Текст книги "Грим (СИ)"

Автор книги: Рerson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 40 страниц)

Зло вибрировало в воздухе, разрывая завесу миров. Реальность распадалась на куски, обнажая потусторонние слои и опаляя человеческий мир своим дыханием. Лица людей на долю секунду скривились от душевной боли, а затем разгладились. Пока они живы – они слепы.

Но он видел. Сквозь мутную пелену боли, разрывавшую внутренности, он видел, как смещаются слои реальности, забирая новую жизнь. Он слышал. Предсмертный всхлип сорвался с обескровленных губ. Тихий, жалкий, испуганный. Он чувствовал. Еще один адепт бесплотного зла позволил себе решать, у кого отнять жизнь.

Кости деформировались, на руках росла густая черная шерсть. Он оглянулся по сторонам: исполнительница эротического танца (как представили ее гостям) привлекла всеобщее внимание. Согнувшись от боли, он побежал в туалет. Люди теснили его, пьяные голоса что-то кричали. Ничего не видя перед собой, он столкнулся с кем-то, поднял голову вверх и увидел человека с наполовину седой головой.

– Извините, – произнес он сквозь зубы, стараясь не завыть от боли.

– Осторожнее, парень.

Боль прекратилась мгновенно, как и появилась. Еще секунду назад боль разрывала на части, а сейчас жила лишь в памяти уставшего тела. Его продолжало трясти, а к горлу подступала тошнота. Пальцы дрожали и не желали поворачивать железную ручку водопроводного крана. Справившись с шарообразным механизмом, он ополоснул лицо пахнувшей ржавчиной водой и позволил себе оглядеться.

Вместо зеркала над ванной висел портрет красивой блондинки. В уголках затухающего сознания мелькнула мысль, что он видел ее в том черно-белом кино о переодевшихся в женщин мужчинах. На полу были лужи мочи, несколько размокших бычков сигарет, сломанный пластмассовый браслет неопределимого цвета. Стоило обострившемуся обонянию ощутить запах аммиака, как желудок вывернуло наизнанку. Колени подогнулись, и он рухнул в вонючую лужу на полу. Руки не выдержали, и он упал лицом на липкие плиты. Его вырвало снова. Сквозь тупую боль в затылке и звон в ушах раздалось:

– Остолбеней!

Каждую мышцу болезненно парализовало. Отчаянно заслезились глаза из-за невозможности даже моргнуть.

– Неуловимый Грим попался, – проникновенно зашептал голос ему на ухо. Чувственный, сексуальный, он обволакивал сознание цепкой паутиной. – Теперь я твой хозяин.

Забудь!

Сон померк, мерзкая кабинка туалета исчезла во тьме. Аарон ощутил, что падает. В глубину подсознания, в пожирающую бездну.

Свирепый зимний ветер дул в лицо, обжигал холодом. Не было сил противостоять, не было сил уйти.

– Я знаю, кто ты, Грим, – произнес вкрадчивый голос у самого уха. Тот же самый голос, что прежде объявил себя его своим хозяином и приказал забыть…

Дикая боль разлилась по телу. Он умирал.

Но ветру было все равно.

В соседней камере раздался отчаянный захлебывающийся крик. Аарон вскочил с кровати, застыв с вытянутой в странном жесте рукой.

– Какая сволочь орет в час ночи? – раздался голос охранника.

– Да ложись, парень, – произнес Фрэнк. – Здесь редко выпадает спокойная ночь.

Радж в противоположном углу камеры грязно выругался и отвернулся к стенке, Фрэнк последовал его примеру. Через минуту они дружно храпели. Аарон перевернулся к стенке, накрыл голову подушкой, чтобы не слышать стоны избиваемого охранником заключенного.

Сон-воспоминание всколыхнул в его душе волну липкого ужаса. Сделав глубокий вдох, Аарон попытался успокоиться и подавить закравшийся в душу страх. Внезапно вспыхнувшая мысль заставила его ладонь прижаться к грудной клетке.

