Текст книги "Хроники трона. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Александр Анфилатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 73 страниц)

   И без заминки продолжил речь, обращенную к Ярославу:

   – ...в противном случае будем трястись, как заячий хвост, ожидая нападения!

   – Слишком много труда придется вложить... – покачал головой Ярослав.

   – А куда денешься! – развел руками Тимофеич.

   Как ни странно, но призыв Станислава подействовал, или чаша терпения в душах воинов переполнилась, они по одному, по два, особенно раненые, стали покидать строй, направляясь к воротам цитадели. Здесь со стены опустили бадью, в которую они складывали свои мечи, луки и копья, затем ее подымали на стену. Когда набралось прилично безоружных (почти все раненые), створки приоткрыли и позволили протиснуться. Здесь их сразу вязали и ставили под охрану на нижнем дворе – форбурге.

   Постепенно сдала оружие большая половина бурутийцев, оставались самые стойкие и отчаянные, но и их черед пришел, когда командир сам решил сдаться. Через полчаса пленные были рассортированы, конфликт исчерпан.

   * * *

   Глядя со стены на рейд и корабли, которые после начала атаки ушли от причала, Ярослав подозвал Ибирина:

   – Ты говорил, что кормчий – твой старый знакомый? – спокойно спросил он.

   – Не отказываюсь! – гаркнул старый моряк, не понимая, к чему клонит командир.

   – В таком случае, – с хитрецой улыбнулся Ярослав, – тебе поручается уговорить бандюгана вернуть корабли к пристани, в противном случае нам придется пленных кормить до скончания века или зарезать прямо сегодня. Сам понимаешь, ни то, ни другое нежелательно. Возьми помощников и плоты, что остались от переправы лучников, постарайтесь выйти на рейд.

   В ответ старый разбойник осклабился:

   – Может пленных того, прирезать! Меньше хлопот!

   На такое высказывание Ярослав не на шутку рассердился:

   – Марш выполнять приказ! – грозно воскликнул он. – Иначе прикажу тебя выпороть!

   – За что?! – искренне удивился мужик.

   – За непонимание политической обстановки, – без задержки выпалил Ярослав, жестом уточняя отсутствие этого самого понимания в голове Ибирина.

   Старый моряк не понял, что такое "политическая обстановка", но уяснил – нечто очень важное, потому решил за благо побыстрее выполнить приказ. Сдача в плен бурутийцев сняла с души Ярослава тяжкий камень, и он с легким сердцем оставался на стенах почти до конца дня, отдавая распоряжения и управляя немалым хозяйством колонии. Как ни странно, потери при столкновении оказались не так велики, нежели можно было ожидать. Раненых двадцать один человек со стороны переселенцев и пятнадцать бурути, причем большая часть врагов получила ранения в самом конце боя, когда на них сыпался град стрел со всех сторон. А вот убитых только двое и, как ни странно, оба бурутийца. Одного убила Анна болтом в грудь, вторым оказался страж посланника, его всем скопом завалили люди Ярослава, настолько он был силен. Это случилось в момент, когда тот защищал своих товарищей, шедших открывать ворота цитадели, и погиб в коридоре пропилеев, до конца сдерживая почти всю группу арбалетчиков во главе со Станиславом. По какой причине те и опоздали к воротам.

   Ярослав поначалу намеревался похоронить смелого воина с честью, но не мог. Предательство, совершенное стражей посланника, требовало наказания, а трое других, целенькие и живенькие, сдались на милость победителя. Ярослав немедленно отделил их от остальных пленных и заявил возмущенным вероломством воинам:

   – На предателей мое обещание жизни и свободы не распространяется. Эти люди, будучи стражниками посла, совершили преступление. Вместо того чтобы защищать вверенное их попечительству лицо, вероломно напали на доверивших им хозяев. Наказание одно – смерть!

   Пленные повозмущались, стражи были лучшими из них, но быстро успокоились, вероятно, думая, что и сами они тут на птичьих правах, и жизни их ничего не стоят. В результате пленных растолкали по погребам, где решили временно содержать до лучших времен.

