Текст книги "Буря на Волге"

Автор книги: Алексей Салмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Канонерская лодка и миноносцы, обогнув песчаную косу, повернули в устье Камы, зашли в хвост противнику и открыли шквальный огонь из всех орудий. Белые, оставив один подбитый пароход в устье Камы, снова отступили, скрываясь за поворотом. Бой кончился.

– Не унывай, робя! – кричали матросы на катере Ланцова, который все еще крутился на месте прошедшего боя. Матросы кто багром на длинном шесте, кто сачком поддевали глушеную рыбу, складывали ее в освободившиеся из-под снарядов ящики.

Вечерело, Флотилия, прекратив преследование, остановилась. Некоторые суда подошли к крутому берегу, красноармейцы повыскакивали на землю, начали готовить ужин. Запылали костры, над кострами повисли котлы, котелки. Бойцы готовили роскошный ужин. Варилась уха из глушеной рыбы, а матросы катера Ланцова поймали пудового сома и теперь на железном листе, кое-как загнутом, жарили широкие ломти жирной сочной рыбины.

– Эх, жаль, черт побери, нет с нами главного рыбака – Чилима! – сказал Ланцов, докуривая до пальцев цигарку самосада.

– Да, у него глаза бы разгорелись, – сказал Бабкин, перевертывая штыком ломти сомины на листе. – Ильяс, Ильяс! Брось ты своего судака, добеги, пожалуйста, набери хвороста, чего-то плохо жарится.

Закиров осторожно положил на траву судака, которого он поджаривал на штыке, как шашлык на вертеле, сбегал за хворостом и снова принялся за свое занятие.

Канонерская лодка также подошла к берегу, где стоял катер.

– Маркин, Маркин сошел, сюда идет, – заговорили у костра.

– Ну и пусть идет, соминой угостим, – сказал Ланцов.

– Здравствуйте, товарищи! – подходя к костру, крикнул Маркин.

– Здравствуйте, товарищ комиссар! – встав, ответили бойцы.

– Ну, как, ребята, все в порядке? Рыбку зажариваете? Уже наловить успели? Какие вы все молодцы: и белых замечательно били, и рыбы наловили! Право, молодцы! А чего это у вас на листе шипит, кажется, свинина? – заглянул он на противень, приседая закурить от уголька.

– Нет, товарищ Маркин, сомина, – ответил Бабкин, все еще перевертывая штыком жирные, шипящие, зарумянившиеся куски.

– Готова! В ружье! – крикнул Бабкин, стаскивая противень с жарника.

Команда катера с кусками хлеба в руках оцепила противень и принялась за еду.

– Николай Григорьевич, присаживайтесь. Рыба вкусная и обжарилась замечательно. Давайте вот сюда. Соль, соль сюда подай, Бабкин!

– Придется попробовать, – сказал комиссар, присаживаясь и беря ломоть сомины с листа.

– Держите, – сказал Ланцов, подавая кусок хлеба Маркину.

– Ну, как, новички, привыкаем? – спросил он, узнав Ильяса с Бабкиным.

– Замечательно, товарищ Маркин, как на рыбалке, – ответил Бабкин.

– Молодцы, молодцы, ребята, уши не вешайте. А ничего, хорошо, вкусно на вольном-то воздухе, – сказал Маркин.

– Берите, берите, какой вам понравится, – бойцы пододвинули противень к самым коленкам комиссара.

– Товарищ Маркин, скоро двинемся дальше? – спросил Ланцов.

– Ночь переждем здесь, торопиться не следует, пусть сухопутные части подтянутся, да и снаряды нужно экономить, пока доставят запас.

Начинало темнеть. С канонерки прибежал рулевой.

– Товарищ Маркин, получена радиограмма.

– Сейчас иду, – вставая, сказал комиссар. – Спасибо, ребята!

– Ну, как, братва, нарыбачили? А ну-ка, давайте кусочек попробовать, – приседая к противню, сказал матрос, подцепил кусок сомины и быстро побежал вслед за Маркиным.

Долго еще после ухода комиссара бойцы сидели у костра, пили кипяток, курили, разговаривали о рыбалке, о прошлых и предстоящих боях.

Ночь вызвездила небо над Камой, пала сильная роса на траву. Над рекой поплыл густой туман. Ни судов, ни берега не видно.