Его сердце не билось: ни единой слабой пульсации в грудной клетке, ни громкого стука в ушах живого трепещущего от ужаса сердца. В окружающей темноте Аарон переставал понимать: обливается ли он потом в тюремной камере или задыхается от жары в собственному гробу. Он боялся поднять руку и ощутить грубую шероховатую поверхность сколоченных досок. Темнота душила его, растворив в себе мир живых и его самого.

«Ничего не бойся. Я буду рядом», – прошелестел смутно знакомый ласковый голос и подарил Аарону краткие часы безмятежного сна.

Мощный пинок сотряс кровать, затем еще один.

– Вставай, парень, охрана не будет ждать, пока ты соизволишь оторвать задницу от покрывала! – грубовато поприветствовал его Фрэнк.

– Ты выглядишь странным. Радостным, – уточнил Аарон.

– Сегодня день душа! Ты второй день за решеткой и не понимаешь пока, каково терпеть собственную вонь три недели, а зимой и несколько месяцев.

– Сколько же лет ты провел в Сабаньенте? – Аарон сел на кровати и сморщился, увидев Раджа, который мочился в углу.

– Не твое дело, – внезапно Фрэнк схватил его за руку. – Такой шрам остается, если режешь себе вены. Поэтому у тебя седая прядь в волосах?

Радж повернулся к ним и сощурил глаза, глядя на Аарона.

– А я гадал, чего ты поседел в таком юном возрасте. Смерть гоняется за тобой, парень. Но Сабаньента – одна из лучших ее приспешниц.

– Не хорони меня раньше времени, Радж.

За завтраком Фрэнк исподтишка наблюдал за Аароном, отмечал мельчайшие детали: как он подносил ложку ко рту, каким эффектным движением вытирал губы куском рваной салфетки. Подобным манерам не учат в простых рабочих семьях, где главное не попасть ложкой мимо рта. Но где рождаются люди, не знающие, что такое заправка и Голливуд, не слышащие за всю жизнь имени Шерлока Холмса? Прибавить к этому странное поведение, когда Аарон щелкал по носу обнаженную модель на фотографии, словно ждал, что она пошевелится, вопросы по поводу странной дудки у охранников за поясом. У Фрэнка складывалось безумное пугающее ощущение, что Аарон – пришелец с другой планеты.

«Да и как такой худой сопляк мог убить троих высокопоставленных ублюдков?»

В раздевалке душа его мнение немного изменилось. За тюремной робой Аарон скрывал худое, но мускулистое тело. Глядя на его руки, Фрэнк подумал, что ими легко можно задушить человека, и внутренне содрогнулся, представив их сомкнувшимися на своей шее. Стараясь избавиться от навязшего изображения в мозгу собственного мертвого тела, Фрэнк зашел в общий душ и схватил первый попавшийся кусок мыла, отлично зная, что их никогда не хватает на всех. Позади себя он услышал обычную болтовню Раджа по поводу необычной татуировки Аарона и размышления о многочасовой боли, без которой невозможно создание сложного большого рисунка. Аарон раздраженно ответил, что ничего не помнит.

Фрэнк усмехнулся про себя. Бесконечная болтовня Раджа могла довести до белого каления самого спокойного человека. Он сам долго привыкал к неугомонному характеру индийца, но и сейчас бывало не преминул воспользоваться увесистой затрещиной, чтобы умерить любопытство Раджа. Существовали мысли, воспоминания, которыми не делятся с окружающими, что Радж не всегда понимал.

Внимание Фрэнка привлек заинтересованный взгляд Оскара, известного насильственным привлечением к однополой любви привлекательных новичков. Фрэнк чертыхнулся про себя и поставил мысленную галочку рассказать Аарону про опасность со стороны одного из «голубков». Он не понимал, почему так печется о незнакомом парне и почему его не покидает ощущение, что от Аарона зависит его будущее.

Во время обязательной прогулки под жалящим полуденным солнцем Фрэнк посоветовал парню держаться подальше от Оскара и его дружков. На что Аарон ответил, что не отказался бы от послеобеденной сиесты в тени манговых деревьев, растущих во дворе его дома.

– Не питай иллюзий, парень, – грубовато сказал ему Фрэнк, раздраженный, что Аарон проигнорировал его здравое предупреждение. – Оставшиеся дни ты будешь прятаться от изнывающей жары в тени тюремных построек или от Оскара и его «милой» компании.

