Текст книги "Сценарист (СИ)"

Автор книги: Син Айкава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 158 страниц)

Лола ощутила, как слёзы теперь текли более обильно, и её взгляд снова встретился с взглядом Максвелла. В этом моменте она поняла, что сказала что-то гораздо более глубокое, чем планировала, и что этот момент означал не только её собственное освобождение, но и своеобразное открытие перед парнем.

Эти слова вырвались из неё как последний крик души, жаждущей прощения. Она ощутила, как они обрели жизнь, став орудием, которое обрывает нить разума, оставляя только место для боли. Слёзы скатывались по её щекам, оставляя влажные следы, и её мимика выразила исключительно глубокие, сложные эмоции. Руки Лолы расслабились, и она опустила их на стол, словно не в силах больше сдерживать этот поток чувств.

Поддерживая внутренний диалог между собой и своими эмоциями, Мелтон начала плакать. Её слёзы были как поток, освобождающий её от груза, который она держала на плечах столь долго. В этот момент Максвелл поднялся с места, медленно приблизившись к ней. Он остановился перед ней, взгляд его был полон сострадания и поддержки. И, наконец, он обнял её нежно, словно пытаясь передать свою поддержку и тепло через этот живой контакт. Девушка же была удивлена подобными действиями парня.

– Должно быть, ты долго держала всё в себе. – успокаивающим голосом проговаривал он, гладя Лолу по голове. – Всё в порядке. Выплесни всё наружу. Не нужно сдерживаться.

Лола в ответ обхватила его туго, словно не хотела отпускать этот источник поддержки. Её плач превратился в рыдание, скрытые страхи и стыд разбивались о границы её эмоциональной устойчивости. В этот момент, под этим обнимающим покровом, она позволила себе рыдать, освобождая те эмоции, которые долгое время держала под плотным замком.

«Как же хорошо, что сейчас клуб закрыт.» – подумал Райт с улыбкой на лице, понимая, что при большом количестве человек девушка бы точно не позволила себе открыться ему.

В этот момент, когда Максвелл обнял её, Лола почувствовала, как все барьеры, которые она столь долго создавала вокруг себя, начали рушиться. Он словно стал опорой, на которую она могла наконец-то опереться. Струя эмоций, давно зажатых внутри, бушевала силой натиска в её груди, и она позволила им вырваться наружу через слёзы и рыдания.

Поддерживая её при помощи объятия, Максвелл стал гладить девушку по спине и плечам, словно его прикосновения могли унять её боль. Его тепло и близость словно создавали защитную оболочку вокруг девушки, и она почувствовала, что может открыться ему настолько, насколько никогда не открывалась никому.

Лола рыдала все сильнее и сильнее, её плач становился истеричным, будто вместе с слезами из неё вырывались годы скрытой боли и страха. Её тело дрожало в объятиях Райта, а сердце билось как будто оно хотело выбраться из её груди. На каждый момент его дыхания она чувствовала, как его поддержка была настолько реальной, что словно отразилась на её внутреннем состоянии. Парень же просто стоял, держа Лолу в объятиях, словно хранил её драгоценные эмоции, несмотря на собственный внутренний шок от всего, что она открыла перед ним. Его глаза были полны сострадания и понимания, и он не пытался сдерживать её чувства, а наоборот, позволял им вырваться наружу, как они того требовали.

Со временем рыдания стихли, а слёзы постепенно высохли на щеках Мелтон. Она осталась в объятиях Максвелла, тяжело дыша, но чувствуя себя как будто немного облегченной. Этот момент стал каким-то особенным и важным для них обоих, словно их связало что-то гораздо более сильное, чем просто разговор.

Когда Лола немного пришла в себя, она осторожно отстранилась от Максвелла, осмотрев своё искаженное слезами лицо при помощи фронтальной камеры своего телефона. Её глаза были покрасневшие и опухшие, но в них теперь проглядывало что-то новое – какое-то облегчение, словно тяжёлый груз был наконец снят с её плеч.

– Спасибо тебе. – произнесла она тихим голосом.

