Текст книги "Грим (СИ)"
Автор книги: Рerson
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)
Розали еще не знала, что жестко ошибалась. Ведь мы никогда не знаем, что ждет нас за очередным темным поворотом.
Купив пирожные и перебросившись парой словечек с продавщицей, волшебница вышла из кондитерской, перешла дорогу и зашла в подъезд старого довоенного дома. Дверь натужно скрипнула и закрылась.
«Не мешало бы смазать», – подумала Розали.
Вспышка красного света – пакет с пирожными мягко выпал из рук, девушка тяжело рухнула на пол, ударяясь головой о нижнюю ступеньку. Мужчина в темном плаще ткнул носом ботинка в бок волшебницы, проверяя, в сознании ли она.
Стоящая на почтовых ящиках фигурка Санты Клауса бессмысленно глядела на происходящее голубыми нарисованными глазами. Злая улыбка застыла на искусственном лице.
*
Тяжелый, заставляющий задыхаться аромат гнилой листвы ударил в нос. Торчащий из земли корень рассек бровь – на очках появилась большая капля крови. Руки зачерпнули горсть старых шероховатых листьев и влажной после дождя земли. Луч солнца, случайно проникший сквозь кроны деревьев, осветил черноволосого парня, распластавшегося на земле, и, прежде чем скрыться, заставил ярко вспыхнуть циферблат часов на его руке.
Минутная и часовая стрелки сошлись в единой позиции, показывая двенадцать часов дня. Но в Запретном лесу было темно: серый полумрак больше подходил для зимнего угрюмого вечера, а не для летнего полдня.
На задворках сознания промелькнула мысль, что завтра Новый год. Но в воздухе витал пряный весенний аромат. Гарри не мог ошибаться.
Он осторожно перевернулся на спину и, охнув, принял сидячее положение. Бровь неприятно саднила – его сны всегда были слишком реалистичны.
Окружающий пейзаж казался пугающе знакомым. На протяжении полугода Гарри искал это место в своих снах, блуждал во мраке ночных кошмаров, но не мог найти. Сегодня впервые сон осветил серый сумрак дня, изменяя впечатление и заставляя окунуться в воспоминания школьных дней.
На первом курсе Гарри отправили в лес на отработку. На втором они с Роном искали ответы на вопросы у Арагога. Несмотря на то, что Запретный лес всегда оставался территорией, запрещенной для посещения учеников, Гарри каждый год каким-то неведомым образом попадал туда. И причины порой оказывались необычайными даже для волшебного мира.
Гарри почесал шрам и случайно задел расцарапанную бровь. От боли в глазах вспыхнули зеленые точки.
Воспоминание отчетливо пронеслось в голове.
– Я, видимо… ошибся, – сказал Волдеморт.
– Нет, не ошиблись.
Гарри произнес это громко, как только мог, собрав все оставшиеся силы: он не хотел, чтобы в его голосе был слышен страх. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и, делая шаг вперед, к костру, он видел краем глаза, как тают в воздухе его родители, Сириус и Люпин. В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волдеморта. Их было сейчас здесь только двое.
«Я вспомнил!»
Потрясенный неожиданным открытием, он разжал кулак: на ладони лежал маленький камешек с зубчатым разломом посередине. Трещина проходила по линии, изображающей Бузинную палочку, символы Мантии и Камня остались нетронутыми.
Гарри открыл глаза и тут же зажмурился: ослепительный свет больно резанул по глазам. Послышался щелчок – Рон выключил свет делюминатором.
Гарри вслепую нащупал на прикроватной тумбочке очки.
– Гарри, что случилось?
– Я знаю! Ты понимаешь, я знаю!
– Да понял я, ты уже раз десять прокричал, – недовольно пробурчал Рон. – Упал с кровати и давай кричать, я тебя никак разбудить не мог. Мне уже вспомнились твои видения про Волдеморта…
– Нет, тогда бы у меня шрам болел, а сейчас почему-то бровь, – растерянно произнес Гарри.
– Ты при падении рассек ее. Так что ты знаешь? – спросил Рон, помогая другу подняться.
– Помнишь, я говорил тебе о своих снах, которые мучают меня последние несколько месяцев? Те сны, где я постоянно ищу что-то в темноте и никак не могу найти?