Ночь прошла спокойно. Уже рассвело, а туман, кажется, еще плотнее наваливался на реку и луга. Красноармейцы сегодня отдыхали.

– Вахту я сдал, товарищ командир. Разрешите сойти на берег? – обратится Алонзов к Ланцову.

– А зачем?

– Да к Петьке хочу сбегать, к сынишке, он тут недалеко на мельнице. Не видал с самого начала войны.

– Ты бы взял кого-нибудь из ребят, – дружески посоветовал Ланцов.

– Да я один сбегаю, тут недалеко, – махнул рукой в сторону берега Алонзов.

– Ну, ладно, иди. Только долго не задерживайся. Как рассеется туман, наверное, пойдем дальше.

– Я живо, – добродушно улыбаясь, сказал Алонзов и закинул винтовку за плечо.

Он быстро сбежал по трапу и направился в луга.

Прошло уже много времени. Туман начал рассеиваться, уносимый легким ветерком, а Алонзова все нет. Ланцов забеспокоился, он взобрался на крутояр и, прикладывая к глазам бинокль, долго стоял, наблюдая за берегом.

– Что за черт, куда же девался наш Тимофей Иванович? – ворчал Ланцов, возвращаясь на катере. – Бабкин.

– Я!

– Возьми Ильяса и Чемарина, пойдите, поищите Алонзова. Он ушел на мельницу.

– Есть поискать Алонзова! – отозвались красноармейцы, закидывая винтовки за плечи, и быстро сбежали по трапу.

– Куда пойдем? – спросил Чемарин.

– Идем, идем, я знаю, где мельница, – отозвался Бабкин.

Проходя мимо стога, крайнего к кустарникам, они

остановились, заметя, что много натереблено свежего сена.

– Стой! – шепнул Бабкин, показав рукой на стог. – Тут кто-то ночью был.

– И верно, вон куриные кости набросаны, яичная скорлупа, окурки папирос. А ведь это беляки сидели, – сказал Чемарин.

– Как ты узнал? – спросил Бабкин.

– Красные-то все самосад тянут, а это видишь, – швырнул Чемарин штыком окурок. – Ша, тут кто-то спит...

Держа винтовки наизготовку, все кинулись к куче сена, откуда торчал носок сапога.

– Ba! Да это же Тимофей Иваныч спит! – крикнул Чемарин.

– Как это спит? А кровь-то зачем? Видишь, убили, – сказал Бабкин, припадая на колени перед Алонзовым.

Алонзов в это время простонал.

– Жив, давай скорее тащим на катер.

Алонзова принесли на катер.

– Что за сволочь там шляется? Ах, Тимофей Иваныч, как ты сплошал? – вздыхал Ланцов.

Пригласили фельдшера. Тот осмотрел рану, сказал, что не смертельная, только много крови ушло.

– Я неделю с этого места не уйду, а виновников все равно поймаем! – кричал Ланцов. – Бабкин! Забирай Ильяса, Чемарина, Букалова и Мурахова. Сей же час отправляйтесь и разыщите этих тварей. Удастся – живьем тащите, а нет – на месте...

– Понятно! – крикнул Бабкин. – Пошли ребята! Команда из пяти человек направилась на поиски убийц Алонзова. Подбежав к тому стогу, откуда унесли Алонзова, начали наблюдать.

– Осторожнее, не шуметь, – предупредил Бабкин. – Видите – следы...

Следы па мокрой траве были отчетливо видны, но они привели к ближайшему кустарнику.

– Вот куда улезли, – показал штыком Бабкин, осторожно раздвигая кустарники и пробираясь вперед.

За кустарниками снова наткнулись на те же следы.

– Значит, в лес ушли, – решил Бабкин.

Перебегая от дерева к дереву, Бабкин заметил перебежавшую и скрывшуюся за толстым осокорем фигуру.

– Стой! – закричал Бабкин, падая за другой осокорь.

В ответ треснул выстрел, и Бабкину на голову посыпались крошки коры осокоря.

– Ага, сволочи! Вы еще стрелять! – крикнул Бабкин. – А ну, ребята, в обход!

Стрелял из-за осокоря урядник Чекмарев. Увидя, что красноармейцы пошли в обход, он выскочил из-за дерева и кинулся было бежать, но Бабкин остановил его пулей в спину. А пристава поймали меж двух осокорей. Он поднял руки и сдался без боя.

– Попалась птичка! – кричали бойцы, ведя пристава на катер.

