Текст книги "Призванье варяга (von Benckendorff) (части 3 и 4)"
Автор книги: Александр Башкуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 41 страниц)
Вспоминая все эти дни, я почему-то не "вижу" подробностей. Лишь только – Маргит... Как она смеется, улыбается чему-то, переписывая мой новый отчет, хмурится, когда – все плохо и я ору на "ребят", стуча кулаком по столу и суля им "расход", ежели того-то и этого не будет к такому-то сроку...
Так все и было. И именинные торты к чаю и празднование чуть ли не всем Университетом чьего-то дня рождения. И плавный переход праздника в очередное обсуждение общей проблемы.
(Мне все больше не нравится нынешняя наука – она чересчур "разрослась" на мой взгляд. Верней, не Наука, но – подход к ней. Потерялось живое человеческое общение, а без него – это не Творчество, но – грязное Ремесло...)
А той зимой мы садились за общий стол и "оптики" Гадолина всегда давал дельный совет "металлургам" Тотлебена, а те помогали нам – "взрывникам".
А еще было – отчаяние, – от того что – "не успеваем". Хотелось биться головой о стену, когда чувствуешь, что Истина где-то рядом, а... Ну, – не выходит у нас!
И было еще – Предательство...
Я всегда знал, что "Дерпт с червоточиной". Не все, но некоторые изобретения попадали во Францию. (Именно потому в свое время выкраденная мной "бертолетова соль" производилась в России, а не у нас.)
Многие пытались "вычислить" негодяев, но...
Как ни странно, – "нашла" предателя Маргит.
Однажды, – в пятницу вечером мы пили пиво с ней в университетской столовой и наслаждались скушанной курочкой.
Кроме нас там сидело еще много пар, – сотрудникам дозволялось провести на территорию Университета супругу, или – невесту по пятницам и устроить им "частный ужин" "за счет заведения". Конечно, – столовая – не ресторан в Кельне с Гамбургом, но "для поднятия духа" и этого было достаточно.
Немецкая народная музыка, жаренные колбаски (иль, ежели по заказу мамина "курочка"), девушки, разносящие пиво, и в то же время – ласковый полумрак привлекали людей и давали хоть какую-то возможность расслабиться.
Маргит в тот день сидела, спиной прижавшись ко мне, а я капельку обнимал ее и тайком целовал, то – ушко, то – локоны на виске. Я целиком был занят суженой, а она смотрела на прочие пары за столиками.
Потом она вдруг спросила:
– "Скажи, а ты... кого-нибудь любил до меня?"
– "Ну... Да. Конечно. Я – влюбчивый. Только мне – не везло".
Маргит поуютнее устроилась предо мной, двинув ближе свой табурет, и просила:
– "Расскажи мне, пожалуйста!"
– "Первой у меня была – Матушка. Увы, она – мне никогда не отвечала взаимностью, да и не могла отвечать...
Второй – литовская девочка, – мать моей Катинки. Я ужасно любил ее, но потом... Однажды мне доказали, что она мне – не ровня. Ну, то есть – не доказали, а я сам долго боялся признать сам себе, что мне с нею – не о чем разговаривать.
Третьей была моя родная сестра. Ее я люблю по сей день. У нее, правда, есть один недостаток – она слишком хорошо понимает меня и мы от того раздражаемся. Никто не умеет так быстро вывести меня из себя, как... сия стерва. Я часто думал с нее пылинки сдувать, а потом – убить ее и все тут...
Четвертой... Во Франции я встретил женщину, с коей я мог бы наделать детей и – встретить старость... Мы даже – преодолели бы то, что наши семьи враждуют между собой. Но...
Она любила другого. Она по сей день его Любит... А я – чересчур Ревнив для нее".
Маргит долго думала над сей фразой, а потом с изумленьем спросила меня:
– "Неужто может быть человек, у коего ты не сумел бы отбить твою женщину?! Это не похоже на тебя – Бенкендорф!"
– "Понимаешь ли... Тот человек давно Умер.
Он – погиб, как Герой.
Я могу соблазнить женщину, положить ее со мною в постель, но в ее голове она будет спать не со мной, но – тем, кого нет среди нас. Иль, верней есть, но...
В нашем с нею союзе я не смог бы быть – третьим. Видишь ли... Она его Ждет.