– Ну, предположим, помню.
– Я понял, что ищу: Воскрешающий камень!
Хмурое выражение на лице Рона не изменилось. Он недоуменно смотрел на друга, не понимая причины его радостного настроения.
– И что это означает?
– Не знаю. Но теперь я понимаю, что пыталось сказать мне подсознание. В голове будто щелкнуло: я должен найти Воскрешающий камень. Он зовет меня.
– Зовет? – Рон пожал плечами и улегся на свою кровать. – А ты помнишь, где именно в Запретном лесу ты его выронил?
– Нет, – Гарри сник. – Я так хотел забыть тот день, что сознательно не вспоминал место, где обронил камень. Да и портрету Дамблдора обещал не искать его…
– Значит, и не надо искать. Дамблдор хоть и был сумасшедшим, но будущее просчитывал на столетия вперед.
– Но сегодня во сне я был там, и, мне кажется, смогу найти то место, – пропустив слова Рона мимо ушей, задумчиво произнес Гарри. – Надо вернуться в Хогвартс и…
– Сейчас надо спать! Я хочу хотя бы в последнюю ночь этого года выспаться.
– Но ты не понимаешь, Рон! Мне снятся эти сны с самой осени.
– Давай я завтра начну это понимать, когда высплюсь и позавтракаю. Спокойной ночи, Гарри, – твердо произнес Рон.
– Но я сейчас все равно не усну. Можно мне взять твой делюминатор?
– Угу.
Через полминуты послышался раскатистый храп Рона. Гарри осторожно, стараясь не шуметь, выбрался из комнаты: он вдруг осознал, что успел проголодаться.
Кухня была пуста. Щелкнул делюминатор – из него вылетели два маленьких сияющих шара света, собранные Роном в собственной комнате. Гарри пробормотал парочку бытовых заклинаний, те, что запомнил у Гермионы и в правильности произношения которых сильно сомневался. Подчиняясь взмахам волшебной палочки, один нож нарезал толстыми ломтиками мясо, другой – свежую булку, чайник сам наливал в кружку кипящую воду, а над головой порхал оставшийся со вчерашнего дня кусок пирога с патокой.
Гарри наслаждался своим ранним завтраком, или наоборот, крайне поздним ужином, и пытался вспомнить тот майский день, когда снова выжил после Смертоносного заклинания. В голове крутились отрывки воспоминаний: он открывает снитч, трижды поворачивает Воскрешающий камень, появляются его родители, помолодевшие Сириус и Люпин.
Они заменили ему Патронус – холод, исходивший от дементоров, не причинил Гарри вреда. Он не ведал, куда идти, но не сомневался, что найдет Волдеморта, своего врага и свою смерть.
Сейчас Гарри не помнил, как дошел до логова Пожирателей, как и того, откуда у него брались силы, чтобы сделать следующий шаг. А вспомнить то место не было никакой возможности, не спрашивать же у Пожирателей.
И тут Гарри осенило. От неожиданности он перестал контролировать магию, и пирог с патокой упал ему на колени.
Хагрид был там, в плену у Пожирателей. Он отлично ориентируется в Запретном лесу и точно помнит то место.
Четвертого января ученики возвращаются в Хогвартс, и Хагрид непременно наведается в лес вместе с Гарри.
*
Успокоительное, наконец, подействовало. Гермиона больше не кричала, не плакала, лишь безучастно смотрела в потолок. Джейн Грейнджер нежно провела рукой по волосам дочери. Никогда она не видела свою дочь в таком состоянии. За девятнадцать лет случались и надуманные детские истерики из-за потерянной игрушки или несправедливой оценки в магловской школе, или странных вещах, происходивших иногда с Гермионой. Тогда они еще не гордились дочерью-волшебницей, а полагали, что ее удивительные способности – это новая, никем не изученная болезнь.
Став частью магического мира, Гермиона внутренне стала более сильной и скрытной. Она старалась встречать проблемы и огорчения дерзкой улыбкой, назло врагам и недоброжелателям, а в чем-то и самой себе.
Джейн не видела слезы своей дочери уже давно. Что же могло случиться с ее отважной, храброй девочкой, неожиданно оказавшейся столь ранимой?
