Текст книги "История Мариан (СИ)"

Автор книги: Rana1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

– О, я бы поспорила. В таком случае облизывать ложку будет Курулас. Он хотя бы поможет мне.

– И я тебе помогу.

– Поздно.

И я ушла к конюшням собирать вещи.

Я боялась ужина. Я откладывала каждый вопрос, связанный с содержимым моего рюкзака. Чем больше приближался ранний зимний вечер и этот ужин, тем больше я паниковала.

Румил понятия не имеет, что он натворил. По крайней мере, надеюсь, что не имеет.

========== Глава 29. Прятки. ==========

20 января (короткая заметка перед ужином).

Я так нервничаю, что пишу неразборчиво. Со мной происходят совершенно странные вещи, и я не знаю, что с этим делать. Плащ, который одолжила мне Ванимэ, пришёл в негодность. Я не могу отдать его в таком состоянии. Как ей это объяснить? Если не вернуть его – она подумает, что я жадная. Если скажу, что порвала – захочет посмотреть, нельзя ли его починить, и будет задавать вопросы, на которые я не смогу ответить.

Ты, дневник, единственный, кому я могу довериться. Должна сказать, это очень односторонняя беседа.

Ни при каких обстоятельствах не возьму камень в Залу на всеобщее обозрение, даже если Румил о ней знает. Будет хаос. Конечно, он поймёт, если знает. Поэтому всё, что я могу сделать – молиться, что ему ничего не известно, и взять вместо него что-нибудь другое. Единственная вещь, не заслуживающая ложки и не виденная никем – прибор ночного видения. Если Румил шарился в моём рюкзаке до того, как там оказался камень, тогда это именно то, что он имел в виду. Хотя я не понимаю, в чём здесь проблема. В любом случае попробовать стоит.

Я положила прибор в сумку – Румил любит театральность – он будет для всех сюрпризом. Потом я подумала, что нужно проверить камень – просто чтобы убедиться, что он на месте. На этот раз я тщательно задёрнула тяжёлые шторы над альковом и повесила сверху меховое покрывало, которое принесла мне Аллиндэ на зиму: в пещерах было хорошо, но ночью прохладно. К счастью, всё это было достаточно плотным, чтобы не пропускать искрящийся свет камня. Достав корзину из шкафа, я наклонилась над ней, достала камень, завернула в плащ Ванимэ и увидела на дне корзины отверстие размером с теннисный мяч. Края его почернели. Не думая, я развернула свёрток. В материи также были дыры, будто её чем-то прожгли. Камень светился сквозь продырявленный плащ, как маяк. Я его быстро размотала и закрыла в шкафу, вытащила плащ и развернула его, чтобы осмотреть. Он весь был прожжён и полностью испорчен. Открыв шкаф, я снова обмотала камень плащом как только смогла и захлопнула двери. Неужели камень способен прожечь такие отверстия? Но как: на ощупь он был тёплым, а не горячим. Я снова открыла двери и вытащила корзину. Полка в шкафу почернела в том месте, где стояла корзина. Ужас! Прежде чем идти на ужин, я должна положить его во что-нибудь другое, не горящее, например, в металлическую коробку. Я ухожу её искать. Но сначала я хочу ещё раз взглянуть на камень, просто чтобы удостовериться, что мои глаза меня не обманывают.

***

Ах, Мариан, Мариан… Как только я начал читать эту часть её дневника, я увидел, что она пыталась стереть слово «камень» и заменить его на «предмет». Похоже, она думала, что я могу найти дневник. К моему сожалению, я этого не сделал, пока она не ушла. Но мои глаза лучше, чем её: я могу увидеть след слова там, где его заменили. Поэтому мне пришлось, цитируя её дневник, вставлять туда нужные слова. Умная девочка, она ведь могла написать, что спрятала камень в шкафу, чтобы сбить меня с толку. Наверно, я никогда об этом не узнаю, как не знал о камне в то время или даже позже, когда мог ей помочь. Но я забегаю вперёд.

