Текст книги "Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)"
Автор книги: Александр Башкуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 41 страниц)
Итог дела сего – занимательный. После двух недель допросов и пыток, семеро человек были полностью изобличены и повешены во дворе Цитадели Дерптского Университета.
Согласно обычаю их всех вывели босыми на снег, раздели догола, накинули на них мешковины так, чтоб были видны ноги ниже колен и – повесили. Поверьте мне, – зрелище лишь одних сводимых судорогой ног во сто крат поучительней для толпы, чем лицезрение всего тела. Наше воображение – много красочней создает муки смерти, чем истинное положение дел.
Особо если учесть, что насыпало много снегу и казнимые могли доставать кончиками пальцев ног до ледяного сугробика... Занятно было смотреть, как они все вытянулись в жуткой надежде на жизнь, мистическое избавление, или что-то еще. А тут – ровный и уверенный рокот двух барабанов и таяние сугробика под теплом пальцев ног... Надо заметить, что кончики пальцев ног быстренько охлаждаются и таяние идет медленней. (А в петлю вставляется особенная прокладка, чтоб раньше времени не прижало сонную и "блуждающий нерв".)
Но – рано, иль поздно несчастные принуждены помочиться. Разумеется теплым. И казнь идет своим чередом. Вообразите себе, – как интересно смотреть на людей, осознавших, что смерть их наступит от переполнения пузыря. Ведь перед казнью "для храбрости" их всех "досыта" напоили "хмельным пивом"! А они и радовались, думая, что получают последнее удовольствие... Но бесплатный сыр – в мышеловке!
Весьма поучительно для всех возможных предателей в прошлом и будущем.
Зима в том году удалась лютая, да холодная. Зрители не выдержали на морозе и вскоре все разошлись. Тогда по моему приказу троих из семерки тайком сняли. А вместо них повесили трех уголовников из рижской тюрьмы сходных по виду голых ног и общей комплекции.
Вам интересно знать – почему?
В ходе дознаний "проклюнулся" странный след. Шпионы вывозили похищенное не куда-нибудь, но – Санкт-Петербург. А там их "контактами" оказались масоны Ложи "Великий Восток". А уж от них ниточка вела в такие заоблачные эмпиреи...
В какой-то миг следствия я не смог сего больше скрывать и просил аудиенции у дяди моего – Аракчеева.
Он принял меня, выслушал все подробности, просмотрел протоколы допросов, увидал списки членов якобинского заговора, ахнул, схватился за голову и спросил:
– "Это – бомба! Что мы с сием будем делать?!"
– "Ежели я проведу аресты, все скажут, что я взял очередную порцию патриотов и – просто хороших людей. Снова заговорят о "гадком немце" и о том, что я – иудей и немножечко протестант. Было б лучше далее вести сие дело вам – русским. А еще лучше – татарским следователям из артиллеристского управления. Не верю я Кочубею и всему его Министерству Внутренних дел. Там больно много поляков на мой вкус...
И потом, – обратите внимание – члены заговора сплошь католики. Вести дело сие протестантам – неправильно. Лучше уж – православные с долей магометанцев. Я же ведь даю вам только кончик, а клубок еще – надо распутать!"
Дядя мой пожал мою руку и только тут вдруг сообразил:
– "Погодите, – но как нам сделать сие? Моим следователям хорошо бы "пощупать" негодников своими собственными руками, но не – с чужих слов!
Ежели вы передадите пленников мне, все осознают, что нить тянется в Санкт-Петербург, а мы не хотим спугнуть масонов до срока! А ежели мои следователи поедут к вам..."
– "Я уже все решил. Ежели вы готовы дать делу ход, я сделаю так, что все вокруг будут уверены, что преступники казнены, а вы уж в ваших застенках – можете ни в чем себе не отказывать.
Мы, согласно обычаю, обязаны вести осужденных к виселице босиком... Сие идет с поры войн с католиками – те любят пустить в ход "испанский сапог". Ну, и... Перед казнью мы всегда обязаны показать ступни ног пленных католиков".
