Текст книги "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб"

Автор книги: Александр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Секретными сотрудниками в Швейцарии руководил жандармский ротмистр Лиховский, командированный в распоряжение Красильникова S июля 1915 г. и находившийся в Швейцарии до 29 марта 1917 г. Последнее время, по его показанию, имел дело с тремя сотрудниками, ранее их было пять.

По национальным организациям в Швейцарии работал сотрудник «Лебук». Эту кличку носил инженер Минае Степанович Санвелов, он же Санвелян и Саму-элян, армянин, мешанин города Кизляра Терской области, 37 лет, не принадлежавший, по его словам, ни к какой партии. По показанию Лиховского, Санвелов проживал в Женеве и заведовал редакцией «Дрошака». Санвелов показал, что редактором «Дрошака» он не был, но в редакции бывал и помогал по хозяйственной части. По данным С. Г. Сватикова, «как секретный сотрудник Лебук“ получал по 650 фр. в месяц. В 1915 г. „Лебук" уезжал в Россию, на что получил пособие – 600 фр. на дорогу и 800 фр. на семью». Красильников в телеграмме о призыве Санвелова на войну характеризовал его так: «Лебук – дашнак. Последнее время исполнял особые, порученные ему партией обязанности, имеет солидные связи среди главарей партии; <…> преданный делу, заслуживающий доверие сотрудник, готов продолжать сотрудничать, если позволяют условия службы».

По собственным показаниям, Санвелов давал сведения о политической эмиграции. О своей кличке «Лебук» не знал, сам же подписывался – «Козлов». Вошел в сношения с охранкой в 1910 году. В Баку был заагентурен полковником П. П. Мартыновым. В жандармском управлении ему предложили за 50 рублей проверять переводы с армянского. На свидания с ним ходил Безсонов, потом Мартынов. Последний потребовал доклад об армянских организациях в Баку, угрожая административной ссылкой. Санвелов оправдывался: «У меня дней 7–8 тому назад родила жена, я имел малый заработок. Я надеялся одурачить жандармов и согласился. На основании воспоминаний 1901 г. я написал доклад о людях, бывших в то время в Турции. Мне предъявили карточки ряда лиц и зачислили их в Дашнакцутюн». В 1913 году Мартынов вызвал Санвелова в Варшаву и предложил работать в Галиции. Санвелов отказался. В том же году жандармский железнодорожный полковник Ахмахметьев предложил ему ехать в Париж. «Жалованья было положено 500 фр. и на дорогу 200 руб.». Санвелов вызвал из Парижа «Линдена», который изъявил согласие на его жительство в Женеве. До апреля 1916 года Санвелов отсылал в Париж издаваемую в Швейцарии революционную литературу. «Жалованье ему шло 532 фр.». В 1915 году был добровольцем на Кавказском фронте, но был освобожден по болезни, поехал с Кавказа в Петроград к начальнику охранного отделения Глобычу. Тот дал ему 300 рублей и отправил за границу. Из Женевы снова написал Сартелю. «Сартель, 79, улица Гренель» был одним из условных адресов Заграничной агентуры в Париже. Сартель сообщал: «Явился молодой человек Адрианов, сказал, что посылать рапорты в Париже по почте невозможно и что он будет посылать их сам. Это бьш жандармский ротмистр Келлер, сменивший Эргардта. Сказал ему, что нужно отличать пораженцев от оборонцев». Санвелов имел сношения с женевским консулом Горностаевым и уполномоченным в делах Бибиковым. Бибикову Санвелов доносил на турецкого агента Джелал-Абогаджиева. Осведомлял Красильникова об «Обществе интеллектуальной помощи военнопленным»; освещал журнал «На чужбине», руководителя его Диккера, Баха, «Валериана» (Лебедева), из анархистов – Сергея Зегелидзе, Лонтадзе и других. Сообщал фамилии пленных, которым нравились революционные издания. Освещал Бачинского и журнал «Revue Ukrainienne».

