Текст книги "Сценарист (СИ)"
Автор книги: Син Айкава
сообщить о нарушении
Текущая страница: 65 (всего у книги 158 страниц)
Я хотела помочь своей матери. Я… я хотела спасти её! Но я… я не могла сделать это. Я была слаба.
– Нет... Пожалуйста... Не надо! Отпустите… маму… – с невероятным трудом выдавливала я из своих уст, удивляясь тому, что прямо сейчас мой голос был совсем тихим, да ещё и хриплым.
Никакого эффекта. Они даже не обратили на меня внимания. Это… очень сильно разозлило меня.
Под действием гнева и новой волны адреналина я вновь предприняла попытку подняться. Мне просто нужно было встать. Я ДОЛЖНА БЫЛА СДЕЛАТЬ ЭТО! И у меня получилось.
Я растерянно и с трудом подняла свое измученное тело с земли. Мои ноги дрожали, словно ветки недавней грозы, а колени гнулись под тяжестью страха и ярости, которые сражались внутри меня. Я чувствовала, как моя сила идет на исход, но в глубине души зажглось пламя решимости, отчаянное желание изменить ход ужасающей ситуации.
Мой взгляд был расплывчатым, затуманенным слезами и болезненной обузой ужаса. Через кровавые следы, оставленные на моем лице, мир представлялся мне искаженным и безжизненным. Но я не могла себе позволить уступить, не сейчас, когда жизнь моей матери висела на волоске.
Мои руки, покрытые царапинами и ссадинами, вздрагивали от усталости и боли, но я их не обращала внимания. Я сосредоточилась на каждом движении, на каждом усилии, чтобы подняться на ноги. Каждый шажок казался преградой, встречающейся мне на пути, но я не думала об отступлении.
Моё дыхание было неровным, прерывистым, словно затерянное во мраке угнетения. Мое сердце продолжало греметь в груди, сопровождаемое громким гулом в ушах. Но я собрала все остатки своей воли, все оставшиеся капли мужества, чтобы встать и противостоять этим тварям.
– Я… сказала… ОТПУСТИТЕ МОЮ МАМУ! – закричала я, после чего Стервятник обратил на меня внимание.
Похоже, он был удивлён тому, что мне удалось подняться на ноги. Честно говоря, я и сама была удивлена данным событием. Сначала на его лице можно было увидеть недоумение, а потом оно сменилось самодовольной ухмылкой, которую я тут же возненавидела всем своим сердцем.
– Надо же! – с насмешкой сказал он. – Девочка то тоже с характером! И что же ты мне сделаешь? Укусишь? – спрашивал он, издеваясь.
В этот же момент моя причуда проявилась. До этого момента она никак не показывала себя, но, похоже, под действием страха, ненависти и многих других факторов она всё же решила заявить о своём присутствии. Как только этот урод посмотрел в мои глаза, мои зрачки засветились, от чего изображение в его глазах начало резко менять цвета. Сначала он ничего не понял, но потом, когда ему стало плохо от этого, он попытался закрыть глаза, но даже в этот момент моя причуда продолжала действовать. Правда, продолжилось это не слишком долго.
– Ах ты маленькая сука! – закричал он и, будучи с закрытыми глазами, наотмашь нанёс мне сильный удар кулаком по голове, который тут же вернул меня на землю.
Боль пронзила мою голову, словно раскаленный шип проник в самое глубокое измерение моего существа. Мир вокруг меня начал искажаться, тускнеть и угасать, словно тёмная пелена, поглощающая меня с каждой секундой. Ощущение головокружения охватило меня, словно я находилась на краю пропасти, балансируя на тонкой нити между сознанием и бесконечностью тьмы. Мои конечности стали тяжелыми и непослушными, словно куклы без нитей, которые не слушаются своего хозяина. Медленно, словно парусник без ветра, я скользила в мир полумрака, где все чувства слились в единое безмолвие. Мои глаза, испачканные слезами и кровью, начали сильно искажать изображение, покрывая окружающую реальность пеленой непонимания. Шумы окружающего мира стали тусклыми, словно отдаленный эхо в пустоте. Сердце, которое только что билось с бешеной силой, теперь замерло.
