Текст книги "Набат-2"

Автор книги: Александр Гера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)

– Что происходит? – спросил он, связавшись в очередной раз со штаб-квартирой Ордена.

– Ничего особенного, – ответили ему. – Налаживается причинная связь вещей. Продолжайте поиск.

Тогда, от одиночества и желания слушать человеческий голос, Дронов поведал о радуге-змейке. Вместо привычного голоса Игнасио с ним заговорил сам великий магистр.

– Вы точно видели это?

– Абсолютно точно. Только посчитал, что мне почудилось.

– Когда это случилось?

Дронов высчитал день, когда прекратился дождь. Последовала пауза, и он подул в микрофончик.

– Брат Геннадий, подберите ровную площадку для приема самолета, сообщите нам и выставляйте радиомаяк. Задание отменяется. Скоростной перехватчик будет за вами через шесть часов. Постарайтесь уложиться.

Он не спросил, ради чего такая спешка: не принято переспрашивать великого магистра, только пожал плечами недоуменно.

Дронов взобрался на пологий склон, с его верхней точки обозрел окрестность. Километра за два налево ему приглянулась ровная полянка почти прямоугольной формы. Судя по всему, за ним выслали перехватчик с вертикальным взлетом. Посадочная площадка вполне подойдет. А вправо от полянки он сразу увидел озеро и что-то похожее на жилище у самого берега. Он даже фигурку разглядел, и – разрази меня гром, если это была не женщина! Его неудержимо влекло вправо, но ослушаться он не посмел: время отмерено, овцы посчитаны, и – разрази меня гром! – на женщин времени не оставалось. Если в такую даль отправили за ним перехватчик, значит, есть дела, где женщинам места не остается. Раньше было нельзя, теперь поздно.

Спустившись со склона, он зашагал к поляне, насвистывая маршевый мотивчик. Рюкзак за спиной и выкладка не тянули, шагать было весело и не страшно. За него думали.

Мотивчик пришлось оборвать, едва он отшагал по равнине метров сто, не более. Плотно растущая трава, какой-то вымахавший до трех метров осокорь мешал двигаться, а почва под ногами проседала, мешая двигаться ходко, зачавкала жадно.

«Болотина!» – отпрянул назад Дронов. Напрямую к полянке хода нет. А дорога в обход по топкому месту займет часа два. Быстро он продвигался к этой точке, отмахал играючи до тысячи километров, а тут продвижение замедлилось до черепашьего и ничего придумать нельзя: руки и ноги остаются человеческими.

На обход болота ушло полных три часа. По высоким кочкам и буйным зарослям травы. Рюкзак и выкладка стали обременительны, а он всю теплую непромокаемую одежду уложил в рюкзак, двигаясь в шортах и майке-безрукавке, изрядно порезался, и тело саднило от глубоких порезов, так он спешил. Пришлось облачаться, как в скафандр, в защитный комбинезон, надеть сапожки и перчатки. Сразу стала донимать духота, и на край полянки он выбрался почти обессиленным и свалился на траву бездыханным.

Контрольная стрелка хронометра показывала, что до прибытия самолета оставалось чуть более двадцати минут. В штаб-квартире считали с предельной точностью, на этом строилась любая тактика – точность и беспрекословное исполнение.

Дронов извлек из карманчика рюкзака радиомаяк и запустил его. Пора осмотреться и доложить о себе.

Поляна оказалась искусственным прямоугольником, крышей какого-то подземного хранилища. Она поросла мелкой травой очень ядовитого цвета. Кое-где торчали грибки вытяжных вентиляторов, лючки и люки. Ступая осторожно, Дронов прошел в глубь полянки, и с каждым шагом его одолевало беспокойство. Покрытие оказалось крайне ущербным, частично куски бетона провалились, обнажив арматуру. Из таких дырок тянуло неприятным горчичным запахом. Случайно Дронов обратил внимание на свои сапожки: черный полиэтилен облез до белизны.