– Не за что. – улыбнулся парень своей лучезарной улыбкой.

Собравшись с мыслями, девушка приняла очень важное для себя решение, которое, скорее всего, способно изменить её жизнь.

– Думаю, ты должен знать кое-что обо мне. – выпалила она.

– Что именно? – уточнил парень.

– Мою… мою историю. – с трудом выговорила она, сжимая кулаки. – От начала и до конца.

* * *

Уже на протяжении нескольких минут мужчина стоял возле входной двери в частный жилой дом, не решаясь постучаться. Мысли в его голове буквально кричали ему о том, что он не должен появляться здесь, что он должен просто уйти и больше никогда не приходить в это место, но всякий раз, когда он уже собирался уйти, его что-то останавливало. Несмотря на то, что большинство его мыслей твердили о правильности уйти оттуда, были и те, что советовали ему всё-таки постучаться в дверь.

Он не знал, что ему стоит сделать, потому просто стоял на месте и пытался собрать волю в кулак для финального решения. В этот момент его конечности плохо слушались его, будто бы обретя свой разум и свою волю – по-другому он никак не мог понять причины своей нерешительности. Сколько он себя помнил, он ещё ни разу не вёл себя подобным образом. На его памяти он всегда был решительным и смелым, способным принимать важные решения за секунды, а сейчас он не мог сделать даже простой выбор. По крайней мере, таковым он являлся с виду, а вот с моральной точки зрения он был крайне тяжёл.

«Господи, почему я ломаюсь, как девка на выпускном? Нужно просто взять и постучать. Разве мне хуже от этого станет?» – раздумывал мужчина с фальшивой улыбкой на лице, пытаясь заставить себя сделать хоть что-то, что изменило бы ситуацию.

Мужчина продолжал стоять перед входной дверью, словно внутри его развернулась настоящая борьба между разумом и интуицией, между прошлым и настоящим. Время казалось тянущимся бесконечно, как будто каждая секунда стояния перед дверью превращалась в минуту. Его сердце билось сильнее, а в голове кружились вопросы без ответов. Он вспоминал моменты своей жизни, когда он чувствовал себя сильным и решительным. Воспоминания о тех моментах, когда он переступал через сомнения и страхи, приходили в его голову словно призраки прошлого. Он пытался извлечь силу из этих воспоминаний, чтобы преодолеть нерешительность, которая владела им сейчас. Но всякий раз, когда он намеревался взяться за ручку двери, какое-то невидимое препятствие останавливало его. Как будто внутри него разыгрывалась война между двумя силами: одна пыталась толкнуть его к действию, а другая настойчиво подсказывала, что лучше всего остаться на месте и уйти.

– И долго ещё какой-то уебан будет стоять около моей двери? – послышался голос со стороны, который тут же привлёк внимание мужчины.

Взглянув в сторону, он заметил довольно-таки старого мужчину, что прямо сейчас находился за открытым окном, наблюдая за ним. Саркастическая ухмылка старика отражала его презрение к сцене, которую он наблюдал. Мужчина увидел морщины, углубившиеся в старческое лицо, словно глубокие следы времени, оставленные на его коже. Он имел высокий лоб, на котором виднелись паутинообразные сети тонких морщин. Его глаза, хоть и окружены морщинами, выражали какую-то странную яркость и живость, словно они были окном в его опытную душу.

Седые волосы старика беспорядочно торчали в разные стороны, словно не желая следовать каким-либо стандартам ухоженности. Но именно эта неопрятность придавала ему некую индивидуальность и характер. Он был одет в старую, но ухоженную домашнюю одежду. На нем была расцветавшая вишнёвая рубашка с небольшими пятнами и потёртостями, словно она служила ему верой и правдой на протяжении многих лет. Открытая застёжка на груди демонстрировала, что старик предпочитает комфорт и свободу перед официальностью. Его тёмно-синие брюки были также потёрты и имели несколько заплаток, но это лишь добавляло им индивидуальности. Старик носил их с некой небрежной гордостью, будто бы не обращая внимания на мирские стандарты. Его обутые в домашние тапочки ноги покоились на подоконнике, и, казалось, они также носили в себе множество историй и приключений.