   С ранеными дела обстояли сложнее. Легким оказали посильную помощь, а тяжелых разместили с удобствами, как могли, выставив стражу. Ольга Николаевна хлопотала в полную силу, но десяток человек требовали срочных операций, а помочь практически некому. Среди аборигенов, конечно, находились "доки", бескорыстно предлагавшие услуги, но видя их неуклюжие попытки врачевания, она просто гнала прочь, а стража из землян, приставленная к ней, недвусмысленно давала понять, куда следует идти...

   Так она и делала одну операцию за другой, бессменно, в окружении только своих помощниц-землянок, которых выбирала и готовила сама.

Глава 66

   События в это утро развивались столь бурно и стремительно, что люди долго не могли прийти в себя и успокоиться. Лихорадка боя сменилась эйфорией победы, и народ более не мог сдерживать чувств. К вечеру то там, то тут начинали образовываться кучки стихийного праздника и попойки. Глядя на безобразие, Ярослав понимал, что людей не остановить, и его строгость никто не поймет. Приказы, даже самые жесткие, не исполнят, чем только выставит себя на посмешище. Лучшим выходом было не пускать дело на самотек, а взять в свои руки.

   В первую очередь он собрал командиров:

   – Всем отделить от своих людей одну треть, пусть пьянствуют, сколько влезет, остальным находится на стенах в карауле, за распитие спиртного – наказание. Те, кто пойдет сегодня в караул, получат свою долю позже, завтра-послезавтра.

   Жиган с разведчиками вернулись во второй половине дня, не найдя корабля с воинами. К их приходу последствия боя уже стерлись, народ встречал навеселе, удивляя ничего не подозревающих разведчиков жуткими рассказами схватки. Не успел Сергей доложить, как Юля, увидев Ярослава, сорвалась с места, в сердцах бросилась на шею со словами:

   – Как я рада тебя видеть! – на глазах у всех показывая отношение к командиру.

   В ответ Ярослав не сопротивлялся, но медленно высвободился из объятий девушки.

   – На нас смотрят, – смущенно пролепетал он, и почти шепотом: – Успокойся! Я не давал тебе повода... Или ты уже не обижаешься на меня?

   Юля, потупив взор, отвернулась со словами:

   – Я не обидчивая.

   Жиган с ехидно-смущенной улыбкой тронул Ярослава за плечо, как бы давая понять – есть разговор. Они отошли в сторону, а Юля присоединилась к другим девушкам, что посреди внутреннего двора, перед мегароном, на специально разведенном здесь огне готовили по последним голодным временам знатные деликатесы – добытого охотой кабана. Силами четвертого взвода и стараниями Павла Петровича готовилось богатое пиршество для всех колонистов.

   Ярослав с Жиганом расположились прямо на каменных ступенях, где девушки расстелили циновки, а для Вождя, как это положено, шкуру тигра. Вокруг сидели ближайшие друзья, а за ними все желающие, кто на тот момент оказался свободен. Нашлось место и для вуоксов, и для ласу, которые поддерживали пламя в главном очаге мегарона, принося благодарственные жертвы богам. Аромат жаркого приятно щекотал нервы, девушки-модонки разносили кувшины и плошки с фруктовой настойкой.

   Ярослав едва пригублял вино и друзей своих тоже призывал к воздержанию, в шутку говорил:

   – В нашей колонии следует установить монгольский закон, введенный в свое время Чингисханом. "Всякий мужчина имеет право пить спиртное не более трех раз в месяц. Превышение считается пьянством и преступлением, потому подлежит наказанию".

   По случаю праздника Ярослав отступил от правила и попросил снять с него хауберк. Уже долгие недели он не чувствовал себя свободно, привыкнув к броне, как ко второй коже, снимая только по утрам для омовения или работы. Сегодня решил расслабиться!