Тьма начала обволакивать меня, безжалостно поглощая в свои недра. Мои мысли рассыпались, словно потерянные пазлы, не находящие своего места. Была только тишина, которая расширялась в моем сознании, затмевая воспоминания и чувства. Я пыталась сопротивляться, бороться за остатки своего присутствия, но с каждым мгновением силы моего существования покидали меня, словно сон на рассвете.
Где-то вдалеке я всё ещё слышала голоса двух этих тварей. Пришлось прислушиваться, дабы понять, что они говорят.
– Эта сука использовала на мне свою причуду! – кричал Стервятник.
Слова Ворона мне разобрать не удалось, но я уверена, что в тот момент он ответил ему насмешкой.
– Да пошёл ты! – вновь закричал он. – Маленькая дрянь! – вновь оскорбил меня он, после чего, судя по реакции моего тела, нанёс мне удар ногой прямо в рёбра, от чего моё сознание тут же окончательно покинуло тело.
* * *
Очутилась я, как полагается во всех подобных историях, в больнице, ощущая тяжёлую и острую боль в районе головы. Воспоминания прошлой ночи не сразу возвращались – они предпочли дать мне время для восстановления, после чего резко начали приходить обратно, всё больше и больше вводя меня в первобытный ужас. Сейчас, конечно, мне просто жутко вспоминать о тех событиях, но, будучи ребёнком, я не могла успокоиться часами, вспоминая каждую деталь той самой роковой ночи.
Мама, кстати, осталась живой, но, к нашему великому несчастью, она… ну, скажем так, стала не от мира сего. Психика её пострадала очень сильно, как и её тело, что было просто усыпано самыми разными травмами средней и тяжёлой тяжести. Лицо её было настолько обезображено, что я даже не сразу признала в ней собственную мать: куча кровоподтёков, ушибов, гематом, перелом лобовой части черепа, перелом глазницы, повреждение роговицы глаза и многое другое.
Врачи сразу сказали, что её мозг был сильно повреждён из-за многочисленных травм головы, как и повреждено её ментальное состояние. Конечно, были надежды на то, что моя мама сможет «вернуться», но шансы на это были очень малы. С одной стороны, я очень благодарна тем врачам, ибо они не стали утешать меня тем, что всё будет хорошо, что всё вернётся – они сразу начали говорить мне правду. Да, сначала я не сильно оценила этот жест, но теперь я питаю к тем людям чистое уважение, ибо они сразу начали готовить меня к масштабным изменениям в моей жизни.
Я проводила дни и ночи у кровати моей матери, пытаясь проникнуть сквозь мутное сознание, через толщу мрака, чтобы достичь её души. Глаза, которые когда-то были наполнены теплом и любовью, теперь смотрели в никуда, лишены всякого смысла и осознания. Моя мать превратилась в тень самой себя, существующую между миром реальности и пучиной её внутренних демонов. Мне приходилось сталкиваться с её приступами беспокойства и бессмысленных выходок, когда она кричала и пыталась сорвать с себя несуществующие на ней одежды, испытывая неподдельный ужас и паранойю. Она терялась в своих мыслях, смешивала прошлое и настоящее, будто путешествуя в лабиринте собственного разума.
Моё сердце разрывалось, видя, как моя мать мучается и теряется в своём внутреннем аду. Я старалась быть рядом, поддерживать её, несмотря на свою собственную слабость и собственные раны, что не успели полностью зажить. Часто я засыпала, сидя на стуле, и просыпалась с непроизносимым именем матери на губах, молясь за её исцеление.
Моя жизнь кардинально изменилась. Вместо детской беззаботности и игр я стала опекуном и опорой для своей матери. Я училась приспосабливаться к новым ролям, пытаясь справиться с огромным бременем ответственности, которое внезапно легло на мои плечи. С этим мне очень сильно помогал отец, который также всё это время испытывал… некоторую неопределённость, некоторый шок и, можно сказать, даже испытывал чувство недоверие к этой реальности. У него было очень много истерик по поводу матери и всего произошедшего. Я впервые увидела, как папа плачет. Для меня он всегда был примером мужества, олицетворением силы и стойкости, но в тот момент, когда он сидел перед своей женой, видя её в таком искалеченном виде, он не мог держаться.