Женевским сотрудником был «Шарпантье», имевший ранее кличку «Жермэн». Это был инженер, специалист по сельскохозяйственным орудиям – Абрамов Исаак Леонтьев, он же Ицкох Лейбов, 44 лет, жил в Женеве, не эмигрант. Охранка имела его адреса: в 1912–1914 годах – Франкфурт-на-Майне, в 1915 году – Веггис на Фирвальдштадтском озере в Швейцарии, вилла Розен-гартен. По этим адресам посылались «Шарпантье» деньги и распоряжения. При допросе 12 июля Женевским комитетом эмигрантов Абрамов показал Полякову и Назар-Беку, что никогда никакого отношения к охранке не имел. При допросе 9 августа 1917 года в Берне Абрамов отрицал свое отношение к охранке, но подтвердил последовательно свои адреса и назвал женевский: ул.

Бергалон, 7. По утверждению члена следственной комиссии в Париже, именно по этому адресу посылались провокатору «Шарпантье» деньги. Кроме того, последний начальник «Шарпантье» ротмистр Лиховский на допросе 30 мая 1917 года показал, что «„Шарпантье" – это Абрамов, секретарь женевской группы „Призыв", имевший заграничный паспорт, выданный в Одессе 15 лет тому назад, проживал в Женеве». Подполковник Люстих показал 8 июня 1917 года: «Шарпантье носил раньше кличку „Жермэн", по моему мнению, старый сотрудник». Наконец, 14 августа Лиховский доложил письменно:

«В числе сотрудников бывшей парижской агёнтуры в Швейцарии у меня находилось лицо под кличкой „Шарпантье". В действительности это есть инженер Исаак Абрамов, происходящий из Одессы, откуда выехал за границу около 15 лет тому назад. Службу в качестве сотрудника начал в Одессе же. Несколько лет проживал в Берлине, затем в Австрии, где застигнут настоящей войной, задержан в качестве военнопленного и вскоре, вследствие ходатайства какого-то крупного революционного деятеля перед австрийскими властями, был освобожден и выехал в Швейцарию. По приезде моем туда же в августе 1915 года Абрамов проживал в какой-то местности близ Цюриха или Берна и в сентябре того же года с моего разрешения переехал в Женеву и вошел в состав эсеровской группы „Призыв", в коей впоследствии исполнял обязанности секретаря, о деятельности последней Абрамов и давал мне сведения».

Следующий российский «швейцарец», носивший кличку «Поль», был латыш Янус Эрдманович Шустер (он же Иван Германов). Родился в 1883 году; происходил из крестьян Эдваленской волости, Виндавского уезда, был привлечен к суду газенпотским судебным следователем по 100-й и 102-й статьям Уголовного уложения. В 1910 году, находясь в Берне, обратился к местному русскому посланнику с письменным сообщением от имени «Волкова» о весьма важном деле – конференции «Воймы» в Цюрихе. В ноябре 1910 года Шустер уже состоял в числе секретных сотрудников Заграничной агентуры под кличкой «Новый», а потом «Поль». Жалованья получал 250 и 300 фр., затем – 600 фр. в месяц. Доклады представлял сперва жандармскому ротмистру Келлеру, потом Лихов-скому. Донесения его касались Цюрихской большевистской группы РСДРП, Социал-демократического союза Латышского края и Женевской группы «призывовцев». По официальному свидетельству Красильникова, Шустер «отличался своим рвением и усердной работой и заслуживал помощи и поощрения». В феврале 1917 года жил около Цюриха. Еще до разоблачения после объявления амнистии выбыл в Россию как политический эмигрант.

За отсутствием документов очень мало сведений имеется о провокаторе «Мартэн». Эту кличку носил Арон-Яков Хаимов-Ицков-Модель, студент-медик базельского университета, затем врач. С 1908 года Модель находился на службе в Витебском жандармском управлении. В состав заграничной агентуры был принят в 1911 году, когда был студентом Лейпцигского университета. В феврале 1916 года выехал в Россию, где и был зачислен в армию.

