Текст книги "Сценарист (СИ)"
Автор книги: Син Айкава
сообщить о нарушении
Текущая страница: 112 (всего у книги 158 страниц)
Глава 53. Грустное веселье.
Прошёл месяц.
Пожалуй, это было самое ужасное время в моей жизни. Никогда я ещё не чувствовал себя настолько слабым и беспомощным. Казалось, что после той схватки с Потрошителем не может быть хуже, но, увы, как оказалось, всё же может. И нет, я не жалуюсь на Дженсена, на его помощь, на его частые разговоры со мной и наше времяпровождение вместе – всё это было достаточно круто, интересно, захватывающе и даже весело. Скорее, я жалуюсь на самого себя. Вернее, на то, кем или чем я стал за последнее время.
Я мог бы сказать, что чувствовал себя инвалидом, но это было бы очевидным оскорблением в сторону этой группы людей, ведь я был в наиболее худшем положении, в более жалком и никчёмном. Если бы не Дженсен, думаю, я бы сгинул. Меня уже давно не держит этот мир. Раньше я был весёлым пареньком, который во всём старался найти что-то хорошее, что-то смешное, старался часто шутить и улыбаться, но всё это закончилось в ту ночь, когда я убил Всемогущего. Быть может, это событие сильно повлияло на мою жизнь, сильно изменило её, но, скорее всего, я просто стал жертвой своих же амбиций. Долгое время мне казалось истиной, что я – сильный и умный парень, который способен победить любого, который способен перехитрить даже самого умного человека на Земле, но… я сильно ошибался. Переоценив свои возможности, я позволил этому миру сожрать себя, позволил ему спустить себя в его пищеварительную систему, где меня ждали самые ужасные и самые сильные оппоненты в моей жизни: жестокость, рациональность и, в конце концов, очевидные поражения. Одно за другим. Не всегда они были физическими – меня очень часто побеждали ментально, хоть мне и удавалось побеждать в схватках за жизнь. Столько раз я выживал и… ради чего?
Я не знаю. За месяц мне не удалось найти что-нибудь, что позволило бы мне схватиться за жизнь мёртвой хваткой. Но почему же я продолжаю сражаться за неё? Почему во мне всё ещё есть желание жить? Ответа на это я тоже не знаю. Всё это… слишком сложно для меня. В экспериментальном комплексе нас не учили бороться с такими ментальными проблемами, ведь наши надзиратели считали их жалкими, и это ужасное недоразумение передалось и мне.
Долгое время я наивно полагал, что являюсь особенным – всё из-за того, что надо мной в детстве проводили эксперименты. Это подарило мне иллюзию того, что я способен на всё, способен даже на невозможное, но как же сильно я ошибался! Полагая, что я действительно особенный, я совершил кучу непоправимых ошибок, которые испортили не только мою жизнь, но и жизни других людей, многих из которых я даже не знаю. Считая себя выше других, я полагал, что имею право распоряжаться чужими жизнями, и я играл ими в своеобразном казино, и всякий раз лишался их. Сколько же людей погибло из-за моей глупости и наивности? Тысячи, если не десятки. И ради чего? Ради моей мести, о которой иногда забываю? Ради мести людям, что игрались нашими судьбами и жизнями? И во что это вылилось?
Я стал тем, кого так сильно презирал. Теперь я не лучше тех, кого хотел убить, кому хотел отомстить. Теперь между нами нет никаких видимых отличий. Браво, Син! Ты стал самым настоящим монстром.
В мою голову всё никак не приходит мысль, что мне стоит делать дальше. По моей вине погибло много невинных и, вероятно, погибнет ещё больше в будущем, если я продолжу свой путь. Самым правильным решением, я полагаю, будет закончить всё это, пока не стало слишком поздно. Да, это не то, чего бы мне действительно хотелось, но так будет лучше. На моих руках уже слишком много крови. Если я продолжу следовать выбранному пути, на них её будет ещё больше. Так больше не может продолжаться. Пора… покончить с этим.
