Текст книги "Набат-2"

Автор книги: Александр Гера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 40 страниц)

– Если от вас, тогда пустой звук.

Подгорецкий зашел в тупик. Можно еще долго уговаривать этого мальчишку, результат будет один.

«А как он применит свои фокусы?» – засомневался Подгорецкий. В их силу он верил и сам кое-что мог.

– Тогда поступим проще, – решил разрядить напряженную обстановку Подгорецкий. – Сам оставайся, а книжечки отдай.

– Это исключено совсем. Уходите отсюда. Я поверю только дяде Луцсвичу или Судских.

– Пацан, не напрягай меня, – сменил ориентировку Подгорецкий. – Будь благоразумен, меня послали за книгами. Они нужны тем людям, кто хочет спасти мир от катастрофы.

– Кто эти люди? – настаивал Кронид. Гостю он не верил.

– Эти люди отвергают христианство, как и ты.

– Неправда. Я ничего не отвергаю. Каждый волен иметь своего Бога или поводыря к Богу.

– Так ты ведист? А христианство попрало ведическую веру.

– Вера – не оковы. Потому христианство и впало в разруху.

– Прекрасно. Мы поняли друг друга.

– Ошибаетесь. Мы никогда не поймем друг друга, я знаю, кто вас послал. Вы сатанист. Масон.

– Милый ты мой, – с ласковой усмешкой произнес Подгорецкий. – Только масоны желают добра людям. Больше ведистов. Не спорю, у нас строжайшая дисциплина, мы убиваем предателей, но именно масоны знают, как вывести людей из тупика.

– Поэтому вам нужны книги, написанные пророками ведической веры? Выходит, не все так хорошо у вас?

– А почему нет? У вас лоция, у нас ковчег, – съехидничал гость.

– Вы не прочтете потаенный смысл этих книг. Только когда примите нашу веру, сердце ваше просветится и откроется смысл.

– Как-нибудь разберемся, – ухмыльнулся Подгорецкий.

– Как-нибудь? Человеки натворили бед, живя как-нибудь. Имя Ория предано забвению, другие боги смутили умы.

– Иисусе Христе! Скажи, ради чего ты исповедуешь эту бодягу?

– Вы помянули имя Христа, не веруя. Как вы можете?

– Это присловье. Въелось, как сажа в кожу. Он ближе вашего Ория.

– Поэтому ваша злость. Всуе верите, всуе зло творите. Кто ваш Бог?

– Тайна, мой друг.

– Вы приобщены?

– Добуду книги, приобщусь.

– Никогда. Я сам буду нести слово божье людям.

– О Господи! Сколько носителей, столько и зла. Глупый! Любая вера – путы. Глупые верят, а умные делят церковную кружку.

– Уходите, – неуступчиво сказал Кронид. – Говорить не о чем. Вы мне чужой и злобный человек.

Подгорецкий еще раньше уяснил, что Кронид ни за какие блага книги не отдаст. А книги где-то здесь…

– Ладно, – согласился Подгорецкий. – Докажи мне, что твой Орий всемогущ, и я уйду. Вот простой пример, – полез он в карман и достал газовый баллончик. – Видишь?

Кронид доверчиво приблизился, пытаясь разглядеть незнакомый предмет, наклонил голову, и тотчас струя отравы прыснула ему в лицо, ослепила и лишила чувств.

– Купился, голубчик, – живо подхватил падающего Кронида Подгорецкий, осадил на ложе. – А то Орий, Орий…

Путы нашлись, он связал Кронида по рукам и ногам, подтащил к столбу в середине землянки и прикрутил к нему.

– Действовать надо! А то разговоры одни, – приговаривал он, дожидаясь, когда Кронид оклемается.

Он приходил в себя тяжело. Не понимал происшедшего, тряс головой и пытался выбраться из ямы. Ему казалось, будто привалило его в подсобке, где нашлись книги.

– Как дела, дружище? – бодро спросил Подгорецкий и вполне дружелюбно. – Водички не желаете?

До Кронида стал доходить смысл происшедшего. От пришельца исходила подавляющая энергия, она плотнее веревок удерживала его у столба, даже мыслить мешала.