Увидя пристава, Ланцов и глаза вытаращил от удивления.

– Ах, ваше благородие! Какими же судьбами вы сюда попали? Вот уж, действительно: гора пришла к Магомету. Давненько мы с вами не видались. Ну, как изволите поживать? Все еще нашего брата истребляете? А я ведь забегал справиться о вашем здоровье, когда флотилия остановилась у вашей деревни, да, видимо, немножко опоздал, вы уже улизнули. Ну, ничего, мы и теперь сумеем поквитаться.

Пристав только теперь сообразил, с кем он встретился, и тут же бухнулся па колени.

– Господин товарищ! Помилуйте, нс убивайте! Век буду служить вам верой и правдой.

– Не беспокойтесь, и руки марать не будем об такое дерьмо, – иронически улыбнулся Ланцов. – Отправим вас в штаб, а там уже, наверное, разберутся, на что вы годны. Прыгать в воду не пытайтесь, все равно пристрелим.

– Вперед полный! – крикнул в машину Ланцов, Катер задрожал всем корпусом, вспенил за кормой воду и быстро покатил вверх по Каме – догонять ушедшую флотилию.

Глава двадцать пятая

Проснувшись утром, Василий смотрит в окно, за которым ветер, бушуя, срывает желтые листья с тополей; листья кружатся в воздухе, как жаворонки, и падают без конца... А с обеих сторон Чилимовой койки вздыхают, ворчат и охают больные. Ночью в его палате двое умерли. Рана ноет, на сердце тоска. Он переводит свой взгляд на дверь. Входит сиделка, раздает пайки хлеба больным, кладет и для Чилима на тумбочку у изголовья.

Но Василий продолжает смотреть на дверь, и улыбка озаряет его лицо: появляется Надя с узелком в руке. Она подходит легкой, быстрой походкой.

– Ну, как сегодня спал? Чего хочешь покушать? – жмет руку, проверяет пульс и, улыбаясь, говорит: – Все нормально.

– Когда же ты Сережку приведешь? – спрашивает Чилим.

– Никогда, – отвечает Надя. – Как поправишься, сам пойдешь к Сережке.

– А почему не приведешь?

– Сам видишь, – повела в сторону глазами Надя.

– Ну-ну, понимаю. Буду ждать и поправляться, – покорно говорит Чилим.

– Вот тебе суп, ешь, пока горячий. – Надя ставит на тумбочку миску, в которой плавает жирный кусок мяса.

Она торопливо уходит.

С каждым днем Вася становится свежее, веселее. Через три недели Чилим начал ходить, а в конце октября его уже выписали из госпиталя, Когда Василий получил документы и обмундирование, Надя отпросилась с работы пораньше, и они вместе отправились к ней на квартиру. Придя домой и сбрасывая пальто, Надя сказала:

– Ну, раздевайся, я ведь одна живу, теперь стесняться некого.

Она побежала в кухню, живо поставила самовар.

– В военкомат-то я сегодня уже опоздал, – сказал Чилим, обнимая сына.

– Так бы тебя и пустила сегодня в военкомат. Нет уж, ты сегодня мой.

Сережа все время лез на колени к Чилиму и спрашивал:

– А когда мы с тобой, папка, пойдем рыбачить?

– Скоро, скоро, милый, пойдем или поедем на пароходе к бабушке Ильиничне в деревню, – ты ведь знаешь бабушку Ильиничну, у которой жил, – и там будем рыбачить.

– А удочку ты мне сделаешь?

– Обязательно, самую хорошую.

– Ну, кажется, подружились, рыбаки, – сказала Надя, целуя обоих.

«Как бы хорошо было, – думала она, – если бы Васю оставили в городе, а то могут снова отправить во флотилию».

Ночь пролетела быстро. Утром, складывая в мешок Чилиму белье и другие необходимые вещи, Надя спросила:

– А может быть, тебя здесь в городе оставят?

– Может быть. Кто их знает.

– Ты подожди, вместе пойдем, – сказала, собираясь, Надя.

– И я с вами! – вскакивая с постели, закричал Сережа.

– Нет, нет, милый, я ведь на работу, а ты пойдешь к тете Маше.

Проводив сына к дворничихе, Надя отправилась вместе с Чилимом к военкомату.

– Ты все-таки попросись, может быть, оставят здесь, – говорила Надя Чилиму, прощаясь у ворот военкомата.

