Текст книги "Бестиарий Грейвза (СИ)"
Автор книги: Pathologist
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Патрульные арестовали мастера и опечатали палочки в качестве вещдока – на всё про всё времени ушло не больше сорока минут.
– Сорок три палочки были уже проданы, у него оставалось тринадцать – около полусотни он успел уничтожить до нашего прихода… – докладывала Флеминг на ходу, пока трое авроров шли вдоль улицы быстрым шагом.
Грейвз слушал слишком внимательно, поэтому удивлённый возглас Майкла Фишера застал его врасплох и заставил нащупать запрятанную в рукаве палочку. Но опасность им не угрожала. Проследив за взглядом аврора, на противоположной стороне улицы Грейвз увидел Куинни Голдштейн, счастливо смеющуюся и ухватившую под локоток низенького и с виду добродушного толстячка.
Вначале он не понял, чем вызвана такая чрезмерно удивлённая реакция Фишера. Но всё встало на свои места после его вопроса:
– Не тот ли это самый не-маг, который участвовал в поимке Грин-де-Вальда?
Не-маг.
«Волшебникам не позволяется вступать в брак или заводить близкие знакомства с не-магами. Любые личные отношения с ними следует публично порицать и наказывать за них. Связь с не-магами позволена только с целью поддержания повседневной деятельности» – пронеслись в голове Грейвза заученные наизусть строки закона Раппапорт.
Наказывать.
Кажется тройное концентрированное удивление и растерянность пробились сквозь шумную авеню до сознания легилиментки. Куинни Голдштейн внезапно обернулась, встречаясь взглядом с главным аврором. Её очаровательная улыбка постепенно увяла, а с щёк спал румянец.
Попалась.
Грейвз лихорадочно соображал – сделать вид, будто ничего не заметил, он уже не мог – Аманда и Майкл перешёптывались между собой, бросая короткие, настороженные взгляды то на младшую сестру их коллеги, то на босса. Попросить их молчать об увиденном не имел права – не Фишер, так Флеминг – закон во плоти, – обязательно доложат кому следует. И тогда не только Куинни, но и самому Грейвзу придётся туго – укрывательство не поощрялось.
– За мной, – коротко бросил аврорам волшебник, оглядываясь по сторонам и переходя оживлённую улицу.
Куинни Голдштейн была бледна как мел, но вновь храбро улыбалась грозно надвигающейся на неё троице, отчаянно цепляясь за рукав пальто своего кавалера, из-за чувств к которому ей теперь грозили серьёзные проблемы.
– Добрый вечер, мисс Куинни, сэр, – улыбнулся Грейвз, протягивая ладонь не-магу для рукопожатия.
Лихорадочно шарясь в его мыслях, Куинни побледнела ещё сильнее, растягивая уголки губ шире.
– И вам доброго вечера, господа! – весело ответил мужчина, тряся руку Грейвза, затем Фишера, а потом галантно поцеловав воздух над кистью Аманды Флеминг, которая в первый раз на памяти главного аврора залилась густой краской – то ли смущения, то ли негодования. – Вы знакомые Куинни?
– Да, – протянул Грейвз, не сводя с девушки тяжёлого взгляда. Так глупо попасться! Раз она решилась нарушить закон, конспирироваться следовало тщательней. – Коллеги её старшей сестры.
Вымученная улыбка медленно сползала с её губ.
– О, вы работаете в той странной тайной организации, которая следит за порядком? Бюро расследований?** – громким шёпотом осведомился толстячок, хитро подмигивая Грейвзу. Тот даже слегка растерялся.
– Не такая уж и тайная, раз вам о ней известно, – криво улыбнулся он не-магу. Судя по его поведению нельзя было сказать точно, был ли он осведомлён о существовании магического мира.
– О, не беспокойтесь! – заверил он. – От меня никто ничего не узнает! Якоб Ковальски умеет хранить тайны!
Грейвз продолжал бездумно кривить губы в приятной улыбке, а его взгляд устремился к большой вывеске за спиной кавалера Куинни. «Булочная Ковальски» – гордо сообщала она.