Подгорецкий присел к столу, заглянул в раскрытую книгу. Это была знаменитая «Славная книга», утерянная и обретенная. Подгорецкий не мог прочесть древнеславянского текста, но плотные листы вощеной бумаги, где светилась каждая буквица, внушали уважение.

– Многого стоит… Секреты богов… Веков триста назад писалась, – уважительно бормотал Подгорецкий и вдруг воскликнул: – Я нашел ее! Я сделал это!

– Вам не познать ее, – с трудом промолвил Кронид.

– Ты уже говорил, – отмахнулся Подгорецкий беспечно. – Говори, где остальные? Особенно эта – «Мать зеркал»?

Кронид молчал, с трудом обдумывая затуманенной головой, как победить гадкого пришельца.

Подгорецкий внимательно обследовал землянку и ничего не обнаружил: Кронид брал из тайника только по одному фолианту. Разбирал текст, обдумывал и приносил другую.

Ситуация перестала нравиться Подгорецкому. Он пленил Кронида, но что это даст? Этот упрямый мальчишка, на куски его режь, книг не отдаст. С фанатами веры он знаком. Так было с мусульманским муллой, который умер в муках, но тайника не назвал, где хранилось «Священное толкование Корана» Аль-Юби. Так случилось с раби Хецином: он не отдал «Хеш Сефирот». Теперь этот юнец спокойно готовился к смерти, а наказ магистра категоричен: книги должны быть. Иначе многому не быть.

«Сказал, что сохранилась только одна? – размышлял Подгорецшй. – Последует приказ искать другие, и никогда не выбраться из этих треклятых мест. Хитрить смысла нет…»

Мир зашел в тупик – рассуждал Подгорецкий. Выбраться из него наудачу – не получится. Наступает потоп, население планеты стремительно сокращается от голода и непонятных заболеваний, выживут только избранные, а Россия вцепилась в Сибирь и чувствует свою исключительность. Здесь климат милостив и возвышенная территория, здесь Гречаный заранее отстроил города и провел дороги, создал запасы еды и топлива, но все это – иллюзия выживаемости. Спасутся только избранные.

«Те, кто обладает знаниями древних, которые описали потоп и места выживания. Циклы повторяются…»

«Что ж, – размышлял и Кронид над своей участью, – гадкий человек станет мучить меня. Муки не страшны, я не боюсь пыток, но Он унесет эту книгу. Книга, где непознанный мудрец пишет в заглавии: «Ты познаешь суть вещей, но бойся, если книга попадет к слугам дьявола. Они истолкуют святая святых, и никогда больше человекам не дано будет возродиться, навсегда Землю поглотит мрак, звезды упадут в колодцы тьмы.

Что есть вера? Это путь к самопознанию истин.

Что есть истина? Это гармония мира, где человек насильно самоутвердился и борется сам с собой, истрачивая тепло земли.

Третьего омовения она не переживет».

– Долго размышлять собираешься? – оборвал мысли Кронида Подгорецкий. Он поискал глазами подсобный подходящий предмет и увидел кочергу возле печурки: – Это подойдет для вразумления.

От подброшенных в топку сучьев огонь занялся. В пламя Подгорецкий сунул кочергу.

Неновы пытки. Устрашение – вот на чем держится власть. Религия – один из способов устрашения.

Кронид воздел глаза к потолку.

«Всевышний, что делать мне?»

Насилие применять запретил дедушка Пармен.

Он обнаружил, как непрочен свод над ним, как подгнили бревна и сам опорный столб шаток.

«Где же ты, Отец мой Небесный?»

Знаком дьявола приблизилась к его лицу кочерга. Сначала Подгорецкий решил заклеймить Кронида раскаленным металлом, оставить знак власти Аримана. Он разорвал рубаху на груди Кронида и увидел ладанку. Закон Ордена запрещал разведчику брать что-либо из вещей казнимого, но так был сладок час мести, так кружила голову минута обладания. Ладанка на тонком шнурочке мешала клеймению. Он сорвал ее и машинально сунул в карман.

Готовься, друг мой, причащаться…

Собрав силы, Кронид напружинил мышцы и, едва злая усмешка отпечаталась на лице его мучителя, дернулся в сторону. Ствол повело, и следом обрушился свод.

