Текст книги "Набат-2"

Автор книги: Александр Гера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

– Леонид Олегович, я позволил оставить вам приемник, но где я ночую, это мое личное дело. Не стану же я сейчас вам выговаривать, где в свое время ночевали вы?

«Попал в точку!» – отметил Судских по глазам Гуртового.

– А наглеть вам не советую, – продолжал он. – Я поставил целью жизни искоренение масонов в России, а потом и везде, и помешать мне никто не сможет. Я тоже другим законам подчиняюсь, и в большей степени неприкасаемым, чем вы. Слуга сатаны и божий наместник – разница есть?

– Есть, Игорь Петрович, – без тени замешательства согласился Гуртовой. – И каждый из нас готов идти до конца. Вы потому, что вас нет, я потому, что обречен.

«А это он мне всадил увесистую порцию дроби», – отметил попадание Судских.

– Вы не учли, – ответил Судских, – что за нами обоими стоят и силы, и люди. Наша тайная война не такая уж тайная. Вы – тараканы, и здесь вас будут травить безжалостно.

– Не разбрасывайте хлеб, не будет и тараканов, – резонно возразил Гуртовой. – Вы антисемит, Игорь Петрович.

– Никогда не был, – поморщился Судских. – Россия велика, места всем хватает, а заразу разносить под видом блага никто вам не позволит. Иммунитет у россиян после стольких лет крепостного права.

– А не вы ли ошибаетесь, принимая благо за зло? Вы думаете, ваш президент, – подчеркнул он, – лучше нашего. Наш собрал вокруг себя санитаров, тех, кто Россию раз и навсегда освободит от догм, кто выведет из ее организма вред– f ный микроб панславизма, и станет она здоровой, нормальной сестрой других стран без мании величия. Ну скажите, не шизофрения ли дать ворам царствовать, а честным и порядочным людям сузить мир до тюремной решетки?

– А что же вы в сочетание честные и порядочные не г поставили – банкиры? Ухо режет? Согласны со мной, не бывает честных банкиров? Вот вы и подменили добро на зло. Вся финансовая верхушка ходит проторенными дорожками, живет заложниками масонской пирамиды, выколачивает для нее средства, ничего не давая взамен, кроме иллюзий. Наш президент сделал неожиданный шаг, но не опрометчивый, привлекая воров в законе к легальной работе. Прежние российские банкиры в экономику не вкладывали, а, оплачивая ходовой товар – лес, металл, нефть, – получали на той стороне свою долю в твердой валюте, там же ее оставляя. Воры остаются ворами, их связи с преступным миром ничуть не слабее масонских. Только масон неподсуден за свои делишки, а вор еще как. Надо пересажать, всегда повод найдется. Ворам в законе было заявлено открыто: прибыль вкладывать в производство, и монополий вывели из-под контроля ваших собратьев. Воровать честным банкирам стало нечего, а бесчестным ворам пришлось жить честно. Масонам прежние грешки – заслуга, для вора – беда. Поэтому лучше не затевать разговор о добре и зле, мы ничего друг другу не докажем, у нас воззрения разные и не тот ранг. Лучше расскажите о дискетах Сунгоркина.

– Список масонской организации в России, – честно ответил Гуртовой. Он не был напуган тирадой Судских. Он был обычно разумен: Судских все равно докопается. – Тридцать тысяч посвященных, не считая рядовых членов и боевиков. Я не боюсь открывать вам тайны, а вам пора бы ужаснуться. Вы считаете, Ельцин не хотел добра России?

Хотел, но ужаснулся, когда узнал, кто его окружает. Едва вы обнародуете сведения, страна останется без руля и без ветрил. Начнете репрессии, сотворите новый Октябрьский переворот. Убытки ощутимы для вас: коммуняки по-прежнему вирус России.

«Красиво убеждает, – оценил Судских. – Кто б послушал…»

– На них есть противоядие, Леонид Олегович. Мы не коммуняк искореняли, а корни их гнусного дела, не масонов, а зловредную пирамиду. Во-первых, восстановим хронологию русской истории. Во-вторых, даем возможность подняться казакам, и наконец, наша выживаемость крепче вашей. Это вас и бесит.

