Текст книги "Далекие странники (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

– Господин, я думаю… Знаете, я думаю, вы и в самом деле хороший человек!

Вэнь Кэсин громко расхохотался и закивал.

– Что ж, спасибо. После всей сказанной сегодня ерунды, ты наконец составила одно нормальное предложение!

С этими словами он распахнул окно пошире, собираясь выпрыгнуть наружу.

– Господин, вы куда? – всполошилась Гу Сян.

Вэнь Кэсин досадливо махнул рукой:

– Раз уж ты спросила – этот Е Байи слишком смазливый!^[190] Таким красавчикам нельзя доверять. Пойду, гляну, как глупый малыш Чжоу с ним справляется. Боюсь, без меня он может пострадать.

Он исчез прежде, чем Гу Сян успела что-либо ответить. Девушке потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и сообразить, кто такой «малыш Чжоу».

– Теперь мне понятно, каково это – лгать, не моргнув и глазом! – воодушевлённо сообщила она пустой комнате. – Глупый малыш Чжоу… Если он глупый, тогда я вообще без мозгов родилась!

Весьма досадно, что никто не дождался её ответа. С другой стороны, кое-кто мог не удержаться и намекнуть, что Гу Сян гораздо ближе к истине, чем ей хотелось бы думать.

– – – – -

Не сказав ни слова о цели их ночной прогулки, ученик Древнего Монаха летел вперёд как молния. Его цингун был настолько хорош, что Чжоу Цзышу с ужасом осознал: он давно потерял бы Е Байи из виду, если бы тот время от времени не поджидал отстающего.

Они довольно далеко удалились от поместья Гао, когда Е Байи наконец остановился и обернулся, заложив руку за спину. Чжоу Цзышу понятия не имел, зачем его привели на безлюдный перекрёсток, но не мог отделаться от одной невероятной догадки. Стоя чуть поодаль, он в недоумении наблюдал за своим необычным спутником.

Е Байи не спешил что-либо объяснять, зато дал возможность хорошенько себя рассмотреть.

Это был высокий крепкий мужчина с идеальной осанкой. Люди в белом обычно производят впечатление сдержанной скромности или невесомой лёгкости. К Е Байи эти определения не имели никакого отношения. В сумраке ночи он выглядел величественно, словно древняя статуя Будды. Внезапно у Чжоу Цзышу возникло убеждение, что оружием этого человека должен быть большой двуручный меч, который дополнил бы незыблемую стойку.

– Заметил что-нибудь? – чуть погодя спросил Е Байи.

Чжоу Цзышу вздрогнул. Его странное подозрение превратилось в уверенность.

– Прошу простить этого младшего за его слепоту, – произнёс он, склонив голову. – Я обращался к вашей почтенной особе недостаточно уважительно.

Молча, безо всякого предупреждения Е Байи вскинул ладонь и направил в левое плечо Чжоу Цзышу сокрушительный поток ци.

Потрясённый внезапным развитием ситуации, Чжоу Цзышу всё же успел подпрыгнуть на чжан в воздух и уйти с линии атаки. Е Байи подлетел к противнику и одним мановением руки запечатал основные акупунктурные точки на его теле. Как и предполагал Чжоу Цзышу, стиль боя Е Байи опирался на мощь и натиск.

Чжоу Цзышу давно лишился половины внутренних сил и не хотел рисковать, вступая в лобовое противостояние. В надежде уклониться и избежать боя он положился на свой мастерский цингун. Но противник атаковал со всех сторон одновременно. Не найдя поблизости ни малейшей точки опоры для прыжка, Чжоу Цзышу не смог разорвать дистанцию. В отчаянии он пошёл на крайнюю меру и оттолкнулся ногой от запястья Е Байи. Тот, будто не почувствовав удара, мгновенно развернул ладонь и схватил противника за голень. Чжоу Цзышу попытался использовать затухающий импульс от толчка и вывернуться из захвата, но его понесло совсем в другую сторону, как сорванный ветром лист.

Отлетев на пару чжанов, он аккуратно приземлился на землю и, переменившись в лице, сурово посмотрел на Е Байи.

– Что это значит, почтенный? – Чжоу Цзышу проговаривал слова медленно и веско.