– Мать моя женщина, черт бы меня побрал! – ужаснулся Дронов и, не разбирая пути, побежал прочь. – Бинары!

Он попал на заброшенный склад отравляющих веществ, сам того не желая. Он не ошибся. Черт сидел в подземелье.

Когда-то в России засыпали в хранилища больше отравляющих веществ, чем пшеницы. Покупное зерно съедалось быстро, адская морилка хранилась десятилетиями и устойчиво прибавлялась. Одних рук не хватало для уборки урожаев, другие забывали отрывать за подобную осмотрительность. Одни сгорали в битве за урожай, другие к битвам готовились, не дождавшись, уходили на пенсию и получали ее исправно.

Когда-то Россия пол-Европы кормила своим зерном, ее уважали.

Звук реактивных турбин Дронов услышал издалека, но самолет появился неожиданно, как чертик, опередив свой звук и попытки Дронова связаться с Орденом. Перехватчик завис над площадкой с изумрудной зеленью. Пилот развернул клюв перехватчика в сторону Дронова, который отчаянно махал руками, и показал ему большой палец. Дронов замер в ужасе. Свист турбин стихал, амортизаторы шасси оседали, секунды сжимались в томительную паузу, и, как только. никелированные амортизаторы убрались в стаканы шасси, перехватчик, словно подстреленный ястреб, рухнул оземь и почти следом исчез под кровлей.

– Господи, помоги! – пришел в себя, завопил Дронов. Вместе с рухнувшим в преисподнюю самолетом рушились его честолюбивые планы, рушилась лестница восхождения, по которой уже не взойти. Он чувствовал это всеми фибрами души, и в тяжелый час душа обратилась к последнему прибежищу: – Господи!..

Истошным голосом орал снизу пилот и проклинал его неистово и страшно, а тут еще из дыры взметнулось оранжевое пламя.

Сейчас взорвется! – понял Дронов и представил ядовитый сполох. Ноги сами повлекли прочь, и он бежал, не разбирая пути, но не споткнувшись ни разу, до самого склона.

Больше часа, прячась за деревьями, он дожидался взрыва. Его не случилось. Видимо, Всевышний услышал его отчаянный крик, хотя мог оборонить заранее. Не хотел? Не посчитал нужным.

С еще большей осторожностью он добрался до края площадки и только оттуда рискнул крикнуть. Добираться до дыры не рискнул.

– Эй! – позвал он. И сильнее: – Эй!..

Молчание. Значит, бесполезно.

Теперь он вспомнил о мобильной связи и набрал код.

– Перехватчик погиб.

– Мы знаем, – ответил сам магистр. – Ты поступил гадко. Правило погибать и выручать товарища записано нами. Пилот держал^ с нами связь целых полчаса. Знаешь ли ты, каково это – полчаса?

– Он сел на подземное хранилище, я хотел предупредить его, – пытался оправдаться Дронов.

– Кайся! – услышал он последнее слово, и связь прекратилась.

Он неразумно потоптался на месте, посмотрел на небо, на полянку, на дальний склон и вспомнил о том озере, где привиделась ему женщина.

– Да пропади оно все в чертово гузно! – выругался он, посмотрел на безнадежный теперь мобильник в руке и зашвырнул его в болото.

3 – 16

Ноги отказались идти, и Кронид со слезами разглядывал своих неустанных помощников. Истертые в кровь, с ужасными трофическими язвами, они представляли жалкое зрелище. Один, под проливным дождем, не имея возможности отдохнуть по-человечески, он шел и шел, влекомый внутренним голосом.

Куда иду? – вопрошал он, и голос отвечал: ты идешь правильно, туда, где нужен ты и эти бесценные книги.

Если бы не книги… Плотно завернутые в спальный мешок, они весили изрядно. Без них идти было бы легко и отдыхать спокойно, но другого выхода он не видел. На привалах он первым делом заботливо устраивал книги, потом брался за ноги, как мог обихаживал их и только потом думал о желудке. Он понимал: надо отлежаться, хоть чуточку датьн ногам передых, подлечить раны, бессмысленно двигаться черепашьим шагом, добивая себя.