– Собираешься умереть? Как жалко, – произнесла моя тёмная сущность, которой, судя по всему, не совсем нравилось моё решение.
За последний месяц этот голос стал слышаться мне намного чаще. Я вообще не припомню, чтобы слышал его когда-то раньше. Вероятно, он является моей своеобразной психической травмой, которую я получил после разгрома от Клауса. Когда-нибудь у меня должна была появиться подобная шизофрения, и я полагаю, что тот момент стал достойным катализатором для её возникновения в моём разуме.
Иногда эта тёмная сущность говорила здравые и логичные вещи, но все остальные её слова были настоящим бредом. Такое чувство, будто бы она намеренно издевалась надо мной, намеренно пыталась сломать меня ещё больше, чтобы подчинить себе. Трудно было игнорировать её голос, особенно когда его невозможно заглушить или же закрыть уши, чтобы его не слышать. Успокаивающие таблетки тоже не помогали избавиться от этой болезни, так что приходилось просто терпеть, надеясь, что когда-нибудь это явление исчезнет само. Маловероятно, конечно, что такое могло случиться, но вера вещь такая – она умирает самой последней.
– Мы столько прошли вместе! Столько всего увидели! Со столькими людьми познакомились! И сейчас ты хочешь отказаться от пути, на котором всё это произошло? Совсем головой перестал думать?
Когда-то Карл Густав Юнг писал о такой интересной вещи, как «тень». «Тень» в психологии – это архетипический образ, который представляет собой ту сторону личности, которую мы обычно подавляем или отрицаем. Она состоит из аспектов нашего «я», которые мы не признаём или не хотим признавать, потому что они не соответствуют тому образу, который мы стремимся представлять в обществе.
Тень обычно содержит наши скрытые желания, страхи, агрессию и другие аспекты, которые мы стараемся держать под контролем. Когда мы отвергаем эти части себя, они не исчезают, а наоборот, могут проявиться в неожиданных и даже деструктивных формах, вроде голоса, который ты слышишь. Это проявление тени может произойти в виде внутренних конфликтов, беспокойства, чувства беспомощности или даже чувства собственной неполноценности.
Вероятно, тот голос, что я стал слышать, и тот образ, что я стал видеть, являются той самой тенью, о котором и писал Юнг. Та схватка сильно повлияла на моё восприятие этого мира и на мою психику, в результате чего, я полагаю, моё сознание раскололось на две части: ту, что до сих пор храбра, сильна, дерзка и наивна, и ту, что сломлена, подавлена и практически уничтожена. Голос неоднократно говорил мне, что всё это время мы работали с ним вместе, так что это явление вполне может быть моей тенью, ведь после той ночи я перестал быть тем, кем являлся.
Но действительно ли я перестал быть собой именно после той ночи? Я уже давно начал меняться. Разгром от Потрошителя же стал неким итогом моих изменений, и теперь мне предстояло понять, что делать дальше. Выбор был уже сделан, но что-то внутри меня до сих пор отказывалось соглашаться с этим. Вторая часть моей личности всё ещё желала продолжать быть настоящим и жестоким злодеем, которому абсолютно всё равно на невинных, на их судьбы и их жизни. Я же… уже не могу быть таким – у меня практически не осталось сил на это.
– Затягивай петлю туже, амиго, но это явно не то, чего ты на самом деле хочешь, – продолжал твердить голос. – Ты выше и сильнее этого. Тебе просто нужно выбросить ненужные и наивные мысли из своей головы.
– Не слушай его, – решил заявить о себе второй голос, что принадлежал ребёнку. Сказано это было очень неуверенно и тихо.
– Почему он всё ещё здесь? – недоумевала «тень». – Почему ты ещё не прогнал это недоразумение из своей головы? Хочешь быть слабым? Никчёмным? Перестань равняться на дерьмо! Избавься от ребёнка и прими мою сторону! Мы с тобой дойдём до конца!