Миссис Грейнджер обвела взглядом полутемную комнату: на столе одиноко стоит чашка с остывшим шоколадом, рядом с ней раскрытая книга, на полу лежит конверт из плотной коричневой бумаги.
«Плохие новости из волшебного мира», – решила миссис Грейнджер. Хотелось расплакаться от собственного бессилия. Она ничем не могла помочь своей маленькой девочке.
В комнату заглянул обеспокоенный мистер Грейнджер. На немой вопрос в глазах мужа Джейн прошептала:
– Лучше. Можешь идти отдыхать.
– Если что, сразу зови, – также тихо прошептал мистер Грейнджер, грустно и как-то даже обреченно посмотрел на жену и покинул комнату.
Дверь захлопнулась – ровный желтоватый свет, льющийся из прихожей, погас. Комната погрузилась в вязкую, удушающую темноту. Миссис Грейнджер инстинктивно поднесла руку к горлу, вдохнула воздух с горьковатым запахом лекарств. На миг ей показалась, что она в больнице, у кровати тяжелобольного.
Она моргнула – и видение растаяло. Но ощущение осталось.
Современные больницы обустроены по последнему слову техники, в них всегда чистое свежее белье, вкусная еда, заботливые медсестры. Следы болезни, горя, смерти не видны, но они есть, на каждом дюйме стен…
– Солнышко, может, расскажешь, что случилось?
– Не могу, мам, – тихо произнесла Гермиона.
– Хорошо, – тяжело вздохнув, согласилась Джейн. Есть вещи, которые никому никогда не поведаешь. Они есть у каждого человека. Не верьте тем, кто скажет, что у него нет тайн от родителей или друзей. Они врут вам и самим себе.
– Спасибо, мама. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Вам с папой не помешает выспаться.
Джейн поцеловала дочь в щеку и тихо прошептала:
– И ты постарайся поспать. Утро вечера мудренее. Спокойной ночи, Гермиона.
– Спокойной.
Дверь бесшумно затворилась, и Гермиона осталась одна. Небо за окном медленно светлело, сквозь тьму проникали стальные оттенки.
«Значит, он ушел не больше двух часов назад».
Он. В своих мыслях Гермиона не могла заставить себя назвать его ни Гримом, ни Малфоем. Кто знает, возможно, у него есть другие имена, другие маски. И какое же его настоящее лицо: жалкий слизеринец, обычный ученик Хогварста, молодой Пожиратель смерти, загадочный и непредсказуемый Грим? Кончается ли список?
Зачем она тогда согласилась на встречу с Гримом? Надо было порвать его краткую записку и стереть из памяти эпизод возле Визжащей хижины. Забыть демона, сломанную палочку, Грима, одержимого и умирающего. И спокойно жить без Ордена, убийств, оживающих чучел, заброшенных городов с инферналами.
Если бы она только не пришла на ту встречу, опоздала не на семь минут, а на полчаса, все было сложилось иначе.
Не было бы так больно.
Драко Малфой – Грим. Сомнения исчезали с каждым новым воспоминанием.
Голос Грима. Он показался поразительно знакомым еще в первую встречу. И его поначалу пренебрежительное обращение: «Грейнджер!» Но Гермиона убедила себя, что у людей бывают очень похожие голоса.
Сейчас, вспоминая, Гермиона видела столько зацепок, мелких деталей, которым раньше не придавала значения, которые не хотела замечать.
Когда портал из дома Анабель перенес их на поле для квиддича, Грим сел на трибуне Слизерина. Тогда это казалось случайностью, а сейчас – привычкой каждого слизеринца, пусть Малфой и играл шесть лет в квиддичной команде.
Воспоминания одно за другим проносились в голове.
Происшествие в туалете Плаксы Миртл. Гарри подтвердил, что Малфой был не причастен: у слизеринца не было волшебной палочки. Но Гриму она и не нужна. И разбитые окна в Больничном крыле тому подтверждение.
Вечеринка Хэллоуина. Какова вероятность того, что Грим окажется возле Черного озера в тот момент, когда на Гермиону нападет чучело? Что он вообще окажется в Хогвартсе?
А на следующий день после Хэллоуина Гермиона пошутила, что влюблена в Малфоя, чем вызвала более чем бурную реакцию Грима. Тогда это показалось ей забавным.