«Она на свидание убежала. Наконец хоть кому-то из девочек повезло. Приличный вроде молодой человек», – заявила шамкая вставной челюстью миссис Эспозито из недр воспоминаний Грейвза. «Из любимой булочной сестры. Она обожает эти пышки», – доверительно пояснила Тина, глядя на ароматную сдобу в виде волшебных зверей.
О, Морриган! Что же вы, мисс Куинни, натворили. Скорее всего, не-маг вспомнил все события годовой давности о его участии в волшебной заварушке.
Куинни больше не скрывала страха во взгляде.
– Что же, – не допустив ни единой эмоции в мимику, кивнул мистеру Ковальски Грейвз, – было очень приятно познакомиться с вами, сэр. Но дела не терпят отлагательств. Мне необходимо побеседовать с мисс Куинни наедине.
– Разумеется! – всплеснул пухлыми кистями мужчина, затем снова поочерёдно пожал руки мужчинам, поцеловал воздух над кистью Флеминг, расцеловал в обе бледные щёчки мисс Голдштейн и скрылся за дверями булочной, выпуская на улицу восхитительный аромат выпечки.
На секунду повисло тягостное молчание. Лица всех четырёх потеряли малейший намёк на дружелюбие. К чести Фишера и Аманды, знавших Куинни достаточно давно, они были скорее растеряны, чем осуждали младшую сестру Тины.
– Мисс Куинни Голдштейн, – официальным, не предвещающим ничего хорошего тоном, начал речь Грейвз. – Вы уличены в нарушении первого пункта второго параграфа закона Раппапорт – в личной связи с не-магом. Вы можете хранить молчание и не свидетельствовать против себя, всё сказанное вами будет доведено до сведения комиссии, которая рассмотрит ваш случай. Вам надлежит оборвать все связи с не-магом Якобом Ковальски и явиться завтра, шестого декабря в десять утра в отдел по связям с не-магами. В случае неявки ваше дело автоматически передаётся для расследования специальному составу, которая изберёт более строгое наказание. Воспоминания не-мага Якоба Ковальски будут изменены. Вам всё понятно?
Куинни смотрела на него голубыми, прозрачными словно ясное летнее небо глазами, в которых читался страх. В этот момент Грейвз отстранённо понял, что несмотря на все различия, хоть что-то у сестёр Голдштейн общее – с таким же выражением на него слишком часто смотрела Тина.
«Бегите», – подумал он отчётливо. И Куинни его услышала.
***
27 декабря, 1927 г.
Побег Куинни Голдштейн и единственного не-мага, в своё время сумевшего пробраться в магический Конгресс, вызвал ощутимый резонанс. В кулуарах только и слышались толки о том, как же именно мисс Голдштейн сумела обойти магическую таможню и ускользнуть от стражей порядка. Но факт оставался фактом – в ту же ночь очаровательная блондинка и её доблестный толстяк-рыцарь покинули страну на пароходе немагов, держа путь в Европу.
Пары волшебников и немагов и раньше сбегали из страны, не желая мириться с законом Раппапорт, но ни один из случаев не вызывал подобного интереса. Внезапно оказалось, что почти каждый сотрудник Вулворт-билдинг был знаком с Куинни Голдштейн из отдела регистрации волшебных палочек. Некоторые дамы, которые недолюбливали её, злорадно перешёптывались, взбудораженные преступными тайнами мисс Голдштейн, которая со стороны казалась поверхностной и не способной на подобные дерзости. Часть дам сочувствовала ей и грустно вздыхала – им такие подвиги во имя любви были не под силу. Всем хотелось подобной романтики и горячащей кровь авантюры. Часть мужчин, что доселе искренне считала, что симпатии младшей из сестёр Голдшейн принадлежали им, открыто негодовала, что сердце миловидной мисс оказалось отдано нелепому невзрачному не-магу. И совсем малая часть джентльменов деликатно молчала, не высказывая своих мыслей – или их отсутствия, – по этому сенсационному вопросу.
Больше всех досталось Тине.
Казалось, взгляды всех сотрудников МАКУСА следят за каждым её движением с утра до вечера. Знала ли она о преступном романе сестры? Утаивала ли она, страж порядка, эту связь от коллег и начальства? Не помогала ли она сестре осуществить побег? Эти и ещё сотни подобных вопросов витали вокруг Тины, давя на её хрупкие плечи непомерным грузом.
Грейвз бессильно злился, не имея возможности оградить её от всего этого – пристально следили и за ним самим. На этот раз он не мог выгородить девушку от следователей, крепко взявшихся за этот случай. Мисс Куинни подставила под удар не только свою репутацию.
Но Тина держалась на удивление стойко. Временно отстранённая от работы, она исправно посещала все допросы и отвечала на бесчисленное множество вопросов, которые возникали у комиссии. Грейвз не имел доступа к этим данным, поэтому ему оставалось лишь бессильно мучиться в ожидании решения.
И тем не менее, он ни на секунду не жалел о том, что помог младшей Голдштейн бежать из страны. Может, если её бы поймали, Тина бы и не пострадала. Но простить этого Грейвзу она бы никогда не смогла.
Вызов на место сильной активности тёмной магии случился утром – преступник оказал сопротивление близнецам Медина и те послали сигнал о помощи, на который Грейвз откликнулся с удивительной даже для самого себя радостью – ему было необходимо перестать постоянно волноваться о решении, которое комиссия должна была принять в отношении Тины.
Грязная квартирка в доходном доме одной волшебницы оказалась очень грязной, содержала большое количество запрещённых артефактов – не особо опасных, но таких, за которые светил немалый срок. И очень мокрой – с потолка лились потоки воды, превращая старые книги в пожелтевшие разбухшие куски бумаги, а немногочисленные ткани – грязные шторы и постельное бельё в дурно пахнущие мокрые тряпки. Преступника по близости не наблюдалось – лишь Морена и Тина, волшебством обезвреживающие защитные чары на артефактах.
– Доложить! – перекрикнул шум воды Грейвз, наколдовывая над головой прозрачный зонт. Ботинки влажно зачавкали по вымокшему насквозь старому линялому ковру с местами истёртым до залысин ворсом.
Медина лишь полуобернулась на его голос, предоставив доклад Тине. Аврор Голдштейн подошла к нему, утирая потоки струящейся по лицу воды. Выглядела она очень жалко – волосы слиплись в мокрые сосульки, с кончиков которых падали холодные прозрачные капли, пальто и одежда под ним насквозь пропитались водой, а губы посинели и начинали мелко подрагивать от холода. Но всё это, казалось, вовсе не расстраивало девушку – она улыбалась, а глаза её счастливо блестели.
– Погодные чары, – так же перекрикивая потоки шумно льющейся воды, начала говорить Тина. – Преступник наколдовал ещё до моего прибытия. Вызвали группу аннулирования, они должны вот-вот явиться.
Грейвз расширил зонт, чтобы он укрывал и мелко дрожащую Тину, а затем жестом высушил её одежду.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась она. – Мы ещё не распечатали все ящики, но улов не очень богат – даже странно, отчего он так отчаянно отбивался. Все эти безделицы вряд ли потянут на большой срок.
– Значит стоит искать тщательней, – приказал Грейвз так громко, чтобы его слова услышала и Морена.
Тина согласно покивала, отводя от лица пушистую прядь высушенных волос.
– Что вы здесь делаете, Тина? – куда тише спросил он у девушки. – разве комиссия уже вынесла своё решение?
Лицо аврора озарилось ещё одной лучезарной улыбкой и она кивнула, не став перекрикивать грохот воды.
– Вам можно работать? – стараясь не выдать своей радости сдержанно поинтересовался Грейвз.
– Меня уволили! – радостно ответила Тина.
Грейвз почувствовал, будто в его груди что-то оборвалось и тяжело рухнуло вниз. Кровь отхлынула от головы и противный писк в ушах почти перекрыл её следующие слова.
– Они не смогли доказать моего участия в побеге, но вытянули воспоминания о том, что я всё знала о Якобе и Куинни. Комиссия решила не наказывать меня, если я напишу заявление об увольнении по собственному желанию.