Желание Нади исполнилось: его зачислили в отряд особого назначения при Казанском Советском полку, который вел борьбу с контрреволюцией и бандитизмом в Казани. При отступлении из города белые ушли не все; оставшиеся офицеры возглавили бандитско-шпионскую подрывную работу. Некоторые сумели пробраться в части Красной Армии и там шпионили и вредили, а некоторые с оружием в руках вели войну против Советской власти на улицах – из-за углов и заборов убивали патрулирующих красноармейцев, отбирали оружие и скрывались. При очередном таком налете патрулями был пойман один из этой шайки, назвавший себя Сладковым. Он сообщил начальнику отряда, что их шайка состоит из шестидесяти шести человек, все вооружены винтовками, наганами и смитами, есть и гранаты. Командует всеми белый офицер Черновицин.

– Будешь сопровождать нас по всем этим бандитским гнездам? – спросил командир отряда.

– Если не расстреляете, все места покажу, – согласился Сладков.

На следующую ночь часть отряда во главе с командиром отправилась на поиски бандитских мест. Вел Сладков, одетый в красноармейскую шинель и фуражку с красной звездой, с незаряженной винтовкой в руках.

– Вот здесь их штаб, – показал он на двухэтажный дом на улице Подометьево. – Тут они собираются ночью и получают задания на мокрые дела...

– Сладков, – сказал командир отряда, – если вздумаешь бежать, то так и знай; первая пуля тебе.

– Да не побегу я.

Отряд еще не успел подойти к дому, где находился бандитский «штаб», а из окон уже затрещали выстрелы.

– Ложись! – крикнул командир.

Большинство бойцов, примостившихся в канаве против дома, открыло огонь по окнам, а часть кинулась в обход. Но бандиты, отстреливаясь, перебежали потайным ходом в соседние дворы и исчезли. Захватить удалось немногих. Двое из отрядников оказались ранены, Сладков повел дальше – на Безымянную односторонку, прямо к кладбищу, и указал дом, где квартировал сам главарь шайки. Был поздний час, но дверь оказалась незапертой. Проникнув в квартиру, красноармейцы увидели троих мужчин, развалившихся на полу, видимо, «штабисты» Черновицина. Сам Черновицин лежал на кровати. У изголовья на столике лежали наган и краюха хлеба с воткнутым финским ножом, а рядом стояла недопитая четвертная бутыль самогона. Когда растолкали Черновицина, он глянул выпученными глазами на красноармейцев и быстро выхватил из-под подушки шестизарядный кольт. Но выстрелить ему не дали, тут же обезоружили и всех отправили по назначению.

Через несколько дней Чилима вызвал начальник отряда и, передав сопроводительную бумажку, сказал:

– С сегодняшнего дня вы откомандировываетесь в Казанский караульный полк. Явитесь в штаб к командиру.

– Есть явиться к командиру полка! – ответил Чилим и, забрав свой мешок с пожитками, отправился к новому месту службы.

Прочитав сопроводительную, командир полка Зайдлер спросил:

– Вы читать, писать умеете?

– Могу.

– Ну вот и хорошо. Я вас зачислю в полковую команду связи.

Пока Чилим знакомился с новой службой и техникой телефонного дела, в Корсуньском уезде, Симбирской губернии, вспыхнул мятеж против Советской власти. На ликвидацию этого мятежа специальным поездом выехал отряд, состоявший из части комендантской команды и одной роты караульного полка. Туда же был назначен и Чилим – начальником команды связи, которая состояла из семи человек. Всем отрядом командовал коммунист Дернов, старый знакомый Чилима. Когда поезд подходил к назначенному пункту, Дернов приказал своему связному позвать начальника связи.

– Кто тут у вас начальник? – вбежав в вагон, спросил связной.

– Я! – ответил Чилим.

– К начальнику отряда живо! – крикнул связной и повернул обратно.

Чилим последовал за ним.

– Начальник команды связи явился по вашему приказанию, – войдя в вагон, доложил Чилим.

– Ба! Василий! – воскликнул Дернов, пожимая руку Чилиму. – Черт побери, опять мы с тобой вместе. Откуда ты взялся?

– Из караульного полка назначили, – сказал Чилим, улыбаясь во всю физиономию.

– Значит, начальником стал, – радостно проговорил Дернов, похлопав Чилима по плечу. – Вторую войну вместе валим.

– Да, почти без пересадки, – ответил Чилим.