Теперь вы, наверное, понимаете, – чем была вызвана такая "жестокость". Трое осужденных не пили пива, веревки им были сделаны подлинней, да и пытали их не так, как всех прочих.
В общем, – дождавшись четырех предсмертных судорог, толпа заскучала на сильном морозе и потихоньку разбрелась по домам. Но при том, – все до единого знали и не сомневались, что видели казнь всех семерых.
Теперь я учу моих "крестников", что чем бессмысленней, мучительней и странней казнь, иль – убийство, тем менее ищут в нем любых подоплек.
Застрелите, или – заколите какого-то деятеля и все сразу же начнут искать политические мотивы убийства. Вспорите ему живот, изнасилуйте труп, а кишки разбросайте в разные стороны и все станут искать безумца-маньяка. Ежели его им еще и "подбросить" (предусмотрительно подстрелив идиота в миг задержания), проблема "рассосется" сама собой.
Сие – азбука "политических устранений"...
Как видите, – это сработало и в контрразведке. Масоны решили, что я второй Калигула, или – маркиз де Сад и не придали значения происшедшему. Зато офицеры дяди моего Аракчеева смогли уже не торопясь, "с расстановкой" "выдавить" из двух пленников столько, что те и не думали, что они сие знают!
Потом мы "внедрили" в масонский круг наших людей – присланных якобы прямо из Франции на замену погибших... Слово за слово. Дело за дело. Постепенно мы "раскрутили" всю их "сеть" здесь – в Империи...
К маю 1812 года следствие завершилось и результаты его легли на стол Государю. Самым главным из них стало то, что в День Празднования Святой Пасхи в подвале Немецкой Церкви в Санкт-Петербурге должен был быть заложен заряд...
Как вы знаете, – Пасхи – Православная с Европейской отличаются на пару недель и Государь в Европейскую Пасху шел в Немецкую Церковь "инкогнито" сопровождать свою матушку. Урожденная Принцесса Вюртембержская обязательно посещала именно Немецкую Церковь – именно в день Европейского праздника Пасхи. И Государь, как почтительный сын – всегда провожал свою мать...
По плану заговора, – в миг посещения Церкви должен был грянуть взрыв и Государь – даже если бы и остался жив от ударной волны, погиб бы раздавленный обломками Церкви.
Считалось, что после этого – русский народ осознал бы, что Государь "справлял Пасху не на русский манер" и не стал бы особо преследовать заговорщиков. Масоны думали, что убийство не в День Православного праздника Пасхи не так уж и всколыхнет шибко религиозный народ...
Когда Государь узнал о сием...
Но я хочу соблюсти хронологию и об этом чуть позже.
Чтоб все было немного понятнее, – напомню еще раз о том, каким "зверским" способом были повешены мои пленники.
Я, когда был у Гумбольдта во Франции, случайно узнал, что сие неспроста: у славян, балтов и финнов на сей счет есть сходные мифы.
Мы верим в Велса – покровителя Дождей и Болот, а на Руси в Новгороде, Пскове и Ладоге по сей день верят в Мокошь – хранительницу Озер, да Болот. Ее еще зовут – "Параскевой Пятницей" и изображают повешенной женщиной с закрытым чем-то лицом и босыми ногами. По сей день в русских церквях этих мест колокольные языки льют в виде босых женских ног...
Гумбольдт мне говорил, что возможно здесь причина спутана со следствием: бунтовавшие латыши с ливами вешали пленников, принося языческую жертву Велсу – Мокоше, а уж католики нарочно калечили ноги бунтовщикам, чтоб "оградить их от скверны". Или – наоборот. А в итоге сложилась нынешняя традиция. Кстати...
В отличие от иных мест, – в Лифляндии и Эстляндии практикуется "мягкая петля" с особой прокладкой, сберегающей сонную артерию и блуждающий нерв. Казнимый должен умереть именно от "нехватки воздуха", а не от чего-то еще. И в то же самое время – не применимы удавки с гарротами.
Гумбольдт на сей счет даже написал особенную статью, утверждающую, что здесь мы имеем дело именно с языческим верованьем о "Повелительнице болот": жертва должна умереть от недостатка воздуха, без людской помощи и – к тому же от холода.
