Текст книги "Набат-2"

Автор книги: Александр Гера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц)

2 – 11

Вика обещала вернуться через неделю, и Кронид томился ожиданием новой встречи. Он ждал ее и боялся одновременно ее прихода. Она раздражала его, сеяла сомнения и влекла.

За годы общения с Парменом у них никогда не возникала тема отношений мужчины и женщины. Врачевание – в порядке вещей от самых сокровенных областей тела до обычных грибковых поражений. Он осваивал естественные и физические науки, постигал философию и не задумывался над природой естества, а Пармен часто повторял: подрастешь, станешь крепок душой и телом, тогда тебе откроется иной мир. И Кронид послушно ждал. Он верил наставнику свято. Скажи ему Пармен, что дети заводятся в капусте, он бы принял это за аксиому, врачуя тем не менее беременную женщину.

Развитие Кронида опережало возраст. В четырнадцать лет он выглядел хорошо сложенным юношей. Умным, воспитанным и наивным. Именно о таких мечтают все родители и удивляются, когда детишки дают им советы в области секса и деторождения.

Давным-давно в Зоне Кронида опекали все женщины. Он жил в отдельной сухой и теплой пещере, тепло было снаружи, и взрослые ходили в купальниках, плавках, шортах, часто без маек. Был какой-то праздник, и Кронида оставили без присмотра. Он терпеливо дожидался, когда ему расскажут поучительную историю на сон грядущий, не дождался и вышел поискать очередную няньку.

Он вошел в большую пещеру, где время от времени собирались жители Зоны, если начинался дождь. Играла приятная музыка, мужские тела сплетались с женскими, и Кронид наблюдал, силясь понять детским умом, почему взрослые танцуют, лежа на подстилках. И голые. Его заметили. Одна из женщин спохватилась и, как была нагишом, вскочила, уводя его прочь. Она спешила, и в такт шагам колыхалась се грудь.

– Это от болезни? – спросил он, указывая на возвышенности женского тела.

– От болезни, – с готовностью подтвердила она.

– А это? – указал он пальцем на другое непонятное место. У него было не так.

– И это от болезни, – спешила женщина уложить Кронида и вернуться к прерванному празднику.

– Так вы лечились в большой пещере… – догадался мальчик.

– Лечились, – выдохнула женщина, не зная, плакать или смеяться. – Только ты больше туда не входи, когда взрослые лечатся. Процесс излечения можно нарушить…

Вот и все познания на первый случай. Пармен обходил запретную тему, а Кронида она не волновала совсем.

Едва они познакомились, Вика стала освобождаться от одежды. В землянке тепло, и сам Кронид стянул промокшие куртку и комбинезон. Управившись первым, он дожидался Вику, чтобы взять ее одежды и развесить для просушки.

Его терпеливое ожидание она истолковывала по-своему и раздевалась неторопливо, изгибаясь, улыбаясь зазывающе, как опытная стриптизерша. Хозяин землянки приглянулся ей, и Вика, живущая без комплексов, сразу смекнула, что с этим славным мальчиком она развлечется всласть. Не хватало только приятной музыки, способной землянку превратить во дворец, а скромного паренька в страстного мужчину, рыцаря женских просьб и слабостей. Она уж постарается, ей он ни в чем не откажет…

Снят комбинезон, майка, колготки, остались лишь узкие плавочки. Маленькие груди торчали вызывающе и хищно.

– А у тебя резинки есть? – деловито осведомилась она. – Я не захватила. – И, взяв пальцами плавки, приготовилась демонстративно снять их.

– Какие резинки? – не понял Кронид, во все глаза разглядывая девушку. Он ощущал внутреннюю тревогу, а инстинкт подсказывал, что ей надо помочь: гостья, несомненно, больна, пришла излечиться. Кто-то подсказал ей… у кого-то вызнала, что он умеет врачевать любые болезни…

– Эй, – управилась с плавками Вика, начиная по-своему соображать, что юноша этот сам нуждается в помощи и явно не имел до этого женщин. Догадка усилила ее азарт – в кои-то веки заполучить девственный цветочек! – Ты никак лопушок? Никогда голой бабы не видел?

– Почему же, – сглотнул слюну Кронид. – В детстве видел. А еще когда дедушка Пармен учил врачевать женские болезни…

Вику одолел нервный смех. Она вольно расселась на ложе, хохотала до колик, падала ниц, поднималась, без слов тыча пальцем в Кронида, и вновь заходилась в смехе, утирая слезы.

