Текст книги "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб"

Автор книги: Александр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

НЕСТАНДАРТНЫЕ РЕШЕНИЯ

Помощник Ратаева Евно Азеф. – Старое знакомство. – Доносы Азефа. – Помощь Азефа в арестах террористов. – Секретный сотрудник Б. Батушанский. – Ценные качества Датушанского. – Разоблачение Батушанского Бурцевым. – Успехи провокаторов. – Завершение Ратаевым начинаний Рачковского. – Специальный чиновник-журналист И.Манасевич-Мануйлов. – Подкуп французских газет. – Издание журнала «La Revue Russe». – Подкуп итальянской и польской прессы. – Воспоминания С. Витте о Мануйлове. – Независимый статус Мануйлова в Париже. – Состояние Заграничной агентуры при Ратаеве.

Сила Ратаева заключалась не только в благосклонности к нему Лопухина и Плеве, но и в реальных заслугах в области политического сыска, где подвизались такие его выдающиеся выученики, агенты самой высокой пробы, как Лев Бейтнер, М. А. Загорская, Евно Азеф. Благодаря своим сотрудникам Ратаев имел возможность хорошо освещать деятельность и планы как старых народовольцев, так и расширявших свою деятельность социалистов-революционеров. Особенно хорошо в этом смысле зарекомендовал себя Азеф, поставлявший своему патрону чуть ли не ежедневные донесения и обстоятельнейшие доклады о заграничной деятельности эсеровской партии.

Отправляясь в Париж в октябре 1902 года, Ратаев заручился предварительным согласием Лопухина взять с собой в помощь Азефа, своего секретного сотрудника со стажем, «дабы на первое время Заграничная агентура не оставалась безо всякого источника осведомления». Этого, однако, не произошло, и Азеф, носивший тогда охранную кличку «Виноградов», остался в распоряжении Департамента, наезжая время от времени в Париж и поддерживая связь с Ратаевым посредством переписки. За границей Азеф освещал финляндских революционеров. Именно он, в частности, осведомил Ратаева о подготовляющемся в России покушении на Плеве. Азеф числился секретным сотрудником Заграничной агентуры с начала 1902-го по декабрь 1903 года. Затем он вернулся в Россию. Следующее и наиболее продолжительное пребывание Азефа за границей относится к периоду с июня 1904-го по июль 1905 года.

Сотрудничество с Азефом явилось одной из существенных страниц в биографии Ратаева. Он участвовал в вербовке Азефа. Следует отметить, что через руки Ратаева в то время прошла вся центральная секретная агентура. Самое первое письмо Азефа, направленное на имя директора Департамента Дурново, с предложением о «сотрудничестве» было передано Ратаеву. Через некоторое время Леонид Александрович вел уже всю секретную переписку с Азефом, а затем взял в свои руки и непосредственные контакты с ним. Именно Ратаеву Азеф доносил о деятельности оппозиционных правительству эмигрантов, живших в Карлсруэ. Там тогда Азеф числился на учебе в политехникуме. Он направлял своему шефу чуть ли не ежедневные рапорты о революционной эмиграции в Германии и Швейцарии.

Особенно успешной следует признать работу Ратаева с Азефом после 1899 года, когда тот возвратился из-за границы. Именно Ратаев предложил ему поселиться в Москве и поступить в целях прикрытия на службу во Всеобщую компанию электрического освещения. Непосредственным начальником Азефа стал в это время начальник Московского охранного отделения Зубатов, однако верховное руководство его провокаторской деятельностью осуществлял именно Ратаев.

Тем временем волна террора, захлестнувшая страну, поставила Департамент полиции в исключительно сложное положение. 14 февраля 1901 года эсером П. В. Карповичем был смертельно ранен министр народного просвещения Н. П. Боголепов. 2 апреля 1902 года был убит министр внутренних дел Д. С. Сипягин. Его убийца – член «боевой организации» социалистов-революционеров С. В. Балмашев.

