Текст книги "Ракетчики (СИ)"

Автор книги: Алексей Рагорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 88 страниц)

– Гражданка Журавлёва?

– Да, я.

– Прочитайте и распишитесь вот тут.

– А что случилось? Вы из милиции?

– А откуда же мне быть? Загадка. Или на мне форма пожарника? Вот моё удостоверение, похож?

– Похож.

– Я – ваш участковый. Подписывайте и – я пошёл.

– Но что это?

– Вы в школе учились? Читать умеете? Подписка о невыезде. Ясно?

– Не понимаю…

– Чего тут понимать? Вы являетесь подозреваемой по делу. Если не подпишите, то я вас задержу и доставлю к КПЗ. Оно вам надо?

– Но почему? Какое дело?

– Дело о доведении до самоубийства. Журавлёв Ю.Г. – ваш муж?

– Да, а что с ним?

– Да, нормально всё, накачали успокоительными, спит сейчас. Завтра утром будет как огурчик. А вы завтра на работу не выходите. Я вам повестку занесу, советую сотрудничать со следствием. Может, дадут по минимуму, года два. Вам ребёнка есть на кого оставить? Бабушка, дедушка? Муж-то работает, поди?

– Так Юра, что, на меня заявил? А как он..?

– Топился он, еле откачали. А дело прекратить нету никакой возможности. Этот тип дел возбуждается по факту, а не по заявлению, так что, гражданочка, готовьтесь. Завтра утром зайду, вручу повестку. И не увиливайте.

Всю ночь Света плакала. Себя было жалко, Юру было жалко, и даже Машу было жалко. «Два года минимум. Наверно, бывает и больше. Всё правильно, она и довела до самоубийства. Нельзя было так сразу вываливать на него. Юра, он такой ранимый! Дрянь, дрянь, сволочь! Какая же я сволочь!

Почему я не спросила милиционера, в какой больнице Юра лежит? С другой стороны, а что мне там делать? Он спит, под присмотром, меня, наверно, видеть не хочет…

Машу можно в Ростов к сестре отправить. Два года – это не очень много, может быть, в тюрьме за хорошее поведение «скостят»? Слышала, так бывает… Не должны дать больше, ведь: первый раз, не специально, мать своей Маши, Юра выжил. Может быть, как-то обойдётся? Ой, мамочки! Что я наделала!?

Звонок в дверь… Семь тридцать. Участковый? Что-то рано.»

– Здравствуйте, вы – Журавлёва Светлана Васильевна?

– Да, я.

– Во-от тут распишитесь, получите, и я побежала.

– Это повестка?

– Какая такая повестка? Передача вам из Ростова от Крамской Елизаветы Васильевны.

– Это моя сестра. Младшая.

– Это хорошо, что младшая. Передачу-то получать будете?

– Где вы говорили расписаться?

– Где галочка.

– Но вы же не из почты?

– Нет, я сотрудница «Русско-российского общества дружбы». Иногда и почтальоном приходится работать.

– А как это?

– Есть такая услуга, звонит ваша сестра к нам и просит: «Поздравьте мою Светочку». Мы и поздравляем. Вы, вот, её – не поздравили.

– С чем?

– Уже неделю как у них отмечали пятилетие семейной жизни с её мужем.

– Ой, чёрт! Правда, совсем закрутилась. Не помню. – «Странно, вроде бы сестра летом свадьбу играла», отстранённо подумала Света.

– Вот и она так подумала, вот и решила таким оригинальным способом вам напомнить о своём существовании. Решила, что раз про неё забыли, значит, трудная полоса в жизни. Для облегчения этой самой жизни получите ваш продуктовый набор.

– Зачем же так, у нас есть еда?..

– Точно? А ну, покажите холодильник.

Незнакомка поставила два огромных кулька в коридоре на пол, Свете пришлось сделать шаг назад, разулась, и нагло прошла на кухню.

– Дааа, это называется: у вас есть еда? Полторта, пирожное и пачка масла. Афигеть. Чем вы ребёнка кормите?

– Она в школе ест, там столовая дешёвая. Ааа!

– Ну-ну, милочка, что ж вы плачете? Садитесь. Что случилось?