– Дедушка… Бабушка… Ой, кончусь!..

Кронид недоумевал. Лезла в голову только притча о бесплодной, которой привиделся Будда…

– Вы хотите ребенка? – участливо спросил Кронид.

Недоуменная пауза – и Вика взвыла от восторга. Смех чуть не задушил ее. Кое-как справившись с кашлем, она жестом попросила воды. Опорожнив кружку до дна, спросила:

– Ты откуда такой взялся? С Луны?

– Нет, – серьезно ответил Кронид. – Из созвездия Орион.

– Да-а-а? – протянула Вика. С шизиком она еще не трахалась. – И зачем ты здесь? Сделать мне ребенка? А ты умеешь?

– Я многое умею, – с достоинством сказал Кронид. Он обуздал себя, и прелести Вики его больше не мучили.

– А как насчет ребенка? – вела свою игру дотошная Вика. – Пообещал и не приступил. Тело остывает, давай!

– Я сразу вспомнил, – степенно говорил Кронид, – что именно нужно сделать от бесплодия.

– Так ты врачеватель, – растягивая слоги, догадалась наконец Вика, и новая игра открылась ей.

– Да, я могу врачевать любые болезни, – подтвердил Кронид. – Необходимо найти уязвимые точки на теле больного человека и повлиять на них.

– Любые не надо, – соображала Вика. До сих пор ни один мужчина не мог так долго сопротивляться ей. Ну, поигрались и будет. Или ее умно дурачат? Не может же этот красивый и взрослый парень в самом деле оказаться девственником. Сейчас такие профуры вокруг, ей не чета, так изловчатся, что ухо подставят не моргнув глазом.

Она решила подыграть ему:

– Вылечи меня от бесплодия. Мне говорили о тебе, вот я и пришла за помощью.

– Хорошо, – вежливо согласился Кронид. Слава Богу, и для него все прояснилось. – Ложитесь удобнее.

– Ну наконец-то! – обрадовалась Вика и, удобно расположившись на ложе, прикрыла глаза. Ей повезло. Этот милый лопушок знает только «пирожок», но это приятнее приевшихся фигурных поз и технических наскоков ее обильных партнеров.

– Ну, что же ты медлишь? – прошептала Вика, сгибая ноги в коленках. – Иди же, иди…

– Надо бы вам лечь на живот, – попросил Кронид, и Вика приоткрыла один глаз: не так прост этот оголец. А она-то думала… Э, да он извращенец! Вот так лопушок… Ну что ж, прививка от СПИДа у нее есть, на случай изощренности она разбирается в приемчиках рукопашного боя. – Ну давай, – разрешила она, перевернулась, а глаз следил за ним неотступно.

Он плотно припечатал ее тело к ложу и от плеч к копчику стал массировать его. Пальцы были настолько приятными, что глаза сами закрылись, и она отдалась блаженной дреме. Вот так мальчик, вот так лопушок, да он форменный дамский угодник, и какой секс может быть приятнее мужского угодничества?

Казалось, еще миг, и она взорвется от страстного желания, а он продолжал разогревать ее одними пальцами. Может быть, язычком коснется? Ах, как приятно…

– Ниже, милый, ниже…

– Достаточно, – издалека пришел его голос. – Я уверен. Теперь полежите и давайте пить чай.

Она выгнулась подобно гусенице. Очарование исчезло.

– И это – все?

– Для первого раза достаточно.

«Ну садист! – прикусила она губу, а женское естество подсказывало: клянчи, он добрый. – И вежливый садист!»

– Доктор, так нельзя, – захныкала она. – Неужели у вас никакая жилочка не дернулась?

– Это так, – согласился Кронид. – Мне с вами было трудно работать. Что-то мешало мне сосредоточиться. Но я справился.

– Ой, как вы не правы! – перевернулась на спину Вика, приняла позу аппетитнее. – Вам надо раздеться! Это мешало вам, – нажала она на «это». – А мне сказали, вы опытный…

Кронид почувствовал угрызения совести: Пармен учил находить нужные точки, но чего-то он не учел, врачуя Вику.

– Как будто я ничего не упустил, – понурил голову Кронид.

«Он определенно шизик», – вернулась к прежнему мнению Вика, в упор разглядывая Кронида.