Плотный лежалый слой земли просел на месте землянки, сровнял купол с зеленым покровом низины. Сильнее полил дождь, смывая следы, как слезы смывают печаль.

Кронид дышал слабо, экономя силы, взывая к Вике:

«Приди, помоги мне, только ты знаешь, где я. Спаси меня! Я сделаю все, что ты пожелаешь. Спаси…»

***

Вика много раздумывала о Крониде. Он необычен. Назвать его талантливым – ничего не сказать. Красив, молод… Только зачем он такой? Такой уже есть. Некрасивый, но умный. За ним как за каменной стеной.

«Черт с ним, с исусиком этим», – решила она. Лило нещадно, и выбираться куда-то не хотелось.

Когда обнаружили труп Сыроватова, Бехтеренко стал додумывать картину происшедшего. Что могло произойти? Скорее всего Подгорецкий убил Сыроватова, а Кронид убежал…

Развиднестся, можно поиск наладить.

Лило нещадно, с ветвей сбивало молоденькие листочки.

2 – 13

Надо выполнять обещания, и Цыглеев назначил день и час встречи с главой конфессий России.

За последние годы Церковь потеряла почти все нажитое за тысячелетие. Ушли под воду храмы, многие подворья и монастыри, земли, дарованные и нажитые. На возвышенностях бесприютно торчали колокольни, вода заливала каменные ступени папертей, сырость точила стены разграбленных церквей, слизь поедала лики святых. И кому придет в голову творить молитву в храме, если дорога к нему исчезла под водой? Растеклась паства, вымерла. Господь отвернул свой лик от живущих в сраме.

Слаб был младенец ведической веры, не разродился даже криком, но вера жила, цепляясь за мир, такой манящий сквозь завесу дождей огнями новой столицы Орианы, куда не позвали. Мусульманский мир иссыхал в злобе, буддийский прозябал, иудейский растекался, пытаясь, как всегда в худые времена, сплавиться с чужеродной средой. Православная церковь боялась гласа своего, чтобы не захлебнуться от собственного крика, – и без того видно, что вымирает все живое и Творец безжалостен к отступникам.

Непонятно почему, вместо иерарха прибыл настоятель церкви Симеона-столпника.

– Это что за посол Его святейшества? – спросил Цыглеев, принимая верительные грамоты, где значилось, что податель сего является полномочным представителем Православной церкви для переговоров с властями, за подписью иерарха Филимона.

– Простудился Филимон на пароходе, добираясь в Ориану, и слег, – пояснил ему секретарь. – А этот, как его, – заглянул он в папку, – отец Потап возведен Филимоном в ранг архиепископа.

– Измельчала поповская рать, – язвительно выговаривал Цыглеев. – К премьеру отправляют заштатного попика.

Язвил Цыглеев по другому поводу: Штаты выменяли у России пять авианосцев на два парохода соевых бобов, а в Хатангу прибыли только два. Трое утопли в жесточайших штормах на переходе.

– А попик, говорят, – подсказал секретарь, – убеждать умеет.

– Плут, как вся поповская рать, но подобно покойному

Ануфрию сведущ в мирских и своих делах.

– Поглядим, – не торопился Цыглеев. – Если тощ, без разговоров дам деньги.

– Полноват, – прояснил портрет секретарь.

Навстречу Потапу Цыглеев не встал. Отец Потап остановился перед премьером, сделал поклон. Цыглеев демонстративно выложил ноги на стол и скрестил пальцы рук на животе, уставившись на отца Потапа.

– Слушаю.

Поп выбрал место напротив и двинулся к креслу. По пути он нечаянно зацепил провод плейера секретаря и выдернул наушник из его уха. Извинился, поклонился и добрался наконец до кресла. Ноги взгромоздил на каминную плиту. Высоковато, но держался отец Потап с достоинством. Его не смутили розовые носочки, высунувшиеся из-под неимоверного фасона полосатых брюк, разбитые полусапожки и сама ряса, заляпанная грязью. Цыглеев поморщился, а попик обратил к нему лицо с живейшим участием.

Секретарь от изумления оставил плейер. Раз есть повод смотреть, есть смысл послушать.

