Текст книги "История Мариан (СИ)"

Автор книги: Rana1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 33 страниц)

***

В тот момент, когда Мариан вошла в Залу советов, я понял: случилось нечто ужасное. Слова замерли на моих губах, и я перевёл взгляд с неё на Халдира. Он тоже это заметил, потому сдержал гнев, хотя давал чёткие инструкции – не беспокоить. Мариан не обратила внимания ни на кого – Линдира, Ванимэ, меня и других – и прошла прямо к моему брату, поклонилась и молча ожидала ответа. Она не дрогнула, когда он наконец одарил её уничтожающим взглядом, под которым всегда съёживался самый уверенный эльф.

– Говори, – произнёс он.

Губы Мариан зашевелились, но она не издала ни звука. Все, как один, придвинулись ближе, чтобы расслышать.

– Аллиндэ… больна, – выдавила она, едва контролируя эмоции.

Мариан так произнесла слово «больна», что ни у кого из нас не возникло сомнений по поводу его значения. Со всех сторон поднялись недоверчивые возгласы. Нас обуяло горе. Мы волновались за всех наших собратьев, но Аллиндэ – самая жизнерадостная из нас, она могла заставить самого уставшего от этого мира эльфа увидеть величие Арды свежим и новым взглядом.

Глаза Мариан никогда не были такими потухшими. Когда в её жизни наступал сложный период, она всегда была уверена, что за чёрной полосой последует светлая, и прилагала к этому все усилия. Сейчас я боялся, что болезнь Аллиндэ совместно со скорым уходом Халдира погасит в ней свет надежды. Я хотел броситься к Мариан и успокоить её, но сдержался. Это окончательно сломает её. Я буду ждать.

– Джоэль ведёт её к Ломиону, – с трудом продолжила Мариан. – Он хочет попробовать помочь ей.

– Нет! – вскричал Линдир, вставая со стула. – Этот человек не должен вмешиваться. У него нет ни знаний, ни умений!

Потрясённая Мариан смотрела на Линдира. Его остановил Халдир, положив руку на плечо:

– Успокойся, Линдир. Наши знания не помогли Калло. Нельзя просить целителя не попытаться исцелить. Не нужно бояться доктора – он не сделает ничего без позволения Ломиона.

– Мои извинения, – сдержанно произнёс Линдир.

Мариан сделала вид, что пропустила мимо выпад Линдира, но по её лицу было видно: его слова ранили её.

– Проследи за этим, – обратился Халдир к Мариан и повернулся к нашему столу.

– Мой повелитель, – настойчиво продолжала она. Халдир оглянулся и кивнул. Я было порадовался, что она не добавила груз к без того тяжёлому бремени моего брата, но не тут-то было. – Аллиндэ нужно попасть в Валинор как можно скорее.

Халдир нахмурился.

– Ты правильно поступила, что пришла к нам. Но я вижу, ты торопишься вернуться к ней. Передавай Аллиндэ наши добрые пожелания. Потом мы сможем прийти и поговорить с ней лично.

Мариан ушла, а Халдир повернулся к нам. Я не ожидал больших перемен в вопросах, по которым мы уже пришли к соглашению, ибо день, когда Кирдэн будет нас ждать (как мы надеялись) не может быть изменён. Однако нам придётся приложить все усилия, чтобы сделать путешествие Аллиндэ как можно более удобным. А это значит, уходить придётся раньше, чем мы планировали.

13 марта.

Для всех обитателей Метентауронда места в Большой Зале не хватает, поэтому Халдир дал слово собраться на берегах Линлуина, где мы делали вино несколько месяцев назад. Это место и обильное угощение, выложенное Турнауром, придавало событию праздничный дух, несмотря на значительные слова, которые последуют.

Закончив трапезу, Халдир встал. За его спиной блестел Линлуин. Гордая осанка Халдира и его серьёзный настрой сразу всех успокоили. Долгое время не было слышно ничего, кроме шума воды. Даже птицы, распевавшие где-то высоко над оранжереями, затихли. Я приведу слова Халдира так, как их запомнила:

– Никто из оставшихся здесь не видел Белые Берега своими глазами. Никто не ощущал под ногами их пески. Мы знаем о них только из песен. Сама эта земля, её звёзды и воды были священным даром, богатым и прекрасным. Мы не хотели покидать её. Но Арда более не безопасна для нас: она больна, и мы болеем вместе с ней. Калло и другие мертвы, Аллиндэ больна. Время вернуться Домой.