Е Байи как ни в чём не бывало вышел из боевой стойки. Резко оборвав поединок, он некоторое время разглядывал противника, прежде чем заговорил о своём:

– Цинь Сун Зачаровывающий постигал боевые искусства у одного гнусного старика. Что наставник, что ученик – оба те ещё мерзавцы. Но младший был к тому же столь жалок, что его выгнали за бесталанность. Никчёмный во всем, кроме игры на лютне – в этом он действительно поднаторел! Но ты победил десятилетия практики Цинь Суна одной нотой. Сначала я решил, что в цзянху прибыл неизвестный герой, и мне стало интересно. Но оказалось… Ответь, мальчишка, твоё оружие – гибкий меч?

Глаза «мальчишки» удивлённо распахнулись. Он отступил на полшага и подобрался, втянув ладони в рукава. В Чжоу Цзышу проснулся подзабытый инстинкт убийцы – реакция на непривычную ситуацию, когда оценить истинные возможности соперника не получалось, а тот видел его насквозь. Заметив такую перемену, Е Байи насмешливо хмыкнул:

– Ты правда веришь, что до сих пор стоял бы на ногах, захоти я причинить тебе вред? Твоя уникальная техника цингуна называется «Без границ и следов».^[191] Твой наставник – владелец поместья «Времена года» Цинь Хуайчжан, верно? Тц… Яблоко от яблони недалеко падает. Что ты, что твой шифу от любой встречи ждёте подвоха!^[192]

– Древний Монах, безусловно, весьма уважаемая фигура в улине, но этот младший готов проявить к вам непочтительность, – холодно предупредил Чжоу Цзышу. – Мой шифу давно покинул этот мир. Каким бы недобросовестным учеником я ни оказался, я не позволю оскорблять память наставника.

– Что?! Цинь Хуайчжан мёртв?! – поразился Е Байи, и его взгляд потускнел прежде, чем Чжоу Цзышу успел ответить.

Казалось, старший никак не ожидал подобной вести, его голос прозвучал тихо и немного растерянно:

– Верно… Ведь столько лет прошло! «Династия Хань, а следом и Вэй, и Цзинь пали без моего ведома».^[193] Я пребывал в неведении, живя отшельником на Чанмине, где время остановилось. Но здесь сменились эпохи. Даже Цинь Хуайчжана больше нет.

Чжоу Цзышу немного расслабился, сообразив, что Е Байи не имеет дурных намерений, а его грубые слова лишены злобы. Юный облик старшего оставался загадкой, но Чжоу Цзышу больше не сомневался, что перед ним легендарный Древний Монах с горы Чанмин собственной персоной. Возможно, слухи о достижении им просветления и бессмертия были правдивы?

Е Байи протянул руку:

– Покажи свой меч.

Чжоу Цзышу не двинулся с места, и Древний Монах нетерпеливо фыркнул.

– Думаешь, я раньше не видел этот клинок? Именно я когда-то подарил его твоему шифу! И я не собираюсь его отнимать, так что дай уже взглянуть, безмозглый ученик Цинь Хуайчжана!

Только сейчас Чжоу Цзышу связал человека перед собой с выгравированными иероглифами «Байи» на лезвии.^[194] Он всегда считал их неким таинственным девизом, а выяснилось, что это просто имя! Чжоу Цзышу досадливо нахмурился, неуютно повёл плечами и потянулся к поясу. Немного помешкав, он вытащил блестящий гибкий меч и передал его старшему.

Принимая оружие, Е Байи быстро оглядел исхудавшую руку Чжоу Цзышу, затем посмотрел на его желтоватое болезненное лицо и недовольно проворчал:

– Что за дурная привычка у вас с шифу – напяливать поверх своего лица чужое? Не поймёшь, то ли вы люди, то ли призраки. Голову прячете, но хвост-то торчит! Терпеть это не могу.

Мудрый человек знает, когда лучше отступить, поэтому Чжоу Цзышу не стал огрызаться вслух, но про себя отметил: «Вот же старый пердун!».

Сверкающее гибкое лезвие сразу отозвалось на ци Е Байи, засияло ярче в его руках и с лёгким жужжанием завибрировало, наполняясь энергией. Под длинными ресницами Е Байи мелькнула печаль – людской век недолог, вот и памятный подарок пережил владельца, перейдя к преемнику.

Древний Монах долго смотрел на клинок и выгравированную надпись, прежде чем вернул меч. Нацепив вежливую неискреннюю улыбку, Чжоу Цзышу заговорил:

– Могу ли я спросить старшего о цели нашей ночной прогулки? Помимо проверки скромных навыков этого младшего и вопросов о моём покойном шифу, что ещё…

Не успел он закончить фразу, как ощутил на груди чужую ладонь. Движение было столь быстрым, что Чжоу Цзышу не успел отпрянуть. Е Байи действительно легко убил бы его, стоило захотеть. Чжоу Цзышу в ужасе замолчал и застыл как вкопанный.