– а я не знал, что ты в Казани, обязательно бы забежал навестить старого друга. А китайскую кумышку помнишь?

– Не забыл, – ответил Чилим.

– Очень рад, что опять вместе, – сказал Дернов, присаживаясь к столику в купе и развертывая карту.

– Вот чего, Василий, извиняюсь, товарищ начальник, – весело посмотрел в глаза Чилиму Дернов. – Смотри сюда, – показал карандашом на карту. – Видишь эту деревню, называется она Репьевка. Как поезд подойдет к станции, пока сгружают с платформы артиллерию, ты ставишь и моем вагоне телефон и тянешь линию до самой Репьевки, устанавливаешь там телефон и все время держишь связь со мной, а через связных – с командиром батареи. Понял?

– Так точно, товарищ командир! – ответил Чилим.

– Ну, желаю успеха, – пожал руку Чилиму Дернов.– Поезд подходит, иди, действуй.

Чилим точно на крыльях влетел в вагон и крикнул:

– Подготовиться к высадке'

Красноармейцы хватали мешки, винтовки, катушки с проводом. Поезд остановился. Началась выгрузка.

– Корнев! – крикнул Чилим. – Останешься дежурить у телефона в вагоне командира.

– Есть! – ответил Корнев, беря телефонный аппарат.

На станции тускло светил керосиновый фонарь, в проводах свистит ветер, кругом бушует метель. Красноармейцы, увязая по колено в снегу, тащили катушки провода, разматывали и соединяли в длинную телефонную линию. Было два часа ночи, когда добрались до указанной деревни. В деревне ни единого огонька, по улице пляшет метель, кидая охапками снег с крыш домов. Увязая в сугробах, красноармейцы вешали провод на заборы, на колья плетней и наличники домов. Отыскав каменный дом, Чилим постучал в ворота, по никто не отозвался. Постучал прикладом в ставень окна.

– Сичас, сичас! – услышал женский голос Чилим.

– Вы что это, бабушка, оглохли? – сказал Чилим, проходя следом за старухой в жарко натопленную горницу.

– Да, батюшка, я немножко глуховата, – проскрипела дрожащим голосом старуха.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил Чилим, увидя среди горницы котел с плотно пригнанной крышкой, через которую была пропущена железная трубка, проходящая змеевиком по бельевому корыту, наполненному снегом: из трубки тонкой струйкой текла светлая жидкость в четвертную бутыль.

– Это мы, батюшка, из солода леденцы делаем, а что остается – перегоняем на кумышку, – хрипло ответила старуха и упала на колени перед Чилимом, причитая: – Батюшка, родненький, не погуби!

– А ну-ка встань, бабушка! Я не урядник и не земский начальник! – внушительно сказал Чилим. – Значит, говоришь, леденцы делаете. Это очень хорошо. Чай будем пить с вашими леденцами. А где ваша семья?

– Семья-то, батюшка, перепужалась и вся разбежалась.

– Ты, бабушка, не волнуйся и не горюй, сходи-ка, позови сюда семью, мы хотим познакомиться. А вашу леденцовую фабрику все-таки придется убрать.

– Дом-то кулацкий, – сказал Костин, когда ушла старуха.

– Видно по всему, что не бедняк живет. Ухо не вешать и винтовки зря не бросать, – сказал Чилим.

Чилим установил в углу на столе телефонный аппарат и сообщил:

– Товарищ командир! Связь восстановлена! Говорю из деревни Репьевки. Артиллерия еще не пришла, пехоты тоже не видно. Что прикажете делать?

– Какой выбрал дом? – спросил командир.

– Каменный! – ответил Чилим.

– Ну, ничего. Пока сиди, а как придет артиллерия, нужно будет двигаться дальше, – сказал Дернов.

– Как дальше? У нас провода больше нет, – ответил Чилим.

Трубка замолчала, слышно было, как Дернов кому-то кричал в вагоне, где достать провода, а затем ответил Чилиму:

– Ладно, оставайся на месте, к утру пришлю конных связных.

Старуха вернулась, а за ней вошли две молодые женщины с закутанными в платки лицами. Они молча начали разбирать и выносить свое самогонное устройство.

Когда забрезжил рассвет, по улице деревни, скрипя по снегу колесами, проскочила батарея, а за ней, пыля снегом, на деревенских розвальнях катили пулеметчики. Подскочили двое конных, спешились у каменного дома, где обосновался со своей станцией Чилим.

