Текст книги "Бестиарий Грейвза (СИ)"
Автор книги: Pathologist
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Но пусть уж она была бы обижена и держалась от него подальше, чем попала бы в руки склонного к садизму сильного тёмного волшебника. Пусть она отстрадала бы их расставание, но осталась жива и невредима. У него не было шансов выбраться из этой передряги живым, но она обязательно когда-нибудь влюбится снова. И дай Морриган, эта любовь будет светлой и тёплой, простой и безопасной.
***
28 сентября, 1926 г.
Тот рутинный рейд, оказавшийся злополучным, выпал на дождливый вторник. Грейвз, выбившийся из сил постоянной борьбой с чарами Империуса, которые никак не ослабевали со временем, так и не понял, отчего Тина вдруг решилась применить магию к Мэри Лу. Бесспорно, человеческие качества той оставляли желать лучшего – она была такой же сумасшедшей фанатичкой, как и Грин-де-Вальд, от действий которой страдали дети. Но отчего-то Грейвз не ожидал от девушки такой агрессии.
В его жизни всё определённо встало с ног на голову.
Когда он увидел её сразу после вызова Оуэна Канга, она сидела в грязи на полу, прислонившись спиной к опасно скрипящим деревянным перилам, грозящимся в любой момент рухнуть вниз, увлекая за собой аврора Голдштейн и долговязого нескладного мальчишку – одного из приёмных сыновей Бэрбоун, – которого Тина обнимала и утешающе гладила по спине. На её лице были написаны сострадание, сожаление и гнев. «Всё будет хорошо», – бессмысленно шептала она ему на ухо.
Тот дрожал, как осиновый листок под сильными порывами осеннего ветра – то ли от шока, то ли от страха. Но отстраняться от Тины не спешил. На его лице в такой удивительной гармонии были смешаны страдание и наслаждение, что наблюдать за ним было почти физически неприятно. Создавалось неловкое ощущение, будто Грейвз бесцеремонно влез во что-то глубоко личное, не предназначенное для его досужего взгляда.
Они с Кангом были тут лишними.
Однако работа оставалась работой. Слава Морриган, Мэри Лу Бэрбоун отделалась лишь парой ссадин. Обливиаторы достаточно быстро подправили её воспоминания, убрав из него неприятный эпизод.
– Над ним я поработаю сам. – Грейвз помешал им очистить память сквиба, подчиняясь Империусу. Грин-де-Вальду был нужен информатор среди Вторых салемцев.
***
06 октября, 1926 г.
Мнения ведьм Ковена разделились – часть из них требовала строго наказать Тину за нарушение Статута и нападение на не-мага, вплоть до тюремного срока. А часть возражала, что она просто заступилась за жестоко избиваемого приёмной матерью молодого человека.
– А что скажете вы? – обратилась к Грейвзу Кинтана, строго глядя на него из-за оправы очков. – Вы знаете её лучше нас всех вместе взятых. И решили, что она пригодна для работы аврором. Выходит, вы ошиблись. Какое наказание для неё бы вы избрали?
Грейвз очень боялся, что Грин-де-Вальд использует столь удобный случай избавиться от Тины, которая, разумеется, не могла не заметить столь резкой перемены в бывшем любовнике и что-то подозревала. Возможность убрать её, не привлекая при этом внимания к марионетке-Грейвзу – лучше и не придумаешь. Слишком сострадательная и импульсивная Тина сама подписала себе приговор. Но, как ни странно, этот её поступок наоборот, вызвал у тёмного волшебника искреннее восхищение.
– Она не такая скучная и простая, как ты, – довольным тоном, словно получивший нежданный подарок капризный ребёнок, говорил он. – Стоит присмотреться к нашей Порпентине внимательней.
– Это несомненное превышение полномочий, – ответил Кинтане Грейвз то, что ему велел говорить Грин-де-Вальд. – Аврором ей не быть. Но я бы рекомендовал перевести её в отдел, где она не сможет натворить больших бед. Под мою ответственность.
***
Уговорить Криденса помогать оказалось легче лёгкого – стоило только пообещать, что Грейвз сможет научить его быть волшебником. Аврору было невыносимо обещать мальчишке то, чего он выполнить не мог, но обман был надиктован Империусом и страхом за жизнь Тины, так что выбора не было.