Последний «швейцарец» – это анархист, секретный сотрудник под кличкой «Шарль», по легальному паспорту – Полонский. Сын купца, Бенцион Долин, уроженец Житомира, жил и работал в Цюрихе. Был заагентурен на родине жандармским офицером Эргардтом, который перевел его за границу. Вместе с «Орликом» освещал анархистов. В конце апреля 1917 года застрелился в Одессе накануне своего официального разоблачения, исповедовавшись перед самоубийством в Петрограде Бурцеву. Долин был юношей, когда его арестовали и обманом вырвали у него сведения, компрометирующие его знакомых. Угрозой раскрыть его невольное предательство охранники и жандармы начали его шантажировать и никогда более не оставляли в покое. За то, что он не давал жандармам сведений, Долина не раз арестовывали и длительное время в ужасных условиях держали в тюрьме. Но Долин ни тогда, ни после не имел мужества признаться своим товарищам – и в своем первом невольном грехе, и в том, что продолжал видеться с охранниками. По словам Долина, он бежал от жандармов за границу, но они и там его преследовали: «Эр-гардт, очевидно, имел большой интерес выдавать меня за своего важного агента в глазах начальства и не оставлял меня даже тогда, когда это для него было, казалось, бесполезно». По словам Долина, он в 1913 году угрожал Эргардту, что более давать сведений не будет. До этого Бурцев предупреждал анархистов, что есть какие-то указания на охранные сношения Долина, но товарищи горячо защищали Долина.

В октябре 1914 года в сношения с Долиным «вступило одно лицо, которое свело его с братом своим, жившим в Милане под псевдонимом Бернштейн». Тот предложил Долину организовать группу революционеров для совершения в России террористических актов, взрывов мостов и так далее. Переговоры с Бернштейном Долин вел совместно с Эргардтом, вызванным из Парижа, а затем с Литвином, которые выдавали себя за революционеров. С Литвином он побывал в Бухаресте и один уже – в Константинополе, с немецким паспортом купца Ральфа. В Бухаресте имел сношения с немецким военным атташе майором фон Шеллендорфом, в Константинополе – с Военным агентом Ф. Лафертом и сотрудником «Локаль Анцейгера» – Люднером. В декабре 1914 года Долин Представил в Петрограде доклад директору Департамента Полиции и товарищу министра внутренних дел генералу Джунковскому. В мае 1915 года Литвин и Долин были в Берне у военного германского агента графа Бисмарка. Долину были даны задания дезорганизовать Архангельский и Мурманский порты, уничтожить дредноут «Мария» и убить министра иностранных дел Сазонова. К маю 1916 года Долин был в Петрограде и пытался заманить туда германских агентов. Департамент полиции передал якобы дело военным властям, но не свел с ними Долина. Тогда тот в конце июля 1916 года прибыл в Одессу, в сентябре как ратник II разряда был принят в дру-Жину, служил в Одессе, а затем в Харькове. 25 февраля освобожден от военной службы по болезни. По словам Долина, он разновременно получил от немцев 50 тысяч франков. Красильникову передал 15 тысяч, директору Департамента полиции Васильеву – 35 тысяч, «а они уже давали на расходы, но в недостаточной мере. Приходилось тратить из собственных средств». Смысл этой истории кроется в том, что Департамент полиции хотел спровоцировать немецких агентов, но, судя по тому, что «Мария» была взорвана, а в Архангельском порту неоднократно происходили взрывы, «можно думать, что вышло совсем наоборот». Бурцев считал Долина революционером, жертвою охранки, который стал провокатором по несчастью.

В Голландии работал во время войны некий «Космополит». Подлинное его имя: Адольф, он же Герман Орловский, бывший студент петербургского Лесного института. С июня 1912 года значился под названной выше кличкой в числе секретных сотрудников Заграничной агентуры. Получал ежемесячно по 200, 250 и, наконец, 350 франков. Жил в 1913 году в Брюсселе, в начале войны уехал в Лондон и затем обосновался в Голландии. Орловский освещал круг анархистов. Из Брюсселя он доносил о беспартийном студенческом клубе, участвовал в съезде «Братства вольных общинников», происходившем 4– 11 октября 1913 года в Париже; получил от охранки на поездку по этому делу 275 франков. После этого представил подробный доклад о заседаниях участников съезда.

