Текст книги "Далекие странники (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

– Седьмой Лорд, доставили сообщение от главного управляющего Суна.

Мужчина лениво кивнул, принимая протянутое письмо, и без особого интереса приступил к чтению. Дойдя до середины, Седьмой Лорд вдруг широко распахнул глаза, резко сел и воскликнул:

– Он?! Неужели!

Хорёк попытался вцепиться когтями в таинственную бумажку, но владелец удержал его за шкирку и осторожно пересадил на стол. Мальчик поднял голову и спросил:

– Отец, он – это кто?

Не торопясь отвечать, Седьмой Лорд сложил письмо и начал расхаживать взад-вперёд, бормоча что-то совершенно не по теме:

– Лута,^[177] помнишь, как я рассказывал тебе о принципе «то, что давно разделено, до́лжно соединить; то, что давно соединено, до́лжно разделить»?^[178]

Привычный к отцовской манере делать многословные отступления, прежде чем перейти к делу, Лута с готовностью отозвался:

– Ты объяснял это как то, что человек, уставший после долгого стояния, мечтает сесть, а когда от долгого сидения его задница затекает, человеку не терпится снова встать. Это не столько принцип, сколько описание того, что люди, пока живы, обречены на постоянное беспокойство.

Седьмой Лорд просиял, а затем обратился к стражнику:

– Асиньлай,^[179] найди этого вашего Великого Шамана, и спроси, считает ли он моё объяснение разумным.

– А? – стражник пришёл в полное замешательство.

Седьмой Лорд собрался снова заговорить, но услышал тихий смешок, после чего другой голос медленно и спокойно произнёс:

– К чему это? Тебе здесь настолько наскучило, что хочешь вновь поискать неприятностей?

Подошедший был с головы до ног укутан в одежды цвета вороного крыла и держал в руке простой угольно-черный посох – символ власти. При виде него Асиньлай склонился в приветствии:

– Великий Шаман.

Шаман хмыкнул в ответ и повёл кистью руки, отпуская стражника:

– Можешь вернуться к своим делам… Бэйюань,^[180] перестань издеваться над честными людьми, хорошо?

Бэйюань усмехнулся и передал ему сложенное письмо:

– Ты никогда не угадаешь, кто почтил визитом нашу лавку в Дунтине. Самый неожиданный и невероятный гость!

Шаман не выглядел особо заинтригованным, но письмо принял, проворчав:

– Лишь бы не наш дорогой император… хм? Глава поместья Чжоу?

– Моё ядовитое создание, – на лице Седьмого Лорда появилась лукавая улыбка, – как насчёт того, чтобы посетить Центральные равнины? Если старый друг попросил помощи, разделить его боль и рискнуть своими жизнями будет в порядке вещей.^[181]

Великий Шаман взглянул на озорное лицо Бэйюаня, но промолчал, догадавшись, что тот горит желанием понаблюдать за переполохом на Центральных равнинах и, возможно, внести ещё больше сумятицы. Фраза про спасение давнего товарища была лишь запоздалым оправданием.

– – – – -

Чжоу Цзышу только предстояло узнать о судьбе, уготованной людям, неосторожно обращающимся за дружеской услугой. В данный момент он был озадачен более насущной проблемой – неожиданное появление обжоры Е Байи не входило в планы на вечер, и платить за его безумное пиршество было нечем.

После короткого состязания в гляделки с Вэнь Кэсином (один непонимающе смотрел на другого, другой так же непонимающе смотрел в ответ), Чжоу Цзышу осознал: скорее свиньи научатся летать, чем он сможет положиться на такого спутника. Просто потрясающе! На свою беду Чжоу Цзышу оказался за одним столом с прожорливым кабаном и поросёнком поменьше. Два сапога – пара!

Заметив нехороший блеск в глазах человека рядом, Вэнь Кэсин поёжился и наглухо запахнул накидку.

– Что? – осведомился он в тревоге. – Я готов торговать улыбками, но не телом! Ты не посмеешь оставить меня здесь в качестве залога.

– Разве есть другой выход? – удивился Чжоу Цзышу.

– А-Сюй, ты угощал, ты и расплачивайся! – упёрся Вэнь Кэсин.

– Я похож на чёртову девицу?! —сквозь зубы процедил Чжоу Цзышу. – Даже если я выставлю себя на продажу, кто меня купит? Ты?

Глаза Вэнь Кэсина вспыхнули.