Это нечто – Мистическое, – она видела его труп, она хоронила его и в то же время – она все равно его Ждет. Это – как половинки одного "Я", кто бы ни был другой, он все равно не заменит того – Первого!"
Маргит обернулась ко мне, посмотрела мне прямо в глаза и сказала тихо и веско:
– "Я Тебя буду Ждать. Я знаю, – Ты уйдешь на Войну и с тобой там может быть всякое. Так вот знай – Я Тебя буду Ждать.
И еще, – Я Хочу Родить от Тебя. Если Ты не Против – Наследника. Иль Наследницу.
Я не напрашиваюсь за тебя замуж, я просто Хочу, чтоб Дети Твои не были потом – кем-то обижены".
Я поцеловал тогда Маргит и обещал ей:
– "В день, когда тебе исполнится семнадцать лет и по законам Ганновера ты станешь взрослой, я попрошу у родителей твоих – Благословения. Кстати, когда у тебя День Рождения?"
Жена моя рассмеялась, стала похожа на "лисичку фон Шеллинг", и прохихикала:
– "Пусть это будет – сюрприз для тебя! А вообще-то – зимой!"
Мы еще раз обнялись и поцеловались.
Потом Маргит, зализывая прокушенную губу, вдруг сказала:
– "Не понимаю, – как люди могут так целоваться и – не любить друг друга при этом!"
Я сначала обиделся:
– "Зачем ты так?"
– "Да я не про тебя! Наш сосед – вон тот, справа, давно уже лобызается со своей пассией, а – нисколько ее не любит!"
– "Почему ты так думаешь?"
– "А у них – глаза не горят!"
Я с интересом уставился на парочку за соседним столом. Затем я извинился пред моей суженой и пошел искать Петера.
Вечером, когда танцы закончились, я стоял у крыльца и со мной была Маргит, Петер, Андрис и егеря...
Когда появились наши соседи, я поманил "Ученого" пальцем и, чуть усмехнувшись, сказал:
– "Ну что, – пошли с нами?"
Он побледнел, а я во все глаза смотрел на его мерзкую шлюшку. Поверите ли, – на ее лице не дрогнул и мускул!
Я оглянулся на Андриса, коий тоже внимательно следил за лицом нашей "крестницы". На мой взгляд он ответил утвердительным кивком головы и я, оторвавшись от Маргит, показал егерям и на девицу:
– "Ее – тоже!" – у преступницы подкосились колени, а я уже приказывал Петеру, – "Родственников ее и его немедленно задержать. Взять всех знакомых, соседей, разносчиков и молочников... Всех! Когда эти признаются, невиновных отпустим. Я – сам извинюсь. А пока – всех!"
Маргит в эту минуту вцепилась в меня с хриплым шепотом:
– "Почему ты уверен, что они – признаются?! В чем они пред тобою признаются??!"
Петер с насмешкою крякнул и ответил вместо меня:
– "А у нас, девочка, не бывает так, чтобы не признавались! В чем-нибудь да – признаются! Редко кто вдруг молчит, когда его хозяйство закручивают в тиски, иль в зад ввести раскаленный шпицрутен. А вы что, – об этом не ведали?"
Я внимательно смотрел на мою Маргит. Будущая жена должна знать, – что делает ее суженый. Сие – важно. Чтоб потом не было разбитых иллюзий с истериками...
А во-вторых... Я любил будущую жену. А в Любви люди слепы. Этим всегда ловко пользуется вражеская разведка. Я сам так – часто делаю. Доложу по секрету, – в ту минуту Маргит сама была ближе к тискам, да раскаленному шпицрутену в зад, чем сии пленники. В делах контрразведки не бывает случайностей и наши жены – проверяются всеми способами...
Петер, будто бы ласково, но самом-то деле – очень профессионально подхватил Маргит под "локотки", а Андрис многозначительно облизнулся на ее "юные прелести". (Ежели вы не знали того, – женщин перед допросом обычно насилуют. Так их легче "сломать" – сие аксиома допросов Иезуитского Ордена.)
Вы спросите – почему? Потому что – все знали, что я хочу жениться на Маргит. Вы – станете проверять невесту своего непосредственного начальника?! Стало быть, – в отличие от других – эта девочка "осталась без одеяла"... А на каких основаниях?!