После долгой беседы с женщиной стало легче. Звали её Ирина Викторовна, не такая уж она и наглая. Ей где-то за сорок, но выглядит несколько моложе, хорошо выглядит. Попили чая с пирожными. «Ещё с работы притащу. Если что – Фёдоров покроет. Тьфу! Как я могла? Не голодаем ведь! И войны нет! Чёрт! Чёрт! Скоро участковый придёт, потом суд. Бедный Юра. Что я натворила?»

– Ну, я побежала, у меня много дел. Советую вам съездить в гости к сестре. Больше не плачьте, всё наладится, поверьте.

«Что может наладиться? Юру жалко… Вроде уже смирилась с разводом. А тут… А теперь так больно! Ни Фёдорова не хочется, ни достатка. Дура, я, дура! Сижу, жду милиционера, листаю фотографии. Почти забылась. Вначале было много счастья. Как-то потом заели будни, а ещё позже пошли проблемы. У него на работе, у меня, да и вообще, в стране. В кондитерском цехе с деньгами было лучше, но… Фёдоров – начальник, и он был очень настойчив. А Юре денег четвёртый месяц не дают. Гадство! Как-то так я и потеряла свою семью. (Цзинь!) Вот и милиция. За мной. Ужас!»

– Юра… Ты… Ты – дурак! Дурак! Как ты мог!? Машу отвези к сестре в Ростов. Ты не справишься. А ребёнок только во втором классе. Я скоро выйду, года через два, тогда опять заберём.

– Светик, ты о чём?

– Юра, за мной скоро придут из милиции. Это из-за тебя. Доведение до самоубийства.

– Светик, успокойся, я же жив! Что за бред, какая милиция?

– Ты топился?

– Ну… Пытался, только я такой у тебя неудачник, что и это не вышло.

– Мне два года минимум дадут.

– А можно и мне слово молвить?

– Вы кто?

– Света, это Иван Мартынович, хороший человек, он хочет нам помочь, предлагает работу.

– Проходите в дом, я чай поставлю, не в коридоре же разговаривать. Юра, а ты на работу сегодня не идёшь?

– Так, у меня же выходной после вчерашнего дежурства.

– Да, точно, вылетело из головы.

– Светлана, я должен перед вами извиниться.

– Вы? За что?

– Это был розыгрыш. Вас не будут судить. У милиции к вам нет претензий.

– Как это?

– Тот милиционер, что к вам вчера приходил, это наш сотрудник, из русско-российского общества дружбы. Это именно он, между прочим, спас вашего мужа.

– А ко мне сегодня утром приходила женщина, Ирина Викторовна, тоже от вас…

– Да, так и есть. Вы сестре звонили?

– Нет, не успела. Это тоже был розыгрыш?

– Не совсем. Продукты настоящие? И сестру вашу, Лизу, пришлось в пять утра поднять, разговаривать. Так что тут – без розыгрыша. А Петровича я к вам послал, на всякий случай. Если муж пошёл топиться, то мало ли? Может и вы бы что-нибудь придумали.

– Нет, мне было стыдно, но до такого я бы не додумалась. У меня же дочь. Юра! Дурак! Ну как ты мог!? Скажите, а вы что, добрый волшебник? Цель вашего общества: бескорыстно помогать всем людям? И я всё равно могла бы что-то сделать – у меня была вся ночь.

– Хороший вопрос, Светлана, вижу, на ком тут семья держится. По порядку. Не всем, не совсем бескорыстно. Не могли. Петрович всю ночь внизу в машине вас слушал через прослушку, глупость сделать он бы вам не дал. Моя цель: организовать ваш переезд в СССР. Мы заинтересованы в вашем муже. Он вчера рассказал, как с помощью палочки и девяти дырочек; э-э, нет, вру с помощью деревянного клина и каната, заменил лопнувший кронштейн двигателя, корабль нормально отстрелялся на учениях, на 25 узлах спокойно пришёл в порт. Таких специалистов очень мало. Или вот, ещё случай. Вопреки мнению главного инженера части, наперекор приказу командира – не принял восстановленную турбину, как новую. Ух, и деньжищи кое-кто потерял! Рапорт наверх настрочил, бучу поднял. Дело отстоял, хотя самого же за это и наказали. Света, да таких принципиальных меньше одного процента! И Юрик нам нужен, и, поверьте, вам в СССР будет лучше. И ещё. На Новый Год, два года назад, помните? В Доме Офицеров? Конкурс умных пап был? Ваш Юра тогда первое место взял.

– Я помню. Там были логические головоломки. Это и вся моя уникальность? Ради чего вы вытаскиваете именно меня?