Цель ребёнка мне была неясна. Нельзя было сказать наверняка, что он хотел мне помочь, но также нельзя было сказать, что он не пытался это сделать. Эта сущность… вела себя очень странно. Если про одного можно было думать, что он является обыкновенной тенью меня прошлого, то про этого ничего не было известно. Этот «ребёнок» постоянно старался перечить «тени», но делал это так, словно не был уверен в своих силах, в своих возможностях и в силе собственного убеждения. Но почему-то… я чувствовал, что знаю и понимаю эту частичку добра, что отказывалась сдаваться. Сколько бы «тень» не прогоняла его, он всегда возвращался, продолжая бороться. Он больше не улыбался, но и не плакал.
Похоже, у меня очень сильная травма головы, раз я так спокойно обсуждаю голоса в собственной голове. За месяц эти явления стали для меня обыденными вещами, но я уверен, что этого вовсе не должно быть внутри моего разума. Либо у меня серьёзная травма мозга, что способствует возникновению в моей голове иллюзий, либо же за этим кроется что-то, о чём я пока не догадываюсь.
– Нужно продолжать идти по нашему пути, Син! – говорила «тень» громче обычного. – Мы не можем позволить себе сдаться!
В этих словах было мало смысла. На что я был способен в таком состоянии? Цикада был мёртв, а ведь на него была сделана основная ставка. Я всей душой верил, что он поможет мне найти тех, ради кого мне пришлось пойти на такие огромные жертвы, но… теперь его нет, и у меня тоже ничего нет. Мне даже было не от чего отталкиваться.
Тупик.
– Ты почти добрался до нужной тебе цели. Просто протяни руку – и она твоя! – утверждала «тень».
Этой сущности явно было известно больше, чем мне. Её уверенность была мне непонятна, ведь как можно говорить о таком без каких-либо доказательств? Скорее всего, моё внутреннее «я» просто хотело меня заставить двигаться вперёд, даже если это не будет иметь какого-либо смысла. Защитная реакция мозга? Очень на неё похоже.
Вскоре тёмная сущность затихла. Это означало, что я скоро пробужусь ото сна. «Тень» всегда покидала мой разум незадолго до того, как я проснусь, так что нужно быть готовым, что тьма перед моими глазами скоро рассеется. Правда… пробуждаться не хотелось. Осознание того, что всё это время я был наивным глупцом, по вине которого случились ужасные вещи, сильно било по мне, и внезапная смерть бы точно смогла решить эту проблему. Вернее, мне от этого бы стало хоть немного легче, ведь мёртвым не нужно думать о том, что происходит в мире живых.
Но, увы, всякий раз, когда я желаю не проснуться, я всё же просыпаюсь. Так будет и в этот раз, так что… пора готовиться.
– Ты справишься, – подбадривал меня детский голос. – Не сдавайся!
Ребёнок же не покидал мой разум вплоть до моего пробуждения. Это было очень странно и чертовски мило. Эта сущность, казалось, переживала за меня, переживала за мою судьбу и за будущее. Я не мог заметить у неё злых намерений, в отличии от той же «тени», в словах которых проскальзывала злая и эгоистичная мысль. Было очевидно, что ей было очень нужно, чтобы я вернулся в своё прежнее состояние, но вот для чего – неясно. Ребёнок же… был ребёнком – с чистым сердцем и без злого умысла. Ему мне действительно хотелось верить, хоть он мне ничего и не обещал.
– Не дай ему победить.
* * *
– Слушай, давно хотел у тебя спросить, – в очередной раз решил сменить тему разговора Дженсен, идя рядом с Сином. – Как у тебя получилось так хорошо выучить английский? Учитывая то, что ты являешься японцем, отсутствие какого-либо акцента кажется очень странным и даже невозможным.