– Этот ребёнок у Вторых салемцев, – выходил из себя Грин-де-Вальд, когда ежедневные встречи с Криденсом не приносили каких-либо результатов. – Надави на него!
И Грейвзу не оставалось ничего, кроме как рисовать перед несчастным мальчишкой с доверчивым взглядом взамен на помощь картины радужного будущего, которые были не надёжнее мыльного пузыря.
Во всём этом непрерывном кошмаре были лишь две вещи, которые давали ему силы жить – серая фигурка Тины, которая лишившись любимой работы была очень несчастна, но зато в целости и сохранности и то, что ребёнок-обскур, которого так отчаянно искал Грин-де-Вальд, никак не давал о себе знать.
Грейвз надеялся, что полубезумный тёмный маг его просто выдумал.
***
18 октября, 1926 г.
После случая с Бэрбоунами Грин-де-Вальд проявлял всё больше интереса к судьбе Тины. Это заставляло Грейвза метаться испуганным зайцем внутри тела, которое ему не подчинялось.
– Завтра я приду в ваш Конгресс вместо тебя, – довольно приглаживая кончик бесцветного уса, заявил преступник, развалившись в любимом кресле миссис Суитуотер, – интересно побеседовать с нашей Тиной лично. Я должен ей понравиться, – отвратительно ухмыльнулся он.
В этот момент Грейвз сумел прорваться сквозь путы Империо, подгоняемый яростью и страхом за Тину. У него был лишь один короткий шанс покончить со всем этим. Но удача давно была не на его стороне. Один, без палочки, он ничего не мог сделать против Грин-де-Вальда и его приближённых. Двое из них впечатали его в сырой, грязный пол и скрутили заклятьями.
– Не стоит злить меня, Персиваль, – почти по-дружески улыбнулся Грейвзу тёмный волшебник, прежде чем начать пытать многочисленными Круцио.
А вечером он показал ему свои воспоминания, в которых Грин-де-Вальд за лицом Грейвза едва не придушил Тину Голдштейн, навсегда отвратив ту от бывшего босса.
– В следующий раз, прежде чем напасть на меня, подумай о том, что я могу завершить дело до конца и подстроить милой Тине несчастный случай. Работа в отделе регистрации волшебных палочек очень опасная. Вдруг на неё упадёт стеллаж? Или какой-нибудь ретивый иностранец, не отправивший запрос на ношение палочки заранее, очень сильно расстроится и нападёт на неё? – говорил он с доброжелательной улыбкой, которую можно было разглядеть даже из-за бледных усов. – Мне очень нравится Тина. Будет очень грустно, если из-за твоей ошибки, Персиваль, нам придётся попрощаться с ней.
Вместо ответа Грейвз обессиленно молчал и сверлил противника тяжёлым, мрачным взглядом.
Испуганные глаза Тины, верившей, что Персиваль Грейвз действительно способен задушить её, ещё долго стоял перед его глазами.
***
08 декабря, 1926 г.
С каждым днём Грин-де-Вальд становился всё более раздражённым и нетерпеливым. Грейвз не был уверен – часть времени он проводил в беспамятстве, – но вот уже с неделю тёмный маг полностью стал главой внутренней безопасности, на деле усиленно разыскивая обскура. В те редкие моменты, когда Грин-де-Вальд снисходил до Грейвза, он постоянно бормотал себе под нос нечто вроде «время истекает». Но измученному сознанию аврора это ни о чём не говорило.
Накануне утром преступник говорил со встревоженным чем-то Гнарлаком за дверью гостевой комнаты особняка Суитуотеров, которая стала импровизированной камерой Грейвза.
– Раз дело подходит к завершению, нам необходимо позаботиться о мистере Главном авроре, – заискивал густой баритон гоблина. – Он знает слишком много. Каким именно способом следует избавиться от него?
– Нет! – ответил ему резкий голос Грейвза словами Грин-де-Вальда. – Его не трогать!
