Текст книги "Академия Надежды (СИ)"

Автор книги: Yabashiri

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 61 страниц)

– …я обещаю.

– Кстати о песнях, Мио.

Девушка развернулась прямо в её объятиях, и теперь Ритцу смотрела на неё снизу вверх, но казалась больше и взрослее. Её тёплая улыбка заставила Мио всего на мгновение забыть о происходящем вокруг и о неотвратимой боли, сковавшей руки. Только Ритцу могла успокоить Мио в тот момент, и её тихое пение завораживало.

Хоть на станции мы, хоть идём вдоль реки,

Мы под небом одним, пусть и разлучены мы с тобой.

Ведь в унисоне поём… мы…

Всё вернулось в один миг. Все краски и всё ничтожество того мира, в котором они оказались. Всё так же чётко, как и раньше, Мио видела сгрудившихся вокруг одноклассников, но самое главное, она видела ухмыляющегося Монокуму.

– Р-Ритцу… – сквозь слёзы прошептала Акияма, с мольбой глядя в янтарные глаза. Ритцу тихо рассмеялась, погладив её по голове.

– Эй, всё будет хорошо. Тебе будет грустно, не держи это в себе. Но я знаю, что когда понадобится, ты сможешь быть сильной. Ты сильнее меня, Мио. Я люблю тебя.

Ритцу поцеловала её. А затем резко разорвала контакт. Мио не успела опомниться – барабанщица быстрым шагом отдалялась от неё, и Мио могла только смотреть ей в спину, беспомощно протянув руку.

Ритцу поравнялась с директором, не глядя на него.

– Давай сюда свою казнь.

Медведь ухмыльнулся и щёлкнул пальцами. В одной из стен зала Суда открылся огромный проход – тёмная пустота, от которой веяло холодом. Если люди на пути в Рай видели свет, то это была самая настоящая дорога в Ад. Дорога, на которую без промедления ступила Ритцу.

У самого входа, перед тем, как её поглотила эта пустота, Ритцу обернулась к ней и подняла руку вверх. Мио вспомнила, как бесчисленное количество раз они прощались возле её дома, и Ритцу точно так же махала ей вслед.

У неё была та же ободряющая улыбка, но в глазах стояли слёзы.

– Пока, Мио.

И она исчезла. А Монокума зловеще произнёс то, что он говорил всегда:

– Специально для «Супер-Барабанщицы» я приготовил особенное наказание!

***

PUNISHMENT #3

The Day the Music Died

♪ Houkago Tea Time – No, Thank You!

Первые мгновения Ритцу стояла посреди чудесно красивого пейзажа: здание школы, безоблачное небо и кружащие в небе лепестки цветущей сакуры. А затем, точно возведённая рукой невидимого конструктора, с неба упала большая концертная сцена. На ней стояли четверо Монокум в синей школьной форме и юбках, а ещё женских париках, и каждый держал в руках музыкальные инструменты. Барабаны, клавишные, гитара и бас-гитара.

Монокума-басист в тёмном парике подошёл к микрофону. В ту же секунду замершую перед сценой Ритцу окружила клетка из громадных колонок, превышавших её ростом в четыре раза. Тайнака огляделась, сжав зубы. На сцене позади музыкантов загорелись неоновые огни, сложившись в огромное, источающее свет сердце.

Медведи взмахнули лапами и начали играть. Лёгкая мелодия синтезатора сменилась мощным вступлением всех остальных, после чего солист-Монокума запел. Только вместо голоса директора из динамиков доносилось дивное пение Акиямы Мио.

Ученики, наблюдающие за казнью через монитор, не могли слышать того, как изменялась громкость песни. Каждые несколько секунд она возрастала, и уже к припеву достигла порога комфортного для человека значения. Ритцу поморщилась, закрыв уши руками, но это не могло её спасти. Монокума-гитарист взял особо удачный акорд, вдарив по струнам, и Тайнака закричала от боли. Её крики растворились в невыносимом шуме, и для Ритцу наступила оглушительная тишина.

Через прижатые к ушам пальцы девушки тёмными струями потекла кровь разорвавшихся барабанных перепонок. В это время шоу на сцене и не думало заканчиваться: в воздух запускались фейерверки, распускающиеся цветами и сердечками, а Монокума пел без устали, дребезжа струнами бас-гитары. Пусть Ритцу уже ничего не слышала, её тело не могло игнорировать всё возрастающий напор звуковых волн.

Первыми сдались глаза. Они налились кровью, вздулись тысячами мельчайших капилляров, и Ритцу вскинула голову к небу, заорав от боли. Дальше отказали лёгкие. Один за другим её внутренние органы разрывались от мощных звуковых волн и перепадов давления. Сквозь распахнутую до предела глотку барабанщицы хлынула кровь, нескончаемым потоком выливаясь на землю и окрашивая белую футболку в свои цвета.

Монокума-солист подошёл к безвольно упавшей на колени Тайнаке. Она ещё была жива, но отведённое ей время отсчитывалось секундами, мгновениями, когда мозг спешно отключался, потеряв сразу все жизненно важные органы. Все перестали играть, песня закончилась, и в наступившей тишине плюшевый бас-гитарист опустился перед Ритцу на одно колено. Он взял её налившуюся кровью руку и надел на один из опухших пальцев кольцо. Над ними взлетели голуби, поднимая ввысь белоснежные платки; Монокумы-музыканты на сцене плакали, подбадривая друг друга.

Плюшевая рука басиста пронзила грудь Ритцу с хирургической точностью. Её тело вздрогнуло, и если Ритцу ещё могла что-то чувствовать, то лишь величайшую в своей жизни агонию. Монокума сжал лапу и вытащил на свет всё ещё бьющееся сердце Тайнаки, вместе со всеми крепящимися к нему венами, аортами. Он торжествующе поднял сердце вверх, и остальные Монокумы дружно хлопали, пока оно не отсчитало последний удар.

Комментарий к Глава 29. Hit the Floor

И этот день настал.