– В ваше распоряжение прибыли, – доложили во-шедшие связные.

– Один останется здесь, а другому придется гнать за артиллерией и донесения привозить сюда, – сказал Чилим.

Связной, не торопясь, закурил самосад, обогрелся, закинул карабин за плечи и отправился вслед за артиллерией.

На небольшой возвышенности, верстах в четырех от Репьевки, артиллеристы увидели занесенные снегом избенки большого села с маячившей в утренней мгле церковью с высокой колокольней. Артиллеристы не успели еще подъехать к полевым воротам, как с колокольни затрещали два пулемета, взрывая дождем пуль снежные вихри по улице и преграждая путь артиллеристам.

– Кругом марш! – крикнул командир батареи.

Лошади рванули обратно. За деревней развернули орудия.

– По белогвардейской колокольне... батарея... огонь! – раздалась команда.

Грохнул залп, но колокольня все еще сыпала пулями, вороша снег около полевых ворот. Артиллеристы бегали около орудий, командир кричал:

– Я не смирюсь, пока не снесу эту белогвардейскую колокольню! Батарея, огонь!

Снова загрохотали пушки. Одним снарядом сорвало верхушку, пулеметы заглохли. Пулеметчики отряда и стрелки, увязая по пояс в снегу, лезли садами и огородами, обхватывая село в кольцо. Мятежники, отстреливаясь, бежали в поле, в соседние деревни. К полудню Чилим передавал телефонограмму командиру отряда: «Село захвачено отрядом, мятежники частью сдались, частью отступили в другие деревни. Преследование продолжается».

До вечера в Репьевке было спокойно. А как только стемнело, связь со штабом нарушилась. Чилим кричал, дул в трубку, но ответа от командира отряда не было.

– Вот здорово... – заговорил он. – Ребята, в ружье! – крикнул Чилим и, дунув на лампу, погасил в избе свет. В это время на улице протрещали два выстрела, из окон со звоном посыпались стекла. Перепуганные женщины, натыкаясь в потемках на красноармейцев, кинулись за печку.

– Живо во двор, приготовить гранаты! – крикнул Чилим, выскакивая в сени. Приоткрыв дверь из сеней, Василий увидел, как с противоположной стороны снова блеснул выстрел.

– Жарь по двору, что напротив! – крикнул Чилим.

Из-за забора, из-за столбов ворот раздалось несколько выстрелов. Красноармейцы кинулись туда. Ворота оказались запертыми. Чилим перескочил через забор. В это время в просвете задних ворот промелькнула фигура человека. Василий выстрелил, фигура скрылась за сараем. Обшарили весь двор – больше никого.

– Сюда, сюда, – махнул рукой Чилим в направлении хлева, а затем, открыв дверь, крикнул:

– Выходи, если хочешь жить!

В хлеву была тишина, только корова похрустывала сено.

– Обыскать хлев! – крикнул Чилим, держа винтовку наизготовку.

Маркелыч с Костиным пробрались в хлев. Блеснул свет, послышались возня и ругательства.

– – Бросай оружие! Руки вверх! – крикнул Маркелыч, прицеливаясь в угол, где, спрятавшись за корову, стоял волосатый мужик. Он поднял руки, но оружия уже с ним не было. Мужика вытолкали из хлева, связали его же кушаком.

– Где оружие? – обыскивая, спросил Чилим.

– У меня не было, – ответил он загробным голосом.

– А кто стрелял по окнам?

– Не знаю.

– Сейчас узнаешь. Ну-ка, ребята, обыщите хлев, – сказал Чилим.

Наумцов с Костиным долго осматривали все в хлеву, зажигая спички.

– Да вот он, – раздался голос Наумцова, выходившего во двор с обрезом в руке. – В ясли под сено бросил сволочь, и патроны еще не все расстрелял. Дать ему по башке!

– Не нужно, – задержал руку Наумцова Чилим. – Мы с ним еще поговорим. Ведите в избу.

– Хозяйка, вы знаете этого человека? – спросил Чилим женщину, когда вернулись на свою квартиру.

– Наш лавочник, Терентий Иваныч Масленкин, – сказала старуха, косо поглядев на арестованного.

– Правду она говорит? – спросил Чилим Масленкина.

– Знамо, правда, раз говорит.