Справиться с ситуацией можно было, как говорится, только принятием действительно нестандартных решений. Одним из таких решений и была санкционированная по сути дела Департаментом полиции двусмысленная роль провокатора Азефа. Уже в 1901 году, благодаря его наводке, удалось разгромить «Северный союз социалистов-революционеров» и предотвратить ряд террористических акций их боевой организации. Ратаев фактически продолжал опекать провокатора по линии Департамента и будучи заведующим Заграничной агентурой, вплоть до 21 августа 1905 года, когда в связи с отставкой был вынужден передать Азефа Рачковскому.

Работая на Ратаева, Азеф доставил подробные доклады о съезде социалистов-революционеров в Женеве 5 июля 1903 года. По доносам Азефа полиции стало известно о Проходившей в Париже конференции революционных российских групп и организаций. Эсеров там представляли Чернов и сам Азеф. Благодаря Азефу Ратаев знал обо всем, что происходило в рядах социалистов-революционеров и других партиях, поскольку-совместные конференции революционных и оппозиционных партий проводились регулярно. Главным достижением Ратаева были данные, собранные в октябре 1902 года при помощи того же Азефа и позволившие арестовать террориста Е. К. Григорьева, что в свою очередь способствовало аресту эсера М. Мельникова, а также Г. Гершуни – главы боевой организации эсеров.

Ценным сотрудником Ратаева был, кроме Азефа, некто Бабаджан, в действительности мещанин Берко Ян-келев Батушанский из местечка Дубоссары Херсонской губернии. В начале сентября 1902 года он был «приглашен» на службу секретным сотрудником в Екатерино-славское охранное отделение. Уже через два месяца Батушанский начал сообщать своему новому начальнику ценные сведения о противоправительственной деятельности местной еврейской интеллигенции, а еще через месяц он открыл зубоврачебный кабинет в Екатеринославе и через своих клиентов получил возможность добывать достоверную информацию о самых конспиративных замыслах социал-демократических и эсеровских организаций.

Батушанским были выявлены делегаты Организационного комитета РСДРП, приезжавшие в Екатеринослав для организации местной группы «искровцев», а также супруги Кушель, приехавшие в Екатеринослав для создания тайной типографии. 24 мая 1903 года Сарра Кушель была арестована. А с 27 мая по 27 сентября того же года сам Батушанский отбыл четырехмесячное тюремное заключение по делу кишиневской типографии, причем из тюрьмы передал для полиции ряд ценных сведений. После выхода из тюрьмы осенью он раскрыл жандармам тайную типографию социал-революционеров и секреты Екатеринославского социал-демократического комитета.

По отзыву начальства, «Батушанский как сотрудник проявлял весьма ценное качество – фотографическую точность передачи всех сведений с крайне осторожными и всегда основательными личными предположениями и, кроме того, глубоко обдумывал каждый свой шаг». При таких качествах Батушанский представлялся не только полезным и достойным полного доверия, но и способным работать самостоятельно сотрудником. Удовлетворенный деятельностью своего агента, Департамент полиции возбудил ходатайство о даровании Бабаджану пожизненной пенсии в 1200 рублей в год, «если он будет скомпрометирован в революционной среде не по своей вине».

Узнав о таком ходатайстве, Батушанский ликвидировал зубоврачебный кабинет, который давал ему определенное положение в обществе, и «сообразно с интересами политического розыска выехал за границу, где первоначально работал по партии социал-демократов, а затем, вследствие благоприятно сложившихся для него обстоятельств, получил возможность освещать деятельность максималистов». Одним из наиболее «заметных дел» было его возвращение из-за границы вместе с несколькими известными эсерами-максималистами. В результате предоставленных им сведений в Москве и Петербурге охранка ликвидировала местные группы максималистов. Были арестованы эсеры-максималисты Л. Емельянова, княжна Мышецкая, И. Коломийцев и другие.

Разоблаченный осенью 1909 года Бурцевым, Батушанский получил обещанную пенсию от Департамента полиции, но Столыпин «надул» провокатора и вместо обещанных 1200 рублей назначил ему лишь 600.

Успехи, которых удалось добиться за это время Заграничной агентуре, следует отнести главным образом за счет таких провокаторов, как Евно Азеф, Лев Бейтнер и Мария Загорская. Только благодаря их деятельности Департамент полиции мог оценить общую работу парижской агентуры как удовлетворительную.

