Текст книги "Последнее убийство (Сборник)"
Автор книги: Агата Кристи
Соавторы: Эрл Стенли Гарднер,Айра Левин
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
Последние шесть недель учебного года казались ему однообразными. Он думал, что события, связанные со смертью Дороти, начнут разрастаться как снежный ком, а вместо этого все затихло. Он опасался разговоров среди студентов, статей в газетах, но все было спокойно. Через три дня после смерти Дороти студенты были взволнованы слухами о сигаретах с марихуаной. Их нашли у какого-то первокурсника в общежитии. Что касается газет, то они сообщили о прибытии в Блю Ривер Лео Кинг-шипа, и все. Ни слова о вскрытии, ни слова о беременности, как будто невинная девушка совершила самоубийство и это никого не удивило. Хотя прежде всего их должна была заинтересовать причина самоубийства. Может быть, деньги медного короля Кингшипа заткнули рот газетам.
Он говорил себе, что должен радоваться. Если бы велось расследование, то его вызвали бы на допрос. Но не было ни расследования, ни допросов, ни подозрений. Все кончилось мирно. Кроме инцидента с поясом. Это изумило его. Черт возьми, зачем Дороти взяла пояс у этой Кох, если она не хотела надевать его? Может быть, она действительно хотела поговорить с кем-нибудь перед свадьбой? А потом передумала? Слава богу за это. Или, может быть, пряжка и в самом деле была сломана, но, взяв пояс у Кох, она исправила свою. Возможно, что это вообще малозначительный эпизод. Показания Кох только подкрепили картину самоубийства, добавили в его план необходимые детали. Он мог гулять с кем хочет, пить шампанское, но ему было тоскливо. Он не мог понять, почему.
Депрессия усилилась, когда в июне он вернулся в Менассет. Он был здесь прошлым летом, когда дочь фермера объявила ему, что вернулся ее парень. Он был здесь и позапрошлым летом, когда был связан с вдовушкой. Смерть Дороти была оборонительным актом. Все его планы не должны были разрушиться из-за нее.
Он стал груб с матерью. Писал ей из Блю Ривера раз в неделю. А теперь ее интересовали подробности его учебы. Каковы его успехи в философии, в английском, в испанском... Как-то он грубо оборвал ее, сказав, что это ее не касается.
Он устроился на работу на время каникул. Отчасти потому, что ему нужны были деньги, отчасти потому, что ему трудно было оставаться с матерью. Он работал в галантерейном магазине.
Однако к середине июля его депрессия стала отступать. Он стал просматривать газетные вырезки о смерти Дороти, которые хранил в коробке в спальне. Он улыбался, перечитывая слова начальника полиции Эльдона Чессера и теоретические выкрутасы Аннабеллы Кох.
Он снова стал ходить в библиотеку и регулярно читать книги. Он прочел «Уроки убийства» Пирсона, «Убийство из выгоды» Болизо. Прочел о Ландрю и Смите, о Притчарде и Криппене, о людях, которым не повезло в том, в чем преуспел он. Конечно, они были неудачниками, одному богу известно, сколько людей выкрутилось из этого положения. Это льстило ему.
Раньше он думал о случившемся на крыше муниципалитета, как о «смерти Дороти». Теперь начал думать об этом, как об «убийстве Дороти».
Иногда, лежа в постели и размышляя, он гордился своей смелостью и отвагой. Он вставал и смотрел на себя в зеркало. «Я совершил убийство»,– думал он. Однажды он даже прошептал вслух:
– Я совершил убийство.
Ну и что же, что он пока не богат!
Ему всего только двадцать четыре года.
Часть 2. ЭЛЛЕН
Глава 1Письмо от Аннабеллы Кох Лео Кингшипу:
Женское общежитие,
Стоддардский университет,
Блю Ривер, Айова,
б марта 1951 г.
Дорогой мистер Кингшип!
Я полагаю, вас удивит мое письмо. Вы могли прочесть мое имя в газетах. Я та молодая женщина, которая одолжила вашей дочери Дороти пояс в апреле прошлого года. Я была последним человеком, разговаривавшим с ней. Я не стала бы напоминать вам об этом ужасном событии, если бы у меня не было на это причины.