Со временем отец, обычно такой решительный и непоколебимый, стал тенью своего прежнего "Я". Его глаза, ранее искрящиеся от энергии и оптимизма, теперь выглядели пустыми, пронизанными страхом и безысходностью. Я видела, как он бессонными ночами склонялся над матерью, взывая к той частичке её, что ещё могла откликнуться на его прикосновение. Неудивительно, что, будучи в таком состоянии постоянно, он начал часто пить. Очень часто. Не проходило и дня, чтобы он не выпил несколько бутылок тяжёлого спиртного. Быть может, в тот момент мне стоило вмешаться в эту ситуацию, дабы попробовать убедить его бросить это дело, но я… я не могла этого сделать, ибо я ощущала себя главным виновником всех тех событий, что произошли с мамой. Если бы тогда я не просила родителей сводить меня в кино, наверное, всего этого бы не случилось. Именно по моей прихоти мы шли в той улице той ночью, и именно по моей прихоти прямо сейчас мама находится в таком состоянии. Ощущая всё это, я не решалась говорить что-либо отцу – не имела права.
Спустя некоторое время, когда физическое состояние матери стало лучше, мы забрали её домой, ибо больше мы были не в состоянии оплачивать услуги больницы. Разумеется, отец попросил подробный список лекарств, которые нужно давать матери, дабы хотя бы попытаться вылечить её.
Мы вернулись в тот дом, который уже не был для нас пристанищем, а стал свидетелем нашего падения. Вместо счастливых семейных воспоминаний, стены этого места теперь отражали лишь тоску и разрушение. Наше существование затерялось в безмолвии затхлых комнат, наполненных запахом медицинских препаратов и отчаяния. Дом стал местом мрачных тайн и терпкого одиночества. Мы жили внутри него, охваченные своими темными мыслями и болезненными воспоминаниями. Каждый день был пронизан тяжёлой атмосферой, которая затягивала нас в бездонную пропасть безысходности. Никакие лекарства не могли вернуть маму нам, никакие слова не могли вернуть покой отцу, и никакая молитва не могла вернуть нам наше прежнее счастье.
Моменты, когда мама начинала кричать, впадая в приступы страха, были как безумные симфонии боли и безысходности. Голос её пронзал воздух, разрывая его на миллионы осколков моего сердца. Её крики были исступленными проявлениями внутренней пытки, которую она не могла остановить. Они заполняли пространство, проникали сквозь стены и дотягивались до самых глубин моей души. Каждый крик был ножом, который пронзал мои нервы и оставлял следы на моей душе. Они отзывались эхом в моей голове, повторялись снова и снова, не давая мне покоя. Я чувствовала, как сила этих звуков уносила меня в бездонную пропасть безумия. Слова, лишённые смысла, вырывались из её рта, как последний крик отчаяния, накатывая волнами на меня. Каждый приступ был напоминанием о боли, которую несли в себе оба моих родителя. Мой отец, с глазами, пропитанными страхом и отчаянием, бессильно стоял рядом, его руки пытаясь удержать её, но безуспешно. В эти моменты, мы сливались в едином аду, из которого не было спасения. Крики пронзали нас, и мы тонули в этой мрачной симфонии безнадежности.
Отец продолжал теряться в алкоголе, его тело и разум погружались в туман наркотической зависимости. Я видела, как он терял контроль над собой, как его руки тряслись от отказа, а голос заикался, изливая свои обвинения в мою сторону. Он обвинял меня в причастности к случившемуся, пытаясь переложить ответственность на мои плечи, но я знала, что эти обвинения были лишь отражением его собственной горечи и непреодолимой пустоты, потому не сердилась на него.
В конце концов, он был не единственным в этом доме, кто считал меня виноватой.