Работа уборщицы, да – посудомойкой может быть синекурой для опытного разведчика. Вы не поверите, – сколько интересного с поучительным можно выудить из мусорного бачка! А сколько забавного говорится на кухне, когда там "по-тихому" поглощают добавку ученые... Они ж – как дети, заработаются и бегут не вовремя на обед. А потом сидят, кушают и, давясь горячей едой, обсуждают новые результаты. А рядом стоит милая девочка моет себе потихоньку посуду...
Да, – она – девочка. Шестнадцати лет. В таком возрасте – обычно не бывают опытными разведчиками. Впрочем...
Моя матушка в те же – шестнадцать стала уже "аудитором" в своем Пансионе и "надзирала" – как единственная протестантка за немецкими католичками. А еще – в шестнадцать матушка стала доцентом по химии. Так что – возраст обманчив...
Но – это матушка. И Маргит ее троюродная племянница. И моя четвероюродная сестра. Казалось бы и тут – хорошо. Может ли родственница предать свою Кровь?! Впрочем...
Эта Война отличалась от прочих. Как я уже говорил, – здесь впервые возник новый мотив – это была Война не только "России с Европой", иль "Католиков с Не-католиками". Впервые в Истории это была и Классовая Война "Аристократии с Буржуазией". И я вам уже доложил, как французские с австрийскими Аристократы помогали Нашей Победе, а русские, немецкие, да еврейские Буржуа – тайно работали на врага...
Да – по отцу Маргит оказалась Аристократкой фон Шеллинг. Но – по матери она принадлежала к "еврейской интеллигенции", а сия группа в ходе Войны могла оказаться и в стане противника!
И последнее. Маргит была еврейкой. Она бежала в "еврейскую Ригу" от массовых погромов евреев в том же Ганновере. Она – такая же еврейка, как и мы с моей матушкой. Может ли... Впрочем...
Не секрет, что с точки зрения экономики – то, за что воевали орды Антихриста на самом деле-то – выгоднее того, за что дрались мы. И даже в рижской диаспоре – наиболее пострадавшей от сей Войны, очень многие "болели за Бонапарта".
Все это не приходило мне в голову то того, как Маргит не завела речь о Детях. Любовь – одно, Дети – другое.
Сызмальства я усвоил себе, что "Нет Мелочей в Делах Династических". Пока я мечтал о Теле и Любви моей Маргит, вопрос Династический и политика мало волновали меня. Но... "Дети" сразу настроили меня на иное. И стоило мне задуматься о том, что я делаю, и – насколько я могу не знать Маргит...
Я вышел к людям, объяснил им проблему, они... Петер крякнул и с опаскою посмотрел на меня. Андрис осторожно потрогал мне голову и с интересом осведомился:
– "Ты давно не ходил к Шимону Боткину? Я слыхал – завелась дурная болезнь. Зовут – Паранойя. Страшно заразная..."
Я только лишь взглянул на него и друг мой осекся. Я пожал плечами и сухо сказал:
– "Ежели сие паранойя – с меня столетний бальзам. Ежели нет... Я возьму отпуск на месяц – допрашивайте ее без меня.
Но мы узнаем правду сейчас. Иначе я спать не смогу!"
Жена потом мне рассказывала, что она сразу же "нутром поняла", – что означает "мертвая хватка" Петера, да сия ухмылочка Андриса и ей стало не по себе. Она метнулась телом ко мне, а я взял ее лицо в руки и произнес, глядя Маргит прямо в глаза:
– "Кто ты – Маргит? Я Люблю тебя, но в моих руках Судьбы многих... Я Пастырь, отвечающий за стадо мое. Жена моя тоже получит доступ к сему невинному стаду. И я не хотел бы, чтоб в обличье ее к нам подкрался волк-оборотень. Извини".
Мы оказались в подвале егерских казарм. Тяжело скрипнули и грохнули двери, за кои не выходили крики допрашиваемых и мы с будущею женой стояли пред голым телом на дыбе.
Я спросил Маргит:
– "Знаешь ее?"
Она судорожно сглотнув, торопливо кивнула. Тогда я, запалив новый факел, подал его моей суженой:
– "Поджарь-ка чуток..."