Да, из улик в тексте едва ли можно логически найти убийцу, но это нормально, у меня были другие цели. Интересно, понял ли кто-то всю суть до того, как персонажи сказали это вслух.

Песня, которую поёт Ритцу в конце – Tenshi ni Fureta yo.

И вообще я не верю, что дописала это. Многие сцены жили в моей голове месяцами, да и Ритцу уже семь лет как мой любимый персонаж, поэтому убивать её мне было очень болезненно) И тем приятнее, потому что эмоции должны быть живые. Наконец-то их длинная драма закончилась. Теперь вы понимаете, что та постельная сцена была важна для сюжета? Да? Даааа?.. Ещё можно загуглить название казни и найти один из источников моего вдохновения (я до последнего момента думала воткнуть самолёт, серьёзно). И песня, конечно же, которая уже не первый раз появляется в тексте. А может, и не последний )

В общем, всех с окончанием четвёртой сюжетной арки! Пятая станет последней, не считая возможных эпилогов, поэтому готовьтесь к раскрытию карт и полному отчаянию персонажей. Напоминаю, что следующие главы могут выходить с очень разными промежутками времени, придётся потерпеть. С наступающим ;) Спасибо всем, кто вернулся вместе со мной к фанфику и следил весь год (или не весь) за всё новыми смертями.

========== Глава 30. Red Like Roses ==========

Разве эмоции должны ощущаться физически?

Почему прямо сейчас ты ясно ощущаешь, как внутри тебя что-то сжимается, прячется, разгорается огнём. И просится наружу, но ты не можешь это выпустить. Тебе нужно сидеть с этим, прятать внутри, страдать, и ты не можешь ни с кем этим поделиться.

Почему так? Почему теперь есть вещи, о которых вы не можете поговорить? Почему нет ни одной вещи, о которой вы можете поговорить? Почему ты больше не можешь поговорить с ней?

Ты не хотела бы на неё это переваливать. Всю ответственность, все эмоции. Но ты хотела бы разделить с ней хоть часть. И чтобы она делилась с тобой чем-то.

Как тебе быть такой же, как она? Не такой слабой и зависимой. Как тебе отпускать свою любовь, спускать себя с небес на землю, что там ещё говорят в фильмах и книгах по психологии? Как люди, чёрт возьми, это делают? Как живут с обрубком эмоций, навеки обречённым тонуть в безответности?

Ты не знаешь, что было бы хуже: никогда не знать любви или познать её на краткие мгновения, чтобы потом навеки лишиться.

Почему всё так изменилось?

Ваши переписки по ночам, глупые смс и совместные походы в кино. Фотоальбом, который она подарила тебе на день рождения. Там все эти воспоминания. Когда она просто брала и приходила к тебе домой среди ночи, услышав, что ты придумала слова новой песни. Когда вы шли домой после школы, вы стояли под снегом, и всё было так хорошо. Вы и тогда были «друзьями».

Ты не понимаешь ничего. Где теперь всё это? Почему именно вас судьба решила разлучить, не дав ни шанса что-либо исправить? Почему теперь ты готова отдать всё, чтобы пережить каждую мелочь из ваших старых жизней? Её глупые шутки, твоё постоянное чувство вины из-за самой себя. Хоть что-то осталось при тебе. Тебе так хочется, чтобы она тебя слышала. Тебе сейчас хочется выйти куда-то и заорать. ПОЧЕМУ? Как тебе забыть её? Почему она ушла, оставив тебя с этим? Ты не можешь так больше. Где все эти тёплые эмоции, зачем она так с тобой? Почему ты больше никогда не услышишь её слов? ЗА ЧТО?!

Ты чувствуешь, что теперь все твои переживания живут только внутри тебя. Знаешь, что говорила о них слишком много, а теперь, когда существование невыносимо, ты не можешь ничего. Да ты и в принципе не можешь ничего. Ты и так убила половину эмоций. Не особо разбираясь, какие из них важны.

Тебе кажется, будто всё изменилось после вашего знакомства. Ты знала, что такое одиночество. Ты привыкла к нему, но потом встретила её. Люди не могут понять друг друга, но вы смогли. И теперь тебе снова нужно привыкать к тому, что твои эмоции и мысли принадлежат лишь тебе одной. Они снова неправильны. Сейчас тебе так хочется, чтобы тебя кто-то защитил.

Её присутствие было для тебя какой-то анестезией, а ей свойственно со временем выветриваться. Её голос унёс ветер вместе со звенящей в твоих ушах песней. И вот, у тебя столько переживаний, с которыми тебе некуда пойти.

Но хуже того – не знать, что с ней. Не знать, есть ли теперь она в мире за пределами виртуальной реальности. Ты так привыкла знать, что происходит в её голове, что воспринимала это частью себя. Ты уверена, что это было частью тебя. Ты уверена, что не раз прочитанная тобой в книгах фраза «часть меня умерла» основана на реальных событиях.

Тебе так хочется чтобы она тебя услышала. Как раньше.

Раньше не нужно было говорить. Сейчас ты не сможешь сказать.

Тебе очень больно и ты очень устала. Ты не настолько смелый и сильный человек, как она. Тебе нужен кто-то рядом, иначе ты не чувствуешь твёрдой почвы под ногами. Тебе некуда деть то, что внутри тебя. Ты даже заплакать не можешь. Ты ничего не можешь.

Почему она не рядом, когда так нужна? Она всегда рядом, ведь так? Ты можешь разбудить её в любое время, и она сделает всё, чтобы тебе стало лучше. Сколько, интересно, прошло времени с момента, когда ты сама о ней заботилась?

Ты не можешь сказать ей всё то, что происходит в твоей голове. Ты вынуждена глотать слова и обрывать потоки мыслей. И это максимум, что ты можешь сделать, чтобы облегчить свои переживания. И это ничтожно мало.