Старик продолжал наблюдать за мужчиной, словно читая его мысли и эмоции. Наконец, он рассмеялся коротким, но звонким смехом, который разорвал напряженную атмосферу вокруг. Его голос звучал хрипло, но в тоже время обладал каким-то магическим пленительным звучанием.

– Не знаю, что ты тут намеревался делать, молодой человек, но явно стоило уже что-то предпринимать, а не таращиться на мою дверь словно долбоящер. – произнес старик с невозмутимой уверенностью.

– А ты как всегда гостеприимен, отец. – ухмыльнулся Дженсен, убирая взгляд со старого мужчины.

– Я – сама гостеприимность! – ответил на очевидный сарказм старик, сохраняя уверенный вид. – Что понадобилось преступнику в моём мирном доме?

– Пришёл поговорить с собственным отцом. – пожал плечами Тодд. – Мы же долго с тобой не виделись.

– И лучше бы не виделись столько же. – буркнул старший Тодд. – Пока тебя не было, всё было спокойно!

– Я не думаю, что об этом стоит говорить на улице. – решил намекнуть отцу Дженсен. – Сомневаюсь, что ты хочешь испортить свою репутацию перед соседями. Они же вроде тоже какие-то крупные шишки, которые важны для тебя. Не хочется хоронить твои возможные перспективы стать ещё богаче. – ухмыльнулся мужчина, не оставляя старшему выбора.

С тихими проклятиями и весьма весомыми недовольствами старик исчез в оконном проёме, судя по всему, направляясь к входной двери. Тодду пришлось ждать целых три минуты до момента, пока до его ушей не дошёл звук открытия замка, что явно уже дало понять, что мужчина точно сможет сегодня стать гостем данного частного дома. Ещё через несколько мгновений дверь распахнулась, что могло служить приглашением войти внутрь, но в проёме стоял недовольный старик, который явно не был рад пускать внутрь пришедшего гостя.

– Тебе здесь не рады. – язвительно произнёс он и шагнул назад, пропуская Дженсена внутрь.

– Мне везде не рады. – с прежней ухмылкой ответил Тодд, входя в дом. – Даже в родном доме не желают меня видеть.

– Это мой дом, а не твой. Он тебе никогда не принадлежал. – продолжал показывать свою злобу старый.

– И никогда не станет моим. Можешь не продолжать. – отмахнулся Дженсен. – Себе оставь. Мне уже давно не дано жить настолько открыто.

– Хорошо, что ты привыкаешь к закрытым пространствам. В тюрьме тебе точно будет удобно. – ухмыльнулся старик, направляясь в гостиную.

– И даже там я найду хорошее бухло. – издал смешок мужчина. – Хоть что-то от тебя я наследовал хорошо.

– То, что ты пьёшь, я бы даже ослу не предложил. – ответил острым выражением старший Тодд, присаживаясь на диван.

– Знаю-знаю, мой «любимый» папочка. – фальшиво улыбнулся бывший солдат, присаживаясь на противоположный диван. – Ты пьёшь только очень дорогое пойло. Я же… ну, скажем, обычный человек с обычными вкусами. – закинул он одну ногу на другую. – Ты сам научил меня быть таким.

Гостиная была украшена старинной мебелью, которая, похоже, сохранилась в этом доме уже много лет. Тяжелый деревянный диван и кресла были обиты тёмным кожаным материалом, потрепанным временем и использованием. Повсюду вокруг можно было заметить небольшие декоративные статуэтки, книжные полки с пыльными томами, а также несколько портретов, изображающих предков старика и некоторые моменты из его жизни. На некоторых из картин, к слову, был изображён и Дженсен, которого «любяще» обнимали отец с матерью. От вида старых фотографий бывшего солдата аж передёрнуло от злобы и отвращения.

«Я уже и забыл, насколько тут всё хреново выглядит.» – пронеслось в голове у него, от чего он невольно сжал зубы.