– Бесит, Игорь Петрович. Особенно казаки, – опять откровенно ответил Гуртовой. – Но другого пути нет. Вы тараканов уничтожаете, мы стригунков. Вы правы, нам терять нечего, вам тоже. Мы были обречены с самого начала, но как нам отступать, если мы проросли в организм, искоренить нас можно только с живым телом. А это смерть организма. У вас есть рецепт безболезненной операции?

– Есть, – улыбнулся Судских. – Ваш же способ выживания. Знаете, как мой товарищ по другой жизни лечил раковых больных? Он не резал по живому, не облучал радиацией, он дал организму иммунитет. В древних книгах это средство описано. Вы не случайно так стараетесь, чтобы эти книги не попали в наши руки.

– Вам никогда их не найти. В подземельях их нет, они исчезли оттуда в семнадцатом веке, – глухо сказал Гуртовой.

– Время есть, – без трагедии произнес Судских. – Их можно восстановить. При нынешней возможности проникать в виртуальные миры труд не тяжкий. И вы знаете, что в начале нового века эта задача будет решена. Поэтому вам так хотелось завершить ее к началу третьего тысячелетия. Не получилось ведь с операцией «Отрасль»?

– Знаю, Игорь Петрович. – И Гуртовой ответил без трагедии: – Вы побеждаете. Но несмотря на патетику, мы все живем ближними чувствами, и меня лично дальние горизонты не манят.

– А хотите, Леонид Олегович, излечиться от недуга? Я серьезно спрашиваю о вашей телесной хвори.

– Это невозможно, – вздохнул Гуртовой. – Денег – вагон, власти – эшелон, а здоровья не купишь.

– Я поклянусь вам, – испытующе смотрел на него Судских.

– Слишком дорогая цена.

– За жизнь? Не противоречьте себе. Я на примере хочу вам показать, что добро сильнее зла. Хотите?

– Хочу, – после долгой паузы ответил Гуртовой.

– Но ваши тайны зла станут моим трофеем.

– Согласен, – выдохнул Гуртовой.

Судских смерил его долгим взглядом и сказал:

– Я освобождаю вас от клятвы. Излечение ваше состоится в следующее полное безлуние. Из-под стражи освобождаю тоже. Оставьте лишь залог вашей будущей исповеди…

Через полчаса дежурный сообщил:

– Гуртовой покинул управление. Оставил записку.

– Записку? Принесите.

Когда он развернул клочок бумаги, ничего там не обнаружил. Повертел, хотел выбросить, но стали проступать буквы текста:

«Игорь Петрович, возьмите послание в камере под ножкой стола. Л.Г.»

Сходил вниз. Разве есть другой вариант?

Под ножкой стола еще один клочок бумаги с проявившейся фразой. Симпатические чернила:

«Игорь Петрович, извините за предусмотрительность. В щели крышки стола послание. Опустите бумагу в чай. Надеюсь на вашу мудрость. Л.Г.»

«Тройная степень защиты, – понял Судских. – Ох, мудер бобер».

Достав записку из стакана с чаем, Судских отказался верить единственному слову на ней.

3 – 13

Судских не успел осмыслить послание Гуртового, решить для себя, правда это или тактический ход, как появился Смольников. Он влетел в кабинет. Как принято говорить – влетел на крыльях удачи или окрыленный удачей.

Бесспорно, работал последнее время Смольников с творческим подъемом, вопреки логике оперативного сыска умудрялся найти результат там, где его никто не ожидал увидеть. Элементарно, как в анекдоте: человек умножал возраст преступника на номер его дома, делил на цифру года и заявлял, что преступника следует искать по улице Красных кавалеристов, дом три, квартира четыре. Ехали и забирали одуревшего от неожиданности дядю. Правда, по другому делу. Одним словом, майор Смольников работал по световой системе. От фонаря. Но успешно. Случай вполне обычный: творческие личности мыслили вне рамок правил.

И это бы ладно, к его манере привыкли и любили по-своему, как маманя любит свое дитя, косенькое от рождения, которое становится прекрасным окулистом, но Смольников в служебном рвении забывал о субординации и спешил поделиться своей удачей не с непосредственным начальником, а обязательно с шефом. Вот и сейчас он затормозил самолет своей находки сразу за порогом кабинета Судских. Запах перегретого двигателя и бензина достиг стола Судских. Визг тормозов повис в воздухе.