– Давайте я вам подскажу, как сейчас лечат от бесплодия, – решилась еще на одно средство Вика. – Я сама немножко врачую. Раздевайтесь.

Кронид покорился. Учиться он был готов всегда. Опытным глазом Вика оценила его мускулистую фигуру. Особенно фронтальный мускул. Что ни говори – это подарок.

– Ближе, доктор, – опять залихорадило ее от желания.

Кронид не скрывал смущения от касания рук Вики, особенно в тех местах, где он сам касался нехотя.

– Сейчас, доктор, сейчас, – подбадривала она скорее себя, чем его. – Ну что же такое…

Ничего не получалось. Вика оставила попытки. Села, оглядела его с сожалением.

– Паренек, это тебя лечить надо, я-то здорова.

– Я вполне здоров, – выдавил он.

– Кто тебе сказал? – принялась она одеваться. – Ты самый обычный импотент.

Кронид не знал такого определения, но притчу о врачевании импотенции припомнил сразу, восстанавливая в памяти точки и позвонки для массирования.

– Нет, я здоров, – упрямо подтвердил Кронид.

– А что такое импотент, не знаешь, – настаивала Вика. – Хочешь, я вылечу тебя?

– Спасибо вам, – ответил он тихо. – Я не знал, что болен этим. А сам я не смогу. Я просто не знаю что это.

– Болен, болен, – добивала она его. – С такой штукой… За это убивают. У наших пресытившихся умников в два раза меньше эта штука, но сколько техники! Ты ведь богом стать можешь, тебя любая красавица с руками оторвет!

– Простите, – совсем запутался Кронид. Его беспомощность совсем лишила Вику желания соблазнять его.

– Ладно, обольститель, давай лучше чай пить. Ты, собственно говоря, как сюда попал?

Они мирно ели уху, пили чай, сидя друг против друга на разных ложах, мирно разговаривали о самых разных вещах, и Вика тактично ни разу не коснулась животрепещущей темы. В разговоре Кронид обрел уверенность, теперь Вика смущалась от незнания многих вещей, от его осведомленности и разумных выводов. Спать они легли также друг против друга, а утром Вика ушла, кликнув собаку, обещав заняться его лечением через неделю. Непонятный юноша запал ей в душу. Непонятный и непохожий на тех, кого она знала. Вообще ни на кого.

Она появилась ровно через неделю. Томление Кронида ушло, появилось неизвестное доселе чувство. Вика сразу взялась за его лечение, и он поддался немедленно, лишь направлял ее руки, объяснял значение точек на теле. Она не раздевалась донага, как в первый раз, и Кронид не чувствовал неловкости.

– Как теперь? – спросил он Вику, когда она выполнила все манипуляции под его руководством и попросила Кронида встать.

– Пока никак, – кратко ответила она.

– А как ты определяешь это? – спрашивал Кронид. – Я просто улавливаю ток крови, слышу движение излеченных клеток. Ведь все болезни от смятенности души и переживаний. Так учил меня дедушка Пармен, и он прав.

– Я не чувствую, я вижу, – вздохнула Вика, занятая мысленно не душой, а телом. – Ладно, попробуем еще через неделю. Обидно просто, такое добро зря пропадает…

– Разреши я помогу тебе?

– В чем? – пробудилась ее надежда. Сейчас он станет искренним, расскажет ей, что с ним приключилось, и вместе они как-нибудь наладят то, ради чего она мотается сюда через перевал, забывая о многих интересных развлечениях.

Упрямая, она старалась довести любое дело до конца. – Так в чем состоит помощь?

Он указал на ее обнаженные руки. Мелкая сыпь разбросалась до самых локтей.

– А, это, – отмахнулась она. – Я была у терапевта. Ничего опасного. Видно, кислого съела, надо димедрольчику попить. А вообще давай попробуй, уйми мои муки хотя бы так.

Кронид точными движениями кончиков пальцев дотронулся до обеих сторон позвоночника, нажал, потом опустил их в углубление ключиц и после слегка помассировал руки.

– Вот и все.

Сыпь исчезла.

– Скажи-ка ты…

Она глубже вгляделась в его лицо. Что можно увидеть, если ничего не скрывается? Чистый лист бумаги вызывает желание что-то изобразить на нем, но иногда такого желания не возникает, приходит сомнение – а так ли хорош будет рисунок, как девственная чистота и сама невинность?

