Текст книги "Последнее убийство (Сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Айра Левин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

 Глава 8

– Гордон Гант? – повторила Марион, ведя за руку отца в свою комнату. Она улыбнулась и поправила брошь, которую он подарил ей.

– Из Блю Ривера,– мрачно уточнил Кингшип.– Кажется, я говорил тебе о нем.

– Ах, да. Он был знаком с Эллен, не так ли? Вы ведь знали Эллен?

– Да,– сказал Гант. Он заметил, что Марион в жизни лучше, чем на фото в «Таймс», и еще крепче прижал к себе книгу.

– Боюсь, что здесь негде сесть,– сказала она, обводя взглядом комнату. Потом выдвинула кресло, на котором лежали какие-то коробки.

– Не беспокойся,– обратился к ней Кингшип.– Мы зашли на минутку. В конторе у нас есть еще кое-какая работа.

– Ты не забыл, что нам предстоит? – спросила Маpuoir.– Тебе придется подождать нас до семи или около этого. Она прибывает в пять и, видимо, сначала захочет попасть в отель.– Она повернулась к Ганту.– Приезжает моя будущая свекровь,– она многозначительно улыбнулась.

«О боже!» – подумал Гант. Он должен был спросить: «Вы выходите замуж?» – «Да»,– ответит она. Тогда ему придется сказать: «Поздравляю вас, примите мои наилучшие пожелания». Но у него не повернется язык сказать так. И он промолчал.

– Чем я обязана вашему визиту? – спросила Марион.

Гант посмотрел на Кингшипа, ожидая, когда тот заговорит.

Марион внимательно смотрела на обоих.

– Что-нибудь случилось?

– Я знал Дороти,– сказал Г ант.

– О! – Марион всплеснула руками.

– Мы были в одной группе. Я учусь в Стоддарде.– Он помолчал.– Хотя я не уверен, что и Бад был в одной группе со мной.

– Бад? – удивилась она.

– Да, Бад Корлис. Ваш...

Она покачала головой и улыбнулась:

– Бад никогда не был в Стоддарде.

– Был, мисс Кингшип.

– Нет,– улыбнулась она.– Он учился в Колдуэлле.

– Он поступил в Стоддард, а потом перевелся в Колдуэлл.

Марион с недоумением повернулась к отцу.

– Он был в Стоддарде, Марион,– подтвердил Кингшип.– Покажите ей вашу книгу.

Гант открыл книгу и протянул ее Марион.

– О боже! – воскликнула Марион.– Прошу прощения. Я не знала, что он был там.– Она посмотрела на обложку книги.– Тысяча девятьсот пятидесятый год.

– В книге сорок девятого года он тоже есть,– сказал Гант.– Он два года учился в Стоддарде, а потом перевелся в Колдуэлл.

– Бог мой, как странно. Разве это не странно? Может быть, он знал Дороти? – Голос ее звучал бодро, будто ее радовала мысль, что ее жених мог быть знаком с сестрой.

– Он никогда не говорил об этом? – спросил Гант, несмотря на предостерегающее покачивание головой Кингшипа.

– Нет, не говорил...

Она снова уткнулась в книгу.

– А в чем дело?

– Ни в чем,– быстро ответил Кингшип, делая знак Ганту.

– Значит, они оба были там...– К ее горлу подкатил комок.– Так вы пришли, чтобы сказать мне об этом?

– Нас просто интересовало, знаешь ли ты об этом.

– Почему? – спросила она.

– Нам просто стало интересно.

– Почему? – Ее глаза впились в Ганта.

– А зачем Баду скрывать это, если он не...

– Гант! – предупредил Кингшип.

– Скрывать это! Почему такое слово? Он не скрывает ничего, мы никогда не говорили об университете из-за Эллен.

– Почему же девушка, на которой он собирается жениться, не знает, что он два года провел в Стоддарде,– настаивал Гант,– если он не был связан с Дороти?

– Связан? С Дороти? – Ее глаза широко раскрылись и недоверчиво уставились на Ганта. Потом она посмотрела на Кингшипа.– Что это такое?

