Текст книги "Грим (СИ)"
Автор книги: Рerson
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)
– Они дрались вместе с остальными.
– Это поразительно! Как они могли? Они должны следить за порядком, а не нарушать его! Да за такое надо лишать значка! – бушевала Гермиона, потрясая кулаком в воздухе. – Они своими действиями подрывают престиж школы. Ты знаешь, что за драки в этом году исключают? МакГонагалл еще в начале года предупреждала всех.
– Но всю школу она не исключит.
– Не исключит, но наказание придумает точно. Не думаю, что кому-то будут сделаны поблажки, даже героям войны. Гарри, зачем ты ввязался в это?
– Да не хотел я, – в сердцах произнес Гарри. – Но потом Теодор Нотт, слизеринец с седьмого курса, пульнул в меня оглушающим заклинанием. Я и не стерпел. Слизеринцы совсем зарвались.
– И, конечно же, вы с Роном и остальными бросились бить слизеринцев! Такой повод, как не отвести душу на ненавистном факультете. Ведете себя как мальчишки. Все, войну пережили, так нет, дайте еще поиграть! Ах, не даете, мы сами ее создадим! – голос Гермионы стал жестким, ее слушали все гриффиндорцы в гостиной. – Чем сильнее мы разжигаем вражду, тем к большим последствиям это может привести. Слизеринцы сейчас обижены на весь свет. Их ненавидят, считают предателями, откровенно презирают. Если так будет продолжаться, они начнут мстить. И лысой Ромильдой мы не обойдемся. Мы сами создаем себе врагов своими руками и с широко открытыми глазами. Человечество на протяжении всего своего существования доказывало это. Но мы как были слепы и глухи, так и остались!
Гарри поднялся во весь рост и раздраженно глядел сверху вниз на Гермиону. Его голос звучал на всю гостиную.
– Я понимаю, что мы поступили неправильно, подвели МакГонагалл. Но как, скажи, мы должны были реагировать? Стать послушной мишенью для битья? Мило махать слизеринцам, пока они бьют нас, и защищаться словами о моральных принципах?
– Гарри, я точно так же как ты ненавижу слизеринцев и точно так же натерпелась от них за семь лет. Один Малфой чего стоит, мастер изводить нервы и втаптывать людей в грязь, или Пэнси с ее грязным языком и не менее грязными сплетнями.
Я не прошу тебя бездействовать, если на тебя напали. Я прошу лишь об одном: не нападай первым. Держись нейтралитета, пока жива последняя возможность примирения. Если отвечать злом на зло, добра в мире не прибавится.
Гарри внимательно смотрел на свою подругу, размышляя над ее словами. Он снова уселся в кресло, протянув ноги к камину и стараясь не смотреть на подругу.
– Я пойду спать, – тихо сказала Гермиона.
– Спокойной ночи, – небрежно бросил Гарри, не глядя на Гермиону. Внутри него бурлило негодование и раздражение. Резкие слова Гермионы неприятно задели его. От хорошего настроения не осталось и следа.
Гермиона с тяжелым сердцем отправилась к себе в комнату. Она не хотела ссориться с Гарри, но сказанные слова не вернешь.
«Не хватало потерять еще одного друга», – горько думала она, расстилая постель.
Гермиона провалилась в сон почти мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Но вскоре ее сладкий сон бесцеремонно прервали. Яркий свет слепил глаза даже сквозь плотно закрытые веки.
Гермиона проснулась, не понимая, в чем дело. Перед глазами мельтешили цветные пятна, и она не сразу смогла разобраться в происходящем. В комнате становилось все ярче, свет ослеплял, освещая всю комнату подобно гигантскому светильнику. Его источником был кристалл, лежащий между учебников, свитков и перьев на столе.
Что-то случилось. Это Гермиона поняла сразу. Никогда раньше кристалл не сверкал так сильно, что на него было больно взглянуть. Гермиона в спешке накинула поверх пижамы мантию, выбежала из комнаты и миновала пустую гостиную. Кристалл не переставал светиться. Картины в коридоре проснулись и зашумели. Болонка на одном из полотен истошно залаяла, игроки в покер грозно потрясали кулаками, со сжатыми в них картами, а сэр Кэдоган начал во всю глотку кричать о подлых завистниках.
Гермиона засунула кристалл подальше в темный карман, но и оттуда продолжал бить приглушенный свет. Создавалось впечатление, что гриффиндорка светится изнутри. Она как можно быстрее прошмыгнула через все коридоры с недовольно бурчавшими картинами и, наконец, достигла винтовой лестницы в Астрономическую башню.
Гермиона увидела Грима сразу. Свет осветил его сгорбленную фигуру и погас. Гермиона подошла к нему.
– Побудь со мной, – тихо произнес Грим.
Гермиона опустилась перед ним на колени и обняла его. Она не задумывалась, почему сделала этот жест. Просто почувствовала. Шестое чувство, наитие, интуиция – названий много, но суть они передают лишь отчасти.
От Грима крепко пахло алкоголем. Он молчал, не пытаясь обнять девушку в ответ. Гермиона почувствовала, как его сотрясает дрожь. Грим плакал. Не рыдал навзрыд, не стонал и не кричал. Он плакал молча, его трясло, но с губ Грима не сорвалось ни единого звука.
Гермиона терялась в догадках, что могло случиться с таким сильным человеком, что могло сломать Грима. Недолгое знакомство почти убедило ее в силе, в несгибаемой воле и неуязвимости этого человека.
Она чувствовала, как ему больно. Но не знала, что сделать, как ему помочь. Гермиона просто была рядом, успокаивающе поглаживая его по плечу, шепча какие-то безликие слова. Грим молчал, он уже не плакал, но и не пытался оттолкнуть ее или уйти. Казалось, он вообще не понимал, где и с кем находится. Гермиона беспокоилась за него все сильнее.
«Может, ему надо в больницу?» – мелькнуло в голове, и она почувствовала, что Грим осторожно высвобождается из ее объятий.
Гермиона встала, только теперь замечая, что ее руки в чем-то испачканы. На мантии Грима было что-то темное, блестящее.
На конце волшебной палочки Гермионы засветился крошечный огонек. Мантия Грима, его руки, даже та часть лица, не скрытая капюшоном, были в крови.
– Мерлин, – потрясенно произнесла Гермиона, по ее телу пробежали мурашки. – Это твоя кровь?
– Нет, – произнес Грим и исчез.
*
В тот день он вернулся домой около трех часов ночи. Быстро разделся, сбрасывая с себя окровавленную одежду, и залез под холодный душ. Кровь была везде: на лице, волосах, руках, под ногтями. От ее запаха тошнило, а еще больше воротило от воспоминаний.
Драко приказал домовику вычистить его мантию, а остальную одежду сжечь. Он не то что надевать, смотреть на нее не мог без отвращения. На этот раз обязанности Твинки исполнял другой эльф.
С Твинки же появилась еще одна проблема. Точнее, с его памятью. Как только эльфу станет лучше, мракоборцы начнут его допрашивать. Если они полезут в воспоминания домовика, Люциус и Драко Малфои станут главными подозреваемыми. А статус бывших Пожирателей только упрочит это подозрение.
Приведя себя в более или менее вменяемое состояние, Малфой трансгрессировал в Мунго. Твинки мирно спал, укрытый одеялом до самого подбородка. Он напоминал скелет, обтянутый пергаментом сморщенной желтоватой кожи. Когда Малфой приблизился к кровати, эльф открыл глаза.
– Господин Малфой!
– Все хорошо, – Драко вымученно улыбнулся. – Спи.
Драко коснулся ладонью лба Твинки и прошептал заклинание. Глаза Твинки разъехались в сторону, подернувшись сонной дымкой. Он все забыл.
Одной заботой стало меньше.
Драко снова вернулся в Малфой-менор. Как он и предполагал, Люциус был в своем кабинете в компании бутылки огненного виски. На Малфоя-старшего было больно смотреть. Люциус как-то сгорбился, высох, лицо приобрело болезненный сероватый оттенок. Честолюбивый аристократ уступил свое место несчастному и несчастливому человеку.
Сознание Люциуса было затуманено алкоголем, но при появлении сына в глазах мелькнуло нечто осознанное.
– Отец, – позвал Драко, пытаясь привлечь его внимание. – Я не знаю, что делать в таких случаях.
– Почему она, а не я? – от его тихого вкрадчивого голоса Драко стало не по себе. Лучше бы он кричал, рвал на себе волосы, но не говорил таким мертвым голосом. – Ведь приходили за мной, как приходили к Руквудам и другим. Нарцисса никогда не поддерживала Его, молча терпела мое безумное увлечение идеями Темного лорда. Ошибка, это всего лишь ошибка! – Люциус наколдовал еще один стакан и протянул сыну. – Тело отдадут завтра, то есть уже сегодня днем. Я все устрою, похороны пройдут завтра в полдень.
Ты разошлешь приглашения только самым близким родственникам, не хочу шумных похорон. Пусть все будет в нашем семейном кругу.
– Я все сделаю.
– Да, и Андромеду позови. Нарцисса скучала по ней все эти годы, но из-за меня не общалась с сестрой. Как же мы разругались из-за тех двух писем Андромеде… Теперь же все окончательно потеряло значение.
Драко понял, что отец хочет побыть в одиночестве. Он поднялся, украдкой взглянул на отца. На душе стало еще тяжелее. Вид изможденного сдавшегося Люциуса причинял сыну еще большую боль. В голове Драко мелькнула страшная мысль: «Переживет ли отец мою смерть?»
Переживет ли Люциус смерть единственного сына? Что будет с ним, когда он останется один во всем мире? Когда от его семьи останутся лишь надгробия в семейном склепе?
Драко боялся ответов на эти вопросы.
Короткий некролог о смерти Нарциссы Малфой появился на одной из последних страниц Ежедневного пророка. Он был едва заметен среди громких статей об убийстве трех высокопоставленных человек в Министерстве Магии. Драко не читал эти статьи. Ему не хотелось знать мнения журналистов и мракоборцев, вспоминать, что он оставил на широкое обозрение в атриуме. Реки крови и так наполняли все его сны.
Приглашения самым близким родственникам Нарциссы вскоре разослали, лишь Андромеду Тонкс Драко решил пригласить лично. Ее адрес Малфой нашел в старой записной книжке матери, спрятанной в шкатулке с драгоценностями.
Дверь ему открыла сама Андромеда. Драко понял это сразу, стоило ему бросить один взгляд на эту женщину. Длинные светло-каштановые волосы, большие добрые глаза, правильные черты лица и несомненное сходство с Нарциссой и Беллатрисой. На лице миссис Тонкс мелькнуло удивление, когда она увидела племянника.
– Здравствуйте, миссис Тонкс, – учтиво поприветствовал ее Драко. – Мне необходимо поговорить с вами об одном важном деле.
Голубые глаза Андромеды, так похожие на глаза Нарциссы, сузились. Она сделала приглашающий жест, распахивая дверь шире.
– Проходи, Драко.
Он молча прошел за ней в ярко освещенную гостиную и сел на предложенную ему софу. Бегло осмотрел интерьер. Отполированная дубовая мебель, мягкий пушистый ковер на полу, пара неплохих картин, на журнальном столике куча игрушек. В этом маленьком доме чувствовалась особая атмосфера уюта, покоя, домашнего тепла, какой никогда не бывает в больших старинных замках.
Миссис Тонкс уселась напротив Драко, с интересом разглядывая его. Малфой, наконец, оторвался от созерцания окружающей его обстановки. Его взгляд остановились на лице Андромеды.
– Мою мать вчера убили.
Андромеда ахнула, прижав ладонь ко рту и глядя полным ужаса взглядом на племянника.
Из другой комнаты раздался громкий плач ребенка. Андромеда поспешно вскочила, держась за спинку кресла, чтобы не упасть. Плач становился громче.
Андромеда вернулась через пару минут, успокоив внука.
– Кто это сделал? – спросила она, глотая подступающие слезы.
– Мы не знаем. Мракоборцы выясняют. Отец думает, что это приходили мстить нам, Пожирателям. Это вполне возможно, – горько произнес Драко.
В комнате повисла неприятная гнетущая тишина.
– Мы с Люциусом приглашаем вас на похороны.
– Когда?
– Завтра в полдень. Мы пригласили только родственников и близких друзей. Мама всегда скучала по вам. Я точно это знаю.
Андромеда улыбнулась сквозь слезы. В этой улыбке горя было больше, чем в слезах.
– Ну, я пошел, – неловко произнес Драко. Не так и не при таких обстоятельствах принято знакомиться с людьми.
Малфой встал, Андромеда проводила его до дверей. На прощание она спросила:
– Ты как, держишься?
– Плохо, – честно ответил Малфой.
*
Каждые три минуты слышались хлопки трансгрессии. Прибывали волшебники, все в черных траурных мантиях и с цветами в руках. Родственники из Уэльса, Франции, Италии, даже из далекой Польши. Они приветствовали друг друга кивком головы. Сегодня было не время для шумных объятий, радостных приветствий и ностальгических воспоминаний о прошлых встречах. Одной из последних прибыла Андромеда Тонкс. В толпе пронесся шумок. Никто не знал, что ее пригласили. Реакция на ее появление была разной. Одни недовольно перешептывались, считая, что ей здесь не место, другие восприняли это как долг памяти умершей.
Андромеда возложила цветы к постаменту, где лежала Нарцисса, и некоторое время постояла возле тела сестры. По лицу миссис Тонкс ручьями текли слезы, глаза опухли и покраснели. Она плакала, ничуть не стесняясь неодобрительных взглядов своих родственников. Андромеда имела право оплакивать свою сестру наравне с другими.
Постамент был защищен специальными чарами от снега, валившего на кладбище белыми хлопьями. Нарцисса лежала в окружении цветов: алых гвоздик, белоснежных роз, небесно-голубых георгинов, солнечных нарциссов. Последним цветы поднес Драко. Кроваво-красные розы на длинных тонких стеблях – любимые цветы Нарциссы. Малфой в последний раз посмотрел в лицо своей матери, такое красивое и такое молодое.
Внутри Драко была бездонная грусть, боль утраты. Кроме своего собственного горя он чувствовал горе окружающих людей, тех, кто вместе с ним сегодня оплакивал Нарциссу Малфой. Чужие эмоции вкупе с собственными ощутимо давили на Малфоя. Внутренняя защитная стена неукротимо рушилась.
Трудно жить, постоянно ощущая чужие эмоции, не предназначенные для тебя самого. Ты можешь попытаться отделить от них свое сознание, но все равно будешь ощущать их отголоски в своей голове. Постоянно. Тогда одиночество становится роскошью.
Люциус говорил какие-то слова о Нарциссе, но они не доходили до сознания Драко.
«Прощай, мама! Мне жаль. Впервые в жизни жаль по-настоящему. Жаль, что тебя не стало так рано. Я столько тебе не рассказал. Сейчас уже поздно.
Я ведь тоже умер и возродился. Стал Гримом. Я убиваю зло, ищу демонов и членов какого-то Ордена. И уже не понимаю, зачем. Часто я ненавижу того, кем стал. Спасает мысль, что осталось недолго. Тебя не стало, и эта мысль стала преследовать меня чаще. Наверное, она помогает мне не совершить самоубийство. Сегодня ночью я опять летал. Летел до самой земли с закрытыми глазами. И остановился, когда до земли остался какой-то метр. Понял – еще рано. Если кто-то дал возможность пожить еще год, надо жить…
Я знаю, что ты не одобрила бы мою месть. Но я должен был. Не из-за Грима. Ради себя. Их бы оправдали, по-тихому закрыли это дело, они бы не страдали в Азкабане. Пусть это звучит моим оправданием. Пусть. Мне уже давно все равно.
Чувство, что я до сих пор стремительно падаю, осталось. Оно не исчезло. Тьма везде, даже внутри меня. Хоть бы кто-то меня остановил. Но никому это не под силу.
Мам, я люблю тебя. Прости, что говорил это редко. Знай, я чувствовал это всегда. Каждый миг своей жизни. Надеюсь, ты знала об этом.
Я люблю тебя».
Больше всего Драко сейчас хотелось уйти от этих людей, взлететь в небо, подставляя мокрое от слез лицо ветру. Раствориться в небе. И не думать, не думать.
Когда гости разъехались, Малфой помог отцу добраться домой. Люциус был совсем плох. От переживаний его болезнь снова обострилась. Он безостановочно кашлял, под вечер у него кровь пошла горлом. Драко насильно заставил отца продолжить лечение и вернуться в Китай.
– Я не хочу потерять еще и тебя, – сказал отцу Драко.
Малфой остался в доме один, чувствуя, как на него волнами обрушивается отчаяние. Он отомстил, но не чувствовал облегчения. Стало только хуже. Драко открыл первую бутылку огневиски. Жидкость обжигала горло, но он пил, задыхался, но пил. Лишь бы отчаяние утихло, а боль притупилась.
«Ты ошибся, Дамблдор. Наверное, первый раз в жизни. Я – убийца».
Малфой яростно ударил кулаком по стене, оставляя там глубокую вмятину.
Тьма всегда жила в его душе. Но никогда раньше он не позволял ей взять верх над его разумом. Внутри существовал некий барьер, через который он сознательно не переступал. Всегда была граница дозволенных действий, поступков, слов. Это внутренняя граница помешала ему прикончить Дамблдора самостоятельно. Слать отравленное вино, ожерелье, но не убивать своими руками.
Вчера Драко сознательно уничтожил эту границу. Он хотел убить, хотел отомстить. Сделанного не вернуть, не оживить мертвых, не собрать воедино свою душу.
Драко помнил охватившие его чувства, когда кровь Гавейна Робардса заливала его лицо. Он боялся ту часть себя, которая так чувствовала. Он понимал, что теперь ему не остановиться. Сущность Грима – темная сторона его души – не даст ему покоя.
Он будет убивать.
Он не сможет сопротивляться самому себе.
*
Кровь… Липкая, горячая, с привкусом ржавчины… Она течет по лицу, по рукам… Лихорадочное возбуждение в каждой клеточке тела, словно доза героина в венах…
*
Драко открыл глаза, медленно осознавая, где находится. В висках пульсировала боль, голова разрывалась от малейшего звука.
Малфой лежал на кровати в своей комнате. Вокруг на полу валялись пустые бутылки, сломанная мебель, порванные книги.
Драко потянулся за очередной бутылкой, пытаясь найти хоть одну не пустую. Его поиски увенчались успехом. На дне одной из бутылок плескалась темно-красная жидкость. Малфой осушил ее одним глотком.
Алкоголь уже не приносил облегчения как в первые дни. Воспоминания не исчезали за алкогольной дымкой, боль больше не притуплялась, оставаясь шрамом на душе.
Драко не помнил, какое сегодня число. Он даже не помнил, какой сейчас месяц, точнее, не знал. Взгляд долго не фокусировался на календаре, цифры которого постоянно расплывались и никак не хотели собраться воедино. Сегодня было тринадцатое ноября.
Нарцисса была убита девять дней назад, Драко убил девять дней назад.
Малфой попытался встать, но тут же, пошатнувшись, рухнул на кровать. Голова кружилась, ноги отказывались подчиняться, его било в ознобе как от лихорадки. Драко не помнил, когда в последний раз ел, менял одежду, расчесывался. Сальные волосы неприятной массой падали на лицо, смятая одежда еще с похорон была грязной и несвежей.
– Дринки, нет… Винки? – заплетающемся языком произнес Драко. – Тинки?
Перед ним появился эльф.
– Да, мой господин.
– Принеси от похмелья. Живей!
Малфой жадно глотал зелье. С каждой его каплей жизнь приобретала краски. Головная боль проходила, руки и ноги переставали трястись, а печень – ныть.
Драко подошел к зеркалу, пытаясь узнать в отражении себя. Его глаза не были человеческими. Две узкие щелки, как у животного, отражающие его сущность. Зверь.
Малфой изо всей силы ударил по зеркалу. Осколки больно резанули по лицу и руке. Кровь струйкой текла по лицу…
Нет, это не он. Малфой не может быть этим жалким, ничтожным человеком в отражении.
И не будет.
========== 15 глава. Brand New Day ==========
Dream
Send me a sign
Turn back the clock
Give me some time
I need to break out
And make a new name
Let’s open our eyes
To the brand new day
It’s the brand new day
It’s the brand new day
I know it’s the brand new day
Come on to the brand new day
I know it’s the brand new day
Мечта,
Пошли мне знак,
Поверни время вспять,
Дай мне немного времени,
Мне нужно передохнуть…
И выдумать новое имя
Давай откроем глаза
Совершенно новому дню!
Это совершенно новый день!..
Это совершенно новый день,
Я знаю – это совершенно новый день!
Вперед, навстречу совершенно новому дню,
Я знаю – это совершенно новый день!
Ryan Star – Brand New Day
Драко быстрым шагом спускался по лестнице, следом за ним эльф, пыхтя, волочил дорожную сумку. Взгляд Малфоя бесцельно блуждал по коридорам, комнатам, закоулкам поместья. Стены хранили память о магических войнах, когда замок разграбила французская армия; торжественных приемах, на которых присутствовало все высшее общество Англии; детском смехе тех, чьи имена давно стерлись на надгробных плитах.
Многие называли Малфой-менор музеем. Роскошные картины, мебель, инкрустированная полудрагоценными камнями, мраморные барельефы, древнейшие магические свитки, оружие гоблинской работы. В поместье нашли себе пристанище многие произведения искусства, навсегда исчезнув с демонстраций и выставок музеев мира.
А Малфою собственный дом казался затхлым каменным склепом. Кругом роскошь. И пустота, от которой хочется выть на весь свет.
Драко зашел в камин, приняв из рук эльфа дорожную сумку и щепотку летучего пороха.
– Хогвартс!
Последним, что увидел Малфой перед тем, как изумрудно-зеленое пламя поглотило его, была гостиная, тонущая в лучах заходящего солнца, и грустный эльф, утирающий нос рваной замызганной тряпкой.
Драко закружило, в горле запершило от дыма, перед глазами стремительно проносились жилища волшебников, каминные решетки и, наконец, кабинет директора Хогварста.
Малфой вышел из камина в облаке пыли и пепла.
– Добрый вечер, мистер Малфой! Попрошу вас не сыпать пепел на мой ковер, – раздался строгий голос профессора МакГонагалл.
– Извините, профессор, – откашлявшись, произнес Малфой. Он успел отвыкнуть от перемещения по сети летучего пороха.
МакГонагалл придирчиво осмотрела слизеринца из-под прямоугольных очков.
– Вы уверены, что готовы продолжить занятия?
– Уверен, – лаконично ответил Драко.
– В таком случае, мистер Малфой, несколько слов о вашей учебе. Сядьте.
Драко сел на стул и в свою очередь уставился на МакГонагалл.
– Мне поступило несколько жалоб от учителей. Вы систематически пренебрегаете выполнением домашних заданий, игнорируете обязанности старосты школы. Так не годится. Не могу сказать, что вы все шесть лет были идеальным учеником, но насчет учебы претензий к вам не было.
Мистер Малфой, это ваш последний год в Хогвартсе, не за горами экзамен по Ж.А.Б.А. От того, с какими знаниями вы выйдите из школы, будет зависеть ваше будущее.
Драко с трудом подавил чудовищный зевок.
– Я прекрасно понимаю, что вам сейчас не до этого. Вы пережили страшную трагедию. Но помните, что вы продолжаете жить, существовать в обществе, следовательно, обязаны подчиняться его законам.
Пока, – МакГонагалл сделала акцент на это слово, – я ничего не требую, лишь прошу обратить внимание на некоторые моменты в учебе.
– Мне все ясно, профессор.
– Тогда разговор окончен. Приношу вам мои искренние соболезнования, Драко, – мягко добавила она.
Малфой кивнул. МакГонагалл отвернулась от него, продолжая перебирать бумаги на столе. Драко захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь и трансгрессировал.
Его комната ничуть не изменилась. Вещи лежали в том же беспорядке, в котором он их оставил. Стол завален перьями, исписанными свитками, газетами, письмами, листами досье. С фотографий в левом верхнем углу на Драко бесстрастно взирал Сэмюель Стамп, скалился в глупой улыбке Янус Маккинси и хмурил брови Гавейн Робардс.
Драко в некотором оцепенении смотрел на эти фотографии. Они были из той другой жизни, где он сомневался, что же ему делать с его убийцами, где, сам того не желая, понимал мотивы врага.
– Вспыхни!
Огонь мгновенно охватил досье, пламя жадно пожирало листы, пока на столе не осталась лишь горстка серого пепла.
– Эванеско!
Вот так. Чтобы никаких упоминаний о той ночи, только воспоминания, засунутые в самые отдаленные уголки памяти.
Внизу послышался шум, чьи-то голоса, топот ног. Слизеринцы спешили на ужин. Драко дождался, пока все стихнет, и спустился в пустую гостиную. Все на своих местах, как и семь лет назад.
Малфой удобно устроился в кресле возле окна, закинув ноги на стол. За окном падали снежинки, описывая в воздухе незамысловатые фигуры. Так было тысячу лет назад, так есть и сейчас. Ничего не изменилось.
Но почему тогда у него ощущение, что мир перевернули с ног на голову? Такого не было, когда он умер и стал Гримом, когда осваивал свои силы.
Гостиная постепенно наполнялась людьми. Малфоя заметили. Две шестикурсницы шептались в дальнем углу, бросая на Малфоя сочувствующие взгляды и милые улыбочки.
– Драко, – пробасил Гойл над самым ухом. – Я и не ожидал, что ты вернешься так скоро!
– Ну, как видишь, – произнес Драко, пожимая его большую как у тролля руку.
– Мне правда очень жаль Нарциссу, – произнес Гойл смущенно, но искренне. – В общем, ну ты понимаешь…
– Спасибо, Грег.
Повисла неловкая пауза. Гойл не знал, что еще прибавить, а Драко – что отвечать другу.
– Мне тут на отработку пора, не знаю, рассказали ли тебе о заварушке на матче по квиддичу.
– Нет, еще не успели. Я недавно прибыл.
– Ты бы видел, как МакГонагалл плевалась, когда обвиняла нас в подрыве репутации школы!
– Еще бы она не плевалась, ее дорогие гриффиндорцы тоже в этом участвовали. Уизли вон до сих пор разукрашенный ходит, – позади Драко раздался веселый голос Блеза. – Здорово, Малфой!
Они крепко пожали друг другу руки и на мгновение обнялись. Гойл пробормотал что-то о Филче, наказании за опоздание и потопал из гостиной.
– Как ты? – спросил Блез, буквально рухнув в соседнее кресло.
– Нормально.
– А если честно?
– Паршиво, – Малфой криво ухмыльнулся. – Допился до чертиков. Очнулся через неделю после похорон, ноги не держат, вид как у Беллатрисы после Азкабана. По всей комнате валяются пустые бутылки, мебель переломана. Не помню, чем ломал: кулаками или заклинаниями.
И стою я посреди разгромленной комнаты и вдруг понимаю, что хватит, пора брать себя в руки.
– Я что-то подобное и представлял, – угрюмо произнес Блез. – Сначала я обиделся, что ты слинял с моего дня рождения, а потом, когда Пэнси меня носом в газету ткнула…
– А где Пэнс?
– Строчки пишет у Трегера. Она прямо на уроке пустила в Финиганна заклинанием. Ты бы видел его волосатую рожу!
– Вижу, вы не скучали. Так что случилось на стадионе?
Блез в свойственной ему манере начал описывать матч, энергично размахивая руками и строя комичные рожицы.
– Грандиозное побоище на поле для квиддича. Оно достойно отдельной главы в «Истории Хогвартса», которую так усердно цитирует Грейнджер. Кстати, об этой мегере. По словам Пэнс, кричит Грейнджер, как банши. Обвинила слизеринцев в развязывании межфакультетских распрей.
Зарвалась девочка. Не мешало бы преподать ей урок хороших манер.
– Не стоит, – равнодушно произнес Драко. – За нее МакГонагалл оторвет всем головы почище любого василиска. А в моих планах, наконец, окончить седьмой курс.
Но Поттеру и Уизли не мешает прочистить мозги, хотя в наличии у них мозгов я лично сомневаюсь.
– Я тоже, – весело хохотнул Блез. – Чертовы герои! Меня достало, что им поют дифирамбы на каждом углу. Пусть Поттер теперь охотится на этого нового маньяка. Может наш «спаситель мира» спасет нас еще раз!
Ты бы видел, как преподаватели переполошились, когда узнали об убийствах в Министерстве. Трелони (она, кажется, Прорицания преподает) грохнулась в обморок, драматически пропищав перед этим, что предсказала убийства по капусте в ее завтраке!
– Я мельком проглядывал газеты, не до них было. Так что там? – заинтересованно пробормотал Малфой, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок.
– В газетах не пишут всей правды. Министерство, по сложившейся веками доктрине, не хочет сильно пугать волшебников. Но мне во всех подробностях рассказал об этом отчим.
– Какой по счету?
– Восьмой, – Блез отмахнулся от Драко, чтобы тот не сбивал его с мысли. – Он работает в Отделе международного магического сотрудничества и в тот день вернулся из командировки в Неаполе. Когда он трансгрессировал, в Атриуме уже приличная толпа собралась. Все в шоке. Не знают, что делать, как перепуганное стадо баранов.
Отчим видел, что там было. Зрелище не из приятных: в воздухе висит посиневший труп, на полу валяется еще один мертвец, а рядом кровавая каша из органов. Будешь от чего в шоке.
Позже выяснилось, что один поджарился в прямом смысле слова, второй был со сломанным позвоночником, но умер от смертоносного заклинания, а третьего просто растерзали. Хотя какой тут «просто». Все теряются в догадках, какой маньяк такое сотворил.
При этих словах Малфой нервно дернулся, но тут же взял себя в руки. Блез ничего не заметил, расписывая подробности леденящей кровь истории. В притихшей гостиной его зловещий вибрирующий голос слушали, затаив дыхание, почти все слизеринцы. Драко с раздражением подумал, что Блезу даже не надо учиться на клоуна.
– И это не все! – выдержав драматическую паузу, сказал Блез. – Позже трупы опознали. Один – глава мракоборцев, другой – начальник Отдела обеспечения правопорядка, а третий – работник Мунго. Эти убийства вызвали резонанс по всей магической Европе. Хваленые Министерства наших соседей сильно заволновались. Ты посмотри на заголовки в газетах.
Блез бросил Малфою пару газет. Драко мельком пробежал по заголовкам на первых страницах. Его руки бессознательно сжались на подлокотниках кресла.
«Кровавые реки в Министерстве».
«Это дело рук зверя».
«В Лондоне орудует монстр».
«Кто он: сумасшедший или расчетливый убийца?»
«Министерство выдвигает мнение, что убийства дело рук последователей Того-Кого-Нельзя-Называть».
«Кто следующий?»
В голове Драко крутились обрывки тех самых заголовков.
«Кто следующий… Это действительно интересный вопрос».
*
С момента возвращения Малфоя в Хогвартс прошло два дня. Драко стал центром внимания многих учеников. Встречаясь с ним взглядом, ученики тут же стыдливо отводили глаза или наоборот глазели на него так, словно он диковинное животное, идущее по коридорам. О загадочной смерти его матери шептались во всех коридорах. Кто-то даже выдвинул безумную версию, что убийца Нарциссы Малфой и чиновников в Министерстве – один и тот же человек.
Многие слизеринцы считали своей обязанностью выразить Драко соболезнования. При этом они долго таращились на Малфоя, затем пулей произносили заранее приготовленные слова и вздыхали с облегчением. И далеко не все искренне сочувствовали его горю. Они наивно полагали, что если выкажут Драко свои соболезнования, то добьются его расположения.
В скором времени Малфою приходилось сдерживаться, чтобы не наорать и не врезать тому, кто подходит к нему со скорбно-трагическим выражением на лице.
Кто-то сочувствовал ему, кто-то испытывал злую жестокую радость. Это случилось не с ними! Это произошло с ненавистным слизеринцем, который всю жизнь смотрел на них, как на грязь. «Справедливость» восторжествовала!
Может, не чувствуй Драко эмоций окружающих, ему было бы легче.
Следующими по расписанию были сдвоенные Зелья. Малфой спустился в подземелья, кутаясь в мантию. Из-за начавшихся снегопадов температура в замке резко понизилась. На уроках ученики сидели в теплых мантиях, шарфах, а часто и в перчатках, хотя писать в них было неудобно. Особенно холодно было в подземельях, в которых и летом не было особо тепло. Ученики не спешили на Зельеварение. Профессор Слизнорт, проводящий большую часть своего времени в подземельях, постоянно чихал и говорил осипшим голосом. Из-за обилия шарфов и мантии с меховой подкладкой он стал еще более круглым.