Однако Е Байи больше не двигался. Помрачнев, он начал вливать ци через прижатую ладонь. Какое-то время этот мягкий поток бродил по меридианам Чжоу Цзышу, словно что-то искал. Чужая ци потревожила гвозди, и Чжоу Цзышу мгновенно покрылся холодным потом, сдерживая их движение. Но внезапно Е Байи усилил воздействие. Тонкий ручеёк энергии превратился в мощную реку, которая безжалостно ворвалась в наполовину иссохшие меридианы. Казалось, это бешеное течение прокручивает гвозди внутри тела. В глазах Чжоу Цзышу потемнело, он пошатнулся и начал оседать на землю. В этот момент кто-то приблизился сзади, подхватил его и гневно выкрикнул, отбивая руку Е Байи прочь:

– Ты что творишь?!

Е Байи удивлённо хмыкнул, но не увернулся от удара, и две ци столкнулись. Е Байи ошеломлённо вздрогнул – от невероятно убийственной атаки у него перехватило дыхание. Вэнь Кэсин был обескуражен не меньше. Он вложил в удар львиную долю внутренней силы, но энергия словно натолкнулась на невидимую стену и отскочила назад.

Крепче сжав талию Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин немного отступил, восстанавливая равновесие, и, повернувшись боком, замер между двумя мужчинами, заслонив собой одного от другого. Затем он обернулся, прищурил глаза, в которых не осталось ни единой весёлой искры, и пристально воззрился на Е Байи. Этот взгляд был похож на взгляд ядовитой змеи – немигающий, мрачный и холодный, он сверлил фигуру в белом, словно намеревался сквозь кожу добраться до костей.

Примечание к части

∾ «… этот Е Байи слишком смазливый!» – вместо слова «смазливый» в оригинале используется определение «маленькое белое лицо» (小白脸). И маленькое лицо, и белая кожа – стандарты красоты в китайской культуре. Также это определение может использоваться как пренебрежительное. Тогда оно подразумевает мужчину, который извлекает социальные преимущества, благодаря красивой внешности. Вполне возможно, что Вэнь Кэсин одновременно и признает красоту Е Байи, и иронизирует.

∾ «Без границ и следов» – 无际无痕, буквальный перевод «нет предела, нет следа». Вымышленная техника.

∾ «Что ты, что твой шифу от любой встречи ждёте подвоха...» – в оригинале используется отсылка к идиоме «以小人之心，度君子之腹» – мерить благородного человека сердцем подлеца, в значении «скептично относиться к искренним мотивам других».

∾ «Династия Хань, а следом и Вэй, и Цзинь пали без моего ведома...» – «乃不知有汉，无论魏晋» из «桃花源记» Тао Юаньмина. Персонаж романа «Весна цветущих персиков» (утопия) произносит эту цитату, когда понимает, что не заметил, как пали три династии.

∾ «Чжоу Цзышу связал человека перед собой с выгравированными иероглифами «Байи» на лезвии...» – те же иероглифы, что и в имени Е Байи: 白衣 – белая одежда. Чжоу Цзышу немного тупит, потому что до этого он обращался к Е Байи не по имени, а «цяньбэй» (前辈) – старший, старейшина.

Том 2. Глава 29. Слишком поздно

Между бровей Е Байи появилась еле заметная складка. Маска Чжоу Цзышу выглядела куда естественнее этих одеревеневших черт. Казалось, лицевые мышцы Е Байи застыли от долгого бездействия, и теперь каждое изменение мимики требовало невероятных усилий.

– Снова ты? – немного удивился Е Байи. – Кто ты такой, чтобы требовать от меня объяснений?

Вэнь Кэсин холодно улыбнулся и задал встречный вопрос:

– Сам не удосужился представиться должным образом, но хочешь знать, кто я? Древний Монах забыл преподать тебе основы вежливости?

Даже опираясь на Вэнь Кэсина, Чжоу Цзышу едва стоял на ногах. Горло горело огнём, и когда попытки подавить кашель провалились, Чжоу Цзышу пришлось отвернуться и сплюнуть большой сгусток крови. Заметив это краем глаза, Вэнь Кэсин спал с лица, а затем вполголоса отчитал и его:

– А-Сюй, ты тоже хорош! Стоял истуканом, позволяя непонятно кому трогать тебя, где вздумается! – Вэнь Кэсин бросил гневный взгляд на Е Байи и проглотил следующую фразу: «Даже мне ты этого пока не разрешал!».

Отповедь Вэнь Кэсина с трудом достигла ушей Чжоу Цзышу, который пытался вернуть течение ци в прежнее русло. Грубое воздействие чужой энергии взбаламутило внутренний поток, и Чжоу Цзышу чувствовал себя почти при смерти. Всё, что он мог – закатить глаза в ответ на упрёки.

– Твоё кунг-фу не так уж плохо. Чей ты ученик? В каких отношениях состоишь с этим мальчишкой? – спросил Е Байи у Вэнь Кэсина.

Этот странный человек произносил слова медленно и отрывисто, будто дряхлый дед. В сочетании с молодым неподвижным лицом такая манера речи выглядела неестественной до ужаса. Вэнь Кэсин только сейчас обратил внимание на эту занятную особенность. Он не был безрассудным и, выплеснув первую злость, ощутил тревожные подозрения, которые не успел озвучить – как раз в этот момент Чжоу Цзышу вытер рукавом рот от крови и тихо спросил:

– Почтенный Древний Монах, зачем ты это сделал?

– Я проверял, можно ли тебя исцелить, – невозмутимо объяснил Е Байи. – И я не говорил, что я Древний Монах. Тоже мне умник!

Вэнь Кэсин знал о внутренних травмах Чжоу Цзышу и не удивился словам о его здоровье. А вот вторая фраза заставила задуматься. Е Байи отмахнулся от догадки по поводу своей личности, не выказав ни капли уважения к Древнему Монаху. По меньшей мере это означало, что они с Монахом принадлежали одному поколению. Не в силах сдержать любопытство, Вэнь Кэсин снова всмотрелся в гладкое юношеское лицо Е Байи. При этом в его голове крутилась лишь одна мысль: «Насколько же стар этот ненормальный?».

– Когда верхняя балка кривая, то и нижние гнутся.^[195] Я не удивлён, что ученик Цинь Хуайчжана оказался бестолковым. И всё же послушай доброго совета: если ты плохо его знаешь, – Е Байи глазами указал на Вэнь Кэсина, – не стоит узнавать лучше. Он ещё бо́льший негодяй, чем ты.

У Вэнь Кэсина не осталось сомнений: этот обжора был рождён стать его заклятым врагом. От одного взгляда на древнего придурка в груди вновь заклокотала злость.

– Плохо меня знает?! – выпалил Вэнь Кэсин. – Старый дурак, ты когда-нибудь слышал о «чужих до седин» и «друзьях с первого взгляда»?^[196] Можешь сколько угодно кичиться своим возрастом, но с каких пор привилегии старшего дают право не только рассуждать об истинной природе вещей, но и копаться в чужом белье?

Е Байи мгновенно продемонстрировал скверный характер:

– Смерти ищешь, сопляк? – прорычал он и ринулся в атаку.

Чжоу Цзышу до сих пор пытался выровнять внутренний поток ци и не годился для уличной драки, не сулившей снисхождения молодости или почтения старости. Поэтому он благоразумно отступил на пару шагов, запрыгнул на ближайшую стену, уселся в позу для медитаций и занялся нэйгуном.^[197] Восстанавливая дыхание, Чжоу Цзышу с интересом наблюдал за борьбой поколений.

В то время, когда все вокруг потеряли покой из-за Кристальной брони и Долины призраков, никто и знать не знал, что в пустынном переулке разыгрался поединок столетия между великими мастерами кунг-фу. Е Байи отрицал, что он Древний Монах, а у Чжоу Цзышу не было веских доказательств. Однако кунг-фу Е Байи вполне соответствовало уровню легендарного бессмертного.

Вэнь Кэсин оказался достойным соперником. Присмотревшись, Чжоу Цзышу заметил, что в совокупности его движения сильно отличались от «Восемнадцати узоров Света осени». Хотя в своё время Вэнь Жуюй считался выдающимся мастером, сын на голову превзошёл отца.

Три связки, которым Вэнь Кэсин недавно обучал Чжан Чэнлина, были заимствованы из техники старшего Вэня. Они являлись воплощением честного и благородного боя. Но сейчас удары Вэнь Кэсина переполняла невероятная безжалостность. Чжоу Цзышу не мог предположить, к какому стилю они принадлежали, в какой школе могли обучать таким беспощадным, ранее невиданным техникам. Последовательности движений имели сходство со странными приёмами Гу Сян, вот только боевые навыки Вэнь Кэсина многократно превосходили умения девушки. В любом случае Вэнь Кэсин не мог почерпнуть такое от своих досточтимых родителей.

Чжоу Цзышу слегка сощурился, присмотрелся внимательнее, и его смутные предположения начали обретать форму. Это было даже забавно – все исключительные фигуры цзянху, которых Чжоу Цзышу не знал в лицо, находились сейчас прямо перед ним!

Внезапно на кожу Чжоу Цзышу упала ледяная капля. Резко похолодало, и тихая морось быстро перешла в частый дождь. Чжоу Цзышу плотнее запахнул накидку, разогнул скрещенные ноги, свесил их со стены и крикнул в сторону мелькавших за водной пеленой силуэтов:

– Эй, старший Е, Вэнь-сюн! Ливень разошёлся, я уже замёрз тут! Если вы почти закончили, как насчёт того, чтобы закруглиться? – он сказал это так, будто наблюдал потешное цирковое представление, а не эпическое сражение исключительных мастеров боевых искусств.

Е Байи презрительно фыркнул и отпрыгнул на пару чжанов назад.^[198] Опустившись на землю, он поправил разъехавшиеся в ходе боя отвороты накидки и то, что осталось от широкого рукава, край которого был отодран. Чжоу Цзышу развеселила мысль, что порча чужих одежд вошла у Вэнь Кэсина в привычку. Видимо, из-за собственных склонностей, которые не принято обсуждать в приличном обществе, ему не терпелось пообрывать рукава всем вокруг.

Вэнь Кэсин выглядел неважно, а чувствовал себя и того хуже – все его внутренности будто перевернулись вверх дном. Схватившись за грудь, он отшатнулся на пару шагов и выплюнул полный рот крови. Разрушительная ци последнего удара Е Байи задела его по касательной, наверняка сломав пару рёбер.

Е Байи бесстрастно подвёл итог поединка, крикнув противнику:

– Ты выдохся! Я лишу тебя жизни в следующие десять ударов, если продолжим.

Согнувшись и сгорбившись, Вэнь Кэсин прожигал его ненавидящим взглядом.

Чжоу Цзышу недовольно поморщился и подал голос:

– Почтенный Е, учитывая, что вы старший, скажите, почему единственное спасение, которое вы для нас приберегли – это смерть?

«Будь любезен, отлипни! Возвращайся на свою гору и займись садоводством или чем там старики занимаются. Совершенно незачем было впрыгивать в штаны и мчаться в Дунтин разгребать чужое дерьмо», – прибавил он про себя.

К досаде Чжоу Цзышу, его слова неожиданно подстегнули Вэнь Кэсина, и этот болтун бесстрашно заявил:

– Старый хрыч, время твоего расцвета прошло!^[199] Я лишу тебя жизни в следующие десять лет, если протянешь столько.

Е Байи отреагировал на угрозу убийства как на превосходную шутку. Сперва он изумился, а потом расхохотался так безудержно, что Чжоу Цзышу всерьёз забеспокоился, не треснет ли лицо этой каменной статуи от сильного искажения?

– Ты?! Лишишь меня жизни? – задыхался Е Байи. – Неплохо! Даже отлично – за пятьдесят лет ты первый, кто осмелился угрожать мне. Что ж… буду ждать с нетерпением!

С этими словами он хотел было уйти, как вдруг о чём-то вспомнил и бросил Чжоу Цзышу:

– Я не знаю, как вылечить твой недуг.

Чжоу Цзышу не подал виду, но про себя иронично фыркнул – Е Байи говорил так напыщенно, будто считал себя большим знатоком в целительстве!

– Уверен, никто не упрекнёт старшего за то, что он не всемогущ. Я и не ждал, что у вас найдётся решение.

– Твои меридианы почти иссохли, словно ветви старого дерева с погибшей сердцевиной, – пояснил Е Байи. – Извлечение из плоти ядовитых предметов не спасёт тебя. Они препятствуют течению внутренней энергии, но если убрать эту преграду, поток ци разорвёт полумёртвые меридианы. Отправишься прямиком к Яньвану.

Вэнь Кэсин пошатнулся от услышанного, как от пощёчины, и неверяще уставился на Чжоу Цзышу. Тот по-прежнему сидел на стене, лениво болтая ногами и беззаботно усмехаясь. Мелкие капли, осевшие на его волосах, слабо мерцали в тусклом свете. Если бы Вэнь Кэсин не был свидетелем внезапного приступа в пещере, то никогда бы не догадался о скрытых и, как оказалось, смертельных травмах этого человека.

Послышался звонкий смех Чжоу Цзышу:

– Значит, я обречён?

Е Байи кивнул, не колеблясь.

Чжоу Цзышу утвердился во мнении, что Древний Монах слишком долго пребывал в уединении своей горной обители – он успел не только нагулять лютый аппетит, но и растерять остатки деликатности.

– Старший, – покачал головой Чжоу Цзышу, – разве это дело – указывать монаху на лысину?^[200] Я ни разу не оскорбил вас, так к чему напоминать на каждом шагу о моём недуге? Прошу, не ворошите эту тему! Она не то чтобы приятна для обсуждения.

Е Байи ответил долгим взглядом, а затем ушёл, не оглядываясь. Он так и не объяснил Чжоу Цзышу, зачем притащил его сюда посреди ночи – наверное, просто отвлёкся на бой и забыл.

Чжоу Цзышу не собирался гнаться за вздорным стариком, чтобы узнать разгадку. Спрыгнув со стены, он поймал застывший взгляд Вэнь Кэсина и позвал:

– Чего стоишь столбом? Ты ранен. Лучше…

Не успел Чжоу Цзышу договорить, как Вэнь Кэсин оказался на расстоянии вдоха и коснулся его скул ледяными пальцами.

Ночную тишину нарушал лишь шорох дождя. Струйки воды стекали по бесстрастному лицу Вэнь Кэсина, растрёпанные влажные пряди прилипли к бледным щекам. На этой чёрно-белой картине особенно ярко выделялись тёмные, антрацитово-чёрные глаза. Чжоу Цзышу вдруг вспомнил их первую встречу и отрешённый взгляд, которым Вэнь Кэсин окинул его с балкона.

– Когда я был маленьким, мама заставляла меня много читать, а отец обучал кунг-фу, – заговорил Вэнь Кэсин. – Другие дети из нашей деревни резвились на улице, лазали по веткам и пугали кур. Но мне было велено оставаться дома и учиться с утра до ночи. Когда я наконец выскакивал за ворота, чтобы присоединиться к веселью и играм, всех сверстников уже звали домой на ужин.

Они находились слишком близко, отчего Чжоу Цзышу чувствовал себя весьма неловко. Он уже собирался отпрянуть от рук Вэнь Кэсина, когда заметил его странно потерянный взор. На ресницах Вэнь Кэсина блестели капли дождя. Когда он быстро моргнул, влага сорвалась и заскользила по щекам к подбородку, как пролитые слёзы.

– Я сердился на запреты и ненавидел родителей. Отец объяснял, что лень в юности приносит печаль в старости – если ждать, пока вырасту, слишком поздно будет учиться кунг-фу. Я же думал, что если ждать, пока вырасту, воровать куриные яйца и играть в шарики тоже будет слишком поздно!

Вэнь Кэсин замолчал, а потом снова тихо повторил «слишком поздно», словно хотел распробовать на вкус горечь этих слов. Затем он оплёл руками шею Чжоу Цзышу и вцепился в него так крепко, будто по-прежнему оставался наивным расстроенным ребёнком.

Чжоу Цзышу вздохнул. Слова «слишком поздно» не раз рассыпались едким пеплом на его собственных губах, превратившись в скорбный девиз всей жизни.

Вэнь Кэсин наконец отстранился и спросил:

– Значит, твои раны неизлечимы?

Чжоу Цзышу улыбнулся собственному безнадёжному положению и устало кивнул.

Чуть помолчав, Вэнь Кэсин задал следующий вопрос:

– Сколько времени у тебя… осталось?

– Года два-три, – легко подсчитал Чжоу Цзышу.

Вэнь Кэсин внезапно расхохотался, и Чжоу Цзышу стало не по себе от этого смеха.

– Ты в порядке? – встревожился он.

Вэнь Кэсин потряс головой и отступил на шаг. А потом ещё на один.

– Всю жизнь! Пока я был мал и хотел играть, мне не разрешали. Когда я подрос и захотел узнать больше, сидеть со мной над книгами и обучать кунг-фу было уже некому. Вот скажи, можно ли быть более… несвоевременным? К счастью…

Улыбка Вэнь Кэсина резко погасла. А потом он развернулся и ушёл, оставив совершенно растерянного Чжоу Цзышу посреди перекрёстка.

«К счастью, я не успел влюбиться в тебя по-настоящему».

Осень приходит с проливными дождями, Зонтичное дерево умирает от старости, Ночной холод пробрался под тонкое одеяло. Упущенные шансы, растрата жизни впустую… Всё это сводится к единственной мысли: «Я жалею, что встретил тебя слишком поздно». ^[201]

Примечание к части

∾ «Когда верхняя балка кривая, то и нижние гнутся (上梁不正下梁歪) – идиома в значении: «Пороки передаются от отца (или наставника) к сыну (или ученику)».

∾ «白首如新、倾盖如故» – идиома в значении: «Одни люди остаются чужими до старости, другие становятся близкими с первой встречи».

∾ Нэйгун – дословно «внутренняя работа», искусство совершенствования способностей человека. Использует медитации, физические и дыхательные упражнения.

∾ «Время твоего расцвета прошло…» – дословно: «хризантема, которая опадёт завтра» (明日黄花), отсылка к стихотворению Су Ши «Песня южной страны. Губернатору Сюй в День восхождения на гору», фраза означает (в уничижительном смысле) нечто устаревшее, вышедшее из моды.

∾ «Издеваться над лысым перед монахом» (当着和尚骂秃驴) – выражение описывает откровенную грубость человека.

∾ «Я жалею, что встретил тебя слишком поздно» (相见恨晚) – идиома, означающая «при встрече ненавижу опоздание».

Том 2. Глава 30. Дождливая ночь

Раскрыв один зонт и прижав другой к груди, Гу Сян вышла за ворота. Расшитые туфельки скользили по мокрой брусчатке, забрызгивая подол юбки. Когда резкий порыв холодного ветра пробрал девушку до костей, она почувствовала себя самым преданным и самоотверженным человеком в мире.

Подняв взгляд, Гу Сян всмотрелась в пелену дождя и различила одинокий силуэт мужчины, бредущего со склонённой головой.

Одежда Вэнь Кэсина находилась в полнейшем беспорядке, ткань промокла до нитки и прилипла к телу, но, судя по отрешённому лицу, ему не было дела до собственного потрёпанного вида.

– Господин! – позвала Гу Сян и бросилась на помощь.

Вэнь Кэсин не обернулся на оклик, но остановился, дав возможность нагнать себя. Гу Сян подбежала, протянула второй зонт и подумала, что борьба с ненастьем того не стоила. Зная своего господина, по одному взгляду она определила, что тот предавался непристойным занятиям в неприличном заведении. Поджав губы, Гу Сян несколько неодобрительно поинтересовалась:

– Господин, вы ходили развлекаться?

Вэнь Кэсин открыл зонт, сделал несколько шагов и тихо ответил:

– Сражаться.

– В постели? – рефлекторно ляпнула Гу Сян.

Вэнь Кэсин обернулся и впился в неё взглядом. Гу Сян с притворным укором пошлёпала себя по губам:

– Ах, глупый, глупый рот, зачем ты сказал правду? Ох, болтливый язык! Как вы смеете утверждать, будто солнце встаёт на востоке, даже если видели это бессчётное количество раз…

– А-Сян! – Вэнь Кэсин резко оборвал шутку, не разделив веселья.

Гу Сян моргнула. Дождь превратился в ливень, из-за потоков воды она плохо различала выражение лица Вэнь Кэсина. Тот надолго замолчал, а затем опустил глаза и еле слышно проронил:

– Он сказал… Он умирает…

– Что? – непонимающе вытаращилась Гу Сян. – Кто умирает?

– Чжоу Сюй.

Вэнь Кэсин прервался, либо давая себе возможность совладать с эмоциями, либо ожидая, когда Гу Сян осознает услышанное. А затем зашагал вперёд и продолжил обыденным тоном:

– Я знал, что он нездоров, но не думал, что проблема серьёзная. Он так резво прыгал, будто это сущий пустяк! А сегодня выяснилось, что его травмы неизлечимы, и жить ему осталось всего ничего. Услышав это, я убедился в том, кто он такой… Ха! Догадайся я с самого начала, ни за что не увязался бы за ним!

Гу Сян широко распахнула глаза. Казалось, ей было трудно осмыслить новости. После долгого молчания она спросила, запинаясь:

– Вы про Ч-чжоу Сюя?

