Текст книги "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб"

Автор книги: Александр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Тем временем Флориани мастерски исполняла план Саблонье. Она каждый день выдумывала новые препятствия, выманивая у главного французского сыщика крупные суммы денег. Наконец терпение Лагранжа дошло до крайних пределов. Он заявил, что дела требуют его немедленного возвращения «в провинцию» и с покушением необходимо поторопиться. Флориани поняла, что далее тянуть с развязкой становится опасно, и назначила день покушения. Лагранж тут же донес об этом своему начальнику Пьетри, уверив его, что все меры приняты, а преступники будут взяты на месте покушения с уличающим их снарядом.

Наступил день покушения. Император со своей семьей прибыл в театр. Вся полиция была на ногах. Но спектакль прошел спокойно. Заговорщика с биноклем в зале не оказалось. Огорченный Лагранж бросился в гостиницу, где остановилась Флориани. Но там ему заявили, что эта особа накануне покинула свой номер с маленьким чемоданчиком и больше туда не возвращалась. Стало известно, что перед уходом Флориани на ее имя был получен тяжелый ящик, оставленный в комнате. Лагранж приказал вскрыть его – в ящике оказались кают и солома. Одураченному сыщику пришлось еще, в довершение всех неудач, заплатить в гостинице по счетам своей пассии. Дело, конечно, замяли. Но эта История обошлась казне очень дорого. Лагранж «на раскрытие заговора» истратил сорок тысяч, а Ирвуа – десять тысяч франков. Однако эта неудача не отразилась на дальнейшей карьере доверенного шпика Наполеона III. Лагранж с большим или меньшим успехом продолжал свою сыскную и провокационную деятельность вплоть до падения Второй империи.

Это всего лишь несколько показательных эпизодов из деятельности политической полиции во Франции, послужившей в свое время прототипом всех полицейских учреждений в Европе и России.

«НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО ОСТАВЛЯТЬ БЕЗ ВНИМАНИЯ…»

Учреждение III Отделения. – Структура III Отделения. – Проект тайной полиции А, X. Бенкендорфа. – Проект «Вышнего благочиния» П. И. Пестеля. – Появление Заграничной агентуры в III Отделении. – Дипломатический шпионаж России. – Агентурная сеть Польского наместника. – Деятельность III Отделения в Польше. – Первые сотрудники Заграничной агентуры. – Отношение III Отделения к польским событиям. – Первые заграничные командировки чиновников III Отделения. – Поддержка российского политического сыска Меттернихом. – Первые агенты III Отделения в Австрии, Пруссии и Германии. – Русская эмиграция в 50-х годах XIX века. – Агенты-иностранцы. – Ложный донос Луковасого.

III Отделение собственной его императорского величества канцелярии – «око государево» – было создано в России царским указом 3 июля 1826 года. Его главными задачами провозглашались охрана существующих порядков и пресечение попыток изменить самодержавный строй. Сфера деятельности министерства «тайной полиции» была огромной. В нее входили наблюдение за всеми политически неблагонадежными, поиск раскольников и сектантов, расследование случаев появления фальшивых денег. III Отделение ведало местами высылки «вредных» людей, было обязано следить за иностранцами, сообщать «о всех без исключения происшествиях», представлять ежегодные нравственно-политические отчеты о состоянии страны и т. п. В III Отделение вошли особенная канцелярия Министерства внутренних дел, жандармерия и тайная агентура. Секретные агенты делились на штучников («стукачей»), осведомителей и провокаторов. Россия была разделена на восемь округов, во главе которых стояли высшие жандармские чины. С этого момента необыкновенно выросла роль царской политической полиции. Вся страна оказалась под ее надзором, и ничто не должно было ускользнуть от ее бдительного ока.