Мариан принесла свой секрет в Залу в сумке. Я знал об этом. Не потому, что видел, как она вошла, а потому, что встретил её у дверей и проводил к ужину. Она совсем не обрадовалась, когда я сказал, что хочу удостовериться, что трофей будет доставлен Халдиру. В ответ она совершенно несправедливо заметила, что я заставляю её чувствовать себя преступницей. Она даже не позволила заглянуть в сумку! Она действительно волновалась больше, чем того требовала ситуация.

В Зале Мариан хотела сесть подальше, но я настоял, чтобы она ужинала по правую руку от Халдира. Там её не будут беспокоить посторонние мысли. Ванимэ, как обычно, села слева от Халдира. Мариан не могла смотреть на неё и не казаться в чём-то виноватой. Она вцепилась в свою сумку и не проглотила ни кусочка. Я уже начал сожалеть о пари; я не хотел доставлять Мариан такие неудобства. Халдир наконец над ней сжалился и поднялся, чтобы привлечь внимание собравшихся.

Он подошёл к камину, и Зала притихла в ожидании.

– Пари было заключено и проиграно, – с достоинством заявил он, хотя за его серьёзным видом я разглядел искорку веселья. – Подойди сюда, Советник. Я выбрал это время и место для расплаты.

– Румил, не думаю, что это хорошая идея, – взмолилась Мариан, но я встал, осторожно взял её за руку и проводил к Халдиру.

– Будет лучше, если твои люди увидят, что ты принесла. Они подозрительны, – шёпотом напомнил я ей.

– И кто в этом виноват? – прошипела она.

– Тише, – приказал Халдир и знаком показал Мариан открыть сумку. Она достала оттуда прибор ночного видения, так, что его смогли увидеть только я и Халдир.

– Наверно, это и есть то, что ты ожидал, Румил. Не думаю… – начала она, но Халдир велел показать эту вещь всем. Вздохнув и закатив глаза (что было довольно неуважительно), она повернулась и подняла прибор над головой. Среди присутствующих, и эльфов, и людей, пронеслись разочарованные возгласы и вопросительные взгляды.

– Теперь вы оба удовлетворены? – спросила она, продолжая держать прибор над головой.

Халдир угрожающе повернулся ко мне и заговорил так, чтобы все слышали.

– Советник, я ожидал, что пари будет достойным нашего состязания. Объяснитесь, и быстро.

– Позвольте мне объяснить, а Дитер мне поможет, – возразила Мариан, опуская прибор. – Я обещала нашему братству, и в любом случае покажу его вам обоим.

– Позже. Наедине, – шёпотом добавила она, не замечая, что большинство эльфов слышали её довольно ясно.

– Продолжай, – без интереса потребовал Халдир. Мариан жестом подозвала Дитера.

– Это прибор ночного видения, – начала она. – Он принадлежал моему мужу, когда он служил в военно-воздушных войсках. Он концентрирует в себе любой свет – звёзд, луны – чтобы вы могли видеть ночью. Особенно движущиеся предметы. Также в нём есть инфракрасное излучение: любой предмет, который излучает тепло – огонь, или наши тела, или животные – видны в темноте как красное пятно или оранжевое, в зависимости от температуры.

Она посмотрела на Дитера, ища поддержки.

– Такие же используются на спутниках, – значительно сказала она Халдиру. – Уверен, что не хочешь обсудить это более подробно?

– Это проблема, которой озадачены все присутствующие здесь, – ответил Халдир. – Веками мы были незаметны, проходя как мимолётная вспышка света или всплеск воды для глаз и ушей смертных. До сегодняшнего дня. Сумерки и свет звёзд больше не дают нам защиту под этим небом с тех пор, как люди создали такие приборы.

– Вот именно.

– Нет, не совсем так, – сказал Дитер, взяв прибор из рук Мариан и осмотрев его. – Мариан, ему около двадцати лет. С тех пор многое изменилось. Теперь они более чувствительны, более точны и гораздо более мощные. И если я не ошибаюсь, они не предназначены для личного пользования.

– Не обращай внимания, – сказала Мариан в ответ на улыбку Дитера. – Но ведь в них используется та же технология, что в спутниках и у военных? – в надежде спросила она.

– В общих чертах – да, – осторожно ответил Дитер. – Зачем ты их принесла?

