Текст книги "Сценарист (СИ)"

Автор книги: Син Айкава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 158 страниц)

– Почему не празднуешь с остальными? – послышался голос со стороны, который немного напугал девушку, от чего она слабо вздрогнула.

– Могу задать тебе такой же вопрос, Дженсен, – слабо улыбнулась Фурия, – Я думала, что ты уже выпиваешь десятую бутылку бурбона.

– Увы, здесь не нашлось такой компании, с которой я бы мог спокойно сделать это. Не доставляет мне удовольствия пить с малознакомыми мудаками, что считают себя очень важными особами, – без негативных эмоций выразился бывший солдат, встав рядом со своей подругой, – А что тебе мешает получить свою дозу веселья?

– Я и сама не знаю, – тяжело вздохнула девушка, – Всё это кажется мне… чужим. Такое ощущение, будто бы это не моё. Что-то внутри моей головы говорит мне, что я не достойна всего этого.

– Бред же, – тут же решил вступить в спор с собеседницей Дженсен, – Этот праздник – твоя заслуга. Ты смогла выполнить то, что остальным было не по силам. Полагаю, ты достойна подобной церемонии и нового статуса.

– Этого бы не было, если бы со мной рядом не было вас – верных людей. Сама по себе я, увы, ничего не представляю, – горько усмехнулась Фурия.

– Не будь у нас тебя, мы ты тоже не смогли добиться успеха. Только благодаря тебе всё закончилось хорошо, так что перестань нести чушь.

Слова Тодда имели смысл, и Фурия это прекрасно понимала, но, судя по всему, что-то очень сильно мешало ей их принять. В момент ей стало сильно некомфортно, и дело было не в том, что ей не нравилась компания Дженсена. Скорее, это было связано с воспоминаниями из прошлого, которые внезапно пронеслись перед её глазами.

Фурии стало тесно и душно в баре, словно пространство вокруг неё сжималось, создавая ощущение удушья. Непрошеные воспоминания из прошлого, как привидения, вырвались наружу, наводя на неё страшное беспокойство. Её лицо искажалось от внутренних мук, сложившихся в единое кольцо, которое стягивало её душу, не давая свободно дышать. Глаза Фурии потемнели, словно в них отразился чередующийся мрак и свет, олицетворяя переплетение добра и зла в её собственной жизни.

Несмотря на то что Дженсен стоял рядом, его присутствие казалось далеким и неуловимым, словно вся его близость была всего лишь обманчивым призраком. Одиночество обрушивалось на неё с новой силой, словно невидимая тьма, которая поглощала её изнутри. Фурия пыталась справиться с внутренним потрясением, но зловещие воспоминания кружились в её голове, не давая ей покоя.

– Я родилась и выросла в трущобах, – нарушила тишину девушка, начав описывать свои неприятные воспоминания, – Моя семья была очень бедной, и нам иногда даже не хватало денег на хлеб. Что ещё ужасней, так это то, что мама и папа постоянно пили. Они как-то умудрялись добывать деньги на самый дешёвый алкоголь, который постепенно убивал их. Всё своё детство я наблюдала, как они избивали друг друга, унижали и оскорбляли. Всё это, разумеется, происходило под градусом, а следующим утром они снова превращались в любящих друг друга людей. И так каждый день… Каждую ночь… Ты бы знал, как мне иногда хотелось, чтобы они умерли. В редкие моменты мне хотелось вскрыть им глотку только из-за того, что они ужасно относились друг к другу…

– Ты любила их, да? – предположил Дженсен, внимательно слушая собеседницу.

– Очень. Несмотря на то, в каком положении мы были, я не переставала их любить. Они были единственным ярким светом в моей жизни. Да, я ненавидела их за «пьяные вечера», и мне даже иногда хотелось их убить, но, думаю, я бы никогда подобного не сделала. Мне трудно описать причину этой любви – в ней нет ничего рационального. Потому, наверное, я могу назвать её любовью ребёнка к родителям. Полагаю, это врождённое.

Она попыталась улыбнуться, но это было лишь искажение на её лице, непонятное и отчужденное. Одновременно с усилием контролировать себя она чувствовала, что теряет покровы и борется с темной стороной своей души. Волна тошноты взмыла в её горле, и Фурия на мгновение закрыла глаза, пытаясь изгнать отвратительное ощущение. Но даже при закрытых веках она не могла уйти от образов, внедрившихся в её память, и от давящего страха, который сжимал её сердце.

– Я ни с кем не дружила. Так уж сложилось, что даже по меркам трущоб мы были очень бедны, что, как это полагается в подобных ситуациях, вылилось в насмешки, которые очень часто извергались в мою сторону от моих одногодок. Они думали, что это смешно, когда они прямо указывают на твоё бедственное положение, и они считали правильным травить таких людей. Конечно, иногда у меня получалось заводить друзей, но они были со мной ровно до того момента, пока сами не подвергались травле из-за меня. Как ты понимаешь, после этого они переставали дружить со мной, вновь и вновь оставляя меня в одиночестве.

Фурия продолжала свой рассказ, описывая мрачные будни её детства. Она рассказывала о бесконечной травле, унижении и боли, которые она вынуждена была переживать на протяжении всех этих лет. Всё это формировало её внутренний мир, оставляя неразрешённые травмы, которые отравляли её настоящее и теснили даже в этот день праздника.

– Гуляя по трущобам, я часто становилась невольной свидетельницей того, как одни люди лишали жизней других. Иногда это были обычные ограбления с плохим исходом, а иногда – простое убийство ради удовольствия. Всё это… до сих пор терзает мой разум, хоть я уже и привыкла к убийствам. Полагаю, это что-то вроде детской травмы, что до сих пор существует в моём сознании. Но… знаешь… – слегка запнулась она, тщательно подбирая слова, – Мне кажется, что именно эти картины и подтолкнули меня стать тем, кем я являюсь сейчас. Я собственными глазами видела, как люди умирают, видела, как людей насилуют в тёмных закутках трущоб, смотрела за медленной смертью своих родителей, которые всё-таки столкнулись с последствиями распития дешёвого алкоголя. Всё это дало свои плоды в моём сознании, и, полагаю, из-за этих факторов я и решила посвятить свою жизнь ремеслу убийства, но не тех, что были в трущобах, а более… осмысленных, что ли. Мы убиваем не для того, чтобы просто убить или нажиться – мы делаем это по правилам и со своеобразным кодексом.

– Убийство есть убийство, – пожал плечами мужчина, – Как его не назови, сам факт никогда не изменится.

– Ты прав, но… – вновь запнулась Фурия, – Мне хочется верить, что то, что мы делаем, отличается от того, что я видела в детстве.

– Разумеется, наши методы отличаются. Например, мы получаем за это больше, чем те убийцы в трущобах, – улыбнулся Дженсен.

– За меньшее я бы не стала подобным заниматься, – слегка улыбнулась девушка, – Я не говорила тебе, что в детстве, когда мои родители были ещё живы, я хотела стать актрисой?

– Актрисой? – слегка присвистнул мужчина.

Фурия закрыла глаза на мгновение, пытаясь вспомнить свои давние мечты. На её лице промелькнуло искреннее выражение, словно она вновь находилась в своём детстве, упорно мечтая о чём-то большем, чем мир трущоб и насилия.

– Да, актрисой, – прошептала она, едва слышно, но с явным ностальгическим теплом в голосе. – Для меня это было что-то вроде укрытия от жестокой реальности, мира, где я могла бы стать кем-то другим, погрузиться в другие судьбы, истории, полностью отдавшись миру иллюзий. Актёрская работа казалась мне чем-то прекрасным и изысканным, миром, где можно было позабыть обо всех своих бедах и превратиться в кого угодно.

Она вспомнила, как смотрела на актёров в кино, восхищаясь их способностью стать по-настоящему другими людьми, жить их жизнями на экране и заставлять зрителей переживать все их радости и страдания.

– Каждый раз, когда я смотрела фильмы, а было это очень редко из-за нашего ужасного положения, я чувствовала, что именно в этом я смогла бы найти себя, что актёрская игра – это не только способ покинуть свою реальность, но и дарить другим людям часть своей души, заставляя их вдохновляться и сопереживать каждой эмоции. Я мечтала о том, чтобы стать частью этого мира, создавать что-то по-настоящему великое и вдохновляющее. Я даже иногда фантазировала о том, как выступаю на сцене перед огромной аудиторией, ощущая поток энергии и любви, идущий от зрителей. Для меня это был способ не только вырваться из нашей действительности, но и принести что-то новое и яркое в этот мир.

Фурия вздохнула, её глаза засветились от мысли о том, что могло бы быть. Но затем тень грусти снова окутала её лицо, напоминая о реальности, которая затмила её детские мечты.

– Но потом родители умерли, и моя детская психика очень сильно страдала из-за всего этого. Они покинули этот мир, когда мне было всего десять лет. С того самого времени мне пришлось выживать самой, что, собственно, и сделало меня такой, какой я являюсь сейчас.

– Тебя даже не пытались определить в новую семью? Я думал, что наше государство заботится о таких детях, которые остались одни, – слегка недоумевал Дженсен.

– Всем было плевать на судьбу девочки из трущоб, как было плевать и на моих родителей. Мы не приносили пользу государству, так что последнее относилось к нам, как к мусору. Маму и папу даже не похоронили нормально – просто вырыли две ямы и сбросили туда тела. Никаких крестов, плит и остального… Лишь две ямы на окраине трущоб.

Фурия почувствовала, как боль застыла в её груди, напоминая о том, что прошлое никогда не покидает нас окончательно. Она открыла глаза, и взгляд её был наполнен тоской и гневом. В её глазах отражалась та непримиримая суровость, которую накопила эта жизнь, горечь трущоб и безжалостность окружающего мира.

– Мы никому не были нужны, – произнесла она с горечью в голосе, – Такова жестокая правда нашего существования. Никаких забот, никакого сожаления. Просто борьба за выживание в этом беспощадном мире.

Её голос был сухим и лишённым всякой надежды. Она продолжала держать руки сжатыми в кулаки, её кожа напряглась, словно в борьбе с невидимыми силами прошлого. Взгляд её был направлен куда-то вдаль, как будто она снова видела те безысходные дни и ночи, когда она боролась с ужасами своего детства, выжигая их из своей души.

– И вот, Дженсен, я здесь. За очень короткий срок мне удалось добиться небывалых высот. Пять лет назад я начала убивать людей за гроши, которые помогали мне выжить, два года назад мне удалось попасть в элитный мир наёмников, а сейчас все меня кличут «Королевой наёмников». Слишком много изменений за столь короткое время, – горько усмехнулась девушка.

Пока Фурия говорила, её взгляд заметно остыл, и лицо пронзила беспомощная грусть. Время от времени она прикусывала губу, словно стремясь подавить эмоции, которые бушевали внутри неё. Когда она закончила свой рассказ и горько усмехнулась, неожиданно для себя ощутила, как Дженсен обнял её, притянув к своей груди.

Фурия была ошарашена этим неожиданным жестом, и её глаза широко расширились.

– Что ты... делаешь? – только и могла спросить она, пытаясь перебороть свои удивления и шок.

– Делаю то, чего тебе явно долго не хватало, – почти прошептал бывший солдат, делясь с девушкой теплотой своего тела.

Фурия осторожно опустила руки, которые ранее были сжаты в кулаки, и касалась его руки, которая обнимала её. Её выражение лица менялось от изумления к мягкости. В тот момент она, казалось, забыла о своей обычной броне и пусть на мгновение проникла внутрь этого нежного момента.

– Ты долгое время боролась, будучи одинокой. Жизнь пыталась сломать тебя, уничтожить и разрушить, но ты не сдавалась. Всё это время ты упрямо двигалась вперёд, преодолевая все препятствия на своём пути. Твоё упорство привело тебя в сегодняшний день, – говорил мужчина, поглаживая девушку по голове, – Ты очень сильная, Айсел, и эту силу признаёт каждый не только в этом баре, но и во всём городе. Эти люди готовы следовать за тобой, куда бы ты не направилась, и они рискнут жизнью ради тебя. Полагаю, ты можешь считать их теми самыми друзьями, которых тебе так сильно не хватало в детстве.

Фурия продолжала ощущать, как тепло Дженсена проникает в её тело, словно пытаясь растопить ледяные оковы прошлого, которые так долго держали её душу в заложниках. Её глаза, всё ещё широко раскрытые от удивления, начали наполняться слезами, и она позволила им свободно стекать, открывая путь для накопившихся эмоций.

– Только посмотри на их счастливые лица, – продолжал Тодд, делая вид, что он не видит слёз девушки, – Только благодаря тебе они сегодня испытывают радость и счастье. Разве ты не это хотела видеть, когда была ребёнком? Чтобы все люди, что окружают тебя, улыбались и радовались, и чтобы ты радовалась и веселилась вместе с ними. Тебе удалось этого добиться, Айсел. Ты большая молодец, – тёплым голосом говорил он, успокаивая девушку, – Ты сама сделала себе имя, и теперь тебя знает всё подполье Нью-Йорка. Полагаю, это дело стоит отметить, – улыбнулся Дженсен.

Отпустив девушку, он встал прямо перед ней, аккуратно вытирая её всё ещё ошеломлённые глаза от слёз, что не прекращали литься ручьём.

– Пускай ты не стала актрисой, ты всё-таки смогла стать сильным и великим человеком, за которым готовы следовать люди. Ты можешь гордиться собой, – продолжал с отцовской теплотой говорить бывший солдат, что отзывалось в душе девушки приятными ощущениями, – Я буду следовать за тобой и дальше, как и все эти люди, – произнёс он и припал на одно колено, – В детстве ты была обычной девочкой по имени Айсел Морган, которую никто не воспринимал всерьёз. Сейчас ты стала той, кого считают королевой. Гордись этим и иди вперёд, а мы последуем за тобой, как за нашей единственной королевой. Скажи мне, девочка, как тебя зовут? – задал неожиданный вопрос Дженсен, смотря голубовласой прямо в глаза.

– Как… меня зовут? – растерялась она, – Фурия…

– С сегодняшнего дня ты не просто Фурия, – отрицательно покачал головой Тодд, – Ты Фурия – Королева Наёмников! – с восклицанием и улыбкой на лице произнёс он, – Никогда не забывай об этом!

Девушка почувствовала, как тепло Дженсена и слова поддержки обволакивают её, словно теплое одеяло, исцеляя её раны и наполняя сердце невиданным ощущением радости. Она внимательно слушала его слова, позволяя каждой фразе проникнуть в её душу и согреть её изнутри. Услышав, как он произносит её новое имя, её глаза засверкали невиданным блеском, а улыбка начала прорываться через слёзы на её лице.

Она осторожно протянула руку к лицу Дженсена, аккуратно проводя по нему своими пальцами. Фурия посмотрела на него с благодарностью и восхищением, осознавая, что вокруг неё собралась настоящая семья, готовая поддерживать и защищать её. Она посмотрела на людей в баре, улыбающихся ей и аплодирующих, и поняла, что больше не одна в этой борьбе. Её улыбка стала шире, озаряя всё вокруг, и в этот момент она почувствовала, что наконец-то нашла своё место в этом мире.

– Фурия – Королева Наёмников, – повторила она, смеясь от радости, – Никогда не забуду!

– Спасибо тебе, Дженсен.

*****

Фурия нашла в себе силы улыбнуться от нахлынувших на неё воспоминаний. Как оказалось, она действительно не заметила, как светлые и приятные моменты проникли в её жизнь. Всё это время она думала, что её история наполнена лишь болью, страданиями и предательствами, но она чертовски ошибалась. Жаль только, что она осознала это, находясь на смертном одре.

«Чёртов пацан… Он всё-таки оказался прав», – шире улыбнулась девушка, вспоминая разговор с Сином.

С мучительной медлительностью Фурия начала подниматься, каждой клеточкой своего ослабевшего тела ощущая острую боль от ранений. Её дыхание было прерывистым и тяжёлым, как будто она поднималась не на ноги, а на гору, которая становилась всё круче с каждым мгновением. Она опиралась на стол, слабо дрожащими руками, стараясь преодолеть силу гравитации и боли, что клубилась внутри неё.

«Всё это время ты поддерживал меня и помогал мне, а я забыла это всего лишь из-за одной ошибки. Какая же я дура», – корила себя девушка.

Дженсен, отступив на некоторое расстояние, наблюдал за ней, его выразительное лицо отражало беспомощную боль и отчаяние. Он старался сохранить спокойствие и хладнокровие, но сцена, что разворачивалась у него на глазах, не могла оставить его равнодушным.

– Что ты делаешь? – задал вопрос он, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

«Дженсен… Ох, мой милый Дженсен… Прости меня за то, что я отказалась от тебя. Прости меня, что пыталась отчаянно забыть все наши тёплые моменты, пережитые вместе. Прошу, прости меня за мою глупость и моё коварство».

– Не поднимайся! – более эмоционально кричал бывший солдат, наблюдая, как Фурия с болью пыталась подняться на ноги, – Ты всё равно умрёшь!

«Я никогда не была умной девочкой, потому теряла всё, что только могла. Мои тщеславия, жадность и коварство стали управлять мной, затуманив мой разум. Полагаю, ты тоже стал заложником собственных чувств и принципов».

Фурия продолжала вставать, её лицо переплеталось борьбой с болевыми ощущениями. Она медленно наклонялась вперёд, поддерживая себя на руках, в глазах у неё пылали смешанные эмоции – решимость, беспокойство, и, странно, даже некоторая форма умиротворения. Её дыхание становилось все более ровным, чело укрывалось голубыми волосами, пропитанными потом, грязью и кровью. На лице же её слегка светилась улыбка.

– Пожалуйста, остановись, – перешёл на мольбу Дженсен, отведя взгляд, – Я не хочу вновь причинять тебе боль!

«Мы уже ничего не изменим – увы, у нас нет такой привилегии. Сейчас я бы отдала всё, чтобы вернуть те дни, когда мы были вместе. И лишь из-за них и любви к тебе я должна подняться и сделать это. Если я сейчас сдамся и упаду, этим я растопчу всю твою веру, все твои надежды и все твои старания».

С каждым медленным движением Фурия продвигалась вперёд, несмотря на боли, которые словно обжигали её изнутри. Её решимость и упорство переплетались в этом мучительном танце стойкости и слабости, создавая невероятно трогательное зрелище, что удивляло и трогало одновременно. Волны эмоций разметали её внутренний мир, но она все же продолжала двигаться вперёд, стараясь собрать последние капли сил.

«Всё это время я пыталась убедить себя в том, что ненавижу тебя, но это было не так. На самом деле… Я любила тебя, Дженсен. Даже осознавая это, я пыталась обмануть не только себя, но и тебя в том, что ничего к тебе не чувствовала, и что лишь пользовалась тобой. Наверное, ты уже понял, что всё это – ужасная ложь».

– Просто сдайся уже, Фурия!

В его голосе звучала глубокая отчаянная боль, раскалывающая его сердце и душу. Он бился внутри себя, зная, что любая его помощь сейчас бесполезна, но отказываясь признать это. В этот момент он понимал, что не мог предотвратить её страдания, не мог защитить её от смертельного исхода. Он был бессилен перед этим коварным финалом.

«Ты же прекрасно знаешь, что я не сделаю этого, глупенький. Я всегда была упрямой и плохой девочкой».

Фурия, наконец, достигла своей цели и стояла, поддерживая себя при помощи стола, вся дрожа от усталости и боли. Её взгляд встретился с взглядом Дженсена, и в этот момент в её глазах мелькнула невероятная сила и решимость. Она улыбнулась ему слабой, но теплой улыбкой, словно хотела успокоить его, передать ему свою невероятную внутреннюю силу.

– Я никогда не сдамся! – заявила она уверенным голосом, – Я всегда буду идти до конца! – произнесла она и достала из кармана маленький пульт с единственной красной кнопкой.

Дженсен, осознав, что хочет напоследок сделать его собеседница, занервничал. Увидев пульт в руках Фурии, он ощутил, как его сердце замерло на мгновение. Шок и ужас охватили его, когда он осознал, что девушка, судя по всему, собиралась активировать взрывчатку. Он попытался сдержать внутреннюю панику, устремив свой взгляд на её улыбку, что была слабой, но в то же время полной решимости. В её глазах он увидел отражение силы, которая в этот момент была её опорой.

У мужчины был момент недоумения, когда он не мог поверить, что она могла довести ситуацию до такого критического состояния. Но в этом мгновении, когда он увидел, как Фурия готовится выкинуть свой последний фокус, он вдруг вспомнил все их совместные приключения, каждую улыбку, каждое мгновение, когда они боролись вместе. В этот самый момент в нескольких метрах от него стояла та самая безумная и упрямая девица, в которую он был влюблён, и это вызвало на его лице довольную ухмылку.

– Вот же упрямая! – произнёс с гордостью и радостью в голосе он.

– Ещё бы! – самоуверенно и гордо ответила девушка, уверенно взглянув в глаза мужчины, – Я же Фурия – Королева Наёмников! – прокричала она, – Запомни это имя на всю свою жизнь! И никогда не забывай! Фурия – Величайшая Королева Наёмников Нью-Йорка! – с улыбкой прокричала она и всё-таки нажала на кнопку.

«Надеюсь, мы ещё встретимся с тобой на небесах. Нам есть, о чём поговорить».

«Спасибо тебе за всё, Дженсен. И прощай».

По мере того как Фурия нажала на красную кнопку, взрыв развернулся в мгновенном коктейле огня и разрушения. Сначала он начал распространяться от места, где стояла Фурия, а затем быстро охватил все уголки помещения. Стены здания треснули и начали разваливаться, словно карточный домик, бросаемый ветром. Потоки пыли и обломков начали устремляться вверх, создавая образ темной грозовой тучи, что словно накрыла небеса над этим местом.

Давление взрыва продолжало расти, словно неистовый океан, выходящий из берегов. Взрывная волна срывала все на своем пути, выбрасывая обломки и пыль на улицы, создавая изначально ошеломляющий образ хаоса. Окрестные здания тряслись от силы взрыва, а окна в них разлетались на мелкие осколки, напоминая дождь из стекла.

Следом за взрывом последовал момент грохота и молчания. Пыль и дым заполнили все вокруг, создавая атмосферу безжизненного затишья. Нью-Йорк поглотила тьма и тишина, а место, где только что произошел взрыв, осталось лишь опустошенным полем обломков и пылью, что медленно оседала на развалинах.

«Бессмертие» было полностью уничтожено.

«Я люблю тебя, Дженсен!».

* * *

– Что это было? – задал вопрос Син, услышав мощный взрыв, что раздался откуда-то далеко.

Айкава следовал к своему убежищу, когда услышал странный громкий звук, напоминающий взрыв. Ему показалось это весьма странным, ведь такое в последнее время в городе вытворял только он сам. Подросток замедлил шаг, его внимание остро сфокусировалось на далеком звуке взрыва, который разнесся в воздухе. Его ум моментально начал работать на полную мощность, а сердце забилось чаще. Он был осторожен и бдителен, так как в городе все чаще начали происходить непредсказуемые и опасные события. Непонятно, что могло произойти, но он был готов к любому возможному развитию событий.

Однако, его интерес к происшествию был лишь поверхностным. Син решительно продолжил свой путь к убежищу, исчезая в тени окружающих зданий. Он был привычен к подобным вспышкам насилия и хаоса в улицах Нью-Йорка. Его лицо оставалось спокойным и безразличным, как будто ничто не могло сотрясти его решимость и безупречный контроль.

«Сейчас не время отвлекаться. Меня ищут по всему городу, так что не стоит останавливаться на месте», – подумал он, не став зацикливаться на других мыслях.

Проходя через узкие и малолюдные улочки города, парень ощущал, как его напряжение постепенно спадает. Он был настороже, но при этом не допускал, чтобы что-то отвлекло его от цели. Его шаги стали более уверенными, когда он вновь сосредоточился на своих мыслях и задачах, игнорируя все остальные звуки и события, что могли происходить вокруг него.

«Надо забраться на крыши. Там меня будет сложнее обнаружить», – предположил он и, воспользовавшись причудой, сделал несколько высоких прыжков, благодаря которым ему удалось достичь желаемого места.

Син преодолел последний участок пути и оказался на крыше, обзор с которого открывался на узкие и малолюдные улочки, медленно теряющиеся в далеком горизонте. Он остановился, чтобы немного передохнуть, но его внимание оставалось напряженным. Он пристально наблюдал за окружающим пространством, будто всё его существо было нацелено на выживание и уклонение от любой угрозы.

Он подошел к краю крыши и остановился, обнажая перед собой безжалостную высоту. Ветер ласково играл с длинными волосами парня, а пульс его учащенно бился в такт шуму города. В его глазах отражалось отрешенное решимость, невероятная уверенность в своей силе и способности контролировать ситуацию.

– Не помешаю? – раздался голос из-за спины Сина, из-за чего последний резко обернулся.

В этот же момент его глаза расширились, когда он увидел, кто стоял в десятке метров от него. Син никак не ожидал увидеть этого человека прямо сейчас, и он вряд ли рад этой встрече. В добавок, светящиеся красные линзы маски чумного доктора не казались ему мирно настроенными и дружелюбными.

– Что ты здесь делаешь? – тут же задал вопрос Айкава, встав в подобие боевой стойки.

– Искал тебя, – не стал скрывать собеседник.

– Зачем?

В ответ на это парень немного приблизился к Сину, выйдя на свет, и остановился через несколько мгновений, после чего театрально поклонился.

– Моё имя – Джек Потрошитель, – зачем-то представился он, хотя Син и так знал его имя, как и его деятельность, – И я пришёл убить тебя, Син Айкава.