– Игорь Петрович, я такое выкопал!

Книжку в руках его Судских заметил.

– Немедленно закопай!

– Как – закопай?

– Немедленно. Мой товарищ купил садовый участок, прекрасный, только маленький камешек торчал посередине. Решил выкопать. Докопался до скалы весом тонн под сто. Теперь трудится каменотесом. Усек?

– Так тут такое, – обескураженно промямлил Смольников, выкладывая перед Судских принесенную книгу.

– «Тайные монахи», – прочитал Судских название. – Явно расхожий детектив. Вымысел. Если тебя что-то подвигнуло на расследование версии, сначала выясни, а потом лети. Но сначала к Бехтеренко. Я должен оперировать проверенными фактами, а не версиями. Ясно, товарищ майор?

– Есть…

– Книжку оставь.

Смольников удалился бескрылым, хотя Судских напутствовал его мягко, чтобы не убить рвения к службе. Так случилось с Бурмистровым. Стоило больших трудов оживить его и послать в серьезную командировку.

«А чего я взъелся на Ваню? – восстанавливал в памяти он процесс отчуждения Бурмистрова и листал книжку Смольникова. – Знал его в прежней жизни? Узнал и то, куда его занесла гордыня и самоуверенность. Но ведь в каждом человеке заложены самые разнообразные качества. Одни раскрываются при определенных обстоятельствах, другие затухают. В Иване и Момоте пробудилась спесивость, о чем я заведомо знаю. Только вот ополчаться на косенькое дитя не следует, лучше помочь ему лечить глаза у других…

– «Георгий Момот», – прочитал он имя автора. – Вот это фокус! Властелин мира в новой жизни поднялся всего лишь до писателя-фантаста. Вон как судьба играет человеком, пока он выдувает себе дифирамбы на трубе…»

Судских выбрал привлекший его отрывок и принялся читать. Не будь этой книжки, он взялся бы за документы, ради отвлечения от записки Гуртового.

«…Ватага спустилась в лаз. Темно. Воздух – не продохнуть и тесно. Кислый запах мокрой овчины забивал ноздри, теснота усилила его.

– И где-то здеся проход, – глухо сказал Сивый, вожак ватаги. – Ишши, малой.

– Вот нашел, – ответил из темноты Захарка. – Поддается.

– Засвети огарок, Петруха, – потребовал Сивый.

Затлел трут от кресала, зажгли свечу. В полуотворенную дверь воздух жадно втягивал огонь свечи и кислые запахи.

– Ага, – смекнул Сивый, – сквозной ход. Вишь, как тянет? Не обманул казак, верно обсказывал.

Этот ход был спасением ватаги. Наверху их караулили соглядатаи и людишки из Сыскного приказа. Разбойничью шайку не помилуют, забьют до смерти на месте, разбираться не станут, убивцы они или просто беглые. Про ход этот рассказал им бывший старшой, казак Тихон, иначе бы никуда им не деться с Арбатской слободы, где обложили их по доносу. Тихон наказывал идти строго по ходу, в боковины не сворачивать под страхом смерти. Огня не возжигать. Сивый рискнул, чтобы освоиться попервости.

– Пошли. И тихо. Дверь затворить, – скомандовал Сивый. Прикрывая огарок, он первым шагнул за дверь.

Когда ватага втянулась за вожаком, он остановился, прислушиваясь. Мертвая тишина, капля воды не сорвется со свода, не пискнет мышка. С сожалением Сивый задул огарок: казак Тихон зря не подскажет.

– Рука в руку пойдем, – громким шепотом сказал Сивый, и ватага двинулась вперед. – Стены ощупывать!

Хорошо ли плохо, но несчастья ватаги начались с приходом в нее Тихона. Попервах фартило. В Муроме славно пограбили бояр, отсиживались в Выксе под защитой женского монастыря. Исполняли по указанию игуменьи всяческую работу, где нужна мужская сила, по высмотру бановали в ближних градах и отсыпались потом за стенами святой обители в полной безопасности. Крещеных в ватаге только кривой Аким, а защиту пришлого Христа принимали все. Под бабским ли подолом отсиживались, но Тихон дело знал туго, сладил порядок в ватаге, общак рос, вселяя уверенность в завтрашнем дне.