Аарон улыбнулся ему и прикрыл глаза, болевшие от слепящих лучей золотисто-огненного солнца. Несмотря на предупреждение сокамерников и косые взгляды охраны и других заключенных, он почему-то был уверен, что время его смерти не наступит с приездом начальника тюрьмы. И одна эта дерзкая надежда согревала его странное сердце.

За недолгие часы сегодняшнего дня он узнал о себе несколько новых фактов: небьющееся сердце, наличие татуировки на спине с непонятным значением, шрамы на запястье, оставшиеся после неудавшейся попытки совершить самоубийство, седая прядь, которая стала во много раз заметнее после мытья головы.

«Да кто же я такой?» – горько размышлял Аарон.

Он прокручивал в голове образы из сегодняшних снов, так и не решив, были ли они воспоминаниями из прошлого или нелепыми картинками, созданными уставшим мозгом. Что означают странные команды «остолбеней» и «забудь», шерсть на его руках?

Фрэнк считал, что Аарон не от мира сего, Радж называл его экзорцистом или сектантом, после того как увидел татуировку, остальные заключенные видели в нем убийцу, необычно жестокого для своего возраста.

Аарон не соглашался ни с одной из сторон, но и возразить не мог. Он знал о себе, что немногословен, терпеть не может морковный суп, подаваемый в тюремной столовой трижды в неделю, и обладает незаурядными навыками этикета за столом. Но главное, он понимал, что мир, в котором сейчас находился, абсолютно чуждый для него. Не было в существующем хаотичном порядке места для Аарона Фишера, потому что даже имя не подходило ему.

– Если с той девчонкой не получится, захочешь еще раз увидеться, приходи, – официантка, женщина лет тридцати с размазанной губной помадой на губах, смачно поцеловала его в губы и сунула в карман салфетку с написанным адресом.

– С какой девчонкой?

– Именем которой ты меня называл, – официантка подмигнула и скрылась в одной из комнат для персонала.

Эйфория, вызванная бутылкой виски и хорошим сексом, испарилась. Он вернулся к своему столу. Аарон улыбнулся ему и протянул стакан.

– Хороша? – деловито попыхивая сигарой, спросил Аарон.

– Да, – лаконично ответил он, делая один большой глоток.

– Тогда и я счастья попытаю.

– Давай, – произнес он, наливая себе новую порцию.

Аарон потушил о стол сигарету и нетвердой походкой отправился в сторону официанток.

– Эй, Аарон! – крикнул он, увидев, как из кармана у друга вывалилась какая-то бумажка. – У тебя из кармана…

Но Аарон его не слышал, скрывшись в веселящейся толпе. Мальчишник был в разгаре.

– Мерлин его подери, – произнес вслух он. – Что мне делать с этой магловской штукой?

Он повертел в руках маленькую пластиковую карточку, которая называлась «Водительское удостоверение», и сунул ее в карман.

Паршивый подпольный бар, дрянное пиво и закуски, официантки, спокойно терпящие увесистые хлопки ниже спины или липкие ладони подвыпивших клиентов, стали наводить на него тоску. Виски не спасало. И несколько приятных минут, проведенных с одной из таких официанток в кладовой, не изменили его мнение. Этот подпольный бар пользовался большой популярностью среди мужской половины жителей Вэст-Оринджа. Здесь можно было отдохнуть от собственных жен, пропагандирующих благопристойность, граничащую с полным воздержанием от простых человеческих утех; найти девушку на одну ночь или насладиться созерцанием запретных танцев; либо надраться до невменяемого состояния, благо широкий ассортимент бара давал возможность развернуться.

Для него же знаменитый в особых кругах бар был обыкновенной забегаловкой. Одной из худших, где ему доводилось бывать.

– Аарон! Аарон!

Он почувствовал, как воспоминание тает, растворяясь в зыбкой дымке горячего воздуха. Солнце слепило глаза, а голова была странно тяжелой.

– Ты сознание потерял? – спросил Радж, встряхнув его за плечи.

– Идем в тень, а не то впридачу к амнезии я получу солнечный удар.