Как вы можете вспомнить, Дороти и я имели одинаковые костюмы зеленого цвета. Она зашла ко мне в комнату и попросила одолжить пояс. Я дала ей пояс, а позже полиция нашла его (я думала, что это был мой пояс) у нее на столе. Они держали его у себя больше месяца, а потом вернули мне, но уже прошел весенний сезон и я не надевала костюм,
Теперь снова приближается весна, и вчера вечером я примерила этот костюм снова, и он вполне подходит мне. Но когда я надела пояс, то с удивлением обнаружила, что это не мой пояс, а Дороти. Видите ли, след от застежки на поясе был для меня слишком велик. Дороти была очень стройной, но и я тоже. Откровенно говоря, я просто худая. Я уверена, что не худела за последнее время, потому что костюм вполне хорош на мне. Так что этот пояс должен принадлежать Дороти. Когда полиция показала его мне, я была уверена, что это мой, потому что на нем была царапина. Кроме того, кончик зубца на пряжке был надломлен. На этом поясе тот же дефект. Значит, оба костюма совсем одинаковы.
Я не могу понять, почему Дороти надела мой пояс вместо своего, поскольку они во всем схожи. Я-то считала, что она зашла ко мне, чтобы поговорить. Теперь я знаю, что пояс Дороти у меня, и я не могу носить его. Я не суеверна, но все же пояс принадлежит не мне, а бедной Дороти. Поэтому я посылаю его вам в отдельном пакете, и вы можете располагать им.
Костюм я могу носить без пояса, потому что в этом году все девушки носят широкие платья и костюмы.
Преданная Вам Аннабелла Кох.
Письмо от Лео Кингшипа Эллен Кингшип:
8 марта 1951 г.
Моя дорогая Эллен!
Я получил твое последнее письмо, но прости, что долго не мог ответить, потому что был очень занят.
Вчера, в среду, Марион приходила к обеду. Она не очень хорошо выглядит. Я показал ей письмо, которое получил вчера, и она предложила отправить его тебе. Ты найдешь его в этом же конверте. Сперва прочти это письмо, а потом продолжай читать мое.
Ну вот, ты прочла письмо мисс Кох, и я объясню, почему я послал его тебе.
Марион сказала мне, что после смерти Дороти ты упрекаешь себя за бессердечность. Несчастный рассказ этой мисс Кох о том, что Дороти нуждалась в общении с кем-то, мог навести тебя и Марион на мысль, что вы не были дружны с Дороти. Поверь, что Марион пришла к этому на основании твоих писем, но я думаю, что вина твоя невелика. Я допускаю, что Марион вывела это и из твоих слов, когда в апреле прошлого года ты упрямо твердила, что смерть Дороти не самоубийство, хотя ты сама получила ее записку. Ты думаешь, если это самоубийство, то виновна в нем ты и что могла бы предотвратить ее смерть.
Письмо мисс Кох показывает, что Дороти пришла к ней вовсе не для разговора. Просто в силу какой-то странной прихоти она действительно хотела одолжить ее пояс. Ей не хотелось разговаривать. Она поступила так по своему разумению, и ты вовсе не виновата в ее смерти. Что касается вашей ссоры на предыдущее Рождество, то вспомни, что она сама была в плохом настроении. А в отношении ее обучения в Стоддарде не забудь, что я был согласен с тобой, что ей лучше учиться там, а не в Колдуэлле, где она целиком зависела бы от тебя. Правда, если бы она последовала за тобой, ничего бы не произошло, но это «если» – самое плохое слово на свете. Дороти наказана достаточно жестоко, но она сама выбрала этот путь. Я не отвечаю за нее, ты не отвечаешь за нее, никто, кроме; самой Дороти, не несет ответственности.
Интерпретация поведения Дороти мисс Кох, я надеюсь, ошибочна, выбрось все глупые мысли из головы.
Любящий тебя отец,
Р. S. Извини, что я так нацарапал письмо, но я подумал, что оно слишком личное и не стоит диктовать его мисс Ричардсон.
Письмо от Эллен Кингшип Баду Корлису:
Глава 212 марта 1951 г. 8.35 утра
Дорогой Бад!