Кингшип хмуро смотрел на нее.

– Ты устроил это? – холодно спросила Марион.

– Устроил?

– Да, копание в грязи!

– Он явился ко мне по собственному почину, Марион!

– О, да. Совершенно неожиданно!

– Я прочел эту заметку в «Таймсе»,—сказал Гант.

Марион посмотрела на отца.

– Я думала, что ты изменил свое мнение о нем,– проговорила она.– Я действительно так думала. Я думала, что ты любишь Бада. Я думала, что ты любишь меня. Но ты не мо...

– Марион!

– Нет, даже если не ты сделал это! Дом, работа и все остальное – это просто так!

– Ничего подобного, Марион, клянусь тебе!

– Ничего? Я тебе точно скажу. Ты думаешь, я не знаю тебя? Он был «связан» с Дороти, значит, он виноват в ее смерти? И он был «связан» с Эллен, а теперь он «связан» со мной ради денег, ради твоих денег. Вот что у тебя на уме! – Она сжала книгу в руках.

– Вы не правы, мисс Кингшип,– сказал Гант.– Это у меня на уме, а не у вашего отца.

– Ты понимаешь? – сказал Кингшип.– Он пришел по своей воле.

Марион уставилась на Ганта.

– Так кто вы? Какое вам дело до этого?

– Я знал Эллен.

– Это я понимаю,– огрызнулась она.– Вы знали Бада?

– Не имел удовольствия.

– Тогда объясните мне, пожалуйста, что вы здесь делаете? Почему вы обвиняете его за глаза?

– Это длинный рассказ,– ответил Гант.

– Вы уже достаточно сказали, Гант,– вмешался Кингшип.

– Вы ревнуете к Баду? Да? Потому что Эллен предпочла его вам?

– Да,– сухо ответил Гант.– Я чахну от ревности.

– А вы слышали о законе за клевету?

Кингшип глазами показал Ганту на дверь.

– Да,– сказала Марион,– вам лучше уйти.– Одну минуту,– остановилась она, открывая дверь.– На этом все кончено?

– Нечего кончать, Марион,– отозвался Кингшип.

– Потому что вам нечего сказать,– она обратилась к Ганту.– Да, мы никогда не разговаривали об учебе. Зачем это было нужно?

– Все в порядке, Марион, все в порядке,– успокоил ее Кингшип. Он последовал за Гантом к выходу.– Так ты пойдешь, Марион?

Она задумалась:

– Да, я не хочу расстраивать мать Бада.

Кингшип закрыл за собой дверь?

Они зашли в кафе на Лексингтон-авеню.

Гант заказал кофе и вишневый пирог, а Кингшип стакан молока.

– Пока все в порядке,– сказал Г ант.

– Что вы имеете в виду? – спросил Кингшип.

– По крайней мере, нам известно, на чем мы остановились. Он не говорил ей о Стоддарде. Это означает...

– Вы слышали Марион,– сказал Кингшип.– Они не разговаривали об учебе.

Гант посмотрел на него.

– Потому что ей это не нужно,– произнес он медленно.– Она его любит. Но если жених не говорит невесте, где он учился...

– Это не значит, что он лгал,– перебил его Кингшип.

– Потому что у них не было разговора об учебе,– иронично заметил Гант.

– Я думаю, что при сложившихся обстоятельствах это возможно.

– Не сомневаюсь. Обстоятельства говорят за то, что он был знаком с Дороти.

– Вы не имеете права на такое предположение.

Гант медленно отхлебнул кофе.

– Вы боитесь этого, не так ли?

– За Марион? Не смешите меня.– Кингшип отпил молока.– Человек не является виновным, пока его вина не доказана.

– Значит, нам надо получить доказательства, не так ли?

– Да? Вы считаете, что он начал охоту за удачей?

– Я допускаю, что это, возможно, гораздо больше, чем вы,– сказал Гант. Он дожевал кусок пирога.– Так что вы собираетесь делать дальше?

Кингшип смял бумажную салфетку.

– Ничего.

– Значит, вы позволите им пожениться?