– Конечно! Тебя я выкуплю, даже если ради этого мне придётся заложить всё состояние, включая штаны.

Чжоу Цзышу понизил голос:

– Как насчёт того, чтобы заложить состояние, включая штаны, и погасить долг за еду прямо сейчас?

После продолжительного молчания Вэнь Кэсин наконец проворчал:

– А-Сюй, думаю, лучше просто сбежать.

Чжоу Цзышу досадливо фыркнул и отвернулся. Конечно, он мог иногда «отнять у богатых ради помощи бедным» пару кошельков, но трепетно оберегал остатки совести. Скрыться, не заплатив за ужин, было слишком позорно. Чем больше Чжоу Цзышу смотрел на бесстыдного Вэня, тем меньше ему хотелось терять собственное лицо. Особенно перед этим наглецом!

Поэтому, как только Чжоу Цзышу глянул в другую сторону и заметил в дверях таверны знакомую фигурку, он сразу воспрянул духом и воскликнул:

– Дева Гу! Вот так совпадение!

Гу Сян едва успела переступить порог. Поняв, кто её зовёт, девушка побледнела, притворилась глухой и развернулась, чтобы дать дёру. К сожалению, она была не так проворна, как Вэнь Кэсин, который уже стоял в дверях, отрезав путь к отступлению.

– А-Сян, ты убегаешь от меня? – вопрос прозвучал безмятежно, но Гу Сян виновато потупилась и принялась жевать губу.

Набравшись смелости, она нервно переступила с ноги на ногу и пробормотала невнятное оправдание:

– Госп… Господин, я просто шла… перепутала дверь…

Вэнь Кэсин похлопал бедняжку по плечу и втащил внутрь:

– Неважно, дорогая, – ласково успокоил он. – Раз уж ты здесь, оставайся.

По коже Гу Сян проскакал табун мурашек. Сомнений не осталось – её господин замыслил что-то нехорошее! Но раз Гу Сян уже попалась Вэнь Кэсину, она могла лишь смириться и принять посильное участие в его планах. Неохотно, будто на собственную казнь, девушка побрела за ним к заваленному пустой посудой столу.

– Итак, у тебя есть при себе деньги? – вкрадчиво спросил её Вэнь Кэсин.

Гу Сян тут же выгребла из карманов всё до последней монетки: медяки, серебряные слитки, золотые листы и бумажные банкноты в рядок расположились на столешнице. Вэнь Кэсин удовлетворённо кивнул и крикнул с уверенностью состоятельного человека:

– Принесите счёт!

«Вот почему гадалка напророчила, что я смогу избежать беды ценой всех сбережений. О милосердный Будда!» – подумала девушка.

Люди, которые выручают деньгами, всегда вызывают признательность. Наверное, потому и Вэнь Кэсин сменил гнев на милость – он больше не прогонял Гу Сян и, покидая таверну, позволил ей остаться рядом. Чжоу Цзышу ушёл чуть вперёд и какое-то время размышлял в одиночестве, а потом резко развернулся и задал вопрос в лоб:

– Вэнь-сюн, так зачем ты спалил комнату ребёнка?

Гу Сян побледнела от испуга.

– Господин! Вы совершили поджог?!

– В ту ночь я сверился с положением звёзд и обнаружил, что молодой господин Чжан навлечёт на себя кровопролитие, – невозмутимо объяснил Вэнь Кэсин. – Единственный способ избежать беды – противопоставить кровавой жертве огонь. Хорошо, что я не растерялся и не поскупился на доброе дело!

В конце своей речи он заметил нелестное презрение на лицах спутников и великодушно добавил:

– Помощь, совершённая по чистому велению души, не нуждается в огласке. Не стоит смотреть на меня с таким восхищением.

– Господин, ты и мою судьбу можешь прочесть по звёздам? – оживилась Гу Сян.

– Конечно. Тебя настигнут страшные невзгоды, если ты сейчас же не заткнёшься, – ответил Вэнь Кэсин.

Ожидаемо, Гу Сян больше не раскрывала рта.

Подойдя к дому Гао Чуна, они обнаружили, что место, где днём выставляли связанного призрака, опустело. По словам немногих задержавшихся зрителей, пленнику повредили меридианы и пронзили цепями лопатки, прежде чем увести в темницу. В это время из ворот вышли Цао Вэйнин и Чжан Чэнлин, собравшиеся поискать в городе Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина. Увидев знакомые лица, Цао Вэйнин выступил вперёд и поклонился в приветствии:

– Чжоу-сюн, младший Чжан сказал, что ты его шифу… – тут он рассмотрел Гу Сян, стоявшую за спиной Вэнь Кэсина, и умолк на половине фразы, забыв закрыть рот.