На ужине Аарон мужественно заставил себя проглотить слипшиеся вчерашние макароны и котлету с привкусом резины, уговаривая бунтующий желудок, что ненавистный морковный суп во стократ неприятнее. После вечерней кормежки («ужином» назвать язык не поворачивался) они вернулись в раскаленную за день камеру. Солнечные лучи проникали сквозь маленькое зарешеченное окно, играли бликами на серых простынях, обклеенных старыми газетными вырезками стенах, ведре, использующемся для телесных нужд.

Фрэнк лежал на верхнем ярусе кровати и лениво листал затертый журнал с обнаженными женщинами, Радж, устроившись на единственном табурете, разговаривал с Аароном, точнее, говорил он, а собеседник вставлял иногда незначительные междометия.

– Аарон, ты меня слушаешь?

– Слушаю. Ты рассказывал про непостижимый трюк того актера в фильме, так это слово произносится?

– Нет, я рассказывал тебе про свою сестру, которая осталась с родителями и не вышла замуж…

– А где живут твои родители, Радж?

– В деревне Сургуджа центрального штата Чхаттисгарх.

– Я вряд ли запомню, – усмехнулся Аарон. – Они знают, что ты в тюрьме?

– Нет, конечно. Иначе мама бы уже скончалась от горя, а отец повесился из-за позора, который я навлек на нашу семью. Он всегда предупреждал, что открытое выражение политических взглядов не доведет меня до добра. Старшие мудрее нас.

– Как же тебя занесло так далеко от родины?

– Ветром любви, – нараспев произнес Радж, но продолжать тему не стал.

– А я думал, в Сабаньенту сажают лишь убийц.

– Для меня сделали исключение, – тихо проговорил Радж. Его обычная словоохотливость пропала вместе с добродушной улыбкой. – Но на самом деле, сюда ссылают всех «неугодных».

– Что это означает?

Радж выругался и забрался на свою полку.

– Я спросил что-то не то?

– Ты сказал достаточно, – ответил ему Фрэнк. – Не трогай его. Для него больная тема – собственный арест и заключение. Для каждого из нас. Лучше посмотри, какие девочки! Они стоили той непомерной платы, что затребовал Аркас. Черт с два я уже забыл, как выглядят настоящие женщины, каково ощущать их под… Эх… Ты, наверное, еще недавно кувыркался с какой-нибудь кралей в богом забытом мотеле на краю света. Как я когда-то…

– Ничего он не помнит, дурья твоя башка! – заметил Радж, не забывая внимательно прислушиваться к каждому их слову.

– С официанткой в кладовой, – вдруг произнес Аарон.

Радж удивленно и одновременно завистливо присвистнул.

– Мать родную не помнит, но случайный перепихон не забыл.

Фрэнк и Радж дружно загоготали.

– Да ну вас, – обиженно произнес Аарон, отвернулся к стенке и притворился спящим.

Сокамерникам скоро наскучило обсуждать причуды его памяти, и они заговорили о новом надзирателе. Под однообразные звуки их голосов Аарон не заметил, как погрузился в сон, а значит, в дебри своего прошлого.

– Ты почему такой хмурый? – он почувствовал, как на плечи легли чьи-то тяжелый руки. – Сейчас оторвемся на мальчишнике! Мы приготовили для Хью такой подарок! Лучшая стриптизерша Хьюстона приехала.

– Я счастлив, Аарон.

– Твоя кислая мина на меня тоску навевает. С сестрой разругался сильно?

– Откуда знаешь?

– Вы постоянно ссоритесь. Не надо быть пророком, чтобы догадаться. Но девушка она хорошая, ты не против, если я за ней приударю на свадьбе? Что за дикий взгляд! Всегда знал, что тяжело, когда у красивой девушки такие братья, как ты. Если всех так будешь распугивать, она ж в девках засидится.

– Это не твоя забота.

– Ты посмотри на Хью! Сюрприз ему явно понравился. Последняя ночь холостяком, как-никак.

– Видела б его Анабель. Но это Мерлин не приведи, – добавил он тихо, сделал глоток из кружки и поперхнулся. – Что за дрянь здесь называют пивом?