Шли годы, а ситуация никак не менялась. Вообще никак. Что бы мы не делали, ей не становилось лучше. Мы перепробовали кучу самых разных методик, вызывали признанных целителей со всего мира, обращались в разные больницы по всему земному шару – ничего из этого не дало нам нужного результата. В нашей душе зародилось безысходное понимание: мы плывем против течения безнадежности, утопая в безмолвии наших разбитых надежд. В каждом углу дома остался след пустоты, напоминающий нам о том, что мы никогда не сможем вернуть то, что было потеряно. Мы стали пленниками этой трагической истории, и даже самые светлые моменты оказывались пронизаны горечью и разочарованием. Силы иссякали у нас, словно испаряющаяся влага в пустыне. Отчаяние стало нашим единственным компаньоном, давящим наши души и проникающим в самую глубину наших сердец. Любовь и забота, которые мы столь безусловно оказывали матери, поглощали нас, оставляя лишь тленные остатки наших собственных жизней. Никакие слова, никакие деяния не могли изменить эту безумную реальность, в которой мы оказались запертыми. Мы становились рабами безвременья, каждый день повторялся с мучительной точностью, и надежда, как тонкий лучик света, исчезла в этой безбрежной тьме.
К тому времени, как случилось ещё одно ключевое событие в моей жизни, я уже окончила первые шесть классов. Трудно даже представить, что, несмотря на весь тот пиздец, что происходил в моей жизни всё это время, я могла заниматься учёбой, да ещё и с переменным успехом. Не скажу, что у меня были отличные оценки, но и плохими их назвать было нельзя. Можно сказать, что я во всём старалась быть средней, чтобы на меня меньше обращали внимание. Мне не хотелось иметь друзей, не хотелось лишних разговоров ни о чём и всего прочего – моя жизнь была таковой, что я не просто не хотела заводить какие-либо отношения с людьми. Быть может, я просто боялась, что меня предадут, или боялась того, что кто-то из моих одноклассников может сделать мне больно. Честно, не знаю, да и сейчас разбираться в этом не хочу. Разумеется, были попытки со стороны мальчиков моего класса привлечь моё внимание и заинтересовать меня, но я отшивала всех направо и налево, в результате чего даже получила прозвище «Непробиваемая скала». Я нахожу это очень забавным.
В один из дней, вернувшись со школы, я кинула портфель прямо на входе и завалилась на диван, включив при этом телевизор. Тот день был особо нервным для меня из-за повышения сложности учёбы, так что мне нужно было срочно расслабиться. И тут, будто бы по воле судьбы, я наткнулась на новостной репортаж одного известного канала, в котором говорили о двух героях, что сильно отличились при недавнем нападении злодеев. Их лица тут же пробудили во мне воспоминания тех самых событий, из-за которых моя мама всё ещё продолжала страдать.
Это были те самые герои – Ворон и Стервятник. На лице каждого светилась радостная улыбка, а их руки то и дело махали в сторону большого количества фанатов. Казалось, что прямо сейчас их вообще ничего не заботило – перед их глазами были лишь лучи славы, в которых они в данный момент купались. От увиденного у меня буквально сорвало крышу. Меня переполняли гнев, злоба и желание прикончить этих двоих. ЭТО ЖЕ ИМЕННО ОНИ ИЗНАСИЛОВАЛИ МОЮ МАМУ! ЭТО ОНИ СДЕЛАЛИ ВСЁ ЭТО С НЕЙ! КАК ЭТИ СУКИ ВООБЩЕ МОГУТ ПРЯМО СЕЙЧАС РАДОСТНО УЛЫБАТЬСЯ, БУДТО БЫ ОНИ НИЧЕГО И НЕ ДЕЛАЛИ?!
«Ненавижу… Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! БЛЯДЬ! Я ВСЕХ ВАС НЕНАВИЖУ!» – кричала я в порыве истерики.