В бытность Ратаева шефом заграничного сыска получили свое завершение некоторые из начинаний его предшественника и врага. Рачковский еще в 1901 году организовал кружок французских журналистов. С его участием осенью того же года некоторые парижские газеты развернули кампанию против русских эмигрантов, но поставить это дело на должную высоту «за недостатком соответственных ассигнований» Рачковский не смог, если не принимать во внимание его неудачную попытку слепить «Лигу спасения русского Отечества». Ратаеву же совсем не удалось установить хорошего контакта с влиятельными парижскими газетами.

Мечта Рачковского осуществилась, когда Министерство внутренних дел было вынуждено в марте 1903 года командировать в Париж специального чиновника и журналиста Ивана Федоровича Манасевича-Мануйлова. Несмотря на провал в Ватикане, его дальнейшей карьере подействовало назначение на пост министра внутренних дал статс-секретаря В. К. Плеве, что было исключительно заслугой князя Мещерского. По воспоминаниям Графа С. Ю. Витте, князь тотчас же после убийства Д. С. Сипягина написал Николаю II, что «единственным человеком, способным поддержать порядок и задушить революционную гидру, является В. К. Плеве». Последний, конечно, был связан с Мещерским целым рядом обязательств, и потому всегдашняя поддержка «духовных сынов» князя была далеко не последним долгом Плеве. Так было и с Мануйловым, литературные достоинства доносов, любезная общительность и связи с миром прессы которого наталкивали на мысль о приложении его способностей к литературе и журналистике.

В августе 1902 года министр внутренних дел Плеве отправил Мануйлова в Париж «для установления ближайших сношений с иностранными журналистами и представителями парижской прессы в целях противодействия распространению в ней ложных сообщений о России». На командировку ему выдали 1500 рублей в виде жалованья и 3000 рублей на расходы. Сам Мануйлов впоследствии давал «скромную» оценку своей деятельности:

«Я был командирован В. К. Плеве в Париж для сношений с заграничной печатью, причем покойный министр доверял мне не только это дело, но давал мне поручения самого секретного характера. За все время моего пребывания в Париже мне доверялись весьма значительные суммы, и, несмотря на щекотливость поручения, оно было выполнено мною так, что о нем никто не знал, и ни одна из революционных газет никогда не печатала статей, направленных против этой стороны деятельности Департамента полиции. Благодаря усилиям, сделанным в то время, в заграничной печати прекратилась агитация, направленная против нашего правительства после кишиневского погрома. Я получал от покойного министра неоднократные благодарности».

На Манасевича-Мануйлова была возложена задача сбора агентурной информации и подкупа крупнейших парижских газет. На это ему отпускалось 12 160 рублей ежегодно. Впоследствии эта сумма значительно выросла, ибо подкуп таких газет, как «Echo de Paris», «Gaulois», «Figaro», совершался посредством подписки на определенное число экземпляров, что обходилось «на круг» в 24 тысячи франков. Деньги на эти мероприятия брались из средств, выдаваемых лично Николаем II. В мае 1903 года Мануйлову было отпущено дополнительно 800 франков на издание брошюры на французском языке по поводу «высочайших новейших усовершенствований государственного порядка в России, изложенных в царском манифесте 26 февраля 1903 года». В августе того же года на Мануйлова было возложено секретное поручение и по части итальянской прессы.

Уже с лета 1903 года наиболее влиятельные парижские и отчасти римские газеты развернули кампанию против русских эмигрантов и их «козней» во франкорусских отношениях. В том же году Манасевич-Мануйлов организовал в Париже издание журнала «La Revue Russe», поставившего своей задачей парализовать направленные против России интриги эмигрантов-революционеров. Официальными редакторами и сотрудниками издания были французы. На его выпуск уходило 10 тысяч франков ежемесячно. Редакция этого журнала, междy прочим, размешалась в редакционной штаб-квартире «рептильной» газеты «Figaro».