Гу Сян несколько раз моргнула в замешательстве, а Цао Вэйнин всё продолжал таращиться на неё в упор. Чжоу Цзышу демонстративно кашлянул пару раз, чтобы вывести молодого человека из оцепенения. Цао Вэйнин вздрогнул от резкого звука и, очнувшись, сходу принялся извиняться, всё гуще заливаясь румянцем и запинаясь через слово:

– Г-госпожа… П-простите, я н-не хотел показаться невежливым, правда… Просто… просто…

Гу Сян, сбитая с толку его странным поведением, решила, что у парня не все дома. Цао Вэйнин резко отступил на пару шагов, ещё раз поклонился и начал тихо бубнить себе под нос:

– Моя ф-фамилия Цао, имя Вэйнин. Я из школы меча Цинфэн на горе Тай… Тайхан, принадлежу к поколению «Вэй».^[182] Мой ши… шифу – глава школы Цинфэн Мо Хуайян…

Голос Цао Вэйнина звучал не громче комариного писка. Гу Сян внимательно осмотрела его с головы до ног и повернулась к Вэнь Кэсину:

– Господин, что с ним не так?

Цао Вэйнин ещё не успел огласить своё семейное древо полностью, а его светлые юношеские чувства уже были разбиты вдребезги. Чжоу Цзышу из сострадания перевёл взгляд с несчастного ученика школы меча Цинфэн на Чжан Чэнлина и после некоторых раздумий позвал:

– Идём, негодник!

Радуясь, что его не прогнали сразу, Чжан Чэнлин послушно побежал за шифу. Вэнь Кэсин похлопал Цао Вэйнина по плечу и тоже отправился восвояси. Следуя за своим господином, Гу Сян прошла совсем близко от красноречивого ученика школы меча Цинфэн, овеяв его нежным и свежим ароматом, от которого бедняга окончательно потерял голову.

Все давно разбрелись по своим покоям, когда Цао Вэйнин наконец вернулся в реальность. Всё ещё оцепенелый и изумлённый, он прошептал:

– «Горлицы, слышу, кричат на реке предо мной,Та, о ком веду рассказ, в речной долинеВ северном краю красавица живёт.Будет супругу доброй и нежной женой,Каких не видел белый свет в помине —Прекрасней никто никогда не найдёт».^[183]

После этого Цао Вэйнин нетвёрдой походкой побрёл спать, сокрушённо повесив голову и горько вздыхая о своей едва расцветшей и вмиг отвергнутой любви.

Когда они отошли достаточно далеко от чужих ушей, Гу Сян зашептала Вэнь Кэсину:

– Господин, лао Мэн тоже здесь! Спрашивает, как ему действовать дальше…

Вэнь Кэсин даже не обернулся. Уголки его губ приподнялись, но в глазах не было и намёка на веселье.

– С каких пор лао Мэну нужны мои подсказки? —мягко ответил он, не сбавляя шаг.

– Поняла…

В это же время Чжоу Цзышу завёл в свою комнату Чжан Чэнлина, не проронив ни слова за всю дорогу. Закрыв дверь, он кивком указал мальчику на стул:

– Садись, мне надо кое о чём тебя спросить.

Чжан Чэнлин сел, как было велено.

– Что хочет знать шифу?

Чжоу Цзышу на миг задумался, прежде чем заговорить:

– Похититель с отметиной на лице в форме ладони стремился выяснить, был ли среди напавших на твой дом человек без пальца. Я правильно уловил суть?

Чжан Чэнлин кивнул.

– Ну и как, ты видел такого человека?

Чжан Чэнлин потряс головой.

– Шифу, вы поняли, о ком речь?

Чжоу Цзышу ничего не ответил. Вместо этого он сел, скрестив ноги, и задумался, постукивая пальцами по колену. По описаниям, у Призрака Висельника Сюэ Фана была покалечена рука. Значит, незнакомец со шрамом, которого Гу Сян убила в заброшенном храме, точно не являлся Сюэ Фаном. Но тогда почему Сунь Дин, Скорбящий Призрак в багряных одеждах, настойчиво расспрашивал Чжан Чэнлина про Висельника?