– Да, – почти шёпотом подтвердил Вэнь Кэсин. – У меня мелькало подозрение, что он из Тяньчуана, но я отмёл этот вариант как невозможный. Тяньчуан нельзя покинуть, не получив гвозди «семи отверстий на три осени»! Это наказание лишает боевых навыков и всех шести чувств. Человек становится пустоголовым калекой, который хранит секреты лучше мертвеца. Наблюдая за Чжоу Сюем, я был уверен – вбив в себя все гвозди, невозможно двигаться так свободно… Сегодня кое-кто помог мне понять, что Чжоу Сюй использовал особый метод, ослабляющий действие гвоздей. Однако он всё равно умрёт в ближайшие два-три года.

Ошеломлённая Гу Сян слушала, едва осмеливаясь дышать.

– Господин… Откуда вы столько знаете?

– Я? —странно усмехнулся Вэнь Кэсин. – Дожил бы я до сегодняшнего дня, если бы не знал больше, чем следует?

Гу Сян немного помялась и неуверенно продолжила:

– Значит ли это… что Чжоу Сюй, он…

– Однажды я видел человека, покинувшего Тяньчуан, – голос Вэнь Кэсина дрогнул. – Никому раньше не удавалось избежать превращения в живого мертвеца после вбивания седьмого гвоздя. Но Чжоу Сюй стал исключением. Полагаю, он был по меньшей мере вторым человеком в Тяньчуане, а то и первым…

– Если он был главным, с какой стати ему беж… – Гу Сян поглядела на своего господина и осеклась на полуслове, осенённая внезапной догадкой.

Вэнь Кэсин пошёл быстрее, будто хотел оставить что-то как можно дальше позади. Миниатюрная Гу Сян поспевала за ним только вприпрыжку. Видя, что её хозяин всё больше ускоряет шаг, девушка осторожно нарушила молчание:

– Господин, вам грустно?

Не оборачиваясь, Вэнь Кэсин натянуто отозвался:

– С чего бы мне грустить?

Поразмыслив, Гу Сян не придумала веской причины. Вэнь Кэсин усмехнулся и заскользил вперёд ещё стремительнее, почти не касаясь земли.

– Из-за маски я даже не могу быть уверен в его красоте… Кроме того, в любовниках я предпочитаю утончённую мягкость и нежность. Поэтому, окажись он и в самом деле красив, он не в моем вкусе.

Гу Сян тем временем уже переключилась на цингун, пытаясь догнать Вэнь Кэсина.

– Господин! Разве вы не говорили всегда, что вам нравятся высокие, с узкой талией и прекрасными лопатками…

– Ты неверно запомнила, – отрезал тот и пробормотал, словно оправдываясь перед самим собой: – Я просто сочувствую… Я чувствую, что мы товарищи по несчастью…^[202] А-Сян, перестань меня преследовать!

– А? – только и успела выдохнуть девушка.

Силуэт Вэнь Кэсина мелькнул у неё перед глазами и начал стремительно отдаляться. Гу Сян осталось лишь с досадой выпалить вдогонку:

 – Почему, господин? Что я сделала не так на этот раз?!

Вэнь Кэсин уже скрылся за маревом дождя, но его слова отчётливо прозвучали в ушах Гу Сян:

– Слишком много болтаешь.

Оставшись одна, девушка раздражённо топнула ногой и сердито крикнула в никуда:

– Вот и вся благодарность!

Но потом Гу Сян поглядела вслед исчезнувшему Вэнь Кэсину, и будто вновь увидела его образ: промокшая спина, напряжённые плечи, жёсткая осанка, летящие шаги под дождём и нежелание замедлиться ни на секунду. Вэнь Кэсин не смотрел по сторонам, поскольку давно уже шёл в одиночестве и никого не ждал.

Гу Сян стало немного жаль его.

Найти наконец кого-то, будь то товарищ по несчастью или ещё кто… И узнать, что этот человек подобен мерцающему пламени свечи, что вот-вот погаснет.^[203] Три года – короткий срок! Мимолётный прохожий мелькнёт ненадолго и пропадёт навсегда.

Прохлада приходит в гробницы Силина вслед за дождём,В покоях свеча догорает.Время так быстротечно...Есть сегодня вино – так сегодня пьяней!^[204]

Возможно ли беззаботно наслаждаться сегодняшним днём и не думать о завтрашнем?