Но где найти приют, если на многие километры ни огонька, ни домашнего звука, хотя бы сухое место найти, лечь и расслабить мускулы. Только о сухом уголке молил он Всевышнего.

Ему повезло. Среди унылого мелколесья он разглядел кряжистый дуб. Патриарх среди жалких осинок, он стоял гордо, как единственный из оставшихся, хранитель древнего наказа.

Ему повезло еще больше, когда он приблизился к дубу. В корнях он разглядел лаз, обследовал его и убедился, что нора глубока и внутри сухо. Не раздумывая он затащил в нору книги и влез сам, блаженно закрыв глаза.

Ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, лежать бы вот так в сухости и подремывать, слушая, как в ином мире падают капли и моросит уютный дождь, идти никуда не надо.

Но надо идти. Месить разбитыми опорками грязь, сдерживая нестерпимую боль в ногах, никого не проклиная, смиренно двигаться к цели.

Кронид ощутил в норе присутствие другого существа. Когда глаза привыкли к темноте, он обнаружил у своих ног собаку, которая не зарычала при его появлении, но дружелюбия не проявила, и вторжение Кронида всего лишь насторожило ее.

– Не бойся, – сказал Кронид. – Трудная пора, всем плохо. Чай, поместимся. Еще бы ноги мне восстановить.

Собака поняла его дружелюбный тон и положила голову на лапы, успокоившись.

Целебное масло Кронид использовал еще на лампадку. Пришлось выползать из норы, рвать листья. Нажевав их, он добавил в жвачку подорожник и целебной травки, обложил ею раны. Из рюкзака он добыл последние шерстяные носки и натянул на ноги. Стало совсем хорошо, оставалось просить Всевышнего дать ему покой до утра, чтобы ноги зажили и можно было двигаться дальше.

– Давай поспим, – обратился он к собаке, и та шумно вдохнула воздух, выражая понимание.

Обычно в пути Кронид обматывал ноги портянками, а носки берег для ночлега. Шерстяные носки остались последние, а портянки превратились в истлевшие лохмотья, которые не только надевать, а в руки брать противно.

В норе оказался лежалый мох, видно, уже кто-то ночевал здесь или прятался от непогоды. Устроившись удобнее, Кронид велел себе спать. Спать до тех пор, пока не устанет от сна.

– Слышишь, дружок? – обратился он к собаке. – Утро вечера мудренее.

Пес приподнял голову, будто переваривал слова, потом зевнул и прилег прямо на ноги Кронида, предварительно обнюхав шерстяные носки. Вроде бы запах понравился ему.

Проснулся Кронид от непонятного раздражающего фактора. Не открывая глаз, он думал, что именно мешает ему. Было спокойно, ничто не настораживало, только собаки на ногах не оказалось.

В норе стало чересчур светло.

Выглянув наружу, он зажмурился от неожиданности. Светило яркое солнце, небо очистилось от сырого низкого полога. Сколько он проспал, трудно высчитать сразу, но то, что не лило и светило солнце, это яснее ясного и прекраснее прекрасного.

Не болели ноги, тело просило движений. Стянув шерстяные носки, он не увидел язв.

– Солнце! Солнце! – ликовал он, воздев руки к небу, ощущая босыми ногами тепло земли.

Откуда ни возьмись появилась собака, запрыгала с лаем вокруг него, радуясь вместе с ним.

– Видишь, как оно? – погладил собаку Кронид. – Вернулось солнышко, теперь жить легче будет!

В ярком свете дня отчетливо проступали контуры предметов, видно было далеко и понятно глазу: с возвышения он обнаружил почти рядом озеро и маленький лесок возле и какое-то строение на берегу, а в другой стороне луговину с необычно яркой травой. Глаза упрямо поворачивались к озеру. Там была жизнь.