Они опять мирно беседовали и пили чай с лимонником. От ухи Вика отказалась.

В этот приход она захватила с собой множество вкусных вещей и потчевала Кронида. Он радовался им как ребенок, но не проявил зависти к тем, кто мог есть их каждый день. Даж днесь нам хлеб наш насущный – только и всего. Пармен приучил его радоваться тому, что есть, и обходиться малым. «Сытость, – говорил он, – будит леность, а леность – глупость».

От гусиного паштета он отказался:

– Всевышний не велел кушать мяса животных. Дедушка Пармен никогда его не пробовал.

– Гос-поди, – ответила она, уплетая паштет за обе щеки. – А нам, смертным, не повредит.

Он промолчал. Они уже спорили на эту тему, вернее, Кронид объяснял, почему нельзя есть мясо теплокровных, это она спорила, упрямо и обижающе, просто потому, что хотелось есть, а он, как тот долдон с амвона, нахватался библейских запретов и лишает себя радости.

– Вот поэтому у тебя твоя роскошная штуковина и бездействует, – уколола она, и Кронид почувствовал жгучий стыд.

– Ну съешь, а? – испытывала Вика. – А потом в теплую постельку рядышком, и ка-ак свершится чудо!

– Чудес не бывает, – прятал глаза Кронид. Они уже укладывались вместе, оба голые, она прижималась к нему, обцеловывала с головы до ног, восхищаясь его телом и запахом младенца. «И ты меня целуй, куда хочешь целуй», – страстно шептала она, но губы его были сухими, он тыкался как щенок во все места, смущался, и она сама прекращала эти опыты.

– Ты хоть что-нибудь чувствуешь? – спрашивала она, вскакивая, как всегда в таких случаях, возбужденная и взвинченная.

Честный Кронид отвечал, как думал:

– Я тебя не понимаю. Не знаю, чего тебе надо. Дедушка Пармен говорил, что…

– Заладил! – обрывала она. – Положить бы твоего деда рядом с тобой, чтобы подсказывал, что бабе надо.

И все же она не решалась сказать напрямую, грубым определяющим словом убить в Кронидс то, что особенно прельщало ее в нем. Старая, как бабушкин капор, наивность, утраченная ныне совсем. Вечно юная и недосягаемая. Старое – это надежно забытое новое…

Попытки продолжались. Всю ночь она теребила Кронида, вскакивала взвинченная и уходила в туманную морось с мешками под глазами, злющая и решительная.

Третьей встречи Кронид дожидался по-особенному. Всю неделю он прожил в неизъяснимой тоске, даже любимые книги читал рассеянно. О своей находке в завале он ничего не сказал, к ее приходу уносил в тайник очередной фолиант, зато терпеливо объяснял ей ведические заповеди, дающие человеку раскрепощение и естество, тогда как другие религии накладывали запреты, сковывая волю человека, откуда появились ложь, стыд, лицемерие.

– Чепуха, – не верила она. – Обычный виртуальный расклад. Просто ты умеешь созерцать предметы, раздвигаешь границы их сущности. Когда я заберу тебя в город, покажу, что можно сделать с твоим воображением с помощью сенсорной установки. Будет тебе и Бог, и сам ты во всех измерениях и пространствах. Все религии придуманы для дурачков. Когда человеку не хватает знаний, он цепляется за таинства, в которых, кстати, ничего не смыслит и проповедует другим, как попка-попугай. Ты и сам это знаешь. Надо победить пространственный барьер, только и всего. Давай лучше о другом…

Другое упрямо сближалось с этим самым барьером, который Кронид никак не мог переступить. Он рад бы выполнить ее желание, она исподволь вплотную взялась за него, но Вика оставалась разочарованной со своими трудолюбивыми ручками и упрямым желанием.

– А я, кажется, влюбилась в тебя, – сказала она задумчиво. Они прощались до следующего раза. – Поцелуй меня…

С этого поцелуя у него стали подрагивать мышцы живота, нарушился их привычный разумный ритм. Был май – месяц, когда природа оживала, и хотя дождь лил с утра до вечера, жизнь брала свое: разрасталась листва, мокрые птицы дрались за сухие дупла, Кронид с нетерпением дожидался Вику.