– Нормальное пиво, – пожал плечами Аарон, наблюдая за каждым движением танцовщицы. – Не нравится – закажи виски. Здесь оно лучшее во всей округе, спроси любого – он подтвердит.

Он поймал заинтересованный взгляд пухленькой официантки и жестом позвал ее. Виски оказалось отменное. Жгучая жидкость разливалась по телу горячей хмельной волной. Аарон усердно подливал ему в стакан, провозглашал тосты, комментировал происходящее. Голоса, музыка слились в единый шум, от сигаретного дыма слезились глаза, официантка улыбалась маняще и многозначительно – пьянящее забытье раскрыло свои объятия.

Хмельной поцелуй, мягкое податливое тело, блестящие от желания глаза. Он оказался в темном узком помещении, заваленном картонными коробками.

– Подожди, резинку забыл… Без этого никак.

– Что за «резинка»?

– С какой ты планеты? – рассмеялась официантка.

А потом он просто позволил собственному сознанию раствориться в ощущениях…

Сигнал к подъему разбудил Аарона. Фрэнк хмуро глядел на него с соседней койки, будто хотел что-то сказать, но не решался. Резкий прерывистый крик отвлек его внимание. Охранники суетились и не спешили вести заключенных на завтрак.

– Кто-то покончил с собой, – предположил Радж, прижавшись к решетке и пытаясь разглядеть, что творится снаружи.

– Тогда можно еще поспать. Пока не уберут, нас не выпустят, – грубовато добавил он и снова забрался в кровать.

– Здесь самоубийства – обычное дело, – сообщил Радж, последовав примеру Фрэнка.

Аарон стоял лицом к фасаду главного здания Сабаньенты – монументальному сооружению из гигантских грязно-серых каменных блоков с редкими темными квадратами окошек. Воплощение нерушимости: ничто и никто не сломит ее. Тот молодой парень, тело которого сейчас закапывали на просторном заднем дворе, не выдержал ее подавляющей мощи. Сабаньента выплюнула его из своего прожорливого чрева подобно обычному мусору.

«Подобно мусору она выплюнет и меня».

И его тело будет покоиться на заднем дворе рядом с сотнями других. Благо, места еще много.

Но он ведь даже знал, виновен ли. Аарон чувствовал себя втянутым в чудовищную игру, правил которой не понимал. Единственной целью было выжить. Память подкидывала подсказки в виде обрывочных воспоминаний, которые пока не складывались в единую картину.

Прислушавшись к себе, Аарон попытался понять, способен ли на убийство. И внутренний голос ответил ему.

Он был виновен.

Один из надзирателей за арестантами, проходивший мимо Аарона, уставился на него и провел двумя пальцами по шее. На некрасивом лице расплылась широкая улыбка.

– Я скормлю твои внутренности псам, – вкрадчиво заверил он с сильным испанским акцентом. – А пока можешь, наслаждайся свежим воздухом.

Надзиратель сильно потел, и Аарон с каким-то отстраненным отвращением наблюдал, как капли пота стекали по его вискам, с носа, скапливались блестящим отблеском над верхней губой. За ним в отдалении маячили испуганные лица Фрэнка и Раджа, которые мысленно приказывали Аарону держать язык за зубами. Едва ли он их слышал.

– Тогда попрошу удалиться от меня как можно дальше, потому что запах вашего немытого тела мешает мне наслаждаться свежим воздухом.

На крысином лице отразилось непонимание, удивление и злость. В установившейся тишине удар кулака о челюсть арестанта прозвучал неожиданно звонко.

Аарон лежал на земле, ощущая, как рот наполняется кровью. Охранник несколько раз пнул его ногами в живот, не давая подняться. Неожиданно яркая мысль вспыхнула в сознании Аарона: это уже происходило. Но в прошлый раз вместо удушающей жары был проливной злой дождь.

Где-то вблизи раздался лай собак, и Аарон увидел бегущих к нему охранников и собак, вырвавшихся с поводков. Четвероногие твари окружили его и грозно, захлебываясь, залаяли на своих хозяев.

– Чего уставились? Стреляйте по чертовым псам, только в Фишера не попадите! – раздался приказ обезумевшего от ярости надзирателя.