Я сижу в машине с кока-колой (в такое-то время!) и пытаюсь писать твердой рукой. Я хочу «ясно, если не умно», как говорит профессор Мулхолланд, объяснить причину своей поездки в Блю Ривер.
Жаль, что я не смогу сыграть в баскетбол, но уверена, что Конни или Джейн будут рады заменить меня, а ты иногда будешь думать обо мне.
Прежде всего я хочу сказать, что это путешествие не импульсивное! Я всю ночь размышляла об этом. Во-первых, я не думаю, что много потеряю, отсутствуя на лекциях. Ты очень хорошо конспектируешь, и я все перепишу у тебя, во-вторых, не думаю, что буду отсутствовать больше недели. Кроме того, какой им смысл проваливать старшекурсников? А в-третьих, я не теряю времени зря, просто я не успокоюсь до тех пор, пока все не выясню.
Я объясню, почему я это сделала. Но сначала вернусь к прошлому.
Из письма отца, которое я получила в субботу, ты знаешь, что Дороти первоначально хотела ехать в Колдуэлл, а я была против этого ради нее самой, по крайней мере, я думала так. После ее смерти я стала сомневаться, не эгоизм ли заставил меня так поступить. Моя жизнь дома сдерживалась двумя факторами: строгостью отца и зависимостью Дороти от меня, хотя в то время я не понимала этого. Только в Колдуэлле я поняла это. Первые три года я была бездельницей. Ты бы не узнал меня. Я думаю, что мне не хотелось бы видеть там Дороти и чувствовать ее зависимость от меня. Всем известно, что Колдуэлл – это такое место, где каждый-делает-то-что-он-хочет.
Анализ моего отца (возможно, не без влияния Марион) по поводу моей реакции на смерть Дороти абсолютно верен. Я не хочу допускать, что это было самоубийство, потому что это будет означать, что часть вины лежит и на мне. Однако я думаю, что у меня есть не только эмоциональные причины для сомнения в этом. Например, эта записка, полученная мною. Почерк ее, я не могу это отрицать, но содержание не подходит для Дороти. Это слишком напыщенно. «Дорогая». Раньше она писала мне «Дорогая моя Эллен» или «Дорогая Эллен». Я сказала об этом в полиции, но они ответили, что для ее состояния характерно отсутствие обычных деталей, что нельзя было ожидать от нее обычной логики. Тот факт, что с ней было свидетельство о рождении, также беспокоит меня. Но у них и на это нашлось объяснение. Они утверждают, что самоубийцы хотят быть уверенными, что их скоро опознают. Но у нее был с собой еще И студенческий билет, а его вполне достаточно для идентификации. Когда я обратила их внимание на это и добавила, что она совершенно не подходящий тип для самоубийцы, они даже не потрудились мне ответить. Их не заинтересовало то, что я им сообщила.
Вот и все. Наконец я допустила мысль, что она совершила самоубийство. И стала ощущать свою вину. Рассказ Аннабеллы Кох звучал убедительно. Мотив самоубийства возлагал вину на меня. Теперешние рационалистичные девушки не убивают себя, когда беременеют, Может быть, только тогда, когда они зависят от другого человека, а этого человека не оказывается рядом.
Но беременность Дороти означает, что этот человек бросил ее. Если я знаю Дороти, а это так, то она не из тех, кто вступает в половую связь ради удовольствия. Ее нельзя бросить. Факт ее беременности означает, что она любила этого человека и собиралась выйти за него замуж.
В начале декабря Дороти написала мне о мужчине, с которым она познакомилась на лекциях по английскому языку. Она все время проводила с ним. И это было Реальностью. Она писала мне, что расскажет все подробно на рождественских каникулах. Но потом мы поссорились, а затем у нас не было времени. А когда началась учеба, наши письма носили деловой характер. Поэтому я никогда не знала его имени. Она просто написала о знакомстве, сообщала, что он высокий и красивый и похож на Лена Вернона,– это муж одной из Наших кузин. Это значит, что он высокий, блондин и у него голубые глаза.
Я рассказала об этом отцу и просила найти его и как-то наказать. Он отказался, сказав, что невозможно доказать его вину. Она наказала себя за свой грех, и дело закончено.