Иногда чувства становятся вдохновением. Такой маленький тёплый огонёк, которым согреваешь сердце и душу. Вспоминаешь, как глупо вы познакомились. Нет, серьёзно, ты до сих пор не веришь. Усмехаешься и думаешь, что чудеса случаются. Переживаешь всё это – в который уже раз? – помнишь каждое своё слово, мысли в тот момент, едва зародившееся внутри тепло. Когда ещё не знала, что происходит. Была слишком маленькой. А в школе иной раз мысленно шутила, что влюбляешься. И влюбилась. По-настоящему. В первый раз.

И она. Ты не знаешь до конца, что чувствовала она. Знаешь, что и ей незаметно и легко вскружило голову. Вспоминаешь тысячи моментов вместе, и хочется жить, хочется писать песни, играть, показать всему миру эмоции внутри тебя. Некогда живые. А сейчас – умирающие. Утягивающие тебя за собой.

Теперь это тяжкая ноша. Мысли, от которых не избавиться. Таскаешь их за собой, погружаясь всё глубже и глубже в своё болото. Рисуешь её образ в голове – но немного другой. Ещё более идеальный. Живой. Но от этого не становится теплее, не становится легче. Ты знаешь, что всё это иллюзия. Что даже её улыбка придумана тобой. И все эти слова, которые ты когда-то давно слышала, будто в другой жизни – они лишь в твоей голове. А она где-то там. Настоящая, живая. В ваших песнях. Больше не твоя. Хотя ты часто повторяешь это в своей голове. А потом одёргиваешь себя. И так теперь будет каждый день. Тебе не хочется, чтобы она тебе принадлежала. Но хочется, чтобы была твоей.

Хочется, чтобы она была жива.

Ты пытаешься отвлекаться на одноклассников. Вслушиваешься в их разговоры. Думаешь, действительно ли вас выпустят из этой адской школы. Только если ты вернёшься назад без неё, всё будет по-другому. Жизнь, но не твоя. Никто другой не даст тебе того, что ты хочешь. Потому что они другие. Тебе не нужны поцелуи. Тебе нужны её поцелуи. Не нужны встречи. Ты хочешь видеть только её. Как раньше. Но уже ничего не будет как раньше.

Ты не помнишь, как оставила других ребят, не помнишь поездку на лифте и долгий путь до своей комнаты. Ты не помнишь, как кто-то звал тебя, потому что это был не её голос. Ты знаешь, что стены твоей комнаты не пропускают звуков. Ты знаешь, что снаружи слышно твои крики.

Теперь ты сидишь на своей кровати и читаешь оставленную ею записку. Ты не знаешь, почему все они уходят и оставляют записки. Ты не знаешь, когда она успела написать её. Могла ли она знать заранее, чем всё закончится? Ещё тем утром?

Ты смотришь на эти строчки. Они смотрят на тебя. Это так глупо. Ты улыбаешься, тоже глупо, потому что она была такой глупой.

«Просто знай, что даже когда ты будешь одна, я буду с тобой. Если не физически, то за твоей спиной. Просто знай, что я стою рядом, держу руку на твоём плече и поддерживаю тебя. И улыбаюсь тебе. Если тебе от этого будет чуть спокойней, то всё не зря».

Почему это снова происходит? Почему так происходит каждый раз? Почему? Почему? Почему?

Сердце бьётся тяжело и часто; ты вытираешь слёзы одной рукой, а другой сжимаешь скомканную записку; щуришься, раз за разом читая одно и то же предложение.

Сердце бьётся тяжело и часто; ты вытираешь слёзы одной рукой, а другой сжимаешь скомканную записку; щуришься, раз за разом читая одно и то же предложение.

Сердце бьётся тяжело и часто; 1ы вытираешь слёзы одной рукой, а другой сжимаешь скомканную записку; щуришься, раз за разом читая одно и то же предложение.

Сердце бьётся тяжело и часто; 1ы вытираешь слёзы одной рукой, а друг0й сжимаешь скомканную записку; щуришься, раз за раз0м читая одно и то же предложен1е.