Будущий шеф жандармов А. X. Бенкендорф, направляя Николаю I проект новой организации, отмечал, что «события 14 декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более 10 лет эти события, вполне доказывают ничтожество нашей полиции и необходимость организовать полицейскую власть по обдуманному плану, приведенному как можно быстрее в исполнение». Бенкендорф сформулировал главный принцип тайной полиции: «Полиция должна существовать открыто, а работать тайно». Однако план создания новой российской полиции к тому времени уже существовал и, несомненно, был известен Бенкендорфу. План этот был опубликован в «Русской правде» его автором, идеологом декабризма П. И. Пестелем. В «Записке о государственном управлении» Пестель наметил полицейскую систему будущего государства, по плану «Записки», еще монархического:

«Вышнее благочиние охраняет правительство, государя и государственные сословия от опасностей, могущих угрожать образу правления, настоящему порядку Вещей и самому существованию гражданского общества или государства, и по важности сей цели именуется оно вышним». Оно «требует непроницаемой тьмы и потому должно быть поручено единственно государственному главе сего приказа, который может оное устраивать посредством канцелярии, особенно для сего предмета при нем находящейся». Имена чиновников «не должны быть никому известны, исключая Государя и главы благочиния». Рассматривая функции благочиния, «главный бунтовщик» Пестель включает в них наблюдение за правильным ходом деятельности государственного аппарата, преследование противоправительственных учений и обществ и иностранный шпионаж. «Для исполнения всех сих обязанностей имеет вышнее благочиние непременную надобность в многоразличных сведениях, из коих некоторые могут быть доставляемы обыкновенным благочинием и посторонними отраслями правления, между тем как другие могут быть получаемы единственно посредством тайных розысков. Тайные розыски или шпионство суть посему не только позволительное и законное, но даже надежнейшее и почти, можно сказать, единственное средство, коим вышнее благочиние поставляется в возможность достигнуть предназначенной ему цели». Любопытно, что именно в этом плане и было построено III Отделение.

Появление в Западной Европе русской и польской политической эмиграции способствовало зарождению и развитию Заграничной агентурной сети III Отделения. В ЗО-е годы оно уже имело небольшую Заграничную агентуру во Франции и Швейцарии в целях информирования российского политического сыска о настроениях и деятельности русских и польских политических эмигрантов и приезжающих в Европу русских общественных деятелей, их связях с революционным движением западноевропейских стран. Политические обзоры внутреннего состояния западноевропейских государств, особенно Франции, посылаемые русскими агентами III Отделения, содержали сведения даже чисто разведывательного характера.

Дипломатический шпионаж в России существовал и ранее. Агентами становились в основном иностранцы. Их вербовка и руководство ими осуществлялись различными имперскими ведомствами, и только III Отделение – «центральная шпионская контора», по выражению Герцена, – объединило тайную Заграничную агентуру под своим началом. Непосредственным толчком к этому стало польское восстание и появление в Европе польской эмиграции в самом начале 30-х годов.

В самой Польше III Отделение в первые годы своего существования не имело силы. Там действовала, хотя в значительной степени лишь на бумаге, конституция, данная Польше Александром I. Наместник Польский, великий князь Константин Павлович, относился к жандармам довольно скептически, в польские губернии их не допускал, управлял по собственному разумению и создал с помощью Меттерниха собственную агентурную сеть.

Варшавские волнения 1830–1831 годов мгновенно Изменили ситуацию. Уже в самом начале восстания шеф III Отделения граф Бенкендорф почуял, какую получает обильную пищу для питания своего учреждения: «У нас дтавойна будет войной национальной, – писал он Константину 29 декабря 1830 года, – тем не менее она большое для нас несчастие. Она послужит поощрением для негодяев всяких национальностей и бросит на весы, и без того уже наклоняющиеся в другую сторону, большую тяжесть в пользу мятежа против законной власти». После подавления восстания польская конституция была уничтожена. Жандармские «узы» III Отделения охватили и Польшу. Именно здесь бурно развилась деятельность охранки, уже перекатившаяся через границу и приведшая к созданию Заграничной агентуры. Ее сотрудниками стали вскоре и некоторые польские агенты князя Константина, например Сагтынский, Швейцер, Декен, Мейер, Миллер.

Когда доносчик и провокатор Шервуд-Верный, выдававший декабристов, обратился в III Отделение с очередным доносом – теперь уже на участников польского освободительного движения, – жандармская контора констатировала, что «к несчастью, происки и злоумышления польских выходцев, находящихся за границею, справедливы, но III Отделение собственной Его Величества канцелярии, через своих агентов и через переписку с посольствами, неусыпно следит за всеми действиями злоумышленников, доселе предупреждало даже их намерения и поставляло преграды им при самом начале их действий, так что эмиссары польской пропаганды не могли ни единожды нарушить спокойствия в России».