Айкава же тяжело вздохнул, поправляя медицинскую маску чёрного цвета на своём лице. В данный момент они шли по оживлённой улице, и ему не очень хотелось, чтобы кто-то из этой толпы людей узнал его. Он применил максимум маскировки, на которую только был способен: вышеупомянутая маска, скрывающая нижнюю половину лица, белая кепка, что скрывала небольшую часть головы и лба подростка, почти полностью закрытая одежда, состоящая из красной куртки, под которой виднелась чёрная толстовка без рисунков, спортивных штанов тёмного цвета и такого же цвета кеды. Конечно, костюм был не из лучших, но, по крайней мере, по нему людям вряд ли сразу придёт в голову, что тот, кто в него был одет, является самым разыскиваемым злодеем последнего времени.
Дженсен же вообще не волновался насчёт своего внешнего вида: открытое лицо, самая обычная одежда чёрного и зелёного оттенков и спортивная сумка на плече, в которой могло находиться всё, что только душе угодно. Вид мужчины очень злил подростка, ведь из-за него их могли быстро вычислить. Син сомневался, что лицо его взрослого друга не знает большая часть города, ибо они вдвоём скрывались от героев и полиции в тот день, когда ими же была убита Звезда и Полоса, и этот факт очень напрягал длинноволосого парня.
Тем не менее никто не торопился кричать, звать героев и полицию или же вступать в бой при виде бывшего солдата, что давало понять, что его портрет не был так сильно распространён, как портрет того же Айкавы, при виде которого все точно сойдут с ума – и это явно не в добром смысле.
Немного обдумав свои слова, парень разомкнул уста и не очень громким тоном начал отвечать своему собеседнику:
– Нас обучали совершенству в языках. Каждый день нас заставляли идеально выговаривать слова иностранного происхождения, и мы получали наказание, если делали что-то неправильно. В добавок, у нас были первоклассные преподаватели, у которых имелись причуды, что помогали внушать нужные знания другим. Полагаю, это в какой-то степени помогло нам изучать языки идеально.
– Вы изучали не только английский и японский? – удивился мужчина.
– Нас заставляли учить самые распространённые в мире языки: английский, китайский, испанский, хинди, арабский, португальский и даже русский, – с лёгкостью перечислил Син. – Всё это было для того, чтобы нас можно было внедрить в любую страну в качестве скрытых агентов и универсальных солдат.
– И ты действительно знаешь все эти языки? – не мог поверить в такое Дженсен, а ведь он тоже являлся своего рода солдатом.
– Некоторые из них успели слегка позабыться мною, но большинство я всё ещё знаю в совершенстве. Полагаю, это помогло мне в этом месте. Если бы у меня изначально был акцент, то это бы вызвало подозрения на самых первых этапах моего появления в этом городе, а это бы, в свою очередь, усложнило мою задачу с получением временного жилья, пополнением провианта и всё в этом роде.
– Но как же твои азиатские черты? Ты можешь обладать идеальным произношением, но при этом внешность всё равно будет выдавать тебя.
– Тут же играет роль моя причуда, – усталым голосом произнёс Син. – Иногда мне приходится слегка корректировать своё лицо при помощи неё, но это не так уж необходимо. По сути, в США очень много иностранцем, и появление ещё одного никого не должно удивлять. Местные уже привыкли к инородным лицам, так что в большинстве своём никто не обращает на меня никакого внимания. Конечно, если они узнают во мне преступника, которого каждый день показывают по ТВ, будет очень плохо, но все настолько устали от подозрений и ужасных происшествий, что… им просто всё равно на прохожих. Они забили себе в голову, что злодеи не будут ходить среди них, и что они появляются только при преступлениях, а такое точно не получится проигнорировать, потому все сохраняют спокойствие и некоторое отчуждение, когда ходят по оживлённым улицам. Да и зачем им волноваться, если такой злодей, как я, например, решит взорвать ещё один район? Они просто не заметят, как их жизни исчезнут, потому никакого страха нет.