Некоторые из нас с радостью ждут прибытия в Валинор, другие слишком привязаны к Арде, и в их сердцах боль. Все мы унесём с собой воспоминания об Арде до конца дней. Я не заставляю уходить. Каждый сам сделает выбор: уйти или остаться.

Для тех, кто останется – ваша судьба здесь. Вам придётся покинуть Метентауронд. Скоро Люди узнают о его существовании и придут сюда. Я опасаюсь, что вскоре вы тоже заболеете и погибнете, в обществе других или в одиночестве. Исцеление Арды не будет быстрым. Вам придётся дорожить отпущенным временем, каким бы оно ни было.

Судьба тех, кто пойдёт со мной за Море (и здесь выступили вперёд Линдир, Румил и Ванимэ), неизвестна, путь наш полон опасностей. Гавани для нас утеряны. Я выбрал место, куда редко заглядывают Люди, к которому мы должны прибыть и ожидать кораблей незамеченными. Я не знаю, как сообщить нашим друзьям, что в этот Йэстари мы будем их ждать. Я могу только надеяться, что по милости Валар или ещё каким-то способом Кирдэн поймёт, что мы ждём, и придёт. Если же нет, и нас обнаружат, мы встретим Младших Детей. Они более не друзья Эльфов, мы для них – легенда, детская сказка. Если же останемся незамеченными, то нам придётся жить в тайне, пока не встретим свою судьбу.

Я ничего не обещаю. Тем, кто пойдёт со мной, придётся рассчитывать только на удачу. Независимо от того, пойдёте вы в леса или к Морю, все должны уходить от Главных Ворот с наступлением темноты. У вас есть ровно шесть дней, чтобы попрощаться с Метентаурондом.

Я огляделась и увидела слёзы на многих лицах. Я подошла к Халдиру. Может, это мой последний шанс сказать Эльфам, что было в моём сердце. Но тут вперёд выступила Эсмин и взволнованно произнесла:

– Наши бабушки пели: Puxa ikinkdiksh enqiqnan alona daminaoa anxdushima.

Эльфы и люди удивлённо переглянулись. Она пояснила:

– Это пайут – язык коренных индейцев. Знания старших продолжатся в нас.

– Тогда почему бы сразу так не сказать? – пробормотал Джоэль.

Я не могла смотреть Халдиру в глаза, иначе, клянусь, расплакалась бы. Я с трудом сказала, что без них Арда опустеет, но память всегда будет жить в наших сердцах. Мы сохраним наследие эльфов. Мы расскажем миру и никогда о них не забудем. Я твёрдо верю: когда мы раскроем существование Метентауронда, люди всё поймут, и мы сможем их изменить. Тут я наконец смогла посмотреть на Халдира.

– На протяжении нашей короткой истории мы уважали тех, кто оставил комфорт и безопасность своего дома и отправился навстречу великим открытиям; тех, кто справился с кажущимися непреодолимыми трудностями и стоял перед лицом смертельной опасности. Это наши первооткрыватели, исследователи, астронавты, учёные, поэты. А ещё они обычные люди, нашедшие в себе отвагу, о которой даже не подозревали. Но мы также уважаем и помним тех, кто рискнул и не добился успеха, но вдохновил своей волей к победе. Мы называем таких людей героями. Каждый эльф здесь – наш герой. Мы верим, вы доберётесь до дома. С нашей стороны мы предлагаем любую помощь. Да пребудет с вами благословение Валаров и их помощь.

– Или они будут иметь дело со мной! – сказал Роджер, тряся кулаком. Все рассмеялись.

Я слушала чистый звенящий смех эльфов. Скоро мы не услышим их голосов. Клянусь, никогда их не забуду, сколько бы времени не прошло.

Смех быстро смолк, уступив место торжественности. Я пыталась поймать взгляд Линдира, но он смотрел куда-то в сторону. С тех пор как я сказала ему об Аллиндэ, часть Линдира уже была в Валиноре. В болезни Аллиндэ он винил нас, и я не могу осуждать его за это. Но кажется, я потеряла друга, и это печально. Конечно, я на него немного злюсь: Аллиндэ и мой друг, и мы делаем для неё всё, что в наших силах.