– И как ты уместила их вместе со всеми остальными… принадлежностями? – я не удержался и поддразнил её.

– На этот раз я не взяла лишний рулон туалетной бумаги, – ответила она. Потом повернулась к Халдиру:

– Я просто подумала, – честно призналась она, – что если принесу этот прибор, мы сможем найти способ обойти его. Я хотела помочь. Ведь вы очень нам помогаете.

Пока Мариан говорила, Дитер вертел очки в руках и смотрел сначала на неё, потом на меня и Халдира.

– Мариан, – тихо позвал он.

– Мы обсудим это, – говорил Халдир.

– Мариан! – громче повторил Дитер. – Ты уже пробовала смотреть в него? Ты просто должна это видеть, – настаивал он. – Простите, сэр, – сказал он Халдиру, – но мне нужно удостовериться. Мы можем уйти со света, к примеру, в сады, пока темно?

С разрешения Халдира мы все переместились в сады позади Залы. Заметное волнение Дитера побуждало всех хотеть участвовать в том, что будет происходить. Клянусь, мы затоптали всего лишь несколько растений.

Здесь тоже было слишком светло, и Халдир что-то тихо пропел. Светильники вблизи нас притухли, пока не стало достаточно темно. Никто не обратил на это внимания, пока люди не начали выражать своё удивление.

– Кому ты приказал потушить огни? – спросил Мэйсон. Халдир ответил, что никакого приказа не было.

– Ты просто махнул рукой, и они погасли? Это какой-то фокус, – зачарованно произнёс Мэйсон.

– Я просто попросил их, – терпеливо ответил Халдир. – Это не фокус. Лишь немногие из оставшихся здесь могут просить исполнить их волю. Возможно, это то, что вы зовёте волшебством. Я не знаю.

Дитер вежливо попросил меня и Эсмин встать в самом тёмном углу сада возле высокого кустарника и снова надел очки. Потом протянул их Мариан.

– Сначала без инфракрасного режима, – нетерпеливо сказал он.

Мариан надела очки и посмотрела на нас. Потом передала их Халдиру.

– Я вижу вас обоих, но Румила лучше из-за его ауры.

– У кого-нибудь есть плащ для Джейсона – то есть Румила? – спросил Дитер, глядя на Ванимэ, – один из тех восхитительных плащей, которые были у нас в туннеле?

Вперёд выступил эльф, и с одобрения Ванимэ накинул плащ мне на плечи. Будучи достаточно умным, я понял, что имел в виду Дитер. Я спрятал под плащ волосы и надел капюшон, скрыв лицо, при этом продолжая видеть окружающих.

Халдир снова посмотрел сквозь очки, потом отдал их Мариан и Дитеру.

– Румил, подвигайся, – попросила она, и я прошёлся по саду. – Я не вижу тебя, пока ты не поднимешь голову! – воскликнула Мариан, но Халдир сохранял спокойствие.

– Теперь в инфракрасном свете, – скомандовал он Дитеру.

– Именно это я и хотел вам продемонстрировать, – сказал Дитер, передавая очки Мариан. – Я не понимаю. Пожалуйста, скажите, что вы видите то же, что и я.

Мариан надела очки и посмотрела сначала на Эсмин, потом на меня.

– Я… я тоже ничего не понимаю. Они правильно настроены? – спросила она Дитера. Дитер осмотрел прибор и подтвердил, что с настройками всё в порядке. Она снова посмотрела на нас и потом, молча, со слезами на глазах и едва сдерживаемой радостью, передала прибор Халдиру.

В полной и выжидательной тишине Халдир долго смотрел на нас, затем попросил меня снять капюшон. Он опустил прибор. В его глазах светилась надежда; надежда, которой я не видел с тех пор, как вернулся.

– Я вижу тебя, – сказал он Эсмин, – ты пылаешь, как яркое пламя. Но не могу отличить тебя, в плаще или без него, от почвы и растений, – удивлённо сказал он мне.