Все мы – не маленькие и, конечно же, понимаем, что за сим приказом что-то не договаривают...
Маргит в ответ зарыдала, и мотая головой из стороны в сторону, попятилась от меня с криком:
– "Палач! Ублюдок! Я Ненавижу тебя! Ненавижу!"
У нее случилась истерика. Петер с Андрисом внимательно следили за каждым словом ее, каждым жестом, – наконец Петер хлопнул меня по плечу, сказав:
– "Тебе повезло. Девочка – чистая. Ежли б ее к такому готовили, я бы заметил. Мне кажется – Чистая".
Я посмотрел на второго товарища. Тот пожал плечами, кивнул и сухо заметил:
– "Наверное – так. Если бы ты дал больше времени, проверили бы помягче. А так...
Ежели она тебя простит после этакого, – значит – Любит!"
Я на руках вынес Маргит из "кромешного" подвала и уже на свежем воздухе – пред Луною и звездами на коленях просил пред нею прощения. Я, по причине моей "Слепоты", не видел вообще ничего и Маргит сперва отказывалась. Но потом, когда она прогнала меня и я пошел, натыкаясь на стены и шаря пред собою рукой, жена моя вскрикнула, побежала за мной, взяла за руку и повела за собой – в свою келью.
Вы – не поверите, – я ночь пробыл в постели с вожделенною женщиной и... Ничего. Кроме поцелуев до субботнего утра.
А в субботу мы пошли с Маргит к ее милым родителям и я – в присутствии реббе официально просил ее руки и Благословения.
По причине Войны, возраста новобрачной и прочего "стороны" уговорились ждать семнадцатилетия Маргит, а пока... у нас было некое подобие "обручения". (Поймите нас правильно, – дело было в субботу, но у меня не имелось иных выходных! Тот же реббе пришел – как бы неофициально. Он якобы играл с отцом Маргит в шахматы, а тут... Но какой бы он был реббе, ежели б не поговорил со мной и моей будущею женой на... разные темы.!
Знаете на чем "прокололась" вражеская разведка?! Она слишком хорошо "учила" людей. Для Иезуитов – сие известный порок. А еще – сие была Божья Кара.
Ведь как вышло?! Матушкин Абвер весьма жестко "курировал" Дерптский Университет. Все "связи", случайные встречи, сближения с проституткой и прочее – отслеживались и "просчитывались". И тем не менее – "информация уходила"!
Где? Что? В чем мы совершили ошибку? Как вообще в столь "замкнутом городе" может быть "течь"?! Пять лет в Дерпте был неизвестный "певец", коий все это время "пел песни" для военной разведки Бертье!
Дело дошло до того, – что мы нарочно "подбрасывали" нашим подозреваемым интересные "факты" (разным – разные) и ждали во Франции "результат". Ноль. "Певец" был слишком хорошим ученым и осторожным разведчиком, чтоб "ловиться" на такие наживки.
Мы провели полный анализ того, что "вытекло". Чтобы хоть как-то определить, – из какой лаборатории "утекло" больше. А из какой – "не утекло" вообще ничего. (Две идеи, – при таких мерах секретности "воровать" легче из того, что – ближе. И еще, – "волк не режет овец рядом с логовом".) Так вот, – "течь" оказалась практически "равномерной"!!! (Иными словами хитрая сволочь была настолько умна, что "воровала сама у себя"!)
Как поймать такого ублюдка?!
Мы "взяли" его на том, что... Он был слишком хорош. Вернее, – не он, но его – верный связник. Вернее – связница.
Один из наиболее ярких ученых нашего Университета (не назову его имя, вы осознаете – почему) любил одну девушку. Такую же эмигрантку, как и он сам.
Девушка же, – не слишком любила его. То есть... Она жила на содержании у сына одного богатого фармацевта из Риги. Ситуация была довольно пикантной, – сын аптекаря прибыл из Риги и открыл в Дерпте аптеку, в коей и продавались всяческие духи, да помады. (В том числе – пресловутое полоскание из розовых лепестков.) Лекарства не очень-то покупали, – зато парфюмерия...
Аптека сия стала модной и любовница ученого зарабатывала на жизнь не только тем, что лежала в доме аптекаря на спине, но и – "вносом" косметики в Университет. (Как я уже говорил, ученые с членами их семей жили практически на положении узников – внутри "периметра".)