Свыклись монашки с работными мужиками, стали откровеннее с ними, разбередили себя прелестными разговорами, и пала монастырская крепость. Сначала давали позудить в укромных местах, а там и раздвинулись срамные воротца. Игуменья заподозрила неладное и устроила монашкам смотр в бане… И-хи-хих… В общем, пришлось дать теку, увел их Тихон в Московию. Сулил хороший навар, а Москва оказалась не та. Царь Алексей Михайлович тишайшей, но жесткой рукой наводил порядок в стольном граде и окрестностях. Беглых холопов, неработных бродяг ловили и казнили на месте в устрашение другим. Искали в первую очередь недобитков из ордынского воинства царя Степана Разина, а Тихон был из таковских, притом из окружения астраханского воеводы Федора Шелудяка. Таких не миловали вовсе, из-за них честным разбойничкам фарта и доли не оставалось вообще. Но Тихон был удачлив. Любой набег приносил доход в общак, себя не обижали. Оно и понятно: при царе Степане Тимофеевиче дурных не водилось, и сам Разин осилил бы самозваных Романовых, да патриарх Московский проклял ордынского царя со всем воинством, древнюю веру запретил под страхом смерти. А московские холопы по-холопьи и думают: свой царь или пришлый, свой Бог или заемный, свою бы шкуру сберечь от батогов. Ох и сучары безмозглые обосновались в Московии! С попами, с думскими и записным алкоголиком Борькой, который валился в престольные праздники с амвона от перепитой сивухи, но вещал. Вещал о благости новой веры, а московские ротозеи слушали, выдавали властям беглых.

Их ватагу сдал кабацкий забулдыга. Тихона ранили стрельцы из засады, а остальные едва ноги унесли. Спасибо Тихону, путь к спасению указал, иначе бы смертушка на месте.

Знавал он этот подземный путь давно, до того как с ватагой сошелся. Был-де план у Степана Тимофеевича казаков теми подземельями прямо в Кремль вывести. Тут и полная победа, обратно казацкие порядки восторжествуют.

А им этого не надо, ватага своими законами живет: отграбить назад награбленное боярами, и дело с концом. Завести хозяйство потом, двор крепкий, бабу дородную и жить себе тихо.

– Тихо! – сдавленным шепотом произнес Сивый. – Чую…

Ватага затаилась, старшой слушал. Неясные шорохи усилились в трубе хода. Где-то впереди шебаршенье, на миг вроде и свет взблеснул. Пожатие руки Сивого передали по цепочке: нишкни, беда идет, вожак опасность слушает.

Навстречу кто-то двигался. Осторожные, но уверенные шаги. Много шагов. Не один человек идет. И не пришлый…

Свет приближался. Сивый высвободил руку, стал ощупывать стены, искал спасительный поворот, о котором обсказывал Тихон, куда он не велел входить под страхом смерти, а тут смерть навстречу, не до заповедей…

– Есть! – сдавленно прошептал Сивый. – Сюда! – И поволок первого в ватаге за собой.

Далеко не пошли. Сгрудились сразу за выступом, достали ножи. Сивый выглядывал в проход, поджидая.

Свет приближался, какой-то потаенный, неяркий. Фонарь не фонарь, какие из аглицкой страны попали на Русь.

«Эх, голова два уха! – смекнул Сивый. – Из другого хода в энтот светят!» И вправду: пламя смоляного факела брызнуло вдруг ярко, и Сивый спрятался за выступ. Разбойничья сметка не подвела, в короткий момент увидел он, что двигаются к ним двое с факелами, на головах островерхие шапки, лиц не увидел.

«То ли стрельцы с бердышами, – соображал он, – то ли вообще заморская нечисть…»

Кто бы ни шел, радости от такой встречи им мало. Выходило одно: их шестеро, идут двое, мочить следует без раздумий, иначе не разойтись…

– Слухать сюда! – сдавленно приказал Сивый. – Идут двое. Ножи изготовить и, как сравняются с нами, навались по трое, кто бы ни был. Не щадить!