– Это невозможно, – воскликнул Джоэль, подойдя к нам и взяв прибор из рук Халдира. – Вы такие же теплокровные, как и мы. Вы…

Его голос осёкся как только он поднёс прибор к глазам и посмотрел сначала на Эсмин, потом на меня и на Халдира.

– Наверно, они сломаны, – сказал он, недоверчиво глядя на очки. – Так и должно быть.

– С ними всё в порядке, Джоэль, – счастливо рассмеялся Дитер и передал их Мариан.

– Граф Румил из Трансильвании, вы не отражаетесь в зеркале, – поддразнила меня Эсмин. Я не обратил на неё внимания и убрал от себя руки Джоэля. Он вдруг посчитал меня объектом научных экспериментов и начал искать у меня пульс. Это очень раздражало.

– Все эти годы… мы считали, что нас могут увидеть, – с сожалением проговорила Ванимэ.

– Мы – часть земли, а земля – часть нас. Возможно, причина в этом, – сказал Халдир Джоэлю. Потом он повернулся к Мариан и низко поклонился, от чего она явно смутилась. – Ты показала нам путь к Морю, отныне беспрепятственный, освободила наши сердца от тяжёлой ноши. Мы в долгу перед тобой.

– Нет, мы в долгу перед вами, – настаивала она. – В гораздо большем, чем можно сказать.

Но взгляды, которыми обменялись мой брат и Мариан, выдавали их отношение друг к другу больше, чем слова. Даже Люди заметили это.

Позже, возвращаясь в талан, Халдир сказал мне, что Мариан выполнила то, что предрекала Галадриэль: помогла найти путь домой. Наконец, после стольких веков, хоть какой-то намёк на то, что Светлая Госпожа показала моему брату. Но я его хорошо знал: этого не было достаточно, чтобы вызвать слёзы на его глазах. Я обратил внимание Халдира и Ванимэ, что Владычица показала ему гораздо больше – так было всегда. Итак, решена лишь половина нашей проблемы: мы знаем, как добраться незамеченными (если будем достаточно осторожны). Оставался главный вопрос: мы до сих пор не знаем наверняка, куда держать путь.

– Этого достаточно, – твёрдо сказал он. – Большего я от неё не потребую.

========== Глава 30. Если бы ты оказалась в моих объятиях. ==========

21 января.

Прошлой ночью был канун праздника святой Агнес: ночь, когда молодая девушка во сне может увидеть своего будущего мужа. А мне снова снился Халдир. Это жестокая шутка или какой-то счастливый знак? Больше похоже на первое. Я уже немолода. За исключением того мимолётного момента вчера вечером в саду Халдир стал более отчуждённым по отношению ко мне. И ещё этот сон не был похож на другие. В нём я была напугана. Мы остались вместе в тёмном извилистом коридоре, он и я. Коридор освещался далеко расположенными друг от друга светильниками. Света было достаточно для глаз эльфа, но не для человека. Коридор казался утилитарным, но я смогла рассмотреть гобелены на стене и почувствовала больше, чем увидела, что за неверным светом, за поворотом, находятся ступени, ведущие вниз. Халдир прижал меня к себе, накинув на плечи большое меховое покрывало. Он смотрел на ступени. Я не могла его слышать, но во сне знала: он говорит что-то, с чем я не согласна. Я крепче сжала его в объятиях, пытаясь остановить, но он отдалялся от меня. Только тогда я заметила, что на нём был тёмно-красный плащ со стены в его кабинете. Светильник позади меня замигал и погас, а Халдир вынул меч из ножен. Встревоженная, я попыталась повернуться и рассмотреть тьму впереди, но он развернулся так, что оказался между мной и тёмным поворотом коридора. Теперь я видела, что заслонило светильник. Из-за угла клубилось тёмное плотное облако, оно было уже в нескольких футах от Халдира. Он просил меня уйти, но я упорно мотала головой. «Нет!» – кричала я, но не могла произнести ни звука. Я протянула к нему руки, но Халдир вступил в зловещий туман с обнажённым мечом в руке. Казалось, оно жадно поглотило его, скрыв из вида. Он звал меня, но я не слышала его; на короткое мгновение я увидела его лицо – с его губ слетали слова, он отсылал меня назад. Я не могла оставить его одного! Я пошла за ним в туман. Меня бросило в дрожь: оно было сырым, холодным и липким, но в нём присутствовало нечто большее. Злоба. Оно было живым и злобным. Я потеряла Халдира из вида и внезапно смертельно за него испугалась. Потом облако вдруг разделилось, и я мельком увидела его: он спускался вниз. Он быстро оглянулся и неистово призвал меня остановиться; в тонком луче света, разорвавшем туман, чтобы осветить Халдира, его глаза опасно сверкнули. Он отвернулся и исчез в сгущающейся тьме. Я не могла одновременно держать тяжёлый мех и пользоваться руками. Отбросив покрывало, я вслепую стала продвигаться вперёд, одной рукой держась за холодную каменную стену, другую вытянув во тьму, чёрную, грязную, тьму, казавшуюся живой и сжимавшей меня, как ледяные пальцы. Я проснулась в кровати, дрожа под меховым покрывалом.