Наученный горьким опытом, к луговине он не пошел, а сразу устремился к воде. Там пища, там топливо и можно спокойно передохнуть перед броском через горы. Их очертания проступали теперь далеко на западе. Когда они направлялись на север, Пармен сказывал, что большая община старообрядцев и сторонников ведической веры обосновалась в Предуральс, их всегда примут там уважительно.

Оставались четыре галеты. Кронид с легким сердцем разделил нехитрый рацион надвое. Собака одним махом съела свою половину и вожделенно уставилась на оставшиеся две галеты.

– Вот ведь как, – засмеялся Кронид. – Это не по-мирски, надо бы и мне подкормить свою плоть, иначе кто же о пропитании будет заботиться? Уважай хозяина.

Собака от этих слов пристыжеино отвернулась. Дышала часто, высунув язык, лишь бы не поддаться соблазну.

– Держи, – кинул ей галету Кронид со вздохом. – И пора в путь. Засиделись, солнце высоко. Пошли, друг. – И собака ответила радостным лаем, припадая лапами к земле.

Животина в одиночестве, видно, настрадалась не меньше Кронида и была счастлива встрече с ним. Где ж обретаться ей, если не рядом с человеком? Называется другом, считается сторожем, спит на улице, питается объедками, а вот, поди ж ты, счастлива иметь хозяина. По-людски, за подобную дискредитацию морды бьют, так человек две свободные конечности для кнута и палки употребил, а у собаки все четыре лапы заняты служебными обязанностями, ответить нечем, она смирилась с перекосами в понятиях. Она преданно служит за объедки.

Собака была непонятной масти, крупная, но не злая, что-то от меланхоличного сенбернара и безотказной дворовой сучки. Морда умная и главное – безмерно счастлива от обретения хозяина.

Еще со склона Кронид приметил людское жилище. Вблизи оно оказалось наспех сколоченной хижиной, куда пошли самые неописуемые в стыковке строительные материалы от железнодорожных шпал, пропитанных креозотом, до древесных плит. Навесы вокруг из проржавевшей жести составляли двор, а под ними поленья, доски, сучковатый хворост.

– Посиди здесь, – велел собаке Кронид и ступил во двор. Собака послушно села, сразу вывалив язык.

– Стой! – услышал Кронид откуда-то из-под навеса. – Ни шагу! Стрелять буду!

– Зачем? – спросил Кронид, поворачивая голову на голос. – Я без оружия…

– Ничего, я с оружием!

Голос принадлежал женщине, небольшого роста и крепкой, в рыбацких бахилах, в огромном, до колен, водолазном свитере. В правой руке она сжимала «Калашников».

Кронид попятился на шаг из двора. Собака посмотрела на него участливо, видать, довелось сюда наведываться и быть изгнанной.

Женщина подошла с нацеленным прямо в живот Кронида автоматом. Недоверчивые глаза смотрели пристально. На вид ей было около сорока, а то и все пятьдесят – так уродуют женщину мужская одежда и работа.

– Выкладывай, что надо? Откуда двигаешь?

Голос был уверенный и властный. Кронид мало встречал женщин и не мог определить, какому типу людей принадлежит подобный голос, но видел он, что женщина говорит без робости, привыкла к нелегкой године и одиночеству, а уж дрова и навесы укладывала явно сама, без мужской помощи.

– Кронид я, путник. Вот, собака за мной увязалась, – смиренно ответил он, держа руки над головой.

– Вижу, что путник. А в рюкзаке что?

– Книги.

– Книги?

Она расхохоталась.

– Ты придурок, не иначе. Сейчас с динамитом шастают!

– Нет, я нормальный, – возразил Кронид. – Так вышло. А еду я в дороге нахожу.

– Вона… – уяснила она, разглядывая Кронида внимательнее, как вещь на продаже.

– Рыбу промышлять можешь?

– Конечно. Даже без снастей могу.