   А потом начались песни и пляски, среди которых то и дело радостно звучали славословия в честь командиров и воинов, сумевших в "неравном" бою отстоять крепость. Медленные танцы ласу сменялись веселыми и радостными переливами модонских плясок, в чем-то схожие с мотивами южных славян. Северянка Ноки в компании двух других единоплеменниц, каким-то чудом занесенных так далеко от родины в составе агеронских семей, отбивая такт ладошками при аккомпанементе флейт и бубнов, показали нечто вроде хоровода, тягучее и медленное, как ледяные воды полярных рек. Глядя на девушку, Ярослав не переставал удивляться, как схожи характеры миров, где север рождает медленно спокойные ритмы, а жаркий юг благоволит быстрым безудержным вихрям. Глядя на Ноки, можно было подумать, что перед тобой не рабыня, украденная разбойниками Риналя, а какая-нибудь из красавиц полесья вышла в круг показать свое умение и искусство перед парнями.

   Жиган отвлек Ярослава от приятных мыслей и созерцания собственного имущества:

   – Ты меня предупреждал о ночных гарпиях, но что мы увидели сегодня... – говорил он, качая головой.

   – Вы видели гарпий?! – не удержался от восклицания Ярослав, стараясь не привлечь внимания окружающих. – Не может быть!? Днем?!

   – Да, Славик, – грустно согласился тот, – и не только я, а все мои люди видели, и теперь после увиденного трудно будет избежать разговоров.

   – Что случилось? – взволнованно спросил Ярослав.

   – Пока ничего, – успокоил Жиган, – но... Сегодня утром видели нападение этих тварей на один из кораблей, зашедших в устье. Жуть! Все мои люди в шоке! Пять летающих демонов разорвали в клочья несколько моряков, пока их товарищи успели вывести корабль в море. Что было дальше, не знаю, мы постарались уйти как можно быстрее, но крики людей слышали совсем недолго. Думаю, гарпии их просто съели!

   – По словам Олега, хищники ведут ночной образ жизни, и я сам видел колонию, где все спали днем!

   – Как видим, не только ночной!

   – Это многое меняет, – задумчиво произнес Ярослав, – оказывается устье опасно не только ночью.

   – Однозначно, – с готовностью согласился Жиган. – Может лучше напасть на гнездовье вновь, как это делали вы с Олегом, но теперь большими силами и мочить до последнего, – рукой показал, как он будет это делать.

   – Нет, Сергей, я пока опасаюсь. Наши враги войо спят и видят Изумрудную долину без людей. Пока у нас баланс сил, и любые напрасные жертвы могут качнуть весы не в нашу пользу. А разговоры... что ж, без них все равно не обойдется, рано или поздно все узнают...

   * * *

   Разносили печеную кабанятину. За последние недели это был редкий случай отведать мяса, народ питался плодами земли или подножным кормом, в ход шло все съедобное, вплоть до травы, кореньев, грибов и лесных ягод. После плясок людей нашлось место и для вуоксов. Их «танец воинов» поражал необузданной яростью, грохочущим ритмом барабанов, между прочим, за неимением своих, позаимствованных на время у модонов.

   В разгар веселья появился Ибирин.

   – Столько выпивки и без меня, – гаркнул морской волк, видя наполненные чаши.

   – Что кормчий? – как бы между прочим поинтересовался Ярослав, отправляя в рот очередной кусок мяса.

   – Дрегон? – удивленно воскликнул тот, хватая кусок пожирнее и отправляя по назначению. – Кол ему в печенку, хитрая бестия, на ночь оставил корабли на рейде, но обещал утром подойти к причалу. После боя торговать не желает, боится, отберем корабль.

   – Правильно боится! – хохотнул рядом Станислав.

   Ибирин сверкнул глазом, но продолжал:

   – Ему наплевать на воинов! И он ушел бы в море, кабы не посол. Этот Веллас большая шишка в Бурути, и, по словам Дрегона, женат на сестре деспота. Поэтому кормчий не может уйти без него или хотя бы его трупа, иначе ему будет плохо.

   – Ты говорил, что он твой друг? – спросил Ярослав, поглощая очередную порцию.