Немного поразмыслив, Чжоу Цзышу снова заговорил с мальчиком, очень медленно и серьёзно:

– Малыш, подумай ещё раз: видел ли ты что-то приметное той ночью?

Под «той ночью» он подразумевал ночь резни в клане Чжанов. Дыхание Чжан Чэнлина участилось, и Чжоу Цзышу смягчил тон:

– Не торопись, просто поищи в памяти что-нибудь необычное. Это может быть очень важно.

Чжан Чэнлин побелел как полотно. Спустя пару минут он покачал головой и сдавленно ответил:

– Шифу… Вы просите вспомнить что-то необычное, но разве вся та ночь не была необычной?

Чжоу Цзышу нахмурился и перестал допытывать мальчика. Вместо этого он сказал:

– Вот что, я научу тебя одной мнемонической рифме.^[184] Постарайся освоить её самостоятельно. Попрактикуйся, когда вернёшься в свою комнату. Если что-то будет непонятно, можешь прийти и спросить меня.

Чжан Чэнлин остолбенел от изумления.

– Держись поближе к герою Чжао, – продолжил наставлять Чжоу Цзышу. – И никуда не отлучайся в одиночку. Что бы ни случилось, не покидай поместье Гао. Это понятно?

Глаза Чжан Чэнлина широко распахнулись.

– Шифу… Спасибо, шифу!

Чжоу Цзышу неловко кашлянул и приструнил его:

– Всё, хватит пустой болтовни! Сосредоточься на понимании рифмы, дважды повторять я не стану.

Примечание к части

∾ «Персиковые» глаза – по китайской физиогномике миндалевидные глаза, широкие в центре, с изгибом внешнего уголка вверх, влажным блеском и ясным взглядом.

∾ Лута (路塔) – досл. «придорожная пагода».

∾ «То, что давно разделено...» – продолжение: «таков путь вселенной». Фраза из романа XIV века «Троецарствие» (三國演義), авторство которого приписывается Ло Гуаньчжуну («天下大勢，分久必合，合久必分»), в значении: обстоятельства постоянно меняются.

∾ Асиньлай (阿伈莱) – неханьское имя, записанное на китайском.

∾ Бэйюань (北渊) – «северная бездна».

∾ «Если старый друг попросил помощи…» – идиома (两肋插刀) описывает обоюдоострый нож, в переносном смысле характеризует людей, придающих большое (вплоть до самопожертвования) значение дружбе.

∾ Вэй – имя поколения. Один иероглиф присутствует в именах всех членов семьи одного поколения (самостоятельно или с другим символом). Примеры имён мастеров одного поколения из той же школы Цинфэн: Мо Хуайкун и Мо Хуайян, поколение «Хуай».

∾ «Горлицы, слышу, кричат…» – уникальная манера Цао Вэйнина цитировать поэзию: взять строчки из разных стихов с разным размером, перепутать что-то (горлиц с утками, например) и выдать на-гора. Первоначальные стихи: «Встреча Невесты» (关关雎鸠) из «Книги Песен» (Шицзин, 詩經), Песни царства Чжоу; «Тростники с осокой сини, сини» (在水一方) из «Книги Песен», Песни царства Цинь; «Песнь о красавице» (佳人曲), Ли Яньнянь.

∾ «Я научу тебя одной рифме...» – «мнемонические правила», инструкции, зарифмованные для облегчения запоминания.

Том 2. Глава 27. Резня

Он понимал, что спит, но сон казался слишком реальным.

Он ждал уже долго. Так долго, что кожа под маской перестала чувствовать порывы колючего ледяного ветра. Он был спокоен. Настолько спокоен, что сердце билось даже медленнее обычного. Солнце завершало путь по небосводу. Ночь вступала в свои права. Чжоу Цзышу бесстрастно наблюдал. Он давно привык отстраняться от происходящего. Привык отделяться от своей человеческой сущности, способной испытывать сострадание, сомнение и муки совести. Это была неосознанная самозащита. Единственный способ не сойти с ума. Не думать. Выполнить задачу.

Он – лишь пара рук, не более.