– А зверя?

– Нет. Нельзя это.

– Вона… – опять что-то про себя отметила тетенька. – Почему нельзя? Моралист, что ли? В такое время все можно.

– Никогда нельзя. Особенно теперь, – стоял на своем Кронид, не решаясь заглянуть ей в глаза, а она, наоборот, буквально выковыривала его взгляд. Автомат уже не целился в живот Крониду, а висел палкой, к неудовольствию пса, который следил за кончиком ствола. Видимо, опыт был: в России последнее время собачье дружеское мясо считалось деликатесом.

– Кушать хочешь? – спросила женщина.

– Хочу, тетенька.

– Я тебе не тетенька. Руки опусти. Я Клавдия Васильевна Махова, бывший депутат Государственной Думы. Понял?

– Да, – ответил Кронид, опустив руки. – А как же вы очутились в такой глуши? – не поверил своим ушам Кронид.

– А ты как со своими книжками? Можно подумать, здесь глушь, а вокруг «мерседесы». Да, была дспутатшсй. И умной была, и красивой… А года два как приемничек кручу, и ни одной станции, ни одного сигнала нет. Да и батарейки сели, некого кричать, – махнула она рукой. – Постой тута, – без многих слов распорядилась она и вошла в хижину.

– Вот какие дела, Друг, – посмотрел на собаку Кронид, а она подняла морду к нему и будто бы улыбнулась: ничего, хозяин, пока не прогнали и как будто поесть дадут. Глядишь, и мне корочка перепадет. Жизнь налаживается, хозяин…

Клавдия Васильевна появилась стремительно, как и вошла в хижину. Вышла без автомата. Руки были заняты сухарями и глиняным жбаном. Шла к нему размашисто.

– На-ка вот, подкрепись перед работой. Квас, сухари, чем богаты, тем и рады.

– Сухарики! – навернулись слезы на глаза Кронида, так близко оказался дед Пармен, любивший баловаться ржаными сухарями. Давно он не видел хлеба.

Видя такую искренность и почти детскую умильность гостя, она разрешила снисходительно:

– Ладно уж, заходи в дом. А ты охраняй, – собаке. – Дармоедов нет. Сейчас и тебе что-нибудь найдем.

Собака послушно уселась, переминая передними лапами. Видать, сообразила: мужчина и женщина – это стабильное питание.

– А ты где ее откопал? – спросила Клавдия Васильевна.

– Возле вас. На склоне познакомились.

– То-то я гляжу, интерьер знакомый! С год назад приблудилась, я ее кормлю, а тут вдруг обиделась – харчи вынесла несвежие – и ушла. Здорово, Найда.

– Это Друг, – учтиво поправил Кронид.

– Только дырочка вокруг, – возразила она. – Разве не видишь, сучка это. Пошли, Найда. Где место? Правильно, тут твое место, – взглядом проводила она собаку, которая покорно устремилась под навес, обнюхала угол и легла.

Внутри хижины было вполне опрятно, чувствовалась женская рука, и только несовместимость вещей сбивала с толку. Книги на стеллажах и полках, прялка в углу, бахилы у порога и модельные туфельки на видном месте, на приступке печи, два хрустальных фужера среди глиняной посуды. Будто с пожарища натаскано все подряд, нужное и ненужное.

Не мешкая Кронид вгрызся в сухарь, запивая его квасом из крынки. Пока она выносила миску похлебки собаке, Кронид управился с квасом и сухарями. Голодный взгляд потеплел, потеплел взгляд женщины, гость оказался совсем ручным.

– На-ка вот, – выставила она на стол банку сгущенки.

– Мо-ло-ко! – озарился Кронид.