– Так о чем поговорим, сын мой? – обратился к премьеру отец Потап, неторопливо скрестив руки на объемистом животе.

Нахалы умиляли Цыглеева. Если точнее, они превращали его в охотника за наглым хряком.

– Так о вере, ваше архиепископство, – отвечал Цыглеев. – Только стыдновато мне брать в отцы неразумно раздутого батюшку, – толкнул первый шар Цыглеев, и собеседник тотчас перепихнул его обратно вполне мастерски:

– Плохое питание, сын мой. Тело вздулось от гнилой картошки и попкорна из гуманитарной помощи десятилетней давности. Вы сказывали, о вере имеется предмет разговора? В каком ракурсе желательно повести его? Сами знаете предмет?

– Понятие имею, – снисходительно отвечал Цыглеев. – Это когда битый небитого везет. И хотелось бы послушать, ради чего его подкармливать?

– Кормить надо служителей, сын мой, а подкармливать надо прикормленных, – без стеснения огладил животик отец Потап.

Возраста он был неопределенного. Что-то за тридцать, но никак не сорок. Узкоплеч, не в пример накачанному Цыглееву, зато брюшко Потапово было накачано отменно, несмотря на бескормицу.

– Судя по мозолю вашему, – кивнул на живот священника Цыглеев, – ваше архиепископство и кормится, и подкармливается регулярно. Держу пари, вы себя постом не утруждаете, чего требуете от других. По рукам? – предложил Цыглеев.

– Гнилое дело, сын мой, проиграете. По Бреггу питаемся, но список продуктов оставляет желание быть лучше. – Нахальный поп в расставленный капкан не шел.

– Занятно, – после замешательства ответил Цыглеев. Чего доброго, батюшка сошлется на отсутствие денег. – А пока ответьте: на какие цели Церковь хочет получить дотации?

– На укрепление веры в людях. Сейчас, когда диавол укрепился в людском обществе, цель одна, и благая.

– А бесплатно крепить можно?

– Можно. Позже мы вернемся к этому, а пока лучше за деньги, – уколол Цыглеева святой отец его же отговоркой.

– А что сделала Церковь для смертных?

– Ничего, – разумно согласился отец Потап. – А почему она должна давать что-то? Иллюзии, сын мой, они приятней гнилой картошки.

– Ни гроша не дам, – надоело ерничать Цыглееву.

– А зря. Сейчас иллюзии нужнее денег. Народишко взбунтоваться может, вам же дороже станет.

– Бросьте, падре! Бунты вершат посуху, в воде по уши не до бунтов, вы это не хуже меня знаете.

– А казаки?

– Над ними не каплет. Нужных мы кормим. Овсом и пшеницей они богаты, за здорово живешь лошадей в столицу не погонят. Свергать правительство? У них своя республика. Вообще нет другой силы, способной оспаривать власть у ныне существующей. Паралич. Я, падре, сдуру выменял на горох авианосцы, а моряков для них нет. Боженька роги мои отнял.

– Так верите же в провидение Господне?

– Ни капельки. Закономерность. Испокон веков россияне бились за свободу, пока одна свобода не осталась, а россиян нет. Денег полно, а купить нечего, земли полно, а сеять некому. Нонсенс?

– Есть такое понятие, – мудро кивнул отец Потап. – Только вы не отклоняйтесь. Про обилие денег лучше повествуйте.

Цыглеев вгляделся в Потапа. Иерарх беззубого не пошлет, простуду выдумал, а для важной встречи избрал самого нахалюстого, не лучше ли поторговаться с ним за тот товар, который он предложить может?

«У догматиков всегда есть слабое место: самое красивое впереди, всякие венчики из роз, а зад голый».

– Ладно, падре, – согласился Цыглеев. – Дам я денег. Но на что они Церкви, хотелось бы знать.

– Были бы деньги, – торжествовал внутренне отец Потап, а отвечал смиренно.

– Просто так не дам.

– Отмолцм, отстоим, власти ныне сущей хвалу воздадим! – не отпускал златую веревочку отец Потап.

– Это само собой. А нет ли более существенного для мены? – прицелился Цыглеев. – Отец Потап, остановите потоп, – впервые за беспредметный разговор оживился премьер.