– Продолжать держать его под Империо? – растерялся Гнарлак. Из-под щели под дверью потянул густой вонючий запах его сигары. – Но если вы с ребёнком окончательно вернётесь в Европу, мы вряд ли сможем удержать его. Да, он ослаб, но даже Шэнкс не создаст Имеприо вашего уровня. Он вырвется из-под подчинения и тогда нам всем не сдобровать.
Тень нервно мелькала из стороны в сторону – это тёмный маг в теле Грейвза мерил нервными шагами коридор.
– Он мне ещё нужен, – наконец снизошёл он до ответа. – Есть одно последнее задание и выполнить его должен именно наш мистер Грейвз. Когда всё будет закончено и я с ребёнком вернусь домой, они начнут его искать. И найдут. Перенесите его куда подальше – в этом доме слишком много всего, что сможет привести авроров к вам, быстро эти следы не замести. И самое главное – поработайте над его памятью. Но не перестарайтесь – он нужен мне в МАКУСА. Они не примут обратно на работу пускающего слюнявые пузыри идиота. Избавьтесь от его эльфа – он мог заподозрить, что хозяином управляют.
– Будет сделано, – с явственным сомнением в голосе протянул Гоблин, жуя сигару.
А этим утром Империус внезапно ослабил свои путы над разумом Грейвза. Первым делом он аппарировал к дому и отдал первую попавшуюся одежду – рубашку, которую стянул с себя – мистеру Шепарду и проследил, чтобы тот ушел прочь с территории фамильного особняка. Как только домовик оказался в безопасности, Грейвз собирался аппарировать к Вулворт-билдинг, но не успел.
За ним пришли.
Последнее, что он отчаянно старался запомнить, когда сильные зелья и заклятья один за одним вытягивали из его памяти всё плохое и хорошее, что случилось с ним за последние годы, была Тина – её робкая, едва заметная, а иногда открытая и заразительная улыбка, очаровательно рдеющие от смущения щёки и скулы, тёплые нежные пальцы и мягкие, ароматные волосы. И долгие, сладкие поцелуи.
Эти воспоминания покинули его последними.
========== 31. Окками ==========
Hurts, “Stay”
25 ноября, 1927 г.
В промежутках между воспоминаниями Грейвз приходил в сознание на пару секунд, чтобы затем снова погрузиться в мутную трясину видений, полную до тошноты реалистичных образов. Реальность смешивалась с прорвавшими стены магических блоков событиями прошлого и понять где что не представлялось возможным. Взволнованно-бледные лица Тины и Скамандера перетекали в худенькое, с заострившимися скулами лицо девочки Джинджер. Чёткие, напряжённые приказы колдомедиков становились вкрадчивым, до дрожи в натянутых нервах отвратительным голосом Грин-де-Вальда.
Сплошные краски, запахи, звуки – ни момента благословенной, спокойной темноты. Мозг старался усвоить всё то, что спрятали от него последователи тёмного волшебника, и эта задачка была не из простых. И тем не менее, в конце концов тишина всё же накрыла его с головой, мягко и уютно подтыкая вокруг плотное пуховое одеяло безмолвия.
Продлилось это недолго.
Хотелось пить – во рту было настолько сухо, что распухший шершавый язык прошёлся по воспалённому нёбу наждаком. Приглушенные голоса неторопливых разговоров доносились будто издалека. Веки отяжелели и отказывались раскрываться с первого раза. Тело от многодневного вынужденного лежачего состояния будто превратилось в желе – пошевелить даже рукой пока представлялось невероятным подвигом.
Стоило проморгаться и первым, на что упал мутный, не до конца сфокусированный взгляд, был стоящий на прикроватной тумбе коричневый бумажный пакет c отпечатанной на ней чётким типографским шрифтом эмблемой «Булочная Ковальски». Пакет был под завязку заполнен чем-то, пахнущим ароматной сдобой, на что желудок незамедлительно жалобно заурчал, выдавая зверский голод.
Вторым, что дошло до сознания Грейвза, была тяжесть на правой руке, успевшей онеметь до мерзких мурашек. Поднять голову оказалось титаническим трудом и аврор разглядел в неровном свете уличного фонаря, пробивающемся сквозь неплотно задёрнутые шторы, разметавшиеся по кипельно-белым покрывалам чёрные пряди мягких волос и бледное, под стать больничному белью, лицо Тины Голдштейн, досматривающей, судя по всему, десятый сон.