В октябре 1903 года Мануйлов сообщил Департаменту, что, согласно приказанию директора, вошел в переговоры с римским журналистом Белэном, который за вознаграждение в 200 франков в месяц согласился снабжать его сведениями обо всем, что происходит в итальянских социалистических кружках и в редакции газеты «Avanti». Кроме того, польский журналист Домбровский выразил согласие за вознаграждение в размере 500 франков в месяц давать сведения из сфер, сопричастных к журналу «Europec». В ответ последовало ассигнование дополнительных сумм в размере 700 франков в месяц. В 1904—1905 годах Мануйлову было отпущено на субсидирование иностранных газет 16000 франков, а потом еще 2200 франков.

Наконец, своей «литературой» он становится известен лично императору: «Согласно личному распоряжению государя императора, – хвастался Мануйлов, – мне было поручено издавать в Париже газету „La Revue Russe", на каковое издание выдавались суммы по особому приказу государя. Я после трех или четырех месяцев издания увидел бесцельность такого издания и по моему докладу журнал был закрыт».

Еще до Парижа, когда Мануйлов был не у дел и просил работы у Столыпина, тот направил его к своему товарищу А. А. Макарову, а Макаров предложил ему заняться поиском агентуры среди журналистов. «Несколько дней спустя, – отчитывался Мануйлов, – я исполнил Приказание и приобрел двух агентов (они работают и Посейчас). Затем Александр Александрович Макаров Приказал мне войти в сношение с подполковником Не-вражиным и назвать ему тех агентов, которые были мною найдены. Я счел долгом выполнить приказание Александра Александровича и представил Невражину своих сотрудников. Во время моей работы с Невражиным я был командирован в Париж и там устроил издание книги „Правда о кадетах", напечатав ее в „Nouvelle Revue"».

В Париже Мануйлов, помимо исполнения поручений, данных в Петербурге, проявлял и собственную инициативу: сдавал «своих», в том числе и «отца родного» Плеве. Об этом свидетельствует прелюбопытный эпизод из воспоминаний С. Ю. Витте:

«Во время моего пребывания в Париже в 1903 году как-то ко мне зашел некто Мануйлов, один из духовных сыновей редактора „Гражданина" князя Мещерского, назначенный Плеве после Рачковского в Париж по секретным делам, чтобы сказать мне, чтобы я на него не гневался, если узнаю, что за мною следят тайные агенты. Это, мол, не его тайные агенты, а плевенские, – сопровождавшие меня прямо из Петербурга. И действительно, на другой день некоторые члены французского министерства сообщили мне через третье лицо, что за мною следят русские филеры. Когда затем я начал обращать внимание, то и я заметил их и, вернувшись в Петербург, благодарил Плеве за заботу о моей безопасности, что немало его сконфузило».

Следует отметить, что Манасевич-Мануйлов был командирован в Париж «специальным поручением», сносился непосредственно с министром внутренних дел Плеве и совершенно не зависел от заведующего заграничной агентурой. Ему все же предписывалось войти в тесный контакт с Ратаевым. Но тот не сумел договориться с Мануйловым о взаимодействии, вследствие чего Мануйлов вообще отказался от какого-либо контакта с парижской агентурой и отчитывался непосредственно Плеве.

Такой статус Мануйлова косвенно указывал на то, что, хотя формально Ратаев и подчинил деятельность секретной агентуры во всей Европе, по существу работа ее была дезорганизована. Заграничная агентура не представляла собой стройной и слаженной системы. Охранку за границей при Ратаеве составляли не связанные между собой звенья политического сыска, руководимые, с одной стороны, из Департамента полиции и из парижского центра – с другой.

«БУДЬ У НАС ТЕ ДЕНЬГИ!»

Главный японский шпион Акаши. – Смета Цимиакуса. – Крушение парохода с оружием для террористов. – Огорчение меньшевиков. – Агенты в роли контрразведчиков. – Частный военный шпионаж И. Манасевича-Мануйлова. – Депортамент полиции о шпионской деятельности Мануйлова. – Мануйлов-шпион о себе самом. – Расходы на Мануйлова.