– Ещё сказался ваш разряд по водолазным работам.

– Так это всё вы подстроили?!

– Света, Света. Успокойтесь, откуда столько ненависти, откуда такие нелепые догадки? Что я придумал? Ваш кораблестроительный разорял не я, перебои с комплектующими – тоже не я, зарплату Юре задерживал – тоже не я, изменять, вы меня простите – тоже не я заставлял, и, наконец, топиться Юрку к проруби за руку не тащил. Мы всего лишь следим и помогаем достойным людям. Нашим, русским людям. Кому успеваем. Знали б вы статистику самоубийств по стране… Иногда так душа болит…

– Извините ради бога, Иван Мартынович, это всё нервы. Вот заварка, вот варенье, хлеб.

– Ладно, а вот моё предложение. Этот красочный буклет показывает типовой дом для офицеров. Стандартная девятиэтажка. Это внутри. Семьдесят пять метров квадратных общая. Это стандартная детская площадка, придомовая территория. Скорее всего, Юра служить будет в Севастополе, там квартиру вам и дадут. Вам, как жене, подберут работу. Школы у нас хорошие – Маше будет хорошо. У нас широко развит прокат автомобилей, но если захотите, то получите машину в течение года. Если родите трёх и более детей, вы, Света, скорее всего, будете сидеть с ними дома, вам будут выплачивать пособие, довольно большое.

– Это похоже на сказку. В чём подвох? – Света смотрела на цветные фотографии буклета, как на чудо. Такого просто не могло быть в этой жизни. Слишком разительный контраст с буднями текущей жизни.

– Опять хороший вопрос. Есть такое дело. Не подвох, но всё же. Служба у Юры будет трудная. Это раз. Есть и два. Гражданство придётся принимать по-настоящему, а значит, и подчиняться законам СССР. Будет сначала непривычно. Больше «подвохов» нет.

– Иван Мартынович, а что за прослушка? Это же незаконно?

– Юрик, а если бы ты утопился – было бы лучше? А закон бы при этом молчал. Милиция, по большей части – чиновники. Бумажки правильно оформить, опосля. Когда уже кого убьют или ограбят. А до того – ни-ни. Закон… А зарплату тебе четыре месяца не платят – по какому закону?

– Иван Мартынович, а по телевизору говорят, что у вас в СССР диктатура, людей репрессируют, как при Сталине – это правда?

– Светочка, ну что вы, как маленькая! Когда это по телевизору правду показывали? У нас военная диктатура, подчёркиваю: военная. Перед этим, была диктатура пролетариата. Точнее, заводских рабочих. Рабочим платили двести рэ, а инженеру, для сравнения, сто двадцать. Теперь у нас много зарабатывают военные и инженеры. Ваш муж – военный, значит, вам будет хорошо. Я всё сильно упростил, но суть такова. А репрессируют всяких засранцев. Моя воля – поубивал бы, да и, всех делов. Репрессия – это громко сказано. Всяких секретарей райкомов, председателей парткомов перевели с работы языком на работу в село. Теперь они морочат голову огурцам да помидорам.

– Юр, а Юр? Что думаешь? Или вы уже всё обговорили, и ты что-то решил? Ты меня прощаешь?

– Милая моя Светочка, ты прости меня, дурака. Это я виноват во всём. А мне не за что тебя прощать. А с Иваном Мартыновичем мы говорили вчера много, но не об этом. Так что решать будем вместе. Трудной службы я не боюсь.

– Юр, давай рискнем? До распада Союза я жила в Ростове. Тебя назначили в Северодвинск. Как мне надоел этот холод! Помидоров свежих хочу!

– Иван Мартынович, мы согласны. Что нужно делать?

– Вот и молодцы молодята, вот и замечательно! Пиши рапорт командиру на увольнение, документы о смене гражданства вы оформите потом, в СССР. Если будут проблемы с увольнением – сразу звони, вот все телефоны нашего общества. Это вам денег на первое время.

– Не надо, Иван Мартынович, я же в цехе зарабатываю, неудобно.

– Перестань, Света! Я не из своих, это фонды.

– Мартынович, у меня могут быть проблемы с увольнением – командир не отпустит.

– Ладно, будем действовать сразу на упреждение, но рапорт ты напиши. Я пошёл, ну а у вас – выходной. Даю информацию к размышлению. В СССР приветствуется большое количество детей в семье. До свидания.