Он – лишь пара окровавленных ладоней, на которых держится мир в Империи. Пара окровавленных ладоней, надёжно спрятанных в складках богато расшитых рукавов обещанной эпохи процветания. Бдительные, скрытые от посторонних глаз, эти ладони терпеливо ждали окончания прогнившей эпохи войн. Ждали рассвета, чтобы уничтожить свидетельства былой жестокости и написать новую страницу истории…

Чжоу Цзышу опустил голову. В его снах лица людей всегда выглядели размытыми, но он неизменно чётко различал черты той маленькой девочки.

Девочку держала на руках перепуганная няня, дрожавшая от ужаса, как слабая овечка. Огонёк надежды в глазах молодой женщины уже погас, но она продолжала защищать ребёнка, до конца оставаясь верной долгу.

В этот момент малышка подняла глаза и произнесла тоненьким голосом:

– Мой отец – хороший человек, мой старший брат – хороший человек, и я тоже хороший человек. Мы все хорошие люди. Пожалуйста, не убивайте нас!

Он вспомнил.

Это произошло во времена правления покойного императора. Тяньчуан получил приказ избавиться от семьи бывшего придворного чиновника Цзян Чжэна, чтобы нанести смертельный удар по партии Второго Принца. Цзян Чжэна ждала новая должность в небольшом городке на границе с Наньцзяном, поэтому он вместе со своими людьми выехал из столицы.

Младшей дочери господина Цзяна, Цзян Сюэ, едва исполнилось четыре года, но она была не по возрасту смышлёной. Какой бы стала эта девочка, если бы ей дали шанс повзрослеть?

В своём сновидении Чжоу Цзышу поднял руку, и отчаянный женский крик разорвал ночное небо. Меч пронзил одним ударом и няню, и девочку. Чжоу Цзышу не чувствовал ни печали, ни отвращения. Он давно привык. С тех пор, как занял место главы Тяньчуана.

Неважно, что вы «хорошие люди». Кто сказал, что хорошие люди не могут умереть ужасной смертью? Что они не могут погибнуть, не оставив потомства?^[185]

Шум ветра соткался в протяжный вздох и еле различимый шёпот:

– Око за око, шисюн…

Острая боль прошила его насквозь, оборвав кошмар. Чжоу Цзышу распахнул глаза и попытался сесть, но в следующий момент медленно скрючился и схватился за грудь. От любого движения делалось только хуже. Он замер, пытаясь справиться с терзающими тело гвоздями, и стиснул зубы, чтобы не дать мучительному крику вырваться из горла. Пальцы вцепились в одеяло так судорожно, что побелели костяшки. Растрёпанные волосы прилипли к лицу, но убрать их с глаз не было сил. В дробившей внутренности агонии он поймал отстранённую мысль: «Чжоу Цзышу, проклятый ублюдок, вот и наступил твой черёд».

– – – – -

Этой ночью Вэнь Кэсину тоже не спалось. Он молча сидел у окна своей комнаты. Рядом стояла Гу Сян, глядя в пасмурное ночное небо. Полуграмотная девушка, которая не могла написать короткую эпитафию, не превратив её в шутку, сейчас смотрелась необычайно величественно. Неподвижная и безмолвная Гу Сян казалась прекрасным созданием из потустороннего мира. Холодный ветер, задувая в окно, развевал её волосы и одежду, метался по комнате и шелестел забытым на столе сборником «весенних картинок».

На губах Вэнь Кэсина медленно проступила улыбка, а затем он тихо проговорил:

– Я ждал этого двадцать лет.

Гу Сян безмолвно перевела взгляд на своего господина. Его усмешка выражала невероятное облегчение на грани безумного ликования. В полумраке Вэнь Кэсин выглядел нечеловечески могущественным существом и вызывал неподдельный трепет. Резко протянув руку, он сжал пальцы, словно ловя воздушный поток нарастающей бури.

– Я смету каждого, кто посмеет преградить мне путь, будь то человек или призрак, бессмертный или демон… Я сотру с лица земли всех чудовищ, всех отбросов, что не заслуживают жизни, и швырну их обратно в восемнадцать кругов преисподней. Там им самое место!

В другой руке он держал лист бумаги. На пожелтевшей странице неумелые детские каракули складывались в маску призрака. Вэнь Кэсин встал, зажёг свечу и поднёс рисунок к огню. Не отводя глаз, он наблюдал, как бумага занимается пламенем и обращается в пепел. В этот момент на лице Вэнь Кэсина читалось такое глубокое благоговение, словно он приносил жертву богам.

