Текст книги "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб"

Автор книги: Александр Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Смещение Рачковского. – Причины увольнения. – Следствие над Рачковским и его прекращение. – Вмешательство Рачковского в дела царской семьи. – Рачковский о мэтре Филиппе. – С. Витте об истории с медицинским дипломом Филиппа. – Письмо Рачковского императрице. – Недовольство царя интригами Рачковского. – Расследование деятельности Рачковского после его отставки. – Доводы к отставке. – Записка В. Плеве о деятельности Рачковского. – Высылка Рачковского в Варшаву.

Ровно через год, в июле 1902 года, Рачковского сместили с поста заведующего Заграничной агентурой, который он занимал на протяжении почти двух десятилетий. Новый директор Департамента полиции А. А. Лопухин убедил В. К. Плеве, ставшего к этому времени министром внутренних дел, в том, что Рачковский слишком часто прибегал к противозаконным действиям, хотя, собственно, бывшего шефа всей российской полиции убеждать в этом не было необходимости. Обвинение Рачковского в противозаконных действиях было справедливо, однако конкретный пример, который привел Лопухин в доказательство своих слов – что один из агентов Рачковского участвовал в «анархистской бомбардировке» льежского собора в Бельгии в 1895 году, – не имел документальных подтверждений. Лопухину, бывшему с 1900 по 1902 год прокурором окружного суда Петербурга, об этом происшествии, в свою очередь, рассказал прокурор судебной палаты Гредингер, сообщив При этом, что взрыв, в результате которого погибли люди, устроил один из агентов Рачковского – Ягольковский.

Плеве, не жаловавший Рачковского еще со времен Дегаева, воспользовался этим удобным случаем. Он вызвал Рачковского в Петербург и назначил над ним следствие. Над головой шефа Заграничной агентуры нависла гроза. Казалось, полное падение неизбежно, так как «проделок» за душой Петра Ивановича было немало. Однако сильные друзья Рачковского, среди которых был и дворцовый комендант Гессе, и на этот раз выручили его. Следствие было прекращено. Но Плеве не сдавался. Чтобы получить согласие Николая II на увольнение Рачковского, он решил сыграть на взаимоотношениях императора и одного французского шарлатана, который выдавал себя за гипнотизера и спирита. Это был небезызвестный мэтр Филипп, по слухам, излечивавший нервные болезни. К тому времени появились доказательства вмешательства Рачковского в дела императорской семьи. Этого было достаточно, чтобы царь в июле 1902 года дал согласие на отставку Рачковского.

Неожиданная отставка Рачковского вызвала немало толков как в революционных кругах, так и в среде, близкой к Департаменту полиции. Общее мнение было таково: причиной его увольнения послужило недовольство царя неблагоприятными сведениями, которые были собраны им во Франции о подвизавшемся при петербургском дворе «лионском старце» Филиппе Вашо, лечившем суеверную императрицу при помощи гипноза и спиритических сеансов. Мэтру Филиппу, по слухам, удалось при помощи столоверчения и вызывания духов, в том числе духа «обожаемого родителя», совершенно овладеть духом самого всероссийского самодержца. При дворе падение Рачковского связывали напрямую с интригами Плеве и «черногорской принцессы» – герцогини Лейхтенбергской Анастасии Николаевны, от которой императрица, собственно, и узнала о чудесных способностях «лионского старца» во время визита в 1901 году Николая II во Францию. Супруга царя Александра Федоровна страдала нервным расстройством из-за безуспешных попыток подарить мужу сына-наследника и прибегала к помощи целителей самого разного толка. Поэтому Рачковскому, «знавшему всю Францию», было приказано разыскать мэтра Филиппа и доставить его в Компьен, где тогда жили высокие русские гости.