При всем том она не желала выходить замуж за фармацевта, – женщины чуют "потенцию" в мужиках и всем было ясно, что фармацевт когда-нибудь унаследует бизнес, а вот ученый – прославится и окажется "при дворе"! Ну, и женщина ждала окончанья Войны.
Ведь пока шла Война, наш Ученый считался "закрытым" и мог жить лишь на жалованье! А жалованье сие не шло и в сравнение с тем, что пока ей предлагал аптекарь...
Все сие – падение нравов, но в дни Войны мораль общества падает катастрофически и поэтому сей клубок отношений не был секретом для Абвера и – половины Университета. (За вычетом обоих мужчин, разумеется – девица умела "дурить" людям голову!)
Мало того, – по результатам "наружного наблюдения" люди мои доложили, что девица сия любит аптекаря и совершенно – не любит ученого... Такой вывод был сделан на основаньи того, – как девица смотрела на одного и второго любовников.
Следователи содрогнулись от подобной "практичности" юной леди – любить богатого, не желая идти за него замуж и вешаться на шею постылого бедняка тема на французский роман "под тыщу страниц"! Но чего не насмотришься в контрразведке?! Не наслышишься... И так далее.
Ежели вам сие интересно – в Абвере и теперь моем Управлении ничего не "принимают на веру", – в качестве доказательств в пухлом досье были сложены показания "наблюдателей" чрез "тайные отверстия" в стенах "гостевых" Дерптского Университета, "протоколы" соитий – со всеми стонами, охами, вздохами и ласковыми словами, записанными из-за стены и протоколы осмотра личного белья, простыней и одеял "молодых" со следами помады и семени.
Чтоб вы ощутили полноту собранных доказательств, – досье состоит из всего этого – за период в три года до фактического ареста. Вообразите, что все ваши амурные встречи с соитиями на протяжении трех с половиною лет "фиксируются визуально" и "протоколируются на слух"!
(Разумеется, – в "простой келье" не было сих "архитектурных излишеств" по сравнению с "гостевой". Маргит, в отличие от описанной мною шпионки, жила внутри "периметра" и, если бы я "был с ней", нас бы, конечно же – не подслушивали, – в "простых" стены были "глухими" и капитальными. Но...)
И вот – в таких условиях враг "работал" и мы не "взяли" его!
Толчок всему дала Маргит. Она сидела передо мной, я целовал ее шею, а она смотрела на такие же парочки. У женщин голова устроена по-другому, чем у нас – мужиков. Через много лет она вдруг призналась, что в ту минуту она тайно сравнивала мое отношение с отношением прочих мужчин с их девицами. Случайно она увидала Предателя и невольно обрадовалась:
– "Не понимаю, – как люди могут так целоваться и – не любить друг друга при этом! Наш сосед – вон тот, справа, давно уже лобызается со своей пассией, а – нисколько ее не любит!" – и наконец, – "А у них – глаза не горят!"
В отличье от Маргит, я лучше нее был в курсе дела о том, – каковы отношения в этой паре. Я мог понять, что девица не любит ученого. Что ж, женщина может просто лежать, притворяясь и мужик этого даже и не заметит. Но вот – чтоб притворялся мужик, да так хорошо, что от него оставались следы пота и семени?!
Что-то замкнулось в моей голове и обратилось в яркую искру. Я присмотрелся к глазам негодяя. Они и впрямь – не горели. А когда мужик разыгрывает влюбленность и заставляет себя "иметь нелюбимую" – на сие должны быть загадочные причины...
Я вмиг обратился в немецкого волка, почуявшего поживу. Я еще и еще раз "прокручивал" в голове шпионскую сеть:
Парень – великий ученый и принимает участие во всех совещаниях. Многие просят его помочь полезным советом и он – никогда не отказывает. Вот откуда "равномерность утечек"!
Девица – курьер. По причине Войны мы отрезаны от запасов фарфора в Саксонии и теперь все эти флакончики на вес золота. Она скупает использованные и... выносит их из Университета. Вы полезете вскрывать все пустые флакончики из под дамских румян, да помады?! Особенно, – ежели они перепачканы, да остатки кремов – чуть протухли... Молодцы иезуиты, – точно рассчитано!