Какая же была эта гнилая и предательская жизнь, в которой я застряла! Каждый день был мучением, каждый шаг напоминал о том, что мир полон трупных тел и разбитых мечтаний. Я утонула во мраке своих мыслей, забывая, что такое радость и счастье. Вся эта белая искорка надежды, которую я когда-то пыталась сжечь, исчезла, оставив лишь пустоту и отчаяние. Каждый взгляд в зеркало напоминал о том, что я необычна, и мои раны видны насквозь. Мои глаза стали отражением мрака, в котором я жила. Улыбка на моем лице была всего лишь иллюзией, замаскированной болью и обидой. Никто не знал, что происходит за этой маской, никто не видел истину, которую я скрывала, и никто даже не смог подойти ко мне, дабы узнать всё это – я делала всё для того, чтобы быть отстранённой от всех.
Каждое утро я просыпалась с тяжелым грузом на душе, зная, что этот день принесет только боль и разочарование. Я оставалась изгоем в своей собственной жизни, отвернутой от света и счастья. Я стала отталкивать всех вокруг, стремясь сохранить свое заброшенное сердце от еще больших травм. Каждая попытка любви отвергалась, каждое прикосновение отталкивалось. Я проклинала свою судьбу и себя, за то, что стала игрушкой в руках судьбы, погруженной в этот ад.
И теперь, когда я видела этих двух "героев", Ворона и Стервятника, я почувствовала, как ненависть разрывает мое сердце на куски. Они продолжали свою параду, как будто их деяния были незначительными, ничто не важно. Улыбки на их лицах отражали бездушную радость, и я проклинала их силу, которая позволяла им наслаждаться своей подлой и несправедливой жизнью.
В порыве ярости я бросила пульт прямо в телевизор. Благо, не попала, а то лишилась бы своего единственного развлечения. Правда, пульту сильно досталось, но это малая кровь за такую агрессию.
Моя боль стала непереносимой. Все, что осталось в моей душе, это ярость, злоба и жажда мести. Я ненавидела не только их, но и саму себя за свою слабость и безмолвие. Я больше не могла терпеть это бесконечное страдание, эти безумные игры судьбы, которые разворачивались вокруг меня.
Мне хотелось уничтожить всё, что я только видела, но именно в этот момент из соседней комнаты снова закричала мать, после чего я, осознав, что у неё вновь начался приступ, пулей побежала к ней, дабы попытаться её успокоить. Раньше у меня это никогда не получалось, из-за чего этим занимался лишь отец, но сейчас его не было дома, так что мне пришлось взять его роль на себя, хоть я и испытывала страх к тому, что у меня может ничего не получиться.
Войдя в комнату, я увидела маму, пытающуюся встать, но ее ноги дрожали, неспособные поддержать ее тело. Руки ее судорожно сжимались и разжимались, словно она пыталась отпустить что-то невидимое. Ее глаза были испуганными и полными страха – страха от непонимания того, что вообще сейчас происходит. Она... она до сих пор ничего не понимала. Сердце мое сжалось от боли, но я не могла позволить панике охватить меня. Я быстро приблизилась к ней, постаралась ухватить ее за плечи, чтобы помочь ей справиться с этим приступом. Она сопротивлялась, отталкивала меня, словно внутри нее бушевала неистовая буря.
– Тише, мамочка, всё хорошо. – мягким голосом произнесла я, надеясь, что она успокоится, но этого, увы, не произошло.
Она продолжала сопротивляться, ее тело тряслось от судорог. Я сильнее обняла ее, стараясь дать ей ощущение физической поддержки. Я пыталась проникнуть в ее мир боли, быть рядом с ней в этой мрачной реальности, где она сражалась со своими демонами, и как бы она не старалась вырваться из моей хватки, я не отпускала её – я просто не могла этого сделать. Мне… мне не хотелось вновь оставлять её наедине с болью, страхом и отчаянием.
– Я с тобой, мамочка. – вновь произнесла я мягким тоном. – И я больше никому не позволю обидеть тебя.