Сие соответствует страшной смерти в болотной трясине, – в ней нельзя утонуть, не совершая движений – ежели вы поместите мертвый предмет на поверхность болот, он пролежит там до скончания века... Но пока еще живой человек – обязан дышать и с каждым вздохом он погружается все глубже и глубже...
Всякий народ имеет свои особые казни. Мы – дети Велса, даже казним, как живем – медленно, долго и безразлично... Так моросит долгий дождь в конце осени. Вы можете захлебнуться, сойти с ума, а он все так же будет сыпать и сыпать... Не быстрей, и не медленней, чем положено.
Иные думают, что я должен был бы взбунтовать мой народ, поднять его на Войну против русских, но сие значит, что они не понимают Лифляндии. Это дикие горцы пусть восстают и захлебнутся собственной кровью в борьбе с гигантской Империей. Я же – лив. И у меня свои – методы борьбы с Оккупацией.
Метод утопления в гигантском болоте. Метод бесконечного осеннего дождика...
А здесь я хотел бы обратить ваше внимание на то, что Аракчееву я передал двух "казненных", а от казни спас трех.
Третьим был тот самый "Ученый", кто водил нас за нос уж столько лет...
Когда его сняли с виселицы, он был уверен, что его ждут совсем уж адские муки. Он, разумеется слышал – как и от чего умерли четверо из его товарищей по несчастью и ждал теперь что-то особенно иезуитского.
Я же приказал его приодеть и пригласил за наш стол – к нам на ужин. Нас было трое, – я, он и Маргит.
Будущая жена чуть не рухнула в обморок, когда я представил ей нашего сотрапезника. Она в первый миг не могла осознать, – зачем я сделал сие?
Она даже вскрикнула:
– "Так это... Это был – ПРОВОКАТОР?!"
Несчастный аж поперхнулся от таких слов. Я же жестом предлагая ему приступить к ужину, пояснил:
– "Вот именно это и будут теперь про вас говорить... Нет, Маргит, это – не провокатор. Это – великий Ученый, а еще вернее – Учитель. Он умеет разжевать иным ученым все так, что они сами понимают свои результаты...
Ежли бы я казнил Вас, я б пошел против Господа... Я мечтаю о Развитьи Культуры в этой стране и убивать Учителя за его Убеждения... Нет, – за сие меня покарал бы Господь!"
"Ученый" удивился. Поднял бровь, а потом, чуть махнув рукой, разломил хлеб и набросился на еду. По всему было видно, что его сейчас мучит голод, а обо всем остальном он решил поразмыслить как-нибудь в иной раз.
Когда он немного насытился, я сказал:
– "Я хочу объяснить вам – вашу позицию. Ваши товарищи умерли страшною смертью и пред тем были мучительно пытаны. Я нарочно приказал перед казнью раздеть вас всех догола, – через много лет кто-нибудь да припомнит, насколько были заметны раны с ожогами на телах прочих, а ваша кожа – не пострадала.
Возвращенье в Европу для вас отныне заказано. Сами решайте, как теперь быть – но помните: я знаю, что Соловьи не Поют в стальных клетках. Ежели вы согласитесь с моим предложением, я предоставлю вам Свободу неограниченную и даже – положу известное жалованье.
За это вы... Будете просто учить. Учить детей и студентов всему тому, что вы Знаете и во что вы Веруете..."
В этот миг Маргит ахнула, а визави прервал меня, подняв руку и отчаянно замотав головой:
– "Я не Верю Вам! Вы знаете – во что Верю я и я не смогу Учить чему-то иному... Но Вы же убиваете нас, якобинцев, за то, – во что мы Веруем!"
Мне тяжко было ответить на сей вопрос, но...:
– "Нет. Я убиваю Вас не за это... Я сам Верю в Свободу, Равенство, Братство ибо – Родина моя Несвободна, жители ее Неравны – пока у нас в быту Рабство, и... я – Еврей и не считаю, что мой народ хоть чем-нибудь лучше, иль дерьмовее прочих...