Перед началом и в период русско-японской войны Катаеву как руководителю Заграничной агентуры было Поручено обезвредить и нейтрализовать действия в Европе японской разведки во главе с полковником Мотод-Зйро Акаши. Кадровый офицер японской имперской армии Акаши занимал в 1902–1904 годах пост японского доенного атташе в России. В январе 1904 года, в связи с Началом русско-японской войны, японские дипломаты, После разрыва дипломатических отношений между Россией и Японией, срочно покидают Петербург и обосновываются в Стокгольме. Здесь Акаши сразу же вошел в контакт с одним из организаторов Финляндской партии активного сопротивления социалистом К. Циллиакусом, а затем – и с лидером Грузинской партий социалистов-революционеров Г. Г. Деканози, на долю которых выпала роль стать подручными японского разведчика.

Задача, которую ставил перед собой Акаши, была двоякого рода. С одной стороны, он пытался скоординировать борьбу российских оппозиционных партий и трупп, с другой – обеспечить на японские деньги доставку в Россию как можно большего количества оружия и боеприпасов для революционеров.

Департамент полиции при помощи Заграничной агентуры получил смету предполагаемых расходов, составленную Циллиакусом для Акаши. Список взят из второго тома «Истории политического сыска в России»:

«Для С. Р. – 4000 здесь.

Яхта – 3 500 500 Лондон.

Экипаж и т. д. – 500.

5000 ружей для Г. – 2000.

1000 ружей для С. Р. – 800 – 15 дней.

8000 ружей для Ф. – 6400.

5000 ружей для С. П. – 4000.

500 ружей маузера для раздачи Ф. и С. Р. – 2100.

Под буквами подразумеваются:

С. Р. – социалисты-революционеры;

Г. – Грузинская революционная партия;

Ф. – Финляндская партия активного сопротивления;

С. П. – Польская социалистическая партия».

По этому счету общая сумма выливалась в 26 тысяч фунтов стерлингов, или приблизительно 260 тысяч рублей золотом. На японские деньги, как указывается в «Истории политического сыска в России», Циллиакус и Деканози помогают революционерам в лице Азефа и Гапона купить в Англии пароход. Его загружают динамитом, тремя тысячами револьверов, пятнадцатью тысячами ружей и отправляют в Россию.

По слухам, дошедшим до Департамента полиции, Циллиакус при отправке парохода будто бы расцеловал Гапона и воскликнул:

– Смотрите, зажигайте там, в Питере, скорее – нужна хорошая искра! Жертв не бойтесь! Вставай, подымайся, рабочий народ! Не убыток, если повалится сотен пять пролетариев, – свободу добудут. Всем свободу!

Гапон был, очевидно, уверен, что, стоит вручить питерским рабочим оружие, начнется революция. Доставка оружия планировалась по северному побережью Финского залива, затем на баржах в Петербург, и там уже верившие Талону рабочие организации его разгрузят и тотчас затеют в городе беспорядки.

Однако ни Талону, ни Циллиакусу, ни Акаши достичь поставленных целей все же не удалось. Финансировавшиеся из Токио межпартийные Парижская и Женевская конференции в 1904–1905 годах не привели к созданию прочного блока участвовавших в них партий и революционных групп. Не состоялось и запланированное японской разведкой на июнь 1905 года вооруженное восстание в Петербурге. Не удалась и попытка ввоза в Россию оружия для финских и русских революционеров. Пароход «Джон Графтон» с грузом вооружения для революционных террористов в финских шхерах налетел на камни в районе острова Якобстан и после безуспешных попыток выгрузить оружие на соседний остров был взорван членами команды. Финские рыбаки подобрали на месте крушения много оружия и по дешевке продавали его русским революционерам.

По этому поводу видный большевик М. Литвинов огорченно писал Ленину:

– «Будь у нас те деньги (100 000 р.), которые финляндцы и с.-ры затратили на свой несчастный пароход, – мы бы вернее обеспечили себе получение оружия. Вот уж авантюра была предпринята ими! Вы знаете, конечно, что финляндцы, не найдя эсеров в России, предложили нам принять пароход, но сроку для этого дали одну неделю. Ездил я на один островок и устроил там приемы для одной хоть шхуны, но пароход в условленное время туда не явился, а выплыл лишь месяц спустя где-то в финляндских водах. Финал вам, конечно, известен из газет. Черт знает, как это больно!»

Однако то, что не удалось «Джону Графтону», блестяще осуществил другой пароход – «Сириус», доставивший такую же, оплаченную японскими спецслужбами, партию оружия революционным организациям Кавказа.