«Ушёл. Ну, Мартыныч, ну, жук! За руку он меня к проруби, конечно, не тащил. Но что-то тут не так. Уж очень всё у них лихо. Правда, в чём корысть? Брать-то с нас нечего, кроме анализов. Кстати, Мартыныч на что-то намекнул.»

– Юра, нужно готовиться соблюдать законы СССР. А у нас только один ребёнок…

«Да, такого секса у нас давно не было! Ох, Мартыныч, ох, и жучара! Спасибо тебе, даже если ничего не получится.»

«Получится, всё получится. Чай, не первого человека с этой части забираю. На командира десять килограммов компромата накопилось. Но мы не ФСБ, нам разоблачать не к спеху, будем пока Остапом Бендером.»

Следующий день. Кондитерский цех.

– Светлана, зайди ко мне.

Кабинет Фёдорова ничего примечательного не содержал, кроме мягкого диванчика. Хозяин стоял у окна и взирал. То ли, на внутренний дворик и работу грузчиков, то ли, на магазин с другой стороны улицы, то ли, вглубь себя; может быть, искал честь и совесть. Кто знает?

– Ростислав Андреевич, между нами всё кончено. Это была ошибка. Это всё нужно забыть. Вы легко найдёте себе другую.

– Светик, что так официально, рыбка моя, что случилось?

«Мурлычет, как кот вокруг мышки. Только я – не мышка. Свой выбор я сделала. С Фёдоровым было нормально. И в постели. И деньги у него были. Вот только, его предложение переехать не предполагало замужества. Это раз: поматросит и выгонит через пару месяцев. Есть и два. Это Юра. Вчера я поняла, что без меня Юра сломается. Почти материнские чувства, ответственность. Да и всегда я считала Юру своим вторым ребёнком. А деньги… Когда это замуж за лейтенантов выходили по расчёту? Разве что, за генеральских сынков. Зарплата в СССР будет стабильно. Что бы по телеку не врали, а вот ни о безработице, ни о задержках зарплат не сообщали, значит – нет! Да и люблю я Юру.»

– Лапа моя, сладенькая.

«Блин, я ещё здесь, с этим козлом.»

– Ростик, убери руки! Я не хочу!

– Ну, Свет, ну ты чё!

– Чё, чё, через плечо! Я тебе больше не дам! Понял!? Отстань!

– Чё за дела, коза! Я для тебя всё, а ты – так?! Я закрывал глаза на воровство продуктов, а ты решила меня кинуть? Мы так не договаривались.

– Я увольняюсь.

– Это ничего не значит. Или дашь мне сейчас или сдам тебя милиции.

– Не трогай меня! Нет! Нет!

– А я думаю что «да».

«Бцень», сказал кубок 1-го места соревнований в Архангельской области по настольному теннису за 1984-й год.

«...», – сказала в ответ голова Фёдорова.

* * *

– Таким образом, вы, гражданка Журавлёва, утверждаете, что действовали спонтанно, из соображений самообороны при изнасиловании?

– Да.

– А вот, ваши коллеги по работе утверждают, что у вас с Фёдоровым была связь…

– Так он – их начальник, им ещё с ним работать. Связь была, но я решила её порвать, завершить, кончить. Что вы душу мне мотаете!? Он хотел меня взять силой, а я его стукнула! Что тут сложного?

– Путаетесь, гражданка Журавлёва. В словах, показаниях. Потерпевший утверждает, что он разоблачил ваше воровство, сказал вам об этом, а вы его хотели убить, чтобы замести следы.

* * *

– Але, Иван Мартынович, это Журавлёв. У вас случайно нет знакомого адвоката?

* * *

– Таким образом, ваше дело прекращено за отсутствием состава преступления.

* * *

– Иван Мартынович, спасибо за помощь. У Фёдорова деньги, он бы меня посадил, если бы не вы.

– Ну что вы, Светочка! Пусть он сам радуется, что не сел. Счастья вам. Увольняйтесь оттуда, Юрино увольнение скоро будет, я «держу руку на пульсе». Завершайте все дела.

* * *

– Эй ты, иди сюда.

– Что вы хотите, товарищ милиционер.

– Я тебе не товарищ, гнида.

– Ай-ай-яй, больно, а-а-а!