Тодд внимательно слушал ответ своего собеседника, и с каждым его словом удивлялся всё больше и больше. Для него, как для бывшего солдата, участвовавшего в настоящей войне, всё сказанное Сином казалось очень сложным, умным и удивительным. Дженсен понимал, что он сам не был способен, например, выучить несколько языков, да ещё и в совершенстве – он то свой родной иногда с трудом вспоминал, а тут ещё и другие, которые в корне отличались от привычного ему.
– Это знание языков, к слову, не раз помогало мне познать чужую культуру и многие её аспекты: мне удавалось смотреть фильмы с оригинальными голосами, слушать иностранную музыку и понимать её, а ещё у меня была возможность общаться с иностранцами на их родном языке, – подросток в это время легко улыбнулся под маской. – Последнее, конечно, начало осуществляться лишь относительно недавно, но вот всё остальное пришло в мою жизнь в детстве, – взгляд его слегка опустился на землю. – Точнее, в то, что от него осталось.
– Но тебе же было примерно шесть лет, когда ты стал жить свободной жизнью. Разве эти года не считаются детством? – вновь проявил свою некомпетентность в разговорах Дженсен.
– Понимаешь, когда твои первые осознанные годы проходят под флагом насилия, убийств, потерь и всей другой жестокости, остальные года, проведённые в свободе, не кажутся такими радостными, весёлыми и цветастыми, какими могли бы быть.
Дальнейший их путь прошёл в абсолютной тишине. Тодд никоим образом не хотел как-то задеть подростка своими вопросами, но у него это получилось, и он чувствовал себя виноватым в этом. Конечно, он понимал, что грусть, тоска и некоторая злоба парня должны рассеяться, когда они достигнут нужного места, но совесть съедала его изнутри, обвиняя в том, что он сделал больно своему собеседнику.
– Куда мы направляемся? – подал голос Син, когда они преодолели ещё один светофор, выходя на другую улицу.
– Скоро увидишь, – заговорил загадками бывший солдат, желая сделать подростку некий сюрприз.
– Меня слегка настораживает эта неизвестность. Ты точно не хочешь прикончить меня? – с иронией в голосе поинтересовался Айкава.
– Я бы мог сделать это в любой момент прошедшего месяца, но не стал. С чего это я должен сделать это именно сейчас?
– Люди бывают крайне странными в своих поступках, Дженсен, так что даже такой возможности исключать я не стану.
– Не доверяешь мне?
– Ты сам пытался весь прошедший месяц вдолбить мне в голову, что никому в этом мире нельзя доверять. Я лишь просто следую твоим урокам.
– Умничаешь?
– У меня просто память хорошая.
На это заявление Дженсен лишь ухмыльнулся, после чего они оба перешли ещё одну дорогу, оказавшись рядом с тем местом, куда, собственно, всё это время они направлялись. Конечную точку знал лишь мужчина, а вот подросток продолжал находиться неведении. Однако, взглянув в сторону и увидев весьма примечательный объект, который можно было разглядеть даже с большого расстояния, Син не мог не задать вопрос:
– Всё это время… мы шли сюда? – слегка растерянно и неуверенно произнёс он.
– Да, это так, – решил больше не скрывать бывший солдат, встав прямо напротив входа в нужное место.
– Но… зачем?
– Зима настала, но снега ещё нет, так что это место всё ещё продолжает работать. Как только наступят настоящие холода, всё здесь позакрывают на зимовку, потому я решил, что было бы неплохо, если бы мы смогли посетить это место до его закрытия, – объяснился мужчина.
– У нас… какие-то планы на парк развлечений?
Мужчина и подросток наблюдали живописный пейзаж, наполненный различными аттракционами и архитектурными композициями. Здесь были яркие аттракционы, сверкающие горки, карусели с яркой подсветкой, множество игровых автоматов и стендов с едой. С весельем и радостью в воздухе, парк кипел жизнью: смех детей, восторженные возгласы посетителей, звуки музыки и звон различных аттракционов сливались в мелодичную симфонию развлечений. Группы людей разного возраста наслаждались атмосферой праздника и веселья. Некоторые бросали вызов гравитации на американских горках, в то время как другие предпочитали просто гулять и наслаждаться атмосферой парка. Аттракционы вращались и поднимались в воздух, освещенные яркими огнями и создавая впечатление праздника и веселья.
– Да, – ответил Дженсен. – У нас определённо есть планы на это место.
– И что же мы будем делать? – всё ещё интересовался Син, не понимая ситуации.
– А что люди предпочитают делать в таких местах? – задал риторический вопрос бывший солдат, выйдя слегка вперёд, после чего повернулся лицом к своему собеседнику, развёл руки в стороны и улыбнулся. – Мы пришли сюда развлекаться, Син!
Казалось, что в этот момент Айкава выпал из этого мира, ведь то, что он услышал от мужчины, было в их ситуации… неразумным, глупым и чертовски опасным.
Но при этом это обещало быть весело.
* * *
Аттракционы явно не входили в планы Айкавы, а уж поездка на американских горках так и вовсе никогда не была в мечтах парня. Тем не менее сегодня он мог мало что сделать с желанием Дженсена, который решил показать подростку, что такое «настоящие развлечения». Он с самого начала был против получения такого опыта, ему не нравилась сама идея развлекаться, пока за ними обоими идёт самая настоящая охота, но бывший солдат был упрям и надоедлив, потому Сину оставалось лишь поднять руки в жесте капитуляции и принять предложение мужчины. Как результат – теперь у подростка дрожали ноги, кружилась голова и появилась новая фобия. Настоящее развлечение – ничего не скажешь!
Лицо Сина под маской приобрело бледные оттенки, а желудок внутри него, казалось, испытывал адские ощущения. Он еле сдерживал себя от рвоты, но позывы тоже не сдавались, становясь всё сильнее и сильнее с каждой минутой. Благо, парень уже стоял на земле, а не сидел в подобии вагонетки, мчась с бешеной скоростью по неустойчивой конструкции. В этот момент подросток понимал, как на самом деле ему важно чувствовать землю под ногами – он всей душой и сердцем влюбился в это ощущение.
«Я знал, что это была плохая идея», – размышлял подросток, с обиженным видом глядя на своего старшего друга, который широко улыбался, смотря куда-то вперёд.
Его мнение о бывшем солдате в корне изменилось. Если раньше Айкава считал его спокойным, понимающим и даже душевным человеком, то сейчас он видел в нём лишь садиста, которому нравится издеваться над другими людьми. Опыт подростка на горках отчётливо показал ему это. Дженсен точно наслаждался его криками во время сей небольшой поездке по грани ада, и теперь Син не мог в полной мере доверять этому человеку.
– Выглядишь хреново, – произнёс Тодд, смотря на бледного парня.
– Ещё бы, – сквозь зубы процедил Син. – Я же говорил тебе, что это плохая идея! Как таким вообще наслаждаться то можно?!
– Не обманывай меня! Я слышал, как ты кричал от удовольствия!
– Я кричал от страха! – с возмущением выкрикнул Айкава, но тут же притих, ибо своими криками он мог привлечь к ним ненужное внимание. – Я не получаю радость и удовольствие от подобных вещей. Что за аттракцион самоубийц?
– То есть, когда ты сражаешься с самым сильным героем страны, осознавая, что можешь лишиться жизни, ты страх не испытываешь, но вот на обычном аттракционе, на котором катаются даже дети, ты испытываешь сильный страх, так? Как это вообще работает?
– Перед подобной битвой ты осознаёшь, что можешь умереть, и ты даже можешь предугадать, как это произойдёт. Здесь же ничего не понятно! Ты хоть чувствовал, как рельсы под нами тряслись? Они же могли рухнуть в любой момент!
– Если бы так произошло, мы бы успели применить свои причуды, дабы уцелеть.
– В такой обстановке у меня бы не получилось придумать что-то нормальное! Единственное, в чём бы я помог себе своей причудой – в скорости отложении кирпичей себе в штаны!
– Как грубо.
– Я просто… чертовски боюсь неизвестности.
Айкава подошёл к ближайшей свободной скамейке и плюхнулся на неё, дабы прийти в себя и перевести дыхание. Ему всё ещё было очень плохо, так что требовалось время, чтобы всё вернулось в норму. Дженсен решил тоже воспользоваться небольшой паузой для передышки, потому через мгновение тоже оказался на этой же скамейке, присев рядом с подростком.
– Ты не очень хорошо контролируешь свою причуду, да? – решил задать интересующий его вопрос Дженсен. – Во время спуска с вершины я заметил, что ты пытался активировать свою причуду, но через две секунды тут же прекращал. Пытался её использоваться в стрессовой ситуации? Или же она сама начала активироваться?
Син медленно протёр глаза одной рукой, а второй помассировал виски, чтобы хоть немного лучше соображать. Ужасные картины аттракциона всё ещё мелькали в его глазах, и избавиться от этого пока было не так уж легко. Тем не менее на вопрос ответить он всё же решился, но слегка в замедленной форме, дабы не провоцировать свой желудок на ещё один рвотный позыв.
– В комплексе нас особо не учили пользоваться причудами. Нас обучали лишь основе, а всё остальное лежало лишь на наших плечах. Больше всего внимания уделялось рукопашному бою, изучению всевозможной информации и непосредственно самим экспериментам. Причуды же мы осваивали в свободной время, но не так уж сильно, ибо после всех обязательных процедур нам не очень-то сильно и хотелось развивать свои способности. Скорее, мы просто хотели от них избавиться, дабы над нами не ставили эксперименты. Но, увы, сделать это мы были не в силах, – с горечью вспоминал подросток. – Нормально изучать свои силы я начал лишь тогда, когда оказался в средней школе. Можно сказать, что весь процесс начинался с нуля, несмотря на то, что раньше я пытался что-то практиковать. Так как у меня не было никаких учителей и наставников, я сам придумывал, как можно использовать мою причуду. И за это время… я не придумал ничего лучше, чем просто копировать разные способности из фильмов или у других героев. Что-то оригинальное придумать у меня получается очень редко, так что я очень часто склоняюсь к трюкам из разных фильмов: создание стрелы, которая управляется свистом, была взята из фильма про знаменитых супергероев из космоса, образ Чистильщика был практически полностью скопирован с двух знаменитых героев разных франшиз, одна из которых стебётся над второй, а синие энергетические кулаки так и вовсе были взяты из аниме допричудной эпохи, – говоря об этом, Айкава легко улыбался. – В общем, ничего оригинального – всё ворованное.
– А в чём проблема придумать что-то своё? – немного не понимал мужчина. – Мне казалось, что ты способен на это.
– Я-то способен на это, но в стрессовых ситуациях мой мозг не очень способен придумать что-то новое. В схватке насмерть в голове возникают лишь знакомые образы, которые я видел раньше, потому ими легче воспользоваться. Если же я пытаюсь создать что-то, что раньше, например, не видел в каком-то фильме, это занимает больше времени и усилий, чем простое копирование. Как-то так.
Мужчина в ответ просто кивнул головой. Такое объяснение хоть и было понятным ему, но всё же большая его часть была для него сложной. Дженсен никогда не был силён в подобном, но при этом ему не очень хотелось выглядеть глупым перед парнем, потому он старательно делал вид, что всё понял, и что в дальнейших пояснениях он точно не нуждается.
– Почему ты боишься неизвестности? – вспомнил бывший солдат случайно обронённую фразу подростка.
– Это… трудно объяснить, – замялся Син, не зная, как ответить. – Мне было намного легче жить, когда я только поступил в UA. Я прекрасно знал, чего можно ожидать, и я был готов к любому повороту событий, ибо все они казались мне весьма предсказуемыми. Потому я вёл себя раскованно, весело и задорно, ибо напрягаться не было смысла. Однако, как только я добрался до важной фазы с убийством двух важных фигур в Японии, я осознал, что моё дальнейшее будущее весьма туманно, и я действительно не знал, что может случиться со мной дальше. Конечно, я понимал, что найду некоторые ответы на Ай-Айленде, но это была не та осведомлённость, которой я обладал ранее. Из-за всей этой неопределённости и неизвестности я начал чувствовать себя… слабым и жалким. Мне было не по себе, когда каждый день я просыпался и понимал, что в любой момент может случиться что-то, что будет идти вразрез с моими планами, и это очень сильно давило на меня. Точнее, это всё давит на меня до сих пор, и я боюсь этого. Да, я действительно боюсь неизвестности, ибо из-за неё я не могу гарантировать себе, что смогу дойти до конца – прямо до своей цели. И знаешь… – подросток опустил взгляд, чтобы мужчина не увидел блеск слабости в его глазах, – это делает всё то, что я уже сделал, бессмысленным. Точнее, оно может сделать это таковым, ибо мне стоит ошибиться всего лишь один раз, чтобы всё сделанное мною пошло коту под хвост. Это… пугает меня.
Бывший солдат мог бы прямо сейчас поддержать парня, сказав ему несколько тёплых и подбадривающих слов, но он знал, что это – бесполезное дело. Они не настолько близки, чтобы Айкава воспрянул от его слов и тут же оживился, потому всё, что он мог сделать в этот момент – положить свою руку на плечо Сина и улыбнуться, когда тот резко посмотрел на его лицо. Хоть это и не было высшим жестом поддержки, что способен изменить всё, но это был своеобразный знак, что страх парня является нормальным явлением. Этого было вполне достаточно.
– Ладно, – оживлённо произнёс Тодд и поднялся на ноги. – У нас впереди ещё куча аттракционов, которые мы обязаны попробовать! И мы не остановимся, пока не сделаем это!
– Ты моей смерти хочешь? – усталым и грустным тоном спросил Айкава.
– Я хочу, чтобы ты улыбнулся, и я сделаю всё, чтобы сегодня эта искренняя улыбка засветилась на твоём лице!
Син был поражен словами Тодда, исходившими оттуда, откуда он их совсем не ожидал. Это было нечто непривычное и странное для него. Внутри его ощущения перемешались: смешение удивления, усталости и какого-то странного внутреннего тепла, неожиданно возникшего в его груди. Он не знал, как правильно реагировать на такие слова. Чувства Айкавы были как бы заморожены, и он почти не мог найти подходящие слова или даже эмоции, чтобы ответить на такой проявленный интерес к его благополучию. Однако, даже если у него было недостаточно чувственных реакций, его сердце как будто тронулось от этого неожиданного желания помочь ему улыбнуться. Это было что-то невероятное для Сина, что-то, что редко когда возникало в его душе – некий момент искреннего заботливого отношения.
– Как скажешь, – наигранно сдался он и поднялся со скамьи, после чего они оба направились исследовать остальные аттракционы.
* * *
Они прошли все круги ада, исследовав каждое место каждого из них: карусель на кругу ужаса, комнату страха на кругу подлости и неожиданности, катапульту на кругу потери сознания и новых рвотных позывов и, наконец, гигантские качели на кругу приближающейся смерти. Дженсен от всего этого испытывал невероятное удовольствие, что было видно по его бодрому виду и улыбке, а вот Син… Ну, с ним вообще всё было плохо: ноги дрожали, желудок пытался переварить самого себя, сердце уже давно собрало чемоданы и готовилось покинуть его тело, глаза искали новые орбиты для посещения, уши отказались слышать и начали видеть, лёгкие потеряли желание выполнять свою функцию, из-за чего подростку приходилось вспоминать, как дышать, и делать это всё вручную – без всякого автоматизма.