– Тут раньше запретная зона была, – походя рассказывала Клавдия Васильевна, – склады остались. И понимаешь, – разохотилась она благодарному слушателю, – набралась я смелости и пошла взглянуть, что там запретного под черепом и костями. В самом деле, столько наворочено всякой химии, ужас берет. Километра три в квадрате одни подземные склады! А поодаль провиант всякий, воинские вещички. И никто, кроме меня, до этого богатства не добрался! – довольно воскликнула она. – Увидят черепушку, травку изумрудную увидят – и назад. А я, недоучившийся, но химик, пошла, перекрестившись, глянула, вот склады с довольствием и выглядела. Одежда есть, питание есть, только мужиков там не хранят, – расхохоталась она, вполне довольная собой, и перевела стрелки на другой разговор: – Не бойся, миленький, сегодня в тепле и ласке спать будешь. Заканчивай обедать и выходи во двор, – распорядилась Клавдия Васильевна, вставая из-за стола.

Кронид оглядел жилище. За раздвинутой цветастой занавеской, перегораживающей хижину на две половины, стоял топчан. Другого места для ночлега не было. Привыкший не стеснять людей, Кронид засуетился:

– Я засветло подыщу чего, у меня спальник есть.

– Зачем?

– Ночевку приютовлю.

– Напрочь ты дикий, – уверенно констатировала Клавдия Васильевна. – Зачем спальник? Ко мне под бочок, и вся недолга.

Поднялась, не обсказывая тему дальше, и уже со двора раздался се непререкаемый голос:

– Найда, ко мне! Что разлеглась, как хозяйка?

Кронид встал из-за стола, так и не разобравшись, почему ударила в лицо тягучая волна стыда от последних слов хозяйки. Всплыли жадные глаза Вики, ее обнаженное тело, похотливые руки, смешная фигурка недоразвитого мальчишки с пупырышками грудей. Там были притязания, здесь – распоряжение властной хозяйки, заставляющее подчиняться.

Он вышел из хижины, зажмурился от солнца и сразу открыл глаза под окриком:

– Хватит нежиться, красавчик! Пора харчи отрабатывать. Пошли, дощаник покажу.

Найда переминалась передними лапами и за Кронидом не пошла. Прости, хозяин, говорила ее пристыженная морда, тут кормят, тут службу надо править.

Из-под стрехи навеса хозяйка вытащила удилища и вручила Крониду.

– Лови на красную тряпицу. Рыба совсем одурела, зажралась, на экзотику клюет, как мы, бывало. Ты как к экзотике относишься, э? – спросила она, пытливо заглядывая в его глаза.

– Никак, – ответил Кронид и опустил глаза; что-то провокационное было в вопросе, чем-то пугала его прямота.

– Научим, – насмешливо пообещала она. – А к излишествам?

Кронид густо покраснел.

– Ладно, – разрешила она. – Мужик работает, баба его за это любить должна. Понял, живчик?

Ничего он не понял, а злиться условия не позволяли. Хоть беги прочь, а незачем. Книги, упакованные в спальник, он предусмотрительно засунул под топчан: не они нужны этой женщине, книг не отберет, а остальное не жалко.

Рыбачил ось славно. Разнорыбица перла на крючок с красной тряпицей как умалишенная. Насадил червя – тишина.

Хотел рыбачить сразу с трех удочек, не успевал с одной справляться. Солнце не успело до горизонта дойти, а весь дощаник завален рыбой, а рыба-то, поросята, а не рыба!

– С уловом! – встретила Кронида Клавдия Васильевна.

Кронид вывалил рыбу в эмалированную ванну, невесть почему стоящую здесь, и она принялась сортировать ее.

– Так, милый мой рыбачок. Почти весь улов на удобрение, а кое-что можно в пищу.

– Как – на удобрение? – не поверил Кронид.

– Молча. Вот эта, с синими жабрами, поражена химией, это – карась-перерожденец, пестицидов нажрался в донной гадости, кишит глистами, а вот плотвичка подойдет на жареху.

Заученными движениями она отобрала с десяток плотвичек. Подтолкнула его в бок игриво:

– Не расстраивайся, с хищником не пропадешь. Отдыхай до ужина.