– Привет, – простецки бросила она, появившись в дверях землянки. Смотрела непривычно, и, застигнутый врасплох, Кронид испытал тревогу. Он ждал ее только завтра.

– Почему ты так смотришь? – забыл он поздороваться.

– Потому что, милый мой, живешь ты в скверном месте. В очень поганом, – подчеркнула она. – Собирайся, пошли в город.

– Я не готов, – стал заикаться Кронид от волнения.

– Готовься, – как приговор. – Я говорила со Святославом Павловичем, он знает о тебе, и он рассказал об этом месте еще те штучки. Собирайся, – напомнила она и села у стола, не раздеваясь, лишь нервно стянула перчатки.

– Но мне хорошо здесь, вольно. И место хорошее, зеленое. Почему надо уходить?

– Потому что ты придурок. Все на свете знаешь, а элементарной гадости не различил, – диктовала Вика. – А знаешь ли ты, что здесь было раньше?

– Я догадался, – уверил он спокойно. – Лагерь заключенных. Потом его закрыли, когда Сталин умер. Не стало ведь лагеря?

– Не стало! – передразнила она. – Ты где рыбу ловишь? В озере? В круглом таком, да?

– Там, – не понимал раздражения Вики Кронид.

– Да оно Кровавым называется!

– Нехорошее название, – пробормотал Кронид. – Но рыба…

– Кретин! Законченный кретин!

– Обожди. Зачем ты ругаешься? Я ничего плохого не сделан, и ты раньше ничего не знала об озере, не возмущалась…

– Другие сделали! – вскочила она и снова села в волнении, собираясь с мыслями. – Это был самый ужасный лагерь в округе, наверное, во всем ГУЛАГе такого не было. Когда Сталин умер, сюда согнали более тридцати тысяч человек, потому что озеро это не замерзало в самый лютый холод. Их расстреливали этапами и трупы сбрасывали в озеро. А рыба твоя до сих пор питается мертвечиной, как из холодильника. Понял?

– Боже! – ужаснулся Кронид, схватившись за виски, а она добивала его жутким рассказом:

– А земля в лагере пропитана людской кровью, отчего трава вокруг такая зеленая. И сам ты импотент потому, что жрешь эту гадкую рыбу!

Бедный Кронид беззвучно рыдал, упав лицом на свое ложе. Она подошла к нему, стала оглаживать его голову.

– Успокойся, Кронид. Слезами горю не поможешь, но все поправимо. Будешь жить в городе, учиться пойдешь…

Он не отвечал, но по прекратившимся рыданиям Вика поняла, что он слушает ее.

– Ты согласен со мной? – спросила она, заглядывая сбоку в лицо Крониду, которое он усиленно прятал руками. – Ответь мне: ты согласен вернуться к людям?

Кронид приподнял голову и промолвил:

– Сейчас я не имею права уходить из этих мест.

– А кто тебе может запретить?

– Никто. Но есть долг перед умершими. Я обязан молиться по безвинно убиенным, и здесь упокоен мой друг Оками. В его смерти я виновен, – ответил Кронид.

– Сколько времени займет твоя панихида? – подумав, спросила Вика. Она твердо решила для себя забрать Кронида.

– Это не панихида. Это необходимость, чтобы люди прошли к Орию, иначе здесь будут жить болезнь и скверна.

– Кронид, кончай эти глупости! – наморщила лицо Вика. – Ты взрослый и умный человек, отлично разбираешься во многих вещах, зачем тебе забивать голову пустяками?

С минуту он не откликался, а когда повернул к ней голову, Вика ужаснулась. Его лицо изуродовал гнев, перемешанный с болью, как снег с грязью.

– Пустяки? Ты сказала, пустяки? Только что ты рассказала мне страшные вещи. Души этих людей витают здесь, им зябко и одиноко, а ты говоришь – пустяки!

– Завел панихиду! Да кому какое дело до того, что было и быльем поросло? Слава Богу, заразу не подхватил.

– Как же может человек без боли и ужаса говорить о безвинно убиенных? Как можно поминать имя Бога, не убоявшись?

– Да успокойся ты! – храбрилась она, хотя лицо Кронида внушало подлинный страх. – Успокойся. Я люблю тебя, глупого, ради тебя я здесь.

– Что ты знаешь об этом? – Теперь горечь сковала его лицо. – Любовь – это дух, но не оружие. Вооружаясь, человек ожесточается и попирает святость, разбивает зеркало души своей. Я не вижу тебя, уходи, – выдохся Кронид. – Мне надо побыть одному.