– А зачем стрелял? Хотел нас положить, а теперь сам ляжешь, – сказал строго Чилим.

– Я не стрелял, – не сознавался лавочник.

– А кто обрез заряженный бросил в ясли к корове? Да, впрочем, что тут разговор вести, – наладим связь, спросим командира, что с ним делать. Маркелыч, Костин, идите на проверку линии. Мне думается, что обрыв в деревне, в поле не должно быть, там провод ночью не найдут, он занесен снегом.

– Пошли, Костин, – сказал Маркелыч, сунув в карман плоскогубцы, а в другой – гранату.

Вскоре выяснилась причина обрыва связи.

– Вот где, – сказал Костин, нащупав узел на проводе между ставнями на степе поповской избы.

Зачистили изоляцию, соединили, связь восстановилась. Маркелыч постучал прикладом в ставень и крикнул:

– Эй, батюшка! С проводом больше не балуй!

– Что вы, что вы, господин товарищ! Избави боже, я не дотрагивался. Тут какой-то мужик подходил, – отозвался из горницы поп.

Вернувшиеся красноармейцы только успели доложить Чилиму, где нашли обрыв, как тут же послышались позывные гудки. Чилим быстро подскочил к телефону, снял трубку.

– Почему на вызов не отвечали? – спросил Дернов.

– Обрыв провода был, а нас в это время обстреляли.

– Откуда, кто обстрелял?

– С противоположного двора, захватили там одного мужика с обрезом, он здесь, у нас, в дому, Что с ним делать?

– Конный связной у тебя? – спросил Дернов.

– Один находится здесь, а второго услал к батарее.

– Жди до утра, а утром пришлешь ко мне арестованного под конвоем.

– Слушаюсь! – ответил Чилим и, оглянувшись по сторонам, добавил: – Тихон Кузьмич, вот что еще, где мы находимся, старуха самогон гнала, а два ее сына убежали с мятежниками, что с ней прикажете делать?

– Ты еще не нализался? – спросил Дернов.

– Даже и не попробовал.

– То-то, смотри. Я тебя знаю... Это тебе не в старой армии, теперь нельзя.

– Будьте покойны, Тихон Кузьмич, капли в рот не возьму. Только вот, как со старухой-то быть?

– Да ну ее к лешему, мы со старухами не воюем. Как у тебя в остальном-то? Говоришь, обстреляли? Никого не ранили?

– Никак нет, Тихон Кузьмич!

– В случае чего тут же сообщай, вышлю отряд конных.

На седьмые сутки мятеж был ликвидирован. Чилим получил приказание снять линию и вернуться в поезд – для отправки в Казань.

Вернувшиеся в город команды разошлись по своим частям. Явился в свой полк и Чилим.

Глава двадцать шестая

Вскоре после возвращения Чилима в караульный полк командиром полка назначили Никулина, а Зайдлера перевели комендантом города. Уходя в комендатуру, Зайдлер взял с собой из полка двадцать красноармейцев. В их число попал и Чилим.

Придя в комендатуру, вновь назначенный комендант города, в первую очередь, должен был заняться формированием новой команды, так как старая целиком была отправлена на Восточный фронт вместе с другими частями Казанского гарнизона. Зайдлер призадумался: «Бойцов-то я наберу, а вот с командирами как быть?» И тут же отправился в Центральные номера, где находился штаб Укрепленного района города Казани.

– Тихону Кузьмичу! – откозырял, войдя в номер, Зайдлер.

– А, вновь испеченный комендант! Здорóво, присаживайся, – сказал Дернов, пожимая руку Зайдлеру. – Ты чего приуныл?

– Сунули меня, как в пекло: ни бойцов, ни командиров, а город нужно обслуживать... Где товарищ Авров? – спросил Зайдлер, присаживаясь к столу, за которым сидел Дернов.

– Я за него, – сказал Дернов.

– Ну, все равно. С формированием команды у меня не получается. С бойцами еще так-сяк, наберу, а вот командиров где взять? Хотел было у него попросить несколько надежных людей.

– А почему не взял, когда из полка уходил?

– Взял, да все рядовые.

– Ну, брат, мы все когда-то были рядовыми, а теперь ротами, полками командуем. Сколько ты взял из полка?

– Двадцать красноармейцев, – ответил Зайдлер.

– Неужели из них не можешь выбрать командиров?

– Да говорю же тебе, что все рядовые, – с обидой в голосе произнес Зайдлер.