   – Говорил, – ответил Ибирин, прожевывая печеное хрустящее мясо и запивая настойкой, – только, Дхоу Наватаро, Вам не следует доверять этому человеку, мы все для него возможный товар на рынке рабов Риналя.

   – Спасибо за предупреждение, Ибирин, я не обольщаюсь насчет Дрегона, но завтра мы поймаем его на крючок, как речную рыбу пескаря.

   * * *

   Пришла очередь землян отжигать искусство танца. Среди них преобладала в своей основе молодежь, и потому появился музыкальный центр, провезенный контрабандой кем-то из москвичей, и звуки рок-н-ролла, а затем тяжелого рока вводили местных в ступор своей новизной и необычностью. Надо сказать, колдовское устройство, время от времени включаемое некоторыми отморозками, действовало на аборигенов поразительно, вгоняя слушателей в благоговейный трепет, скорее не самой по себе музыкой, а возможностью ее воспроизведения. А если придуркам удавалось записать чей-то голос, пиши пропало, паника обеспечена по всей колонии. Ярослав уже давно подумывал конфисковать «музыкальную шкатулку» и не травмировать слабые нервы и буйное воображение людей.

   Под чарующие звуки зашел разговор о ближайшем будущем и первоочередных потребностях.

   – Видишь, Тимофеевич... – доказывал уже изрядно поддатый Ярослав, лежа на тигровой шкуре.

   Услужливая Ноки притащила из своего приданного подушки, устроив так, чтобы господину было удобно на каменных ступенях мегарона. В последнее время девушка перехватила инициативу у Анны в области хозяйства, постоянно находясь в спальне господина, ей было легче исполнять подобные работы. Анна, в свою очередь, пустила все на самотек, как-то сникла, оставив за собой уход за детьми и те функции, которые неграмотная рабыня в силу специфики не могла исполнять.

   -...насколько нам недостает лодок! Приходится пресмыкаться перед разбойником, чтобы он ненароком не покинул нас и не вынудил кормить ораву пленных в течение неизвестного времени.

   – Пусть сами себя кормят, – невозмутимо возразил Станислав, – было бы глупо отпускать столько рабочих рук.

   – Есть и другие резоны, – не соглашался Ярослав, горячо отстаивая свою точку зрения, – пятьдесят бурутийских воинов на одну цепь не посадишь и по охраннику не приставишь, они будут для нас постоянной опасностью.

   – А зачем их садить на цепь и охранять? – хмыкнул сидящий по левую руку Жиган. – Бежать-то некуда! Горы! Море! Демоны! Остается работать и ждать, когда накормят.

   – Ты забываешь, Сергей, о человеческой лени, работать никому неохота и найдутся такие, что предпочтут тяжкий труд сменить на страх быть съеденным заживо. Уйти в леса, жить охотой и воровством с наших полей и, не приведи господь, с полей войо! Тогда нас обвинят в разбое, и будет война, а если убьют кого-нибудь...или изнасилуют... Разве докажешь Навси-ла-рад-амону, что мы тут ни при чем. Нет, надо нам избавиться от пленных, и как можно быстрее!

   – Ибирин тебе уже советовал их перебить, – ехидно напомнил Станислав.

   Ярослав аж поперхнулся:

   – От кого, от кого, а от тебя, Тимофеич, не ожидал подобных слов! За каким спрашивается... травмировать психику наших людей?

   – Ну, это говорил Ибирин, а не я, – поправил тот.

   – Все едино, – не согласился Ярослав, – повторять чужую..., а вот верфь надо организовать быстрее. Даже маленькие суденышки смогут выходить в море, пусть и в тихую погоду, а приварок из морской рыбы к нашему рациону обеспечен, тем более грядет дождливый сезон и голодное время.

   – Будут шторма! – напомнил Станислав.

   – Значит, будем делать большие суда! – уперто настаивал на своем Ярослав.

   – Это дело муторное и очень сложное, боюсь, не справимся, – отбивался Тимофеич, – мало нас, а на верфях работают сотни и тысячи людей.