И внезапно, словно приливом, приступ начал ослабевать. Ее дыхание стало медленнее, судороги утихли. Я продолжала поддерживать ее, чувствуя, как ее тело расслабляется под моим прикосновением. Она медленно приходила в себя, а ее глаза отражали исчезающую панику. Мои руки осторожно ослабили свой захват, предоставляя ей больше свободы в движениях. Я все еще стояла рядом, готовая поддержать ее, если приступ возобновится. Но с каждой секундой она становилась более спокойной, восстанавливая своё внутреннее равновесие.
– Я люблю тебя, мама. – произнесла я с улыбкой и медленно вышла из помещения, заметив то, что она снова погружается в сон.
Как только я оказалась за дверью, из моих глаз тут же хлынули звёзды, которые я попыталась спрятать со своими руками. Хорошо, что отца не было дома – не хотелось бы, чтобы он слышал мои всхлипы.
* * *
После того дня я старательно пыталась убедить всех окружающих в том, что Ворон и Стервятник – злодеи. Мне даже пришлось рассказать многим историю, что приключилась в ту самую ночь. И знаете что? Мне никто не поверил! Да, никто! Все лишь смеялись над моими рассказами, выставляя меня глупой придумщицей, которая просто хочет лишнего внимания! Впервые за долгое время моя отчуждённость от всех людей сыграла против меня. Никто не хотел мне верить, и никто даже не пытался поверить. Для всех этих людей те двое были настоящими героями, которыми стоит восхищаться.
«Не пытайся оправдать придурковатость своей мамаши этим!» – говорил мне с насмешкой один из одноклассников.
«Должно быть, твоя мама – простая шлюха. Ей просто не повезло, что один из мужиков был более жёстче, чем она представляла.» – говорил мне второй.
От таких слов мне было очень больно. Конечно, в глубине души я понимала, что никто не будет верить моим простым словам – нужны были доказательства. Но и тут был зарыт камень – никаких документов об изнасиловании не было найдено. Мы пытались с отцом найти их в той больнице, куда нас привезли после той ночи, но там… абсолютно ничего не было. Создалось впечатление, будто бы эти документы специально уничтожили. Нам даже удалось найти тех врачей, что лечили нас с мамой, но они даже не хотели говорить с нами об этом.
Их точно заставили молчать.
Как бы мы упорно не пытались доказать вину этих двух ублюдков, на нашей стороне не было ничего, что смогло бы нам помочь в этом. Неудивительно, что папа быстро сдался. Он, конечно, старался бороться, но сил теперь у него было не так много, как раньше, да и всякие надежды давно уже были разрушены. Я же намеренно продолжала идти вперёд, пытаясь добиться хоть чего-то, но дойти до успеха, увы, никак не могла.
С мокрыми глазами и с разбитым в дребезги сердцем я каждый день возвращалась домой, где меня ждала мама, погруженная в свой мир темноты и безысходности, из которого ей никак не удавалось выбраться, да и, скорее всего, никогда не удастся. Да, я действительно смирилась с тем, что ту маму уже нельзя вернуть – от неё осталась лишь оболочка, которая иногда испускала из себя страх и ярость. Как бы мне не хотелось верить в то, что всё наладится, мне пришлось столкнуться лицом к лицу с очевидной уже для всех реальностью, и теперь мне предстояло выбрать совершенно новый путь в жизни и новые методы, что будут в ней применены.
Душа моя была изранена яростью и обидой. Я ненавидела этих двух убийц, они стали символом моего разрушенного мира, где правда и справедливость оказались всего лишь пустыми словами. Я ненавидела их безнаказанность, их самодовольные и высокомерные улыбки. Но еще больше я ненавидела саму. Да, я всё ещё была ребёнком, но это никак не умаляло мою слабость и мою бесполезность. Мне так хотелось чем-нибудь помочь родной матери, но у меня не было ни сил, ни возможностей сделать это.
Мечты о мести пронизывали каждую клеточку моего существа. Я представляла себе, как эти двое героев покоряются перед истинной силой, перед правосудием, которое я так страстно желала увидеть. Но мои мечты оставались лишь фантазиями, а реальность отвергала меня. Темные тени ненависти окутывали мое существо, заменяя радость жизни пустотой и горечью. Я стала одержима одной мыслью – уничтожить все, что связано с этими проклятыми героями. Но даже в этом вихре мести я чувствовала, что они все еще контролировали меня, заставляя терять рассудок и терять саму себя.