Смысл её слов доходил до Грейвза с трудом, словно сквозь слой плотной ваты.
Уволена.
– Вы… рады что больше не будете аврором? – глухо переспросил он с трудом шевеля ставшими вдруг непослушными губами.
– Я рада, что Куинни счастлива и что мне не придётся сидеть в тюрьме, – улыбалась Тина. – И я благодарна вам, – она сделала шаг вперёд, почти вплотную прижимаясь к Грейвзу, и горячо прошептала ему на ухо, – за то, что вы помогли сестре сбежать. Я знаю, это были вы. Я вас не выдала.
Она отступила назад и многозначительно подмигнула мужчине, оставляя Грейвза в ступоре. Откуда она узнала? Куинни не могла сообщить ей об этом.
– Мне дали месяц на то, чтобы я завершила все дела, после этого я уволюсь и уеду из страны, – доверительно сообщила она давно потерявшему дар речи Грейвзу. – Здесь меня больше ничего не держит. – Затем добавила. – Спасибо вам за всё, сэр.
Хлопок аппарации – и в помещении остались лишь застывший, словно изваяние, Грейвз и Морена Медина, методично распаковывающая ящики с контрабандой.
***
30 января, 1928 г.
Заявление об уходе, заполненное аккуратным почерком Тины, лежало на его столе с неделю. Желтоватый полупрозрачный пергамент не был украшен привычными кляксами и это нагнетало на главного аврора ощутимую тоску. Он никак не мог заставить себя поставить подпись под стандартным текстом, хоть Серафина уже сделала ему прозрачный намёк на то, что изменить решение следствия она не в состоянии. Да даже если бы она и надавила на комиссию – Тина уже приняла решение и в последние дни работы буквально летала по Аврорату, счастливая от ощущения близящейся свободы. Она бы не осталась в Америке, не после отъезда сестры.
Грейвз стоял у окна, любуясь морозным узором на стекле. Впервые за долгое время он закурил одну из подаренных ему кем-то сигар и медленно отпивал виски. Сегодня ему следовало подписать приказ об увольнении.
Остальные авроры тоже не были рады уходу Тины. Она проработала с ними совсем недолго – всего лишь шесть лет, но за это время они успели стать семьёй. И в этот последний рабочий день, уходя домой, она тепло прощалась с коллегами. Даже Уоллес едва не пустил слезу, душа хрупкую девушку в своих медвежьих объятьях. Из всех, за кем Грейвз издалека наблюдал при прощании с Тиной, бесстрастной казалась лишь Морена. Но это состояние для неё было обычным – мало что могло поколебать невозмутимость Медины.
– Прощайте, сэр, – едва сдерживая слёзы сказала ему Тина, подойдя к боссу. – Я никогда не забуду, чему вы меня научили.
– Помните, Тина, – добродушно улыбнулся Грейвз, за маской деланного смирения пряча обломки разрушенных желаний, которые тихо истекали кровью и ядовитой горечью. Ей не обязательно знать, что именно она для него значила – так ей сложнее будет оставить его и эту жизнь в прошлом, чтобы идти к счастливому будущему, а он не хотел быть для неё досадной преградой. – Самый важный урок – …
– …постоянная бдительность! – в унисон завершили они фразу и рассмеялись. Она – облегчённо, он – скрывая боль.
Он помог надеть ей пальто и, в последний раз одарив его улыбкой, она ушла прочь.
Навсегда.
***
Чуть позже, ближе к концу рабочего дня, в его кабинет сухо и деловито постучались.
– Войдите, – безжизненно ответил Грейвз, не сводя стеклянного взгляда с беспросветной тьмы за окном.
– Нас вызывает мадам Президент, – спокойно сообщил Оуэн Канг.
– Иду, – кивнул аврор, левитируя стакан с огневиски на стол и развеивая сигару в пепел.
Начиналась новая предвыборная гонка. Срок Серафины истекал в марте, когда волшебное население страны должно было выбрать себе нового лидера. Пиквери знала, что после событий годовой давности новый срок ей не светил, но сдаться без боя не могла. Это означало новый виток изнурительной борьбы, который она и Грейвз должны были пройти вместе. Ведь и его никто не захочет видеть главой Аврората, когда её преемник займёт кабинет Президента. Сейчас на посту Грейвз держался лишь благодаря влиянию Серафины Пиквери.