– Не надо! – произнес Аарон. Он наклонился к одной из собак и, глядя в блестящие умные глаза животного, мысленно попросил их оставить его. – Я справлюсь, бой.

Псы моментально успокоились и побежали обратно, минуя остолбеневшую охрану.

– Колдун, – произнес кто-то из заключенных. И его тихие слова волной разнеслись в толпе грязных арестантов.

– В карцер! – огласил надзиратель. – А прежде разъясните ублюдку, что охранников надо уважать.

В карцере не было ничего, кроме голых стен, по которым стекала зловонная жижа из прогнивших труб, и ржавого ведра для естественных нужд. Аарон лежал, распластавшись на полу, так, как его оставила охрана. Они били умело, не сломав ни единой кости, но превратив тело в сгусток болезненных ощущений. Холодные влажные камни заглушали боль, поэтому Аарон не спешил подниматься. Он впал в тревожное болезненное забытье. Что-то темное вырывалось из-за тонкой стены в подсознании, скрывающей воспоминания прошлой жизни.

В сгущающихся сумерках белый песок блестел серебром, фиолетовые силуэты пальм с растрепанными листьями выделялись на фоне закатного неба, а море блестело красноватыми бликами заходящего солнца.

– Ты не хочешь мне ничего объяснить? – девушка с растрепанными каштановыми волосами выглядела сильно разозленной. Щеки горели ярким румянцем, в красивых глазах вспыхивали искорки ярости. И даже ее желтое платье трепетало от ветра как-то сердито.

– Нет.

Он чувствовал ласковое прикосновение нагревшегося за день песка к голым ступням. Но сегодня оно не успокаивало, как и шум волн вечного безразличного моря. Злость душила его, ярость разносилась по телу вместе с кровью, а желание туманило голову.

– Не хочешь или не можешь?

– И то и другое. Сейчас ты ненавидишь меня, а после рассказа испытаешь отвращение. Мне не хочется этого.

– Черт с два! Ты не можешь колдовать, но когда рядом убивают девушку, первый узнаешь об убийстве и едва не обращаешься в Грима на глазах у десятка гостей. Если б тебе не удалось обуздать внутреннего зверя, сюда бы точно явилась команда стирателей памяти. Я даже думать не хочу, что бы мы врали им!

Но ко всему прочему, ты говоришь об отлетевшей душе и теряешь все силы. Что, по-твоему, я должна думать? Бояться убийцу или тебя?

– Тебе давно надо меня бояться. Все эти месяцы я мог в любой момент убить тебя, учеников Хогвартса, любого в этом мире! Ты не представляешь, кто я! – он почти кричал. – Ты была со мной в каждой передряге. Ты вообще понимала, как рисковала? Или ты совсем не думала, пускаясь в поиски с сомнительным незнакомцем? После смерти Анабель, демонов, почему ты не ушла? Не понимала, что опасно искать со мной мифический Орден? Да я не спал ночами, когда тебя ранили! Тысячу раз проклял, что позвал тебя за собой в Тарбет!

– Признаю, я была глупа, связавшись с тобой! Но я тебе верила. А теперь узнаю, что была обузой, ненужным грузом. Почему я осталась? Может, потому, что влюбилась, как глупая дурочка? Еще неосознанно, запутавшись в собственных чувствах, я боялась позволить тебе навсегда исчезнуть!

Она ничего не поняла. Не услышала в гневных фразах крик его разбитого сердца.

– Ты влюбилась не в меня, в него. В образ, который ты создала в собственной голове. Загадочный незнакомец, обладающий способностями, неподвластными ни одному из волшебников, спасающий людей. Я – другой! У меня куча недостатков, страхов. Но я – живой! Из плоти и крови. Не выдуманный образ! Но меня самого, без Грима, ты не полюбишь…

Скрип открывающейся двери заставил его очнуться. Тонкая полоска света скользнула по каменным плитам пола, по грязным волосам. Перед глазами Аарон мелькнули тяжелые военные ботинки с засохшей грязью на подошве.

– Живой? – бесстрастно поинтересовался голос. – Я принес стаканы воды, на большее можешь не рассчитывать. Лучше б тебе не лежать на полу, подхватишь какую-нибудь пневмонию, а потом мне головы не сносить, что ты умер раньше положенного. Там тряпье в углу валялось…

– А когда положено? – голос не слушался Аарона, и вопрос прозвучал почти жалостливо.