– Так ты идешь со мной или нет? – поднялась Вика.

– Нет, – твердо ответил Кронид.

– Придурок, – покрутила она пальцем у виска. – Скажу Бехтеренко, пусть ментов за тобой пришлет.

Взяла перчатки и вышла, хлопнув дверью.

– Импотент чертов, – донеслось снаружи.

2 – 12

Чисто рассчитавшись с законом, Сыроватов вознамерился отбыть на Камчатку, где, по слухам, начинали строить ветряную электростанцию и вообще там сулили райскую жизнь и не какую-то вшивую красную икру, а самый настоящий хлеб.

Его новый напарник Подгорецкий оказался сносным парнем. Вперед не забегал, на пятки не жал, почитал его за старшего и заглядывал в рот. Однако порой Сыроватову чудилось, что напарник вроде бы примеривается, какой зуб выбить первым.

Дорога на свободу пролегала опять через новую столицу, и Подгорецкий увязался следом.

– Ты, случайно, не того? – намекнул Сыроватов на голубизну. – Смотри, я не люблю этого. Головку сразу откручу.

– Что ты, брат? – бил себя в грудь Подгорецкий. – Ни-ни! Ты ж больного не оставишь? Я тебе пригожусь, оба сироты по жизни, друг за дружку будем держаться.

В новой столице вменялось получать паспорт, как в старые добрые времена. Дежурный по отделению милиции принял его бумаги и попросил обождать. Сыроватов воспринял милицейскую рутину спокойно, а Подгорецкий нетерпеливо заерзал.

– Чего ты? – повернулся к нему Иван. – Не бойсь, не обидят. Меня сам Новокшонов уверил.

– А где он сейчас? Тю-тю, – ответил напарник и прислушался, о чем говорил по телефону дежурный. Речь шла о Сыроватове. – Понял, да? Что-то не понравилось…

– Да ладно тебе, – окрысился Иван. – Я за собой греха не знаю, вчистую отмазан.

Как раз дежурный поманил к себе:

– Слушай, Сыроватов, топай в министерство, тут вот за углом, там тебя видеть хотят.

– Гражданин начальник, – плаксиво скривил губы Сыроватов. – Я же вчистую.

– Товарищ я тебе уже. Понял? Вежливо просили тебя показаться. Пропуск заказан. Было бы за что, спрашивать не стали бы, – ответил дежурный и забыл о существовании Сыроватова.

– Ничего себе уха, – озадачился он на улице. – Кому это опять понадобился грейдерист Ваня Сыроватов?

– Может, ноги сделаем? – предложил Подгорецкий.

– Спасибо, – тоном, каким говорят «нет», ответил Иван. – Однажды согласился на свою голову. Пошли, что ль?

– Давай так сделаем, – не спешил напарник. – Ты иди в это министерство, а я пока в гостинице устроюсь.

– Дело, – согласился Иван. – Бутылочку прикупи. С дороги за хорошее или плохое выпить повод будет.

В министерстве его ждали и проводили не куда-нибудь, а к самому министру Бехтеренко Святославу Павловичу, а тот даже навстречу ему поднялся, чем напрочь удивил Сыроватова.

– Здравствуй, Иван Алексеевич, садись, поговорим маленько. Все равно сегодня ехать некуда, поезд ушел на Хатангу, а гостиницу тебе с напарником заказали.

Вот так так… Едва с грейдера слез, большим людям понадобился.

– Ты один из немногих, кто знавал в лицо Пармена и отрока его Кронида, – начал Бехтеренко.

– Так то когда было? – приуныл Сыроватов. До того ему не хотелось говорить на эту тему: постыдное висение в воздухе, арест, пять лет подневольного труда, казацкие кулаки – все огорчения последних лет напрямую связаны с этими именами. – Рассказывал я уже об товарищах этих…

– Было и было, – отечески успокоил Бехтеренко. – Только хочу просить тебя о помощи, а меня самого большие люди просили.

– Ну вот, – развел руками Сыроватов. – Началось…

– Не спеши, – нажал голосом Бехтеренко. – Поможешь, прямо на Камчатку самолетом улетишь.

– А билетик за месячную получку?