– Ещё что-то будешь делать Светке Журавлёвой – яйца оторву. Или наоборот, закрою в камеру к «цветным» и попрошу опустить. Хоть у тебя только попытка изнасилования, но им решение суда не нужно. Я думаю, ты и сам знаешь, что делают со взломщиками «мохнатых сейфов»?

– Ай-ай-яй, а-а-а, понял я, понял! Больно!

* * *

– Петрович, ну, как прошло?

– Нормально, командир.

* * *

Со дня моего неудачного утопления прошло около месяца. Квартиру мы доверили продавать Мартынычу. Договорились, что если мы решим менять гражданство и продавать квартиру, то позвоним и скажем. Тогда он и продаст. Он несколько раз заходил в гости, приносил Маше игрушки, фрукты всякие дорогущие. Никогда не приходил с пустыми руками. Тем не менее, было страшно доверять жилье другому человеку. Квартиры в Северодвинске стоят не очень дорого, если сравнить с Москвой. Но это всё, что у нас было. Восемьдесят процентов денег по стандартной рыночной стоимости нам положили на счёт в ГосБанке СССР. Был маленький филиал и в нашем Северодвинске. Кто бы мог подумать? А остальное Мартыныч пообещал положить на счёт после продажи квартиры и мебели. Мебель Мартыныч посоветовал не пересылать – уж больно далеко. Нотариус проверил его документы, сказал, что всё в порядке, да и вообще, успокоил: «Я Ивана Мартыновича уже четвёртый год знаю. Сколько он уже квартир ваших, переселенцев, продал, даже не упомню. Не волнуйтесь, молодые люди, он очень порядочный человек, консул СССР в Северодвинске, всё будет хорошо». Света всё равно беспокоится, но я поверил.

Вот, сегодня утром наша маленькая семья загрузилась в неплохую пятидверную «Ниву» Мартыныча, и он сам нас отвез в Архангельск. Поселил в одной из квартир русско-российского общества дружбы, дал телефон консула СССР в Архангельске. Дал денег на текущие расходы. Как по мне – слишком много. Видно что-то такое почувствовал – подсунул какую-то специальную книжку, где я расписался за деньги. Строго приказал гулять по городу. Вроде будет ещё кто-то ехать, как мы, и нужно пару дней обождать. Нам дадут сопровождающего. Зачем? Что мы, маленькие? «Так надо», – один ответ.

– Мартынович, скажи, зачем ваш Петрович переоделся в милиционера и Свету запугивал? Мы же пили вместе! Я вам доверился…

– Эх, Юрик, ты ещё мал и… Ладно, замнём для ясности. Скажу тебе так: мы, СССР, заинтересованы в тебе, Юра. А семья идёт в нагрузку, как в былые времена сувенир к простыни. Понял?

– Не очень…

– Эх… Как бы тебе объяснить, чтоб ты не обиделся? Света тебе изменила? Изменила. К любовнику уходить собралась? Собралась. Захотел бы ты бросить свою дочурку и уехать свит за очи? Вопрос. Но даже если бы уехал без них. Мог сломаться. А нафиг ты такой нужен? Психология, понимаешь…

– Ка-какая психология?

– Петрович той акцией заставил Свету почувствовать: что она могла потерять. А она могла. Мы могли помочь тебе забрать Машу и дали бы тебе в СССР новую жену. А она осталась бы с разбитым корытом – без смысла жизни.

– Ну, она бы могла от Фёдорова нарожать…

– Ну, ты и дурик, Юрик. Прости, конечно. Ты же её любишь! Причём тут возможности!? Тебе с какой женой охота быть: с молодой красивой или с любимой?

– Да я просто так спросил, без упрёка. Мне так, конечно, лучше. Спасибо вам большое, Иван Мартынович.

– Не выкай. И не «спасибо», а «благодарю». И благодари подлеца, мерзавца, циника Петровича. Он работал. А то волком на него поглядываешь. Можно подумать, ему делать было нехрен, Свету твою запугивать, с небес на землю спускать.

Гуляем второй день. Сводили Машу в театр, в кино, в видеокафе. Везде реклама на английском, в магазинах много разных товаров, но, куда нам? Не привыкли, да и незачем. Вчера видели драку возле ресторана. Какие-то крутые между собой разбирались. Свету вырвало. Обтёрлась снегом.

– Светик, пойдём на квартиру, хватит на сегодня культурной программы.

– Да, только по дороге в аптеку надо зайти.

Дома я узнал, что было нужно в аптеке. Тест на беременность дал две полоски.