«Одна из черногорок, – писал об этой истории Витте, — была в Париже; она потребовала к себе заведовавшего там нашей тайной полицией Рачковского и выразила ему желание, чтобы Филиппу разрешили практиковать и дали ему медицинский диплом. Конечно, Рачковский объяснил этой черногорской принцессе всю наивность ее вожделения, причем недостаточно почтительно выразился об этом шарлатане. С тех пор он нажил в ней при дворе опасного врага».

Когда в 1902 году мосье Филипп появился по приглашению царя в Петербурге, обеспокоенный появлением нового фаворита дворцовый комендант генерал-адьютант П. П. Гессе запросил отзыв Рачковского о Филиппе. Подготовленный документ Рачковский привез из Парижа в Петербург. Прежде чем представить отзыв Гессе, он прочел его Д. С. Сипягину. Тот заявил, что как министр внутренних дел ничего об этом рапорте не знает, так как он ему не адресован, а как человек советует бросить его в топившийся камин. Однако Рачковский пренебрег советом и «выполнил свой долг», передав рапорт по назначению. Это и решило его судьбу. Пока министром внутренних дел оставался «благороднейший и честнейший человек» – Сипягин, Рачковского не трогали, «так как Он по части своей профессии имел несомненные заслуги Ж-Париже». «Но после того как Сипягина безвинно злодейски убили и вступил на пост министра внутренних дел Плеве, с Рачковским быстро расправились», – такова версия Витте, рисующая Рачковского человеком принципов и жертвой грязных интриг «черномазой принцессы». Не ограничившись официальным рапортом о темном прошлом Филиппа, Рачковский написал еще и письмо на имя вдовствующей императрицы Марии Федоровны с разоблачением вредного влияния «лионского старца» на ее сына, при этом также указал на то, что мэтр Филипп является агентом масонов. Императрица имела крупный разговор с Николаем II и не скрыла источника полученных ею сведений о Филиппе. Царь был страшно разгневан. Он вызвал к себе Плеве, тогда уже министра внутренних дел, и горько жаловался на «подлеца Рачковского». Полицейские начальники сочли, что их «птичка, которую хорошо кормили, слишком высоко взлетела», и решили прервать несанкционированные полеты.

Тем временем, уже после отставки «подлеца Рачковского», в Департаменте полиции все еще занимались расследованием взрыва в Льеже. Особо были отмечены чрезмерные траты Петра Ивановича из средств агентуры, его коммерческие сделки и злоупотребления властью в борьбе с личными врагами. Годом позже в отчете Департамента полиции приводились доводы, объясняющие отставку Рачковского. В частности, говорилось, что после 1890 года «главный заграничный сыщик» стал весьма небрежно относиться к своим служебным обязанностям. Покровительствуя подрывникам-анархистам, «Рачковский стал злоупотреблять своей близостью к лицам, стоявшим во главе французского правительства, и позволяет себе вмешательство в дела международной политики». Это был намек на роль Рачковского в создании Антанты. Кроме того, во время преувеличенно громкой кампании против революционеров в начале 1902 года «по небрежению Рачковского царский режим оказался в неудобном положении». Представитель социал-демократической фракции в Думе Покровский считал, что одним из мотивов удаления Рачковского явилось его участие в провокационном убийстве в Париже генерала Н. Д. Селивестрова, посланного за границу для наблюдения за русскими революционерами.