Драко сидел рядом с ней в суде, а потом Грим сказал ей, что видел и слушал там выступление Невилла Лонгботтома.
Небо за окном приобрело нежно-розовый оттенок. Полумрак, царивший в комнате, медленно рассеивался, как и иллюзии Гермионы.
В день, когда убили Нарциссу Малфой, Гермиона видела Грима – разбитого, уничтоженного, жалкого; видела его слезы.
После окончания дуэли с Роном Трегер никак не мог нащупать пульс слизеринца, несказанно удивившись, что Драко был еще жив…
А как лихо Грим устроил ее отъезд из Хогварста! Убедил МакГонагалл, которую прежде «никогда не видел», попрощался с Гарри и Роном.
Но для чего все это? Почему он вел себя с ней так? Зачем как Драко Малфой заставил ненавидеть и презирать его еще больше, а как Грим влюбил в себя?
«А может, Грим все-таки не Малфой? Может, я все придумала?
Один шанс из миллиона, что это не он. Единственный шанс. И я проверю его».
Глубоко в душе Гермиона понимала, что этого шанса у нее нет и никогда не было.
Но что еще ей делать, думать, как существовать?
Она безумно любит и до глубины души ненавидит одного и того же человека.
*
«Так будет лучше», – подумал Малфой, глядя на свое отражение в зеркале. Серые глаза насмешливо сверкнули.
Какой раз за сегодняшний день он говорит это себе? Сотый? Тысячный?
Необходимо еще немного времени, – которого у него нет, – чтобы окончательно убедить себя в правильности выбора. Он уже смирился.
Почти.
Ему еще было больно. Не до безумия сильно, как после смерти Нарциссы. Нет. Эта боль была смешана с каплей обиды на свою судьбу.
Драко осталось жить полгода. И даже если представить себе невообразимое: Гермиона любит его – он не даст развиться этому чувству. Пусть боль от потери любимых еще долго не коснется ее.
Драко не будет больше рядом, и так будет лучше для Гермионы. Рядом с ним слишком опасно. Она отвоевала свое, не стоит впутывать ее в его войну.
А ведь ничего не было бы, если бы однажды Малфой не решил пропустить стаканчик вина в «Кабаньей голове».
Но тогда демон убил бы ее.
Малфой надел черную шелковую рубашку.
Тогда, если бы я не решил выяснить, как Гермиона изгнала из меня демона.
Но я бы не узнал про цыганку.
Застегнул последнюю верхнюю пуговицу.
Значит, не надо было брать ее с собой к Анабель.
Но она хотела знать правду. И она выяснила все про нее, я не смог отказать.
Поправил серебряные запонки на рукавах.
Тогда не надо было целовать ее, убегая от мракоборцев. Ты ведь мог найти другой способ, несмотря на их хваленый отражатель!
Но в тот момент я не смог ничего придумать. Или не хотел.
Надел пиджак смокинга и снова взглянул на себя в зеркало.
Не надо было влюбляться в нее, Драко.
На этот аргумент внутреннего голоса Малфою нечего было сказать.
Все происходило постепенно, неспешно. Гермиона не пыталась влюбить его в себя, казаться в его присутствии лучше, интереснее, незауряднее, чем есть на самом деле. С ним она была настоящей. Такую ее он никогда бы не узнал на общих уроках или собраниях старост.
Драко грустно усмехнулся и плеснул в стакан огневиски.
А ведь он едва не сошел с ума при мысли о том, что Гермиона могла погибнуть при взрыве. В тот миг и осознал, что любит ее. А потом Малфой трансгрессировал к Рэю и молил всех известных богов, чтобы она выжила. Он больше не хотел терять людей, которых любил.
Несколько дней назад Драко поверил, что Гермиона любит его. Короткий, словно блеск падающей звезды, миг счастья. Миг, когда ощущаешь себя цельным человеком.
Ее слова и чувства – всего лишь действием магии, древней, как чертов волшебный мир. Слава Мерлину, она не помнила той ночи, не знала, что Ящик Пандоры не подействовал на Грима и не догадывалась о его истинном лице.
Ведь узнай Гермиона, кто скрывается под капюшоном Грима, она возненавидит его. Драко не хотел этого. Пусть хоть какую-то часть его она не ненавидит.
Малфой любил ее.
И не сожалел об этом.