Ждали, затаив дыхание. Яркий свет наползал, уже и капля сопли засветилась на носу кривого Акима, дрожит, вот-вот сорвется, грохоту наделает. Совсем близко идущие, слышно, как факелы потрескивают…

Пришельцы появились неожиданно, как раз сворачивали в проход, где затаилась ватага. Она, привыкшая к неожиданным передрягам, навалилась скопом, замелькали ножи, послышались вскрики вперемежку с сопением нападавших. В пылу схватки затоптали оба факела.

– Будя! – сипло выдохнул вожак. – Огня!

Запалили факел, осветили все еще стонавших пришельцев.

На головах капюшоны с прорезями для глаз, сутаны до пят. На одном незнакомце она задралась, под ней тяжелый нож в кожаных ножнах, у другого в руке зажаты ударные шарики на прочном шнурке.

– Вишь ты, бля! – разглядывал обоих Сивый. – Заморские засранцы в наших подвалах! А нам так и не ходи…

Убиенных перевернули на спины, разодрали сутаны. На них массивные кресты в форме заостренного меча, рукоять венчало сердце. Не мог знать Сивый, кому принадлежит этот знак, а носили такие кресты монахи Ордена Святого Иакова, ревностные сберегатели своих и чужих тайн. Они первыми проникли на Русь, выискивали ее святыни, изучали потом в далеких своих обителях, в суровых монастырях, которые меньше чем крепости не назовешь. Жили тайные монахи скрытно…»

Судских отложил книгу.

«Как я понял, Георгий Момот достаточно подкован в масонских тайнах и определенные детали прояснить хочет. Есть нюх у Лени Смольникова. Напрасно я его мягко, но побрил».

А книжка Момота тянула к себе.

«…Один из монахов, исколотый ножами весь, еще подавал признаки жизни. Полуоткрытые глаза смотрели на убийц с мукой, губы шевелились в молитве.

– Живой ишо, – подал голос кривой Аким. – Добить? – поворотился он к Сивому.

– Погодь, – отстранил его вожак. – Поспрошать надоть. Кто таков будешь, из каких земель сюда попал?

– Монахи мы из Ордена Святого Иакова. Предайте нас земле и будете прощены пред Господом нашим, сладчайшим Иисусом Христом, – перемежая речь стонами, ответил монах.

– Вишь ты, какой речистый, – цокнул языком Сивый. – Может, тебе ишо кол в жопу забить во славу твоего Иисуса? Чего вы крадучись шастаете тут, наша это земля! Понял, бля? Чего блукаете тут? Разбойничаете? Фарт отбиваете?

– Книги… Книги мы брали древние. Вам от них проку нет.

– Много понимаешь, – ощерился Сивый, пытая умирающего. – Застежки, чай, золотые на книжках-то?

– Мудрые книги, не уничтожайте.

– А и где?

– Тутось они, Сивый, – откликнулся Захарка-малой. – Упали они, как мы наскочили. Два узла, вот…

Подсвечивая факелом, развязали узлы.

– Чудно, – разглядывал книги Сивый. – Сдалека шли, а ничего не понятно писано, – водил он пальцем по открытой странице, останавливая его у киноварных заглавных букв. – Заморские, что ль? Ну-ка, Захарка, пни его, почто замолчал?

– Помер, – ответил Аким.

Твою мать, – ругнулся Сивый. – Дожить не смог.

– Хорони теперь, – молвил верующий Аким.

– Дак с книгами что делать-то? Смекай, робя, – обратился к ватаге вожак. – Нести или как?

– Дак, – подал голос здоровяк Оршан, – давай снесем матушке игуменье в Выксу. Авось простит. Зима на носу, отсидеться в тепле надобно. Дорогое, статься, подношенье.

Он также был верующим в Христа, крест нательный носил и ощупывал его сейчас.

– А монахов схороним, – встрял крещеный Аким. – И Бог простит, и матушка-игуменья сховает.

– Спробуем, – сплюнул Сивый. – Где наша не пропадала. А вот сердцем чую, гнилые это люди, вражьи умыслы…»

«Занятно, – отвел глаза в потолок Судских. – На самом ли деле знает Момот, что книги унесены в Выксу разбойниками? Уж больно охватывающ авторский стиль».