Подполковник Люстих на допросе показал, что «анархист-интеллигент Орловский» и есть именно сотрудник «Космополит», что его жена близка с Аничкиным, председателем Союза моряков, и подозревалась в шпионаже в пользу Германии. Переписка Люстиха, который получал письма на имя Эмиля Лео и Сержа Сартеля от своих сотрудников и отправлял инструкции за теми же подписями, была конфискована французской военной цензурой. Было установлено, что Орловский в Гааге – агент, получающий инструкции от Эмиля Лео в Париже и регулярно посылающий ему сведения. Возникшая по этому поводу переписка французской контрразведки привела к тому, что ей был вскрыт еще один агент Лео-Сартеля, некий «Меркс», от которого пришло в мае 1916 года письмо на имя Сартеля аналогичного с письмами Орловского содержания: сведения о различных лицах, обозначенных инициалами, передача корреспонденции и денег через посредников и тому подобное. «Но общий тон, – отмечала контрразведка, – еще более враждебен».

В Северной Америке работали до осени 1916 года «Женераль», «Гишон», «Анатолий» и «Люси».

Кличку «Гишон» носил Николай Байковский, проживающий в городе Торонто (штат Онтарио) в Канаде, редактор «Родины»; подписывался Н. Рюссо. В Заграничную агентуру поступил при Люстихе в 1914 году.

Получал 750 франков в месяц. Писал, по отзыву Люс-тиха, много, но писания требовали тщательной редакции. Освещал «мазепинское движение».

Уманский мещанин Аврум (Абрам) Перцевич Каган с июля 1910-го по 1913 год состоял секретным сотрудником при одесском и волынском жандармских управлениях по освещению деятельности социал-демократических организаций. Кличка его была «Анатолий». Вследствие призыва на военную службу прекратил работу. В 1916 году Каган находился в Нью-Йорке, откуда писал жандармскому офицеру Заварзину, снова предлагая свои услуги. По предложению Департамента полиции Заграничная агентура приняла Кагана в число своих сотрудников. «Анатолий» освещал «Бунд», давал сведения о приезде Троцкого и так далее.

О провокаторе «Люси», носившем женскую кличку, подполковник Люстих показал: «Это Жорж Патрик, носивший ранее кличку „Невер“. Он освещал с-р. организации в Америке, также и анархистов. Адрес: Нью-Йорк, до востребования. Получен мною от Красильникова очень поздно, так что я вел с ним переписку 4–5 месяцев. Красильников подтвердил, что „Люси" и „Невер" одно и тоже лицо». «Таким образом, – отмечает Сватиков, – в лице „Люси“ мы видим старого знакомого, с.-р. Патрика, который в 1913 году был заподозрен Бурцевым и был вынужден поэтому уехать в Америку, подальше от взора разоблачителя. В 1913 году он носил кличку „Невер“, а еще раньше женскую кличку „Марго". Старый преданный „сотрудник". Жалованья получал 1500 франков в месяц».

В Италии к моменту февральской революции 1917 года работали два секретных сотрудника: «Франсуа» на Ривьере (Кави) и «Россини» в Риме.

42-летний крестьянин из Раненбургского уезда Солнцевской волости Рязанской губернии, Алексей Михайлович Савенков выехал из России в ноябре 1913 года с паспортом на имя А. М. Соколова, выданным по указанию начальника охранного отделения Мартынова. Отправился он за границу в целях освещения политической эмиграции. И в Москве, и за границей он как секретный сотрудник носил кличку «Франсуа». В Париже Савенков явился к помощнику Красильникова Эргардту, который назначил ему жалованье по 500 франков в месяц и предложил остаться ненадолго в Париже. Савенков чувствовал себя с.-p., встречался с ними в столовой. С 5 июля 1914 года жил за Генуей в Кавиди-Лаванья, получал жалованье от охранки через банк «Кредите Итальяно» в Генуе и Кьявари. Доклады посылал письменно на адрес Сержа Сартеля в Париж. Освещал всех, кто жил в Кавиди-Лаванья, но лишь внешне. Писал об Азанчевской, Колосове, Христиане-Шебедеве, с семьей которого был очень дружен, докторе Мандельберге – члене II Государственной думы. На родине «Франсуа» окончил начальное училище, в 1897 году уехал в Москву, в порядке охраны был арестован в 1906 году, потом обвинялся по 1 ч. ст. 103 и 1 ч. ст. 129 Уголовного уложения и приговором Московской судебной палаты 1 мая 1907 г. осужден в ссылку на поселение. Жил в селе Рыбном Енисейской губернии, откуда бежал в июне 1908 года с фальшивым паспортом, полученным от красноярских эсеров. Служил в Москве в городском работном доме с 1910-го по 1913 год под фамилией Н. И. Михальчук. С февраля по июнь 1913 года скрывался от ареста. Однако 16 июня был все же арестован и под влиянием угроз полковника Мартынова и его помощника Д. Знаменского вынужден был «ради получения свободы» вступить в число секретных сотрудников. «В Москве, – показывал Савенков, – я не выдал никого. Я лично никогда не был охранником, все это дело я ненавидел до глубины души, я был жертвой охранки, и она, я скажу правду, ничего от меня не получила».