– Сколько дадите? – оживился и батюшка.

– Сколько надо?

– Все.

Цыглеев присвистнул.

– А кто народ кормить будет?

– Церковь прокормит, – снял ноги с каминной плиты отец Потап, приготовившись ко второму раунду.

– Ишь ты, – смотрел на него Цыглеев и размышлял: только ли наглость движет попом, или Церковь обладает неведомым?

Цыглеев повернулся в сторону секретаря:

– Максим, сколько в казне?

– Триста миллиардов золотников, восемьсот миллиардов долларей и еще пятьсот в разных валютах. Чистого золота четыре тыщи тонн, – заученно ответил секретарь.

– Слышите, святой отец? И это все за иллюзию?

– Не торгуйтесь, Владимир Андреевич, – перешел на светский тон батюшка. Встал и подошел к стене. – Вон уже и кабинетик ваш прекрасный потек…

– Где потек? – по-мальчишески оскорбился Цыглеев.

– С люстры капает. Вода ведь и камень точит.

В самом деле, ковер под люстрой напитался водой.

– Но зачем вам столько? Хотите власть поставить на колени? – старался понять хитрую поповскую арифметику Цыглеев.

– Уничтожить, – хладнокровно отвечал отец Потап. – Загрузим дьявольские дензнаки на ваши авианосцы и затопим подале от берега, а золотишко на образа пойдет.

– Не верю.

– Святой крест целую!

– Нет, – отрицательно покачал головой Цыглеев. – В затопление денег верю, а в чистое небо не верю.

– От безверья, сын мой. А вера чудеса рождает, – наставительно произнес отец Потап.

Цыглеев с надеждой посмотрел на секретаря. Тот поднял руки: я – пас, в такие игры не играю.

– Ладно, падре. Завтра собираю кабинет и послезавтра порешаем передачу денег.

– Поздно. Завтра, не позже полудня.

Выпроводив отца Потапа, Цыглеев обратился к секретарю:

– Что скажешь?

– Балдю. Дурит поп, а как, не пойму.

– О’кей, – согласился Цыглеев. – Давай-ка просчитаем.

Они перешли в другую комнату, где размещалась компьютерная техника, и сели к экранам мониторов.

– Давай вводную, – велел Цыглеев, уставившись в экран.

– Линейная зависимость: поп просит денег, чтобы уничтожить их, – набрал комбинацию секретарь.

– Искривление, – подтвердил Цыглеев. – Давай вторую вводную.

Поп вел себя независимо, будто родственник…

– Погоди! Крути-ка магнитозапись до слов, где про дьявола.

Секретарь послушно открутил пленку до указанного места.

«Сейчас, когда диавол укрепился, цель одна, и благая.

– А бесплатно можно?

– Позже… А пока лучше за деньги».

– Второе искривление, – отмстил секретарь.

– Вот оно! – хлопнул в ладоши Цыглеев. – Вводи ключ, Максик, сейчас мы попика на составляющие разложим!

Щелканье клавишей напоминало конкурс машинисток по скорописи. Наконец оба уставились в экраны.

– Есть?

– Есть, Максик!

– Выводи на модем.

Взгляды сместились на общий экран. Пополз текст:

«Предложение исходит от объекта, владеющего ключом «святая святых». Информация о нем заложена неверно. По логике его суждений, он должен обладать базой крупных данных и разрешающей способностью использовать ее в иерархии какого-либо закрытого общества: а) Церкви; б) масонской ложи; в) иудейской камалы. Церковь менее доступна к ключу: последний патриарх передал его Пармену. В Церковь ключ не вернулся. Возможна утечка информации».

– Гребаный Потап! – воскликнул Максим. – Не масон ли этот попик? Не поповский стиль беседы он продемонстрировал.

– Мне что черт, что масон, лишь бы дождь прекратился, – не позволил себе восклицать Цыглеев. – Вызывай Бехтеренко и фото батюшки выведи на дисплей.

Бехтеренко появился десять минут спустя. Мокрые капли на лбу говорили о ливне, хотя плащ и ботфорты он оставил в приемной.

– Святослав Павлович, персона отца Потапа вам знакома? – с места в карьер погнал Цыглеев.

– Не припомню, – поколебался Бехтеренко.

– Припомните, если можете, – протянул фотографию Цыглеев.

– Такой знаком, – вгляделся в фото Бехтеренко. – Это Подгорецкий: в масонской ложе значимое лицо. В Сибири промышляет давно.

– Весело! – вспыхнул Цыглеев. – Православные с масонами стакнулись! А вы куда смотрите?

– Совсем не стакнулись, – степенно держался Бехтеренко. – Его принадлежность обнаружилась недавно в связи с убийством Сыроватова. Информацию получили от Момота при розыске Пармена и его подопечного Кронида.

– Нашли?

– Не нашли, – без угрызений совести отвечал Бехтеренко. – Возьмем Подгорецкого, узнаем многое.

Цыглеев и секретарь переглянулись недоуменно.

– А зачем искать? Он сам явился под видом отца Потапа, – сказал Цыглеев. – В обмен на госказну грозился дождь остановить.

Бехтеренко выслушал, но ошарашенности известием не выказал.

– Почему молчите, Святослав Павлович? Промашечка вышла? В отставку пора?

– Промашки не вижу, – не изменил степенству Бехтеренко, – а в отставку хоть сейчас. Я свое оттрубил сполна.

– Пенсионеры сняты со всех видов довольствия, – жестко напомнил Цыглеев. – Не накладно будет?

– За меня не переживайте, Владимир Андреевич, – снисходительно говорил Бехтеренко. – Я пуганый. Что надо, спрашивайте.

– Для начала разыщите Кронида. Давно обещали. Из-за ваших промашек я не собираюсь расставаться с казной.

– Вы верите в поповские или масонские глупости? – спросил Бехтеренко. – Дождь без денег кончится.

Бехтеренко не утомился от многих лет службы, не пресытился жизнью. Он просто никогда не вмешивался в процессы, которые не прельщали его. Он пережил многих реформаторов и не знал ни одного, достойного памяти. Авантюристы, недоучки, спесивцы. За всеми стояли масоны. Сейчас он наблюдал за предстоящим крахом Цыглеева. Не им был нужен Бехтеренко, а силам, стоящим за ними. Он с ними не сталкивался, идя параллельным курсом, не подходя к опасной черте, за которой начинается присяга на верность и сама жизнь уже не твоя. Сама идея масонства – «Свобода, равенство, братство» – не расходилась с лозунгами реформ, а все революции начинались под этими флагами. Позже выяснилось, что все это провозглашается для узкого круга лиц. Пастыри оставались пастырями, бараны – баранами, но жить лучше хотели все, а Бехтеренко обходился малым. За это его ценили, как солдат который ест гороховый концентрат, без промаха стреляет. И не высовывается из окопа.

Вернувшись к себе, он велел разыскать отца Потапа. Это не оказалось утомительным: Подгорецкий дожидался решения премьера в гостинице.

– Здравствуйте, Подгорецкий, – приветствовал он его спокойно. – Отец Потап ноне? Что это вы так раздобрели?

– Удивлены?

– В цирк не хожу и ничему не удивляюсь. Маскарад зачем?

– К случаю, Святослав Павлович. Подушечку вместо животика для вящей убедительности подложил. Не стану же я упускать случай?

– Где Кронид? – напрямую спросил Бехтеренко.

– Как на духу, Святослав Павлович. Познакомился с отроком в его землянке, имел беседу о вере, только он обиделся на мое неприятие ведической веры, от злости выбил подпорку, и нас обоих задавило. С божьей помощью я выбрался.

– Может, с дьявольской? – намекнул Бехтеренко.

– Не важно, – ушел Подгорецкий от прямого ответа. – Я вор, но не убийца.

– А мальчик? Остался заваленный?

– Увы. Тем, кто замышляет меня убить, я руки не протягиваю. Фанатик он, натворит еще дел.

– Придется проехаться на место преступления. Из гостиницы не выходить, – распорядился Бехтеренко. – Послезавтра поедем.

– Согласен, – ответил Подгорецкий. – Тут и дождь кончится. Легче определить мою невиновность.

– Из гостиницы никуда, – напомнил Бехтеренко.

– Ни боже мой! – обрадовался Подгорецкий, а Бехтеренко сделал вид, что больше его этот хлюст не интересует.

«Хватит быть лохом», – сказал он сам себе и соединился с далеким островком в Тихом океане.

– Игорь Петрович, приветствую! Бехтеренко.

– Святослав Павлович! – пришел голос с дальних широт. – Здравствуй, родной! Как ты там? Жаберки выросли?

Стало легче от близкого голоса, пришедшего издалека.

– Проявился Подгорецкий, предлагает остановить дожди в обмен на казну, – экономно говорил Бехтеренко.

– И ты поверил масонам? – с сожалением сказал Судских.

– Я нет, а Цыглеев готов.

– Святослав Павлович, – вмешался другой знакомый голос. – Передай Цыглесву, пусть не клюет на мякину. Мы сделали расчеты, дожди прекратятся со дня на день. Теперь слушай внимательно: у нас побывал магистр ложи и глава Ордена Бьяченце Молли. Есть предположение, что Подгорецкий выкрал священные книги пророчеств. Срочно разыщи Пармена и Кронида.

– Нет их, – решился Бехтеренко. – Как бы Подгорецкий не порешил обоих. Послезавтра еду лично туда, где жил Кронид.

Восстановилось молчание, и казалось, будто рядом плещется океанская волна.

– Порадей, Святослав Павлович, – попросил Момот. – Сделай это важное дело и перебирайся к нам. Будь осторожен с Подгорецким, не давай ему брать в руки любые предметы.

Исполнительный Бехтеренко сразу позвонил Цыглееву и сообщил о дождях.

– А мы и сами с усами, – самодовольно ответил премьер. – На то есть умные машины и сговорчивые люди. А вы завтра с утра уходите в отставку.

– Спасибо, благодетель, – сказал Бехтеренко, положив трубку. Подгорецкий, стало быть, оговорил его уход с Цыглеевым. – Ну и сука! Мать родную продаст, жаль, имени ее не знает.

Надевая походный наряд спецназа, он знал, что за чем последует. Главное, одежда пока не жмет, тело не растолстело.

В гостинице министра пропустили беспрепятственно, знали в лицо и наряду не удивились.

У номера Подгорецкого он нажал ручку. Заперто. Открыть – не вопрос. Сразу за дверью лежала мокрая верхняя одежда Подгорецкого, а из ванны доносился шум воды и его веселый поющий голос.

«Пой, пой», – разрешил Бехтеренко и осторожно запер дверь ванной. Можно приступать к осмотру.

Долго искать не пришлось. Не зная, как выглядит искомая книга, он безошибочно определил: эта. Лежащая на столе в эбеновом переплете, с тускло мерцающими застежками, и другой такой просто не может быть.

Других и не было. Среди мелочей на столе он первым выбрал датчик, который носил Пармен и оказался у Подгорецкого. Взял пульт с мигающим зеленым индикатором.

«Нормально экипирован, – оценил назначение пульта. – Многоканальная связь с экстренным вызовом».

Пульт перекочевал в карман Бехтеренко. Пожалуй, все.

«Моменто!» – остановил себя Бехтеренко и не пожалел., взяв в руки авторучку. Взял ручку, получил энергопистолет. С ног валит с десяти метров. Маленькая записная электронная книжка.

«На потом».

Несколько золотников.

Один от других незаметно отличался. Бехтеренко пригляделся: тоньше, самую малость, и легче по весу. Знакомый с такими штучками, он нажал золотник с поворотом влево. Верхняя часть поддалась и открылась. Бехтеренко замер. Внутри, как на пульте связи, мерцал зеленый индикатор и рядом ждал своей очереди красный. У него взмокли руки. «Мал золотник, да дорог…» Карманная атомная бомба. Почище хиросимской. Аккуратно вернув крышку на место, он погрузил монету в самый дальний карман. Перевел дух и послушал у двери в ванной. Там пели и купались и, судя по настрою, завтра к нему не собирались.

Бехтеренко отпер дверь ванной и вернулся в номер. Сел в кресло, а фолиант спрятал за него. Приготовился ждать.

«На всякого мудреца довольно простоты».

Ероша волосы полотенцем, в номере появился Подгорецкий. Бехтеренко он сначала не заметил, но почувствовал сразу. Скользкие, как бы нехотя, шаги к столу, чтобы оценить катастрофу вблизи, один взгляд. Замер.

– Правильно, – кашлянул Бехтеренко. – Хрен в нос и танки наши быстры.

– Знаете ли вы, любезный Святослав Павлович, на кого подняли руку? – медленно повернулся на голос Подгорецкий.

– Не знал бы, не поднял бы.

– Переведем разговор из сослагательного наклонения в прямой, – предложил Подгорецкий, поворошив мелочи на столе.

– Дельно, – согласился Бехтеренко. – Мои вопросы, ваши ответы.

– Исключено.

– Тогда прощаемся, – с облегчением встал Бехтеренко. – Мне-то и не много требовалось.

Сунув пакет с увесистым фолиантом под мышку, он направился к выходу. Потап движение, рассчитанное на выдержку, воспринял спокойно. Подгорецкий – нет. В отчаянном прыжке – нога, обращенная в меч, – он метнулся к Бехтеренко. Красиво прыгнул. Его ждали. Увесистым фолиантом в лоб – отличная награда за мастерство в восточных единоборствах Как-то юморно все получилось, словно никакой нейтронной бомбочки в кармане, стреляющей авторучки, фолианта, который невозможно оценить.

«Что за жизнь такая, – защелкивая наручники, прозаично размышлял Бехтеренко. – За элементарным воришкой гоняться надо, с перестрелкой, с матами отчаяния, а тут букварем по башке, и князь тьмы лежит поверженный. В ванной красиво пел».

Подгорецкий пришел в себя.

– Очухался?

– Будь ты проклят.

– Когда ливень кончится? Молчишь? Тогда возьму миссию Бога на себя: завтра или послезавтра.

Заскрежетав зубами, Подгорецкий выдавил стон.

– Я умею читать такие книги, – насмехался Бехтеренко. Он хотел еще поиздеваться над Подгорецким, но скорее почувствовал во внутреннем кармане, чем услышал зуммер пульта.

Подгорецкий насторожился.

– Лежи, – по-приятельски успокоил Бехтеренко. – Сам поговорю. – Достал пульт и нажал на кнопку приема, предварительно отойдя на расстояние от Подгорецкого. – Да? – подделался он под тембр его голоса: была не была.

– Мне сообщили о ваших успехах. Не задерживайтесь. Используйте нейтронный вариант и возвращайтесь через Хатангу «Саламандрой» немедленно. Капитан в курсе, он ждет вас.

– Он знает меня в лицо? – рискнул Бехтеренко и услышал смех:

– Ваш дядя. До встречи на ковчеге.

Убрав пульт в карман, Бехтеренко подошел к Подгорецкому:

– Что делать-то с тобой?

– Убей.

– Не так воспитан. Подняться помогу, – сказал он сдержанно и усадил Подгорецкого в кресло. Руки за спиной в наручниках. Мысли не появилось, чтобы освободить его. Не тот зверь. «Не грех бы поговорить», – решил Бехтеренко, направляясь к дивану напротив.

Подгорецкий медленно поднялся за его спиной и резко метнулся к окну, опередив Бехтеренко. Звон и треск разбитого стекла, а в зияющую дыру ворвался ливень.

– Ну вот, – с досадой произнес Бехтеренко. Не хотел он такого исхода, но несчастье развязало руки.

Запиликал телефон в номере. Он взял трубку.

– Отец Потап, вы согласны принять пост и сменить вериги? – услышал он голос Цыглеева. – Свято место пусто не бывает и, как обещал, завтра с утра Бехтеренко отправляется в отставку. Надеюсь, вопрос разрешим по-джентльменски?

– А это кто как понимает джентльменство, – ответил Бехтеренко.

– Кто это?

– Министр до утра. А Подгорецкий в окно ласточку сделал.

– Знаете, что я с вами сделаю? – повысил голос до фальцета премьер.

Бехтеренко положил трубку. С этим ясно.

«Сучонок, родства не помнящий, – почему-то досадовал Бехтеренко. – Для меня в России места не осталось».