Драко взглянул на часы.
В этом году Отдел магического хозяйства решил организовать Новогодний прием не в здании Министерства, как в предыдущие девятнадцать лет, а на открытом воздухе. Место праздника, список гостей и приглашенных звезд и прочая информация держались в строжайшей секретности. Даже Кингсли Бруствер, Министр Магии, не был посвящен в детали предстоящей вечеринки. Он, как и остальные гости, получил именное приглашение, которое тридцать первого декабря с девяти до двенадцати вечера превращалось в портал.
Портал Драко должен был дезактивироваться через полтора часа. Этого времени хватит, чтобы министерские чиновники заметили молодого Малфоя и намекнули, что весьма поощряют крупные денежные вложения в благотворительные фонды для помощи пострадавшим в войне.
Драко глубоко вздохнул: предчувствие беды не оставляло его. Он сжал в руке вспыхнувшее ровным голубым свечением приглашение, почувствовал, как острый край бумаги режет ладонь – золотые буквы имени Драко Малфоя окропило кровью – и стены комнаты исчезли. Из темноты вырастали очертания высокой серебряной арки, монументально возвышающейся посреди бескрайнего белого поля.
Пространство перестало вращаться, и Драко, наконец, обрел землю под ногами. Поморщившись, выбросил приглашение. Оно упало ненужной испачканной кровью бумажкой в снег. Мрачное предчувствие усилилось.
«Не ходи, Драко», – отчаянно прошептал ветер.
Но поздно – Малфой вошел в арку.
Тишина полей сменилась на громкую музыку и шум людских голосов, зимний пронизывающий ветер – на обволакивающее тепло помещения, ночь – на игру мелькающих разноцветных огней. Лишь потолок остался далеким звездным небом.
На сцене, сотканной из серебристой туманной дымки, играла знаменитая группа «Ведуньи». Скандально известные эпатажными выходками и разгульными вечеринками исполнители были в черных строгих смокингах, как того требовал этикет, и в кедах – плевок в сторону всех приличий. Своеобразная дань молодости, независимости и бескомпромиссности. Ребята исполняли хиты из свого нового альбома «Stranger». Слова песен смущали некоторых пожилых и консервативных гостей, не привыкших, что мысли обо все сторонах жизни человека выражались так откровенно. Любовь, политика, нация – «Ведуньи» не боялись поднимать острые запретные темы, за что были проклинаемы некоторыми политиками и общественными организациями, зато горячо любимы молодежью.
На танцполе, выполненном в виде огромного озера, было негде яблоку упасть. Вода, подчиняясь ритму музыки, вздымалась волнами, приподнимая на гребнях танцующих, либо закрывая влюбленные парочки струящейся полупрозрачной завесой. Заиграла медленная музыка – и поверхность озера превратилась в черное сверкающее зеркало, отражающее блеск софитов и драгоценных украшений присутствующих дам. Возле танцпола, благодушно смеясь, стоял Министр Магии в окружении именитых мракоборцев и высших чинов министерства. Кингсли предложил руку миссис Бруствер и с удовольствием повел ее танцевать. Несколько почтенных министров последовали его примеру, а часть направилась в бар, пропустить стаканчик, а то и другой, за успех и процветание магической Великобритании в будущем году.
Барная стойка, шкафы с выпивкой, стулья и столы представляли собой фигуры из прозрачного льда, внутри которых слабо трепетали лепестки живого разноцветного огня. В зависимости от настроения близ стоящего человека они принимали всевозможные оттенки: золотистое веселье, алая страсть, оранжевая радость, иссиня-черная злоба, нежно-голубая грусть.
– Мистер Малфой, – произнес его имя маленький тучный мужчина.
– Мистер Добсон. – Драко пожал руку Рэю и улыбнулся.
– Не ожидал тебя здесь увидеть.
– Я себя тоже. А тебя как занесло в царство официоза и коррупции? Ты же не входишь в элиту министерских работников или благодушных слезливых «меценатов» вроде меня.
– Как видишь, в круг небожителей допустили нас, простых смертных. Разреши представиться: лучший целитель года.
– Мои искренние поздравления!
– Так, не надо подлизываться! – шутливо отозвался Рэй. – А это случайно не та девушка, которую ты заставил меня лечить посреди ночи?