Затем, – поставки ингредиентов. Наверняка – часть использованных флаконов моется и фасуется в Дерпте, но что-то... Некоторые из них фигурной формы и их надо мыть! Мыть же их нужно на специальном оборудовании в Риге и Санкт-Петербурге. Вот как они вывозят секреты из пределов "периметра"!
Я спешно вышел с Петеру с Андрисом. В отличие от случая с Маргит, здесь они были гораздо уверенней. Петер вдарил кулаком (с пивную кружку!) себя по раскрытой ладони и выдохнул:
– "Мы взяли их! Взяли!"
Андрис был осторожнее. Он сказал:
– "Проверка не помешает. Пытка невинных..."
Знаете, – на чем они "спеклись" окончательно? На поведеньи девицы. Как бы ни был постыл ей ученый, она должна была хоть как-нибудь "среагировать". Взвыть от ужаса за него, – все мы знаем, что в контрразведке кормят не пряниками! Броситься на шею к суженому, кинуться в мои ноги – лобызать сапоги. Закусить хотя бы губу – на английский манер... Иль – усмехнуться со злорадной усмешкой. Фыркнуть с презрением. От нее мы ждали – хоть что-то! А верней – ничего...
Так вот, – она и не выказала ничего. А сие значило, что она прошла специальную психическую и "физиологическую" подготовку у иезуитов. Там детей учат – не просто "держать удар", но даже и – Не Потеть (в прямом смысле этого слова!) под усилием Воли. Учат сему так "инстинктивно", что девица в миг аффекта дала не нормальную истерическую реакцию, но – отсутствие оной! Чем и выдала себя с головой.
(Забегая вперед, доложу, что мои "крестники" учатся "инстинктивно" Потеть, Плакать, Надувать Желваки, иль биться в Истерике. Мы учим ребят "Честно Отыгрывать Роль" до такой степени, что они "перевоплощаются" в тех, – кто они "по легенде".)
В воскресенье наутро мы с Маргит вернулись в подвал. "Ученый" к той поре "раскололся" и выдал всех. Его и пальцем не тронули... Просто мы сразу поняли, что он – гениальный ученый и не готовился иезуитами специально. Он "воевал за Идею". За "Идею" он рвался стать Мучеником.
Знаете, – как ему развязали язык? Его сняли с дыбы и...
На его глазах пытали "девицу". Она была с прекрасною подготовкой, но не знала самого важного.
(Возможно сие – проделка Иезуитов, – многих из них казнили на Гильотинах и дружки их гадили якобинцам – на иезуитский манер. Подумаешь, чересчур хорошо выучили девицу "прятать себя". Для проверявшего "мужичья" все отлично, а для меня – кадрового контрразведчика проще уж нарисовать мишень на спине! Ну не объяснили несчастной, – как лишать себя жизни... Так для проверяющих "мужиков", сие – вроде бы и ни к чему...)
На этом-то ее и "сломали". Да еще и "распробовали по всякому" всласть – редкий случай, когда к протестантскому палачу попадется обученная иезуитка, коя к тому ж еще и – не умеет уморить самое себя!
Видите ли, – многие женщины не выдерживают долгого изнасилованья, умирая при этом. А тут... Человека нарочно учили выносливости. Палачи мои получили "огромное удовольствие"!
Она ничего не сказала. Она просто дико орала от боли. Ученый же, хоть и не любил эту иезуитку... В общем, он стал давать показания за то, что полчаса ее просто не мучили.
Признался в одном. Прошло полчаса. Дикий, сводящий с ума крик не человека, но мучимого животного. Второе признание. Еще полчаса. Новый крик...
Ежели я нарушил чье-то пищеварение, сие – жизнь. Сие методы контрразведки. У меня на Фонтанке еще не было случая, чтобы кто-нибудь не признался. Зато были случаи, когда "кадровые" выходили с допроса полностью поседевшими и "продавшими все и вся". Их не трогали пальцем. Просто на их глазах с их "курьерами" (часто женщинами) делали этакое...
И говорили при том: "Сей человек может быть – невиновен. Но он будет орать и блевать кровью только лишь потому, что ТЫ ЗА НЕГО В ОТВЕТЕ". Компрене ву?!