Списки III Отделения заполнялись именами поляков, отправленных на каторгу, в ссылку, бежавших оттуда и вновь попавшихся в лапы жандармов. Показательно свидетельство жандарма Ломачевского, характеризующее отношение III Отделения к польским событиям. Председатель виленской следственной комиссии 1841 года по делу участников польского восстания спросил одного из ее членов, полковника Н., поразившись его рвению:

– Скажите, полковник, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинного?

Полковник ответил не раздумывая:

– Лучше обвинить невинного, потому что они здесь все виноваты, ракальи!..

Уже с 1832 года начинаются систематические командировки чиновников III Отделения за границу «как для изучения на месте положения дел, так и для приискания надежных агентов и организации правильного наблюдения в важнейших пунктах». Еще более усиливается наблюдение за всеми приезжающими в Россию иностранцами. Не только жизнь польской эмиграции, но и деятельность самых разных политических кругов и партий, внутренние ситуации в европейских государствах и их отношение к России становятся известны правительству Николая I благодаря регулярной энергичной деятельности русской тайной полиции. Ее действия в Европе обеспечивались санкциями Священного союза и дополнительными соглашениями по взаимному сотрудничеству в сборе сведений о политических эмигрантах, заключенными в 1834 году между Россией, Пруссией и Австрией. Это давало основания рассчитывать на помощь со стороны органов политического сыска союзных государств.

Делая первые шаги в создании Заграничной агентурной сети, III Отделение пыталось использовать опыт секретных полиций других стран, и в частности Австрии. Особенно благожелательно воспринимал эти попытки руководитель австрийской политики князь К. Меттерних, связанный с главным российским жандармом графом А. X. Бенкендорфом многолетней дружбой. В их переписке постоянно затрагивались вопросы политического сыска. Во время одной из встреч Бенкендорфа и Метгерниха в Теплице шеф жандармов сообщил, что III Отделение, в «противодействие революционному духу, овладевшему журналистикой», отрядило в Германию одного из своих чинов, жандармского подполковника Н. Н. Озерецковского. Заинтересованный Метгерних попросил прислать этого чиновника в Вену, чтобы работать «соединенными силами на пользу России и Австрии и на распространение добрых монархических начал», а также «согласовать наши обоюдные меры против поляков». Бенкендорф писал по этому поводу: «…князь Метгерних, постоянно обращавший особенное внимание на дела высшей и тайной полиции, предложил мне прислать в Вену одного из наших жандармских офицеров, чтобы Ознакомить его со всем движением этой части в Австрии, Вводя его во все подробности ее механизма». Вскоре Озерецковский оказался в Вене, где был очень хорошо принят. От него сразу же стали поступать регулярные донесения в Петербург, высоко оценивавшиеся III Отделением.

В Вене же «на пользу двух монархических начал» действовал и бывший агент великого князя Константина барон К. Ф. Швейцер. Почти одновременно, в феврале 1835 года, от Министерства иностранных дел в Вену был также послан некто Г. Струве с особо секретным поручением: изучить организацию и работу секретной канцелярии и шифровального отдела австрийского Министерства иностранных дел.

Русская Заграничная агентура и позже пользовалась доброжелательной помощью или «молчаливым невос-препятствованием своей деятельности» в европейских государствах. Так, например, Бисмарк отдал распоряжение руководителю прусской тайной полиции Штиберту помогать агентам III Отделения, действовавшим в Пруссии. При этом Штиберт имел свои виды на немецко-русское сотрудничество в политическом сыске, так как получал возможность знать всех русских агентов, контролировать, а при необходимости направлять их действия на борьбу с собственными революционерами.

Безусловно, эти первые робкие попытки ознакомиться с устройством политической полиции других стран способствовали формированию системы политического сыска в России. Однако они не привели к сколько-нибудь существенным изменениям в организации тайной агентуры внутри страны и за ее пределами. Царской политической полиции в Австрии и Пруссии приходилось больше рассчитывать на содействие местных полицейских учреждений, чем на свои силы. Тем не менее регулярные агентурные сведения из-за рубежа к тому времени начали поступать в Петербург и от собственных агентов III Отделения. Из Германии донесения шли от агентов Кашинцева, Швейцера и Шнейдера. Информацией из Бухареста снабжал агент Кобервейн.

Через 10 лет после варшавских волнений польскую эмиграцию в Европе дополнила эмиграция русская.

Ill Отделение отчитывалось, что «еще в 1843 году обратило внимание на деятельность первых русских выходцев: князя Петра Долгорукого и Ивана Головина во Франции и Бакунина в Швейцарии. В 1848 году к числу русских выходцев присоединился и Герцен».

Слежка за эмиграцией, впрочем, была организована довольно кустарно. Первый глава российского политического сыска за рубежом барон К. Ф. Швейцер в 1840-х годах создал ipynny агентов-иностранцев. Однако скоро выяснилось, что большинство из них занимается в основном мистификациями. Пользуясь различными слухами, они сочиняли по возможности правдоподобные донесения и отчеты, отправляли их в Россию и получали за свои небылицы весомые вознаграждения. В конце концов обман раскрылся. Русская охранка, отказавшись от услуг местных «помощников», начала засылать в Европу своих уже проверенных агентов. А все денежные расчеты с заграничными агентами взяло на себя Министерство внутренних дел.

Тем не менее жандармы III Отделения хватались за каждое сообщение, каждый слух о тайном заграничном обществе или заговоре, а ловкие авантюристы-провокаторы использовали и жандармское рвение, и маниакальные поиски потенциальной угрозы революции царем в каждом темном углу. Николай I не оставлял без внимания ни одного политического доноса, особенно связанного с декабристами или поляками, каким бы нелепым этот донос ни выглядел.

Советский историк И. М. Троцкий в монографии «III Отделение при Николае I» приводит случай, когда в 1835 году в III Отделение явился некий Луковский, приехавший в Петербург из Лондона. Он сообщил, что в Англии существуют два тайных общества: одно – русское, образовавшееся после 14 декабря, а другое – польское, возникшее после восстания 1831 года. Он, Луковский, состоит членом этих тайных обществ. Оба они действуют в контакте и предполагают начать широкую пропаганду в России. Для этого массовым тиражом уже печатается соответствующая литература, полная ненависти к России и русскому престолу. Эту литературу собираются переправлять в Россию по маршруту: Англия – Индия – Персия – Грузия – Астрахань. При всем том Луковский ни одной фамилии не называл и, как полагалось в таких случаях, просил дать ему денег «для раскрытия злого умысла». Нелепость доноса была очевидна. После 14 декабря неоткуда было взяться в Англии тайному обществу, а невозможный в ту пору и выдуманный лишь большего эффекта маршрут сразу же обнаруживал мнимость предприятия Луковского. Николай, как ему ни грезился призрак революции, догадался, что его хотят обмануть и выманить деньги. На докладе по доносу Луковского он начертал резолюцию: «Все это очень неясно, нет ни одного положительного указания; во всем этом правда – только ненависть к нам англичан». Однако Николай тут же смутился – не проворонит ли он таким манером заговор – и приписал: «Впрочем, в наш век нельзя ничего оставлять без внимания».

ЛИТЕРАТОРЫ, ДИПЛОМАТЫ И ПРОЧИЕ АГЕНТЫ

Введение III Отделением тотальной цензуры, – Литераторы в роли заграничных агентов III Отделения, – К, Швейцер и Я, Толстой во главе заграничных филиалов охранки, – Охранительское и доносительское творчество Я, Толстого, – Просьба принца Наполеона о материальной поддержке, – Сотрудничество русских дипломатов с III Отделением, – Агентурная деятельность княгини Д. Ливен, – Герцен о дипломатической агентуре. – «Дипломатические» попытки III Отделения вернуть в Россию эмигрантов П, Долгорукова и И. Головина. – Специальные чиновники по особым поручениям при III Отделении, – Трактат агента Н.Кашинцева о пользе шпионства. – Агенты III Отделения в «Месяцесловах» и «Адрес-календарях». – Создание опорных пунктов Заграничной агентуры. – Иностранцы на службе в заграничной сети III Отделения. – Первые итоги работы III Отделения за границей. – Кадровые проблемы заграничной охранки. – Агент-новатор Ю. Балашевич.

III Отделение прикладывало решительные усилия к обузданию либеральной русской литературы и революционной журналистики, демократически настроенной отечественной и зарубежной прессы, против проникновения в Россию крамольных иностранных книг. Недаром любивший «шипенье пенистых бокалов» Пушкин сравнивал жженку с Бенкендорфом, «потому что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее все в порядок влияние на желудок». Внутри страны была введена тотальная цензура. В первый же визит министра народного просвещения А. С. Шишкова к новому государю Николай распорядился составить обновленный цензурный устав взамен старого, сравнительно либерального. Окончательно цензурный устав был утвержден в 1828 году. Цензура, формально оставаясь в ведении Министерства просвещения, фактически была поставлена под контроль III Отделения. Цензоры не только должны были преследовать все казавшееся им подозрительным, но и сами становились прямыми агентами политического сыска. Литературную агентуру возглавили известные журналисты Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин.

За границей охранка привлекала к сотрудничеству самих издателей и редакторов западных журналов и газет. Завербованные журналисты были обязаны следить за появляющимися в иностранных журналах статьями о России и опровергать ложные и неприятные правительству известия. Агентами тайной полиции стали некоторые довольно известные в ту пору литераторы: Ш. Дюран, К. Ф. Швейцер, Я. Н. Толстой. Швейцер и Толстой представляли своеобразные заграничные «филиалы» III Отделения.

Швейцер в Германии, Пруссии и Австрии выполнял поручения Бенкендорфа, связанные преимущественно с «обузданием излишнего либерализма западноевропейской прессы». Яков Толстой во Франции стал наиболее ценным приобретением охранки. Друг молодого А. С. Пушкина, участник собраний «Зеленой лампы», член Союза благоденствия, человек образованный, наблюдательный и умный, Толстой оказался самым плодовитым агентом-литератором.

В момент выступления декабристов на Сенатской площади Я. Н. Толстой находился за границей. Он решил не возвращаться в Россию после подавления декабрьского восстания, но вдруг вскоре принялся вымаливать у царя прощение и каяться в вольнодумстве юных лет. Его простили, завербовав. Теперь, сидя в Париже, Толстой составлял для А. X. Бенкендорфа, а затем для А. Ф. Орлова Доклады «6 состоянии умов» западного общества и защищал николаевскую Россию своими публикациями в различных журналах. Известны его статьи, восхвалявшие царскую политику. Толстой, в частности, распространял в европейской печати опровержения на книгу маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году», содержащую резкую критику николаевского режима и многократно переиздаваемую в Европе. Французский литератор-монархист по личному приглашению императора Николая I посетил Россию и описал ее как страну варваров и рабов, государство всеобщего страха и бюрократической тирании.

Кроме того, Толстой представлял III Отделению сведения о русских эмигрантах и вообще «обо всем, касающемся до высшей политики Европы». Он вращался в соответствующем ему кругу. В министерские кабинеты его не пускали, но зато с ним говорили о вещах, о которых с дипломатом говорить не станут. Кроме того, он лучше видел настроения улицы, чем не высовывавшие носа из русского посольства дипломаты. Донесения Толстого были ярки и колоритны. Это своего рода «записки очевидца» о февральской революции во Франции. В предвидении грядущих политических событий он проявлял незаурядную прозорливость. «Все крупные города, – размышлял этот агент-литератор в одном из донесений 1848 года, – в которых правительство имело неосторожность допускать открытие многочисленных фабрик, являются, особенно в дни, когда работа не производится, ареной шумных сборищ, обычно предшествующих бунтам. Вообще фабричные рабочие составляют самую беспокойную и самую безнравственную часть городского населения…»

В Петербурге узнали о демонстрации 15 мая в Париже и получили ее самое яркое и подробное описание от того же Якова Толстого. По его донесениям в российской столице могли изо дня в день следить за подготовкой июньских дней, и самые эти дни дали еще одну яркую страницу в писаниях «собственного корреспондента» николаевской тайной полиции.

«В моей последней депеше, – писал 19 октября 1848 года Яков Толстой на французском языке – конечно, агенты III Отделения, если они оперировали за границей, тоже обязаны были пользоваться „дипломатическим диалектом", – я обращал внимание на многочисленные шансы Луи Бонапарта сделаться президентом республики. Это предвидение оправдывается все более и более с каждым днем, и сегодня относительно его успеха нет никаких сомнений. Одно особенное обстоятельство дало мне возможность собрать сведения насчет намерений принца Луи Наполеона в этом отношении. «Юдин из моих английских друзей, м-р Форбс Кемпбелль, Человек выдающегося ума, мой близкий приятель в течение уже нескольких лет, приехал на три дня в Париж, он сотрудничает в „Таймсе", „Морнинг Кроникль" и других газетах и имел случай оказать большие услуги Дуй Бонапарту, когда тот жил в Англии. Он знаком также с г. Тьером, так как перевел на английский язык книгу Тьера о „Консульстве и Империи". В течение трех дней, которые г. Кемпбелль провел в Париже, 16/28, 77/29, 18/30 октября, он каждое утро в 11 часов отправлялся к принцу Луи и оставался у него часа два; потом он отправлялся к г. Тьеру и совещался с ним несколько часов; остаток дня он проводил со мной, обедал у меня со мною вместе, таким путем я узнавал от него о политических разговорах, которые он имел в течение дня с этими двумя личностями. Я тщательно их запоминал и спешу воспроизвести ниже.

Во-первых, г. Кемпбелю, который является директором Колониального банка, по-видимому, было поручено вести переговоры о займе в 40 тысяч фунтов стерлингов. Принц изложил ему трудности своего положения, так как он должен бороться против партии Насиональ, т. е. Кавеньяка, редакторы которого захватили все высшие места в республике, а также против красных республиканцев (Ледрю-Роллен), которые располагают огромными суммами (!) и делают все, что можно себе представить, чтобы помешать избранию Луи Бонапарта. Он очень боится, что до 10 декабря, дня, назначенного для выборов, его враги устроят восстание против его кандидатуры. Г. Кемпбелль должен был изложить ему все трудности заключения займа на лондонской бирже, где капиталисты дают деньги только под солидные гарантии, а не под авантюры. Сообщив мне об этих переговорах, он спросил меня, не было ли бы расположено русское правительство снабдить принца этой суммой и не могу ли я его связать с нашим посланником г. Киселевым? Я решительно восстал против этого предположения, обратив его внимание на то, что русское посольство никоим образом не может вмешиваться во внутренние дела Франции и помогать какой бы то ни было партийной интриге.

После этого мне стало ясно, что г. Кемпбелль является некоторого рода эмиссаром принца Луи, и чтобы отвлечь его внимание и покончить этот разговор, я обратил все дело в шутку. Я спросил его, что же Луи Бонапарт мог бы дать России в обмен на миллион, который он от нее требует? „Все возможные уступки", – с жаром ответил г. Кемпбелль. „Россия может, таким образом, купить главу республики?" – спросил я. „И всего только за один миллион франков, что, разделенное на четыре года президентства, дает 250 тыс. в год. Согласитесь, что это не дорого! Я вам гарантирую, что за эту цену он будет в вашем полном распоряжении", – ответил мой собеседник. „Обяжется ли он, по крайней мере, употребить весь свой авторитет на то, чтобы почистить Францию от польских и русских эмигрантов?" – „Я отвечаю, что он примет на этот счет формальное обязательство: так как он находится в самом трудном положении, в каком человек может находиться; с деньгами он победитель, без денег он погиб; словом, это для него быть или не быть!"»

Комментируя в книге «Дипломатия и войны царской России в XIX столетии» это послание Якова Толстого, М. Н. Покровский отмечает, что в Петербурге просто испугались. И так как Кемпбелль мог болтать о преступных покушениях принца Наполеона на русское казначейство еще кому-нибудь и это могло дойти дойти до слуха честного Кавеньяка в превратном виде, то русскому посланнику в Париже Киселеву было предписано авансом категорически опровергнуть всякие слухи о какой бы то ни было материальной поддержке Россией принца Наполеона. Последний добыл деньги на избирательную агитацию у парижского банкира Фульда – всего уже только полмиллиона – под обещание сделать Фульда министром финансов, что и было исполнено честно: Фульд действительно стал министром президента Луи Наполеона Бонапарта.

А всего за 250 тысяч рублей серебром – таков был тогда курс франка – Николай мог бы откупиться от Крымской войны. Русский царь пропустил великолепный случай посадить в февральскую республику своего президента.

Яков Толстой продолжал служить III Отделению многие годы. Он был «литературным агентом» III Отде-дония в Париже почти 30 лет (1837–1866; хотя, по некоторым сведениям, был разоблачен уже в 1848 году). Толстой отправил в Петербург в общей сложности около двухсот пятидесяти донесений, более всего о настроени-ях русской политической эмиграции. Доподлинно известно, что только за 1837–1855 годы он послал 58 донесений А. X. Бенкендорфу, 188 – А. Ф. Орлову, десятки Писем Л. В. Дубельту и А. А. Сагтынскому. Судя по отчетам III Отделения, Толстой играл наиболее значительную роль среди заграничных агентов политического сыска николаевской России. По высочайшему повелению 29 января 1837 года деятельность Толстого была наконец «узаконена»: его назначили на должность корреспондента Министерства народного просвещения в Париже с жалованьем 3800 рублей в год, выплачиваемым из фондов III Отделения.

В разное время с III Отделением сотрудничали некоторые русские дипломаты. Охранка поддерживала постоянные контакты с министром иностранных дел, впоследствии государственным канцлером, графом К. В. Нессельроде. Агентами становились видные российские посланники: граф П. П. Пален в Париже, Д. П. Татищев в Вене, граф Ф. И. Бруннов в Лондоне, затем в Париже и Берлине, а его помощник Д. Н. Лонгинов в Штутгарте. Лондонские дипломаты особенно усиленно следили за А. И. Герценом и его кружком, пытались вскрыть почтовые каналы Герцена и перехватывать его почту. Русский консул в Лейпциге открыто давал взятки местным типографиям, чтобы те отказывались печатать антиправительственную газету «Листок», издаваемую П. В. Долгоруковым.

Граф Урби, русский посол в Берлине, пытался обнаружить связи «каракозовцев» Н. А. Ишутина, Д. А. Юрасова, И. А. Худякова и других из России с тайными сообществами Германии и Европы, в том числе «Европейским революционным комитетом». Он, возможно, имел в виду I Интернационал или «Интернациональное братство» М. А. Бакунина. Во всяком случае, о чем бы ни шла речь, в донесениях посла-жандарма этот таинственный комитет представлялся террористической организацией. Ее целью была революция в России, а «средства для возбуждения революции» – гремучая ртуть, «орси-ниевские» бомбы и цареубийство. «Орсиниевских» бомб боялись на русском престоле с полным основанием. 14 января 1858 года в Париже итальянский революционер Ф.Орсини бросил бомбу в карету императора Наполеона III, «надеясь его убийством разбудить революционные силы Европы». Покушение закончилось неудачей. Орсини был казнен.

Ярким примером активности дипломатических кругов в вопросах политического сыска является деятельность княгини Д. Х.Ливен (урожденной Бенкендорф), жены князя Х.А.Ливена, русского посла в Англии в 1812–1834 годах. Агентурная практика Дарьи Христофоровны Ливен вот уже почти два века интересует многих исследователей внешней политики Западной Европы XIX века. Княгиня была принята царствующими дворами России, Австрии и Англии. Она водила короткую дружбу со многими известными политическими деятелями. В ее друзьях числились такие вершители европейских судеб, как канцлер Австрии князь Клеменс Меттерних, глава английского кабинета министров Эдуард Грей, министр иностранных дел и премьер-министр Англии Джордж Каннинг, статс-секретарь по иностранным делам, в дальнейшем премьер Англии лорд Эбер-дин, руководящий министр иностранных дел, затем глава правительства Франции Франсуа Гизо. Вхожая в высшее английское, а в 1839–1848 годах и во французское общество, Дарья Ливен была для царского правительства источником важнейшей информации о политике ряда европейских государств, особенно Англии и Франции. Французский историк середины XIX века П. Лакруа утверждал, правда без ссыпки на источники, что княгиня была представлена Николаю I ее братом А. X. Бенкендорфом именно как ценный осведомитель.

В Лондоне у княгини Ливен был свой салон, весьма популярный в высшем обществе. Там, к примеру, в 1825 году по поручению Александра I она в частной беседе передала главе «форин офиса» Джорджу Каннингу мнение о том, что Россия и Англия должны между собой сговориться касательно греко-турецких дел. Княгиня встретила «полное понимание и принципиальное сочувствие» со стороны своего собеседника, о чем тут же поспешила информировать русский двор.