***

Дрожа, Мариан рассказала мне о своём кошмаре и повторила, что беспокоится за Халдира. Я пытался её успокоить: ведь мы выяснили, что приборы ночного видения нам не страшны и бояться нечего. Это просто плохой сон. Я, правда, думал, что её сны имеют некое значение, но не хотел её волновать. У меня к ней была лишь одна просьба: если ей опять приснится Халдир, она расскажет мне свой сон в подробностях. «Это будет зависеть от подробностей». Её усталый взгляд подтвердил мои подозрения. «Потому что он снится мне почти каждую ночь».

Шли дни, и люди стали привыкать к жизни с нами. Конечно же, Аллиндэ с Арианной были почти всегда вместе; Мариан часто присоединялась к ним или к Корудрингу в его мастерской или висела с ним под потолком в оранжерее с долотом и пилой, покрытая опилками и грязью. Мне бы очень хотелось узнать, о чём шепталась эта троица, сидя на диване перед камином. Уж точно это не были уроки эльфийского. Я пытался было подслушать, но у Аллиндэ слишком острый слух, к тому же они с Мариан меня хорошо знают. Когда я появлялся, они с радостью терпели моё вторжение и меняли тему разговора. Но быть окружённым женщинами – удовольствие, которое не стоит пропускать, особенно если они сидят близко к тебе. Внимание Арианны полностью переключилось с меня на Дитера. Кажется, напоследок в Метентауронде тихо расцветает один скромный роман, к счастью, безобидный и счастливый.

***

4 февраля.

Сегодня днём я ненадолго присоединилась к Арианне и Аллиндэ в библиотеке. Это один из моментов, когда я могу по-настоящему отдохнуть, если удаётся выкроить время. Не то чтобы мне не хотелось отдыхать с Сэнди, или Эсмин, или кем-нибудь ещё. Просто Аллиндэ стала мне сестрой, которой у меня никогда не было, а Арианна – подругой. Сидя на больших мягких диванах у камина и разговаривая с подругами, я могла быть не hiril Мариан, а просто Мариан. Румил по-прежнему мой самый лучший друг, но есть вещи, которые лучше обсуждать в женской компании. Например, мужчины – будь то люди или эльфы.

У Арианны, если она не говорит об эльфах, об эльфийском или о книгах, с языка не сходит Дитер. Мы с Аллиндэ сочувствуем и радуемся её юному энтузиазму. Думаю, только мы в полной мере понимаем её растущее чувство к этому простому и бескомпромиссному человеку. Вообще-то мне не сразу понравился Дитер. Наверно, я не доверяла ему больше, чем другим, потому что должна была убедиться, что ему можно доверить защиту эльфов. Он упрямый и настойчивый, но обладает целеустремлённостью – качеством, которое я уважаю. Он немножко не понимает правительство в целом, но твёрдо верит в демократию. Он не скрывает, что его тошнит от военной службы, но приказ и субординация для него святое. Он расцвёл в товариществе пограничников и стражей, но по жизни он одиночка. Он полон контрастов и сюрпризов. Арианна сообщила, что поначалу он скептически отнёсся к нашему мероприятию, но старался показать себя. А ещё в Метентауронде он нашёл смысл жизни. Остальные не особо уважают его: он не интеллектуал. А она смогла понять, насколько он в действительности умён. Арианна верит в него. У него большое сердце, но он не показывает это публично; он считает, что это негативно отразится на его работе. Я думаю, она права, молюсь об этом. Я не могу позволить себе ошибаться на его счёт.

