Текст книги "Академия Надежды (СИ)"

Автор книги: Yabashiri

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 61 страниц)

– Эта фраза, – процедил Зоро сквозь сжатые зубы, – говорит о ней!

Его указательный палец был наставлен на Чиаки.

Комментарий к Глава 16. One Thousand Autumns

…наконец-то, да?

Я правда дописала главу ещё два месяца назад, но я не могла выложить её. Слишком многое мне не нравилось. И теперь думаю, что поступила правильно. По крайней мере, сейчас меня устраивает развитие сюжета. Похоже, моим девизом и дальше будет оставаться что-то вроде “лучше подождать, чем получить плохую главу”. Простите, что я такой злой автор.

Отдельный респект тем, кто догадается, что означает фраза про осень. Ответ лежит на поверхности, правда. И, к слову, он никак не связан с событиями какого-либо фандома.

Если кому-то интересно, то шахматная партия между Нанами и Шикамару – реальная и довольно знаменитая. Если интересно, можете взять доску и разыграть её. А вот откуда эта партия я пока не скажу.

Лекция Монокумы далась мне безумно тяжело. Это одна из самых весомых причин, по которой глава выходила так долго. Изначально я думала, что с тьмой в моей голове мне будет легко описывать его мысли, но… в общем, трудное это дело.

Кому-то может показаться (мне в первую очередь), что часть персонажей начинают характерами уходить от канона, но это нормально. Всё-таки, они находятся в экстремальных условиях, поэтому я бы скорее назвала подобные изменения их развитием.

И – о боже! – предатель! Вот это поворот!11 Что думаете?

P.S. Если новая глава выйдет до нового года, это будет чудом. Но чудес не бывает.

========== Глава 17. Now or Never ==========

Комната погрузилась в полную тишину – наверное, так их слышал Монокума, если верить тому, что камеры здесь не воспроизводят звук. Покрасневший от ярости Зоро поймал на себе взгляд почти каждого, кто находился в комнате. Хоро издал что-то невнятное, Люси и Ритцу открыли рты от удивления, да и сама Нанами побледнела и отступила на шаг. Касуми была шокирована не меньше: если сказанная в видео фраза и правда относится к девушке-геймеру, то…

Неужели, она – предатель?

Трудно было представить эту тихую и милую девушку работающей в сговоре с Монокумой. Тем более, во всех Школьных Судах, проведённых на потеху директору, именно Нанами и Шикамару были теми, кто наиболее активно отстаивал правду, какой бы пугающей она ни была. Неужели, всё это было притворством? Касуми не могла не вспомнить, как полностью доверяла Нами, как не смогла разглядеть за её улыбкой всю боль и тяжесть ответственности, которую та несла. И в голову неотвратимо закрадывалась грозившая стать смертельным ядом мысль – после всех произошедших событий малейшей искры достаточно, чтобы вспыхнул конфликт недоверия. Даже внутри неё самой.

Йо смотрел себе под ноги, и нетрудно было заметить, как сжались его кулаки со вздувшимися венами. Неудивительно, что он пытался остановить поспешные выводы Зоро. Паника и гнев мечника постепенно передавались окружающим. Лишь Комаэда – как обычно – сохранял спокойствие, как и Шикамару, не выглядевший удивлённым, но явно находящийся не в своей тарелке.

– Что всё это значит? – Люси первая оправилась от шока и задала вопрос, мучивший их всех. – При чём здесь Нанами? – в её голосе звучала почти что мольба: не провоцировать очередной конфликт, не давать ей повода сомневаться, не играть по правилам Монокумы. Зоро притворился глухим.

– Пожалуй, лучше я объясню, – вздохнул Шикамару, покосившись на угрюмого Йо. – Как вы наверняка знаете, помимо определённого произношения, наши имена имеют некое значение. Как и любые другие слова. К примеру, мой клан назван в честь одной из древних столиц…

– О, как интересно, – улыбнулся себе под нос Комаэда. – Интересно, а что означает имя Хоро-Хоро?..

Касуми вздрогнула, мгновенно вспомнив недавний разговор со сноубордистом. Тот покраснел не хуже Зоро, и на секунду девушка подумала, что сейчас он устроит драку.