Римским осведомителем Красильникова был сотрудник «Россини» – он же Яков Ефимович Вакман, он же Янкель Хаимов, 37 лет, мещанин из Кишинева. Он окончил ряд учебных заведений: в 1904 году техникум в Вормсе на Рейне, юридический и экономический факультет женевского университета. Прослушал в Риме курсы уголовного розыска. Доктор прав римского университета и адвокат в Италии. Предложил свои услуги Гартингу из Швейцарии в ноябре 1906 года. По партийной принадлежности с.-p., освещал из Швейцарии и с 1912 года из Италии все группы, но преимущественно с.-р. Вслед за провалом Азефа был делегирован от с.-р. на конференцию, так что преемственность охранки по партии с.-р. не была прервана. Жалованья получал 600 фр. в месяц. Одно время за бездеятельность был наказан сокращением жалованья вдвое, но потом оклад был восстановлен. Освещая М. А. Ильина (Осоргина), Е. Е. Колосова и других. Пользовался большой любовью товарищей. Для многих из них разоблачение роли Бакмана было большой трагедией. До 9 августа 1917 года он состоял членом Римского комитета политических эмигрантов. В качестве такового представился комиссару Временного правительства, при первом допросе лгал, отрицая вину, признавался только в переписке с «Сергеем Даниловичем Сартель» по вопросу об отбывании воинской повинности. На втором допросе признал свою службу в охранке с 1906 года. Ссылался на тяжелое материальное положение, на попытки уйти потом из охранки, остановленные боязнью огласки со стороны жандармов. Разоблаченный в Риме эмигрантским комитетом, возобновил свои связи в посольских кругах и стал обвинять этот комитет в недобросовестном использовании сумм, предназначенных для возвращения эмигрантов на родину, а разоблачителей – в занятии политическим сыском. По сведениям эмигрантов, Вакман весной 1917 года примкнул к тайному черносотенному обществу русских монархистов в Риме «Святая Русь». Перед Чрезвычайной комиссией Временного правительства Вакман изображал себя жертвой охранки, ссылался на большую помощь, оказываемую им из охранного жалованья своим товарищам. Одною рукою он предавал, а другой помогал. 17 октября 1917 года Вакман попросился в русскую армию, выражая уверенность, что своим примером храбрости зажжет сердца товарищей по оружию. «Много говорил, что кончит жизнь самоубийством: верный признак, что никогда не сделает этого!» – замечает Сватиков.

Скандинавской агентурой заведовал жандармский ротмистр Левиз-оф-Менар, проживавший по паспорту Беренса. Отдел был, в сущности, в периоде реорганизации.