Так вот, – к воскресному утру основной допрос был закончен. У нас лежали протоколы и показания. "Аптекарь" во всем сознался на дыбе и "цепь" пошла "сыпаться" – одно "звено" за другим.
Я сел за стол следователя, Маргит – на место протоколиста. Она не хотела идти, но – я настоял.
Сперва она вздрагивала, зажмуривая глаза и затыкая уши, чтоб не видеть и не слышать происходящего. Но как не чуять запаха?! Пытаемые пахнут всегда как-то особенно, а еще – как-то особенно пахнут те, кого лишь готовят "на пытку". Мы называем сие – Запах Страха. Запах Боли. Сие – нельзя ничем передать...
Затем Маргит стала вести протокол. И – как-то незаметно, исподволь она стала осознавать, что люди сии – Предатели. За вычетом того самого "идеалиста" Ученого, – остальные все зарабатывали всем этим на жизнь.
Косметическая аптека приносила убытки и аптекарь нарочно жил на широкую ногу, дабы батюшка его – не полез в бухгалтерию. Девица же – вкладывала деньги, заработанные на Измене в аптеку и... заставляла аптекаря "обслуживать себя" – в интимном понятии. (Все – с ног на голову, – в этом столетии все, похоже, летит в тартары. Теперь у нас хорошенькие разведчицы содержат на свой счет богатеньких жиголо! М-да...)
Так вот, – когда Маргит осознала финансовую подоплеку всех этих дел, и когда она поняла, что при помощи этого Враг убивает сотни и тысячи русских, прусских и британских солдат, что-то произошло.
В какой-то момент я даже знаком приказал палачам оторваться от дел и сам – вроде бы отошел. Так вот – моя шестнадцатилетняя Маргит, не заметивши этого, продолжала вести допрос. А когда "Ученый" замешкался, она даже сама подняла колокольчик... (По звонку сего колокольчика палач вновь "начинал баловать" с "девицей".)
Пленник только лишь посмотрел на лицо моей суженой, покорно кивнул и продолжил свои показания. Андрис же (руководивший допросом) с Петером (отвечавшим за палачей) жестами выразили мне свое одобрение.
"Муж, да жена – одна сатана". Ежели баба брезгует тем, чем занимается ее муж – это уже не семья. Ежели баба готова пытать неизвестно кого лучше ее саму вздернуть на дыбу, – это не женщина. А вот ежели она – знает, кто перед ней и понимает, что действия этого подлеца угрожают ее собственным деточкам и не готова его пытать, – значит, это – не мать!
В хрониках сказано, что после сожжения Жанны д'Арк ее палач убил собственную жену и был оправдан. На суде он объяснил, что после казни он явился домой, а жена не желала сесть рядом с ним и кричала: "Палач!" Тогда он и убил ее...
Убил и сказал судьям:
– "Я – потомственный палач здесь – в Руане. У меня работа такая. Жена моя знала – за кого идет замуж и какой у нас в доме хлеб. И брат мой был потомственным палачом. Он был в войсках нормандского герцога, когда их разбили армии Жанны...
Брата моего казнили за то, что он был палачом. Его казнили за то, что он вместе со мной дал Клятву нашему батюшке Бороться за Единение Франции и ее Короля. Наш Король – Генрих VI стал королем после смерти прежнего короля с согласья всей Франции без ее южных, мятежных провинций, кои пошли против воли прежнего Короля.
Возглавляла мятеж эта "сука" (в хронике вместо "Pucelle" записано "Putas", но я не смею это переводить), коя теперь провозгласила королем неизвестно кого. Когда мне предложили быть палачом на сей казни, я вызвался добровольно, ибо – считал и Верю, что свершил Правое Дело.
Женщина ж, коя называла себя моею женой, пошла против меня, моей Клятвы, Памяти моего Брата и всего моего Ремесла. Она больше не могла быть моею женой, а я обещал патеру, что – лишь Смерть Разлучит нас...
Приму от вас любой Суд. Сам я себя уже наказал... Я любил сию гадину..."
Суд полностью оправдал палача и отпустил под общие рукоплескания. Мораль, – ежели меж супругами и завелась где-то трещинка – ее уже не заделать ничем. Только Смертью...
Поэтому, – если уж собрались жениться, лучше бы заранее знать – как поведет себя будущая жена в тех, иль иных обстоятельствах. Видите ли... Я не признаю понятье – "Развод".