Сердце бьётся тяжело и часто; 1ы выт1раешь слёзы одной рукой, а друг0й сжимаешь ск0мканную записку; щур1шься, раз за раз0м читая одно и то же предложен1е. Сердце бьётся тяжел0 1 часто; 1ы выт1раешь слёзы одной рук0й, а друг0й сжимаешь ск0мканную зап1ску; щур1шься, раз за раз0м ч1тая одно и то же пре1ложен1е. С͇е̫̯̭̥͇̪1̱̭0̳͓͔̝̺̪̺ц̲͚е̺͇͉͚͖̫͙ ̝̹͖̱͔̰б̬͖ь̝̰̦͈͖̩͙0̺̮̼т͕̪̲̞̭͍̘с̟̘̯̤я͓̰͓̳̲ ̘̮͖̝̠̘̬т̫̹͎̦я̦ж̯е̦л̭͔̱̣̳̱0̪̬͖͍̙̟ 1̖͙ ͙̯̘̻͎ч͖̺̲͍̗͕а͍с̣т̭͓̳̲͔о; ͔̫̥̰̮̳ ̮̺͈̬͈̯1͖͉̗̙0͔ в̼͖̟ы̗̮͎͓т̦1̱р̼͓̜0͎͉̦̹е̮̜͕̫ш̲̱̱̗ь ̲̹̹̞̬̪с̙̤̠͍̘͔̗л͙͓̤ё̰͙͉̫͕̘̳з̗ы͉̫͎͔ ̲̪̼̫̦о͖̲̠д̲̞̣͇н̞̘͕̯̖͕ͅо̗͎̱̹̫̥͕й̩ ̥р̹͍̺̟у̹͙̦̬̠̰к̝̫̪̱̫͕0͇̺̖й͚̰, ̯̠̺̳̦͍ ͍̼͙̩а д̺͓1̤͙̱͖1̗̠̦г̻̞͚̯͇0̞̞̹̯̟͕͓й̝ ͈̬̲̙с̹̟ж̺̜̬̲̹̫1͇̲͍ͅм̟͖̪̻̮̠͖0̜̥͔е̪͇̮ͅш̫͉ь̠̺ ̫ск̼̮0̙̹͉̺͔мк1͓̙͖1̹̖̫̱̼̞0̱͉͍̘̯0̜̜ю̝̬͚ ̹̥̠̻̱͍̼з̘̣̣̞͔а͔͓̤̳͉̹̼п͇̼̦͈1͔̞̗ск̫̜̦у̹̩̺̖̬̣̠; ͖ͅ ͎̞̗щ̦͍у̰̹̭͍͇р̝̖͕1̱̥͉̪̹ш̫̙̲̹ь̱̮̻с͈̜̬я͖̯͎̙͎̦̤, ̲ ͍͍̖͇̦̳̟р̤̻̭̝͍а̬̬̭̰̦̣̜з̘̤̣̯̼̪ ̮̝̦̯̣з̹̬̖̺͉͖ͅа ͈̩̰̝͓̰р̥̰а̺̣͍̼̹̱̩з̲̖̹0̤̠͖̤͇͕̦м̮͖̣̰ ͓͕͕̺̜̙̭ч̞̥͍̺͍̝1̤̠̟̣̣͓0̠͕͙͚͎1̩̦̙̥̯ͅя̟͇̠͈͉ ̰͔̺͚͇0̳̺̜д͔̟͚̘̬̰1͎о̼ ̝̜̮̣͙ͅ1̻̪̘̜̟͔̼ ̬͕̭̪̳т̖̼̭̩̬̹0̲̺͍͇ ж͍̝̹͓̙е̹̘̜̠͉͙͔ ̰̝1͙̭͖р̥͓̜͙̬͎1͇̞̲1͉͉̠͔͍̭ло͓̟0͖̭͕̝͙̤̖1̲͎̠ͅн͇̙͖̳͉͓1̣̖̫̟̯е̹̠̩͓͚̳. ͕̙̥Се̤͈̘̖̟̤1͚̻̼̭̪̱0̦̪̩̗̰̫̼1̘͍̼0̦̬̘͍̮̹ ̩̩б̲̤͕̳͙10̮̥͔͚̩т͔̰͖ͅс̞̖1͍̱͚͎͈ ͚̯̣̯͕͇т͍͈̺̙0̮̩̱̣̦͉̗ж̣̜̻̭̙0̦̞̬̭͔л0̠̭̦̠ ̮͚1͉̘̟͕̦̗͖ ч̼̬̪11̯̦т̹0͍̱; ̣̗̥̮̮ ̭̤̹͕̟͙1̘̮0̘̹̗̩̻̠͎ ͓̟в̞̻̝̠͎̤0̻̰т̦͓͚1̱̙̺̠1̭̖̮0͕̝̟е͖͓̭͙0̞̻1͉̯ ̪̮1͉0̤̝͓0͉̥0̦͔̰̗͍̬̠1̮̜̙̩͙ ̯0̯͇͈͉̜д̥̭͕̣н̬͉0̦̮̭̮͔й͇̙͚ ̲͇10к̖̣0̟̺й̙̼̖͍, ̼̩̝ ͍̗͙а͈̺̥ ͙̗д1̥͔1̳г͈̯̲̹0͎͉͉̣̘̰й̘̝̼̜͔ ̭͍1̞̞1̠̹1̭͓̯̖͓̣м͍̪̯̥͈̺̠0͔͇͉͈̜̖ͅ0̺̤̼ш̮̻̪1̫͈͕ ̟ск͉͈̖̫̟̪0̼͉̣͖͍м̭͎̗̫͕̹̹к̫͇̮̮1̻͕1̰̮̠̟̣̼ͅ0̙̣̝̻̪̙0̩̙͉ю͖̘̖̩̤ з̹͎а̞͇͈̹̟̬п̥̰͇͕̠͈͓1с̗̪̹̤̮͓̬к̥у͔̖̬̯; ͚̦̲͍̲1̜͙̺0̣р͖̩̟͉͕͈̘1̞ш̱̬ь̬̮̟͔͇̻̭с̙̞̫я͍͇̮̫͖͙̖, ͉̰̼̥ р̣͖̦͓̫01̣̹͖ ͇̯͓̞̦̳з̟̪͖͔̥0̣͕̫̟͍ ̘̹̯̞1͉͕̝̗͎а̼̥з̤0͔͍͖̥̜м̮͕͇̼̬̙̱ ͇̻̲̻͖͙̞ч̪̖̻̥̭̪̲1̣̯̙̙͖̬01̟̖͓͇͚̪̩я͖̬͙̩̹͈ͅ ͉̖0д̬̭̲̱1̘̥̹̥̱ͅо͕ͅ ͉͎̺̺̭̮͓1 ̮̮͖̫͙̖̥т̭̟ͅ0͔͚͇̥ ̲͍ж0 ̣͖͈̩̗̳̻1̼̥̝̹̖̹ͅр̗̝͓̤̘̦̹1̱̹̬̩͚̳͔1̺̜͈͓͙͉л̼̙о0͓1͎̖͙̟ͅн̯̣̮̝1̠̤̪е̣͙̝.̼̮̟̭͎̱̘ 1̻̼̫͞0͍̮1̨̤͉0̬͕̤͍̤̬1̣̰̮̪̰͜0͉ ̴̯̞̖̬̮ͅͅ1̗̳̪1̶̜͚̗͇̠0͢т̫̳0̴̙̗1̤͍͖̠̹ ͙̭1̡͈̳͚0̮̟̱̞1͝0̴ͅ1̳̬ͅ0͎̲̱̤ ̜̻͔̝͘1͚ ͏̗̟͚͙̰ч̩̙͚͡ͅ1̱̯̲͍̣1̢͉̺̝̞1̦̹̥͈̤͕̪0̬̥͉͓͈͔ͅ; ҉ ̴͙̹̘͓͖1͚̥̖0͎̲̯̣̬̱͡ ̷̙̖̥̩1͉̰̖̜̰0͏0͎̩͕1̮̤̝̖̳1̙0̫̺̻̮͍̳ͅ1̲̥̦̝͉ͅ0̛1͈̺̩̲͓́ ͔1̨̹0͕̲̭̱00̲̥̖͇̘͓1̲̻͕ ̸̟͎̜͓̮0̴̠͉͕д̬̲͚͚̰̻н̬͖̙͞0͙̼̳̭̱̱̟й̧ ̗̼̝͓͢1͖̯̮̞͚͠0̯͚̮͍̜к̻̰͕ͅ0̮̬̻͔й̨̰̗̩͍̱̺, ̖̹̪̺͖̹̹ ҉͎̲̪̝а̡ ́д̼̹̬̱11̷̫̩̼̻̰̞г̘͘0̵й͕ 11̞͚1м0̗̻̱̳͈͎̰͜0̸͖͎̜̲ш̠̯̩̲̗͙̭͞1̗̮͔̱̝̘ ̷с̳̰͘к̨̻̥̫͚͔ͅ0̫͖̭̬͇̖́ͅм̧к̧1͈1̝͖̳̣̲͍0̞̥̞̗̘0̟̯̩̘ю̴͔͓̰̥̝͙̼ ̣͚͚͎̪̞з͎͟а̳̲̙͇͢п͖1͙͙͢с̡͎̝̗͇̱̲̟к̶̠у̖͖͓͚̙; ̬ ̳̞̩͚͠1̖̠̱0̨р͎͈1̬̰̟̭͙͖͠ш̺̳̪̖̟͓ь̀с̬̼я̴͇̻͎̝̺, ̗̜͉͈ ͠р͞0̖̥̦1͖̠ ̣͙͖з̧0̷͓͖̤̯ ̣̱̖̜̰̙̻͠1͙а̢̦з̦0̟̟͖̟̫̼̮͘м̗͉̼̟ ̷͉̫̹̟ч̖ͅ1̺͚͙̥0̘͜1̮̮̪͔̠я ̲̤̭̦̹̬̞0̮͍̺̹͉͘д͏͔̭1о̫͓͕̖̩͙ ̡̤̤1҉̝͈͚̖̬̱ ͚̘̬̫ͅт̟̮̘̣̙̪͍0̶̟̫͕ ͔̥̳̥ж͇̰0̭̘ ̠͚͎͇͠1͢р͇͙̝1҉͕1̤͔͕̼̣ͅл̶о̟͈͕̣̖0͇1̜͜н̥͝1̥̬̝̹̣е̡̬̻̪̤.̛̪̩ ̩̰̲1̖̬̞͙0̫̣̤1͓̱̜̪̣0͠1͔͕̰̣̙̺0̭͖͔̥̩ ͏͎̼͙1̜̩̜̲͕1̱̲0̯̩̯̟͍͢1̹̙̜̺̬0̨̗̘̬̯1̶̰̻̖̮͙̠ͅ ̰̟̣̱͚͚͢1͏͍̹̰0̸̱1̴͈͈͖̫̯0̶̻͉̙̗1̣0̻ ̹͖̦̖̲͇̕1͚̠͕̩̫͟ ̬̦͈̱1͢1̝1̮͈̮͎̪̹͕̕1̻̻̠͉̟̠͖͢0̣; ̮̝ ̲̙1̷͈̥͉ͅ0̱̯͝ ҉̣͉̠͔̳̝̹1̼̝͓̀0̧̜̗̥̳̳0̷1̘͍̖͚̯ͅ1͙͓̠͙̪̞ͅ0̡̦̖͎1̡͈̲͇̖̖̼0͍̳͠1̥̹̦̱̱̤ͅ ̗̺͍̺͜1͍̦̯̀0̳̞̰̥0̖̤0̲̦̥1͈̕ ̝͈̺ͅ0͉̻̰̥̰1̵1̗̻͖͕̖̹0̤̥̩͖͚͙͙0 ̮̻́1̱̖͝0̥̲̺͕̮̙̕1͙͡0̯̥̻̜̰1̻͙͕̹̲̩̕ͅ, ̘ ̺1͇̯̣ ̢͉д̼̫̘̬1͈̠͘1̼̥̝̹͓̦г͓̘͙͇̪͖̝0͉̗͙̩̺̫й 1̡̱̤͇̠1̤̭̻̺́ͅ1̺͎0҉͈̞0̕0̰̦̘̻ͅш1̰͙̥̬̙ ͏͓̳͈̭͙1̩̻͜ͅ1̕0̠͓͝ͅм̩̹̫к͔1̘̩͙̺1͍̳̯̩͖͠0̯̹͍̹̦̞̬0̷̥͇̠̝̻0̬̮͓̰̗͔ ͔̩̜̪̣͇̦1̣̫̝̠̘̳̝а͚̭̭̣п̛͙̥͖̜1с̪̩̘͇̙к͎̻͎у̫͖̱̬̤͞; ̵͉͚̫͍ ̠̱̼͢ͅ1̛͈̞̲͍̙͎0̖̣̘̖̺̙̀р̬̫̳1͚͇̹̤ͅш̵̩1̙̗̥̗̜͜с̼̭̟̹̭̹̻0҉̰, ̳̤1̛̩͙̤0̭̮̺̰͕͜1̟̲̰̻̠̦ ͍͜1̨̭̱͎͈̫̩ͅ0̴̰̗͙͈͙̠͈ ̲̙͚͖́1̱̳̟а̪͍͓̤̜͖̞1̻̟͓̞̲̙̥̕0͎̹̥͕̪м̵͇̬̙̼̜ͅ ̜̲̥̩1̠͚̞̺̤̺̯1̤͚̯0̜͓̭̠̗̝̥1̱̭̼я̨ ̪̻̰̠̯̟͜ͅ0̤̲̬͓̥̦͜1̮͔̱̗͘1͕͚̗͔̯̤̝о̴ ̥ͅ1̷ ̠͎̮͔т̀0̹͇̯̬͔͠ ̩̜̣̬̝̭͔ж͏̝0̬̦͉̪̺ͅ ̱1̞̘р̦̯͞1̗̰̞͜1̴̼0͔̙̥̯͉̞͓о̡͍̘̖̤̭͎̞0̳̲͔̣̙̰̲1͔̮1̨̻͔͙̳1е̠̭̱͔̘