Политическая эмиграция освещалась в Стокгольме секретным сотрудником Заграничной агентуры, носившим кличку «Генерал» или «Женераль». Подлинное его имя было Берко Янкелевич (Гейсефович) Каган, он же Борис-Осипович и Борис Вениаминович Коган, он же Залмон Хаимович Бергер, он же Андрей Максимович Андерсен, гражданин Соединенных Штатов Америки. Ротмистр Левиз-оф-Менар получал от него доклады устно и письменно и знал его как Андерсена. Люстих показал: «Сотрудник „Генерал" раньше был в Америке, в Торонто, ныне (1917 г.) в Стокгольме. Мне известен под фамилией Андрей Андерсен; письма обычно шли до востребования. Был если не окончательно провален, то тронут еще до переезда в Стокгольм. Освещал преимущественно Бунд. Никогда его не видел; женат, жена его, кажется, актриса в России. Получен мною по наследству от подполковника Эргардта», – и добавлял, что «Генерал» – очень старый сотрудник, работу начал, по-видимому, еще в России. На допросе 7 сентября 1917 года в Стокгольме «Женераль» показал, что родился в 1879 году в местечке Креславка Двинского уезда Витебской губернии. До 14 лет учился в Двинском ешиботе – еврейской духовной семинарии, потом в Двинске же – в еврейском ремесленном училище, откуда был исключен. В революционную организацию вступил 18 лет, все время работал в Бунде – до 1902 года в бундовской организации ще-тинщиков в Креславке в качестве организатора. В начале 1902 года был арестован в Двинске, после трех месяцев тюрьмы выпущен под надзор полиции. В октябре 1902 года снова был арестован, год сидел в минской тюрьме, оттуда сослан на три года в Сибирь – Канский уезд Енисейской губернии. После четырех месяцев пребывания в селе Уринском бежал. Вернувшись в Минск, стал жить и работать в Бунде по паспорту Залмона Хаимовича Бергера. Был арестован в 1903 году, сидел до конца 1904 года в кишиневской тюрьме. Сослан в Восточную Сибирь на 8 лет. С началом войны вместо Якутской области попал в Енисейскую губернию, откуда через полгода бежал и в мае 1905 года прибыл в Двинск, а оттуда уже перебрался за границу. Побывал в Женеве. В 1905–1907 годы, вернувшись в Россию, разъезжал по Северо-Западному краю, уже состоял, по-видимому, секретным сотрудником. В 1907–1909 годах как член организации Бунда жил в Париже, работая у Гартинга. По словам свидетеля Мутника, Каган много ездил в это время по Франции, Швейцарии, Италии и Испании, хотя сам говорил, что никуда из Парижа не выезжал. По словам Мутника, «объехал Каган все эти места со своей невестой, какой-то певицей, ныне живущей в Петрограде (фамилию ее тщательно скрывал), и жил на ее средства». Во время проживания в Париже Красильникова не знал. В 1909 году из Парижа уехал в Америку. Жил там до 1 июля 1916 года. Зарегистрировался в Нью-Йорке как Андрей Андерсен и через 5 лет получил американское гражданство под этим вымышленным именем. 19 июля 1916 года прибыл в Стокгольм, желая проехать в Россию за невестой. С октября 1916 года был членом бундовской организации, а затем и членом эмигрантского комитета в Стокгольме. В этом комитете Каган состоял комиссаром до самого момента допроса Чрезвычайной комиссией Временного правительства в сентябре 1917 года, хотя уже в начале августа в газете «Речь» было напечатано, что в Стокгольме действует секретный сотрудник Каган. По поводу предъявленного ему обвинения Каган-Андерсен «заявил категорический протест и требовал немедленной реабилитации». Однако же на другой день после допроса бежал в Гетеборг и сел на пароход, идущий в Америку. Каган не подозревал, что кроме обличающих показаний прямого начальства имеется дело французской контрразведки по поводу перехваченной военной цензурой переписки его с подполковником Люстихом (он же Эмиль Лео)».

Французская контрразведка считала нужным отметить:

«1. Сердечный тон и очевидное товарищество Эмиля Лео и его корреспондентов в их взаимных письмах.

2. Посылку относительно крупных сумм денег Эмилем Лео его агентам.

3. Факт, что все эти русские революционеры – почти без исключения еврейского происхождения и имеют этические, религиозные и даже коммерческие причины предавать Россию в пользу Германии…»

Из двух захваченных писем французская контрразведка делала вывод, что Андерсен в Стокгольме и Орловский в Гааге суть агенты, получающие от Эмиля Лео инструкцию и регулярно посылающие ему донесения.

В конечном счете французское военное ведомство узнало то, что знало давно французское Министерство внутренних дел, то есть факт существования «бюро» Красильникова в здании консульства.