Он полистал книжку в конец, ненадолго вчитываясь в текст. Выкса поминалась часто. Сибирь, а концовка книги была неожиданной:

«Ничего не ответил генерал. Его и не спрашивали о книгах. Тогда их судьбой в России не интересовались».

«Но все же?» – не согласился Судских и набрал номер мобильного телефона Смольникова.

– Леони-ид? – позвал он. – Ты где?

– Подхожу к дому Момота, – грустно ответил Смольников.

– Умничка, Леонид, – похвалил Судских. – В правильном направлении двигаешься. Давай…

Георгий Момотжил в этой жизни в однокомнатной квартирке на первом этаже панельной многоэтажки. Говоря языком обывателей, дальше некуда. В рабочей слободе у «Фрезера». Весело? Без того тесная комнатка перегорожена. В одной скорлупке что-то похожее на кабинет, забитый книгами до потолка, в другой – лежак. И ничего больше. Не белено, не стирано, не крашено. Деньгами не пахнет. Вопиющая бедность из каждого угла, сам хозяин строчит на пишущей машинке. Глаза горят, непокоренный гордец заново собирается к трону властителя мира, властителя умов. Печатает не деньги – очередной роман для заплаток на дыры бюджета. Сесть некуда, лечь – оборони Господь.

– А вот я вам уголок разгребу, – подсуетился Момот, очистив стул от книг и рукописей для Смольникова. Он даже не полюбопытствовал, кто пришел и зачем. В бедной хибаре любому пришельцу рады. Красть нечего, а дать на пропитание могут.

«А несметно богат!» – оглядывал книжные полки Смольников. Понимающий толк в книгах, он млел перед таким богатством. Ему мог позавидовать и книгочей, и библиофил, и искатель раритетов: история, мистика, религия, метафизика, российские древности, уникальные словари прошлых лет, когда главы не переписывались, имена не изымались.

– Видите, как живет русский писатель? – спросил Момот с явным наскоком, после чего начиналось клеймение властей предержащих.

– Вижу, – улыбнулся Смольников. – А вашим последним романом я восхищен. Нисколько не льщу.

– Копейки заплатили, – сетовал Момот. – А издательство сейчас лопатой деньги гребет. Триста тысяч тиража разошлось! Я им договор подмахнул не глядя и отдал копирайт, – пояснил Момот. – Но этот роман задарма не отдам, – пригрозил он. – Я сейчас такое творю, чертям тошно покажется! «Пылающие скрижали» – продолжение «Таинственных монахов». Про то, как наши прапредки создали антимасонскую организацию, а в наше время, найдя древние книги, воссоздали ее.

«Вона куда занесло! – отметил Смольников. – Интересно, опубликуют такой роман? Не слышал я, чтобы о масонстве во весь голос говорили».

– Георгий Георгиевич, – спросил он. – А откуда у вас такие потрясающие сведения о библиотеке Ивана Грозного?

– Вычислил, – самодовольно ответил Момот. – Я, знаете ли, владею тайнами многих культов, астролог и колдун, самостоятельно выучил древнейший еврейский язык и влез иудеям в самое подреберье, а эти ребята наворовали секретов со всего мира и оформили в свод правил Каббалы и вообще оккультизма. Немного заработаю на беллетристике, разживусь компьютером, тогда посмотрим, кто у нас собака.

Он умело развивал тему, говорил грамотно, козырял именами и фактами истории, не торопился. Смольников слушал внимательно и с большим интересом: Момот, без сомнений, владеет предметом и проделал большую работу. Только на первом месте у него желание продать свой труд, и подороже. Оно и понятно: владея уникальной темой, в такой нищете. долго не протянешь, а заказчика нет. Противники подобного сорта исследований подняться Момоту не дадут.

Из длинной двадцатиминутной тирады Смольников уяснил главное для себя: Момот добросовестно проследил путь книг Ивана Грозного по известным ему документам до Выксы, а дальше шла одна фантазия, приукрашенная умением мастера оформлять голые факты в мишуру слова. Осталось красиво ретироваться, так же просто, как он сюда попал.

– Трудновато вам, – умудрился наконец Смольников сбить Момота на другую тему. – Холостякуете?