Халдир отвёл меня в сторону:

– Сердце мне подсказывает, что ещё есть время примирить Людей с Ардой. Сейчас не эльфы должны быть героями, Мариан, а ты, если сможешь.

Нас прервал Дитер. Он привёл Мэйсона.

– Мы надеемся, – властно произнёс Халдир, – ты поймёшь: созерцая, можно узнать больше, чем разрушая.

– Таким способом нельзя понять многие важные вещи. Мы бы никогда не открыли кварки, если бы не расщепили атом, – упрямо возражал Мэйсон.

– У вас есть поговорка: «Не можешь увидеть лес из-за деревьев». Я думал, эколога больше заинтересует лес. То, о чём ты говоришь, имеет место быть, но это не всегда лучший путь. Когда-нибудь ты поймёшь это, если пересмотришь свои взгляды.

Мэйсон промолчал, но вызывающе смотрел на Халдира, будто тот был динозавром. Потом он увидел Ванимэ и опустил глаза.

– Если позволите, я помогу вам приготовиться к путешествию, – процедил он. – Что угодно, только не сидеть ещё неделю в этом треклятом талане.

– Не советую, – быстро сказал мне Дитер.

Я прекрасно понимала: если Мэйсон будет бродить по Метентауронду, это сильно осложнит работу Дитера. Кто знает, что у него на уме? Решать будет Халдир, ведь дело касалось безопасности эльфов. Его ответ меня удивил.

– Я принимаю твою помощь с разрешения Hiril Мариан. Но за тобой всё время будут следить.

Дитер покачал головой, но я уже чувствовала себя виноватой за то, что так надолго заперла Мэйсона, и потому согласилась. С завтрашнего дня вместе со всеми остальными Мэйсон будет помогать эльфам в подготовке к путешествию. А там будет видно.

– Ты тоже собирай вещи, – сказала я ему. – Часть пути ты пройдёшь с нами. Тебе завяжут глаза, и Дитер отведёт тебя обратно к дороге. Не беспокойся, тебе заплатят, как и было обещано. Никто не бросит тебя беспомощным. Можешь взять с собой то, о чём здесь узнал, запатентовать, заработать миллионы долларов – мне всё равно. Чем больше об этом узнают, тем лучше. Но ты никогда никому не расскажешь об этом месте. А если расскажешь – я об этом узнаю и найду тебя.

Дитер извинился и увёл Мэйсона, бросив мне «благодарный» взгляд через плечо. Думаю, Дитера стоит наградить.

– Помнишь, что из-за такой вот доброты стражи Сумеречья потеряли Голлума? – произнёс Румил своему брату, появившись возле меня.

Я повернулась к Халдиру. Он смерил меня взглядом, от которого я чувствовала себя полностью несостоятельной и взволнованной.

– Я иду с вами, – настойчиво сказала я.

– Я даже настаиваю на этом.

Халдир поразил меня своим ответом.

– Мариан, прикрой рот, – посоветовал Румил, прижав палец к моему подбородку.

Я закрыла рот, который открыла было, чтобы поспорить с предполагаемым отрицательным ответом. Я была слишком удивлена, чтобы ответить Румилу «на твоём пальце».

– Настоящего наставника видно по его ученику. Он должен стать лучше своего наставника, когда тот уйдёт. Докажи, что мы хорошо тебя обучили, – сказал Халдир, потом развернулся и покинул поляну вместе с Румилом.

Конечно. Без проблем. Проще простого.

14 марта.

Четыре дня до ухода эльфов из Метентауронда.

Большую часть дня сегодня я провела с Аллиндэ у камина в библиотеке в окружении запахов кожи и пергамента. Ломион сказал, она может проводить время там, где пожелает. Это лучше, чем находиться у него, где, несмотря на журчащий фонтан и успокаивающий аромат трав, Аллиндэ скучала.

– Это прекрасно, Ломион, но я не могу просто сидеть здесь и быть бесполезной, – с сожалением сказала она.