– Я не могу помешать этому, даже если очень захочу,– ответил он.– Им больше двадцати одного года.

– Вы можете нанять детективов. Еще четыре дня впереди. Они смогут что-нибудь найти.

– Возможно,– кивнул Кингшип.– Если они сумеют. Или Бад все узнает и скажет Марион.

Гант улыбнулся:

– Тогда придется смеяться мне.

Кингшип вздохнул.

– Разрешите мне рассказать вам кое-что,– начал он, не глядя на Ганта.– У меня была жена и трое дочерей. Двух дочерей забрали от меня. Жену я оттолкнул сам. Возможно, я сам оттолкнул и какую-то из дочерей. Теперь у меня осталась единственная дочь. Мне пятьдесят семь лет, и у меня осталась одна дочь и несколько друзей, с которыми я играю в гольф и разговариваю о делах. Вот и все.

Кингшип повернулся к Ганту.

– Кто вы? – Его лицо было неподвижно.– Что вам

за дело до всего этого? Может быть, вы упиваетесь своей способностью к анализу и хотите показать другим, какой вы умный? Вы же понимаете, что мне ваш рассказ кажется чепухой. Вы пришли в мою контору и положили передо мной книгу. Вы только и сказали: «Бад Корлис был в Стоддарде». Может быть, вы просто рисуетесь передо мной?

– Возможно,– с легкостью согласился Гант.– По также возможно, что я считаю его убийцей ваших дочерей. Возможно, вы считаете донкихотством мое желание добиться, чтобы убийца понес наказание.

Кингшип допил молоко.

– Я думаю, вам лучше уехать и радоваться своим каникулам.

– Да, я поеду к себе в Уайте Плейнс,– сказал Г ант.– У вас язва? – он показал на стакан из-под молока.

Кингшип кивнул. Гант откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на него.

– И весите на тридцать фунтов больше, чем следовало бы,– добавил он.– Ну, я не думаю, что Бад будет терпеть вас десять лет. Впрочем, он сумеет избавиться от вас и за три-четыре года.

Кингшип встал. Он кинул на стол доллар.

– Прощайте, мистер Гант,– проговорил он.

Гант тоже расплатился.

– Еще что-нибудь? – спросил официант.

Гант отрицательно покачал головой.

Он успел на поезд 5.19 в Уайте Плейнс.

 Глава 9

В письме к матери Бад сделал только один намек на деньги Кингшипа. Раз или два он упомянул «Кингшип Коппер». Он знал, что, когда будет знакомить мать с Марион и ее отцом, она будет считать, что роскошные апартаменты принадлежат ему, а вовсе не Кингшипам, что заслуга во всем принадлежит только ему.

Однако вечер принес огорчения.

И не потому, что его мать реагировала не так, как он ожидал. С полуоткрытым ртом она осматривала дом, удивляясь разодетому лакею, коврам, книгам, шампанскому, которое подавали,– да, да, шампанскому, которого она никогда не пила,– она восторженно смотрела на все, окружающее ее.

Нет, его мать вела себя нормально, и реакция ее была верной. Нет, огорчение его было вызвано тем, что Марион и ее отец, очевидно, поссорились. Марион разговаривала с отцом только тогда, когда это было неизбежно. Очевидно, ссора произошла из-за него, поскольку Лео, обращаясь к нему, избегал смотреть ему в глаза, а Марион называла его «дорогой» явно вызывающе, поскольку раньше она никогда так не обращалась к нему при посторонних. Беспокойство смутно охватило его, будто в ботинок попал камень.

Обед был скучным. Лео и Марион сидели с одной стороны, а он и его мать – с другой. Никто не разговаривал. Марион избегала разговоров с отцом, а его мать вообще старалась поменьше разговаривать. Марион называла его «дорогой» и рассказывала его матери об их доме. Его мать называла их «дети». Лео угощал ее и просил не обращать на него внимания. Сам он ел мало.

Бад гордо улыбался матери и подмигивал ей, когда Марион и ее отец склонялись над своими тарелками.