***

Определённо не цветущим и даже не завязавшим бутон на ветви дерева зимой был роман, который Джоэль вообразил о себе с Мариан. На мой взгляд, она слишком утончённо давала ему отпор, чтобы повлиять на высокое мнение хорошего доктора о его влиянии на противоположный пол. Со мной она не была столь утончённой.

Джоэлю и Мэйсону любовь была незнакома. Их неприятие друг друга, стремление иметь влияние в братстве продолжалось несмотря на очевидные попытки провести собственное научное исследование. Сначала я предупредил Мариан, потом Ванимэ. За ними стали присматривать, и я немного успокоился.

Дела в Метентауронде не ограничивались поисками второй половинки, даже если поиски были неудачными.

Однажды Эсмин затащила меня на кухню и потребовала, чтобы мы с Турнауром показали помойку. Об обществе можно за один день, исследовав их мусор, узнать гораздо больше, чем за месяцы наблюдений за людьми, глубокомысленно заявила она. Турнаур был ошеломлён. Немногие осмеливались что-либо требовать у нашего шеф-повара.

– Что такое помойка? – вежливо поинтересовался он.

– Это место, куда выбрасывают сломанные или ненужные вещи, – раздражённо сказала она, как будто он не знал. – Так где она?

– Сломанные вещи? Когда в Имладрис принесли осколки Сломанного Меча, разве мы его выбросили? – в притворном ужасе спросил он, приложив к сердцу руку, испачканную в муке. Разве нашему братству не рассказали по дороге сюда историю об Арагорне и о Кольцах власти? – Ненужные вещи? – продолжал он издеваться. – И какие же из смехотворных вещей смертных считаются ненужными?

После таких комментариев Эсмин стала упорно настаивать, что мы прячем от неё мусор.

– У нас нет помойки, – ясно сказал я. – Мы находим множество применений для всего, чем одарила нас Арда.

Она отказывалась нам верить.

– Ну вы же должны выбрасывать хоть что-то! – упорствовала она.

Я увёл её подальше от кухни и от Турнаура для её же блага. Несколько недель спустя я заметил, что она всё равно ищет помойку.

Сэнди проявила себя как главный организатор. Рациональная и очень обстоятельная, первое, что она сделала – запечатлела все гобелены и стенные фрески в пещерах на камеру. Линдир вместе с ней начал от главных ворот и убедился, что Сэнди записала каждую историю и поэму, услышала каждый звук мелодии, которую несла в себе каждая картина. Процесс шёл медленно, как вы уже догадались, но им обоим приносил несказанное удовольствие. Линдир много веков не встречал такого благодарного слушателя. По пути к ним присоединялись другие; они останавливались и слушали, эльфы кивали, вспоминая былые времена. Сэнди таким образом завела дружбу со многими эльфами, тёплую и открытую, как она сама. Других, особенно Джоэля, привлекла музыка, когда голос Линдира разносился эхом в пещерах. Сэнди задала Линдиру тысячу вопросов: из чего сделаны краски? Как их наносят? Сколько лет этой фреске и каким образом цвета остались такими яркими? Сэнди хотела взять несколько образцов и доставить их в город, чтобы провести углеродный анализ и определить их возраст, но Мариан отказала так, что этого не пришлось делать Халдиру. Будет слишком много вопросов. Это подождёт, пока мы не уйдём. Но превыше всего Сэнди оценила настоящее искусство. В этом она очень похожа на Мариан.