– Бесплатно, – отсек купе поезда Бехтеренко. – И давай к делу. Кронид живет мирно за Ульдыкским перевалом и ни в какую не хочет возвращаться в город. Наведайся к нему, скажи, Луцевич и Судских просят вернуться. И только-то. А я тебе опытного напарника дам в провожатые.

– Есть напарник, – буркнул Иван, – и дорогу знаю.

– Подгорецкий, что ль? – прищурился Бехтеренко.

– А чем он плох?

– Я этого не сказал. Ты бы лучше отшил его, не компания тебе Подгорецкий.

– Нет, вы уж скажите, чем он вам не приглянулся? – настаивал Сыроватов. – Не плох, а компанию не води.

– Вернешься, расскажу. Лады? До перевала доставим, а дальше ножками. Сам понимаешь, с бензином напряженка.

В гостинице он рассказал Подгорецкому, который сгорал от нетерпения, о просьбе министра, заведомо зная, что напарнику лишние хождения не понравятся.

– А чего не сходить? – услышал он, к своему удивлению. – Ваня, оленем – хорошо, поездом – хорошо, а самолетом лучше! Большим людям надо помогать, в зачет идет.

– И ты согласен топать по слякоти?

– За милую душу! – подтвердил Подгорецкий.

– А министр на тебя что-то имеет, – решил проверить напарника Сыроватов. Ехидинка высунулась.

– Не понял? – сделал удивленный вид Подгорецкий. – Чем это я насолил власти? Расскажи уж, брат…

– Пока нечего. По возвращении, сказал.

– А, знаю, – будто потерял интерес к этому Подгорецкий. – Припрятан я кое-какие цацки, вот он и трясти меня собрался. Не тужи, брат Ваня, а за наводку спасибо, – похлопал его по спине Подгорецкий. – Сочтемся.

«Мерси, – подумал Иван. – Раз этот балбес согласен идти, мне сам Бог велел».

Тому и быть, что начертано.

От Ульдыкского перевала тропа уходила вниз в долину. Вполне утоптанная, она говорила о том, что упорные ноги находили ее не единожды, и вела тропа точь-в-точь по указанному маршруту.

– А скажи мне, Ваня, зачем этот пацан понадобился большим людям? – в очередной раз надоедал Подгорецкий.

– А я знаю? При нынешней власти вообще никто никому не нужен, а тут – нате вам – попросите мальчишку вернуться, – старался ничего не выбалтывать Сыроватов.

– Не скажи, – держал тему Подгорецкий. – Я вот слышал от братвы, будто книги у него какие-то. Ценные…

– Ты чего? Кому сегодня книги нужны? – оттянул капюшон на голове Сыроватов, чтобы высказать накопившуюся горечь. – Где ты книги видел в последний раз? Этот Цыглеев только компьютеры признает, и вся шайка его, молодых да ранних, ничего другого знать не желает, кроме экрана. Я, дурак, в младости книжек не читал, а сейчас за томик Пушкина тысячу золотников отдам. Так нету, все на дискеты загнали. А что хорошего? Пялишься в дурацкий экран, а он холодный, смака нет. Компьютеризация, мать ее… – сплюнул Сыроватов и вытер ладонью рот.

– Ну, не скажи, – возвращал его к прежней теме напарник. – Начальство пацана вернуть решило с книгами, значит, понадобились книжки эти.

– А ты почем знаешь? – остановился на тропе Сыроватов. Он о книгах ни сном ни духом, хотя руководит операцией, а напарничек талдычит о книжках уверенно. Как-то все непонятно… И не потому ли Бехтеренко оборонял от него?

– Да я так, – не встретился с ним глазами Подгорецкий. – За что купил, за то продаю.

– А ты, парень, обскажи мне яснее, за болванчика не держи, – насторожился Сыроватов. – Какая тебе корысть от меня?

– Да что ты, брат, взъерепенился?! – изобразил возмущение Подгорецкий. – Мы на Камчатку решили податься, а этот мент нагородил про меня, и ты готов горло товарищу подрать. Чего ты возбух? Ты спросил, я ответил.

– Это ты спросил. И не в первый раз. И криво спросил.

– Ладно тебе, брат! Пошли. Скорей сделаем, скорей вернемся. Нечего мокнуть зря. Долго еще топать?

– Почти пришли, – нехотя буркнул Иван, так и не разобравшись, где правда, где кривда в словах напарника. – Тут он где-то обретается, – указал Сыроватов на зеленую низину у подножия кряжа.

