просчиталась. В женскую консультацию и к гинекологам я не ходила. Точнее, один раз пошла, чтоб аборт сделать, но они меня обругали. Больше и не ходила. А потом Союз распался, военные пришли к власти, чехарда везде. А тут уже мне и рожать время пришло. Обычно первые роды – долгие. А у меня всё быстро прошло. И без разрывов, что редкость. Здоровая я кобыла, Олежек. Потом пришёл староста дома, где я квартиру снимала, и увёл в милицию.

– А чё ты одна жила? Не в общаге, я имею ввиду?

– Сначала в общаге жила. А когда любовь закрутилась – стала снимать. Папка у меня – шахтер, хорошо зарабатывал. Трудовая династия у нас получается. Хм. А мой Артур тоже жил в общаге, мы на хате жили, почти как семья, три месяца. А потом переселилась сюда. За покушение на убийство с отягчающими.

– А с ребёнком что?

– Не знаю.

– Как так?

– А что толку? В детдоме, наверное. Мне не отдадут. Да и не достойна я.

– А ну перестань киснуть. Давай поставим цель: выйти отсюда, найти его, усыновить.

– Это ты жениться на мне придумал? Оглянись вокруг. Мы – зэка!

– Не понял? А кто мне говорил об учёбе, надежде, повышении рейтинга, перевоспитании?

– Да что ты знаешь о рейтинге!? Знаешь сколько нам штрафных очков отработать нужно, чтоб освободиться? Иди, загляни в своё личное дело у начлага.

– А если на рывок пойти?

– Дурак? Отсюда нельзя сбежать. У нас в шахте около пяти тысяч камер. Большинство без звука, но есть и со звуком. Тут, в Доме Удовольствия, всё утыкано. А теперь представь: сколько этого добра стережёт периметр. Я учу по работе: в шахте есть датчики газа, емкости, движения. Производится компьютерный анализ данных с микрофонов на предмет треска породы. Про охрану нам не рассказывают, но и так понятно, что крутая система. Да и не слышала я, чтобы кто-то сбежал. Хватит о грустном. Люби меня, мой принц.

* * *

Через двадцать минут бурной страсти Олег вспомнил об одном маленьком дельце, которое хотел провернуть с помощью Лизы. Он хотел отблагодарить Терминатора за «подписку» за Тютю. Что может быть на зоне лучшей благодарностью, чем баба?

– Лиз, у нас в роте есть один чел. Он в 8-й пашет. Терминатор – погоняло.

– Слыхала. Тройной «экспресс».

– Чё?

– Он каждый раз выбирает себе другую бабу, «жарит» её как «экспресс», минут за пять. И так – три раза. Ровно столько успевает за час с восстановлениями. Не больше – не меньше. Одевается и уходит. Ему не отказывают. Он красивый. Но и тратить свои очки за «экспресс» никто из наших не желает. А что у тебя с ним за дела, если не секрет?

– Я ему слегка должен. Он Тютю защитил. Это с моей бригады один придурок. Башковитый – жуть!

– Так придурок или башковитый?

– И то, и то. Тютя мне полезен: умные мысли «рожает» по работе, это помогает норму делать, очки зарабатывать, с тобой видеться.

– И ты хочешь, чтобы я отблагодарила Терминатора…

– Нет! С ума сошла? Подругу свою уговори. Сама сказала: он – красивый. Неужели никого нельзя уговорить?! Внутри своей бабской зоны как-то сочтётесь, а?

– Вопрос не в том, чтобы рассчитаться. Призовые очки – и есть главная ценность. Мы ж к вам, мужикам, не только за хреном бегаем. Одно дело вызвать человека, типа тебя. И удовольствие, и поговорить можно, почти на гражданке побывать. И другое дело – с полуроботом очки спалить. В конце концов, можно и саму себя пальчиками… Если приспичит. Трудную задачу загадываешь, Иван-царевич.

– Лиз, ты же умничка, придумай что-нибудь.

– Хм. А как ты думаешь, какая категория баб пользуется самой большой популярностью?

– Не знаю. Не думал над этим.

– От 30 очков и ниже. Это начальный квант – 40. Тебе Абрамовна даже первый альбом не давала. Это всё: «старушки», «крокодилицы», прочие плохонькие. Вы, кобели, дотерпеть, скопить очков побольше не можете. Или гасите штрафные или сразу используете, если за что-нибудь много призовых дадут. Соответственно, самые лучшие бабы вообще маловостребованы. Есть у нас одна девушка. На семьдесят очков.

– И за что ей столько?! Аж интересно стало.

– Да?..

– Лиза…

– Ладно. Так вот, есть за что. Комсомолка, спортсменка, ещё девушка.

– Так комсомол же, вроде, в СССР отменили?

– Ты «Кавказскую пленницу» смотрел?

– А-а…

– Так вот, она всем отказывает. Крутая. Первая почти во всём. Призовых очков – куры не клюют. Она их только на жратву и книги тратит. В бумаге! Чтоб глазки не портить! Но с её гордостью она тут постареет и умрёт. Сильно подозреваю, что за все два года пребывания она не гасила штрафных очков нисколько.

– Как так? Почему?

– Олежек, нас тут перевоспитывают. Как детей. Нужно исправить свой «косяк», а не отсидеть, норму перевыполнить. А её «косяк» – гордыня и эгоизм. Она живёт с людьми рядом, но как в пустыне. Долго объяснять – это надо видеть.

– А другого варианта нету?

– Ты сколько очков бы дал за бабу, которая тебя ублажит ручкой?

– Ручкой я и сам могу.

– То-то. Кому он нужен, твой «экспресс»? Или ты хочешь, чтоб мы ему «подогнали» десятиочковую «старушку»? Короче, я других вариантов не вижу. Нормальных. Могу сама.

– Не-не, не надо. Я добрый, но не настолько. И что с этой бабой не так?

– Она истеричка. С детства цены себе сложить не могла. Олимпиады по предметам, мастер спорта по самбо, в ВУЗ поступила играючи. На физкультуру, в пединститут. На втором курсе в парке к ней парень подошёл, хотел познакомиться, а она его на приём взяла, руку сломала. Средней тяжести, до трёх лет. В старом СССР ей бы ничего не было. А случилось это полтора года назад. Нашлись свидетели, которые чётко показали: не слишком он к ней приставал, нормально пытался познакомиться. Её повели к психологу, потом к психиатру, потом опять к психологу. В результате всё же решили, что нормальная, но просто – дура. Дали совсем немного: двести штрафных очков. Это при обычном зачёте – около полгода. Но она уже полтора сидит. И будет дальше сидеть. Упорствует в гордыне, как сказал бы поп.