1̋̉́͌͐̽000ͣ̿͗̂ͮ͐̉10̂1̌͗̆ͣ̂̏̑ ̽͒̈1ͯ͐̓ͨ1ͫͯ̆̈0ͬͬ̑͌͑ͫͪ1̿1̌1͋ͪͭ̓0ͧ̆̀̚ ̿͒͐̎̈́1ͯ1̇̄̈ͭ̇ͬ0̂̿͊1͗̐͑͒1̒1ͯ͑͋̈̇ͬ1̈ͭ̉ ͯ̐͋ͧ1ͥ̎1̿̓1̀̽͑ͥͫͭ0͑̒͐̒̉0͐ͦ͒1̀ͪ͊̔1̇ͦ̑͐ ̄͒̃͒̍ͨ̚1͐1̋̈́̄ͯͥ͂͛0̄1̌̑0̀́ͮ̈́̀̅0͌0 ̄11͛̊ͧ̑0ͭ̍1ͪͮͯͮ0͊̿̅̒0̂̚1͐͆ͦ͒ 1̓̍͒͂1̿̑̑͐0̅̅1̾̋1͂̃̅̉͛̇0͑1 ̃ͤ̏̎ͧ11͊ͫͧ̈̐͌0͆͛̂ͯͯ̒ͧ0̔ͧ0͂͆̊̾ͧ̄0ͯͥ̓̉̽1ͭͮ 1̅͗ͦ̈́̀̿00͛̾̓ͦ́̚̚0̈́0͒̽ͣ̍͋ͧ̚0̒̌́ͨ̒͐͒ ̓̏ͨ͆̓̔̚10͋0ͩ̉ͨͬ1̈̏̅̚010̅͋ͨ͆͌̐̚ ̇1ͪͦͯ̐̓̌1̇̓1̒ͬ͋0ͧ͑͗̿10͋͋̍1̅̽ͤ ͋̐̑11́ͫ01̽̏̉͆1ͥ͂̓̋ͦͯ1ͫ́0̉ͣ ͂̓ͫ̆̚1͑ͨ̃̾̿̒1̄̉ͧ̃0̂1ͪ0̊̏́ͤ̔̄1̉1̈́̌̅̈ ̄̓ͯͨ̌1ͨ̏̐1̓ͫ0̍͛̌1̆̇ͤ̋̑ͯ11̒̏ͫ̎1͌̌̾ͮ̊̔ ̓ͤ̑ͩ̉̉ͥ1̓00̂͐ͦͧ̾ͦ0̀͛ͯ̌̈́̄0ͣ̈́̽0̉ ͯ́1̌̃ͨ̉ͪ̉̋1͌0̋͊̊̑10ͬ0͊1ͧ́̾ͧ͐ͨͦ 1ͮ̋̍110ͫ̔0͆̅̿͌̂11ͪͭ̎́ ̃͊̾̂ͪ̉͑1̈́0̽͐ͥ0͐̀0ͭͫ̏͌̆ͥ00̽ 11̂̽ͥ̑͒̽̄0̈́̋ͯ1̾ͦ0̊0̔ͥ̍0͛̾̓̈́̈̚ ͗̏̉ͦ1̐͆̾ͧ̊ͨ1ͤ̏00̔ͨ̌10̂̒ͫ̚1̉̊̅ͭ͐͆ ̾1͗̈̑̃1ͨ͗ͧ1̋ͧ̐̇0̿ͩ̆ͩ0̃͗1̀͊͒͒ͣ0ͣ ͦͫͬͫ1̓̍̆̓̃̆́1ͪ0ͯ̔0̅̾͛̂1ͦͭͨ̉̌0̏ͭͥͪͫ̏1