   – Не смеши меня! Зачем нам такое? – безоглядно доказывал свое Ярослав. – Будем делать упрощенный вариант, все по-минимуму: размеры, материалы, работы. Думаю десять-пятнадцать человек за три-четыре месяца построят небольшое судно, способное в тихую погоду дойти до Риналя. А там товар сбыть можно дороже. По словам Олега, зерно стоит вдвое, а скот втрое больше, чем в Агероне. Не зря такие люди как Дрегон этим живут.

   – Витаешь в облаках, Славик, – покачал головой Тимофеич, – планы наполеоновские, а не знаешь, что легче, захватить корабль, идущий морем, или отнять у того же Дрегона.

   – Станислав, ты-то обязан понимать, мы не должны ставить колонистов вне закона! Здесь, на Троне, простые отношения, но разбой не в почете, лучше не ставить собственные меркантильные интересы выше общественных. Я, конечно, не против разбоя как такового, но он должен быть оправдан, хотя бы в глазах соседей. Иначе нас перестанут уважать. На самом деле верфь как конструкция не сложнее крыши, которую мы сейчас ладим. Думаешь, зачем я заставил делать такое сложное их устройство?

   – Из-за землетрясения! – уточнил Станислав, пожимая плечами.

   – Не только! Можно было обойтись гораздо более простым. Думаешь, зачем мы пилим бревна, когда можно просто колоть? По той же причине – хочу приучить людей работать топором, пилой и рубанком, – вот увидишь, как все будет просто! Я все рассчитал! Вкопаем десяток свай, на них бревна, насалку. Поверх установим раму из второй пары бревен и шпал. К шпалам крепим киль, и поехали.... Верфь готова! Я уже и место присмотрел на берегу бассейна, что на городской площади, там мощеная камнем основа, и она не просядет под тяжестью корабля. Думаю, полтора десятка человек соорудят такое устройство за два-три дня, самое сложное – доставить лес и прокопать ров.

   Конечно, дело начнем не сегодня, но готовиться надо заранее. И первым поручением тебе будет устройство хорошей кузницы. Осмотри старые мельницы и пруды у подножия террас и начинайте организовывать. В этом деле ты у нас главный специалист, тебе и командовать. Вторым будет организация лесопилки. Дело непростое, но думаю, справимся. Тут нам, кстати, очень пригодятся пруды и остатки мельниц. Если восстановить водяные колеса, то можно сделать механический привод на пилы.

   Сон смежал веки. Смачно зевнув, Станислав устало намекнул:

   – Кузницу тоже, кстати, можно приспособить механическую.

   – Действительно, – радостно встрепенулся Ярослав, – горный рельеф местности может способствовать устройству больших, мощных механических приводов, которые широко распространены на Троне, тем самым ловко обойдя запрет на распространение новых технологий. Станислав, представляешь, мы ничего не распространяем! – он тронул друга за плечо. – Ты что спишь?

   Ярослав удивленно взглянул, как можно заснуть при обсуждении такой интересной темы.

   – Представляешь, – уже шепотом произнес он, – мы можем построить ткацкие станки на механической тяге, а это такие деньги, просто огромные! Бизнес!

   Товарищ спал, а Ярослав не смел будить. Пока шла неторопливая беседа, день померк. Пир в крепости продолжался дотемна, а потом люди разошлись спать: земляне и часть модонов – в помещения вдоль замковых дворов, другие – в хижины в форбуге. Когда наступила тьма, лишь лес и прибрежные заросли оглашались обычными ночными звуками, да не спала стража на стенах, и стражи этой было много как никогда! И в том числе трезвой!

Глава 67

   Под утро прошел проливной дождь – предвестник приближающейся поры дождей, и солнце встало багрово-красное, что у аборигенов почиталось за предзнаменование войны.

   Ярослав, облаченный как на парад, в ярком шелковом актеоне, с мечем в золоченых ножнах находился на самом краю мыса, у подножия стен, убеждая кормчего Дрегона пристать к берегу. Его корабль стоял в каких-то десяти метрах от берега, и переговоры велись на расстоянии. Старый разбойник справедливо боялся подходить ближе или, тем более, причаливать, опасаясь потерять корабль и имущество.