– У меня подозрение было и раньше, соски болели после нашей «мировой», задержка, пока, правда, всего на полторы недели. А теперь вырвало. Вот так, Юра. Ты не думай, Фёдоров презерватив одевал.

– Светочка, чудо моё, это же здорово! Это, наверно, знак судьбы! Выбрось ты этого Фёдорова из головы. Он – прошлое.

– Эй вы, отдыхающие, собирайте вещи, у нас в час ночи поезд отходит. Билеты я уже купил.

– Петрович, ты!? Откуда?

– А мне Мартыныч ключ дал. Это же служебная. Не на улице же вас ждать, если что?

– У тебя водка есть?

– Откуда? А что?

– Надо одно дело обмыть. У нас радость. Станем ещё раз папой и мамой.

– Нет. Обмывать будем чаем. Тем более что Свете теперь нельзя. Я тульских пряников накупил как раз…

– Ну и ладно, тогда я пошла чай ставить.

– Юрик, ты собирайся потихоньку, где девять вечера – там и час ночи скоро.

Вокзал. Почти без приключений. Какой-то тип с цепурой нечаянно пихнул Свету, не сильно, если честно. Я полез разбираться. Чуть не огрёб, тип резкий попался. Неожиданно легко погасил всё Петрович. Добрым словом и кулаком. Хорошо, что я месяц назад не полез бить ему морду. Скорее всего, опозорился бы. Петрович снял бьющую руку верзилы своей, странно начал выворачивать наружу. Верзила едва не упал. В последний момент Петрович не стал доворачивать, как бы спас парня, но перехватил двумя руками по два пальца на ладони и спросил странную вещь: «Хочешь стать крабиком?». Тот помотал головой, Петрович его отпустил, проводил тяжёлым взглядом. До сих пор не понимаю: причём эти крабики?

– Видишь Юрик, зачем не надо пить? Если бы менты замели, то от нас был бы запах – мы и виноваты. Могли бы на поезд опоздать.

– Нудный ты, Петрович, нет в тебе широты русской души.

– От кого бы я ещё такую критику услышал? И не нудный, а ответственный.

С нами до Москвы ехала ещё одна семья. Славик-лётчик. Жена у него, Катя, и сын, года на два меньше Маши. Петрович взял два купе, не экономил. Ехал в нашем. Хотя был выкуплен и четвёртый билет в купе Славика. Дети играли в шашки. Походные, на магнитиках. Их достал жестом фокусника из сумки Петрович. Предусмотрительный. Мы болтали о житье-бытье. Ели в вагоне-ресторане и тоже за счёт Петровича. Да, на нас не экономят. Впечатляет. Скорее всего, не «кинут». Что по нашим временам нетипично.

В Москве всё просто. С вокзала на вокзал, зал ожидания, поезд на Севастополь. Я думал сначала, что в Киев поедем. Славик с семьёй ехал до Запорожья. Там Петрович его передал какому-то военному из рук в руки. Прямо на платформе. А мы потихоньку добрались до Севастополя.

– Петрович, а ты и дальше с нами?

– Нет, на вокзале пересаживаюсь и обратно.

– Зачем нас так плотно опекать?

– Так положено.

– Петрович, а как тебя зовут?

– Петрович. Собирайтесь молодята, почти приехали.

– Скажи хоть что-нибудь о себе. Мы тебе обязаны. И сохранением семьи и как бы честью, и с судом ты помог… Меня любопытство будет есть от неразгаданного человека-загадки. А?

– Да что ж вам сказать-рассказать? Рязанское десантное. Африка, Афганистан. Да тут, как бы на гражданке, пришлось стрелять-резать. Етить-колотить… Что тут загадочного? Государственный человек.

– А что – Африка? – о гражданке у Юры язык не повернулся спрашивать.

– Стран называть не буду – подписки давал. А в общих чертах – убивал одних черножопых для прихода к власти других, как бы наших. За мир и социализм во всём мире. Всё, кончаем расспросы, поезд прибывает.

2. Севастополь

– Позвольте представиться, Щедрин Анатолий Андреевич, начальник отдела кадров части, в которой вы будете служить, если пройдете тестирование и сами не передумаете.

Это был культурный шок. Мы все обливались потом в своих тёплых северных одеждах. На улице светит яркое солнце, цветут какие-то деревья, кусты, люди по улицам гуляют в лёгкой одежде и едят мороженое.