Мир стал для меня темным и безысходным местом, где правда и справедливость были просто пустыми иллюзиями. Я потеряла веру в людей и в саму себя. Моя жизнь стала бесконечным циклом борьбы и разочарований, и я не видела выхода из этой черной бездны.
Я долго пыталась сдерживать собственные эмоции, гнев и злобу. Я… я действительно пыталась.
Но в один момент всё вырвалось наружу.
– Что придумаешь на этот раз, сказочница? – спросил ехидно один из местных задир. – Кого из твоих родных изнасилуют и изобьют в этот раз?
Он открыто провоцировал меня, как и открыто издевался, да ещё и на глазах всего класса. Раньше я на него и внимания не обращала, но сейчас он явно испытывал собственную жизнь на прочность. Я понимала, что мне нужно быть стойкой и спокойной, но тёмные чувства внутри прямо так и кричали, чтобы я наказала наглеца. Мне приходилось отчаянно сопротивляться этому желанию, ибо я не хотела лишних проблем.
– Чего молчишь? – продолжил спрашивать он. – Не можешь ничего придумать? А я так надеялся на ещё одну драматичную байку! – посмеялся он.
– Отстань от меня. – попыталась отстраниться от него я, но он был крайне упёрт в своём желании.
– Да брось! – махнул рукой он. – Ты же самый настоящий мастер в этом деле! Выдай что-нибудь такое, чтобы у меня аж слеза из глаза пошла!
– Отъебись. – уже более грубо ответила я.
– Ого! Да ты у нас плохая девочка! – насмехался он. – Прямо как твоя мама в ту ночь! Похоже, за это она и получила!
И в этот момент у меня сорвало крышу: я набросилась на него, свалив его с ног, после чего начала наносить случайные удары по его тупому лицу. Меня тут же попытались оттянуть его дружки, но я специально отращивала длинные ногти, чтобы ими можно было воспользоваться, как оружием, так что, как только они меня схватили, я тут же расцарапала их лица, от чего они тут же отбежали от меня, держась за кровоточащие раны на своих рожах. Избавившись от надоедливых мошек, я вновь вернулась к своей первой жертве.
Мои кулаки с гневом и яростью сеяли разрушение, падая на его безмолвное лицо. Я не знала, что меня охватило, но все эти месяцы подавленности и унижений вырвались наружу. Каждый удар был наполнен моей яростью, моим стремлением нанести боль и страдание тому, кто осмелился насмехаться над моей болью. Я не видела ничего вокруг, кроме его искалеченного лица, залитого кровью и слезами, и не слышала ничего, что кричали мне люди вокруг. Мои руки двигались быстро, точно и беспощадно, будто бы у меня уже был опыт в подобном деле. Я не думала о последствиях или о своей безопасности – было только желание наказать его за все, что он себе позволил. Я разрешила себе полностью погрузиться в эту тьму, которая манипулировала мной. Его крики и стоны были музыкой для моих ушей, наполняя меня удовлетворением. Чувство силы и контроля наполнило меня полностью, и я не собиралась останавливаться.
Кровь брызгала вокруг нас, а мои кулаки продолжали наносить беспощадные удары. Я не знала, сколько времени прошло, и не обращала внимания на боли, которые пронзали мои суставы. В этот момент я была властелином этого момента, где месть исказила моё лицо, превратив его в маску, олицетворяющую жестокость.
Когда на меня снизошла усталость, я всё-таки встала и позволила своей жертве перестать страдать от моих атак. В тот момент у меня была сильная одышка, которой я очень сильно поразилась. Никогда не думала, что могу довести себя до такой стадии усталость. Однако, чёрт побери, это было так круто и приятно, что я ни о чём не жалела!
Осмотревшись вокруг, я поняла, что внимание всего класса устремлено на меня. Лица моих одноклассников выражали лишь одну эмоцию – страх. Каждый из них боялся меня, и никто из них не хотел подходить ко мне ближе, понимая, что и на них может выплеснуться мой гнев. Я же всё это время улыбалась настолько широко, насколько могло позволить моё лицо.