Я – Верю в Свободу. Когда-нибудь моя страна получит Свободу. Я Верю в Равенство. Когда-нибудь мой народ Изберет своим Предводителем моего внука, иль правнука не за то, что он – Бенкендорф, иль – Природный Хозяин, но за то, что он – просто лучше других... И я Верю в Братство. Я Верю, что наступит тот день, когда мои латыши, эстонцы и финны примирятся с литовцами и поляками и ежели и будут против кого, – так против Империи, коя всех их в равной степени угнетает.
Но в то же время я – против Гильотины на площади. Я против того, что невинных баб и детей казнят лишь за то, что они – богаче и родовитей, чем прочие. Я – против бунтовщика Дантона, упыря Робеспьера и даже – Наполеона – дар полководца не основание для пресечений десятков династий в крохотных княжествах... Я – против Хама, затеявшего погромы по всей Германии, якобы "против жидов", а на деле – чтобы всласть пограбить, да – понасиловать...
И я Хочу, чтобы настал тот День, когда со словом "Свобода" не связывали бы слово "Террор", "Равенство" не означало бы – "Детоубийство", а за "Братством" не стояла бы – "Гильотина"...
И пока сей день не настал, я готов пытать и убивать того самого Хама, ибо он не сумеет ничего понять – кроме Стали и Пытки. Ибо даже маленького ребенка надо Пороть, чтоб он стал нормальным членом нашего Общества. А вот ежели не Пороть, то и вырастают Мараты с Дантонами..."
"Ученый" долго сидел и смотрел на меня. А еще на меня смотрела моя Маргит и я знал, что мы будем жить с нею – долго и счастливо, ибо Счастье, когда жена тебя понимает...
Затем "почти что казненный" медленно встал из-за стола и, чуток запинаясь, спросил:
– "Куда вы пошлете меня? Где я Должен Учить?"
– "Сначала – в Тобольск. Осмотритесь там, оглядитесь... Народ там простой и хороший.
Аристократов-помещиков почти что и нет... Поэтому Ваша Проповедь падет на добрую почву...
Осмотритесь, а там – может быть лучше начать и где-нибудь в ином городе – подальше от тамошнего генерал-губернатора. Чтоб не писали доносов, да всяких кляуз...
Каждый месяц к вам приедут мои егеря. Привезут жалованье, деньги для тех, кого вы примете на работу, учебники, прочее... Не стесняйтесь, требуйте у меня, чем смогу – помогу.
От Вас же требуется – вывести "паству" из политического, да экономического младенчества в коем она счастливо пребывает. Чем быстрее "Русь" откроет глаза, тем раньше получит Свободу и моя Родина. Да, и еще...
Вас я нигде не задерживаю. Но помните, – ежели вы заедете западней Екатеринбурга – вас могут узнать и тогда по гроб жизни не отмоетесь от звания "Провокатор"..."
Прошло много лет. Мой "Ученый" изменил свои имя и внешность и стал одним из "Отцов Основателей" Горного Училища в Томске. Потом на него "повалили" доносы и я принужден был открыто выказать ему мое покровительство. Недруги мои стали копать и – вдруг выяснилось...
Скандал был, конечно же, страшный. Единственное, что меня тут спасло, было поведение Николая. Государь, как обычно, не стал вникать в науки "противоестественные", а лишь спросил:
– "Хорошо ли он учит? Что дельного из того?!"
Ему отвечали, что от "Ученого" выходят прекраснейшие инженеры и "горных дел мастера". Государь только хмыкнул и решительно повелел:
– "Пока сей якобинец несет пользу Империи – не смейте тронуть его хоть бы пальцем! А всяческие новомодные завихрения... Это встречается у молодых. Навроде триппера. Повзрослеют и само – отойдет!"
После этого он повернулся ко мне и, полушутливо погрозив пальцем, предупредил:
– "Тебя, кстати, сие тоже касается. Спасти от казни вражеского шпиона... У меня нету слов. Скажи спасибо, что он – несет пользу нашей Империи!"
Кто-то из слушателей только охнул от таких слов. Но... Государь думает, что у молодых инженеров "сие пройдет". Разве я сторож брату моему?