– Дымок вижу, – радостно сообщил Подгорецкий.

– Вижу, – подтвердил Сыроватов, среди унылых мокрых небес разглядев упрямую струйку дыма. – Только ты со мной туда не ходи. Я один с ним побалакаю.

– Как скажешь, брат, – разулыбался Подгорецкий. – Я и без тебя могу с ним побалакать.

Сыроватов недоуменно повернулся к Подгорецкому, и в тот же момент острая боль вонзилась в нижнюю часть живота. Недоуменный взгляд сместился вниз и наткнулся на рукоять финки. Затейливо и пестрыми полосами набранная, она казалась большой пчелой, ужалившей смертельно.

Оседающего Сыроватова с затуманенным взором Подгорецкий аккуратно подхватил и аккуратно уложил рядом с тропой. Финку вынул и неторопливо обтер о траву лезвие.

– А ты, братан, огород городил, – говорил он, заваливая тело листвой. – Говорили тебе, не отбивайся от братвы, а ты про Пушкина размечтался. Негоже, брат…

Управившись, он двинулся в низину прямо к землянке, из которой шел дымок. Наконец-то долгий путь привел его к цели и проводник больше не понадобится.

Он даже постучал в дощатую дверь.

– Гостей ждем? – вежливо осведомился Подгорецкий.

Кронид посмотрел на гостя пытливо. Сердце подсказало ему: непрошеный гость явился не просто так.

– Мир вам, – ответил он, поднимаясь из-за стола, перехватив его взгляд, брошенный на фолиант, который читал до вторжения Подгорецкого.

– И вам тоже, – изучал Кронида Подгорецкий, подгоняя его фигуру под себя: на голову почти выше, поплечистее и безо всякого сильнее; и фокусы с подвешиванием в воздухе умеет показывать, и от пуль защиту ведает, и не рад совсем его приходу…

– Обогрейтесь, – предложил Кронид, уступая место гостю ближе к печуре. – Какая нужда привела вас в мою обитель?

– Нужды нет, а просьба есть, – присел на табурет Подгорецкий. – Господин Луцевич и господин Бехтеренко просили вас прибыть в столицу, – говорил Подгорецкий, а глаза против его воли косили на стол, где лежал раскрытый фолиант. Сердце тикало радостно, разгоняя по венам адреналин. – Собирайтесь, мой юный друг, берите ваши древние книги, все необходимое – и в путь.

Сказав так, он сообразил сразу по виду Кронида, что ляпнул абсолютно ненужное, чем настроил хозяина против себя: теперь пацан станет караулить его цепко.

Пришлось действовать на ура, выкладывать то, что ведомо от других:

– Вижу, нашли вы книжки. Это похвально, молодой человек. Родина вас не забудет, – корчил из себя важное лицо Подгорецкий.

– А откуда вам это ведомо? – спросил Кронид, полно осознав, что гость недобрый и пришел со злым умыслом.

– Да не бойтесь вы! – весело успокаивал гость. – Сейчас я вам все понятно объясню. Сумароков Сергей Лукич, став председателем Комитета госбезопасности, разбирал архивы и наткнулся на письмо-запрос. Я его повторю слово в слово: «Сухов! Отправь человека в Ульдыкский лагерь и под надежной охраной привези оттуда мешок с книгами, который разыскал полковник Воливач. Отвечаешь головой!» А подпись знаете чья? Берии! – радостно закончил он.

– «И он нарек его Берия, потому что несчастье постигло дом его», – печально произнес Кронид.

– Не понял? – приготовился выслушать объяснение гость. Кронид пояснил с грустным видом:

– Это Ветхий завет. Первая книга Паралипомемнон.

Добралась и до него, одинокого, беда. Как же быть ему?

– Собирайтесь, собирайтесь! – торопил гость. – Быстрей начнем, быстрей закончим.

– Я не могу идти с вами, – холодно ответил Кронид.

– Почему, друг мой?

– Я вас не знаю совсем, и вы человек недобрый.

– Но почему? Видите меня в первый раз и утверждаете, что я плохой человек. Нельзя так обижать людей, – изобразил обиду Подгорецкий. – Я за ним к черту на кулички подался, а он… Может быть, просьба Луцевича и Бехтеренко – пустой звук?