Освещение в комнате создавалось мягким светом из старинных настольных ламп, расставленных на разных уровнях. Плотные шторы, вынесенные временем и старением, придавали гостиной некий загадочный шарм, словно в этой комнате каждая вещь хранила свою историю.

– Если ты пришёл сюда просто помолчать, боюсь, у меня нет на это времени. – произнёс старик, нервно подёргивая ногой.

– Неужели даже не соскучился по собственному сыну? Мне казалось, что мы – семья. – ответил Дженсен, всё ещё сохраняя ухмылку на лице.

– То, что мы с тобой одной крови, не делает меня обязанным относиться к тебе иначе. – всё ещё был на своей волне старший Тодд.

– Разве отцы не должны любить своих детей? – не унимался бывший солдат.

– Я не обязан любить тебя. Разве есть закон, который может заставить меня это делать? – теперь уже ухмылялся старый. – Где такое написано, что я обязан тебя любить только потому, что я твой отец? Знаешь, это никогда не входило в мои обязанности. – продолжал он, чувствуя своё превосходство в данной ситуации. – У тебя была крыша над головой? Была. Ты был накормлен? Всегда был сытым. Тебе было, во что одеться? Конечно! И всё это благодаря мне! Я дал тебе всё, что должен был, и при этом это не означает, что я тебя любил. Скорее, я просто делал то, что должен был. Единственное, что я был обязан тебе дать – это жизнь. И я её дал тебе. – закончил свой монолог он, меняя сидячую позицию на более расслабленную. – Какие у тебя ещё ко мне вопросы? Хочешь, чтобы я тебя в зад целовал? Прости, но такого делать я никогда не стану.

– Конечно, ведь для этого у тебя есть работа. – издал смешок Дженсен.

– Что тебя не устраивает? Ты пришёл сюда лишь для того, чтобы поговорить о сраной любви? – уже не скрывал своего раздражения старик.

– Я пришёл сюда для того, чтобы восстановить отношения со своим отцом. – тоже злым тоном произнёс бывший солдат. – Долгое время я тщательно обдумывал этот момент, представлял его в своей голове, размышляя о том, что могу тебе сказать, размышлял о том, что я должен был тебе сказать, и перед этой встречей я действительно был готов открыто поговорить с тобой по душам, но ты, судя по всему, остался таким же ублюдком, каким всегда был.

– И зачем мне меняться? – не понимал старый. – Я прожил довольно-таки успешную жизнь, живя подобный образом. Стоит ли менять механизм, если он исправно работает.

– Быть может, как человек ты и вышел успешным, но как отец – ты полное дерьмо. – озвучил свой вердикт Дженсен.

После звучного конфликта, словно зарядившего воздух страстью и несогласием, наступила мрачная тишина. Гостиная стала местом противостояния двух характеров, двух взглядов на жизнь, которые не собирались сглаживаться или искать общий язык. Внутри комнаты витала атмосфера напряжения, словно в воздухе оставались заряженные слова и упреки, которые отражались в выражениях лиц обоих мужчин.

Старик смотрел на Дженсена с неким пренебрежением, словно он видел перед собой не своего сына, а некоего непрошеного гостя, который нарушил его покой. В его глазах можно было прочитать гордость и уверенность в себе, которые по-прежнему оставались его незыблемым щитом. На его лице морщины словно углубились, добавляя выразительности и скрытой злобы.

С другой стороны, Дженсен смотрел на своего отца с некоторой смешанной пачкой эмоций – от горя и разочарования до гнева и решимости. По его весьма грустному выражению лица можно было понять, что этот разговор – явно не то, на что он рассчитывал, приходя в этот дом.

– Что бы ты себе не надумывал, я никогда не буду с теплотой встречать преступника и террориста в одном лице. – нарушил тишину старик. – Я прекрасно знаю, что ты причастен к недавним событиям в городе.

– И откуда же взялась подобная информация? – поинтересовался бывший солдат.

– Мне доложили о том, что ты вернулся в город. Мне не составило труда сложить две части паззла. – нахмурился старик.

– Получается, ты знал, что все эти года меня держали в плену? – догадался младший Тодд.