– Не совсем так, – сразу же перестроился Момот. Видать, не часто удавалось ему найти собеседника, и он выговаривался от души. И эту тему он оформил, интереснейший увлекательный рассказ. – Расплачиваюсь за глупость. Жил я безбедно при ЮНЕСКО, получал зарплату, катался в Швейцарию и прирабатывал на публикациях научно-популярного, чтива. Холостяк, с денежкой, отбоя не было от прекрасного пола. И попался на удочку одной щебетухе. Все уши прожужжала о любви, письма по два-три в день получал, как она меня любит. И стишки мне посвящала! И, надо сказать, одно было весьма удачным. Вот на него я и купился. Байстрюков по белу свету настрогал, пора, думаю, своего завести. А она свистит: только о том и думает, чтобы родить мне хорошенькую дочку. У самой семнадцатилетний балбес. Учиться не хочет, работать не желает, но жить красиво стремится. За какие шиши, паря? – спрашиваю его. Случай нужен – говорит он. Нашел такой… Грабанули они с приятелем ларек и попались. К тому времени я, правда, уже на Нинуське, мамке его, женился. И выяснилось, что возлюбленная моя элементарная поблядушка, вышла в тираж и, чтобы кормить своего обормота, решила меня охомутать. А тут перестройка, цены скачут, работы нет. И красавец ее вернулся из мест заключения, еще и девку в дом приволок. Мне моя подруга никого не родила, а сынок чадо себе сотворил сразу. Уговорили меня мою квартиру продать и купить балбесу с потомством однокомнатную, пусть сам оперяется. Как уж они совместно промотали денежки на квартиру, не знаю, только вернулся он назад, и в конце концов плюнул я на это дело, устроился дворником и живу вот, – обвел он рукой свою комнатенку. – Зато счастлив. Небогат, но свободен. Еще воспряну…

– Может, помиритесь? – посочувствовал Смольников.

– Под страхом смерти не вернусь! Эта сучка у меня даже ремни для своего урода из брюк повытаскивала! Еле книги увез! Не забрала только потому, что эти ей показались ненужными. Эх, если бы эта дура знала, какие деньги могли дать за них, тут раритетов на миллион! – радовался Момот, впервые с удовольствием.

– Не спорю, – подтвердил Смольников. Книги у Момота были стоящие. Неприметные, в неброских переплетах, но под ними крылось богатство.

Однако не толстые тома привлекли его внимание, а скромная брошюрка с занятным названием: «Япония – щит арианской веры». Сам он неплохо ориентировался в специальной литературе, эта книжка притягивала к себе смелостью названия.

– Георгий Георгиевич, – успел он остановить новый монолог Момота. – Мы хотели бы пригласить вас на выступление. Ваших «Таинственных монахов» мы прочитали с удовольствием, но повидаться с автором очень хочется, послушать вживую.

– Кто – мы? – осознал цель визита Момот.

– Компания «Русские витязи», – на ходу придумал Леонид.

– Ясное дело, – кивнул Момот. – Я так вас и вычислил. Ко мне только бедствующие русофилы и заглядывают. А вы – бывший чекист, у вас на лице написано. Костюмчик приличный, сидит отменно. Кто ж еще может быть? «Русские витязи». Организовали частное сыскное бюро, поставляете сведения жидам-банкирам об их нахуйницах. Куда пошла, кому дала… Без аванса не поеду, – изрек он неожиданно.

– О чем речь? – разулыбался Смольников.

– Двести вперед, само выступление – еще триста. Я ведь профессионал, уважать надо.

«На двести я разорюсь, – полез за портмоне Смольников, – лишь бы книжонку выпросить».

– Нет проблем, – держал в руках портмоне Смольников. – А до встречи с вами могу я прочесть эту брошюрку? – указал он на книжный стеллаж.

Только когда Момот протянул ему книжку, Смольников выпустил из рук купюры.

Расстались довольные друг другом.

На улице Смольников связался с Судских:

– Игорь Петрович, мне сейчас появиться или завтра?

Надо понимать, ничего путного ты у писателя не выудил, если готов отложить встречу?

– Отчасти вы правы, – не стал лукавить Леонид. – Но кое-что есть.

– Как тебе Момот? – поинтересовался Судских.