На первых порах Ратаев несколько недооценивал Новый для него участок работы – контрразведку, однако Впоследствии исправил положение. Деятельным его информатором здесь по-прежнему был Азеф, взявший под контроль деятельность Циллиакуса, в то время как другой опытнейший агент, сносившийся непосредственно с Департаментом полиции – Манасевич-Мануйлов, следил за самим Акаши. Наблюдение за римскими католиками, интриги с прессой – все это оказалось мелочью по сравнению с деятельностью Манасевича-Мануйлова в сфере военного шпионажа, да еще в период войны. Разведки и контрразведки окружены были глубокой тайной, а главное, оплачивались крайне высоко. Не прекращая забот о прессе и получая из Департамента общих дел и Департамента полиции специально на прессу до 9000 рублей ежегодно, Мануйлов устремился к организации собственно военного шпионажа. Полицейская справка подробно излагает его деятельность:

«С начала военных действий в Японии против нашего отечества Мануйловым была учреждена непосредственная внутренняя агентура при японских миссиях в Гааге, Лондоне и Париже, с отпуском ему на сие 15 820 рублей, благодаря сему представилось возможным, наблюдая за корреспонденцией миссий, получить должное освещение настроений и намерений нашего врага. Кроме того, Мануйлову удалось получить часть японского дипломатического шифра и осведомляться, таким образом, о содержании всех японских дипломатических сношений. Этим путем были получены указания на замысел Японии причинить повреждение судам второй эскадры на пути следования на восток. По возвращении в Россию Мануйлов получил от Департамента поручение организовать специальное отделение розыска по международному шпионству и наблюдение за прибывающими в столицу представителями некоторых держав, сочувствовавших Японии. Энергичная деятельность Мануйлова дала вскоре же осведомленность в отношении английского, американского, китайского и шведского представителей, причем Мануйлов даже сумел проникнуть в тайну их дипломатических сношений, а равно организовал агентуру при турецком посольстве. В октябре 1904 года ввиду полученных указаний, что Вена, Стокгольм и Антверпен являются центрами японской военно-разведочной организации, Департаментом было признано полезным учредить через посредство Мануйлова в этих городах наблюдение, на что Мануйлову и было отпущено первоначально 770 франков, а затем 800 франков и, наконец, ежемесячно – по 5550 франков».

Помимо крупных премиальных по итогам шпионской работы Мануйлов был награжден орденом святого Владимира IV степени, а чуть позже получил «высочайшее соизволение на принятие и ношение испанского ордена Изабеллы Католической». Сам он охотно рассказывал о своей «военной» деятельности:

«Проживая в Париже, я имел возможность получать сведения о шпионских происках в России, и, когда я вернулся в Петербург, я доложил директору Департамента полиции о необходимости организации для борьбы с народным шпионажем, направленным против нашего правительства. Мой проект был одобрен в то время Министром внутренних дел, и мне было поручено организовать особое отделение при Департаменте. Основная отделения, кроме наблюдения чисто полицейского за шпионами, сводилась к получению агентурным путем шифров иностранных государств. В самое короткое время мною были получены дипломатические шифры следующих государств: Америки, Китая, Болгарии, Румынии. Благодаря этим шифрам все отправляемые и получаемые телеграммы разбирались в Департаменте полиции и представлялись его императорскому Величеству. Во время войны мне было приказано достать шифр японского государства. С этой целью я, заручившись агентом, отправился в Гаагу и после страшных усилий, рискуя своей жизнью (фотографии шифра снимались в квартире посольского лакея, на краю города), получил шифр японцев. За этот шифр было уплачено вместе со всеми фотографиями (шифр представлял две огромные книги) 3½ тысячи рублей – 8000 франков или 9000 франков, сейчас точно не помню. Если бы я хотел быть корыстным, то в то время я мог бы получить огромную сумму, но мне не могло и прийти в голову подобное соображение. Я был искренне счастлив, что мне удалось в такой серьезный момент выполнить такое важное поручение, а между тем нашлись люди, которые распространили гнусные слухи о том, что я получил за это дело 50 тысяч рублей. Затем я достал возможность Получения германского шифра (я заручился согласием служащего германского посольства в Мадриде), и это дело не было выполнено исключительно по преступной небрежности покойного директора Департамента полиции Коваленского, который на все мои по сему поводу доклады не считал даже нужным что-либо предпринять. В бытность директора Департамента полиции Коваленского было и другое дело, которое может служить прекрасной характеристикой халатности, которую проявлял Департамент. Я получил письма военного агента Японии Акаши, который переписывался с группой финляндских революционеров и с армянскими террористами. Из этой переписки было видно, что японцы дают деньги на организацию московского вооруженного восстания и при помощи их революционеры снаряжают пароход с оружием, который должен быть отправлен в Финляндию. Я по этому поводу писал, телеграфировал, но не получал надлежащих указаний. В конце концов было отправлено судно „Джон Графтон", и, если бы оно случайно не наскочило на камни, революционеры получили бы громадный транспорт оружия и динамита. Все это имеется в Департаменте, и пусть посмотрят мои доклады, которые подтвердят, что я имел все сведения, которые не были использованы Департаментом. Эта страница деятельности Департамента достойна внимания. Она могла стоить очень дорого.