– Не сегодня, – жестко ответил охранник. – Но мне тебя, парень, не жалко. Ты убийца, а всем убийцам – место на виселице. Я считаю, наши предки сильно погорячились, первыми в мире отменив смертную казнь.

– А то, что вопреки закону в тюрьмах убивают заключенных, тебя не смущает?

– Мое дело – выполнять приказы. А начальству отвечать за высокую смертность в тюрьме, – сказал охранник и запер за собой дверь.

Он ушел, и вместе с ним исчез единственный источник света, проникавший в карцер. Аарон остался лежать на полу в позе эмбриона, пренебрегая советами разговорчивого охранника. Его сознание угасало, но не желало погрузиться в спасающую темноту забвения, подобно затухающей свече оно трепетало и вспыхивало искрами просветления. Он пытался вспомнить лицо девушки, которую, наверное, любил, вспомнить ее голос, имя, ощущения, которые вызывала ее близость… Воспоминания маячили где-то рядом, но каждый раз ускользали в темноту.

Аарон знал лишь то, что в баре он напивался из-за той девушки. Из-за нее ему было так паршиво, из-за ссоры с ней искал забытье в объятиях другой женщины, имя которой не удосужился спросить.

Кем же он был? Что представляла его жизнь? Чем больше подробностей Аарон узнавал, тем больше запутывался. И откровенно сказать: боялся. Последние несколько дней он жил в страхе. Потерянный в незнакомом мире, лишенный всех основ, он оказался заключенным в стенах страшной тюрьмы с приглашением на потеху здешним хозяевам – собственную смерть. Без надежды стать свободным, вспомнить свое имя, жизнь до момента бойни, в которой ему не выжить.

Страх въелся в кожу, подобно грязи и пыли. Он стал частью него. И голоса шептали ему из темноты…

Общая композиция здания была сделана в пышном, но вместе с тем изысканном архитектурном и скульптурном обрамлении, выполненном из тонко подобранных по цвету розоватых пород мрамора, дополняемых позолотой. Холл поражал своим великолепием: полами, устланными дорогими коврами, потолками, отделанными искусно выполненной лепниной, приглушенным светом, создающим поистине мистический эффект.

– Анабель, ты заставила нас ждать! Объясни, почему ты задержалась?

Высокий женский голос заставил девушку по имени Анабель вжать голову в плечи. Ее ярко-зеленые глаза непокорно вспыхнули, она встряхнула длинными темными волосами и натянуто улыбнулась.

– Я встречала своих друзей в аэропорту, – не моргнув глазом, соврала Анабель. – Их багаж случайно отправили в… Испанию, поэтому нам пришлось задержаться.

– Ты не говорила, что собиралась приглашать кого-либо. Мы рассчитывали на определенное количество гостей, – поджав губы, произнесла высокая седовласая дама в темно-коричневом брючном костюме, бежевой блузке и туфлях лодочках на маленьком каблуке. Она казалась властной, высокомерной и оттого напрочь лишенной женственности.

– Два человека, я думаю, не заставят пошатнуть ваши грандиозные планы, – ледяным голосом произнесла Анабель, сжимая кулаки. – А вот и мой жених! Сейчас я вас познакомлю.

К ним подошел высокий смуглый мужчина лет тридцати с открытой приятной улыбкой. Светло-желтая рубашка не скрывала мускулистых рук, а соломенная шляпа придавала обманчиво простодушный вид обычного фермера знойных прерий Техаса.

– Хью, познакомься с моими друзьями. Мы учились в одной школе, когда я жила в Эдинбурге.

– Сынок, только представь, они путешествуют вдвоем, и я не вижу обручальных колец на их руках! Что у нее за друзья! – ничуть не смущаясь присутствия гостей, громко поведала пожилая дама.

Взглянув на побелевшее от гнева лицо Анабель, девушка из предыдущего воспоминания хотела ответить этой несносной женщине, но он опередил ее.