В 1917 году среди бумаг Департамента полиции была обнаружена конфиденциальная «Записка» Плеве о служебной деятельности Рачковского. В качестве приложения к «Записке» были помещены пять писем Рачковского своему агенту М.М. Ляшенко за 1897–1899 годы. Плеве отмечал, что в начале пребывания в должности Рачковский доставлял Департаменту полиции весьма ценные данные. Они касались революционного движения не только за границей, но и внутри России. Плеве указал на «известную роль» Рачковского в деле русско-французского сближения. Однако же в центр внимания своей «Записки» Плеве поставил негативные моменты в деятельности руководителя заграничной охранки. Оказывается, упоенный успехами Петр Иванович стал пренебрегать своими обязанностями, представляя своему непосредственному начальству отчеты сугубо формального характера. В них уже не было какой-либо конкретной и заслуживающей внимания информации. Не прошло мимо внимания Плеве покровительство Рачковского, оказывавшееся им некоторым иностранным предприятиям в России. И наконец, самая последняя и, как оказалось, самая большая вина Рачковского заключалась его тесных связях с французскими политическими кругами и французской полицией. Приложенные к «Записке» письма Рачковского не оставляли сомнений в том, кем был, к примеру, организован налет на виллу Циона в Швейцарии, а также определенно указывали на корыстный характер хлопот Петра Ивановича о привлечении иностранных капиталов в Россию. Однако автор «Записки», по всей видимости, не дал ей хода. Рачковский, как видно из его личного дела, был уволен 15 октября 1902 года. «Записка» была составлена Плеве 13 июля 1903 года, то есть через девять месяцев после отставки Петра Ивановича. Значит, его сначала уволили, а потом уже стали собирать на него компрометирующие материалы. Очевидно, появление «Записки» было связано не столько с увольнением Рачковского, сколько с расследованием всей деятельности бывшего руководителя Заграничной агентуры. В итоге Рачковский не только был уволен с государственной службы. Он был «выслан» из Парижа в Брюссель, а затем ему было разрешено поселиться в Варшаве. Даже пенсия была дана Рачковскому при условии, что он не будет жить во Франции.

МИРНАЯ РАБОТА МАСТЕРА СЫСКА

Работа Рачковского в Варшаве в обществе «Гута Байкова», – Рачковский о карьере Плеве, – Убийство Плеве, – М. Бакай о причастности Рачковского к убийству Плеве. – Бакай о варшавских контактах Рачковского с Азефом, – Л. Бурцев о желании Рачковского «убрать» Плеве. – Отрицание Азефом встреч с Рачковским в Варшаве. – Свидетельство Л.Ратаева об отсутствии контактов Рачковского и Азефа в Польше.

В Варшаве Рачковский поступил на службу советником по административным и юридическим вопросам при акционерном металлургическом обществе «Гута Банкова» с окладом 10 тысяч рублей в год, на три тысячи больше, чем его «усиленная» пенсия из специальных сумм Департамента полиции. Ж. Лонге и Г. Зильбер в книге «Террористы и охранка» указывают, что в Варшаве Рачковский занял пост директора кружевной фабрики, принадлежавшей бельгийской компании Но, как бы то ни было, мирная работа администратора мало удовлетворяла «мастера сыска». Рачковский тосковал по своей старой профессии, постоянно мечтал о возвращении к любимым занятиям Живя в Польше в вынужденном отрыве от своих привычных дел, Петр Иванович не оставлял без внимания своих друзей и недругов. Отставной «обер-сыщик» никак не мог забыть своего главного недоброжелателя и обидчика Плеве. «Слава его растет не по дням, а по часам, – писал он своему другу и покровителю дворцовому коменданту Гессе, – не сегодня-завтра Плеве очутится в роли диктатора всероссийского».

Однако предсказание Рачковского не сбылось: Плеве был убит 15 июля 1904 года эсером-террористом Сазоновым. Последовавшее вслед за этим убийством триумфальное возвращение Рачковского на службу в Департамент полиции не осталось незамеченным современниками. Поползли слухи о его причастности к убийству Плеве. Их дополнили откровения бывшего агента варшавской охранки М.Е. Бакая, который утверждал, что «Рачковский, поселившись после отставки в Варшаве, часто наведывался в местное охранное отделение и наводил там различного рода справки. Именно здесь, согласно версии Бакая, в январе 1904 года и произошла встреча Рачковского с Азефом.

Бакай рассказал «охотнику за провокаторами» Н.Л. Бурцеву, что, когда он еще служил в варшавской охранке, туда в 1904 году приезжал «самый большой провокатор России», некто Раскин. После свидания с одним железнодорожным служащим, принадлежавшим к партии социалистов-революционеров, таинственный Раскин уехал назад. Во время его пребывания целая толпа сыщиков во главе с известным охранником Медниковым всюду следовала за ним по пятам, оберегая от всяких случайностей. Проживавший в это время в Варшаве «общепризнанный учитель и вдохновитель тайного сыска, всемогущий Рачковский, находившийся временно не у дел и в немилости, каждый день наведывался обо всем, что делал Раскин». Все это показывало, по словам Бакая, что Раскин был очень важным лицом в охранном отделении и в революционном мире.

Бурцев выяснил, что глава боевой организации эсеров Азеф (он же – Виноградов, он же – Раскин) действительно приезжал в Варшаву, а время его приезда и имена людей, с которыми он встречался, совпадают с данными Бакая. Согласно гипотезе Бурцева, «хозяин» Азефа, начальник политической полиции за границей Рачковский, все знал о заговоре. Сам Азеф, по словам Бакая, якобы совсем не хотел убийства Плеве – оно для него «было вредно». Департамент полиции держался Того же мнения. Но вот на сцену выступает Рачковский, бывший воспитатель Азефа, который хочет убрать Плеве, «но не для того, чтобы ему отомстить, а чтобы снова самому двинуться по служебной лестнице». Если Азефу невыгодно было допускать убийство Плеве в интересах своего положения, то ему было гораздо выгодней снова видеть у власти Рачковского, который его вынянчил и пробил широкую дорогу в революционную среду.

Азеф не отрицал посещения Варшавы в 1904 году, но стоял на том, что был там по поручению одного из основателей партии эсеров, М. Р. Гоца, и с Рачковским не встречался. Правдивость его заявления, однако, была позднее оспорена. В. К. Агафонов в книге «Заграничная охранка» отмечал: «У меня есть сведения, что и в Брюсселе, и в Варшаве Рачковский виделся со старым своим приятелем Евно Азефом». Но каких-либо документальных данных в доказательство «старой» дружбы Рачковского и Азефа Агафонов не предоставил, впрочем, как и другие сторонники версии о раннем – еще в 1902 году – их знакомстве.

Бывший тогда чиновником особых поручений Департамента полиции Л. А. Ратаев исключал сговор провокаторов в Варшаве.

«Все это прекрасно, – заявил он после разоблачений Азефа Бурцевым, – но, на беду, мне-то ближе, чем кому-либо, известно, что вся эта история – выдумка, и при том ни на чем не основанная. Быть может, Рачковский знал или подозревал, что Азеф состоял сотрудником Департамента полиции. Но я достоверно знаю и ручаюсь, что никогда ни в прямых, ни в косвенных отношениях он с Азефом не состоял и в глаза его не видел до 8 августа 1905 года. Только тогда, подав в отставку, я передал Азефа в распоряжение Рачковскому, как лицу, поставленному в то время во главе политического сыска».

Категорически отрицал свое знакомство с Рачковским до лета 1905 года и сам Азеф.

«ЗАВТРА БУДУТ ХРИСТОСОВАТЬСЯ…»

Возвращение Рачковского на службу. – Николай II против Связей Рачковского с французской полицией, – Назначение банковского в Департамент полиции. – Стремительные повышения по службе. – Обязанности Рачковского. – Внедрение секретных агентов в революционную среду. – «Система» Рачковского. – Предотвращение террористических актов. – Кампания за уступки в 1905 году. – Контакты с Витте. – Записка Рачковского Трепову о подавлении мятежа. – Положение чрезвычайной охраны. – Реакция властей на записку Рачковского. – Отставки в царском правительстве. – Положение Рачковского в должности. – Резолюция Николая II. – Рачковский в распоряжении Трепова. – Роль Рачковского в подавлении московского восстания. – Жандармская типография.

Главное препятствие возвращения Рачковского на полицейскую службу исчезло с убийством его ярого противника Плеве. За Петра Ивановича снова стали хлопотать и Гессе, и Манасевич-Мануйлов, и другие авторитеты. Однако решающую роль сыграла, скорее всего, сама политическая ситуация в России, крайне нестабильная в условиях начинавшейся революции. На руку Рачковскому оказалась и неопытность в сыскной части нового петербургского генерал-губернатора и одновременно товарища министра внутренних дел генерал-майора Д. Ф. Трепова. В Рачковском, несомненно, нуждались. «Необходимо воспользоваться познаниями и служебной опытностью г. Рачковского для целей вверенного ему управления», – именно так аргументировал Трепов-в своем докладе на высочайшее имя 24 января 1905 года цель возвращения Рачковского на государственную службу. «Вот я стар. Никуда уже не гожусь. А заменить меня некем», – хвастался Рачковский своим агентам.

Тем не менее, опасаясь новых интриг старого сыщика, товарищ министра внутренних дел П.Н. Дурново представил Николаю II одновременно с докладом Трепова выводы о прежней деятельности Рачковского, сделанные Плеве еще полтора года назад, но пролежавшие без движения. В тот же день император утвердил представление, но при этом добавил: «Желаю, чтобы вы приняли серьезные меры к прекращению сношений Рачковского с французской полицией раз навсегда. Уверен, что исполните приказание мое быстро и точно». Из всех прегрешений Рачковского царя заинтересовали, как видно, только связи с французской полицией. В остальном же Рачковский вполне устраивал Николая И.

Бывший ранее директором Департамента полиции Дурново хорошо знал, на что способен Рачковский, боялся его европейских связей и влияния в верхах. Он не замедлил воспользоваться царским приказанием, чтобы существенно ограничить сферу деятельности старого европейского провокатора. Однако, как показали дальнейшие события, Рачковский нашел возможность вновь широко распространить свое влияние на всю деятельность заграничной агентуры Департамента полиции.

5 января 1905 года высочайшим приказом по гражданскому ведомству Рачковский был назначен чиновником особых поручений IV класса «сверх штата при Министерстве внутренних дел с откомандированием его в непосредственное распоряжение Санкт-Петербургского генерал-губернатора», то есть без постоянных обязанностей, так сказать, «до востребования». По ходатайству Трепова за ним полностью сохранялась получаемая из сумм Департамента полиции пенсия в 7000 рублей в год Кроме того, «пенсионеру» Рачковскому разрешено было, помимо государственной службы, оставаться еще и в качестве советника при металлургическом обществе «Гута Банкова». Жалеть о возвращении Петра Ивановича Трепову не пришлось, так как вскоре выяснилось, что он не ошибся в своем выборе. Рачковский действительно вновь показал себя деятельным и знающим сотрудником. 2 июня 1905 года Трепов поручил ему надзор за розыскной деятельностью и производство в Департаменте полиции дел о государственных преступлениях. Еще через месяц положение Рачковского было упрочено Поручением «вступить в исправление должности вице-директора Департамента полиции с предоставлением ему права подписи и скрепления бумаг». Наконец, по Представлению все того же Трепова 27 июля 1905 года директор Департамента полиции (тогда эту должность занимал Н. П. Гарин) и вовсе был освобожден от заведования делами, относящимися до государственных преступлений и розыска по ним, с возложением этих обязанностей на Рачковского.

В итоге Петр Иванович получил весьма широкие права. В Департаменте полиции он осуществлял:

1) руководство розыском по делам о государственных преступлениях, осуществляемым на месте охранными отделениями и чинами отдельного корпуса жандармов;

2) надзор за производством дознаний по делам о государственных преступлениях чинами Корпуса жандармов и Департамента полиции в порядке статьи 1035 Устава Уголовного судопроизводства;

3) надзор за осуществлением на местах гласного надзора над лицами, сему надзору подчиненными, и негласного – за лицами сомнительной благонадежности;

4) мероприятия, связанные с учреждением и устройством на местах органов политического розыска;

5) участие в Особом совещании по делам об административной высылке – на правах его члена.

Опираясь на эти полномочия, Петр Иванович продолжил внедрение секретных агентов в революционные кружки и партии, называя эту практику необходимым условием политического сыска. Очередной целью Рачковского стал разгром террористической организации эсеров, где наряду с Е. Азефом действовал и другой его агент, Н.Татаров.

Весной 1905 года Рачковский через своего секретного сотрудника Евно Азефа достал список всех нелегальных паспортов, выданных ЦК социалистов-революционеров своим членам. Рассылая список по полицейским подразделениям, он велел этих лиц не трогать без его ведома.

Система Рачковского заключалась в том, что в делах, освещаемых секретными сотрудниками, к арестам террористов приступали только в последнюю минуту, накануне или даже в самый день предполагаемого теракта или покушения. Таким способом полиция давала террористам время себя скомпрометировать, а себе – возможность собрать о них как можно больше сведений. В этом случае первоисточник этих сведений мог быть скрыт, и от сотрудника охранки отметались возможные подозрения. Так, благодаря бдительности Рачковского были предотвращены террористические акты против генерала Трепова, великих князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, другие антиправительственные акции.

Достойна внимания гибкость, которую продемонстрировал Рачковский в сложной революционной обстановке летом и осенью 1905 года.

«Мне не совсем понятно, – писал об этом периоде бывший начальник Петербургского охранного отделения А. В. Герасимов в книге „На лезвии с террористами”, – но Рачковский явно повел кампанию за уступки. На словах он стоял за монархию, за самодержавие, а на практике поддерживал предложения в пользу реформ. Ход его мыслей был примерно таков. Университетская автономия – одно из главных требований интеллигенции. Если дать автономию, то удастся успокоить, удовлетворить эту интеллигенцию. Конечно, отрицательная сторона заключалась в том, что при автономии в университете начнутся сходки и митинги. Но, в сущности, это даже хорошо. Ибо студенты тотчас отойдут от революции и полиции будет легко повести борьбу с революционным движением. Так думал Рачковский, не раз развивая свой план».

Все симпатии Петра Ивановича были теперь на стороне Витте, считавшего, что о совместной борьбе против анархии лучше всего договориться с интеллигенцией и торгово-промышленными кругами. Герасимов констатирует:

«С разных сторон я получал сообщения, что он развивает большую деятельность, посещая всевозможных высокопоставленных лиц и ведя с ними различные политические беседы. Особенно часто посещал он С. Ю. Витте».

Подписание царем манифеста 17 октября Рачковский встретил восторженно: «Слава Богу! Завтра на улицах Петербурга будут христосоваться», – повторял он. Но скopo волна анархии и погромов охладила либеральные настроения Рачковского. Яркое свидетельство тому – его «Записка» Трепову от 8 ноября 1905 года с предложением ввести в Петербурге режим чрезвычайной Охраны.

Легкость, с которой была получена полнота гражданской свободы, вызвала у представителей революционного движения излишнюю самоуверенность. Растерянность правительства была принята ими «за признак того, что история может идти неестественно быстрым путем». В результате, подчеркивает Рачковский, правительству предъявляются все новые и новые условия. «Революционные партии», в первую очередь социал-демократы и социалисты-революционеры, не скрывают, что цель их деятельности – свержение самодержавия и разрушение империи. Дальнейшие уступки революционерам немыслимы, поскольку «льготами, дарованными манифестом», фактически исчерпалась «полнота политических прав, достижимых в империи без уничтожения ее». Общественно-политическая ситуация в стране такова, что дело идет к вооруженному восстанию, констатирует Рачковский. Это обязывает правительство к самым энергичным действиям по «сосредоточению и координации всех своих сил в целях подавления наступающего мятежа». Первым шагом должно стать объявление столицы империи на «положении чрезвычайной охраны», что совершенно необходимо для обоснования действий по подавлению революционного движения в стране. Это предусматривает аресты «личного состава» Союза Союзов и Совета рабочих депутатов, других оппозиционных организаций, закрытие неугодных правительству газет, ограничения на проведение забастовок, митингов, шествий и демонстраций и ряд других антидемократических мер.

Однако предлагаемые мероприятия, по мнению Рачковского, «несомненно, будут истолкованы как признаки явного посягательства правительственной власти на возвещенные манифестом 17 октября свободы». Но бояться этого не следует, поскольку «режим истинной гражданской свободы может и должен быть водворен тогда, когда законопослушное большинство в покойном течении жизни получит уверенность в обеспечении заботами правительства своих человеческих прав. Утомленное и ныне запуганное население с благодарностью оценит последовательность действий правительства в проведении строгой законности как основы свободы. И первой свободой его будет освобождение от своеволия мятежников».

Трепов, перемещенный после 17 октября 1905 года на должность дворцового коменданта, поддержал Рачковского, начертав на «Записке»: «Почти все пункты можно принять, но об этом следует обсудить самым подробным образом».

Тем временем в верхах возобладали иные настроения, и записка Рачковского была расценена как несвоевременная. «Виновата» в этом была революция или, вернее, созданная 17 октября 1905 года новая политическая реальность. Последовала вслед за царским манифестом волна отставок.

Назначенный министром внутренних дел П.Н. Дурново был старым недоброжелателем Петра Ивановича. Стало очевидно, что с возвышением Дурново карьера «гения политического сыска» подошла к концу. Действительно, уже 3 декабря 1905 года в докладе на высочайшее имя Трепов вынужден был поставить вопрос об освобождении Петра Ивановича от заведования политической частью Департамента полиции. На отставку Рачковского существенно повлияло его неудачное предложение по введению «чрезвычайной охраны» в Петербурге. Внешне же уход Рачковского был мотивирован необходимостью восстановления «в интересах единства управления делами»» функций директора Департамента полиции (эту должность с ноября 1905 года занял Э. И. Вуич). Резолюция царя на рапорте Трепова об отставке Петра Ивановича гласила: «Согласен, но сожалею. Рачковскому назначить в награду 75 тысяч рублей из секретных сумм Департамента полиции и представить к ордену Станислава I степени».

Лишившись ключевого положения в Департаменте, Рачковский тем не менее сохранил должность чиновника особых поручений IV класса при Трепове. «При таком положении, – отмечал в своем представлении Трепов, – действительный статский советник Рачковский остается в моем непосредственном распоряжении для исполнения ответственных поручений в области «высшей политики и руководства надзором за правильностью розыскного дела в Империи». Однако с реальным увольнением Рачковского от должности вице-директора Департамента полиции не спешили. Напротив, именно на декабрь 1905 года приходится пик его полицейской активности. В первую очередь это было связано с ролью, которую сыграл Рачковский в подавлении восстания в Москве. Все аресты здесь, в том числе и членов Московского комитета РСДРП, были во многом делом его рук.

Как вспоминал впоследствии бывший сотрудник охранки Бакай, ездивший в декабре 1905 года в Москву, он сам был свидетелем того, как «Рачковский привозил пудами погромные прокламации, печатавшиеся в Департаменте полиции…».

Речь идет о так называемой «типографии», оборудованной Рачковским в здании Санкт-Петербургского жандармского управления и находившейся под непосредственным управлением ротмистра М. С. Комиссарова. На печатном станке, отобранном у революционеров, здесь в 1905 году действительно печатали прокламации патриотического содержания. Когда же объем работы возрос, Рачковский приобрел в Европе более совершенное оборудование и установил его у себя в секретном отделе. Конечно, с формальной стороны его деятельность, как отметил в своих мемуарах Витте, носила незаконный характер. Но по сути своей попытка опереться в борьбе с революцией не только на силу казачьих нагаек и солдатских штыков, но и на силу печатного станка, силу слова, свидетельствует о большом уме и практичности Рачковского.