Малфой проследил в направлении его взгляда и увидел Гермиону, танцующую медленный танец с Роном Уизли.
– Разве она не твоя девушка?
– Она никогда ею не была, – бесстрастно произнес Драко. – Я в бар, ты со мной?
– А ты думаешь, зачем я к тебе подошел? Пить в одиночку – первый признак алкоголизма. Мне необходимо напиться.
– С чего такая резкая необходимость? – спросил Малфой, неотрывно следя за Гермионой.
– Меня бросила девушка. Не выдержала моих постоянных ночных отлучек в Мунго; многочасовых операций, после которых я засыпаю, не успев раздеться; выходных, проводимых в больнице или морге.
– Два огневиски, пожалуйста, – не глядя на бармена, произнес Драко и сел на один из ледяных стульев. Вопреки ожиданиям, они не были холодными и скользкими. – В таком случае, я бы сам от тебя ушел.
– Я бы сам от себя ушел, – горько произнес Рэй и одним глотком осушил стакан.
– Ты любишь свою бывшую девушку?
– Да, – сказал целитель, но, подумав, добавил: – Но работу больше.
Драко подал знак бармену, чтобы тот снова наполнил бокалы.
– Двойной?
Малфой повернулся к бармену, оказавшемуся симпатичной блондинкой с ярко-синими глазами и любезной улыбочкой на очаровательном лице.
– Да, мисс… Оссорио.
– Можно просто Розали.
– Спасибо, Розали. Этот бокал в твою честь! – мило улыбнувшись, произнес Драко.
Странно, но он не чувствовал никаких эмоций со стороны девушки: ни радости, грусти, задумчивости – ничего.
К стойке не спеша приближалась гриффиндорская четвертка: Гарри Поттер, Джинни и Рон Уизли, Гермиона Грейнджер – раскрасневшиеся после танцев. Девушки в длинных черных платьях, с высокими прическами и неброским макияжем; Поттер и Уизли – в смокингах, у первого съехала бабочка, у второго дорогой пиджак контрастировал с дешевой рубашкой.
Увидев Малфоя, четвертка остановилась. Драко усмехнулся: один его вид приводил гриффиндорцев в неизменное замешательство. Он поднял стакан в знак приветствия. Один лишь Поттер дружелюбно кивнул в ответ и продолжил путь до барной стойки. Остальные проигнорировали слизеринца.
Раздражение рыжих Уизли.
Веселье Поттера.
Страх Гермионы.
Малфой отвернулся от гриффиндорцев и попытался сосредоточиться на том, что рассказывал ему Рэй.
Страх.
Волны ее страха ударяли Драко в спину, холодом обволакивали душу, парализуя разум. Она боялась его.
– Хреново выглядишь, Малфой, – раздался рядом голос Рона.
– Взаимно, – не оборачиваясь, ответил Драко и отхлебнул еще виски.
– И чего тебя, Пожирателя, пустили сюда? Этот факт не только меня, многих присутствующих удивляет.
А вот здесь Уизли оказался прав. Враждебность окружающих по отношению к Малфою-младшему висела в воздухе наравне с общим весельем.
– Не поверишь, я сам удивляюсь. Может, убить кого-то надо, вот меня и позвали.
– Шут, – фыркнула девчонка Уизли.
– Рон, не мешай человеку отдыхать, – устало произнес Поттер, и в его словах прозвучал едва различимый приказ.
– Это мы должны отдыхать за то, что победили такую мразь! – с вызовом произнес Рон.
Гарри и девушки ощутимо напряглись, ожидая реакции слизеринца. Раньше Драко бы кинулся на Уизли с кулаками, но сейчас он понимал много больше, и для того чтобы спровоцировать его на драку, требовалось совсем другое.
– Вы не победили мразь, Уизли, – устало произнес Драко. – Зла в мире осталось слишком много, и оно прибавляется с каждым днем.
Рон отвернулся и сел на свое место. Барменша наполнила стаканы, радуясь, что драки удалось избежать.
Мир снова приобретал оттенок золотистого веселья.
Гриффиндорцы негромко переговаривались между собой, изредка оглядываясь на слизеринца, хотя Малфой и не думал вслушиваться в их разговор. Он сидел, прикрыв глаза ладонью, слушал веселые байки из жизни целителей больницы Святого Мунго, смеялся над ними, медленно потягивал виски и старался не обращать, совсем не обращать внимания на растущую в душе тревогу.