Возможно именно это было как раз тем, что ему было нужно – предвыборная кампания, которая утомит его настолько, что притупит боль от ухода Тины из его жизни.
Зал Пентаграммы был полон людей – сама мадам Президент, тенью стоящие за спинкой её кресла близнецы – телохранители, Линор, резво печатающая протокол собрания, почти весь штаб Авроров и главы отделов, с серьёзными лицами слушающие доклад мадам Президент о работе, которую она проделала за годы, которые занимала свой пост.
Было невыносимо душно, несмотря на распахнутые настежь в январскую ночь окна. Огонь в камине с весёлым треском пожирал поленья, ворот рубашки беспощадно впивался в мягкую кожу шеи Грейвза. От выпитого алкоголя его клонило в сон, но стоящая слева от него и излучающая почти осязаемые волны беспокойства Серафина, а точнее его уважение к ней, не позволяло ему извиниться и удалиться в особняк, чтобы продолжить напиваться до забытья уже в уютном отцовском кресле.
А так хотелось.
Время неумолимо близилось к полуночи и Грейвз был готов заснуть прямо стоя – Рош уже кидал на него укоризненные взгляды, хотя было видно, что он и сам не прочь оказаться сейчас дома, чем стоять тут и делать вид, что вовсе не устал. Мягкое марево дрёмы постепенно заволакивало разум аврора, когда он почувствовал, как кто-то нервно дёргает его за рукав.
– Обезглавьте змею, – шепнула ему на ухо незаметно оказавшаяся рядом Морена. И вложила ему в ладонь что-то тёплое. Её руки были мокрыми от пота и холодными, а предмет оказался знакомым до боли символом Даров смерти.
Тонкий писк в ушах и ощущение лёгкости в голове, наступившие вместо ватной усталости были единственными признаками того, что тело Грейвза снова перестало подчиняться ему. Он успел удивиться, но померкшее сознание не дало ему возможности вернуть себе контроль.
Наступила темнота.
________________________________________
*Окками – встречается на Дальнем Востоке и в Индии. Это двуногое крылатое создание с телом змеи и хохолком из перьев на голове в длину достигает пятнадцати футов. Питается главным образом крысами и птицами, хотя, случается, нападает и на обезьян. Агрессивен, бросается на всякого, кто к нему приблизится, особенно когда защищает свою кладку яиц. Скорлупа яиц представляет собой чистейшее серебро (из учебника Ньюта Скамандера).
**Бюро Расследований (BOI) – название, которое носило Федеральное Бюро Расследований до 1932 г.
Комментарий к 31. Окками
С Рождеством! с:
========== 32. Скрытень ==========
The Rasmus, “Shot”
31 января, 1928 г.
На этот раз головная боль была не эфемерной, словно неверный весенний ветерок, веющий сразу со всех сторон. Она была вполне определённой, тяжёлой и распирающей, как гнойный нарыв, готовый излиться мутным густым содержимым. Болел левый висок, отдавая тонкие тропинки боли в глаз и челюсть, ноя в сердцевинах зубов.
Каким-то извращённым образом, осознание боли принесло Грейвзу очень маленькое, но облегчение. Потому что это было единственным, что сейчас было понятным. Всё остальное плавало вокруг него – рядом, но стоит протянуть руку – и оно ускользало сквозь пальцы холодным неясным туманом.
Где он?
Как он тут оказался?
Что произошло?
Боль жарко пульсировала, живя какой-то своей, не управляемой Грейвзом жизнью, когда он всё же смог открыть глаза.
Холодные и шершавые стены. Кладка крупных тёмно-серых камней была надёжной и подавляющей. Не только морально, но и магически – она вытягивала все силы творить волшебство. Твёрдая и жёсткая деревянная доска, на которой лежало его тело и массивная чёрная металлическая дверь с запертым наглухо окошком не оставили в нём ни малейшего сомнения – Грейвз находился в камере для особо опасных заключённых. В одной из тех, в которых Грин-де-Вальд провёл более трёх месяцев своей жизни.
Какая же, сожри его скрытни,* ирония!
Было прохладно и невыносимо, до звона в ушах, тихо. В этой тишине скрип доски под телом, когда аврор решился сесть, прозвучал оглушительно громко. Комок тошноты подкатил к горлу, но Грейвз стиснул зубы и совершил титаническое усилие – последняя порция горчащего нёбо огневиски осталась при нём. Рука сама по себе потянулась к пульсирующему от боли виску, но тут же отдёрнулась. Ни к чему бередить свежую рану.
Одежда – заботливо отглаженные накануне мистером Шепардом свежие рубашка и брюки, – были беспощадно измяты и испачканы полосами серо-коричневой грязи. На правом локте красовалась длинная прореха, края которой стали тёмными от спёкшейся крови.
Словно шкодливый ребёнок, видит Морриган! Перед глазами Грейвза невольно возник образ недовольно качающего головой мистера Шепарда.
– Мастер Персиваль! – нравоучительно-разочарованно звучал его голос в памяти волшебника.
Аврор усмехнулся. Зря. Не замеченная ранее рана на губе, покрытая свежей корочкой, снова лопнула.
Тёмно-красная капля быстро увеличилась в размерах и сорвалась вниз, оставляя на груди некогда белой рубашки тёплую, контрастно-тёмную, почти чёрную полосу, обрывающуюся рваным пунктиром.
Кончик языка прошёлся по неровным краям ранки, слизывая густую, отдававшую металлом кровь. Острая боль и вкус железа заставили его мозг работать, выдирая из вялой апатии лёгкого сотрясения мозга.
Лихорадочный, испуганный шёпот Медины, символ Даров в его ладони и…
Дальнейшие события вспоминались с трудом, словно сквозь густой слой вязкого, непрозрачного желе. Палочка в руке Грейвза, ватное безразличие, с которым он наблюдал, как по его слову в сторону мадам Президент срываются яркие зелёные искры, испуганный взгляд Серафины. Недоумение и ужас в глазах флегматичного Канга, кинувшегося на начальника, как заправский игрок в регби.
Грейвз почувствовал, как сквозь нездоровое веселье пострадавшего мозга до него начал доходить весь ужас ситуации.
Он напал на своего Президента. Персиваль Грейвз совершил государственную измену. С такими преступниками никто не церемонился.
Пальцы зарылись в короткие седые волосы, будто могли удержать всё случившееся в голове. Словно если это останется лишь в его сознании, оно перестанет быть правдой. Но, к сожалению, Грейвз не знал ни одного заклинания, которое могло бы превратить случившееся в иллюзию.
Серафина Пиквери мертва?
***
Грейвз не мог сказать с уверенностью, как долго просидел в тесной каменной камере, вспоминая все подробности своего нападения на Серафину. Может час, может сутки. Никто не беспокоил его одиночество.
Империо, это определённо было Империо. Грейвз почти полгода прожил под чарами Грин-де-Вальда, поэтому не узнать их теперь он просто не мог. Но ведь тёмного волшебника даже не было в стране, как он смог заставить аврора напасть на мадам Президент?
И Морена.
Грейвз подозревал в измене всех – даже в один постыдный момент, стоило признать, Тину Голдштейн. Но Морену Медину в шпионаже подозревал одной из последних.
Скорее человеком Грин-де-Вальда могла оказаться немногословная Адвар Зури – мастер окклюменции, о которой Грейвз знал не так много, как следовало. Или Кёртис Вайс – мягкий, слегка слабовольный, но всё же достаточно высокий по званию аврор.
Честолюбивая карьеристка Аманда Флеминг, чей предок раньше занимал пост Президента, а семья негласно считалась одной из самых влиятельных в стране, держа в руках многие невидимые нити, за которые очень любила тянуть. Несомненно, Аманда желала со временем стать главным аврором и у неё были причины убрать с поля фигуру наставника. Или же её напарник – Майкл Фишер, до безумия влюблённый в свою жену – Кэмерин. Почти так же сильно, как Грейвз – в Тину. Стоило Грин-де-Вальду пригрозить расправой над женщиной – и Фишер пошёл бы на что угодно. Как и Грейвз.
Сама Кэмерин не была белой и пушистой овечкой. Она знала многих тёмных магов едва ли не лично и обладала большой сетью знакомых, предпочитавших прятать лица в тени. Грейвзу были очень полезны её источники, но он всегда знал, что жёсткие грани закона в сознании Кэмерин всегда были мягче и податливей. Она могла преступить их, а затем без угрызений совести соврать напарнику и начальству. Для неё рамки миров закона и преступности всегда были условными, смешиваясь воедино.
Или же Сэм Уоллес – сильный, но не самый сообразительный из авроров. Обставить и запутать такого – долго стараться не надо. Он мог даже сам не понимать, что сделал что-то противозаконное, поэтому не стал бы сомневаться и чувствовать себя виноватым. Значит, выявить в нём предателя было бы куда тяжелее.
И так можно было продолжать до бесконечности, перебирая всех авроров МАКУСА. Уверен Грейвз был лишь в Оуэне, Тине и близнецах Медина.
Мауро был самым весёлым и жизнерадостным аврором. Грейвз никогда не видел его в унынии или злости. Даже тогда, когда стало известно, что жить их матери осталось недолго – её сжирала лихорадка скрытня, от которой не было изобретено волшебной пилюли. Тогда Морена смотрела на всех с извечным выражением – серой маской на лице, из-за которой прочесть её эмоции было очень сложно, боль выдавали лишь опухшие и покрасневшие веки – следы непролитых слёз. Мауро был грустен, но ободряюще сжимал плечо сестры, стараясь поддержать её. Исправить они ничего не могли, но Мауро принял решение не впадать в отчаяние, а помочь Морене пережить потерю матери. Мауро Медина всегда действовал так, как подсказывал ему твёрдый моральный компас.
И если Мауро был светлым близнецом, то Морена – тёмным. Она была хитрой, умной и асоциальной. Общение с коллегами – или просто с людьми, которых не надо было бить заклятьями, скручивать и сажать в камеру, – давалось ей непросто. Зато она была великолепным работником – знала как вытянуть информацию, которая была нужна Грейвзу.
И казалось бы – чем не кандидат для роли шпиона? Но был один момент. В тот день, когда шпион Грин-де-Вальда угрожал Грейвзу не-маговским пистолетом, Морена оставалась в баре. Он был почти уверен в этом. Как она сумела оказаться в двух местах одновременно?
В камере было тепло и сухо, но Грейвза била крупная дрожь. Он смотрел на свои трясущиеся пальцы и широкие, грубые ладони, но не видел их. Перед глазами стояло удивлённое лицо Серафины.
Идеально прилизанный светлый локон играл золотистым блеском в многочисленных огоньках свечей. Парчовый тюрбан с виду весил не один килограмм, но её голова гордо удерживала его уже не первый час. Раскинувшая вышитые золотой нитью крылья птица на её мантии на мгновение ослепила Грейвза своим блеском. До черноты карие глаза, почти всегда уверенные и спокойные, смотрели на него с неверием и немым вопросом.
Отчего-то в его душе не было страха или ужаса от осознания того, что он натворил, пусть и не по своей воле. Просто потому что, как и Серафина, всё ещё не мог в это поверить.
***
Казалось, он сидел в одиночестве в этом глухом каменном коробе уже не один день, когда вдали наконец послышались звуки – глухие, не отдающие эха, тяжёлые шаги.
Три пары ног шли быстро и чётко, не сбиваясь ни на секунду. Четвёртая заплеталась и спотыкалась, а временами по мерзким скребущим звукам становилось понятно, что владельца ног волокут. Наконец, конвой остановился под его дверью, послышался протяжный, отдающий в зубах скрип несмазанных петель и шум падения тела. Замок надёжно заперли, укрепили заклятьями, и трое направились прочь.