Но вернусь к моему рассказу. Самой странной историей из всех тех, что приключились этой зимой в Дерптском Университете стал день рождения Маргит. Но – по порядку...
Все, что мы сделали в Университете стало продолжением наших работ. Оптические прицелы – закономерное развитие работ группы Гадолина, тугоплавкие сплавы – работа, начатая Вольфрамом, хлорные пороха – тоже наши методики...
Самым же "неочевидным" открытием стало получение "сухого капсюля-детонатора". Объясню.
Бертолле создал "гремучую ртуть". При малейшем ударе по сей диковине происходит маленький взрыв. Этот взрыв поджигает порцию пороха – гремит выстрел. Все отлично, кроме одного "но"...
Гремучая ртуть боится воды. Малейшая сырость в воздухе и "ртуть" "плывет", насыщаясь водой, а патрон "сыреет" от этого.
Не будь сего феномена, "унитарный патрон" возник бы много раньше во Франции, но...
Как можно предохранить "гремучую ртуть" от воды? На ум приходит два способа: "наклепать" металл, иль – покрасить. Но "ртуть" "вытягивает" на себя влагу из масел и сыреет только от этого! И потом – ртуть боится ударов, и любой металл дает "основной окисел" при взаимодействии с кислородом. Окисел вступает в реакцию с ртутью, и та – химически разлагается...
Французы долгие годы ломали голову надо всем этим, ничего не придумали и создали "разборный патрон". Основу его составляла картонная гильза со вкладывающимся в нее листком меди с гремучею ртутью. Во все это засыпали пороховой заряд и зажимали фузейную пулю...
Возникшая фузея била на восемьсот шагов и сие стало верхом технической мысли всего якобинства. Но...
Использовались такие фузеи только в пустынной, да высокогорной Испании, где "составной капсюль" мог выдержать, не отсырев, чуть ли не – месяц! Но вообразите сей капсюль в болотистой, да дождливой Ливонии. Опытный образец сохранял способности к взрыву не более трех часов! Вот что такое промозглая слякоть. Такой капсюль был нам не нужен.
Мы повторили весь тот путь неудачных проб и ошибок, коий до нас проделали якобинцы. Ноль. Ничего. И вот тогда...
В моем ведении была секретная группа. Как я уже доложил, в свое время выяснилось, что некие окислы фосфора в условиях малого окисления обращаются в страшный яд. Дело сие не "кануло в Лету", но после долгих проб и ошибок пришли к выводу, что фосфор – слишком летуч и не успевает создать "летальную концентрацию" отравляющего вещества. (Не берем случай – узких ущелий, да – подземелия крепостей.)
Поэтому мы перешли к аналогу фосфора – мышьяку.
В отличие он гидрида фосфора, иль – фосфина, гидрид мышьяка, иль арсин, медленней окислялся природным воздухом и дольше сохранял "отравляющий потенциал". В отличие от фосфора, коий при нормальных условиях образует окисел "пять" (коий не обнаруживает отравляющих свойств), мышьяк преимущественно дает окисел "три", коий и поражает жертву. (Потом уже в организме происходит "доокисление" мышьяка, кое и приносит летальный эффект, а фосфору некуда – "доокисливаться" он и так уже целиком весь "окисленный"!)
Но и это не все. Дальнейшее изучение натолкнуло на мысль, что стоит заменить не только фосфор на его аналог – мышьяк, но и кислород на его аналог – серу. Образующийся сульфид мышьяка, иль верней – сульфарсенат... Но здесь я умолкаю, ибо сие – военная тайна.
Опыты на кроликах, и на овцах приводили к тому, что несчастные животные покрывались ужасными язвами, слепли и разве что не – разлагались у нас на глазах! Из соображений гуманности, мы не решились испробовать все это на русских рабах, а пленные поляки и остальные католики появились для опытов лишь к ноябрю 1812 года.
Первые же испытания "приближенные к боевым" дали жуткий эффект и мы "рекомендовали применение соединений серы и мышьяка в военных условиях". (С одной оговоркой, – "войскам не советовалось входить в зону сих поражений".)