Кронид ушел к озеру, сел на причал и снял сапоги. Ноги отошли, раны затянулись, но от сапог дух шел тяжелый. Умывшись, перемыв все подряд, он босиком отправился во двор, где примостился на корточках, втягивая ноздрями нестерпимый аромат горячего масла.

Стремительно вышла из хижины хозяйка.

– О, чего это ты разулся?

– Ноги отдыхают.

– Иди за мной, – скомандовала она.

В хижине подошла к сундуку, извлекла груду вещей.

– На-ка вот, примерь. С воинского склада вещи. – Прошла к другому сундуку и добыла высокие сапоги со шнуровкой. – Воевать не с кем, в миру сойдет. – Стремительно прошла к топчану и задернула цветастую занавеску. – Готовься к ужину.

Он отобрал из груды комбинезон на широких подтяжках, куртку, майку, носки, все защитного цвета – вылитый боец. В таком наряде полмира прошагать можно.

– Готов? – появилась она из-за шторы. Кронид остолбенел. В летнем платьишке, в модельных туфельках, хозяйка превратилась в юную даму. Жаль, манеры оставались вровень с рыбацкими бахилами: – Ну чё, приход солнца отметим?

Из высокой бутылки разлила по хрустальным фужерам чего-то терпко пахнущего, один пододвинула Крониду:

– Со свиданьицем, хозяин? До дна!

Кронид покорился и опрокинул в себя жидкость. Перехватило в горле, запершило, глаза налились слезами.

– Вот так мужчина! – подскочила она, постучала по спине ладошкой. – Чистейший спирт! – И засмеялась. – Закусывай!

Собравшись с духом, Кронид потянулся к рыбе, но она протянула ему консервированный помидор.

– Это лучше.

Действительно, стало лучше. Потом в хороводе видений, в хмельной отваге мешались закуски и подливания.

– Можно я не буду больше пить? – попросил он. – Я никогда не пил спиртного.

– А службу не нарушишь? – спросила она, прищурившись.

– Ни за что! – храбро ответил он, не различив подвоха.

После этого кособочилось вокруг и было весело, и спирт пился и запивался чем-то отрезвляющим, и не пугал впивающийся в него хозяйкин взгляд. В конце концов она скомандовала:

– Прогуляйся перед сном, и спать.

Сказано – сделано. Под звездным небом стало легко и неудержимо отважно. Теплые звезды шептались весело, на боку лежал Орион.

– Орионушка! Все нормально! Сейчас отдыхать будем. Прости.

Он вернулся в хижину. Посуда со стола исчезла, пропала и хозяйка. Керосиновая «летучая мышь» горела в полсвета.

– Где ты там? – донеслось из-за шторы. – Укладывайся.

Кронид примерился к лавке, сел, блуждающими движениями снял одежду и пошел к топчану. Она откинула одеяло, и Кронид покорно забрался на топчан, будто получил шпаргалку на экзамене. Только какой предмет сдавать?

– Ты не бойся меня, – прошептала она, вжимаясь в него всем телом. – Если вина не пил, значит, и женщин не было?

– Не было, – подтвердил Кронид и вздрогнул от властного прикосновения к промежности.

– Сколько тебе?

– Шишнадцать, – разумно ответил Кронид.

– Вот и хорошо. Учиться будем, да? Я тебя всему научу, только не спеши. И расслабься, расслабься. Я все сама, ток-шоу такое было, бабы мужиков уму-разуму учат. Ой какой ты сладкий, ой какой…

«Вот она, какая жалость, – валясь на бок, думал Кронид. – Так, видно, отпущено Всевышним, чтобы человек искричался, изгоняя болезнь. Пятый раз лечилась, а дьявол глубоко сидит Но ведь получается? Помогло?»

В хижине светало, огонь лампы с1ил белесым, глаза Кронида закрывались непроизвольно.

– Давай полечимся еще? – шепнула она.

Добрый Кронид не мог отказать.