После еды он предложил Марион сигарету и взял одну себе. А потом дал ей прикурить от спички, которую достал из коробки, сделанной в виде книги. Но на этот раз на медной обложке коробки стояли слова: «Бад Корлис».

Но все равно в его ботинке был какой-то камешек.

В сочельник они пошли в церковь. После церкви Бад хотел поговорить с матерью, надеясь, что Марион пойдет проводить отца домой. Но Марион, к его досаде, решила ехать с ними. Лео один отправился домой, а Баду пришлось сидеть между двумя женщинами в машине. Он рассказывал матери об улицах, по которым они проезжали, и поскольку миссис Корлис никогда не была в Нью-Йорке, ей это было интересно.

В вестибюле отеля он спросил, не устала ли она, а когда она ответила утвердительно, был разочарован.

– Не спи пока,– предупредил он.– Я позже позвоню тебе.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и поцеловались. Миссис Корлис поцеловала также и Марион.

Возвращаясь домой к отцу, Марион молчала.

– Что с тобой, дорогая?

– Ничего,– ответила она.– А что?

Он пожал плечами.

Он собирался оставить ее у двери ее комнаты, но камешек беспокойства превратился в булыжник и они уселись в гостиной на тахте. Кингшип был уже в своей комнате. Они закурили.

Она сказала ему, что ей очень понравилась его мать. Он был рад этому и уверил ее, что она тоже понравилась его матери. Они заговорили о будущем, но он чувствовал по ее тону, что она думает о чем-то другом. Он откинулся назад, прикрыл глаза, обнял ее за плечи и стал внимательно прислушиваться к ее голосу, чего он никогда не делал раньше. Это не могло иметь значения! Не могло! Он забыл о чем-то, он что-то обещал ей и забыл. Но что бы это могло быть? Он обдумывал каждый свой ответ, каждое слово, пытаясь разобраться, в чем же дело. Точно так же шахматист обдумывает каждый свой ход перед тем, как поставить очередную фигуру на ту или иную клетку.

– Два,– сказала она, когда разговор зашел о детях. Он поправил складку на брюках.

– Или три,– улыбнулся он.– Или четыре.

– Два,– сказала она.– Один будет учиться в Колумбии, а другой в Колдуэлле.

Колдуэлл. Что-то связано с Колдуэллом. Эллен.

– Может быть, они оба будут учиться в Мичигане или где-нибудь в другом месте,– сказал он.

– А если у нас будет один ребенок, он будет учиться в Колумбии, а потом переведется в Колдуэлл. Или наоборот.– Она улыбнулась и стряхнула пепел. «Гораздо тщательнее, чем обычно,– заметил он.– Переведется в Колдуэлл. Переведется в Колдуэлл...» Он молча ждал.– Нет, я не хочу, чтобы он делал это,– сказала она.– Потому что это не делает чести. Перевод связан с трудностями.

Они немного помолчали.

– Нет,– произнес он наконец.

– Что нет? – спросила она.

– Нет,– ответил он.– Я ничего не потерял.

– О чем ты говоришь, о переводе?

– Конечно. Я же говорил тебе.

– Нет. Ты никогда не говорил...

– Говорил, любимая. Я уверен, что говорил. Я учился в Стоддардском университете. А потом перевелся в Колдуэлл.

– Так там училась моя сестра Дороти!

– Я знаю. Эллен говорила мне.

– Ты не говорил мне, что знал ее!

– Нет. Эллен показывала мне ее фото, и мне казалось, что я вспомнил ее. Я уверен, что говорил тебе об этом в музее.

– Нет, не говорил. Я же помню.

– Ну, я пробыл в Стоддарде два года. А ты думала...– Но губы Марион уже сложились для поцелуя, который разрешил все сомнения.

Через несколько минут он посмотрел на часы.

– Я, пожалуй, пойду,– сказал он,– Надо немного поспать.

Обдумывая разговор с Марион, он пришел к выводу, что Лео как-то узнал, что он учился в Стоддарде. Это не представляло реальной опасности. Нет! Беспокойство, возможно. О, Иисус! Но опасности нет, нет. Разве есть закон против богатых?