– Список с собой? Дай-ка посмотрю!

Зайдлер вынул пачку бумаг из кармана и, найдя список, подал Дернову.

– Эх ты, батенька, в лесу леса не видишь. – Дернов подчеркнул карандашом фамилию Чилима. – Вот тебе один командир есть.

– Опоздали, Тихон Кузьмич, я его уже назначил начальником команды связи. Вы знаете Чилима? – спросил Зайдлер.

– Друзья по старой армии, – улыбаясь, ответил Дернов и снова начал смотреть список.

– А Волостнов, Выжлов – это тебе не командиры? – вопросительно скосил глаза на Зайдлера Дернов.

– Они уже назначены. Волостнов формирует каввзвод, а Выжлов самокатчиков.

– Ну вот, а тужишь о командирах. У тебя своих хоть отбавляй. Конечно, неплохо бы иметь командирами старых офицеров-специалистов, да не больно-то они к нам идут, а если и придет какой, то за ним надо глаз да глаз... А мы уже достаточно обожжены на этот счет в корсуньском деле... Так что об этом тоже не надо забывать, – значительно посмотрел на Зайдлера Дернов.

– Ладно, будем выбирать из своих, – сказал Зайдлер, прощаясь с Дерновым.

Когда Зайдлер вернулся в комендатуру, его уже дожидался Чилим.

– Товарищ Зайдлер, разрешите доложить! Двенадцать бойцов уже набрал, а вот тринадцатый, – показал он на Ильяса Закирова, которого встретил случайно на улице и привел в комендатуру. – Он хороший пулеметчик и по связи может работать. У него препроводительная в караульный полк, но, я думаю, товарищ Никулин его к нам отпустит...

Зайдлер тут же присел к столу и написал письмо командиру караульного полка и подал его Чилиму:

– Иди и договорись сам, а красноармеец пусть подождет здесь.

Василий побежал в штаб полка, довольный, что его старый друг Ильяс снова будет вместе с ним. Закиров только что выписался из госпиталя после тифа и тоже несказанно обрадовался встрече. А Чилим, формируя команду связи, набирал людей по своему усмотрению.

Однажды комендант вызвал к себе Чилима и сказал:

– Вот чего, товарищ Василий. В городе неспокойно. Мне сказали, что в Казани существует тайная телефонная связь. Займись-ка сегодня же. Если удастся ее найти, то постарайся не нарушать, а подключи отдельным проводом к нашей, чтоб можно было узнать, какой разговор ведется по этой связи. Иди выполняй и будь осторожен.

– Слушаюсь! – ответил Чилим и с тремя красноармейцами отправился на поиски. Но, проколесив половину улиц города, они не могли ничего обнаружить. А когда вернулись в комендатуру, то услышали печальную весть о том, что войска Колчака уже подступили к Чистополю. В Казани же в это время шло формирование частей гарнизона, так как старые, ранее сформированные, все были брошены на фронт против Колчака. Казанская буржуазия и скрывавшиеся в городе белые офицеры доносили Колчаку, что в Казани военные силы ослаблены.

В это самое время к казанскому купцу Пекину тайно прибыл его собственный сын, офицер колчаковской армии. После приветственных поцелуев он тихо заговорил:

– Знаешь, батюшка, вернулся я в Казань для большого и очень важного дела...

– Как хорошо, сынок, что ты вернулся, а мы было сами тут кое-что начали подготавливать... А если ты пришел, так это еще лучше. Ну, рассказывай, для каких больших дел прибыл? Да не оглядывайся, мы здесь одни. Как же ты пробрался через фронт красных?

– Слава богу, кое-как проскочил, – уже веселее заговорил сын. – Правда, папенька, и не так легко пролезть, на дороге пришлось двоих уложить...

– Ну-ка, расскажи поподробнее, какие крупные дела ты пришел выполнять в Казани? – снова переспросил отец.

– Эх, папашка! Мы, брат, все узнали, что творится в Казани... Город теперь пустой, все войска выгнали туда, – мотнул головой в сторону востока сын. – Здесь остались только мальчишки да жиды, мы им посвихаем головы, и Казань определенно будет наша.

В это время в их комнату вошла работница Таня Кочеткова.

– Здравствуйте, Анатолий Иваныч! Давно ли заявились? – спросила девушка, пристальным взглядом смерив офицер а. – Кажись, поправились, пополнели...