Так продолжалось до субботы, пока я не получила письмо от отца и вложенное в конверт письмо Аннабеллы Кох. Это заставило меня действовать.
Письма не оказали на меня того воздействия, на которое рассчитывал отец. Рассказ Кох не удовлетворил меня. Я удивилась. Если пояс Дороти был в порядке, зачем она солгала и взяла пояс Аннабеллы? Почему Дороти не надела собственный пояс? Отец считает, что у нее были какие-то свои причины. Но я хочу их узнать. Вернее всего, одну причину. Потому что три другие кажутся непоследовательными. Они относятся к поведению Дороти в день ее смерти и изумляют меня. Вот они:
1. В 10.15 она покупает пару недорогих белых перчаток в магазине неподалеку от общежития. (Владелец сообщил об этом в полицию после опубликования фотографии.) Сперва она спросила пару чулок, но поскольку на следующий день ожидался Весенний бал, их не оказалось, вернее не было ее размера. Тогда она спросила перчатки и купила пару за 1,5 доллара. Они были на ней в момент смерти. Однако в ее комнате была пара великолепных белых перчаток, абсолютно чистых. Их подарила ей Марион на Рождество. Почему она их не надела?
2. Дороти была тщательно одета. ‘На ней был ее зеленый костюм. К нему она надела эти дешевые белые перчатки и белую блузку с воротником, хотя в ее комнате была белая шелковая блузка СПЕЦИАЛЬНО для этого костюма. Почему она ее не надела?
3. На ней был темно-зеленый костюм с коричневыми и белыми полосками. Однако платок в ее сумке был ярко бирюзовый, А в ее комнате была дюжина платков более подходящих тонов. Почему она не взяла ни одного из них?
Я говорила обо всем этом в полиции. Они быстро отвергли все. Она была расстроена. Смешно ожидать, что она станет одеваться с обычной тщательностью. Я сообщила им о перчатках. Если бы она сознательно готовилась, то не было бы трех вопросов. «Вы не сможете доказать, что это не самоубийство».
Письмо Аннабеллы Кох добавило к этим трем случайностям четвертую. Ее собственный пояс был в порядке, но Дороти вместо него надела пояс Аннабеллы. Она отбросила хороший пояс ради такого же. Зачем?
Я размышляла обо всех этих проблемах весь субботний день и всю ночь. Не спрашивай меня, что я собираюсь доказать. Я чувствую, что все это имеет какое-то значение, и я хочу узнать, что смогу, о состоянии Дороти в тот день.
Я пишу тебе о всех своих шагах, которые хочу предпринять, чтобы найти связь между этими четырьмя фактами. Они влекут за собой множество других. Точно так же, как и ее одежда. Я даже взяла лист бумаги и включила в список: перчатки, платок, блузку и пояс. Я записала все, что мне было известно о каждом предмете, включая и его назначение. Очевидно, здесь дело не только в назначении. Размер, срок употребления или приобретения, цена, изготовитель, продавец, цвет, качество, место покупки. В общем, получилось девять характеристик на каждый из четырех предметов. Я записала это и легла в постель. «Вы не сможете доказать, что это не самоубийство».
Это пришло мне в голову так внезапно, что я вскочила с постели. Эта неподходящая блузка, перчатки, купленные утром, пояс Аннабеллы, бирюзовый платок... Что-то старое, кое-что новое, что-то взятое взаймы и что-то голубое.
Дороти пошла в муниципалитет не потому, что это самое высокое здание в городе, а потому, что там регистрируют браки. Она надела старую вещь, взяла новую вещь, одну вещь взяла взаймы и носила при себе голубую вещь – бедная романтичная Дороти! И она взяла с собой свидетельство о рождении, чтобы подтвердить, что ей исполнилось восемнадцать лет. И ты понимаешь, что она пошла не одна, а с человеком, от которого она забеременела. С человеком, которого она любила, с которым она познакомилась на лекции по английскому языку. Он уговорил ее подняться на крышу, я не сомневаюсь в этом.