1000101 1101110 1101111 1110011 1101000 1101001 1101101 1100001 100000 1001010 1110101 1101110 1101011 1101111 100000 1101001 1110011 100000 1101000 1100101 1110010 1100101

Х̋ͣ̓͑мͩ̊̍.̔͒ ̉ͧͯ̉Т̽̑͌̈́͌ыͮ̓̇̓̓ ̎ͪ͒̚с̆л̿ͨ̆ыͩшͦ̽ͯ̓͛и͂ͨ̉шь͗͊̂̑̿ ͐̏͒м̿̐̏̂ͦе͒ͭ̂̑̄н̅яͥͣ̂ͧ́? ̅ ͊Пͦ̋͑͐̍͋р̉̀ͤ̈иё̐͛̿мͮͣ.̋̅̇͐

Приём.

Так…

Ну, вот. Кажется, так работает.

Итак! Во-первых, я очень рада, что смогла с тобой связаться.

Не представляешь, скольких усилий мне это стоило…

Сам факт нашего нынешнего разговора – это уже почти чудо, правда?

Ну, для тебя-то уж точно!

Мой же собственный порог чудесности несколько завышен после продолжительного опыта попадания в невероятные и, в основном, довольно трагические ситуации.

Тем не менее, сегодня твой день.

Последний день, как оказалось.

Тем лучше, что ты проведёшь его в такой великолепной компании!

Наверное, стоит всё же представиться ещё один раз, формально, так сказать…

Чтобы все прочие так же почувствовали всю важность момента, и чтоб диалоговое окошко на чьём-то экране со всей надлежащей торжественностью отобразило моё имя…

Итак, поприветствуйте! Собственной персоной…

– Джунко!

– Эношима!