Ломион разрешил нам с Джоэлем принести в библиотеку некоторые её вещи и устроить её там с удобством. Переход из талана в библиотеку уже утомил её. Здесь мы могли найти на полках то, что её нужно, когда она об этом просила. Мы долго ждали, пока Аллиндэ переступит своё смущение и перестанет говорить, что я «теряю с ней время». Если к ней приходил Джоэль и приносил настои трав (с согласия Ломиона), она ещё больше смущалась.

Он дал понять, что моё присутствие не нужно. Я вышла и занялась другими делами. Тут навестить Аллиндэ пришёл Линдир. Он говорил со мной, но ровно столько, сколько требовала ситуация. Я ожидала на достаточном расстоянии от входа, пока он уйдёт.

– Мариан, будешь вечером слушать истории Линдира в Зале? – спросила Аллиндэ, когда я вернулась. – Я не хочу пропускать столь приятное событие.

Я знала, что на уме у неё совсем другие цели.

– Не думаю, что Линдиру понравится моё присутствие. Уверена, Арианна будет счастлива пойти с тобой.

– Неправда, – сказала Аллиндэ, прищурившись на меня. – Не позволяй настроению Линдира вмешиваться в вашу дружбу.

– Я думала, что останусь его другом, если буду держаться от него подальше, – смущённо сказала я. – Он не хочет меня видеть.

Она взяла мою руку.

– Я знаю Линдира два тысячелетия, Мариан. Мы с Калло с ним быстро подружились и стали почти как семья, с которой он встретится за Морем. Он очень ранимый, хотя производит впечатление холодного и собранного. Он почти вне себя, когда видит меня… в таком состоянии, когда мы так близки к дому. Ты должна оставаться рядом с ним, что бы он себе ни надумал.

– Хорошо, я пойду с тобой, – сказала я, не желая больше утомлять Аллиндэ спором.

Джоэль принёс в библиотеку ужин Аллиндэ и ещё одну порцию травяного варева. Она выпила его без возражений, подмигнув мне через край бокала. Её принесли ко входу в Залу на носилках (Ломион настаивал). У входа она незаметно опиралась на мою руку и указывала, где хотела сесть – справа от Линдира. Ну как я могла ей отказать?

Я записала рассказ Линдира в тетрадь. Он закончил историю Сильмариллов словами: «… Сильмариллы не будут обнаружены вновь, пока мир не изменится». Эта концовка совсем не стыковалась с камнем в моём шкафу. Ободрённая словами Аллиндэ, я первая заговорила с ним.

– Что значит «пока мир не изменится»? Разве он не меняется с каждым днём? Может, истории указывают именно на это?

Он не посмотрел на меня, но заговорил холодным, отвлечённым тоном:

– Смена времён в Арде, под солнцем, разрушения, виденные нами сквозь века, которые так нас огорчают – это не то, о чём говорят истории. Я не верю. Нас учили, что это означает конец мира, когда Вторая Песнь Илуватара будет спета Валарами и всеми детьми Илуватара после конца дней.

– Ты имеешь в виду после второго пришествия, Армагеддона? Но почему до этого времени они не отыщутся? Разве Валары не желают, чтобы камни были найдены и чтобы Свет Дерев вновь засиял в Валиноре?

– Я не знаю, – сказал он, наградив меня наконец любопытным взглядом. Я сказала что-то, вызывающее подозрения? – Хотя обладание Сильмариллом или желание обладать им всегда приносили Эльфам зло.

Он встал и собрался уйти, но я осмелилась задать ещё один вопрос, в котором я с трудом понимала эльфов.

– Линдир, ведь не всё, что вы видели, было разрушением; некоторые перемены случались к лучшему? Или они не «хорошие» или «плохие», а просто то, что должно быть? Некоторые Люди любят перемены ради перемен.

– Сердца Людей не находят покоя в этом мире, и мир страдает, – он повернулся ко мне; его голос стал громче и печальнее. – Жажда власти, желание перемен – это не то, к чему стремятся Эльфы. Мы желаем лишь сохранить красоту мира, довести её до наивысшего совершенства. И в конце концов судьба привела нас к вам, и мы учим вас, тех, кто стремится помешать нам при каждой возможности, как Моргот мешал Валарам снова и снова…

Линдир собирался сказать больше, но голос его оборвался, и он слегка покачнулся. Я поддержала его, хотя была уверена: он меня оттолкнёт. Вместо этого он принял помощь и сел рядом с Аллиндэ. Кажется, он только сейчас заметил оставшихся в Зале эльфов, которые изо всех сил старались не обращать на него внимания.