Записка? Там всего-то и сказано: «Надеюсь, ты простишь меня за несчастье, которое я тебе доставляю. Ничего другого я не могу сделать». Где тут упоминание о самоубийстве? Она предпочитала замужество! Она знала, что отец не одобрит этот поспешный шаг, но ей не оставалось ничего другого, потому что она была беременна. Полиция была права, когда говорила, что она была возбуждена, это верно, но это было волнение невесты, а не человека, который собирается покончить с собой.
«Старое, новое, взятое взаймы и голубое» – это только мне может сказать обо всем, а для полиции этого мало. Особенно когда они настроены против. Им лучше считать это самоубийством, а не убийством. Ты знаешь, что это правда. Я найду этого человека и сделаю это очень осторожно. Как только я получу достаточные для полиции данные, я обещаю пойти прямо к ним. Я видела много кинофильмов, где героиня настигает преступника и находит достаточно улик, чтобы упрятать его в тюрьму, а он в ответ говорит ей: «Да, я сделал это, но вы никогда никому не расскажете об этом, потому что я убью вас». Так что не беспокойся обо мне и не сообщай об этом отцу, а то он все испортит. Может быть, это и «безумие и импульсивность», но как я могу спокойно сидеть на месте, когда знаю, что это убийство?
Точный расчет. Сейчас мы только въезжаем в Блю Ривер. Из окна я вижу здание муниципалитета.
Я закончу это письмо попозже, когда смогу сообщить тебе, где остановилась и каких успехов добилась, если, конечно, они будут. Хотя Стоддард такой же большой, как и Колдуэлл, у меня есть хорошая идея, как начать это дело. Пожелай мне удачи...
Декан Уэлч был толстым и пухлым, на его розоватом лице, как две кнопки, ярко блестели серые глазки. На нем были черные фланелевые брюки и такой же однобортный пиджак. Кабинет был мрачным, как часовня, стены отделаны темным деревом, на окнах висели темные шторы, а в центре стоял большой стол.
Закончив разговор по внутреннему переговорному устройству, декан встал и повернулся лицом к двери, придав лицу торжественное, подходящее к случаю выражение. Он готовился к встрече с девушкой, чья сестра рассталась с жизнью. Тяжеловесный перезвон колоколов доносился в комнату, несколько заглушенный плотными шторами на окнах. Дверь открылась, и вошла Эллен Кингшип.
К тому моменту, когда Эллен, закрыв за собой дверь, подошла к его столу, декан успел рассмотреть ее и оценить с той самоуверенностью, которая выработалась у него за годы работы с молодыми людьми. Она была скромна, ему это понравилось. И довольно хорошенькая. Рыжие волосы с челкой, карие глаза, сдержанная улыбка, решительный взгляд. Возможно, неумна, но трудолюбива и усидчива. Одета она была в темно-голубое пальто и костюм, приятное сочетание по сравнению с разноцветными нарядами других студентов. Она казалась немного взволнованной.
– Мисс Кингшип,– пробормотал он и кивком головы указал ей на кресло для посетителей. Они сели. Декан сложил свои розовые руки,– Надеюсь, ваш отец здоров.
– Да, спасибо.– Голос ее звучал приглушенно, но четко.
– Я имел удовольствие встречаться с ним в прошлом году,– продолжал декан. Наступила пауза.– Если я могу что-либо сделать для вас...
Она поудобнее уселась в кресле.
– Мы – мой отец и я – пытаемся найти одного человека. Он учится здесь.– Глаза декана с вежливым любопытством обратились на нее.– Он одолжил моей сестре большую сумму денег за несколько недель до ее смерти. Она писала мне об этом. На прошлой неделе я случайно наткнулась на ее чековую книжку и вспомнила об этом долге. Но в чековой книжке нет и следа того, что она выплатила свой долг, и мы подумали, что ему просто неловко потребовать деньги от нас.
Декан кивнул.
– Вся сложность в том,– продолжала Эллен,– что я не помню его имени. Я только помню, что Дороти писала о своем знакомстве с ним на лекциях по английскому языку в прошлом семестре. Он блондин. Мы подумали, что вы сможете помочь нам найти его. Это довольно большая сумма денег...– Она глубоко вздохнула.