Но почему так поздно? Если Лео хотел помешать ему, почему он не сделал этого раньше? Почему сегодня? Конечно же, дело в этом объявлении в «Таймсе»! Кто-то видел его, кто-то, кто был в Стоддарде. Сын какого-нибудь друга Лео. «Мой сын и ваш будущий зять вместе учились в Стоддарде». Лео и сложил два и два. Дороти, Эллен, Марион. Авантюрист. Он сказал Марион, отсюда и ссора.

Проклятье! Если бы только было можно упомянуть о Стоддарде с самого начала! Это плохо. Лео мог начать подозревать его и сказать об этом Марион. Но почему разговор зашел только сегодня?

Что может сделать Лео со своими подозрениями? У них могут быть только подозрения. У старика не может быть доказательств, что он знал Дороти. А разве Марион не обрадовалась, когда он сказал ей, что не знал Дороти? Может быть, Лео скрывает часть информации от Марион? Ну нет, он бы сразу выложил перед ней все доказательства. Значит, у Лео нет ничего определенного. Откуда у него может быть уверенность? Откуда? Разве теперешние дети в Стоддарде помнят Дороти? Возможно. Но сейчас Рождество. Все на каникулах. Все разъехались, а свадьба через четыре дня. Лео не решится предложить Марион отсрочку.

Надо сидеть и сжать кулаки. Еще недолго. Вторник, среда, четверг, пятница, а потом суббота. Что ж, если случиться худшее, так у него есть деньги. Это все, что сможет доказать Лео. Он не сможет доказать, что Дороти не совершила самоубийство. Он не сможет достать со дна Миссисипи пистолет, который уже наверняка занесло двадцатью футами ила.

А если все пойдет по плану, то свадьба состоится. Что тогда сможет доказать Лео, даже если весь Стоддард все вспомнит? Развод? Ну, это не так-то легко сделать! Даже если Марион захочет... А потом что? Может быть, Лео захочет купить его?

Надо подумать. Сколько заплатит Лео, чтобы спасти дочь от авантюриста? Много, наверное.

Но не так много, как может дать Марион в один прекрасный день.

Хлеб сейчас или булку потом?

Вернувшись к себе, он позвонил матери.

– Надеюсь, я не разбудил тебя. Я вернулся от Марион.

– О, дорогой мой, я так рада за вас! Марион чудесная девушка! Просто чудесная!

– Спасибо, ма!

– И мистер Кингшип такой чудесный человек, такой приятный! Ты обратил внимание на его руки?

– А что такое?

– Такие ухоженные!

Он засмеялся.

– Бад,– она понизила голос,– они, должно быть, богатые, очень богатые...

– Кажется, да, мама.

– Эти апартаменты! Как в кино! Боже мой!

Он рассказал ей о доме на Саттон Террас.

– Подожди, пока ты его еще не видела. В четверг он отведет меня туда, чтобы познакомить с обстановкой.

– Бад, а как обстоят дела с твоей идеей?

– С какой идеей?

– Из-за которой ты бросил учебу.

– Ах, эта! – вспомнил он.– Она провалилась.

Мать была разочарована.

– Ты вспомни тюбики с пастой для бритья.

– Что ты хочешь сказать?

– Их выбрасывают, когда кончается паста?

– Да.

– Так вот то же самое сделали со мной.

– О!—она глубоко вздохнула.– Ты никому не говорил об этом?

– Нет.

– Ничего не поделаешь, раз так случилось. Идея... Закончив разговор, он улегся в постель.

Черт с ним, с этим Лео и его подозрениями! Все будет в порядке.

Иесус, единственное, что ему надо, увидеть, как она принесет ему деньги.

 Глава 10

Поезд миновал Стампорт, Бриджпорт, Нью-Хэвен, Нью-Лондон. Он шел все дальше и дальше на восток. В одном из тамбуров, прижимаясь к окну, стоял Гордон Гант.