Почти одновременно с этой работой на меня была возложена охрана Балтийского флота, причем заведующий Особым отделом Департамента полиции князь Святополк-Мирский вручил мне более 300 тыс. руб., но я не желал брать на себя расходование такой суммы, и дело было поручено капитану французской службы Луару, рекомендованному бывшим министром иностранных дел Делькассе. За мои труды в области борьбы с международным шпионством, по докладу князя Святополка-Мирского, мне была дана награда: я получил Владимира 4-й степени, не имея никакой до этого награды. Когда министр пригласил меня и вручил мне орден, князь сказал мне, что его величество приказал ему передать его особую благодарность за мою деятельность. Несколько лет перед этим я имел счастье сопровождать Его Величество за границу, и я был помощником П. И. Рачковского по организации охраны в Дармштадте».

В середине 1905 года деятельность Мануйлова достигла кульминационной точки. В это время из средств Департамента полиции ему отпускалась круглая сумма, составлявшая в год ни много ни мало 9 000 рублей и 105 тысяч франков. Всего же – около 50 тысяч рублей.

По официальной справке этому «чиновнику особых поручений» отпускалось ежемесячно:

1) личное содержание – 250 рублей,

2) агентурные расходы – 500 рублей;

3) содержание сотрудников:

Белэн – 200 франков,

Домбровский – 500 франков,

Z. – 1500 франков;

4) военно-разведочная агентура:

в Вене – жалованье сотруднику 1500 франков, двум агентам – 1000 франков;

в Стокгольме – сотруднику 600 франков, двум агентам – 700 франков;

в Антверпене: сотруднику – 500 франков, одному агенту – 350 франков;

в Лондоне – 500 франков.

5) телеграфные расходы – 300 франков на каждый пункт, всего 900 франков. Кроме того, Мануйлову возмещались, по особым докладам, телеграфные и другие экстренные расходы в размере 500 франков.

Но и этой суммой – 9 000 рублей и 105 тысяч франков в год – дело не ограничилось. С 22 апреля 1905 года было приказано выдавать Мануйлову из секретных сумм Департамента полиции по 4200 рублей в год в виде добавочного содержания. Кроме того, он получил на прессу 2200 рублей из Департамента полиции и 16 тысяч франков из Департамента общих дел. Но и это еще не все!

Мануйлов вошел в сношения и с Главным артиллерийским управлением, которому взялся доставлять специальные документы – чертежи орудий и тому подобное. В течение года им было получено 16 500 марок и 40 000 франков. Наконец, Мануйлов получил добрую часть и из крупной суммы, ассигнованной на охрану Балтийского флота. Когда Департаменту полиции пришлось проверить количество и сумму переводов на счет Мануйлова, выяснилось, что только за время «с 19 октября 1904 года по 14 июля 1905 года ему было переведено через Лионский кредит 52 628 руб. 01 коп.». К этим суммам еще выдавались экстренные получки за выполнение чрезвычайных поручений и доходы от частных негоций.