– – – – -

Е Байи не понял, почему резко проснулся в полночь. Однако в ясном взгляде его удлинённых глаз не осталось ни капли сонливости. Очень медленно Е Байи потянулся к кулону на шее и погладил его пальцами. Присмотревшись к искусной миниатюрной резьбе, можно было заметить, что эта вещица представляет собой уменьшенную копию Знака чести.

Е Байи закрыл глаза и пробормотал в пустоту:

– Чанцин, у меня плохое предчувствие… Что мне делать теперь, когда тебя больше нет рядом?

Он невольно задался вопросом, станет ли в мире спокойнее без Знаков чести? Или без Долины призраков, Кристальной брони, Тяньчуана…

– – – – -

Следующее утро встретило их свежими трупами.

С рассветом пришла весть о девяти мертвецах, разложенных вокруг начертанного кровью слова «призрак» у ворот поместья Гао. Широкое, не менее трёх чжанов,^[186] кольцо из человеческих тел перекрывало целую улицу. В толпе шептались, что жуткий иероглиф появился именно там, где накануне показательно пытали пленного призрака.

Когда Чжоу Цзышу проскользнул к месту происшествия, большинство покойников уже опознали. Призрачное братство проявило беспристрастность, и все крупные школы удостоились «внимания» в равной мере: каждая потеряла по одному человеку разного пола, возраста, статуса и пути совершенствования.

Одним из убитых был ученик Гао Чуна. При жизни этот несчастный не произвёл на Чжоу Цзышу впечатления – парнишка не был столь харизматичен, как Дэн Куань. Скромный, немного замкнутый тихоня, который помогал гостям и изъяснялся скупыми фразами. Узнав о случившемся, Гао Сяолянь лишилась чувств от потрясения. У Железного Судьи не было времени утешить ненаглядную дочь, и он поручил её заботам старшего ученика, а сам занялся осмотром тел вместе с настоятелем Ци Му.

У одного покойника красовалась на шее шёлковая удавка, другого прикончили ударом ладони, третьему выпустили кровь, четвёртого порубили на куски… Все погибли от разных причин.

– Призраки хребта Цинчжу выползли из логова, – вздохнул кто-то совсем рядом.

Чжоу Цзышу обернулся и узнал Е Байи. Было удивительно приметить на его фарфоровом лице лёгкую печаль – ученик Монаха сразу стал похож на статую Гуаньинь.^[187]

– Как вы сказали? – рефлекторно переспросил Чжоу Цзышу.

Е Байи бросил на него беглый взгляд и осведомился со своей обычной невозмутимостью:

– Ты оглох?

Чжоу Цзышу отвернулся, чтобы избежать дальнейших оскорблений. Но тут Е Байи покровительственно положил руку ему на плечо и произнёс:

– Прогуляемся сегодня вечером. Нужно кое-что обсудить.

Таким тоном Чжоу Цзышу разговаривал с Чжан Чэнлином. Не стоило обращать внимания на Е Байи, пока тот не научится хорошим манерам, но, вопреки доводам разума, Чжоу Цзышу коротко кивнул. А кивнув, мигом пожалел, что не может открутить свою дурную голову. Был и другой выход – вместо самоистязания прибить ученика Древнего Монаха. Чжоу Цзышу всерьёз размышлял, какой вариант принесёт ему больше удовлетворения, когда из толпы раздалось:

– Почему расправились именно с этими людьми? Каждый из нас публично обвинил Долину призраков! Каждого такое нападение застало бы врасплох! Так почему жертвами стали всего несколько адептов великих школ? Призраки не настолько глупы, чтобы объявить войну всему улиню! Кто-нибудь может объяснить, почему они так поступили? Или нам что-то недоговаривают?

Услышав это, Гао Чун встал во весь рост. Изнурённый и безутешный, он слегка пошатнулся. Дэн Куань бросился вперёд, чтобы поддержать Железного Судью под руку, но тот отмахнулся от помощи.

Обведя глазами возмущённых представителей пострадавших школ, Гао Чун медленно повернулся к группе сомневающихся, что продолжали возбуждённо шептаться. Пристальный тяжёлый взгляд героя Гао утихомирил и тех, и других. Теперь все воззрились на человека, который за последние десятилетия стал живой легендой улиня. И каждый различил его глухой шёпот:

– Это кровный долг.

Гао Чун опустил голову и долго смотрел на тела, прежде чем его голос разнёсся подобно раскатам грома:

– Это кровный долг! Долг, который призраки обязаны отдать клану Гао. Долг перед каждой школой, перед всем цзянху… Кровный долг, который они должны каждому праведному человеку в Поднебесной!