Рэя пригласила танцевать симпатичная брюнетка, и Драко остался один. Барменша в который раз наполнила его стакан.
– А вы знаете, что в последнюю минуту уходящего года звезды на потолке сложатся в огромные волшебные часы, отсчитывающие секунды до Нового года?
– Теперь знаю, Розали, – произнес Малфой и посмотрел на свои наручные часы.
До Нового года оставалось полчаса.
«Еще полчаса, и я смогу с чистым сердцем сказать, что умру в этом году», – подумал Драко, тарабаня пальцами по столешнице.
Малфой резко открыл глаза и повернулся вправо. Гермиона стояла в метре от него и смотрела на его руку со смесью ужаса и иронии на лице.
– Грейнджер, что с тобой? Призрака увидела?
– Почти, Малфой, почти.
Она была на грани истерики.
– Мне надо поговорить с тобой.
– Можешь говорить, я разрешаю. – Драко попытался придать своему голосу оттенок глумливости, отрешенно замечая, что даже с затаенной грустью и усталостью в глазах Гермиона была красива.
Как же трудно играть свою роль.
– Не здесь, – девушка покачала головой. – Пригласи меня танцевать.
Драко посмотрел на Гермиону сквозь призму хрустального бокала и рассмеялся.
– Серьезно? Твои дружки не убьют меня за попытку дотронуться до тебя?
Гермиона, не ответив, взяла Драко за руку и повела к танцполу. Окружающие провожали их пару удивленными взглядами, а некоторые – тихими нелицеприятными комментариями в адрес слизеринца. Враждебность к Малфою росла пропорционально громкости перешептываний за его спиной.
Тяжело существовать в мире, где ты проигравший. Многие считают своим священным долгом напоминать об этом каждый миг твоего существования.
С приближением к танцполу музыка становилась громче. «Ведуньи», по просьбам гостей, исполняли свои и другие мировые хиты.
– Мы будем перекрикивать музыку? – спросил Драко, но ответа не последовало.
Как только они вошли в круг танцующих, словно повеяло холодом: поверхность озера покрылась ледяной коркой.
– Не надо кричать, – произнесла Гермиона, ее тихий голос отчетливо слышался сквозь музыку. – Здесь нас не смогут подслушать.
Драко кивнул и положил руку на талию гриффиндорки. Гермиона дернулась и отступила на шаг.
– Грейнджер, ты привела меня сюда, и это не означает, что мы должны стоять как два истукана. Я не причиню тебе боли.
Грусть.
«Да что с ней такое?»
– Теперь я знаю, Малфой.
Сердце пропустило удар. О чем она?
Ведуньи закончили очередную песню, шум аплодисментов на миг отвлек Драко.
– Я вспомнила… ту ночь.
Заиграла музыка, наполняя пространство ноткой отчаяния и безысходности. Гермиона с удивлением узнала песню из нового магловского мюзикла. Кто-то из волшебников был поклонником магловского мюзикла «Нотр-Дам де Пари».
Река безумной страсти
В моих бушует венах —
На лице Малфоя появилась ироничная улыбка. Слова песни совпали по теме с их разговором.
– Мы оба понимаем, что это было только действием артефакта, – безапелляционно произнесла Гермиона.
Причина всех несчастий,
невзгод и поражений.
– Естественно.
– А чем руководствовался ты ранее?
В нее я погружаюсь,
Никто мне не поможет
– О чем ты?
Тону я и не каюсь,
А совесть сердце гложет.
Кольцо на правой руке Гермионы засветилось ровным молочным светом. Малфою не надо было смотреть, чтобы увидеть, как из его кармана льется тот же мутно-белый свет.
– Поняла, значит.
– Да.
Ты губишь душу мне,
Ты губишь душу мне.
И я кляну тебя,
но все равно тянусь к тебе.
– Чем я себя выдал?
– Тогда ты переместился из библиотеки в свою комнату, а в Хогвартсе нельзя трансгрессировать.
Так буднично, обычно, без крика и слез. Но Грим знал, что творится в ее душе.
Ты губишь душу мне,
Ты губишь душу мне.
И я горю в огне
любви, как будто
грешник на костре.