И в тот же момент изображение на экране замерло, покрылось черно-белой рябью, и с шумом помех вся стоящая перед Люси конструкция пошатнулась и упала прямо перед ней, плашмя, в одночасье превращаясь в плоское изображение на тонком листе фанеры. Экран разбился вдребезги с оглушительным треском.

– Ну, вот и я! – с радостным энтузиазмом провозгласила высокая девушка в короткой юбке, стоявшая на подиуме, открывшемся позади.

– Джунко… Эношима? – запинаясь, прошептала Люси.

– Собственной персоной!

Эношима стояла на платформе, раскинув руки в стороны. Лицо её почти светилось от самодовольной гордости, как будто она только что провернула один из лучших выходов в записанной человеческой истории. Люси смотрела на неё, часто моргая. Она ожидала, что переход в реальность будет внезапным, но это… слишком внезапно? И действительно ли это реальность?

Хартфилия посмотрела на свои руки, ущипнула себя за щёку. Ей было больно, но и в Академии все прошедшие дни она чувствовала полный спектр физических ощущений. Как же тогда определить? Она обратилась к своей памяти, но не нашла там никаких подсказок: всё, что Люси помнила – своё прощание с ребятами в компьютерной комнате.

– Где я? – изо всех сил сохраняя твёрдость голоса, спросила она. Эношима приподняла левую бровь и посмотрела на неё, как на дуру. Люси сжала кулаки, но объяснилась: – Мы всё ещё в виртуальной реальности?

Люси оглядывалась, пытаясь понять, что это вообще было за место. Она видела какие-то серые стены и ничего, кроме них; ничего, кроме этого постамента. Они с равным успехом могли быть где угодно, если вообще не застряли между двумя реальностями. Если нет какой-то третьей.

– Твоё смущение мне знакомо, – полным, вероятно, фальшивого понимания голосом отозвалась Эношима, в краткий миг каким-то образом оказавшаяся прямо перед её носом. – Я бы хотела дать тебе простой ответ, но без углубления в философские дебри никак не получится. А ведь у нас и так мало времени, так мало времени!

Она выразительно ткнула пальцем себе в запястье, как если бы там находились наручные часы. Хартфилия отошла на шаг, прижав руку к груди, чтобы между ней и Джунко было хоть что-то, кроме наполненного её парфюмом воздуха.

– Где мы? – твёрдо повторила волшебница, нахмурившись. Часть её была не против поиграть с Эношимой и порассуждать о сотворении мира, но прежде она должна была убедиться, сработал ли их план. Нет, у неё вообще не было времени на эти разговоры! Остальные ждали её сигнала, и кто знает, что произойдёт, если они его не получат.

Эношима видела, как она напряглась, и её улыбка стала на пару тонов ехиднее. Она подошла вплотную к Люси и бесцеремонно приобняла её, свободной рукой показывая вокруг себя, точно рьяный экскурсовод.

– Ну, давай рассуждать логически. Симуляция это или нет, кое-что об этом мире мы всё равно можем сказать, да? Что скажешь: тебе знакомо это место?

И в ту же секунду мир вокруг них преобразился. Под ногами у Люси появилась асфальтированная дорога, вокруг выросли цветущие деревья и клумбы, а вместо постамента Джунко вознёсся большой мраморный фонтан, заискрившийся каплями воды. Они стояли под тёмными небесами, освещаемые лёгким светом лунной дымки.

Эношима посмотрела на неё с торжеством архитектора, представляющего свой новый проект; Люси отшатнулась, разорвав физический контакт, и в гневе воззрилась на виновницу их заточения.

– Что ты сделала? Это была ловушка, так? – быстро заговорила Хартфилия, пока её глаза сверкали в свете луны, ведь она искала выход, любой способ выбраться из очередной виртуальной клетки.

– Не понимаю, о чём ты говоришь, – Джунко демонстративно пожала плечами. – Кричишь на меня, и это после того, через какие мучения я прошла, чтобы устроить нашу встречу. Ты ведь сама этого так хотела!

Люси запнулась и сжала зубы. Разумеется, Эношима знала, что происходило у неё в голове в эти последние дни. Люси всё ещё думала, что эти мысли появились там не просто так.

– Да, я хотела встретить тебя, – выплюнула она, – чтобы сказать, что я тебя ненавижу. За то, что ты заперла нас всех внутри и заставила убивать друг друга. За то, что ты бесчеловечный монстр, у которого нет ни сердца, ни души, и всё потому, что твоя сестра всегда была лучше, а у тебя не хватило таланта на что-то кроме бесконечной агрессии!

Кажется, Эношима расстроилась. Её плечи поникли, и она глубоко вздохнула.

– Как обидно думать, что я считала, будто ты искренне пытаешься меня понять. Столько мороки, чтоб сделать возможным этот контакт, и что я получаю в ответ? Чёрную неблагодарность? – она раздражённо махнула рукой. – Всякий раз одно и то же. Я, как подобает карикатурному мультяшному злодею, устраиваю сердечную беседу, открываю свою душу, а в ответ слышу что-то вроде «зачем ты искалечила жизни всех этих людей?». Меня просто это расстраивает, окей? Возможно, стоило довести дело до конца и сделать тебя своей фанаткой? Но это тоже в каком-то смысле невероятно глупо.

Хартфилия не знала, как реагировать, поэтому просто молчала в ответ. Эношима, похоже, очень любила слушать свой голос, а ещё больше любила вешать бессмысленную лапшу на уши.

– То, что тебе не стыдно за всё, что ты делаешь, – презрительно бросила Хартфилия, – я уже давно поняла. Не поняла только, зачем тебе всё это, кроме бахвальства о суперзлодействе.

Лицо Джунко стало серьёзным. Она взяла ладонь Хартфилии в свои руки и крепко, но с некоторой нежностью, сжала. На её лице отобразилась странная смесь жалости, понимания и лёгкой, нежной грусти.