Мэйсона по-прежнему занимали светильники. Ванимэ сказала, что он опять интересовался, как они работают и как Халдир заставлял их светить то тусклее, то ярче. Она ответила, что это почти невозможно объяснить смертному, настолько это присуще образу мыслей эльфов и их жизни. Это только разожгло любопытство Мэйсона. Он настаивал, что должно быть логическое объяснение. Ванимэ даже пришлось остановить Мэйсона, когда тот почти снял один из светильников со стены и разобрал его. Она объяснила, что он просто разрушит фонарь. Он упрямо ответил, что она не понимает, насколько важно для него выяснить, как это работает. Он заявил, что таким образом можно избежать энергетического кризиса. Это лучше, чем энергия солнца или ветра. Ванимэ была непреклонна. Он не найдёт ответа в светильнике, твёрдо сказала она. Недовольный, но слишком очарованный Ванимэ, чтобы возражать, он вернул светильник на место.

***

8 февраля.

Меня впечатлило, как быстро Мэйсон улавливает взаимосвязи в природе. Хотя мне не следует удивляться – экология его страсть. Мэйсон понимает, как нужно осуществлять целостный подход к действиям и их последствиям. Да, он вспыльчивый и любит поспорить, особенно с Джоэлем, и не воспринимает меня всерьёз, но его опыт достоин уважения.

Мэйсон во всём видит математику. Как глупо! Но будучи архитектором, я знаю последовательность Фибоначчи: 0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21… Каждое число – сумма двух предыдущих, разность между ними всегда близка к 1,62. Это основа самой известной пропорции в архитектуре – Золотого сечения. Самое удивительное – последовательность Фибоначчи часто встречается в природе и является скорее правилом, нежели исключением. Почему редко встречается клевер с четырьмя листьями? Потому что числа четыре нет в последовательности Фибоначчи! Это почти всегда число чешуек в одном кругу на сосновой шишке, число семян на цветке подсолнуха, количество лепестков у цветка.

Римляне знали, что самыми великолепными фасадами, самыми удобными комнатами были те, чьё измерение соответствовало Золотому сечению. Прямоугольная комната должна иметь пропорцию 1:2 (десять на двадцать футов), 3:5 или 1:1,62. Поразительно, но такие помещения действительно кажутся «правильными» и хорошими. Именно Мэйсон напомнил нам об этом в Метентауронде. Оно здесь везде – в растениях, цветах, в том, как древесные колонны в пещерах поднимаются вверх, разветвляются и поддерживают потолок в пещерах, даже в Большой Зале, где нет ни единого острого угла. Как только Мэйсон нам это показал (предварительно убедившись, что все поняли: он заметил это раньше профессионального архитектора), Сэнди стала находить его в пропорциях фресок, нарисованных на стенах эльфийскими мастерами.

Корудринг, хоть и был искусным строителем, никогда не обращал на это внимания. Когда я спросила его, он ответил, что Золотое сечение – такое естественное выражение природного совершенства, ему даже в голову не приходило говорить со мной об этом. Я была потрясена, что полностью упустила это из вида. Именно поэтому тот самый талан, на котором я сплю, кажется, будто он вырастает из древесной колонны, в которой размещён? Я просила Корудринга рассказать о самых элементарных мелочах, как если бы он учил пятилетнего ребёнка.

– Никогда природа не говорит одно, подразумевая другое.

Это мантра Корудринга.

– Как ты можешь сказать, чем станет этот кусок дерева или мрамора, если не слышишь, чем он хочет быть? – спросил он меня сегодня, качая головой.

– Потому что я не слышу его! – в шутку ответила я, хотя знала, что он имеет в виду. Под его руководством я починила милую коробку из редкого драгоценного меллорна.

– Пока нет, – сказал Корудринг, похлопав меня по плечу. – Пока нет.

Коробку он отдал мне.

В мыслях я благодарю Корудринга не только за терпеливое обучение и за подаренную коробку. Только когда я погружаюсь с ним в работу, могу несколько часов не думать о Халдире. Едва я вижу его, мой мир переворачивается, сердце выпрыгивает из груди. Только это спасает меня от того, чтобы не броситься к нему. Если его нет рядом – я не нахожу себе места и считаю минуты, часы, дни до его возвращения. Я такая дура! В эти дни он то исчезает, то появляется. Когда он здесь, то мало со мной говорит. Если бы не мастерская Корудринга, благоухающая деревом и смолой, маслом и металлом, я бы сошла с ума, думая о Владыке эльфов каждую минуту днём и ночью и, наверно, сгорела бы, как угольки в камине Аллиндэ. Как остановиться и не желать что-то или кого-то, что тебе не принадлежит? Это не приведёт ни к чему хорошему. Мне нужно собраться. Я постоянно напоминаю себе об этом.