– Грамотнющий мужик, мыслит неординарно, мог бы нам пригодиться в работе. Колдуном себя называет, но в такой бедности живет, врагу не пожелаешь. Новый роман строчит.

«Знал бы ты его в прежней жизни, – хмыкнул Судских, кладя трубку. – Вот куда гордыня Жору завела, наказал Всевышний, низринул с высот. Властелином мира хотел стать…»

Он посидел, задумавшись, пристукивая пальцами по столу. Мысли о Момоте всегда вызывали у него усмешку, но грустную. Пример того, как человек целенаправленно шел к власти, используя свой ум для отмщения обидчикам. История полна примеров, но легион не убывает. Месть! Опасная штука и сладкая одновременно.

«Но вторую щеку подставляют те, кому больше подставить нечего. Вообще христианство создано для стада», – пришел к странному выводу Судских. Спохватившись, переключился: «Позвоню-ка я Воливачу, что он там вытряс из Шмойлова…»

– Клянусь, только собрался тебе звонить! – радостно отвечал Воливач. – Шмойлов много интересного поведал.

– Как вам удалось? – удивился Судских.

– Ты не знаешь, что в нашей конторе даже заяц станет слоном на допросе?

– Только не бейте больше ногами, – закончил за него Судских, и Воливач громко захохотал.

– Бить не бьем, – уже серьезно отвечал он, – но дожимаем клиентов тщательно. Шмойлов, как выяснили, оказался правой рукой Гуртового в оперативной работе, ему подчинялись все боевики. Теперь чистку по всей России сделаем. Каково?

– Впечатляет, – согласился Судских. – Виктор Вилорович, а что с ними после чистки делать? С оставшимися в живых?

– Это пусть прокуратура думает, – снисходительно ответил Воливач. – Наше дело взять и отдать служителям Закона.

– А не стоит ли перевоспитывать их другим путем? Русские ведь, молодые парни, им жить да жить, а не в колониях маяться, оттуда калеками возвращаются, обозленными.

– Подскажи, каким?

– Допустим, тем, какой использовал президент, собрав воров в законе и подрядив их работать на благо России.

– Да? – послышалась ирония в голосе Воливача. – Отпустили щуку в море. Гарантии давал президент, расхлебывать мы с тобой будем. В такие методы перевоспитания не верю.

– Но инородную банковскую мафию он вытеснил? – возразил Судских. – Законники слово держать умеют. И в стране стало спокойнее.

– Это заслуга казаков.

– Совместная.

– Чего мы спорим? – прекратил полемику Воливач. – Боевиков уговорами в лоно закона не вернуть. Это недочеловеки, Игорь. Шмойлов показал: боевики поголовно зомбированы, – пояснил Воливач. – Они выполнят любой приказ старшего, самый бесчеловечный, и не ойкнут. Дорогу назад к людям у них отняли навсегда. А твой любимый президент намекнул, что не удивится, если при задержании процент убитых боевиков будет высоким. Доволен? Истребление класса!

Возразить Судских было трудно. О записке Гуртового он сознательно умолчал.

– И все же, Виктор Вилорович, не торопись повышать процент. Я связывался с Луцевичем как раз по поводу зомби. Возможно, для этих бедняг не все потеряно. Это наши мальчишки, других нет. Обманутых жалко.

– Оптимист, – с чуть заметной иронией похвалил Воливач. – За это тебя уважаю. Торопиться не будем, обещаю. Дай тебе с Луцевичем Бог удачи. Я думаю, Его канцелярия людские души, как ты, считает. Мстят сознательным.

Все основные дела дня Судских закончил, но кабинет свой покидать не спешил.

«Интересно, – задумался он, – позвонит подруга жизни? Пора бы и повиниться…»

Слишком они отдалились друг от друга.

Звонок последовал:

– Судских, домой думаешь ехать?

– Думаю, – ответил он холодно. – Но не поеду.

– Бабу небось завел?

– Бабу? Бабу не заводят – бабу лепят.

– Какой грамотный, – нараспев ответила жена. Раньше таким тоном муж с ней не разговаривал. Прорезались угрызения совести в ней пополам с ощущением ускользающей собственности. – Ты хоть о сыне подумай. Севка послезавтра улетает к себе во Владивосток. Простись хоть по-человечески.