   – Оуна Наваторо! – заверял его Ярослав. – Я совершенно не держу на вас зла. О, благородный Дрегон, и милостиво прошу не опасаться захвата корабля. Наоборот, все мы заинтересованы в развитии торговли, чтобы купцы без страха заходили в нашу бухту, продавали и покупали, не опасаясь лишиться своих прибылей. Уверяю вас, достопочтенный Наватаро, – нечего бояться! Кроме того, мы заинтересованы в возвращении на родину пленных бурутийских воинов. Как видите, наши цели благородны и далеки от грубых помыслов. Несмотря на вероломное нападение, мы даруем жизнь и свободу, но без ваших кораблей, оуна Наваторо, несчастные пленники не смогут вернуться на родину к своим семьям, и в нашу сторону могут быть обращены незаслуженные обвинения в жестокости и бессердечии. Прошу Вас, проявите милость к несчастным, примите на борт и доставьте в Бурути.

   Ярослав старался найти самые убедительные доводы в пользу своих предложений, но старого морского волка трудно сломить.

   – Оставьте этих болванов себе!!! Или лучше продайте на корабли, идущие в Риналь, а мне оно без надобности!

   – В таком случае, – с некоторой ехидцей спросил Ярослав, – чего здесь ждет наваторо Дрегон, почему не покинет бухту, не правит в столь желанный для него Агерон? Что держит здесь, если черная его душа лишена сострадания к несчастным пленникам?

   Дрегон насупился, не желая отвечать:

   – Это мое дело, Дхоу Наваторо! Вы на земле, а я на воде, хочу посмотреть, чем все закончится!

   – Законное желание! – согласился Ярослав. – Только сдается мне, ожидаете Вы, милостивый кормчий, не окончания событий, а посла Охерибо Велласа и рассчитываете принять на борт, если я в безмерной щедрости своей отпущу его с миром.....

   Кормчий смутился, поняв, что планы его раскрыты.

   – ....Но мы, уважаемый Дрегон, не желаем ни кормить Бурутийских пленных, ни продавать как скот. Совесть, понимаете, не позволяет! Потому, выбирайте, оуна Наваторо: или вы грузите всех вместе с послом, или никого! Думаю, за то что вы бросили без помощи родственника Бурути, деспот вас не пожалует. А мы, в свою очередь, не оставим своей милостью, позволяя торговать в долине Ласу. Рано или поздно наше зерно и товары потребуют кораблей для перевозки в порты Риналя, и если договоримся сейчас, то сможете рассчитывать на будущие прибыли от перевозок.

   Дрегон сразу как-то сник, сплюнул за борт, в сердцах стукнув кулаком по планширю:

   – Хорошо! Ваша взяла! Но к пристани не подойду, не надейтесь, отправляйте пленных плотами.

   * * *

   Довольный решением самого главного и насущного вопроса Ярослав через полчаса присутствовал на приготовлениях к казни. На две каменные колонны, до сих пор не имевшие крыши или портика, положили бревно, через которое перекинули три веревки. Надо заметить, казнь через повешение в здешних краях была в новинку, по большей части, преступников побивали камнями, и если хотели оказать уважение, то мечем в шею. Потому необычный способ умерщвления вызвал всеобщее любопытство. В отличие от аборигенов, земляне крайне негативно отнеслись к решению Ярослава применить «высшую меру социальной защиты» по отношению к предателям, открывшим ворота цитадели, тем не менее, большинство их также пришло на южный двор крепости. В результате собралась толпа зрителей, хотя к этому никто никого не принуждал и не призывал.

   Затем собрали большую часть пленных, построив отдельными рядами под усиленным нарядом стражи. Их намеревались сразу со двора вести на погрузку. Под конец вывели посланника и его людей, все они понимали, для чего находятся на дворе и потому пребывали в крайне нервозном состоянии, каждого вели по двое вооруженных людей и несколько страховали.