***

Роджер и Гладрель оживлённо обменивались советами по садоводству или просто молча стояли, наблюдая, как из земли появляются ростки, а на спящих ветвях распускаются листья. Роджер пребывал в вечном мире восхищения и открытий и тащил в оранжереи Ломиона и Джоэля при малейшем намёке на то, что растение может быть лекарственным. В феврале они начали сажать семена, в том числе несколько семян дождевого дерева, которые Роджер подарил Гладрель. Он настаивает, чтобы она оставила несколько семян и взяла их в Валинор. Любой мир без них будет неполным. Несмотря на то, что он самый старший из людей, Мариан, смеясь, говорит, что он переживёт их всех.

Приятно слышать смех Мариан. Она стала слишком серьёзной и напряжённой, и в половине случаев подшучивание над ней уже не доставляло веселья. Как лидер она полностью соответствовала моим ожиданиям и ожиданиям Халдира, если бы он сказал ей об этом. Она постоянно оценивала проделанную работу и думала, как сделать её ещё лучше. Единственная её слабость была одновременно самой милой чертой: она всегда и во всём искала позитив, и в людях тоже. Это качество я очень любил в ней. С другой стороны, оно может втянуть её в неприятности. Мариан считала, что все члены братства понимают свои обязанности не только по отношению к их делу в целом, но и по отношению друг к другу. Она отказывалась всерьёз воспринимать бурю, возникшую между Мэйсоном и Джоэлем. Между ними не так уж много различий, они всего лишь мужчины, они справятся, сказала она. Я не был в этом уверен.

***

14 февраля.

Конечно, эльфы не празднуют День святого Валентина. Но сегодня вечером баллада о Лютиен (мы ещё не приблизились к её завершению) превратилась в праздник.

Собралось гораздо больше народу, чем обычно. Многие лица были незнакомы мне. Наверно, это недавно прибывшие. Некоторые эльфы, редко посещавшие вечерние мероприятия, тоже были здесь. Мы с Румилом сидели вместе и слушали. Даже Халдир этим вечером остался в Зале, но стоял позади всех эльфов, в противоположном от меня и Румила конце комнаты. Я пытаюсь не смотреть на него.

Линдир играет на арфе длинными, красивыми пальцами и поёт на эльфийском. Кое-кто начинает ему подпевать. Несколько дней назад Румил сказал мне, что здесь каждый знает и любит эту балладу. Более того, история Арагорна и Арвен Ундомиэль положена на музыку самим Линдиром, но она прозвучит в другой раз.

Я уже понимаю немного больше слов из этой прекрасной и запутанной баллады, но не волнуюсь за Роджера и остальных, которые тоже плохо знают язык. Когда эльфы поют, значение их слов понимается и чувствуется сердцем. Сегодня Линдир рассказывает о величайшем подвиге, равного которому не знали ни Люди, ни Эльфы: о том, как Берен и Лютиен вместе проникли в крепость злобного Моргота и как благодаря чарам забвения и своей дивной песне Лютиен околдовала и свергла его с трона, а Берен освободил Сильмарилл из железной короны. Линдир проговорил такие слова о Берене, хотя они были положены на музыку:

– Когда рука его сжала Сильмарилл, то стала подобна дивному светочу, но камень не обжёг смельчака.

До этого Линдир пел, что ни один смертный не осмеливался прикоснуться к Сильмариллу: камень превращал живую плоть в уголь. Берен же взял его и остался цел. Осмелюсь написать – я почти уверена, что камень у меня в шкафу и есть Сильмарилл. Неужели мне было предначертано найти его? Сама мысль меня ужасает: это открытие возлагает огромную ответственность. Что это значит, и что я должна предпринять? Что Бруно погиб ради великой цели, а не просто потому, что я не смогла спасти его? Или эта мысль – очередное оправдание чувства вины за его гибель?