– Прошу, оставь нас, Мариан, – попросил он, высвободил свою руку из моей и устало провёл ею по лицу. – Я провожу Аллиндэ.

Аллиндэ начала возражать, но я пропустила слова Линдира мимо ушей и ушла, сказав «до встречи завтра». Я стараюсь не расстраиваться. Я знаю, это потому, что Аллиндэ дорога Линдиру. Но теперь я требую от всех эльфов быть совершенными, когда они не такие. Я не могу прочесть мысли Линдира. Но мне больно.

15 марта.

Ещё три дня.

Посреди ночи я проснулась от долгого и утомительного сна, в котором я отчаянно искала кого-то или что-то, но теперь я даже не могу его вспомнить. И первое, что пришло в голову – слова Линдира: «…обладание Сильмариллом или желание им обладать всегда причиняло Эльфам зло». В таком случае я не могу отдать камень ни Халдиру, ни другому эльфу. Я не буду добавлять ещё одну проблему к уже имеющимся. Придётся хранить камень у себя. Честно, мне начинает надоедать беспокоиться о нём всё время.

Я сидела с Корудрингом на новом мосту, который мы недавно закончили. Мост был совершенно не нужен. Видимо, Корудринг затеял это дело исключительно ради меня. Что я не замечала раньше – каждый мост здесь не похож на другие. Корудринг создавал их в соответствии с назначением, местом и материалом, и никак иначе. Я ещё раз поразилась их полезности и красоте. А красотой они обладали живой и растущей, как растения и лесные обитатели. Построив этот мост, я стала понимать уникальность и продуманное творчество.

Закончив работу, мы подняли бокал вина. Я спросила его, что он собирается делать в Валиноре. Он слышал, тамошний мрамор чистейшего белого цвета. Он лучше мрамора с гор Каррары, который нравился ему и Микеланджело. Он со своими учениками возведёт там прекрасные залы собственными руками. За этими разговорами мы опустошили бутылку. Я имела возможность быть его ученицей, пусть даже очень короткое время. От него я узнала вещи, которые раньше считала невозможными. Для эльфов нет ничего невозможного.

16 марта.

Несмотря на замечания Дитера, Мэйсон очень усердно помогал эльфам. Я держу его подальше от Джоэля, а Дитер провожает в талан в конце дня. Вообще, эльфам, привычным к путешествиям на долгие расстояния, не нужна особая помощь от нас. Мы делаем немногое: помогаем упаковать лембас, сушёные фрукты и другую провизию. Турнаур говорит, что их слишком много, чтобы найти достаточно еды в весеннем лесу, но у него есть помощники, которые будут заниматься только этим. Больше для разнообразия, чем для чего-то ещё. Думаю, причина здесь в другом: получать по пути дары Арды – ещё один способ попрощаться с ней.

Держать Мэйсона и Джоэля в разных местах нетрудно. Джоэль проводит дни (подозреваю, и ночи) в поисках лекарства для Аллиндэ. Ничего не помогает, и идеи Джоэля становятся чуть более радикальными, чем Ломион, Линдир и я можем принять. Аллиндэ не подопытный кролик, даже если она настроена попробовать всё и считает: если не поможет ей, то поможет кому-то другому. Джоэль побледнел, похудел и стал взвинченным. Я волнуюсь за них обоих.

Сегодня я сообщила братству, что ухожу с эльфами к океану и оставляю вместо себя Джоэля. Я не представляла, как он отреагирует: обрадуется возможности подставить меня или будет настаивать пойти с нами. Его выбор меня немного удивил. Все отнеслись к этому спокойно (за исключением Мэйсона, которого я не предупредила), но Джоэль отчаянно возражал. Он сказал, что не оставит Аллиндэ без присмотра. Я твёрдо ответила, что с нами идёт Ломион. Джоэль не ответил, когда я повторила, что он остаётся. Это означало, что наш разговор ещё не окончен. Неважно – он останется.