Знаете, что случилось с тем палачом? Сразу же после своего оправдания он ушел в английскую армию и (по словам хроники) "дал себя убить в первой же стычке с противником". C'est la vie.
Некий "сухой остаток" из сего дела. Выяснилось, что я сам стал в коей-то мере причиною столь долгих успехов противника.
Как я уже доложил, я не слишком-то рад "содомитам". Нет, я понимаю когда юный возраст и обольстить девицу труднее, чем принудить раба! Кто из высшего класса не грешен в сием, – пусть первый кинется камнем.
Но, как мне кажется, – ежели юноша в двадцать с копейками лет все еще не умеет "окрутить" девицу попроще, – это не офицер. Это – вообще говоря, не Мужик! И таковых в моем окружении – нет. А ежели ты уже "забавляешься" с бабами – зачем тебе "ночные горшки"?!
С "клюквами" чуть сложней, – тут речь не столько о похоти, сколько об умении себе подчинить. И на мой взгляд любому офицеру не зазорно заводить себе "клюкву" даже и в двадцать пять. Его репутации сие только в пользу.
Я уважаю графа Уварова и ежели он желает видеть личную "Клюкву" Вице-Президентом Академии – Бог ему в помощь! Сие – не потакание похоти, но – норма нашего "общежития".
Мне по душе девицы, ему – "Клюквы", – я закрываю глаза на всяческих "Дондуков", он у всех на глазах целует ручки моим протеже. (Меня при сием воротит от уваровских "мужежен", его – от женщин!) Но все мы – люди и ничто человеческое нам не чуждо. Я не вмешиваюсь в дела Уваровской Академии, он не сует нос в "лютеранские земли", – сие суть нынешнего положения дел.) Но...
Одно дело – "иметь Клюкв", другое – быть таковой. Из всех моих друзей и знакомых лишь за Несселем "идет слух", что он в молодости был чьей-то Клюквой. Правда, – разговоры-то есть, да самого предмета-то нету!
Володя – еврей и посему не смел попасть в Пажеский Корпус. (А именно там будущих дипломатов старые мужеложцы и "принимают в свой Цех"!) Зато (как еврея) его взяли в Абвер.
Увы, – притчею во языцех стало известное наблюдение, что русские дипломаты за границей ведут себя двумя способами. Две трети из них живут замкнутым кругом и занимаются мужеложством "внутри себя". При этом они все – трезвенники, чистюли, аккуратисты и вообще "приличные люди". Иными словами – кончили Пажеский!
Треть же "русских" – пьют, гуляют, задирают все доступные юбки и вообще, – чуть ли не "сморкаются в занавеску". И все понимают, что сие воспитанники русской разведки, иль наоборот – контрразведки.
Иными словами, – к середине наполеоновских войн сложился стереотип: настоящий дипломат – мужеложец, а "ненастоящий" – бабник и пьяница.
Именно потому, – когда о том зашла речь – меня посылали во Францию, как "еврейского эмиссара", а вот Несселя... "Клюквой" известного дипломата. У того (извините меня за подробность) в сравнительно молодом возрасте приключилось "мужское бессилие" и ему нужен был человек, коий бы сам назвался его любовником.
Поэтому за Несселем – только Слава, не более. Я сам лично думаю, что пассивные мужеложцы легче вербуются разведкой и жандармерией. Поэтому в наших рядах с этим строго, – я еще могу простить "детскую шалость" с "горшком", или "клюквой", но вот в обратную сторону...
Из Тайного Управления и Жандармерии не увольняются. Ежели кто "расслабит" вдруг задницу, люди мои предлагают ему заряженный пистолет. Ежели, конечно, он не желает помучиться...
Я завел такие порядки сразу же после выздоровления в 1806 году. С тех самых пор – некому стало заглядывать в глаза мужиков, и не окажись на том вечере Маргит, мы б еще долго...
Короче говоря, сразу же после этой истории, я просил Абвер направлять девиц не только в Разведку, но и – Жандармерию. До того дня все считали, что в Жандармерии – допросы и пытки, и лучше бы женщинам об этом не знать. Но после моего предложения в Дерпте появилось с десяток девиц, кои и принялись глядеть в глаза мужикам.