Гао Чун судорожно перевёл дыхание. Рядом настоятель Ци Му пробормотал «Амитабха», прикрыл глаза и начал перебирать чётки, вполголоса читая мантры за усопших. Дэн Куань беспокойно поглядывал на своего пожилого наставника. Он был готов подхватить его в любую секунду, но сдерживался из страха проявить неуважение.

В глазах Гао Чуна стояли слезы. Он указал на убитого молодого человека из клана Гао.

– Мой ученик… был сиротой. Он пришёл к нам ребёнком, и мы приняли его в семью. Его звали Гао Хуэй. Он был застенчив и мало разговаривал, поэтому другие дети дразнили его старым затворником…

Губы Гао Чуна дёрнулись в провальной попытке улыбнуться. Ученицы клана Гао уже рыдали в голос. Немного помолчав, Гао Чун продолжил:

 – Мой маленький старый затворник был славным ребёнком. Многие из вас видели его в последние дни. Он выглядел нелюдимым и замкнутым… Но всё равно был славным ребёнком. Трудолюбивый, честный, никогда не вступал в споры. Его единственный близкий человек – бабушка, которая подобрала его на улице. Сейчас ей за восемьдесят, она слепа и почти не слышит, не узнаёт никого, кроме внука, её маленького Гао, рядом с которым она всегда оживляется… оживлялась. Пожалуйста, кто-нибудь, скажите, как мне сообщить ей такую новость? Вы, герои цзянху, прошу, сжальтесь надо мной и научите, как я могу оправдаться перед ней?

Осенний ветер отчаянно взвыл, вздымая бурлящие волны. ^[188]

Толпа у озера Дунтин затаила дыхание. Стало так тихо, что с закрытыми глазами могло показаться, будто поблизости нет ни единой живой души. Окружённый людьми почтенный глава Гао Чун склонил чело и сложил руки в мольбе, взывая к ответу – как ему объясниться со старой бабушкой? Даже грубиян Фэн Сяофэн молчал. Сейчас в глазах собравшихся любое пустое слово превратило бы говорившего в животное.

В недавно осиротевшей школе Тайшань только что был избран новый лидер, Хуа Цинсун, и он первым нарушил тишину:

– В мире не будет покоя, пока по земле ходит хоть один призрак! Отныне школа Тайшань находится под командованием героя Гао. Мы никогда не отречёмся от обещания. Даже если нам придётся пережить сотню смертей, мы отомстим за нашего убитого главу! Отомстим за трагическую гибель своих братьев!

Неожиданная расправа над великим мастером Хуа Фанлином оставила воинство дракона без головы.^[189] Новому лидеру школы Тайшань не было и двадцати лет. Открыв рот, импульсивный молодой человек не подумал, что озвученная им позиция лишает остальные кланы возможности промолчать. Одна за другой, все великие школы последовали его примеру и заявили о готовности сообща нести возмездие под предводительством героя Гао.

Во второй половине дня Гао Чун организовал грандиозные похороны погибших. В воздухе витала такая скорбь, словно на Дунтин обрушилась чума. Даже небосвод затянулся мрачными свинцовыми тучами. Уличная суматоха, выкрики торговцев, извечное движение повозок и экипажей – всё прекратилось, и город застыл в трауре.

В решающий момент Гао Чун талантливо объединил разрозненные голоса героев против общего врага.

– – – – -

Поздним вечером Чжоу Цзышу проводил Чжан Чэнлина до дверей его комнаты. Мальчишка улизнул от героев, чтобы повидаться с шифу, но теперь ребёнку пришла пора ложиться спать.

Чжоу Цзышу было не до отдыха – вернувшись к себе, он обнаружил второго незваного гостя. Е Байи оказался настолько самоуверенным, что не стал переодеваться в тёмные цвета, более подходящие для тайных ночных прогулок. Громко постучав в окно Чжоу Цзышу, он ворчливо окликнул:

– Ты! Следуй за мной!

Пожалев, что не убил этого парня раньше, Чжоу Цзышу вышел за ним на улицу.

