Текст книги "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб"

Автор книги: Александр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц)

Часть 3
КОРЫСТОЛЮБИВЫЙ РЫЦАРЬ ПРОВОКАЦИИ

ПОЛИЦЕЙСКИЙ-ПРОВИДЕЦ

Назначение П. Рачковского руководителем заграничной агентуры Департамента полиции. – Современники о Рачковском. – Послужной список Рачковского. – Арест и вербовка. – Рачковский в роли осведомителя. – Разоблачение Рачковского народовольцами. – Сведения о предателе, собранные Н. Клеточниковым. – Рачковский в Вильно под полицейским надзором. – Участие в «Священной дружине», – Служба у Г. Судейкина. – Опасения Рачковского в искренности Дегае-в&. – Служба у П. Корвин-Круковского. – Погоня за Дегаевым. – Слежка за Л. Тихомировым.

После отставки П. В. Корвин-Круковского на пост руководителя Заграничной агентуры был назначен дворянин П. И. Рачковский, который в то время уже состоял в распоряжении Департамента полиции и выполнял его отдельные поручения за границей. Деятельность Рачковского сделала его в итоге одной из самых заметных фигур российского политического сыска как внутри страны, так и за границей. Помимо официальных государственных наград, Рачковский получал от современников и историков разные, но всегда образные определения своей персоны: один из столпов политического сыска России; одна из самых ярких и в то же время темных личностей царской охранки; авантюрист в генеральском мундире; отец российской полицейской провокации; одна из самых крупных и мерзких фигур русской политической полиций; прирожденный интриган, любивший заниматься подделкой документов; ангел-хранитель царского режима; дутая знаменитость; глубокая преданность интересам императорской России; тонкий ум и твердая воля; ни розыскных способностей, ни политического чутья, и т. д., и т. п. Уже только по набору ярких эпитетов фигура Рачковского заслуживает подробного описания.

Петр Иванович Рачковский родился в 1851 году и происходил из дворянской семьи почтмейстера Дубоссарско-го уезда Херсонской губернии. Родители Рачковского были поляками-католиками, но сам Петр Иванович был крещен по православному обряду и в этом смысле мог считать себя русским человеком. Поздняя версия еврейства Рачковского является несостоятельной, однако в свое время она распространялась на том основании, что он, хоть и непродолжительное время, заведовал одним еврейским журналом. Версию эту поддерживал, в частности, современник Рачковского, небезызвестный в то время журналист-чиновник И. Ф. Манасевич-Мануйлов, который, будучи сам евреем, вполне определенно характеризовал его в 1895 году как лицо «еврейского происхождения», ходившее в прежние годы «без сапог» и жившее мелким репортерством в «Новом времени». Другое дело – бедность Петра Ивановича в начале карьеры. Здесь Манасевич-Мануйлов был совершенно прав. Очевидно, по бедности своей Петр Рачковский не смог получить систематического образования и, как значится в его формулярном списке о службе, «обучался на дому у разных учителей и аттестата о науках не имеет». По некоторым сведениям, он учился в кишиневской гимназии, но среди ее выпускников фамилия Рачковского отсутствует.

В 1867 году в возрасте 16 лет он по следам отца поступает в почтовое ведомство и начинает службу младшим сортировщиком киевской почтовой конторы. В сентябре 1868 года П. И. Рачковский был переведен в пограничную почтовую контору Одессы. Однако карьера провинциального почтового чиновника не прельщала молодого человека. В январе 1869 года он оставляет почтовое ведомство. С апреля 1869 по март 1873 года Рачковский – уже чиновник канцелярии одесского градоначальника, прикомандированный в распоряжение одесского полицмейстера. Однако в марте 1873 года он увольняется со службы и уезжает в Варшаву. Не исключено, что этот шаг был связан с семейными неурядицами Рачковского: его одесский брак с девицей Ксенией Шерле оказался неудачным. Молодой супруге, по словам самого Рачковского, «скоро наскучила бедность, и она завела себе любовника». Однако Петр Иванович на официальный развод не решился.

В Варшаве, куда он прибыл в апреле 1873 года, Рачковского ждало место «чиновника для письма» в канцелярии варшавского губернатора. Долго он здесь тоже не задержался и уже в августе 1874 года оказался в должности секретаря Калишского губернского правления с жалованьем 600 рублей в год. С марта 1875 года Рачковский поднялся еще выше, став секретарем Калишского губернского правления по крестьянским делам. Однако уже «врез год он подает прошение об увольнении от должности и переезжает в Ковно, чтобы стать помощником судебного следователя, кем он и проработал до апреля 1877 года. В отличие от предыдущих должностей Рачковского, эта требовала специального юридического образования. Точно неизвестно, получил ли его Петр Иванович. Существует версия, по которой в 1870-е годы Рачковский действительно учился на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета, но этот факт не подтверждается архивными данными. Никакого «окна» в три или четыре года, которые можно было бы посвятить изучению юриспруденции, в его биографии нет. Да и в официальных документах Рачковского в графе «образовательный ценз» значится: «образование получил домашнее». Как бы то ни было, после непродолжительной работы в Ковно Рачковский причислен с мая 1877 года к Министерству юстиции и направлен в качестве временного судебного следователя в Пинегу – «медвежий край» Архангельской губернии. На новое место службы Рачковский привез некую особу, от которой он якобы имел впоследствии двух так и не усыновленных им детей. В Пинеге, по отзывам коллег, Рачковский вел себя крайне либерально, нажил немало врагов среди местного начальства и уже в конце сентября 1878 года был уволен, однако «с причислением к Министерству юстиции». Политические ссыльные в Пинеге устроили торжественные проводы «либералу и демократу следственного дела». В Петербург Петр Иванович явился с рекомендательными письмами от них, что позволило ему завести обширные знакомства с социалистами. Но эти знакомства вскоре привели будущего главного заграничного сыщика российской полиции в тюрьму.

По возвращении в 1878 году из Архангельска Рачков-ский в Петербурге некоторое время был домашним воспитателем в семье генерал-майора И. В. Каханова. Весной 1879 года Рачковский был арестован из-за связи с революционером Семенским. Оба подозревались в укрывательстве террориста Л. Ф. Мирского после его покушения на шефа жандармов Д. Р. Дрентельна. Находясь под следствием, Рачковский выразил готовность оказать полиции агентурные услуги. Предложение было принято. Поскольку главным объектом внимания охранки были в это время народовольческие кружки, то, выйдя на свободу, Рачковский должен был внедриться в один из них, что он не без успеха и сделал. Рачковский стал агентом III Отделения, где поначалу служил мелким чиновником и играл роль осведомителя. Петр Иванович очень старался установить связи с революционерами. Он мечтал создать прецедент для своего скорого ареста по обвинению в политическом преступлении. Все эти действия, по мнению Рачковского, только увеличили бы его ценность в глазах III Отделения. Однако вскоре он был выявлен народовольцами как агент полиции.

Разоблачен Рачковский был случайно. Узнав о предстоящей поездке народовольца Н. К. Буха в Одессу и Киев по делам организации, он тут же изъявил желание помочь ему с паспортом и даже предложил воспользоваться своей форменной судейской фуражкой и вицмундиром. Рачковский рассчитывал, что в таком облачении народоволец окажется более заметным и шпикам легче будет за ним следить. Но Петр Иванович имел неосторожность рассказать об этой маленькой хитрости своему коллеге, секретарю III Отделения Н. В. Клеточникову, не подозревая, что имеет дело с тайным агентом «Народной воли».

Клеточников передал народовольцам сведения о предателе:

«Рачковский П. И. – М. Итальянская, 17/10. Высокого роста, брюнет. Черные большие усы, толстые, короткие. Бороду и баки бреет. Нос длинный, толстый. Глаза черные; цвет лица бледный; лет 26. Одевается в серое пальто, твердую черную шляпу; ходит с тросточкой или зонтиком. Лицо интеллигентное. Знаком с Семенским, Морозовым, Луцкой, также с агентом князем Черкасским». Как человека «выше среднего роста, плотного, с темной шевелюрой волос, такого же цвета густыми усами и бритой бородой» описывал Рачковского и Н. К. Бух. По его свидетельству, Рачковский рассказывал о «преследованиях», которым он подвергался со стороны местной администрации, о своих приятелях – политических ссыльных в Архангельской губернии. Петр Иванович говорил Буху, что больше служить не будет, а думает заняться' литературным трудом. «Я уже сотрудничаю в одной из газет», – заявил он и предложил, по словам Буха, взять ее в свои руки, чтобы превратить в нелегальный орган Партии. Иначе говоря, речь шла о явной провокации, так как Рачковский, предлагая народовольцам «нелегальный орган», хотел сделать его легальным для полиции. Такая идея Рачковского была по тем временам нова, оригинальна и в будущем получила свое развитие. Правда, Бух не назвал этот «орган», но, возможно, речь шла о газете «Русский еврей», где Рачковский сотрудничал с апреля 1879 года, либо о петербургской газете «Новости», куда Рачковский посылал корреспонденции из Пинеги. Петр Иванович действительно много сил отдавал литературному труду. К этому времени, например, относится написание Им популярной брошюры о Китае, напечатанной в 1880 году в типографии Бермана и Рабиновича.

20 августа 1879 года подпольная газета организации «Народная воля» разоблачила Рачковского как двойного агента. После того как провокаторство Рачковского раскрылось, оставаться ему в Санкт-Петербурге стало небезопасно. Его отправляют в июне 1879 года в качестве чиновника Министерства юстиции в Вильно, от греха подальше, установив за ним в то же время полицейский надзор. Это не ускользнуло от внимания самого поднадзорного. В ответ он отправляет в III Отделение длинное письмо с уверениями в своей искренности и преданности правительству. Прочитав письмо, управляющий III Отделением Н. К. Шмидт распорядился назначить Рачковскому материальное обеспечение. Однако возвратиться в Петербург Рачковскому разрешили только в 1881 году.

В российскую столицу Рачковский вернулся под чужим именем. Здесь он принял участие в организации «Священной дружины», стал ее активным агентом. Вскоре новоявленный «дружинник» отправился в Париж, чтобы пополнить ряды агентуры тайного братства за ipa-ницей. Там, по свидетельствам своих собратьев, Рачковский «прославился дерзкими операциями». Придавать этому факту слишком большое значение едва ли следует, так как в 1881–1882 годах Рачковский был еще слишком малозначительной фигурой, чтобы играть сколь-нибудь серьезную роль в «Священной дружине». Тем не менее его заслуги были по достоинству оценены. Еще до роспуска «Дружины» в конце 1882 года Рачковский вернулся в Москву и поступил на службу в реорганизованное Охранное отделение, подчинявшееся уже Департаменту полиции. С июня 1883 года он был зачислен в штат Министерства внутренних дел с откомандированием его «для занятий в Департаменте полиции» под руководством заведующего агентурой Петербургского охранного отделения, инспектора секретной полиции жандармского подполковника Г. П. Судейкина.

П. И. Рачковский был помощником Г. П. Судейкина, принимал участие в допросах задержанного революционера Сергея Дегаева, который неожиданно согласился доносить на своих товарищей-террористов и сотрудничать с охранкой. Рачковский имел определенные основания не доверять искренности Дегаева и поделился своими сомнениями непосредственно с директором Департамента полиции В. К. Плеве. Однако тот не разделил скептицизма своего нового сотрудника. Петр Иванович упорно защищал свое мнение, чем только рассердил своего начальника. Опасения Рачковского трагически подтвердились, когда 3 декабря 1883 года террористы во главе с Дегаевым убили Судейкина. Этот случай не только доказал правоту Рачковского, но и, по мнению многих, настроил опозоренного Плеве против «провидца».

Через месяц после убийства Судейкина, в январе 1884 года, Рачковский поступил на службу к тогдашнему заведующему Заграничной агентурой П. В. Корвин-Круковскому. Местопребывание Дегаева все еще не было известно, но, узнав, что во французской столице проживает жена Дегаева, Плеве послал Рачковского в русское посольство в Париже «с особым поручением Министерства внутренних дел», то есть как агента тайной Заграничной агентуры. Рачковский должен был организовать постоянную и тщательную слежку за Л. Н. Дегае-вой, ее корреспонденцией и людьми, с которыми она общается, и тем самым попытаться выйти на ее мужа и его сообщников. Это была первая серьезная акция, порученная Рачковскому в новом качестве. На парижскую командировку Рачковскому была отпущена, по его словам, крайне незначительная сумма: ему же приходилось самому следить в Париже за революционерами. Но зато он завел парижские знакомства, которые впоследствии во многом помогли его удивительной карьере.

По поводу командировки Рачковского в Париж Корвин-Круковскому были посланы две телеграммы от заведующего Третьим делопроизводством Департамента полиции Семякина за подписью «Жорж». Обе телеграммы шифрованные.

Первая гласит следующее: «Известному Вам Рачковскому поручено специальное дело, о коем он Вам сообщит лично. Прошу Вас предоставить в его распоряжение одного и в случае необходимости нескольких агентов и ввиду важности дела оказать ему помощь и поддержку. Благоволите вручить ему в копии нижеследующее».

Другая телеграмма: «Сестра Сергея, девица, выезжает за границу. За ней едет Сераковский с компанией для личной передачи Вам. Ожидайте в Париже и, по получении телеграммы, подписанной Федор, немедленно выезжайте с Иваном в назначенное место, передав наблюдение, если уже начато по Парижу, Барлэ; не начатое временно оставьте. Телеграфируйте адрес».

К тому времени Рачковскому удалось раскрыть конспиративную квартиру Льва Тихомирова – товарища Дегаева по «Народной воле». Воспользовавшись своим новым положением, Рачковский снял квартиру неподалеку в качестве «наблюдательного пункта». Далее, желая утвердить свою независимость, финансовую в том числе, он сообщил в Петербург, что должен заплатить 1000 франков в качестве задатка одному «многообещающему» агенту. Поймать С. П. Дегаева не удалось. Тем не менее в Петербурге действиями Рачковского остались довольны.

GENERAL RUSSO

Рекомендация Г. Семякина о назначении Рачковского. – Парижская агентура до прихода Рачковского: наружное наблюдение и перлюстрация. – «Черный кабинет» Екатерины II. – Организация Рачковским внутреннего наблюдения. – Организация «правильных агентурных сил». – Установление контактов с парижской и женевской полицией. – Парижские журналисты на службе у Заграничной агентуры. – Доходы Рачковского. – Жизнь на широкую ногу. – Характеристика Рачковского Папюсом, – Вербовка секретной агентуры. – Агенты Рачковского. – Слежка за разоблачителем провокаторов Л Бурцевым. – Конкуренты Заграничной агентуры: слежка друг за другом. – Приемы Рачковского в борьбе с эмигрантами-революционерами.

В 1884 году Рачковский был назначен руководителем Заграничной агентуры Департамента полиции, по рекомендации заведующего Третьим делопроизводством Департамента полиции Г. К. Семякина, «как человек довольно способный и во многих отношениях соответствующий этому назначению». В Петербурге Семякин хлопотал о выплате Рачковскому сверх получаемого им содержания 250 рублей в месяц, еще столько же на разъезды в Женеву и другие места, телеграммы, почтовые и иные мелкие расходы. Кроме сего, отмечал Семякин, необходимо приобрести в Париже из местных эмигрантов внутреннего агента, который бы находился в непосредственных сношениях с Рачковским. Семякин специально приезжал в столицу Франции, чтобы официально назначить Рачковского начальником расширенной заграничной агентуры в Париже. Этой агентуре теперь, в частности, поручалось пристально следить и за событиями в Женеве, где в то время активизировались эмигранты, «желавшие свергнуть самодержавие».

До прихода Рачковского Заграничная агентура занималась исключительно наружным наблюдением, которое осуществляла группа из шеста французских филеров во главе с А. Барлэ. Но как бы искусны ни были агенты наружного наблюдения, они могли установить только внешние факты: кто где живет, с кем знаком, куда ходит, как долго остается тут или там, кто чем занимается, откуда получает письма и так далее. Сведения эти шпики получали через местную полицию и от консьержей, швейцаров, дворников. Кроме того, агенты часто прибегали к краже писем или покупке их у почтальонов и консьержек, вскрывали, фотографировали, – снимали на кальку и затем возвращали или же прилагали к рапорту. Но кража писем была рискованным занятием, так как за нее грозила тюрьма и агентам, и почтальонам. Тем не менее перлюстрация писем почта всех политических эмигрантов в Париже, Женеве, а несколько позже – и в Берлине была поставлена Рачковским «на широкую ногу».

Следует заметить, что перлюстрация переписки подозреваемых лиц и засылка лазутчиков в места скопления людей для подслушивания разговоров – «два очень важных новшества», по определению Ф. М. Лурье, которые внесла в политический сыск еще Екатерина II «в силу чисто женского любопытства». Письма ее подданных и к ним переправлялись теперь через почту в «черный кабинет» Тайной экспедиции. Там их вскрывали, переписывали, а оригиналы отправляли по назначению. Копии писем, в зависимости от содержания, попадали на столы чиновников Тайной экспедиции, а иногда и на просмотр самой императрице.

Рачковский продолжил практику наружного наблюдения, но также начал развивать и внутреннее наблюдение, постепенно вербуя себе секретных агентов из эмигрантской среды. Рачковский усиленно внедрял в круги эмигрантов своих людей, затем по их донесениям громил народовольческие типографии, создавал динамитные лаборатории, которые тут же выдавал французскому правительству, словом, во всем старался не отставать от своих российских коллег. «Время, переживаемое Россией, – отмечал он в своем письме от 28 сентября 1895 года на имя директора Департамента полиции С. Э. Зволянско-го, – исполнено крайней неопределенности во взаимных отношениях многочисленных элементов, враждебных существующему политическому строю. Последнее обстоятельство представляет, по нашему разумению, как нельзя более благоприятный момент для организации правильных агентурных сил, которые сообразно представившимся условиям могли бы систематически и с полным вероятием на успех подавлять революционные происки, во всяком случае не допускать их развития до крайних пределов».

Официально представляя интересы самодержавия, Рачковский продолжал борьбу с врагами российской короны через завербованных французских чиновников. Он установил тесные контакты как с парижской, так и с женевской полицией. Парижские, цюрихские и женевские префекты, их помощники и рядовые полицейские за вознаграждение в несколько сотен франков в месяц, в зависимости от ранга, не только закрывали глаза на деятельность русской охранки в их префектурах, но и помогали ей всеми возможными средствами. В 1887 году Рачковский убеждал префекта французской полиции Фраг-нона, что враги российского самодержавия во Франции не могут представлять интересы русских людей, как они утверждают, поскольку идеи свои почерпнули у западных радикалов, которых Фрагнон, конечно же, презирал, а все их сообщники – евреи, украинцы или поляки.

В 1886 году Рачковский ходатайствовал о награждении ряда чинов парижской префектуры во главе с префектом Гроньоном и указывал на необходимость тесного контакта в будущем. Он, в частности, писал: «При успешности названного ходатайства наши политические отношения с местной префектурой, как первенствующим полицейским учреждением в Париже, несомненно, должны стать на вполне прочные основания, укрепивши за мною возможность действовать без всяких внешних стеснений со стороны г. Гроньона и его подчиненных, а также и пользоваться их прямыми (хотя, конечно, негласными) услугами во всех потребных случаях».

В короткий срок Рачковский сумел завязать прочные связи с французской прессой, получив, таким образом, возможность влиять на общественное мнение не только Франции, но и других европейских государств. Он всегда щедро платил французским журналистам за статьи и материалы прорусского толка. На службе у Рачковского находились крупные парижские журналисты того времени, с помощью которых он не только организовывал кампании против русских политэмигрантов, но и подготавливал французское общественное мнение к мысли о необходимости франко-русского союза. К примеру, завербованный им Жюль Гансен, родом датчанин, принявший французское подданство, бывший советник французского Министерства иностранных дел и влиятельнейший парижский журналист, за 400 франков в месяц снабжал все крупнейшие газеты Франции статьями, прошедшими предварительную редакцию Рачков-ского. Жюль Гансен был, между прочим, близок с русским послом в Париже, бароном Моренгеймом, с которым познакомился еще в Копенгагене, где Моренгейм был тогда посланником. Среди сотрудников Рачковского, кроме Гансена, были и другие, не слишком щепетильные в нравственном отношении французские журналисты: Калометт из «Фигаро» и Мора из «Пти Пари-зьен». Тот факт, что глава Заграничной агентуры сам дал конспиративное имя «Ратмир» писателю Раймонду Ре-кули, говорит о том, что для сбора информации были завербованы несколько литераторов. Весьма вероятно, что Рачковский умышленно преувеличивал роль своих фаворитов-журналистов, чтобы платить им хорошее жалованье.

Рачковский на посту шефа заграничной охранки чувствовал себя весьма свободно, действовал по собственному усмотрению, часто совершал экстравагантные поступки, с деньгами обращался весьма вольно, однако начальники оставались весьма довольны результатами его работы. К 1894 году он ежегодно получал из Петербурга 300 тысяч, франков на свои нужды, сверх этого его жалованье составляло 12 тысяч франков. Рачковский любил роскошь и заработал на парижской фондовой бирже достаточно, чтобы купить виллу в столичном предместье Сен-Клу.

Шеф Заграничной агентуры установил дружеские контакты с политическими деятелями, депутатами, дельцами. Его особняк посещали самые высокие чины в иерархии европейских правительств. Благодаря этому ему удавалось оказывать ощутимые услуги Министерству внутренних дел Российской империи, российскому внешнеполитическому ведомству и другим министерствам. Рачковский действительно поставил свою деятельность «на широкую ногу»: во всех фешенебельных ресторанах Парижа официанты знали «general russo» в лицо и оказывали должное уважение за щедрые чаевые.

«Если бы вы встретили его в обществе, – писал о Рачковском хорошо его знавший глава ордена мартинистов в Париже знаменитый Папюс (Жерар д’Анкосс), – я сомневаюсь, почувствовали бы вы хоть малейший испуг, ибо в его облике не было ничего, что бы говорило о его темных делах. Полный, суетливый, с постоянной улыбкой на губах, он напоминал скорее добродушного, веселого парня на пикнике; у него была одна приметная слабость – он страстно охотился за нашими маленькими парижанками, но он один из самых талантливых агентов во всех десяти европейских столицах». Сам себя Рачковский причислял к «чернорабочим», доставлявшим интригующим против Департамента полиции ведомствам «манну небесную» в виде результатов «тяжелой и неблагодарной возни с революционной средой». Что касается методов его деятельности, то они не были оригинальными. По свидетельству одного из чиновников Департамента полиции, «все сводилось у него к одному – деньгами нужно купить того-то и того-то; нужно дать тому-то и тому-то. Иногда пустить деньгами пыль в глаза через агента. Он, по-видимому, был убежден, что за деньги можно купить все и каждого».

Департамент полиции уделял большое внимание вербовке секретной агентуры из числа нелегальных противоправительственных партий. Особенно большая работа в этом направлении была проделана Рачковским. Ко времени его руководства политическим сыском относится разработка специальной инструкции по организации и ведению внутреннего агентурного наблюдения. Действие этой инструкции распространялось и на Заграничную агентуру.