– Друзей выбирают по иному критерию, – твердо произнес он, нежно обняв девушку за плечи. – А если вас так гложет наше семейное положение, то знайте: мы брат и сестра. У нас разные матери, поэтому мы не похожи.

Мать Хью наградила его долгим испытывающим взглядом, недоверчиво фыркнула и отвернулась.

Воспоминание померкло. Холл красивого трехэтажного дома из розовых пород мрамора сменился полумраком небольшой комнаты. За окном догорал закат, и в небе появлялись первые звезды.

– Нет у меня родни. Они от меня отказались. Мой жених – магл, – невесело объяснила Анабель. – Его семья одна из самых богатых в США, я для них – безродная сиротка, в которую их сын по глупости влюбился. Для моей же семьи – они неотесанные маглы, недостойные чистокровной волшебницы, одной из самых богатых наследниц Испании.

– Как же вы справляетесь, Анабель?

– Я его люблю, – тихо произнесла Анабель и, стараясь перевести тему в другое русло, добавила: – Но его мать я не выношу.

– Родители полностью порвали связи с тобой, – любопытство распирало его. А услышать ответ казалось жизненно-важным. – А другие родственники, друзья? Неужели никто не пожелал быть с тобой в такой день?

– Мой род один из самых древних и уважаемых в Испании. В нашей истории паршивых овец нет. Их прятали, как сумасшедших, либо навсегда забывали их имена. Меня вычеркнули сразу, позволив взять лишь одежду и пару книг, которые я приобрела за собственные деньги. А моим друзьям я не нужна без фамилии, открывающей любые двери. Настоящие друзья у меня появились, когда я лишилась денег и статуса.

– Ты не жалеешь? Ведь без семьи тяжело? – спросил такой знакомый женский голос.

– Я привыкла. Любовь лечит любые раны.

Анабель отвернулась, подозрительно шмыгая носом, а затем слишком бодро произнесла:

– Через пятнадцать минут начнется ужин. Переодевайтесь скорее, и прошу, следите за словами, чтобы им не пришлось стирать память.

– Вставай, Фишер! – раздался крик над самым ухом.

Он не пошевелился, и тогда его схватили за руки и поволокли в здание. Аарон не думал сопротивляться. Безразличие, тупое равнодушие к происходящему овладело им. Он видел заключенных, прильнувших к решеткам своих камер. Первый, второй, третий этажи. И лица, злые, сочувствующие, угрюмые, ожидающие схватку, обезумевшие. Но не безразличные.

Аарона поставили на ноги. От голода кружилась голова, многочисленные ушибы вызывали слабость во всем теле. Лицо человека, стоящего перед ним, расплывалось. Он говорил на незнакомом языке, Аарон с удивлением обнаружил, что способен понимать отдельные слова и предложения.

– …избили, – услышал Аарон. – Все удовольствие испортили.

– Но он…

– Правду сказал. От тебя воняет, как от помоев, – произнес начальник тюрьмы и передвинул сигарету из одного угла рта в другой. – Я не хочу смотреть, как его избивают. Сначала он должен попытаться, выбиться из сил, но не потерять надежду.

– Эта тварь живучая, – заискивающе сказал надзиратель. Его крысиное лицо скривилось в уродливой улыбке.

– Что ж, вызови кого-нибудь послабее из этого сброда.

– Ведите Фернандо Куардо.

На импровизированную арену, а в простые дни площадку для построения арестантов перед завтраком, вытащили тщедушного паренька лет двадцати. Аарон помнил его по обедам за совместным столом. Радж, знавший обо всех все, рассказывал, что Фернандо на воле пристрастился к кокаину. Ломка, по словам индийца, у парня была выворачивающая наизнанку.

Стоило начальнику милостиво кивнуть, тем самым давая старт к началу поединка, Фернандо с боевым кличем подбадривая себя, бросился на противника. Аарон чудом уклонился, и одно-единственное движение вызвало боль во всех конечностях. Новый удар, и снова Аарон успел отклониться от кулака, метящего в живот. Тело, презрев боль и апатию разума, не желало сдаваться. Память тела была жива, и Аарону удавалось отклониться от кулаков противника и, улучив момент, ударить в челюсть. Фернандо пошатнулся и звездочкой распластался на полу.