Грейвз напряжённо вслушивался в топот удалявшихся шагов и шорох в камере напротив, которую не мог видеть. Насколько он знал, тюремное крыло, в котором он очнулся, сейчас пустовало. Это означало, что его невольным соседом мог оказаться только один человек.
– Аврор Медина. – Тон его был ровным и выражал спокойствие, которое он сейчас не ощущал. Лишь лёгкая хрипотца от длительного молчания выдавала ненормальность ситуации. – Доложить!
Он обращался к ней так, словно их сейчас не разделяли узкий каменный коридор и две металлические двери. Словно он сидел в своём кресле в кабинете, а аврор Морена Медина зашла, чтобы доложить об успешном завершении операции. Ответом ему послужил полусмех-полувсхлип, оборвавшийся рваным, сдавленным рыданием. Грейвз даже усомнился в своём выводе. Морена Медина на его памяти ни разу не плакала. Даже тогда, когда близнецам сообщили о смерти их матери.
Истерика – а это была именно она, – длилась, к чести Медины, совсем недолго. Грейвз молчал, слушая, как приступообразные всхлипы сошли на нет.
– Сэр, – осипшим от рыданий голосом ответила она. Вежливости в её тоне было куда больше, чем обычно. Только вот исправить эта вежливость ничего не могла. – Разрешите начать с самого начала. Я давно готовила эту речь.
– А я давно её жду, – так же нейтрально ответил аврор, усаживаясь прямо на стоптанный и холодный каменный пол у двери своей камеры, готовясь слушать.
Всё началось в ноябре двадцать пятого, когда Мауро постепенно стал становиться вялым, медлительным, временами им даже овладевали вспышки раздражительности – невиданное дело. Морена поняла, что с братом творится неладное, и поволокла его к колдомедикам. Новости оказались неутешительными – лихорадка скрытня, от которой умерла их мать, перешла по наследству к Мауро. Этого Морена вынести не могла.
Мауро взял с неё обещание молчать, не желая видеть жалость коллег и лишиться работы, без которой не смыслил жизни. Морене оставалось лишь согласиться и с болью наблюдать, как брат угасал, не в силах ничем ему помочь – колдомедики годами искали средство против болезни, но пока, увы, оно так и не было найдено. Мауро сохранял оптимизм и жил из последних сил. Морена умирала вместе с ним, с ужасом думая, что ей придётся остаться после смерти брата совершенно одной.
Так продолжалось до тех пор, пока во время одной из облав в её руки не попался один из сынков Гнарлака – старший, один из любимчиков, которому он прочил передать по наследству свою криминальную империю. До камеры в катакомбах Вулворт-билдинг она его так и не довела. Взявшийся из ниоткуда гоблин предложил ей слишком заманчивую сделку. Сотрудничество с Гнарлаком взамен на жизнь брата. Если официально колдомедики говорили, что лекарства нет, это не значило, что его не нашли гоблины. Морене было нечего терять – благополучие Мауро для неё всегда было важнее всего прочего.
Тогда она ещё не знала, что на вторую чашу весов легли её зачаточная совесть, жизни немагов, обскура, свобода Грейвза и благополучие самой госпожи Президент.
Вначале сотрудничество было не таким уж и обременительным. Закрыть глаза на поставку артефактов и запрещённых ингредиентов для зелий. Сокрыть кое-какие улики, чтобы очередной отпрыск Гнарлака поскорее оказался на свободе. Не так уж и сложно, тем более наградой оказывался маленький пузырёк с зельем, который она раз в неделю незаметно подливала в кофе брата. И зелье действовало – Мауро оживал. Он больше не шутил через силу и даже смог вернуться в сборную по кводпоту Конгресса. И никто бы не сказал, что месяц назад брат всерьёз думал над завещанием.
Морена была счастлива.
Потом, в один момент, всё скатилось низзлу под хвост. Медина узнала, что Гнарлак работал на Грин-де-Вальда.
– Если хочешь получить новую порцию зелья, – сказал однажды гоблин, выдыхая вонючий дым сигареты, завихрявшийся в фигуры скалящегося вампуса и тревожно клекотавшей птицы-грома, – ты должна сообщить мне о слабых местах своего шефа.