Сейчас я впервые за долгое время испытывала настоящую радость.
– Ты… Ты монстр! – закричал мне один из одноклассников, не осмеливаясь подойти ближе.
Взглянув в сторону, откуда доносился голос, я своими тонкими пальчиками прикоснулась к своему лицу, на котором было очень много капель крови, доставшиеся мне во время избиения моей жертвы. Проведя каждым пальцем по своей щеке, я собрала на них достаточно крови, после чего… облизнула, наслаждаясь вкусом красной жидкости, отдающим металлом.
– Монстр, да? – спросила я, высунув язык наружу, показательно облизываясь. – А мне нравится! – заявила я и рассмеялась во весь голос, заставив каждого человека в классе дрожать.
* * *
Ох, сколько же самой разной шумихи было после всего этого: отца неоднократно вызывали в школу, преподаватели каждый день читали мне нотации о том, что не так должны вести себя девочки, а также очень частые скандалы с отцом на почве всех этих событий. Разумеется, я понимала, что моё поведение уж точно нельзя было назвать адекватным в тот момент, но и несправедливым и нелогичным назвать его язык не повернётся. По крайней мере, у меня уж точно.
Как и полагается настоящему монстру, теперь я не могла ни с кем нормально поговорить, ибо каждый человек в школе старался меня избегать. Слухи по этому месту распространялись очень быстро, так что уже через неделю я стала самой настоящей знаменитостью. Не знаю, к счастью или сожалению, но моя популярность была больше негативной, чем позитивной. Находились, конечно, ненормальные люди, в глазах которых я была права, но их процент был намного мал, чем процент тех, кто смотрел на меня, как на самое настоящее чудовище.
Очень милое чудовище, между прочим!
Так вот, с отцом, как я уже говорила, мы стали очень часто ругаться. Впервые он поднимал на меня голос так высоко, а ведь в большинстве случаев он был с трезвой головой, что о многом говорила. Да, быть может, я совсем чуть-чуть перегнула палку в своём своеобразном наказании того задиры, но и терпеть я не могла, ибо он посмел задеть меня за живое – он пытался говорить о моей маме в плохом ключе. Пусть радуется, что вообще жив остался после такого, ибо мне так хотелось его прикончить в тот момент, но усталость успела взять своё, из-за чего мне пришлось оставить его слегка недобитым.
Его лицо очень долго восстанавливалось, даже если учесть то, что на нём каждый день применяли исцеляющую причуду сразу нескольких докторов. И почему мои удары так долго заживают? Я вроде не обладаю такой причудой, которая предназначена для атаки, да и для силовых ударов она не годится, но при этом я смогла избить его намного сильнее, чем те, кто имеет атакующие способности. Не знаю, можно ли этим гордиться, но в тот момент я даже была горда за то, что я так хорошо бью.
Кстати, примерно в это же время моей причуде наконец-то дали полноценное название, объяснив мне принцип её работы. Имя моей способности было «Эпилепсия». Я могла активировать её при помощи своих глаз, которые тут же начинали светиться. Для того, чтобы её эффект полноценно проявился, мне нужно посмотреть определённому человеку в глаза, после чего цвета в его глазах начнут очень быстро меняться, создавая дискомфорт и даже сильную головную боль. Как мне сказал доктор, это способность может даже дать смертельный эффект, если задержать её на одном человеке слишком долго – его мозг может просто перегреться и в буквальном смысле расплавиться. Однако, для того, чтобы долго поддерживать её действие, мне нужно, минимум, раз в минуту смотреть человеку в глаза. Это что-то вроде перезарядки, насколько я поняла. Также, как только я посмотрю своему потенциальному сопернику в глаза и активирую на нём причуду, мне нет нужды и дальше смотреть в его очи на протяжении минуты – цвета в глазах не перестанут резко меняться, если он тут же отвернётся после того, как на нём будет применена причуда.