К счастию, – дело до этого не дошло. Примененье подобных средств осуществимо лишь при "позиционной войне" с противником, но с начала 1813 года фронт непрерывно откатывался во Францию и условий для применений отравляющих газов так и не появилось. К тому же – летом 1813 года союзники заключили альянс, одним из условий коего стала договоренность о "международном суде" над военными преступлениями.
Примененье "отравляющих средств" подпало под статьи договора и работы над сульфидами мышьяка были свернуты.
Впоследствии, немецкие ученые, покинувши Дерпт, доложили новым прусским и английским хозяевам суть сих открытий и ныне сии соединения "внимательно изучаются".
На занятиях в Академии Генерального Штаба я на днях имел Честь доложить:
"...Вопрос возникновения боевых отравляющих средств в газовом, иль жидко-капельном виде – уже решен и нужно лишь политическое безумие одной из трех-четырех развитых стран, чтобы их применить.
Страна, первой применившей сие оружие Апокалипсиса, заслуживает того, чтоб быть стертой с политической карты! Мы обладаем этим оружием, но – не желаем и не приступим к его применению первыми.
Поэтому, – на сегодняшний день нашей главной задачей представляется разработка механических и химических средств по предотвращению подобного поражения..."
Так говорю я сейчас, а той зимой – мы разрабатывали это оружие и многие из моих людей стали потом Академиками за его разработку. Так вот, там возник один забавный момент...
Главная проблема с любым отравляющим веществом состоит в том, – как его обезвредить. По сей день препятствием (кроме нравственных) к применению отравляющих средств считается то, что непонятно – как потом занимать "отравленные территории"?
В условиях разработки мы столкнулись с той же проблемой, – неизвестно получится ль у нас яд, но то что опытные образцы опасны для жизни сомнений не вызывало.
Как я уже говорил, – зима в том году получилась суровой и проточная вода из реки в "холодильниках", кои улавливали всю эту гадость, принялась замерзать...
(Дерптские "холодильники" – особый объект. Матушка строила их в момент закладки фундамента "новых зданий" Университета и поэтому у нас в Дерпте создается самый "глубокий вакуум" из известных: холодильники представляют из себя набор бронзовых труб, заложенных на большой глубине, – причем "питаются" они непосредственно из реки! Туда же – в реку идет и вмонтированный непосредственно в холодильники – водоструйный насос, коий и создает нужный вакуум.
Большинство Дерптских открытий обязано "рождением" именно вакууму и фантастической степени очистки исходных материалов, коей мы добиваемся в "бескислородной среде". Мы даже идем на то, что ставим везде прокладки из чистого каучука, хоть это и стоит бешеных денег, но – "вакуум" "окупает" все эти траты!
Такие успехи – не прошли незамечены. В Англии новые оксфордские корпуса проектируются со "встроенными в них холодильниками", – то же самое делают немцы и в Бремене. Пройдет пару лет и мы утратим наш перевес на "сверхчистые материалы", а у "противника" можно ждать "научный прорыв", – но сие, пожалуй, и к лучшему... Сей процесс – Постижение Мира и угоден Господу Нашему.)
Ежели замерзание основных труб "лечится" постоянным их прогреванием, трубы, обслуживающие группу ядов, не могли нагреваться. Мы не могли позволить себе, чтоб хоть "понюшка" сей гадости вырвалась в атмосферу...
В прежние зимы работы по ядам приостанавливались, но за полгода перед войной – мы не позволили себе такой роскоши.
По моему приказу – в холодильники стала закачиваться морская вода, а верней, – даже еще более охлажденный "крепкий рассол", коий не замерзал даже в лютый мороз. Через месяц сей практики – основной холодильник в группе ядов вышел из строя...
Я готов был рвать на себе волосы от отчаяния, – я своими собственными руками загубил один из основных холодильников. Никто не мог понять, – что происходит: все боялись притронуться к "ядовитой трубе", а она – по каким-то причинам перестала "сосать вакуум".