Халдир всё больше волнуется за своих подопечных, хотя хорошо это скрывает. Его выдают чуть более резкие повороты головы, широкий шаг, когда он расхаживает по веранде и преувеличенная вежливость. Румил всегда с ним, и я по нему скучаю. С другой стороны, он надоедает Халдиру, а не мне. Он поднимает настроение Халдиру, и делает это почти незаметно в присутствии других. Румил тоже носит маску: он теперь едва ли такой жизнерадостный, каким притворяется. Он даже пропускает возможности подшутить надо мной, а это неслыханно.

Не знаю, как долго я смогу держать себя в руках. Эльфы грустят, даже когда собираются за Море. Прекрасные плачи по Арде наполняют вечерний воздух печалью и тоской. Песни, рассказывающие об Одиноком Острове или об Элберет, держат эльфов на пределе. Ненавижу смотреть, как с каждым днём Халдир мучается всё больше. А я жажду его объятий всё более и более отчаянно.

Ломион дал мне какой-то напиток, чтобы хоть немного поспать ночью. Сны о Халдире мне больше не снятся. Не знаю, почему. Это делает меня одинокой как никогда. А тут ещё камень в шкафу – постоянный источник волнений.

Два дня. Осталось только два дня.

***

Я понимал, что в какой-то момент придётся сказать Мариан то, о чём мы с Халдиром знали с самого начала. Я молчал: это одновременно успокоит её и причинит незаслуженные страх и вину; и я буду слушать про это бесконечно.

В последние дни перед уходом она и Халдир становились всё более и более несчастными. Оба боролись с необходимостью встретить миг, когда придётся сказать друг другу «прощай», и никто не хотел с этим смириться. Я пытался их успокоить, уговаривал их. Оба упрямые и непоколебимые (я бы предпочёл другие, более живописные выражения), они носили всё в себе и никому не открывались, даже мне. Каждый из них готов был взорваться в любой момент.

И вот в последний день в Метентауронде события стали разворачиваться так, что я решил сказать ей.

Мариан никогда не была довольна своими набросками портрета Халдира, хотя те, которые мне удалось подсмотреть, довольно хороши. У Мариан несомненно умелая рука, но невысокая оценка своих способностей. Сэнди подтвердила бы мои слова, но Мариан никогда не показывала ей свои работы. В тот день она пригласила Халдира, меня, Ванимэ, Линдира, Ородрена, Гладрель и Аллиндэ позировать для фото. Мы ей обещали.

Мы облачились в лучшие одежды. На Ородрене было воинское одеяние, его лучший лук и колчан со стрелами. Сэнди сфотографировала его в лесу вне пещер, Гладрель – в садах, Аллиндэ – в библиотеке, а всех остальных – в Большой Зале. Я думал, Халдир возьмёт со стены оружие, но нет. Он предпочёл предстать перед людьми как правитель, а не как воин. Ванимэ принесла из гардероба его самые изысканные зелёные с серебром одежды, а я убрал его волосы так, как мы делали когда-то в детстве. Чтобы картина стала полной, не хватало только Орофина. Он надел пояс из мифрила с кинжалом, оплечье Галадримов и обруч.

Когда он вошёл в Залу, Мариан широко раскрыла глаза и замерла. Всё её существо полностью сконцентрировалось на Халдире, словно она хотела оставить для себя частичку него. Её грудь вздымалась и опадала от едва сдерживаемого волнения. Взгляд Халдира был прикован к Мариан, когда Сэнди его фотографировала. Тогда мне было интересно, что смотрящий на фотографию спустя месяцы и годы прочтёт в его взгляде. Сейчас я могу сказать, что фото выглядит необычайно живым. Глаза моего брата горели, будто он смотрел на самую большую драгоценность в его жизни. Так оно и было. Намного позже посетители Метентауронда говорили, что они чувствовали силу его присутствия, глядя на фото. Мариан сказала то же, когда впервые увидела фото. Она всегда носила с собой его маленькую копию, даже в тот день, когда умерла.

Я очень хотел хоть как-то облегчить их страдания.

Когда Сэнди закончила фотографировать, все разошлись по своим делам. Инстинктивно понимая, что лучшее надо оставить напоследок, она вызвала меня. Мариан смотрела, пока я приму удачную, на мой взгляд, позу. Я был более привычен к фотокамере, нежели остальные, потому повернулся к Сэнди и… увидел, что Мариан вот-вот заплачет. Она доблестно пыталась сдержаться, я видел. Она всхлипнула один раз, другой… и её прорвало, как поток весеннего ливня. Сэнди опустила камеру и обняла её, потом тактично извинилась, сказав, что ей нужен перерыв. Мы с Мариан остались одни; она обхватила руками колени, её всхлипывания отражались эхом от каменных стен. Я замер в нерешительности, что, смею вас заверить, для меня весьма нехарактерно. Единственная ситуация, в которой я чувствовал себя абсолютно беспомощным – когда Мариан плакала. Собравшись с духом, я сбежал по ступеням и раскрыл перед ней объятия. И она их приняла, вместо того, чтобы прогнать меня прочь.

Мариан сильно помяла и залила слезами мою самую лучшую шёлковую тунику. Она была богатого мерцающего оттенка суглинистой почвы, с серебряной вышивкой. Эльфийки теряли голову, когда я её надевал. Мне её будет очень недоставать.

В промежутках между рыданиями Мариан пыталась говорить, иногда у неё это получалось, и я понимал смысл её слов.

– Я не могу… ты… Румил… не знаю, что… без… тебя… лучший друг…

И так далее. Это надо прекращать.

– Дорогая, я никуда не уйду.

– Наши споры… я не вынесу…

– Мариан! Послушай! Я не взойду на корабль.

Мариан отпрянула от меня, поток слёз внезапно остановился.

– Что?! – в ужасе сказала она.

– Я остаюсь здесь, в Арде, с тобой, – терпеливо повторил я, убрав вымокшую от слёз прядь с её лица.

– Ты не можешь остаться здесь, – медленно произнесла она, словно я был сумасшедшим. – Ты спятил? Ты видел Аллиндэ? Ты должен уйти, и как можно быстрее. Ты стоял рядом с Халдиром, когда он сказал, что уходит. Ты стоял с Ванимэ и Линдиром. Ты идёшь с ними!

– Мариан, – мягко сказал я. – Я лишь сопровождаю их до Моря, как и ты. А потом вернусь сюда, с тобой.

– Почему? – запаниковала она. – Из-за того, что я только что наговорила и плакала? Думаешь, я хочу, чтобы ты остался здесь и погиб?

Потом она прищурилась.

– Халдир в курсе, что ты собираешься сделать? Ты идёшь со мной, и пусть он вправит тебе мозги. Марш, мистер!

Если бы я был ребёнком, она утащила бы меня к нему за уши. Но от него она тоже не услышала того, что хотела.

– Ты слышишь мои слова или нет? – спросил Халдир, отрываясь от карт в своём кабинете. – Я не буду никому приказывать. Остаться с тобой – желание Румила. Я даю ему благословение.

– Это тебя даже не удивило. Ты знал! Господи, как ты можешь оставить здесь своего собственного брата?

На мгновение по лицу Халдира пробежала глубокая боль. Не ответив, он вернулся к картам.

– Ты мне всё ещё не веришь, так? И оставляешь здесь Румила, потому что я не справлюсь. Я смогу! Ты мне не нужен. Большое спасибо, я прекрасно справлюсь сама.

Ей было больно лгать мне, я отлично это видел. Когда и я не ответил, она обратилась к Халдиру:

– Я не позволю ему остаться. Я не буду причиной его гибели. Халдир! Посмотри на меня, чёрт возьми! – она в ярости ударила по столу.

Он посмотрел на неё, и это не был взгляд, который я хотел бы получить.

– Ты не слушаешь, – сердито произнёс Халдир. – Не имеет значения, что говорит моё сердце, не имеет значения, что разум кричит забрать его с собой – я не заставлю его уйти! Румил хочет остаться и помогать тебе. Я уважаю его решение. И ты должна.

С выражением вины и твёрдой решимости, будто совершает нечто кощунственное, Мариан стала снимать кольцо с пальца.

– Если придётся, Румил, я нарушу обещание, чтобы спасти твою жизнь. Даже если ты навеки возненавидишь меня за это.

Кольцо не снималось. Она сделала ещё одну попытку, но ничего не вышло. Она беспомощно посмотрела на нас.

Я взял её за руку. Я знал, что значит для Мариан рискнуть моей дружбой, и был глубоко тронут.

– Я не прощаюсь с братьями навсегда, дорогая, лишь откладываю встречу. Я смогу жить среди людей, как часто делал. Хочешь, чтобы я пропустил великие перемены, начало которым мы положим? Хочешь, чтобы я пропустил исцеление Арды? Или будем смотреть вместе, бок о бок?

– Румил не заболеет, – уже менее сердито заверил её Халдир. – Зеркало Галадриэль предсказало, что он проживёт с тобой много лет. Пусть тебя это успокоит. Знай, не только твоя нужда держит его здесь, но и его нужда, и нужды всех нас.

– Ты планируешь остаться лет на пятьдесят, пока я не умру. Прошу, не жди так долго! Обещай, что сразу вернёшься.

– Сразу, обещаю.

Конечно, сразу – понятие относительное, не так ли?

***

17 марта.

Это наш последний день в Метентауронде, и мне пришлось провести его в спорах с Халдиром и Румилом, которых я люблю больше всех на свете. Я боюсь за них, боюсь за Аллиндэ и за остальных эльфов. Мне не удалось убедить Халдира, что Румил не может со мной остаться, и после этого я вернулась в свой талан. Я так сердита на него! И я уже отчаялась обнять его и повторять, что люблю, снова и снова! Я прибралась, собрала вещи, провертела в полу дыру, расхаживая туда-сюда. Идти к нему или не идти? Я не могу уснуть. Стемнело. Время шло так быстро и так тянулось… Минута за минутой… Я уже не лягу спать. Я боялась, что просплю, и Халдир уйдёт без меня. Я хотела его. Я хотела пойти к нему, упасть на колени и умолять позволить прикоснуться к нему. А если он отвергнет меня? А если сдастся и займётся со мной любовью? Потеряет своё бессмертие? Я едва удерживалась, чтобы не побежать к нему: я никогда больше не буду вместе с ним здесь, в Метентауронде. Знаю, он слишком занят путешествием, чтобы уделить мне время. Но потом я никогда, никогда его не увижу.

Было уже очень поздно, когда я услышала голос за дверью. Это оказался Румил, который, как обычно, открыл дверь прежде, чем я смогла ответить. Я рассказала ему о своих страхах – не обо всех, естественно. Я пыталась отговорить его оставаться здесь, но он уже принял решение. Он пообещал разбудить меня вовремя, чтобы я смогла проводить Халдира. Когда я спросила, почему он не спит в столь позднее время, он протянул мне корзину и обнял.

– Румил, – смущённо сказала я, приподняв воздушное облако тонкой белой материи из корзины, – я не понимаю.

– Делай то, что велит твоё сердце, Мариан. Оно не может ошибаться.

– Но Румил, я же не буду просить его…

– Мой брат сильнее, чем ты думаешь, Мариан. Он не подвергнется опасности. Я знаю его лучше, чем все остальные. Так же, как и тебя. Сегодня он волнуется и печалится по многим причинам…

Да, подумала я, одна из них – оставить Метентауронд в моих руках.

– …и разлука с тобой – не последняя из них.

Я зацепилась за эти слова, как тонущий в бескрайнем море готов зацепиться за любую соломинку, но протянула корзину с её содержимым обратно Румилу.

– Румил, этого не может быть. Он сказал однажды, что я ему нравлюсь, но не более того. Он до сих пор мне не верит. Я никогда не стану достаточно хорошей, или достаточно сильной, или…

– Возможно, ошибка Халдира – воспитать тебя по его представлениям, а не по твоим; сделать из тебя военачальника, которым ты не будешь. Но верит он в тебя, Мариан, даже не в себя. Не путай его печаль от расставания с Ардой и его мнение о слабости Людей с недовольством тобой. Я пробовал поговорить с ним, но ты – единственная, Мариан, кто сможет успокоить его, а он – тебя. Я прошу тебя как брат Халдира и как твой друг: сегодня, в последнюю ночь перед уходом, не дай ему грустить в одиночестве.

Румил опустил корзину на стол. Он тоже был печален; это на него не похоже, я его таким не видела.

– Румил, твой последний совет относительно моего гардероба привёл к беде. Это принадлежало твоей матери, давней подружке или кому-то ещё?

На лице Румила появилось выражение глубокой признательности и облегчения.