– Заткнись… – пробурчал Хоро, отворачиваясь от счастливчика, на что Комаэда ответил неизменной улыбкой из своего богатого арсенала.

– Если вы закончили, я продолжу. Всё это знает любой, кто изучал в достаточной мере историю и лингвистику. Если верить этим наукам, Нанами означает «семь морей» или «seven seas», а Чиаки… – стратег окинул долгим взглядом геймера. – One thousand autumns. Но прежде, чем вы сделаете из этого…

– Так всё это время это был не Комаэда! Или они в сговоре?! – оборвал Хоро, что вновь обрёл дар речи, и теперь уже два парня испепеляли взглядом Нанами. Люси укоризненно толкнула сноубордиста в бок, но тот лишь отмахнулся

– Я не хотел всего этого рассказывать. Во-первых, я могу ошибаться, существует множество разночтений, и это – лишь одно из них. А во-вторых, – с уверенностью в голосе произнёс Йо, – этого недостаточно, чтобы я позволил вам подозревать её.

Шаман, кажется, справился со своими эмоциями – он вышел на центр комнаты и встал между Зоро и Нанами, всем своим видом показывая, что любым обвинениям в её сторону придётся пройти через него.

– Не могу не согласиться, всё слишком складно получается, – поддержал его Шикамару. – И мы тут уже минут десять находимся, а Монокума так и не явился. Даже если здесь нет звука, он не настолько глуп, чтобы не заметить этого. После всего, что произошло, вы так наивно идёте прямо в очередную ловушку. Или не помните, что было в последний раз? Это провокация. Даже более очевидная, чем тот ноутбук.

Кажется, воспоминания о случае с Натцу и Саске подействовали отрезвляюще: Зоро опустил руку, хотя всё ещё выглядел настороженным, а Хоро замолчал. Касуми чувствовала, как голова у неё идёт кругом. Часть её сознания кричала о том, что все их беды происходили из-за недоверия друг к другу, но какой-то уголок души просто не верил в то, что всё это – совпадение. Но почему именно Нанами?

– Может, вы уже дадите ей самой высказаться? – никто не ожидал услышать спокойный и уверенный голос Мио, что стояла возле Комаэды, скрестив руки на груди. В последнее время эти двое много общались, и, кажется, басистка переняла от него что-то в своём поведении. Во всяком случае, она не выглядела напуганной или удивлённой.

Никто не пытался спорить – теперь уже вся группа заинтересованно смотрела на геймера, ожидая её реакции. Касуми пыталась по выражению её лица разграничить правду и ложь в происходящем. Девушка выглядела грустной, подавленной. А как бы вёл себя на её месте предатель?..

– Йо прав насчёт моего имени. Оно и правда означает то, о чём говорилось в видео. Но я не предатель, и если это действительно относилось ко мне, то я не знаю, почему. – Её голос поначалу дрожал, но геймер смогла взять себя в руки. И хотя в её глазах Касуми по-прежнему видела отчаяние, Нанами постепенно обретала прежнее спокойствие. – Мне тоже кажется это ловушкой. Я думаю, как и в случае с ноутбуком, мы не должны открывать эту дверь.

– Если всё же допустить, что ты тот самый предатель, – вновь подал голос Хоро, – а дверь ведёт к выходу, разве ты не пыталась бы нам помешать?

– Я не знаю, как вёл бы себя предатель, но я не сомневаюсь в одном: сейчас этой школой управляет Монокума. Не могу представить, что кто-то без его ведома перепрограммировал камеры и организовал для нас побег. В конце концов, если бы сюда можно было попасть снаружи, это бы уже сделали наши друзья.

Сноубордист отступил на шаг назад, помрачнев ещё больше. Не нужно было разбираться в людях, чтобы понять: упоминание о тех, кто остался вне стен школы, лишь вскрыло заживающие на сердце у каждого раны. Касуми не знала, заметил ли кто-то их исчезновение. Она обещала писать и звонить родным каждый день, но не сделала этого ни разу. И даже если она теперь выберется из этого Ада, девушка не представляла, как будет рассказывать о том, что великий мастер покемонов, чемпион Канто, Ред, погиб.

– Мне кажется, нам стоит разойтись и обдумать всё это. Не надо раньше времени бросаться обвинениями; если мы поссоримся – это плохо закончится. – Касуми не могла поверить в то, с каким спокойствием обращалась к одноклассникам Мио. – Скоро время ужина, а затем нам нужно отдохнуть после долгого дня. Думаю, завтра утром мы сможем принять взвешенное решение – открывать дверь или нет. И перестаньте трогать Нанами, Нагито и кого-либо другого. Этим вы сами предаёте наш коллектив и надежду на спасение, – закончила она, повышая голос.

– Замечательная речь, Мио, – еле слышно заметил Комаэда. Большинство огрызались на его ремарки, но девушка смущенно отвернулась, пробормотав: «кто-то должен был это сказать…»

– Вы убедили меня только в том, что надо поесть. Поговорим завтра, – бросил Хоро, направляясь к двери. Оказавшись в меньшинстве, он уже не был настроен продолжать спор. Едва взявшись за ручку, он замешкался и обернулся назад. – Ты идёшь?

Касуми не сразу поняла, что сноубордист обращается к ней. Она еле сдержала улыбку: пусть он и любил казаться холодным к окружающим, на самом деле у Хорокеу было доброе сердце.

…главное – не назвать его так случайно вслух.

– Да, иду. Подожди меня у кафетерия, – кивнула Касуми. Хоро пожал плечами, покинув комнату. Вскоре его примеру последовали и все остальные. Комаэда и Мио ушли вместе, Зоро проследовал за Йо, Люси перед уходом что-то сказала Нанами. Шикамару долго смотрел на геймера и, кивнув ей, забрал с собой флэшку.

Пловчиха и сама не знала, что заставило её остаться. Но теперь в комнате не было никого, кроме неё и Нанами. Геймер, надев тёмный капюшон, отрешённо смотрела куда-то в сторону. Кажется, она с трудом понимала, где находится. И – может, Касуми это почудилось, но в её взгляде было то же, что и в глазах Нами перед её смертью. Нет, уже не отчаяние. Острое чувство вины.

– Я верю тебе, – неожиданно для самой себя выпалила Касуми. Девушка перед ней вздрогнула, взглянув на одноклассницу из-под тени капюшона. Нет, пловчиха просто не могла и в этот раз дать одному из её друзей молча страдать.

Сделав несколько шагов вперёд, она наклонилась к низкой девушке и осторожно прижала её к себе, скользя пальцами по ткани кофты и чувствуя надрывающееся под складками одежды сердце.

– Я верю тебе, – вновь повторила она, мягче и тише, чувствуя неожиданное тепло, комфорт, находясь столь близко к Чиаки. Что-то изменилось в тишине комнаты – это затаила дыхание Нанами. Еще спустя мгновение она обхватила руками подругу, осторожно обнимая её.

Несколько горячих капель оставили на плече Касуми блестящую под светом ламп тропинку.

– …спасибо.

***

Уже прошло время ужина, на который Асакура решил не ходить. Есть ему не хотелось, да и с детских лет и суровых дедовских тренировок шаман понял, что на пустой желудок подчас куда лучше думается. Поэтому, дождавшись, пока остальные разбредутся по своим комнатам, Йо направился к человеку, с которым надеялся на откровенный разговор.

Шикамару не выглядел удивлённым. Зная аналитические способности стратега, Асакура был почти уверен, что тот ожидал вечернего гостя. Помедлив секунду, Нара кивком пригласил парня к себе в комнату, на что Йо отрицательно покачал головой.

– Лучше пойдём в другое место.

Стратег зевнул, прикрыв рот рукой. Ему явно лень было покидать свои покои, но он не жаловался. Закрыв дверь на ключ, Шикамару выдохнул:

– Ну, веди.

Идти им пришлось недалеко. Буквально за следующим поворотом, напротив столовой, были сауна и бассейн с горячей водой. Это немного странное место для бесед, но его кое-что отличало от других помещений Академии.

Ведь там не было камер.

Это не укрылось от внимательного взгляда стратега, и он довольно хмыкнул.

– А я и не знал. Удобное место для совещаний.

Йо улыбнулся: с Шикамару он чувствовал себя легко и свободно, будто они были старыми друзьями.

– Ага. Так что и искупаемся заодно.

Спустя пять минут оба наследника великих кланов с блаженной улыбкой лежали в воде; их лёгкие наполнял горячий пар, поднимавшийся от воды и оседающий мелкими каплями на лице.

– Неплохо, почти горячие источники, – расслабленно заметил Йо. – Напоминает мне о доме. Я как раз живу в местечке под названием Фунбари Онсен.

Шикамару крайне лениво приоткрыл один глаз.

– Источники Фунбари? Неплохо устроился. Я тоже любил вот так расслабиться в деревне. Правда, там хватало идиотов, которые начинали устраивать драки прямо в воде. И что им не сидится, – проворчал Нара.

– Угу, все эти битвы, ответственность, наследие… как бы хотелось отдохнуть от этого, – поддержал его Йо.

– И не говори.

Какое-то время они наслаждались тишиной и спокойствием. Каждый думал о своём. Йо был рад найти подобного собеседника: такого, что понимает тебя без слов. Он всегда чувствовал, что у них с Шикамару много общего, но это как-то не бросалось в глаза. Ленивый стратег, несмотря на всё его миролюбие, нелегко шёл на контакт. Сам же Асакура долгое время уделял внимание в основном собственным мыслям. Но внутренне он всегда был искренне благодарен человеку, который помогал им прийти к истине среди ловушек Монокумы и отчаянных действий решившихся на убийство ребят.

– Меня немного удивило, что ты тоже разбираешься в этом, – Асакура начал издалека, недвусмысленно намекая на то, что они обсуждали сегодня. – Тебя тоже родители заставляли сидеть над скучными учебниками?

Шикамару что-то неопределённо промычал – это было похоже на согласие.

– Никогда не понимал, зачем это нужно, но выбора не было. Ладно отец, но если мать разозлится, что я не занимаюсь, вот это уже страшно. А зачем ты вообще остальным рассказал?

Йо посмотрел на своё отражение в воде. Ответ, в общем-то, лежал на поверхности.

– Я не хочу ничего скрывать. Мне хотелось надеяться, что они поймут, что это не вызовет очередных вспышек недоверия. Наверное, я ошибся.

Шикамару приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на шамана.

– Ты поступил, как считал правильным. Я не могу тебя осуждать. Но теперь мы должны решить, что делать с этим. И я говорю не о некой комнате, в которой якобы находится выход – голову даю на отсечение, что это не так. Мне бы не хотелось, чтобы Нанами становилась для всех изгоем. – Парень на секунду задумался. Судя по направлению взгляда – вспомнил что-то из прошлого. – Ни к чему хорошему это не приводит.

– Я тоже считаю, что это ловушка. Но почему именно она? Зачем Монокуме объявлять Нанами предателем?

Нара повернул голову в сторону, чуть нахмурившись.

– Он хочет запутать и разобщить нас. Если допустить, что снова произойдёт убийство – а судя по его лекциям, он будет этого всячески добиваться – то Нанами одна из немногих, кто поможет нам всё это распутать. Разделяй и властвуй.

– Я не дам этому произойти снова, – с твёрдой уверенностью ответил Йо. Шикамару молчал, и по нему трудно было сказать, верил ли он этим словам.

– Надо поговорить с ними завтра утром. И объяснить, что у настоящего выхода из Академии не будет светящейся таблички с указателем. Кстати… – стратег бросил на него ещё один внимательный взгляд. – Ты же разбираешься во всей этой технике?

Йо кивнул, не понимая, к чему он клонит.

– Как ты думаешь, почему здесь нет камер?

– Может, ему не хочется смотреть, как мы моемся, – рассмеялся Асакура, хотя и знал, что это вряд ли бы остановило Монокуму. – Здесь влажно. Это плохо влияет на электронику, к тому же, стёкла камер регулярно запотевали бы. И, думаю, от высокой температуры они просто перегрелись бы.

Шикамару кивнул, удовлетворённый ответом.

– Я подумал, что если та дверь закрыта электронным механизмом, мы могли бы его сломать. С помощью воды, например, чтобы никому не пришло в голову ей воспользоваться. Хотя и в этом я не уверен, ведь Монокума с лёгкостью починил ноутбук, когда ему захотелось. Но стоит попробовать. Тем более, правилами запрещено уничтожать лишь камеры.

Йо не ответил. Он не был уверен, что избегать опасности таким образом было правильным решением. С другой стороны, если бы никто из них не притронулся к ноутбуку, Натцу и Саске были бы живы. Если эта ситуация вновь повторится… возможно, Шикамару прав, пытаясь не дать остальным возможность шагнуть в расставленные Монокумой сети.

Но разве они не могут просто довериться друг другу?

– Я верю, что Нанами не врёт нам. Но я хорошо чувствую других людей. Она что-то скрывает, – с сожалением произнёс он. Йо боялся этих слов, он боялся давать ещё один повод для сомнения, особенно теперь. Но почему-то был уверен, что Шикамару поймёт его правильно.

И он понял.

– Да, я знаю. Но это не сговор с Монокумой. Думаю, это что-то, чего мы пока не можем или не готовы понять. Я не чувствую исходящей от неё опасности, – уверенно ответил стратег. – За кем надо присматривать, так это за Ритцу. С ней явно что-то происходит в последнее время. Как и со всеми нами, конечно, но я подозреваю, что её волнения более серьёзны. Более опасны.

Йо не мог знать наверняка, какие мысли преследуют барабанщицу, но ясно было одно: каждый из них изнывал в этих стенах.

«Больше никто из моих друзей не умрёт. Обещаю тебе».

Всё чаще и чаще Асакура возвращался в памяти к тому разговору с Монокумой. Он не был уверен в своей догадке, но был готов пойти на всё, чтобы предотвратить ещё одну смерть.

– Если мы ничего не сделаем, то Монокума проведёт тест, о котором он столько говорил, – заметил Йо. – И тогда…

Шикамару внимательно посмотрел на него.

– Он всегда хотел, чтобы мы сами убивали друг друга, и я думаю, что это лишь угроза, чтобы спровоцировать кого-нибудь. Не делай ничего безрассудного, Йо.

Шаман лишь слабо улыбнулся своему другу:

– Не волнуйся, я ничего не сделаю. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.

И как же он мечтал, чтобы эти слова оказались правдой.

***

Мне хотелось забыться в своей комнате и плакать от бессилия. Наверное, каждый в своей жизни рано или поздно сталкивается с тяжёлой ситуацией, которая до основания расшатывает нервы и выпивает все силы. Когда хочется сдаться и отступить, ведь ты сделал всё, что мог. Но каким-то чудом удаётся находить всё новые и новые резервы внутри себя – люди бывают столь удивительны. И вот ты идёшь дальше, точно спортсмен, открывший второе дыхание. Понимая, что должен был замертво свалиться уже давно – идёшь, назло себе и всему миру. И я жила эти недели с ощущением того, что все мои резервы давно подошли к концу. С ощущением усталости и ирреальности происходящего. Как компьютерная игра, которую уже слишком поздно бросать, ведь ты зашёл так далеко. И дело не в том, что игра сложная, но ты чувствуешь себя мерзко и отвратительно, путаясь в происходящем, ведь её создатель не позаботился о комфорте игрока.

В Академии, с её развлекательными комнатами и безграничным запасом продуктов, создавалась лишь видимость комфорта.

И в тот день я поняла, что не могу продолжать. Всему есть предел. Дело было не только в напряжении от постоянных убийств, стрессе и страхе от того, что даже твои самые преданные друзья могут по тем или иным причинам перешагнуть грань вашей дружбы. Меня днём и ночью преследовали кошмары, слуховые и визуальные галлюцинации. Я не могла вспомнить часть вещей из своего прошлого и, напротив, знала о том, чего никак не могла знать.

Деперсонализация. Я мало понимала в человеческой психологии – ровно столько, чтобы ориентироваться в определённого рода играх. Но знала, что иногда сознание может восприниматься как нечто чуждое, будто ты игрок, наблюдающий за своей жизнью со стороны. Мне, как геймеру, было очень странно ощущать это в реальности. Но глядя на окружающий мир, смотрясь в зеркало, заставляя себя хоть немного поесть – я не могла отделаться от мысли, что всё это было не по-настоящему. Это происходит не со мной. Я лишь сижу в кинотеатре, наблюдая за жизнью какой-то другой Нанами. Мои руки – это не мои руки. Они двигаются без моего вмешательства. Моё сознание не принадлежит мне. В нём будто кто-то наследил. Вандал, изрисовавший стены. И это видео стало последней каплей. Пусть я и защищала себя, но даже собственные слова о том, что я не предатель, это какая-то ошибка – всё это казалось мне ложью. Точнее, я не могла быть уверена, где кончается правда. Сплю ли я по ночам? Что означают все эти кошмары? Я могла быть в сговоре с Монокумой, даже не зная этого. Пусть всё это и звучит глупо, но доверяя своим одноклассникам, я полностью перестала доверять себе. По ночам я закрывала дверь на ключ, прячась не от окружающих. Я оберегала их от самой себя. Не знаю, как это могло бы помочь, но этот ритуал немного успокаивал. И оставалось радоваться звуконепроницаемым стенам, что скрывали мои крики в страшных снах.

И тогда, лёжа в своей кровати после ужина, на который у меня не было сил ходить, я поняла, что хочу поговорить с кем-то. Не только для того, чтобы облегчить душу – мне хотелось убедиться в собственной сознательности. И вспоминая виноватый взгляд Шикамару, я знала, что не взвалю ещё большую ответственность на его плечи. Мало кто из моих одноклассников понимал, как тяжело на самом деле ему приходится. За его ленью можно было не заметить, что каждую смерть он воспринимает как нечто очень личное. Будто лидер команды, он был виновен в каждом человеке, которого не уберёг. Пусть он и не показывал слёз, пусть не кричал и не устраивал истерик, он переживал, возможно, глубже, чем любой из нас.

Нет, я не могла тревожить Шикамару.

И вспоминая поставивший под сомнения все мои ощущения разговор, я поняла, что одного человека не было в комнате звукозаписи. Становилось страшно, насколько я погрузилась в себя и свои заботы, что не смогла сразу заметить этого. Даже моя деперсонализация могла быть менее разрушительным для души оружием, чем иные проблемы одноклассников. Мне хотелось помочь им, всем и каждому. Но есть одно очень простое правило: если хочешь кому-то помочь, для начала помоги себе.

Поэтому, вечером того дня, я позвонила в дверь комнаты Ритцу. В тот момент я не знала, чем обернётся этот разговор, и полагалась лишь на свои ощущения. Я хотела помочь, наверное, нам обеим. Поделиться друг с другом тем, что скрывается от остальных. Найти доверие не только к окружающим, но и к собственным личностям. Ритцу, как и я, перестала быть похожа на саму себя. Из жизнерадостной и неунывающей девушки она превратилась в замкнутую, пессимистичную, и даже если остальные этого не видели, я не могла стоять в стороне.

Она появилась – как и подобает музыканту – держа в руках барабанные палочки.

– Нанами? – на лице девушки читалось удивление, но в нём не было неприязни или недоверия. Хотя глядя на неё, я поняла, что не одна переживаю бессонные ночи. Неаккуратно налепленный пластырь с трудом скрывал кровавые мозоли на пальцах, волосы были растрёпаны. – Что-то случилось?

– Можно войти?

Тайнака помедлила с ответом. Я тут же почувствовала себя неудобно за вторжение в её личное пространство. Всё же, в общении с людьми я всегда испытывала некоторые трудности, а уж подгадать момент для серьёзного разговора не могла и подавно. Наверное, в наших слепленных в единый серый комок жизнях, уже не могло быть ни одного правильного момента.

– Да, конечно, – такая яркая и такая неискренняя улыбка. Было страшно смотреть на человека, наполнявшего мир радостью, для которого приветливость стала лишь вежливой маской.

Я закрыла за собой дверь и осмотрелась. Всегда было интересно проникнуть в уголок внутреннего мира человека. Монокуме не откажешь в изобретательности: если комната Шикамару оказалась наполнена тактическими играми, книгами и гобеленами, то Ритцу посчастливилось заполучить ударную установку, метроном и другие вещи, незнакомые мне, но наверняка важные для профессионального музыканта.

– Извини, тут немного не прибрано, – виновато сообщила она, собирая разбросанные по полу листки с нотами. Я пожалела о своей внимательности, случайно зацепив взглядом тот, на которым ярким фиолетовым маркером были написаны какие-то слова. Ритцу скомкала его и выбросила в урну.

– Что это? – пусть я и знала, что лезу не в своё дело, трудно было отделаться от ощущения, что там было записано нечто важное. Тайнака помолчала несколько секунд, грустно рассматривая содержимое мусорной корзины. Затем она внимательно посмотрела на меня, словно оценивая.

– Слова песни. Знаешь, обычно тексты пишет Мио, но… – девушка смутилась, словно сочинение песен было чем-то зазорным. – Да глупость какая-то получилась.

– Можно, я послушаю?

Кажется, этот вопрос поставил её в тупик.

– В смысле? Ты что, хочешь, чтобы я это спела? – запинаясь воскликнула барабанщица, краснея всё больше с каждой секундой. – Да что ты, куда мне до Мио с её «нежной шариковой ручкой любви», – Тайнака искренне рассмеялась, и я улыбнулась ей. Это прозвучало так приторно сладко, и я не могла не представить, как милая и кроткая Мио сочиняет подобные тексты.

Наверное, если бы я написала песню, там было бы слишком много игрового сленга.

– Думаю, у тебя получился отличный текст, – заверила её я, улыбаясь. – Ты уверена, что не хочешь показать?

Ритцу села на кровати, глядя себе под ноги. Она не решалась, и мне трудно было понять, виной тому стеснительность в подобных вещах или что-то другое. Я не пыталась её торопить. Прошло какое-то время, прежде чем девушка стала напевать:

Пой же, выше, выше, выше ноты ты бери.

На губах желание своё ты задержи.

Обратится в свет оно, лишь стоит высказать,

Ведь в нём скрывается душа.

Воспоминания нам вовсе не нужны,

Ведь мы сильны, дружны, друг в друга влюблены.

В сладкое прошлое, как взрослая, я вскоре окунусь,

А пока что я… скажу спасибо, но нет.

Даже сторонний человек признал бы в ней музыканта: так точно и складно лились ноты. Неуверенный поначалу голос к последним строчкам стал громче и ярче. Я улыбалась, чувствуя внутри себя первые за долгое время яркие лучи радости.

– Как-то так… – смущённо добавила она. – Но я никак не могу подобрать подходящую мелодию. Всё же, у Мио это лучше получается.

И тогда, на волне этого тепла и понимания, я запела сама. У меня не получалось так хорошо попадать в ноты, но я знала, каким-то внутренним чувством, как эти слова должны лечь на музыку. Ритцу смотрела на меня широко раскрытыми глазами, обомлев от удивления.

– Точно. Это оно! – тихо воскликнула она, позволив мне закончить. – Это идеальная мелодия!

Мне лишь оставалось улыбнуться ей:

– Я бы хотела услышать, как вы её играете.

Ритцу улыбнулась – с искренней грустью. И я поняла, что не могу молчать.

– Тебя что-то беспокоит? – пусть я и спрашивала, но ответ знала наверняка. И если бы она не хотела об этом говорить, я бы не стала вмешиваться. Но Ритцу, пусть и помедлив, не стала спорить.

– А тебя нет? Мы заперты в школе, где нас заставляют убивать друг друга, – фыркнула барабанщица, на что я покачала головой:

– Не это. Может, я плохо разбираюсь в музыке, но мне кажется, песнями люди часто пытаются выразить то, что у них происходит внутри. И в твоих строчках говорилось о другом, – осторожно заметила я.

Ритцу подняла на меня глаза; в её взгляде читалась какая-то обречённость.

– О чём же в них говорилось? – почти что с вызовом спросила она. Меня немного испугала её реакция, но это лишь подтвердило мои подозрения о том, что ей нужно выговориться.

– О том, что ты скучаешь о вещах из своего прошлого, которых здесь нет. И ты не можешь постоянно думать об этом, потому что должна быть сильной, – возможно, я всего-лишь фантазировала. Возможно, я ошибалась. Но именно это приходило на ум, когда я слышала, что и, главное, как пела Ритцу. – О своей любви.

Девушка вздрогнула, как будто её ударили. Может, она пожалела о том, что показала мне свои сочинения. Я не знала и не могла знать.

– Ты права, наверное. Я никогда не думала о том, что вложила в эту песню. Она как-то сама появилась, – Тайнака горько усмехнулась. – Но всё это в прошлом. Если я не выберусь отсюда, то так и не получу возможность признаться.

Ещё мгновение назад мы обсуждали песню, и вот – вновь все мои мысли были о том, как много потерял каждый из нас в этой Академии. Путаясь в собственных страхах и кошмарах, я часто теряла связь с действительностью, забывала, как сильно мои одноклассники хотят вернуться к обычной жизни – ничуть не меньше меня.

– Я бы всё отдала, чтобы мы отсюда выбрались. Или хотя бы Мио, – убито закончила барабанщица. И эти слова меня тоже напугали.

– Ритцу, ты же не…

– Я не могу убить другого человека, – она рассмеялась, так странно и холодно, как будто могла жалеть об этом. – Если бы только мы нашли выход…

Но выход был, и я о нём знала. Что бы это ни было – ловушка или настоящая дверь, запечатанная моим именем – это была единственная нить, ведущая к свободе.

Я не могла рисковать жизнями всех остальных. Я не могла больше смотреть, как они страдают. Если за этой дверью будет выход, я приведу помощь. Если ловушка – я не боюсь встретить свою смерть, чтобы предотвратить большие жертвы.

Это то, что должна была сделать именно я.

– Прости, я всё о себе да о себе. О чём ты хотела поговорить? – Ритцу вернулась к своему обычному состоянию; исчезли угрюмость и обречённость. Но я уже видела достаточно.

– Просто решила тебя проведать, – ответила я. – Мне надо идти. Хочу выспаться, завтра будет долгий день.

Ритцу кивнула и улыбнулась – на этот раз искренне, без тени сомнения.

– Спасибо, что поговорила со мной.

Я кивнула ей, поворачиваясь к двери, и добавила:

– Ты всегда можешь ко мне обратиться.

– Как и ты ко мне.

Оказавшись в коридоре, я направилась не в свою комнату. Ноги вели меня сами – вверх по ступенькам, на третий этаж, поворот за поворотом – к комнате физики, к неприметной двери в дальней её части. А там, за картонными коробками – ещё одна дверь, с кодовым замком.

Пароль?

Chiaki.

…

…

…и дверь была открыта.

***

Вчерашний ужин так и не дал им ответов на самый главный вопрос – стоит ли последовать указаниям, данным в видео. Хотя бы потому, что мало кто пришёл вечером в столовую. Мио видела, как Ритцу молча берёт еду в свою комнату; басистка чувствовала внутреннюю обиду на свою подругу, которая всё больше стала отмалчиваться, как будто и не было между ними никогда дружбы и доверия. Но Комаэда справедливо заметил, что ей, вероятно, просто нужно побыть одной.

Нанами тоже не было. Как и Люси, которая сказала, что плохо себя чувствует. Таким неполным составом они и пытались что-то решить – иносказательно, не называя предмета обсуждения, ведь Монокума до сих пор не подал виду, знает ли он об их авантюре.

Мио, Касуми и Комаэда хотели проверить, что скрывается за дверью.

Зоро, Шикамару, Хоро и Йо – были против.

Мио решила, что ей важнее разобраться, что происходит с подругой – свой голос она уже отдала, а остальное они должны решать большинством. И для начала нужно – очевидно – чтобы их стало больше. Не говоря уже о том, что Акияма, пусть она и нашла поддержку в лице Комаэды, скучала по глупым шуткам Ритцу и её заразительному оптимизму.