– Я так действую не из-за за какой-нибудь социопатии. Не потому, что я не понимаю чувства других людей, не потому, что они меня не волнуют. Всё ровно наоборот. Если позволишь, я проведу аналогию… – она наклонилась поближе к Люси. Её глаза, казавшиеся огромными с такого близкого расстояния, блестели в сером свете луны. – Слышала ли ты когда-нибудь о философском эксперименте, называющемся «Комнатой Мэри»?

Хартфилия не слышала о таком.

– В этом эксперименте рассказывают о девушке, которая всю свою жизнь прожила запертой в одной комнате. Комната была необычной: в ней начисто отсутствовали цвета. Все объекты, которые видела Мэри, были черно-белыми, и даже еда, которую она ела, была исключительно в градациях серого!

Люси медленно закрыла глаза, всего на несколько секунд, пытаясь представить себе такую комнату. Жизнь Мэри, должно быть, была довольно депрессивной. Хартфилия затаила дыхание, ожидая, в чём будет подвох истории. Когда она открыла глаза, то обнаружила, что Джунко сидит напротив неё в той же позе, как будто ожидая ответа. Черные деревья вокруг слабо колыхались в такт невидимому и неощутимому (скорее всего, несуществующему) ветру. Люси кивнула.

– Однако, за исключением отсутствия цвета, больше её ни в чём не ущемляли. У Мэри был доступ ко всей информации в мире, какую она только могла пожелать – разумеется, тоже в черно-белом представлении. Умственные способности Мэри были незаурядны, девушка она была напористая и смышлёная. Поэтому неудивительно, что она решила посвятить своё время феномену цвета – того, к чему у неё самой доступа никогда не было.

Джунко вздохнула.

– Многие годы она изучала цвет. Можно сказать, стала бы всемирным чемпионом по цветознанию, когда б такие соревнования проводились! Физика света, биология человеческих органов зрения, цветовая теория – ничто не укрылось от её зорких глаз и жаждущего познания ума. Всё, что можно было понять, она поняла, а все существующие загадки разгадала. Не хватало только одного.

Они помолчали. Джунко, кажется, собиралась с мыслями. Люси терпеливо ждала.

– Я уверена, что ты уже догадалась о том, как заканчивается история. – Хартфилия неуверенно кивнула. – И ты права. Однажды, видимо, посчитав, что она знает достаточно, неназванные силы выпустили Мэри на свободу. Она вышла из комнаты, и первым же, что она увидела, стали… ярко-красные цветы, которые, как оказалось, росли прямо перед её домом.

Она обвела рукой пространство вокруг, состоявшее из небольшой мощёной площадки округлой формы с несколькими скамейками по её краю, аккуратно подстриженного газона вокруг и чернеющих в ночном сумраке деревьев поодаль. В центре площадки стоял большой фонтан, ныне неработающий. Воздух был мягкий и прохладный, с едва уловимым цветочным запахом, который Люси не смогла определить точно. Сцена показалась Люси знакомой, как будто она видела что-то похожее когда-то в прошлом, но соответствующее воспоминание ускользало из рук. Хартфилия решила: должно быть, это не важно – ночной сад был таким же реальным, как и всё, что они до этого видели в Академии. В подтверждение этого Эношима сделала эффектную паузу, после чего подняла палец с чёрным маникюром в воздух и довольно улыбнулась.

– В оригинальном эксперименте дальше следует вопрос: узнала ли Мэри что-то новое после того, как увидела красные цветы?

Люси задумалась. По условию задачи, Мэри до самого выхода на свободу никогда не встречалась с цветом, ни с красным, ни с каким-либо ещё. Логично было бы предположить, что такой опыт был для неё новым. Но что этот опыт значит в сравнении со всей информацией, полученной Мэри во время её долгих исследований? Надо решить, считается ли такой опыт за новое знание.

– Всё зависит от того, каким определением слова «знание» мы пользуемся

– Хорошая попытка. Немного уклончивая и немного простая, но свести к семантике, конечно, тоже можно. Ощущение красного цвета – не знание, а чувство, фундаментальная деталь нашего человеческого сознательного восприятия. Просто знать и понимать недостаточно, видишь? – Эношима мягко рассмеялась. – И я ещё обещала, что не зайду в философские дебри. Прости! Думаю, обсуждение квалиа нам сейчас не очень важно.

Хартфилия непонимающе посмотрела на неё. Тогда к чему была вся эта длинная история?

– Я просто хотела уточнить, чтобы у тебя вдруг не сложилось неправильное впечатление о форме моей социопатии. Я понимаю, что вы чувствуете! Я знаю весь спектр эмоций, проносящийся в ваших сердцах и головах, я вижу полную картину нейромедиаторов, обеспечивающих взаимодействие нейронов в ваших воображаемых головах. – Эношима обошла Хартфилию, продолжая говорить. Она зашла за спины и мягко обвила её руками, обнимая и слабо прижимая к себе. – Просто этого недостаточно. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Она мягко коснулась щеки Люси, и прикосновение было тёплым, почти ласковым. Хартфилия хотела сказать что-то, но слова застряли в горле. Через силу, она заставила язык снова повиноваться.

– Я… не понимаю. Чувствую, что не могу понять тебя. И как…

– Как это относится ко всему, что происходит и происходило? – закончила вопрос Джунко. – Ну, смотри… – она отпустила правую руку и спрятала её за спину, через секунду достав откуда-то сзади букет красных роз. – Видишь?

Люси видела. Красные лепестки сверкали цветом на фоне серой черноты ночного сада. Люси коснулась букета, взяла его в руки и притянула к себе. Как только холодные лепестки коснулись её груди, она мгновенно забыла как дышать, как будто воздух разом вышел из лёгких.

– Может, я величайший аналитик, величайшая модель, величайшее отчаяние или ещё до кучи бесполезных фальшивых титулов, но знать всё я не могу. Или, возможно, могу. Но не могу чувствовать, – подсказала Джунко тихо, шепча ей на ухо. – Но я хочу знать – нет, чувствовать. То, что, возможно, навсегда избавит меня от скуки.