Около шести часов поезд прибыл в Провиденс. На вокзале Гант выяснил несколько вопросов в справочном бюро. Потом, взглянув на часы, покинул вокзал. Он зашел в кафе и наскоро перекусил. Кофе и пирог – таков его рождественский обед. Потом в аптеке он купил катушку липкой ленты. Вернувшись на вокзал, он стал читать какую-то бульварную газетенку. Без десяти семь он снова вышел с вокзала и направился к автобусной остановке. На голубом автобусе была проведена широкая желтая полоса и на ней написано: _«Менассет —Сомерсет – Фалл Ривер»_.

В двадцать минут восьмого автобус остановился на Майн-стрит в Менассете и высадил нескольких пассажиров. Среди них был и Гордон Гант. Быстро оглядевшись, он зашел в телефонную будку и, просмотрев телефонный справочник, набрал номер. Десять раз он набирал номер, и десять раз не было ответа. Тогда он повесил трубку.

Дом был серым и убогим, всего один этаж. Окна замерзли, и на них нарос слой снега. Гант внимательно огляделся. До дома было всего несколько футов, но снег не тронут.

Он дошел до конца квартала и повернул обратно. Он внимательно рассматривал окружающие дома. Во многих домах окна были закрыты, но где-то он видел, как семьи сидели за праздничным столом. В конце квартала он опять повернул назад. Поравнявшись с серым домом, он резко свернул за угол. Высокий забор отделял этот дом от другого. Гант направился к небольшому крыльцу. Дверь и окно. Рядом металлический ящик для мусора. Он подергал дверь, она была заперта. Окно тоже было закрыто. Гант огляделся, достал из кармана липкую ленту и начал разматывать ее. Разматывая ленту, он наклеивал ее на стекло. Через несколько минут все стекло было закрыто лентой и тогда он резко ударил по стеклу рукой в перчатке. Легкий звук известил о том, что стекло разбито. Осколки, однако, не посыпались, они остались висеть на липкой ленте. Гант осторожно собрал стекла с лентой и бесшумно опустил их на дно мусорного ящика. Откинуть защелку на окне было нетрудно. Он достал из кармана фонарь и посветил в окно. У окна стояло кресло. Он сунул руку в окно и отодвинул кресло. Потом залез внутрь.

Узкий лучик фонаря осветил кухню.

Гант мягко двинулся дальше по полу, покрытому линолеумом.

Он зашел в гостиную. Толстые, обитые плюшем кресла. Мрачные тени из окна. Фотографии Бада на стенах. Бад – младенец, Бад – в коротких штанишках, Бад – в школе, Бад – в университете. Кругом Бад, всюду его улыбающееся лицо.

Из гостиной Гант прошел в холл. Первой комнатой оказалась спальня. Бутылка лосьона, пустой туалетный столик, только фото Бада осталось на месте. Затем шла ванная. Здесь не было ничего интересного.

Третьей была комната Бада. Она напоминала комнату второразрядного отеля. Гант вошел в нее.

Он осмотрел обложки книг на полках. Учебники и новые романы. Ничего похожего на дневники. Он сел за стол и стал осматривать ящики. Там было много бумаг, бювары, номера «Лайфа» и «Нью-Йоркера», какие-то заметки, дорожная карта. Ни писем, ни календарей, ни адресных книг. Ничего. Он встал и подошел к комоду. Половина ящиков была пуста. В других были летние вещи, плавки, пара вязаных носков, целлулоидные воротнички, галстуки. Никаких бумаг.

Он небрежно раскрыл дверь чулана. И на полу, в углу, увидел небольшую коробку. Он взял ее и поставил на стол. Она была закрыта. Он покачал ее и по звуку определил, что в ней бумаги. Он попытался открыть ее лезвием ножа. Ничего не вышло, Тогда он взял на кухне отвертку, но его снова постигла неудача. Он завернул коробку в газету, надеясь, что в ней нет важных бумаг миссис Корлис.

На кухне он нашел кусок фанеры. Выбравшись из окна, он вставил фанеру вместо выбитого стекла. Он понимал, что снег скоро заметет все следы и издали трудно будет определить, что в окне выбито стекло.

Вскоре на улице можно было увидеть высокого молодого человека, который быстро удалялся, держа подмышкой какой-то сверток.