   Охерибо Веллас, несмотря на трясущиеся руки и жалкий вид (был раздет до исподней туники), при приближении к Ярославу пытался вести себя вызывающе.

   – Вам, Дхоу, это с рук не сойдет, – рыдающим голосом вопил он, – деспот – мой родственник! Моя смерть не останется не отмщенной!

   Посланник попытался вырваться из рук стражи, но та держала крепко. Когда его подвели вплотную, Ярослав отстранено ответил:

   – Уважаемый посланник, Вас вывели из темницы не за тем, чтобы казнить. Хотя я уверен, что внезапное нападение организовано лично Вами...

   – Но это неправда! – как в бреду выкрикнул посланник

   – ...При всем моем желании не могу Вас казнить, – продолжал Ярослав, не обращая внимание на возражения, – как личный посланник нашего друга и доброго соседа деспота Бурути, вы обладаете неприкосновенностью, потому были взяты под стражу для Вашей большей безопасности и будете освобождены немедленно по загрузке кораблей пленными. Передайте лично от меня деспоту уверения в глубочайшем почтении и надежду на добрососедские отношения в будущем. Инцидент у ворот крепости считаю недоразумением, произошедшим по вспыльчивости и халатности командира отряда, и выражаю желание в дальнейшем избежать столкновений. Это все! Вы, посол, свободны! В пределах крепости....

   Стража оставила трясущегося Велласа, но для его охраны вышло четверо воинов. Затем Ярослав поднялся на руины стен, откуда его могли лучше слышать, и обратился к пленным:

   – Я обещал вам жизнь и свободу! И сдержу слово! В течение часа вы будете погружены на корабль и отбудете домой!

   Немедленно поднялся шум, гвалт и рукоплескания. Пленные, как малые дети, радовались счастливому подарку судьбы, еще несколько минут назад сомневаясь в словах вождя индлингов. Находясь целиком в руках победителей и зная о вероломстве своего нападения, они не могли до конца поверить в свое счастье. Обещания вождь мог также быстро забыть, как и давал. В таком случае, пленников ждала горькая судьба раба в каменоломнях Риналя или на оросительных каналах. В лучшем случае, они могли никогда не увидеть свои семьи, оставаясь рабами-пастухами у горных племен, или, за ненадобностью, убиты. Потому, услышав столь желанные для них слова, они не могли удержаться от восторга.

   Однако на дворе присутствовали те, для кого сей день должен был стать последним. Трое войнов-охранников посла были подведены к месту казни, и на их шеи накинуты веревки.

   Толпа в волнении ожидала представления.

   Пленники разом от эйфории счастья перешли к удрученному состоянию, им тяжело было наблюдать за приготовлениями к убийству товарищей. Ярослав понимал, что пять десятков профессиональных воинов, даже безоружных, в окружении стражи, – большая сила и немалая опасность, потому на стенах стояли лучники, а отряд Шестопера находился поблизости в боевой готовности.

   Неожиданно из рядов пленников послышались возмущенные голоса:

   – Помилуй их, Вождь! Они добрые воины! Никогда не совершали преступлений!

   Ярослав, не обращая внимания, взмахнул рукой, давай команду к началу.

   Вперед вышел пожилой агеронец для оглашения приговора и слегка запинающимся и срывающимся голосом начал читать наизусть короткую речь на модонском:

   – В двадцатый день до осеннего поворота и пятьдесят четвертый год небесного пути в городе Ласу и Изумрудной долине казнимы: Верзила Кум, Оторопь Дрыгайло и Пивной жбан вынос за преступление, измену и предательство. Выше означенные воины, презрев обязанности стражи посла и неприкосновенность посольской миссии, выступили на стороне врагов, принявшей посольскую миссию стороны, открыв ворота крепости, нанеся тяжкие увечья и раны охранявшей означенные ворота страже, чем совершили преступление, подлежащее наказанию смертной казнью через повешение.

   По зачтении приговора концы веревок были закреплены на седлах лошадей, а вопли толпы стали значительно громче и настойчивей. Как ни странно, но среди переселенцев-землян нашлись сердобольные, что если и не криком, то ропотом выражали желание помиловать несчастных.