Он не смог бы разбудить её даже если бы сильно хотел – такие малые действия отняли все силы, заставив Грейвза откинуться на подушки и забыться беспокойными снами, которые были полны боли Круциатусов и бессильной злобы на силу Империо, попытки сопротивляться которому лишь истощали волшебника.
Следующее пробуждение прошло легче. Свежий, почти зимний воздух наполнил благодарно расправившиеся лёгкие, выдёргивая сознание из цепких лапок сна играючи, в одно мгновение. Давешний пакет со сдобой снова бросился в едва открывшиеся глаза. Он изрядно опустел, эмблема смялась, стыдливо скрывая единственную оставшуюся целой плюшку.
Грейвз приподнялся в полусидячее положение. Простые доселе действия заставили плясать перед глазами чёрные звёздочки и вызвали шум в ушах. Ощущение отвратительной слабости растеклось по всему телу, покрывая лоб мелкими бисеринками липкой испарины. Такое количество телодвижений до этого лежавшего неподвижно пациента взволновало все сигнальные чары, навешанные над ним колдомедиками, но глубокая ночь и крепкий сон притомившейся за день медсестры давали Грейвзу время для того, чтобы осмотреться.
Тины рядом не было.
Зато плюшка оказалась очень занятной – свёрнутое в кольца змеиное тело с птичьей головой и крыльями. И очень вкусной. Грейвз задумчиво дожёвывал венчающий голову хохолок, когда к его кровати подбежали взъерошенная медсестра и колдомедик. Он заснул под разноцветные вспышки диагностических чар, взрывающихся фейерверками под тяжело закрывшимися веками.
А следующий переход от забытья к реальности ознаменовался нестерпимо ярким оранжево-красным светом под теми же веками, говоривший о том, что день был в разгаре. Лёгкий шорох у кровати подсказал, что на этот раз его пробуждения кто-то ждёт.
Рядом, элегантно восседая в трансфигурированном кресле и аккуратно, стараясь не смазать помаду, подъедая хвост очередной змеистой плюшки, расположилась мадам Президент.
– О! – воскликнула она с видом, говорившим о том, что Грейвз непозволительно долго заставлял её ждать. – С возвращением в мир живых!
– Значит ли это, что я был мёртв? – с усмешкой спросил её аврор, не торопясь принимать более вертикальное положение. Собственный голос заставил его удивлённо нахмуриться: хриплый, осипший от длительного молчания, он резал слух словно лезвие ножа, скребущее начищенный до блеска фарфор.
– Хоть колдомедики и утверждали, что твои жизненные и магические силы приходят в норму, я уже начала готовиться к худшему, – беззаботно пережёвывая сладкую сдобу, с набитым ртом поведала Пиквери. В её руках зашуршал очередной пакет булочной Ковальски, на этот раз опустошённый лишь наполовину. Мадам Президент с любопытством заглядывала в его ароматные недра в поисках новой пышки порумянее.
Головокружение постепенно разжимало свою стальную хватку и Грейвз осторожно – не в пример менее прытко, чем в прошлый раз, уселся, приподняв подушку повыше и откидываясь на неё.
– Аврор Голдштейн доложила, что тебе стало плохо, когда ты был в чемодане мистера Скамандера, – внимательно наблюдая за гримасами болезненности на лице волшебника, задумчиво сказала Пиквери. – Это так?
Вот так, без деталей. Без упоминания о зелье Скамандера и обскура, которого считали погибшим. Отчего-то Тина решила, что такие интересные для мадам Президент вещи следует сокрыть. Она покрывала их – и Скамандера, и обскура. Отчего-то эти два странных даже по меркам волшебного мира отщепенца были для неё дороги и она не желала подставлять их под удар. Даже если дело касалось его, Персиваля Грейвза. А кто он ей? Наставник. Начальник. Бывший любовник. Эти двое, кем бы они для неё ни были, значили куда больше.
– Это так, – спокойно глядя в пытливые, чёрные, словно спелые черешни, глаза мадам Президент, соврал аврор.
Он не Грин-де-Вальд. Он не станет причиной, по которой все трое: Тина, Скамандер и обскур, снова окажутся беглецами под прицелом аврорских палочек.
– Хорошо, – откинулась Пиквери на поблёскивающую парчовым узором спинку кресла и выцепила за крылышко ещё одну пышку, захватившую всё внимание госпожи Президент.
«Окками»,* – внезапно вспомнил Грейвз название твари, которую искусно изображала мягкая румяная сдоба, политая бледной липкой помадкой. Вживую этих тварей видеть ему не пришлось, но партии контрабандных серебряных скорлупок слишком часто всплывали при описи имущества дельцов.
– Может объяснишь, что произошло? – лениво, будто её куда больше интересовала плюшка, чем ответ, спросила Пиквери. – Колдомедики вначале вовсе были уверены, что уж на этот-то раз им не удастся вытянуть тебя с того света. Однако постепенно твой волшебный фон, или как там они его зовут, по их словам, стал стабильней. Ох уж эти термины!
Грейвз на секунду прикрыл глаза, с трудом пробираясь сквозь воспоминания прошлого в ту ночь в чемодане, воскрешая события: озеро, двое у воды, злость и обскур.
– Как долго я провалялся тут? – наконец открыл он глаза, тут же встречаясь взглядом с Пиквери.
– Долго, – неопределённо повела она плечом. – Больше трёх недель.
Грейвз позволил себе тоскливый вздох, представив, какой бедлам успел воцариться в его отделении. Вайс хорош как аврор, но был совсем не годен в качестве руководителя – остальные чувствовали слабину и мягкотелость временного руководителя и начинали… импровизировать.
– Воспоминания вернулись, – сообщил он Пиквери, которая ожидала чего угодно, но не такого ответа. Они оба успели смириться с тем фактом, что никогда не узнают, что на самом деле успел натворить Грин-де-Вальд в Конгрессе.
И ответы её не обрадовали.
Прежде чем он начал говорить, мадам Президент навела на палату чары сокрытия, опасаясь, что их разговор могут подслушать, затем уселась поудобнее – да так и застыла, словно каменное изваяние, не шелохнувшись до самого конца рассказа.
И Грейвз рассказал ей всё, до последнего, не утаив ни малейшей детали. А она не перебивала, лишь время от времени нервно покусывала губу, забыв о помаде.
Когда он замолк, она медленно встала, расправив несуществующие складки на тяжёлой ткани мантии, расшитой причудливым узором в виде перьев. Пара шагов в одну сторону у изножья кровати, пара шагов обратно. Каблуки туфель чеканили чёткий, почти строевой ритм, отдававшийся гулким эхом в высоких светлых стенах полупустой палаты.
– Ты знала о нас с Тиной, – просипел Грейвз – на этот раз от длинной речи, к которой не был готов после долгих недель молчания. Он очень старался не допустить в слова едких нот обвинения и разочарования и это ему почти удалось. Но сам смысл слов сочился горькой обидой. – Знала, но ничего не сказала мне.
Как знать, может он смог бы что-то исправить между ними. Извиниться за тот приговор, который вынес не он. Попросить если не вернуться к нему, то хотя бы простить. Мог бы…
Он ничего не стал бы делать. Он бы закрыл на проблему глаза. Вопросы государственной важности он решал просто – они не касались его лично. А вот в вопросах взаимоотношений он так и остался двадцатилетним юнцом, для которого длительные отношения – слишком сложная вещь. Он бы сделал вид, что ничего не было – и они оба это знали.
– Ты был прав, когда сказал, что это не моё дело, – после непродолжительного молчания ответила Пиквери. – Не мне с моим ничтожным опытом любовных отношений давать тебе советы.
На этом вопрос был закрыт.
– Полгода – так долго… – пробормотала Серафина себе под нос. – Удивительно, что ты всё же не сошёл с ума от Империо…
Может для Серафины это и было удивительно, но стыдливый голосок в глубине души напомнил Грейвзу, что он не сильно-то и сопротивлялся внушению. Плыл по течению, изредка пытаясь уцепиться за прибрежные камни. Боялся за жизнь Тины и надеялся, что сможет усыпить бдительность надзирателей послушанием и однажды вырвется.
– Эта информация, к сожалению, больше не несёт для нас никакой ценности, – минут через пять заключила мадам Президент. – Грин-де-Вальд в Европе, обскур мёртв, – в этот момент Грейвз хотел было возразить – Бэрбоун жив, – но тут вспомнил о молчании Тины. В самом деле, узнай Пиквери, что обскур жив – и ничего хорошего его не ждало.
– Шпион? – всё же задал он один из волнующих его вопросов.
– С этим сложнее, – скривила она идеальные линии пухлых губ в недовольстве, будто лизнула лимонной кислинки. – Но раз ты не смог обнаружить его за всё это время…
– …значит, он ближе к нам, чем мы подозреваем, – закончил за неё фразу аврор.
Ещё пара нервных хождений из стороны в сторону – перестук каблуков перестал быть ровным, от его ритма голова Грейвза начала ощутимо побаливать. Вначале он старался сидеть ровно, но тело ещё не было готово к таким испытаниям и вскоре он развалился на пуховой подушке, мечтая уснуть. Наконец, Серафина остановилась и уселась в кресло, поднеся к сжатым в напряжённую линию губам ярко наманикюренный ноготок большого пальца и начиная его грызть – давняя вредная привычка, от которой она вроде бы давно и успешно избавилась.
– Ты доверяешь всем своим людям? – спросила она, перестав терзать ноготь.
– Больше нет, – хладнокровно ответил Грейвз, оттирая со лба испарину напряжения. Одна из противно прохладных капель всё же щекотно пробежалась по шее, затекая за шиворот больничной пижамы.
– Масштабную зачистку проводить нельзя – улей всполошится и они могут исполнить свои угрозы – возьмутся за тебя и Голдштейн, может и остальных прихватят. Если не доберутся до меня, – озвучила она его мысли вслух.
– Остаётся лишь наблюдать и ждать, пока они допустят оплошность, – заключил Грейвз. Именно этим он и занимался всё это время, ощутимых плодов такая тактика не принесла, но иного выбора не было, как бы ни трудно было это признать.
Они ещё недолго помолчали, не желая говорить о том, что обговорить следовало – слишком неприятна и болезненна была тема.
– Расскажешь обо всём Ковену? – Грейвз всё же задал вопрос вслух. Голос его был ровен и спокоен – ему было чем гордиться.
Это даже не было вопросом – она была обязана рассказать. И решение, которое приняли бы ведьмы Ковена, было предсказуемым – казнь. Несмотря на все смягчающие обстоятельства.
И, вспоминая о пропавшей Джинджер, он даже не был против этого решения.
– Нет, – так же спокойно и весомо ответила Пиквери, заставив Грейвза удивлённо поднять брови. – Не расскажу. О чём Ковен не знает – о том ему не следует беспокоиться. Я не отдам тебя им на растерзание – ни тогда, ни сейчас. Моё положение в качестве Президента и так зыбко из-за всей этой истории с Грин-де-Вальдом – следующий срок мне не светит, видит рогатый змей. И ты мне нужен. Мне нужен хоть кто-то в этом серпентарии, кому я смогу доверять.
Умирать не хотелось, поэтому Грейвз просто кивнул. Сказать по этому поводу больше было нечего. Серафина молча кивнула в ответ, встала и взмахом палочки вернула креслу прежний вид – жёсткий деревянный стул для посетителей, выкрашенный в облупившуюся салатовую краску.
– А как же последнее задание для меня, о котором говорил Грин-де-Вальд? – посмотрел ей вслед Грейвз. – Я так и не узнал, что именно он имел ввиду.
Пиквери успела взяться за дверную ручку, попутно снимая чары сокрытия, но его вопрос заставил её замереть, напряжённо вцепившись в отполированный сотнями касаний холодный металл.
– Ты способствовал его освобождению, – уверенно ответила она, не оборачиваясь. Слишком уверенно. – Если бы не ошибки, которые ты допустил, он остался бы у нас. Это было слишком удобным для него стечением обстоятельств. Не верю, что он не смог это подстроить.
Дверь с мягким скрипом закрылась за ней и Грейвз облегчённо развалился на кровати, чувствуя, как напряжение постепенно будто стекает по его телу вниз – на выстиранные до хруста простыни, скрипучие пружины кровати и дальше – на выкрашенный за долгие годы в многие слои краски деревянный пол.
Тон госпожи Президент не обманул его. Он знал её слишком долго, чтобы услышать тот же страх и сомнения, что жили в нём самом.
Грин-де-Вальд ещё сыграет свой финальный аккорд в этой кровавой сонате.
***
26 ноября, 1927 г.
Тина пришла следующим утром с бумажным пакетом, полным свежей сдобы. Грейвза разбудил грохот стула, который она умудрилась опрокинуть и сейчас, отчаянно краснея, вручную, без заклинаний, поднимала на место, словно самый обычный не-маг.
– Д-доброе утро, сэр, – выдохнула она, поправляя волосы и стараясь придать своему лицу самое серьёзное выражение.
Грейвз не смог сдержать тёплую улыбку. Что-то в мире не менялось и этим утром осознание такого простого факта было как никогда необходимо.
– Доброе утро, Тина, – улыбался он ей и она робко улыбнулась ему в ответ, радуя взор аврора милыми смущёнными ямочками на щеках.
– Извините, что разбудила, – покусывая губу и изучая свои ладони, сложенные на коленях, пробормотала Тина.
– О, что вы, – отмахнулся Грейвз. – Грохот, словно под ухом взорвалось Экспульсо – то что надо для слишком расслабившегося аврора. Тонизирует, – усмехнулся он.
Тина издала полузадушенный смешок, словно не уверенная – шутит босс или говорит серьёзно. Повисло неловкое молчание. Точнее, неловким оно было для Тины, Грейвз же ощущал себя вполне комфортно, разглядывая всё ещё алые нежные щёки, на которых подрагивали длинные тени от пушистых ресниц, раскрасневшиеся губы – как сладко они могли целовать! И…
– Это вам, я приносила почти каждое утро, – перебила его наблюдения Тина, поправляя на тумбочке шуршащий бумажный пакет, немного суетливо и неловко разрывая повисшую тишину. – Из любимой булочной сестры. Она обожает эти пышки.
– Спасибо, – улыбнулся Грейвз уголком губ, не сводя с неё глаз.
Тина вновь неловко замолчала – видимо её смущало пристальное внимание босса. Но Грейвз не мог заставить себя отвести взгляд. Все чувства, что он испытывал к нескладной, но такой красивой и восхитительной в его глазах девушке, воскресли в нём, все те мгновения, что вцепились в его душу крепкими, рвущими когтями, приносили нестерпимую боль. Казалось ещё один удар – и сердце остановится, не в силах вынести накрывших его с головой смертельно-нежных ощущений. Но он не старался отгородиться от них – боль была такой сладкой, такой… нужной. В этот момент он мог понять мазохистов, намеренно причиняющих себе увечья. В этот момент он сам был мазохистом – он наслаждался этой острой, яркой, чистой и желанной болью. Он словно очнулся не только от сна, вызванного зельем Скамандера, но и сна чувств, что спали в нём и не могли проснуться полностью. А сейчас ноющим, протяжным жестом давили на грудь, грозясь раздавить его.
И эта смерть была бы сладкой.
– Как… вы себя чувствуете? – вырвала она его из омута непонятных ощущений, из которых он сам уже не смог бы найти выхода. Тревога в её голосе была такой искренней, что Грейвз постарался взять себя в руки. – Сэр?
Он молчал, всё ещё не в силах говорить. Дышать.
Тина склонилась к нему и осторожно – будто боясь вспугнуть, – взяла его за руку. Таким привычным жестом, что это вызвало новую вспышку боли в груди. Боль рвалась наружу и на секунду Грейвз испугался, что взвоет раненным зверем, выпуская её. Он лишь судорожно вздохнул, не отрывая от их переплетённых пальцев глаз.
Ведь всё это было у него. У них. И могло быть больше – лучше или хуже, мягче или больнее, но могло быть. Могли быть они.
И самое обидное то, что Грейвз не мог винить одного Грин-де-Вальда в том, что их больше нет. Он был уверен – и потом, до приезда британца, в самом начале, после его пробуждения, он всё ещё мог что-то сделать. Даже не помня об их отношениях – ведь мог? Пройдя сквозь плен и едва не погибнув – мог? Почему же не сумел?
Страх быть отвергнутым оказался сильнее. Страх лишил его счастья. Нет – он сам лишил себя счастья.
И теперь пути назад больше нет. Не после того, как он увидел, какими взглядами обменивались эти двое – Тина и Скамандер. Они были влюблены. Счастливы. Наслаждались обществом друг друга. И Грейвз отчего-то знал – вместе они будут лишь ещё счастливей. Два авантюриста, которые не могут сидеть на месте, которые понимают друг друга. Которые с трудом общаются с людьми, но так легко – друг с другом.
После всего, через что Тине пришлось из-за него пройти, Грейвз не имел права вставать между ней и счастьем, которое она заслужила.
Он сам не заметил, как слишком сильно сжал её ладонь в своей, и только судорожные попытки девушки высвободить руку привели его в себя. Пальцы разжались и Тина с непроизвольно сорвавшимся с губ вздохом облегчения растёрла свою ладонь.
– Я… не совсем в порядке, Тина, – сипло ответил Грейвз, не сводя жадного взгляда с её лица.
И тут она встала и подошла ближе, а затем сделала то, что ему было так необходимо. Крепко обняла его.
Грейвз уткнулся лицом в тонкий шёлк блузки на её животе и судорожно вдыхал такой родной, такой знакомый запах, отчаянно цепляясь за полы серого пиджака Тины, который был велик ровно на два размера. Тонкие пальцы девушки мягко перебирали пряди его давно не мытых отросших волос, седина на которых пробивалась всё отчётливей.
– Всё будет хорошо, сэр, – бормотала она успокаивающим тоном. Тем же самым, которым шептала отчаянно цепляющемуся за неё парнишке Бэрбоуну. – Всё будет хорошо…
И он цеплялся за неё так же отчаянно, как и никому не нужный сирота. Словно она единственная в мире, кто мог подарить радость и покой.
Это в самом деле было именно так.
И тем более жестоко было осознавать, что свои шансы он безвозвратно упустил. Теперь в ней нуждаются и другие.
***
05 декабря, 1927 г.
Легче ему стало уже через пару дней, но вырваться из-за пустых безликих стен Пэвэти в привычный мир было не такой простой задачей. В конце концов Грейвз смирился и позволил Матоаке делать всё, что она сочла нужным – лишь бы поскорее оказаться на свободе.
От Пиквери он узнал, что Скамандер и его чемодан покинули берега Восточного побережья на следующий же день после празднования Самайна – намного раньше запланированного срока. Опасался, что очнувшийся аврор выдаст обскура? Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения.
Витрины магазинов уже нарядились в мишуру и яркие шары, ели соперничали друг с другом в богатстве украшений, а ретивые дельцы вовсю рекламировали праздничные акции – город готовился к Рождеству.
На душе у Грейвза было такое ощущение, будто ничего хорошего с ним уже не случится.
Авроры встретили его с едва сдерживаемым вздохом облегчения – многие уже с ужасом вспоминали прошлогодний Йоль и боялись, что и этот им придётся встречать в патрулях без руководства Грейвза. Больше всего его возвращению радовался Вайс и почти не скрывал своего восторга.
Дела отдела в отсутствие шефа он вёл неплохо – за последние пару лет ему пришлось набраться опыта. Мелкие шероховатости в работе патрульных и отделе по взаимодействию с не-магами можно было легко сгладить. Именно этим он и занялся в первый рабочий день.
Небольшая партия волшебных палочек от нелицензированных мастеров с запрещёнными сердцевинами обнаружилась в самом сердце Манхэттена – на Ривингтон-стрит. Фишер и Флеминг явились к нему лично, слегка запыхавшиеся и очень серьёзные – на носу была подготовка Йоля и ежегодного Рождественского бала МАКУСА и такие мелочные, но досадные проколы, как процветающая нелегальная продажа палочек, не должна была испортить годовую статистику. Грейвз решил разобраться с вопросом лично.