Потом уже – все говорили, что я – безумец. Человек моего положения и происхождения не должен был так рисковать. Но я, в отличие от других понимал, что мы делаем в группе ядов, и считал, что смогу отравиться в меньшей степени, нежели прочие. Да и какой бы я был руководитель над моими людьми, ежли б послал их на верную смерть, а сам – не подвергся опасности?
В урочный час я надел маску с толченым углем и пропитанную мочевиной (да, – ежели вас не стошнит, то – моею же собственною мочой!) и вместе с двумя помощниками, знающими толк в мышьяке, полез в подвал разбирать "заворот" холодильника. (Проверки щупом показывали, что именно тут была "пробка".)
Каменщики разобрали к этому времени участок стены и даже сняли "внешнюю рубашку" у "холодильника". При виде нашего приближения, они сразу же ретировались, оставив свои яркие фонари на всех стенах...
Я прочел молитву. Как будущий реббе, "простил" все грехи двум товарищам и... Мы стали резать "внутреннюю трубу".
Когда мы прорезали бронзовую стенку нашего холодильника – мы так и ахнули, от открывшейся красоты – чистый мышьяк собрался кристаллами фантастической красоты на стенках трубы и сверкал, и переливался всеми оттенками радуги...
Вообразите себе, – мы три часа сряду – кололи всю эту кристаллическую благодать, и наш инструмент только зубрился, отскакивая от прекрасных кристаллов! Мы поливали кристаллы кислотами и щелочами, грели и охлаждали их, но – все было втуне. Прекрасные друзы чернели, таяли под огнем, но не счищались...
Наконец, мы "победили" проклятый мышьяк, заварили трубу холодильника и выбрались из подвала наружу. (Победу нам принесло нагревание мышьяка с последующей обработкой растворами щелоков...)
Первый же глоток свежего воздуха сбил меня с ног, все поплыло у меня в голове и я рухнул в обморок...
Не знаю, – сколько я в этот день вдохнул окислов мышьяка... Шимон Боткин на сей счет думает, что я с измальства возился со всякою гадостью и поэтому мой организм "привык" ко всем этим ядам. К тому ж – я был крупнее и тяжелей моих двух помощников и мне требовалась большая концентрация яда, чтоб умереть. (Один из двоих, поболев с два месяца – помер, второй же стал инвалидом и умер от мышьякового отравления через пару лет.)
Как бы там ни было, – мои кишки, печень и почки по сей день страдают от последствий сего отравления и я пуще прежнего слежу за едой. Кстати, – одним из самых "пользительных средств" зарекомендовало себя рижское пиво – Боткин велел пить его не меньше трех литров в день, чтоб яд быстрей выходил из меня и сие, на мой взгляд, меня отчасти спасло. Мои товарищи по несчастью не имели "армейской закваски" на сей счет и последствия отравления для них сказались много хуже.
По сей день я почитаю обыденным "принять" перед сном две-три кружечки темного рижского и по сей день – пока жив. А вот они...
Ежели вы не знали того, – мышьяк "выходит" из организма долгие годы и по сей день в моих выделениях столько же мышьяка – как и в свежих трупах при экспертизе на отравления.
Мой случай включен во все медицинские антологии, как пример чудовищной "толерантности" к столь страшному яду...
Я же вижу в сием – Божью Волю, с Наследственностью.
Мои мать, дед и прадед "баловались" с разными ядами и на мой взгляд я с первого дня моей жизни мог перенести большие дозы, чем все мои сверстники. А мои несчастные братья и сестры, не имеющие подобного дара умерли во чреве моей милой матушки. В дни ее студенческих опытов... "Лютый северный ветер выдул из обычных людей – древних викингов".
"Баловство с ядами" моей матушки – спасло меня в этот раз. Может быть, оно же дало мне излечение и от опиумной зависимости... Все, что Господь ни сделает – все к лучшему!
Как бы там ни было, – я на десять дней оказался прикован к постели, а у моего ложа дежурила Маргит. Она поила меня пивом и молоком и кормила взбитыми яйцами. Кормила и плакала, – "В кого ты такой уродился?" "Зачем тебе больше всех надо?!"