– Я прекрасно знал об этом. – не стал скрывать старый.

– И даже не решился спасти меня?

– Зачем мне было тебя спасать? Чтобы ты убил ещё нескольких людей? Чтобы ты продолжил быть отбитым террористом, что мешает людям спокойно жить?

– Все эти пять лет на мне ставили такие эксперименты, какие тебе даже не снились. Каждый день я мечтал о том, чтобы кто-нибудь пришёл и спас меня. – начал говорить с обидой в голосе мужчина, но оказался перебит.

– И никто не пришёл. – быстро закончил историю старик. – И всё из-за того, что ты, парень – редкостный мудак, который никогда не ценил людей подле себя.

– Вот тут ты сильно ошибся. – помахал указательным пальцем в воздухе бывший солдат. – Я всегда ценил важных людей возле себя. И меня всё-таки спасли.

В этот момент бровь старого человека удивлённо изогнулась.

– Наверное, ты думал, что я сам выбрался из плена. – издал смешок Дженсен. – Но меня всё-таки спасли. Конечно, я никогда не думал, что подобному человеку понадобится спасать меня, но он действительно освободил меня, вернув долгожданную свободу. Ни ты, ни Фурия… никто из вас не пришёл. Зато незнакомому человеку понадобилось меньше часа, чтобы сделать то, что вы не сделали за годы.

– Ты нам просто не был нужен. – ответил на обвинения старик. – Ты наворотил столько дел, что не было нужды вытаскивать тебя из той ямы. Мне очень жалко того человека, что спас тебя. Наверное, он уже в другом мире, да? – ухмыльнулся он.

– Он жив. Скажу даже то, что мы с ним теперь что-то вроде друзей.

– Вероятно, он – самый настоящий дурак. – вынес свой вердикт старый. – Только такие люди будут водиться возле тебя.

– И вновь у микрофона превосходный отец. – саркастично выразился Дженсен.

– Всю свою жизнь я хотел себе такого сына, который не будет нуждаться в чьей-либо любви. – с открытой злобой выражался старший Тодд. – Желал, чтобы у меня был по-настоящему сильный телом и духом сын, который сможет пройти через любые препятствия. Мне очень хотелось, чтобы у меня был достойный наследник. – с разочарованием твердил он. – А получилось такое жалкое зрелище. Неужели тебе настолько важна моя любовь? Ты постоянно требуешь её от меня. Всё это время ты жаждал лишь этого от меня, и именно поэтому ты отправился на ту войну – ты хотел завоевать мою любовь и моё уважение. Не к этому ты должен был стремиться. – отрицательно помотал головой он. – Любовь – дело слабых и жалких. Если ты от неё так зависишь, то мне тебя жаль. Ты… – не успел договорить он, как оказался перебит.

– Твоё главное разочарование. – закончил фразу собеседника бывший солдат. – Ты ни капельки не изменился. – устало произнёс он и встал с дивана. – Я думал, что люди становятся мудрее с годами, но с тобой, похоже, это не работает. – договорил он и медленно направился к выходу из дома.

– Именно из-за твоей наивности тебя и схватили. – ухмыльнулся старик.

Дженсен медленно шёл к выходу из дома, каждый шаг казался тяжелым и затруднённым, словно он нес в себе бремя этой встречи и разговора. Его шаги были решительными, но взгляд оставался усталым и грустным. Сквозь окна гостиной доносились разрозненные шумы за окном – шум листьев, шуршание ветра, словно природа сама отражала ту напряженную атмосферу, которая существовала внутри дома. За его спиной старик наблюдал за уходящим сыном, и в его глазах тоже можно было прочитать смешанный набор эмоций – от насмешки и удовлетворения до какой-то тоски и неудовольствия. Он сидел на диване с улыбкой на лице, словно победитель в какой-то внутренней битве, сохраняя своё превосходство над ситуацией.

Дверь неспешно и с громким звуком закрылась за Дженсеном, отделяя его от дома и от встречи с отцом. На пороге он замедлил шаг, словно не горячо спеша уйти, будто хотел внимательно взглянуть на место, которое когда-то был его родным, но которое стало чужим, как и мужчина, с которым он только что разговаривал.