– Я понимаю,– декан улыбнулся.– Смогу,– сказал он кратко, по-военному. Он нажал кнопку переговорного устройства.– Мисс Платт,– пригласил он.
Он удобно устроился за столом, будто приготовился к долгому разговору.
Открылась дверь, и с деловым видом вошла бледная женщина. Он встал и несколько мгновений смотрел на нее. Потом заговорил:
– Найдите учебную карточку Дороти Кингшип. Просмотрите весь прошлый семестр. Проверьте, какие именно лекции английского языка она слушала и найдите список студентов-мужчин, которые посещали этот курс. Список принесите мне. Вы поняли?
– Да, сэр.
Он заставил ее повторить инструкцию,
– Прекрасно,– сказал он.
Она ушла. Он повернулся к Эллен и улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему в ответ. Постепенно дух казармы улетучился. Декан снова уселся на свое место и мягко побарабанил пальцами по столу.
– Не сомневаюсь, что вы приехали сюда не только с этой целью,– проговорил он.
– Я приехала навестить друзей,– ответила Эллен,
– А-а!
Эллен открыла сумочку:
– Разрешите, я закурю?
– Конечно.– Он подвинул к ней хрустальную пепельницу,– Я сам курю.
Эллен предложила ему сигарету, но он отказался. Она достала свои спички. Точно такая же книжечка с медной обложкой, как и у Дороти, но с надписью «Эллен Кингшип». Декан посмотрел на ее спички.
– У вас отличная финансовая сознательность,– про-
говорил он, улыбаясь.– Если бы каждый из нас обладал этим качеством. Мы сейчас строим новый спортзал, но некоторые люди, обещавшие нам поддержку, почему-то забыли об этом.
Эллен с сочувствием посмотрела на него.
– Может быть, ваш отец заинтересуется и поможет нам,– намекнул декан.– В память о вашей сестре..,
– Я буду рада сообщить ему об этом.
– О! Я высоко ценю это!
Через несколько минут вошла секретарша и положила перед ним список.
– Группа 51, секция 6. Семнадцать студентов мужчин,– доложила она.
– Прекрасно,– сказал декан. В нем вновь проглянул военный. Он открыл папку с делами студентов и кивнул секретарю. Она ушла. Первую фотокарточку он отложил сразу же.– Черные волосы.– Потом он стал просматривать остальные.
– Двенадцать с черными волосами,– подытожил он,– и пять со светлыми.
Эллен наклонилась вперед.
– Дороти говорила мне, что он красивый...
Декан положил перед ней первую из пяти фотокарточек.
– Джордж Спайзер,– задумчиво произнес он.– Но я сомневаюсь, что вы назовете его красивым.– На фото был косоглазый парень со скошенным подбородком и маленькими глазками.
На второй фотокарточке был мужчина в очках.
Третьему было за тридцать, и волосы его были уже седыми.
Эллен сжала свою сумочку. Декан открыл четвертую фотографию.
– Гордон Гант,– объявил он.– Вам не знакомо его имя? – Он протянул ей карточку.
Блондин и бесспорно красивый. Светлые глаза под густыми бровями, тяжелая челюсть и надменная улыбка.
– Кажется, он,– пробормотала Эллен.– Да, я думаю, он...
– Или, может быть, Дуайт Поуэлл? – спросил декан и показал ей пятую фотокарточку.
Серьезный молодой человек с квадратной челюстью и светлыми глазами.
– Так какое имя вам более знакомо? – спросил декан.
Эллен беспокойно переводила взгляд с одной фото-, графин на другую.
Оба блондины, оба голубоглазы, оба красивы...
Она вышла из административного здания и остановилась. В одной руке у нее была сумочка, а в другой листок бумаги, на котором декан написал несколько слов.
Двое... Это угнетало ее. Очень трудно будет узнать, который из них. Надо будет понаблюдать и встретиться с ними, хотя она не скажет, что она Эллен Кингшип. Понаблюдать за взглядом, за ответами. Убийство должно оставить след. (Это было убийство. Это должно было быть убийством.)
Она взглянула на листок:
Гордон К. Гант,
1312 Западная Двадцать шестая улица.
Дуайт Поуэлл,
1520 Западная Тридцать третья улица