   – Помилуй! – неслось со стороны пленых – Прости неразумных! Это Веллас во всем виноват! Они люди подневольные! Казни и его!

   Ярослав оставался непреклонен, жестом давая понять нежелание прислушаться к мнению народа, но и со стороны землян слышались все усиливающиеся возгласы:

   – Отпусти их! Они никого не убили, будет справедливо не казнить!

   Слышались знакомые голоса:

   – Тебе бы только вешать да резать! Па...га!

   – Да палкой линчевать! – вторили другие.

   Ярослав, больше не желая слушать оскорбления и недовольство, решился возразить:

   – Эти войны совершили тягчайшее преступление, посягнув на гостеприимство хозяев. Во все времена у всех народов такое наказуемо смертью.

   Его перебили громкие крики толпы:

   – Они подневольны! Это Веллас во всем виноват, казни его!

   В ответ Ярослав отрицательно замотал головой:

   – Веллас – посол, и не участвовал в нападении, мы не имеем права не только казнить его, но и задерживать!

   – У воинов не было выбора! – воскликнул кто-то сзади из рядов землян.

   Уязвленный до глубины души Ярослав возмущенно воскликнул:

   – Говорите, не было! Неправда! Ложь! У любого человека всегда есть выбор. Сражаться против зла или вторить ему! Совершать преступление или нет. Никакие командиры не заставят тебя идти против совести, никакие законы не принудят, если сам не захочешь быть принужденным. Всегда есть выбор! Повторюсь! Всегда! И каждый разделяет ответственность в преступлениях своих господ и хозяев!

   Затем немного помолчав, пока улягутся возмущенные голоса, продолжил:

   – Но если все готовы простить, я не смею возражать народу! Будь по-вашему, но не обессудьте, когда эти же люди придут с оружием в руках и не помилуют вас, – он указал пальцем на стоящих с петлями на шее, – а это лучшие бурутийские воины.

   Со всех сторон звучало:

   – Помилуй, Вождь!

   Ярослав развел руками, давая понять, что умывает их, и командуя отпустить пленников. Раздались рукоплескания, возгласы благодарности, крик и гвалт столь невообразимые, что можно удивляться, как такое малое количество народа может производить шум, сравнимый с ревом трибун стадиона. И если земляне приняли помилование с некоторой прохладой как должное, то аборигены впали в настоящую эйфорию. Местные вожди нечасто благоволили поданным, и подобное отношение было необычно, чрезвычайно приятно, и благодарности не было предела.

   Кричали:

   – Осанна Дхоу!

   Вопили, прыгали, махали руками, в общем, всячески выражали свое счастье согласием вождя удовлетворить  их  просьбу. Больше всех радовались пленники, помилованные войны являлись не последними в рядах и уважаемыми людьми, потому «слава вождю» лилось непрерывно из пяти десятков луженых глоток. С этими словами стража стала выводить их из крепости на посадку. И пока те шли по двору и проездам, неслось огромное и дружное:

   – Осанна!.. Осанна!

   Когда уже бывшие пленные перебирались на корабли, к Ярославу подошел Охерибо Веллас в своем расхристином виде и настойчиво с некоторой надменностью попросил:

   – Оуна Наваторо Дхоу, меня лишили всей моей одежды и имущества, не соблаговолит ли благородный вождь приказать вернуть.

   Ярослав был просто возмущен подобной наглостью:

   – У Вас, уважаемый Веллас, что, нет другой одежды на корабле?

   – Есть, но достойной посланника не располагаю, извольте вернуть!

   Тон, с которым Охерибо говорил, совершенно не соответствовал ситуации, при которой несколько минут назад жизнь его висела на волоске (Ярослав серьезно подумывал удовлетворить просьбу войнов, плюнуть на деспота и повесить Велласа вместе со слугами). Сделав над собой усилие, он все же сдержался и произнес вежливым спокойным тоном:

Назад к карточке книги "Хроники трона. Тетралогия (СИ)"