– Мама, а что это цветёт справа?

– Я не знаю, Маш.

– Это кизил. А через пару километров вы увидите персиковые сады. Они тоже уже цветут.

Наверно, Щедрин уловил наши мысли. Он возле садов остановил машину, и дал возможность погулять. Может, местные и привыкли, но для нас это было что-то нереальное. В марте у нас лежит снег, температура – минус пятнадцать.

– Анатолий Андреевич, а вы не знаете, сколько сегодня температура?

– Плюс пятнадцать. Ну что, подышали воздухом, цветочки посмотрели, поедем?

– Ой, как тут хорошо…

– Пап, а как называется эта машина?

– Действительно, Анатолий Андреевич? Я ведь не знаю.

– Это «Рэно 21». Передрали у французов. На ЗАЗе теперь выпускают.

– И что, даже не переименовывали? Или по лицензии?

– Не переименовывали. У нас отменены законы об интеллектуальной собственности. В том числе международные.

– Пап, а мне нравится это «Рэно», оно лучше, чем «Волга» Кулакова.

– Устами младенца… Поедем, а?

– Да, да, извините, у вас, наверно, много работы…

– На сегодня моя работа – это вы.

– Скажите, меня гложет любопытство. Почему Диктатор отменил использование галстуков? Я вижу, что форма осталась старая, советская, один в один, а галстуки никто не носит.

– Это Диктатор назвал символами идеологического суверенитета: галстуки не носить, здороваться не за ладонь, а за предплечье, по-старорусски. Такого всякого очень много: вытеснение чужих песен, музыки, стихов, прозы, фильмов, слов, культурных традиций. К примеру, в школе ваша Маша будет учить исключительно русских писателей. Это вас не смущает?

– Боже, ерунда, какая. Не смущает.

КПП, система заграждений, насколько Журавлёв понимал, довольно серьёзная. Вот и военный городок. Красота! Ровные кустики, правда, эти ещё не цветут. Клумбы, видимо, летом будут тоже радовать глаз. Возле каждого дома – детская площадка. Куча всяких качелей, каруселей, горок, лавочек. Всё покрашено, исправно.

– Летом тут очень красиво. Вам не видно: за вашим домом школа, детский сад, электрические аттракционы.

– Дядя Толя, а какие аттракционы?

– «Цепочка», «автодром», «чашечки», несколько для маленьких, я не помню их названий. Все работают без денег.

– Совсем без денег?

– Почти. Запуск по карточкам, деньги не снимаются, но есть месячные квоты. Есть ещё ограничения по возрасту. Для «цепочек» должно быть больше восьми, а для «автодрома» – десяти лет.

– Город мечты…

– Ха! К делу. Могу предложить два варианта: одна квартира на восьмом, окна на школу, вторая: на третьем, окна в разные стороны, но она на пару метров по документам меньше.

– Давайте третий, я в Северодвинске на седьмой этаж на всю жизнь находилась. Последние три года лифт не работал и никто не ремонтировал. Сами понимате…

– Лифты у нас работают, но ваш выбор.

Света покрутила краны, поклацала выключателями. Везде была мебель! В зале стоял большой телевизор «Горизонт» с пультом! Пульт работал! На кухне огромный холодильник. С продуктами.

– Анатолий Андреевич, а что, предыдущие хозяева ещё не выехали?

– С чего вы взяли? А, вы продукты увидели… Нет, Света, это я загрузил вам на первое время.

– Юра, мне страшно. Я, как та мышка, возле бесплатного сыра. Анатолий у вас тут коммунизм уже построили?

– Ха-ха! Нет пока. Вы не волнуйтесь, Юрий Григорьевич за каждую копейку расплатится потом и кровью.

– Мамочки! Юра, тебя заставят убить американского президента. Это как минимум.

– Ценю ваш юмор Светлана, но о характере службы мужа вы знать, пока, не будете. Могу только сказать, что это будет флот.

– А почему… Юра, иди сюда. Смотри. Похоже, слухи о демографической политике СССР не преувеличены.

– Две детские спальни. И в каждой по двухярусной кровати. Это власть нам даёт намек?

– Вы не переживайте, если будет мало, вам квартиру поменяют на большую.

– Вы издеваетесь, да?