С приходом Рачковского деятельность Заграничной агентуры значительно активизировалась во многом благодаря тому, что к сотрудничеству в охранку было приверчено несколько очень способных агентов. Одним из них был Бинт, которого еще Корвин-Круковский завербовал в 1883 году, другим – Абрам Геккельман (он же Ландезен-Гартинг. в полицейской переписке – сотрудник Л.), опытный агент, часто менявший имена и нигде не задерживавшийся надолго, – будущая звезда полицейской провокации и шеф Заграничной агентуры, «духовный» наследник Рачковского. Особо доверенными его агентами были поляк В. Милевский и еврей Л. Гольшман, рукой которого и написано большинство докладов Рачковского.

Активным агентом Рачковского был Л.Д. Бейтнер. Сын чиновника, будучи изгнан из Нижегородского ка-дртского корпуса в 1890 году за сбыт украденных у купца Кояомнина денег, он отсидел по приговору владимирского окружного суда 7 месяцев в тюрьме, затем уехал за границу, поступил в Цюрихский университет в Швейцарии и в 1892 году сделался сотрудником Заграничной агентуры. С этого времени Лев Бейтнер начал играть значительную, но далеко еще не выясненную роль в деятельности Заграничной агентуры. Как провокатор он участвовал 16(28) января 1894 года в анархической демонстрации в Цюрихе, был арестован, но вызволен Рачковским. В конце 90-х – начале 900-х годов жил в Лондоне, следил за старыми народовольцами и Бурцевым. Кроме провокаторской деятельности Бейтнер занимался и шпионажем, постоянно разъезжая по Европе. Охранная кличка Бейтнера была «Москвич»; умер он в Копенгагене в 1907 году. Бейтнер освещал П. Э. Панкратьева, помогавшего Бурцеву отправлять его издания в Россию. Истинная роль Панкратьева Бейтнеру и Рачковскому была неизвестна. Между тем он являлся сотрудником Петербургского охранного отделения. Панкратьев был публично разоблачен в 1901 году социал-демократической газетой «Искра». Активная деятельность Бурцева как пламенного проповедника террористической борьбы с царизмом в это время становится серьезным препятствием и большой угрозой для российского полицейского начальства. «В. Бурцев, – пишет в „Минувшем" разоблачитель агентов охранки Менщиков, – в качестве адепта террора был под усиленным наблюдением заграничной агентуры. Рачковский знал, как Бурцев в разговорах объяснял тайную цель издания „Былого", что он говорил о Панкратьеве, кого рекомендовал в России. Корректуры издания Бурцева препровождались в Департамент полиции вместе с письмами от него – подлинными и в копиях – к нему». Связи Бурцева агентуре были более или менее известны; в особенности обращалось внимание на его знакомых из числа приезжей молодежи, которые по возвращении на родину подвергались наблюдению и преследованию (Лебедева, Ослопова, Замятин, Менкест, Краков, Мальцева, Пальчинская, выехавшая в Россию под присмотром филеров, и др.). В 1900–1912 годах Бурцев был под перекрестным огнем агентуры: с одной стороны, Бейтнер, пользовавшийся его доверием, с другой – Панкратьеву давнишний его знакомый, не спускали с него глаз. Нельзя ручаться, что не было и третьего осведомителя, доносившего на Бурцева. В Департаменте полиции все остерегались друг друга, никто никому не доверял. Часто заведующий Заграничной агентурой не знал, что рядом с «©собственными провокаторами работают и другие секретное сотрудники Департамента полиции, петербургского, московского, дворцового или какого-нибудь другого охранного ведомства.

Не ограничиваясь наружным и внутренним наблюдением за эмигрантами-революционерами, Рачковский использовал в отношении них все известные охранке приемы борьбы и в первую очередь прибегал к провокациям и погромам.