Я никогда не мог ответить на сей вопрос. Правда, и Маргит перестала его задавать – в дни Войны, чудовищного Наводнения, иль моей глупой Выходки против Турок Маргит только вздыхала, сидела возле моего ложа, да – держа меня за руку, молила Господа, чтоб он и на сей раз пощадил ее "бестолкового идиота"...
Я знаю – она гордится мной после этого. Девочки мои растут при сознании, что их отец – чем бы ни пришлось ему заниматься, любим их матушкой и – всегда ею оправдан. А что еще нужно для Семейного Счастья?
Так вот, – пока я лежал, да метался в бреду, мне не давала покоя странная мысль: чем разрушить кристалл мышьяка? Почему-то сие для меня было мучительно важно. Я понимал, что мы его уничтожили, мы "расчистили" трубу холодильника, но...
Что-то не давало мне спать. Когда я приходил в себя, я вызывал к постели ученых и мы обсуждали – как образуются эти кристаллы, почему их не было раньше и...
Сие выглядит странно, но ни один из моих собеседников не пришел к открытию, лежавшему на поверхности... Возможно, – им не пришло в голову "совместить" несколько совершенно разных проблем. А вот мне...
Однажды, когда отравление чуток отступило, а я, наконец, смог нормально заснуть, мне приснилось, – как мельчайшие частички металлического мышьяка взлетают "не тая" из "родительской колбы", летят по страшным черным изгибам бесконечного холодильника... Им становится страшно, невыносимо холодно и они, как сверкающие большие снежинки, ложатся на что-то сине-зеленое.
Я сам – большая снежинка и мне – тоже холодно. И прочие хладные кристаллические тельца ложатся поверх меня и мне не в силах выбраться! Они ложатся на меня гигантскою массой и мне нечем дышать... Я хриплю, мне не хватает воздуха... Воздуха... Кислород, дайте мне кислород!
Меня разбудила из этого кошмара Маргит. Она, страшно напуганная, растолкала меня и, тряся, да растирая мне щеки, с ужасом стала спрашивать:
– "Что с тобой? Тебе нечем дышать?! Почему ты кричишь – "кислород"?! Что с тобой?!"
Я, еще до конца не придя в себя, простонал:
– "Я вообразил себя молекулой мышьяка... Мне не хватило воздуха. Я..."
Я толчком сел в своей собственной кровати. Я уставился в кромешную тьму. Я спросил Маргит:
– "Где мои вещи? Мне нужно немедленно в лабораторию. Который час?"
На часах было шесть утра. За окном – кромешная зимняя ночь. Под всхлипы и робкие протесты Маргит я быстро собрался и побежал в мою личную лабораторию.
Там я стал собирать некоторое подобие нашего холодильника с охлаждением "крепким рассолом" и снегом с солью. Я даже распахнул буквально все окна, чтоб в комнате стало еще холодней! Затем... Затем в лабораторию повалили ученые, кои с интересом стали наблюдать за моими манипуляциями.
Кто-то спросил:
– "Что с тобой?"
– "Есть идея. На холоду мышьяк испаряется, не переходя в жидкую фазу. Я не знаю температуру, иль – условий подобного перехода, но мне кажется, что это – так! И еще мне кажется, что в вакууме мышьяк в отсутствии кислорода образует прочный кристалл, не растворимый известными растворителями. И ежели его окислять, он дает не основной, но – кислотный окисел, коий не должен взаимодействовать с гремучею ртутью!
Вообразите себе, – вакуумною возгонкой мы сможем создать пленку металлического мышьяка, не дающего металлооксид! А это и есть – сухой капсюль!"
Мои слова вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Люди сгрудились вокруг меня и моей, на глазах создающейся, установки. Наконец, я поместил медный листок с гремучею ртутью в "переохлаждаемую" точку моего "холодильника" и на наших глазах стала расти мышьяковая бляшка.
Дрожащими руками мы вынули первый листок из моего "самопального" аппарата. Ребята изо всех сил попытались "отскрести" бляшку разными скребками и щеточками. Потом полили бляшку водой. Наконец, ее поместили в особую ступку и сбросили на нее дробинку свинца...