Тем не менее его голову беспокоили не только тоскливые мысли.

Его мозг зацепился за несколько фраз, сказанных стариком.

«Зачем мне было тебя спасать? Чтобы ты убил ещё нескольких людей? Чтобы ты продолжил быть отбитым террористом, что мешает людям спокойно жить?»

«И никто не пришёл. И всё из-за того, что ты, парень – редкостный мудак, который никогда не ценил людей подле себя.»

«Ты нам просто не был нужен. Ты наворотил столько дел, что не было нужды вытаскивать тебя из той ямы.»

«Именно из-за твоей наивности тебя и схватили.»

И откуда этот старик знал столько подробностей?

* * *

– Буду верить, что эта штука запишет всё хорошо. В противном случае, придётся драпать отсюда, пытаясь спастись от толпы разъярённых героев и не менее злой Звезды. – произнёс Син, располагая камеру прямо напротив себя.

Айкава аккуратно расправил складки черного строгого костюма, удостоверившись, что каждая деталь сидит безупречно. Он вдохнул глубоко, пытаясь унять быстро бьющееся сердце. Под этой маской спрятаны были его чувства, страхи и амбиции. Тщательно обдуманная маска в виде черного черепа с позолотой была не только символом его анонимности, но и мощным предостережением для тех, кто осмелился встать на его пути.

Он убедился, что камера настроена правильно, проверил освещение и фон. В комнате было тихо, лишь слабый свет отражался от стен, придавая атмосфере загадочности. Син снова оглянулся на оборудование – всё должно было быть идеально. Он знал, что его слова и образ имеют важное значение – они могли поднять массы или повергнуть в ужас.

Затем он включил камеру. Красные индикаторы загорелись, и запись началась. Голос Сина звучал уверенно и хладнокровно, словно он был слишком далеко от происходящего, чтобы оно могло его коснуться. В добавок, на него автоматически накладывался фильтр, что делало его звучание неузнаваемым для тех, кто мог его знать.

– Добрый вечер, граждане Соединённых Штатов Америки, лишенные иллюзий. Сегодня я говорю вам не как лидер, не как мессия, а как голос разума в этом безумии. Мы живем в мире, где герои стали тиранами, где понятие справедливости искажено до неузнаваемости. Пришло время открыть глаза и увидеть истинное лицо тех, кто декларирует свою нравственность.

Сделав небольшую паузу, дабы зрители сумели переварить сказанное, он продолжил.

– Так бы сказал я, если бы имел другие цели, нежели сейчас. Нет, моё обращение будет про другое. – издал слабый смешок он. – Сегодня я хочу поговорить не с вами, дорогие ОБЫЧНЫЕ зрители, а конкретно с одним человеком, которому пару дней назад я и моя команда устроили небольшой сюрприз. Да-да, я говорю про тот самый фейерверк в центре города, который смогли наблюдать практически все. Понравилось шоу? – задал риторический вопрос он, вновь посмеиваясь. – Знаю, что понравилось. Можете не отвечать.

Злобно ухмыльнувшись под своей маской, он вновь сделал паузу в своей речи, ибо теперь зрителям нужно было осознать, что прямо сейчас они наблюдают, непосредственно, за злодеем, да ещё и за тем, что причастен к недавней трагедии, унёсшей жизни многих людей.

– Хочется признаться, что мы не планировали хоронить столько людей в тот день. В наших планах было убийство лишь героев, что находились в здании. Приношу свои глубочайшие извинения тем семьям, что познали горе, лишившись родного человека. Мне действительно жаль, что так получилось, но изменить этого, увы, я уже никак не могу, так что придётся жить дальше, осознавая, что я повесил себе столь тяжёлый груз на плечи. Можете не переживать, господа – я выдержу. Не стоит опасаться за мои чувства и мою жизнь, ибо всё со мной будет в порядке, – открыто издевался он, осознавая, что прямо сейчас провоцирует людей. – Не стоит злиться на меня. Если так подумать, то я и мои товарищи вообще не виноваты в этом всём, как и не были виноваты те люди, что не были героями. Всего этого могло бы и не случиться, если бы не одна героиня, которая перешла нам дорогу.

Айкава продолжал говорить, несмотря на то, что его слова были настолько противоречивыми и циничными. Под маской его глаза оставались неподвижными, как будто ничто из того, что он говорил, не имело к нему отношения. Он продолжал держать себя уверенно и хладнокровно, словно он действительно был далеко от всего происходящего.

– Если бы Звезда не была такой успешной героиней, быть может, мы бы и не потеряли столько невинных людей в тот день, но, увы, она оказалась настолько упрямой, что нам пришлось прибегнуть к подобным действиям. Мы не станем прикрываться высокими целями, ценной моралью и всем подобным дерьмом. Нет, господа, мы просто желаем сделать то, что вам покажется невозможным. Для вас, быть может, оно действительно таким является, но вот для нас… это уже кажется вполне выполнимой целью.

Он продолжал улыбаться под маской, хотя прямо сейчас этого никто не видел. Было похоже на то, что ему действительно нравилось делать то, что он делал сейчас, и это по-настоящему устрашало.

– Наша цель невероятно проста в понимании – мы желаем покончить не только с карьерой героини номер один, но и с её жизнью. Наша цель – Звезда и Полоса. Это мы заявляем вам официально. – обратился Син от лица всей команды к зрителям. – Мы не желаем враждовать с другими, но, если вы попытаетесь помешать нам, вы, несомненно, будете уничтожены. Мы не потерпим вмешательства в наши дела, так что и реагировать будем соответствующе. Поэтому, если вы не хотите стать нашей жертвой, вам лучше отойти в сторону и позволить нам прикончить вашу героиню. – озвучил свои условия парень, стараясь говорить угрожающе. – Вы, конечно, можете попытаться помешать нам, но, если вы цените свои жизни и жизни своих близких, вам лучше этого не делать. Нам плевать на мораль, и я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили это.

Айкава, всё ещё под этой маской черного черепа, делал паузу, чтобы дать своим словам запечатлеться в мозгах зрителей. Он наслаждался моментом, словно настоящий актёр на сцене, играя роль своей жизни. Его движения были умеренными, но уверенными. Он медленно прошагал взад и вперёд перед камерой, словно предвкушая свою победу.

Он продолжал ухмыляться, и хотя лицо его было полностью скрыто, в воздухе чувствовалась его злоба и презрение. Внезапно он остановился и поднял руку, сделав жест, словно приглашая зрителей на свою сторону.

– Мы не маскируем свои намерения. Мы не играем в кошки-мышки. Мы просто делаем то, что считаем нужным. И будем делать это, даже если наш путь будет усеян трупами героев и их сторонников.

Его рука опустилась. Всё в нём, даже через маску, говорило о том, что он действительно верит в свою превосходство, в свою непоколебимость.

– Теперь я хочу обратиться напрямую к нашей Звёздочке. – усмехнулся он, приближаясь к камере. – Мы доберёмся до тебя, нравится это тебе или нет. Однако, дорогая наша героиня, мы не станем делать это открыто и в лоб, ибо никто из нас не имеет причуды бессмертия. Тем не менее тебе не стоит расслабляться ни на секунду, если ты не хочешь, конечно, чтобы кто-то ещё пострадал. Нам очень нравится твой новый подход к своей работе. Геройствовать столько времени без перерыва… Это достойно уважение. – похлопал он, одобрительно кивая. – И мы очень сильно хотим, чтобы ты продолжала в том же духе. Если ты попытаешься перейти к отдыху, я лично устрою ещё один яркий фейерверк, что осветит город своими цветами, и во время сия действия этот мир покинет ещё много невинных людей. Только ты можешь помешать этому, Звёздочка. Просто… работай также, как делаешь это сейчас. Изнуряй себя, становись слабее и менее сосредоточенной, расходуй силы на никчёмных злодеев, делая себя всё больше и больше бесполезной. Когда ты дойдёшь до предела, мы явимся на белый свет, чтобы сразить тебя. – обратился он, прекрасно понимая, что его и его команду могут посчитать трусливыми слабаками. – Да, быть может, это не совсем правильно, но я говорю об этом тебе честно. Мы не станем биться с тобой, пока ты на пике своей формы. Повторюсь, господа – никто из нас не бессмертен. Каждый член нашей команды ценит свою жизнь не меньше вашего, так что мы будем крайне осторожны во время выполнения нашей задачи.

Син завершил свои слова, словно дав зрителям время осознать всю глубину его заявлений. Тишина окутала комнату, и только мелькание индикаторов на камере напоминало, что этот момент запечатлен на видео. Затем он медленно повернулся и шагнул в тень, исчезая из поля зрения камеры. Его черный строгий костюм слился с темнотой, а маска черного черепа с позолотой, словно часть ночного кошмара, продолжала сверкать в слабом свете. Его движения были плавными, как будто он стал частью ночи самой.

– И запомни, Звезда. – обратился он уже из тени. – Мы внимательно следим за каждым твоим движением, и мы всегда находимся рядом с тобой. Если ты попытаешься нарушить озвученные мною условия, мы сделаем то, что грозились сделать, так что будь умной и послушной девочкой. Просто позволь нам сделать наше дело. Прими свою смерть, как должное, и как то, чего нельзя избежать. Как бы ты не старалась обратить эту столь трагичную судьбу, у тебя ничего не выйдет. Будь готова к тому, что совсем скоро ты попрощаешься с этим миром.

Запись прекратилась.

* * *

Звезда с трудом делала каждый шаг, поднимаясь выше и выше по ступенькам. Её тело было измотано, её дух был в ослабленном состоянии, а её энтузиазм практически находился на нуле. Всё, что ей хотелось прямо сейчас, так это крепкий сон, который поможет ей восстановиться морально и физически, и в это время она почти уверенно двигалась к своей цели, минуя очередной этаж, следуя к своей квартире.

«И надо же было именно сегодня отключить свет во всём районе. Лифт бы сейчас был к месту.» – с грустью на лице озвучила в своей голове девушка, прикладывая оставшиеся силы для того, чтобы подняться выше.

Она геройствовала на протяжении трёх дней без какого-либо перерыва. После того обращения, что оставил злодей днём ранее, героиня не могла найти себе места, в быстром темпе патрулируя весь город в поисках очагов преступности, один из которых мог принадлежать той самой команде террористов, что взорвали её агентство почти четыре дня назад. Ей всем сердцем хотелось верить в то, что ей повезёт наткнуться на этих злодеев раньше, чем они устроят ещё что-либо, но, увы, они были очень осторожны и предусмотрительны, в результате чего поиски Звезды не дали тех результатов, на которые она надеялась.

Ещё один шаг. Её ум снова взбудоражила мысль, что ей не стоит направляться в собственную квартиру для отдыха, ибо тот террорист угрожал устроить ещё одну трагедию, если она попытается расслабиться. Конечно, её коллеги уверили её в том, что они вряд ли следят за ней, поскольку данное действие является чистым самоубийством, учитывая то, что героиня бы легко заметила слежку, если бы такова имела место быть. Звезда хотела верить в подобную теорию, поскольку её тело уже отказывалось выполнять приказы, что направлял ему мозг.

Звезда продолжала подниматься по ступенькам, преодолевая каждый шаг с усилием. Её ноги казались тяжелыми, словно сделанными из чистого свинца, и даже поддерживающие перила не помогали скрыть её физическую и моральную изнурённость, что отражалось в её неуверенных шагах и пошатываниях в стороны. Она ощущала усталость в каждом своем мускуле, каждой клетке своего тела. Спустя долгие дни беспрерывного героизма, она уже находилась на пределе своих сил. Её дыхание было неровным, и она с трудом подавляла ощущение душевного истощения. Ментальное напряжение, вызванное тревожными мыслями и огромной ответственностью, обостряло её чувства, словно звук ветра в ушах стал громче, а сердце билось с более высокой интенсивностью.