– В демографической политике работает метод мягкого давления. Школы и садики с питанием и бесплатные. Как в социализме. Никаких фондов, сборов денег на ремонт. Канцтовары: тетради, ручки, линейки дети получают в школе. Не покупают. Учебники, как и раньше в СССР, выдают в библиотеке. Одежда для детей имеет низкие цены, видимо, есть государственная дотация. Дети обходятся практически бесплатно. Есть, правда, и некоторые условия. Рейтинг родителей должен соответствовать количеству детей. И наоборот. Алкашу-пролетарию придётся платить за всё и по полной уже за первого. У нас таких нет, это я образно. И, наоборот, для тех родителей, которые имеют высокий рейтинг, и могут воспитать достойных детей, применяется стимулирование для того, чтобы рожали больше. Потом включается следующий контур усилителя: большое количество детей – почётно, повышает рейтинг, открывает перспективы родителям. Это всё долго рассказывать. Постепенно сами узнаете.

– Анатолий, дело в том, что я беременна. А как это правило будет распространяться на нас?

– Что ж вы такая осторожная, Светлана? Всё будет у вас хорошо. Вы мне доверите Машу? Я хочу отвести её вон в ту школу, что в окне. Оформлю, представлю завучу. А вы пока осмотритесь основательно. Вам тут долго жить.

– Да, конечно. Машенька, пойдешь с дядей Толей, ладно?

– Юрий Григорьевич, я машину не закрываю, можете вещи из багажника перенести домой. Маша, давай мне ручку. Не боишься?

– Нет.

«Мама дорогая! Куда я встрял? Мышеловка с сыром – это самое меньшее. Даже если нас всех на органы пустить, то мы столько не стоим. Чё за дела?»

– Свет, а Свет, мы не спим? Я не трус, но я боюсь.

– Мне тоже непонятно. Но все люди, с которыми мы имели дело: что Петрович, что Иван Мартынович, что этот, Анатолий Андреевич, как-то располагают к себе. Я им доверяю. Умом понять не могу, но чуйка говорит, что всё нормально. Единственное, что могу заметить, что все грозятся измотать тебя на службе. Но неужели может быть хуже, чем на Севере? Ты у меня не ленивый…

– Да, наверно ты права, это просто я не верю нашему счастью.

– Опа, Юра, а в шкафах постельное белье, одеяла, ещё что-то. Я не удивляюсь уже. Я в шоке.

– В туалете висит рулон туалетной бумаги, на рукомойнике – мыло. Полотенце. Пахнет новым. Стиральная машинка какая-то. «Минчанка». С ума сойти. Это коммунизм в отдельно взятой семье. Светка! Я продам душу дьяволу, но пусть, это будет наш дом!

* * *

– Родители, а-у, а вот вы где, телевизор смотрите, ничего не слышите. Маша будет в школе ещё два часа. Потом, я договорился, классная её приведёт сюда. Сейчас самое время поговорить о гражданстве. Вас обоих коснутся различия законов: старого СССР, теперешней Российской Федерации и нашего нового СССР. Попробую вкратце изложить. Чем более значим человек, то есть, чем больший он начальник, например, чем полезнее обществу, например, ценный специалист, что вполне относится к вам, Юрий Григорьевич. Тем выше к нему требования – с одной стороны, и тем больше благ, прав, власти у него – с другой стороны. Это сказывается почти на всем. Формально, это частично декларировалось и в России, но не выполнялось фактически. У нас это выполняется. Вот пример: вам, Юрий, будет разрешено, да и то, теоретически, пить спиртное только с секретоносителями вашего уровня. Вы не будете иметь права даже выпить бокал шампанского на Новый Год. Не дай бог нарушите – все присутствующие проверяются на полиграфе, ибо сразу предполагается, что вы успели им в пьяном виде выболтать все секреты. Стоимость этих работ, кстати, взыскивается с вас. Вы получаете взыскание, которое скажется на вашем рейтинге, и это будет иметь соответствующие последствия. Это один из примеров ответственности. Кстати, Новый Год отмечать не рекомендуется. За это слегка понижают рейтинг ведической лояльности. А если отмечается, 30-го декабря, по христианскому стилю, 18-го дня Месяца Благого Сияния и Покоя Мира, по ведическому летоисчислению, День Спасителя Расы, то тогда этот рейтинг повышается.

– Ну, без этого мы точно сможем прожить. Юра у меня не любитель выпить. Хотя мне не ясно, как вы узнаете об этом несчастном бокале шампанского?