– Зачем ты сделал это? Просто ответь мне.
Она так близко, она дрожит, успокоить бы ее, обнять, сказать, как раньше: «Все хорошо. Я с тобой».
Увидев, как танцуешь
Ты в легком светлом платье,
Я тут же представляю
Тебя в своих объятьях.
Но былого доверия между ними уже нет.
– Я не знаю, зачем.
– Это какой-то изощренный план? Или ты хотел мною поиграться?
– Я никогда не играл тобою.
Ты губишь душу мне
Ты губишь душу мне
И я кляну тебя,
но все равно тянусь к тебе.
– Я ненавижу тебя.
– Я люблю тебя.
Я думал, что от пламя
Я огражден стеною,
Но сам того не чая,
Сгораю пред тобою.
Гермиона вырвала свою руку и быстрым шагом направилась прочь от танцующих и моментально затерялась в толпе гостей. Малфой закрыл глаза, пытаясь ощутить ее ненависть среди веселья сотни волшебников.
Грим трансгрессировал – морозный ветер ударил в лицо.
– Я не солгал тебе.
– Скажешь, это – правда? – произнесла Гермиона, пытаясь перекричать бушевавший ветер. – Я не верю тебе, ни единому слову. Видеть тебя не могу. Никогда больше не подходи, не касайся, не говори со мной.
Она стянула с пальца кольцо и кинула Драко в лицо.
– Ненавижу тебя, всей душей ненавижу. Проклинаю тебя.
Кольцо скользнуло по щеке и упало в снег, навсегда оставшись в этом поле. Послышался хлопок – Гермиона трансгрессировала.
Малфой закрыл глаза. Он не знал, сколько стоял вот так, обдуваемый свирепым зимним ветром, ничего не слыша, не видя, не ощущая. Драко забыл, что он человек, что он Грим, что он…
– Я знаю, кто ты, Грим, – произнес вкрадчивый голос у самого уха.
Стальной клинок вошел Малфою между лопаток. Тело окаменело, Драко не мог двигаться. Лишь понял, что падает лицом в снег, и сознание отключилось. На дорогом пиджаке расползалось темное пятно.
Драко Малфой умер.
*
Гермиона трансгрессировала в квартале от собственного дома. Захотелось немного пройтись по улице, подышать свежим ночным воздухом, оттянуть время до возвращения в пустой дом. Родители должны были вернуться лишь утром.
Я люблю тебя.
Гермиона не хотела плакать, но по-другому не получалось.
В домах горел свет, звучала музыка. Люди вокруг были счастливы. Они встречали Новый год с надеждой на лучшую жизнь. Наступало время для перемен и великих свершений – последний год уходящего тысячелетия.
Счастье витало в воздухе. Гермиона почти видела его, но не чувствовала, первый раз в жизни не чувствовала. Она ощущала лишь холод улицы и своей души.
– Мяу!
Гермиона глянула вниз. Живоглот терся о ее ногу и громко мяукал.
– Идем домой, мой хороший.
Кот страшно зашипел и стал перед ней, словно не пуская пройти сквозь калитку, ведущую в дом Грейнджеров. Живоглот вел себя более чем странно: бегал вокруг хозяйки и надрывно мяукал, словно пытался что-то втолковать ей.
«Волшебные коты очень чувствительны к опасности, угрожающей их хозяевам…» – всплыла из памяти строка из учебника по Уходу за Магическими Существами.
Гермиона попыталась сделать шаг, но Живоглот сердито зашипел.
«Может, в дом забрались воры? В Новый год ведь легко что-то украсть, хозяева часто в гостях, а соседи слишком заняты собственным праздником».
– Гоменум Ревелио!
Зрачки Гермионы расширились от ужаса, а секундой спустя взрывной волной девушку отбросило назад на дорогу.
Вой автомобильных сигнализаций слился с песней «Jingle Bells», раздающейся в соседнем доме.
*
Гарри смотрел на танцующих Малфоя и Гермиону и пытался понять мотивы последней. Зачем ей надо было приглашать слизеринца на танец? Она же терпеть не может Малфоя. В этом году их обоюдная неприязнь достигла апогея. В то время как между Гарри и Малфоем установились нейтральные отношения, без прежних глупых выходок и издевок.