Вэнь Кэсин в соседней комнате прекрасно всё расслышал и недовольно нахмурился, скрестив руки на груди. Гу Сян висела вниз головой на потолочной балке и начинала дремать, но даже её потревожил шум. Открыв глаза, девушка зевнула и сонным голосом спросила:

– Господин! Раньше вы говорили, что мы преследуем Чжоу Сюя, потому что он подозрительный тип, который может разрушить ваши планы. Но теперь, когда вы знаете, что он не представляет угрозы, почему приглядываете за ним день и ночь?

Примечание к части

∾ «Кто сказал, что хорошие люди не могут… погибнуть, не оставив потомства?» – отсутствие потомков – страшная судьба по китайским меркам.

∾ Гуаньинь (観音) – буддийское божество, часто рассматривается как олицетворение сострадания.

∾ «Осенний ветер отчаянно взвыл, вздымая бурлящие волны» – автор вписала в текст строки из стихотворения «Гляжу на лазурное море» (观沧海) Цао Цао, полководца и поэта империи Хань.

∾ «Неожиданная расправа… оставила воинство дракона без головы» – буквальный перевод идиомы «群龙无首». Фигуральное значение: группа без лидера. Дополнительное значение: никто в группе не обладает способностями, чтобы возглавить её.

Том 2. Глава 28. Древний Монах

Вэнь Кэсин окинул Гу Сян холодным взглядом и ядовито осведомился:

– Напомни, с каких пор ты решила, что можешь вмешиваться в мои дела?

Непривычно жёсткий тон напугал Гу Сян. Девушка оцепенела, широко распахнув глаза, но уже через секунду спрыгнула с балки на пол.

Она сопровождала своего господина с самого детства и прекрасно знала его характер. К важным делам Вэнь Кэсин относился серьёзно, но в свободное время позволял Гу Сян немного пошутить. Она частенько дерзила, но Вэнь Кэсин никогда прежде не сердился, поэтому девушка не могла взять в толк, что вдруг на него нашло.

– Господин, простите… – тихонько покаялась Гу Сян, с опаской поглядывая из-под ресниц.

Вэнь Кэсин промолчал, а затем, глубоко вздохнув, всё ещё раздражённый, отошёл к открытому окну глотнуть ночной прохлады. Когда он снова заговорил, уже не глядя на Гу Сян, голос звучал гораздо спокойнее:

– Итак, по-твоему, я тот, кто женщинами не интересуется совершенно, а мужчин находит или достаточно красивыми, чтобы переспать, или достаточно уродливыми, чтобы убить. Так, получается? Неужели трудно представить, что я могу завести одного-двух друзей, чтобы было с кем поговорить по-человечески?

Он не хотел пугать Гу Сян, но девушка совсем стушевалась, не понимая, чего от неё хотят, и, заикаясь, пробормотала:

– Д-да, господин. Я б-была не права…

Этот потерянный и бестолковый лепет заставил Вэнь Кэсина проглотить все слова, которые он собирался произнести. Было очевидно, что Гу Сян неспособна его понять, поэтому продолжение разговора лишалось смысла. Вэнь Кэсин всё явственнее ощущал незавидность своей доли: кого ни встреть, люди либо боялись его до оторопи, либо считали непредсказуемым безумцем. Разве кто-то раньше садился рядом у костра и слушал его фальшивый напев? Кто-то вспоминал о делах давно минувших дней, которые имели значение только для него?

– А-Сян, ты думаешь, я cпятил?

Вопрос прозвучал неожиданно. Гу Сян вздрогнула и нерешительно подняла взгляд на Вэнь Кэсина. Увидев его отстранённое лицо без малейшего намёка на гнев, она осмелилась нервно кивнуть. Вэнь Кэсин отвернулся с усмешкой. Немного подумав, Гу Сян добавила:

– Ну и пусть! Я все равно продолжу следовать за вами, господин.

– Зачем тебе сопровождать сумасшедшего?

Гу Сян всеми силами старалась правильно сформулировать ответ. Она с малых лет отлынивала от учёбы и радовалась, что никто особо не заставлял её корпеть над книгами. В итоге познания Гу Сян были весьма скудными, и только сейчас она заподозрила, что более обширный словарный запас не помешал бы. Гу Сян так много хотела сказать Вэнь Кэсину, но не знала, с чего начать. В итоге она выпалила:

– Сумасшедший или нет, всё равно! Вы в тысячу раз лучше других!

Вэнь Кэсин долго смотрел на неё, а потом печально улыбнулся. От этой исполненной одиночеством улыбки у Гу Сян аж в груди защемило. Поэтому она, не задумываясь, прибавила: