Текст книги "Бестиарий Грейвза (СИ)"
Автор книги: Pathologist
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)
Тина из настоящего видела и замечала всё. Но эта сценка не пробудила ни одной эмоции на её застывшем, словно маска, лице.
Из-за угла ближайшего здания медленно, почти на цыпочках, выскользнул тонкий силуэт. Маленькая девочка с тугими, огненно-рыжими косами, облачённая в многослойное разноцветное тряпьё, уверенно кралась к магам, бросая цепкие взгляды на людей из толпы.
Она практически бесшумно подобралась к Грейвзу из воспоминаний со спины, пару секунд потопталась на месте, внимательно глядя на его лицо снизу и немного сбоку – не заметил ли? Затем осторожно, не сводя глаз с его щеки, запустила тонкую кисть в карман дорогого чёрного пальто главы департамента магического правопорядка.
Настоящий Грейвз успел уловить момент, когда он из воспоминаний, не меняя выражения лица, молниеносным движением перехватил вороватую ручонку, вцепившуюся в мешочек, туго набитый тяжёлыми драготами. Карманница ойкнула и дёрнулась было прочь, не выпуская добычу, но из стальной хватки закона было не вырваться.
– Кто это у нас? – несмотря на невозмутимость мимики, в голосе мужчины сквозило лёгкое удивление. – Надо же! Рыжая ведьма!
Тина, только сейчас осознавшая, что что-то происходит, удивлённо посмотрела сначала на босса, затем на извивавшуюся в его цепких пальцах воровку.
Рыжая ведьма.*
Настоящий Грейвз внимательно вгляделся в усыпанное бледными веснушками, перекошенное страхом и злостью детское лицо с отчаянными перепуганными бесенятами в серых глазах, смутно вспоминая, что прежде видел его.
Выйдя из Пэвэти и начав работать, он изучил списки разыскиваемых волшебников. Среди них был лишь один ребёнок. Рыжая ведьма, за чью голову полагалась тысяча драготов за постоянные злостные нарушения Статута о секретности. В последний раз она совершила кражу парика у почтенной дамы не-мага, в который раз заставив обливиаторов попотеть.
Толпа немагов начала обращать внимание на интересную сценку, отвлекаясь от фанатичных речей Бэрбоун. В этот момент девочка извернулась и вцепилась крепкими желтоватыми зубками в огрубевшую ладонь аврора. Грейвз удивлённо охнул и выпустил карманницу, которая тут же бросилась прочь, звонко стуча каблучками по мёрзлой мостовой. Мешочек с монетами с глухим стуком упал на землю. Грейвз из воспоминаний, не сказав ни слова, бросился вслед за воровкой.
Тина осталась на месте, слегка растерянная и всё ещё не осознавшая, что только что произошло. Она подобрала мешочек с драготами и, стряхнув с себя удивление нетерпеливым кивком – волосы ожидаемо рассыпались, щекотя её щёки и уши, – бросилась следом.
***
Молочно-мутный туман воспоминаний медленно сгустился и рассеялся, оставляя Тину и Грейвза уже не у станции метро, а в заброшенном расселённом многоквартирном здании. Одном из тех, которых на Манхэттене в связи с очередным строительным бумом было немало. В воздухе висела серая сырость, прогнившие половицы скрипели под ногами, выцветшая краска на стенах облупилась, оголяя деревянную основу.
В обстановке не было ничего необычного. Впрочем, как и в происходившем.
Мимо головы Грейвза-наблюдателя пролетел яркий луч режущего проклятья. Волшебник инстинктивно отразил заклинание, но магия в воспоминаниях не работала, оставшись равнодушной к его мгновенному испугу. Луч проклятья не мог навредить наблюдавшим. В отличие от Грейвза и Тины из прошлого, что давали отчаянный отпор нескольким волшебникам, атаковавшим их узком холле аварийного здания сразу с двух сторон.
Чёткие отточенные взмахи рук Грейвза отражали большую часть проклятий, что летели в них. Со стороны он был похож на слаженно работавший механизм – ни одного лишнего движения. Тина выглядела испуганной, почти на грани паники, но происходившее вокруг просто не давало ей выбора – она должна была отключить эмоции и высвободить наружу внутреннего аврора. И это удавалось ей вполне успешно.
Тина-наблюдатель оставалась невозмутимой, спокойно следя за боевым танцем противников. Сцену освещали лишь тусклый утренний свет, пробивавшийся сквозь выбитые отверстия в оконных стёклах, и разноцветные вспышки заклятий.
Грохот разрушаемого этажа, удары тел о стены и расшатанные ступени лестницы, тонкий свист, когда луч одного заклятья разбивался об купол, созданный вторым – только эти звуки и были слышны. Никто – ни нападавшие, ни авроры, – не произнесли ни слова. Оттого крик Грейвза, полный страха и злости, разрушивший мрачную мелодию схватки, показался чем-то неправильным. Чем-то пугающим и чужеродным.
Тина прикрывала его со спины, стоя против одного мага. С ещё двумя она успешно справилась, уверенно орудуя палочкой. Но в один момент что-то не заладилось – противник направил заклятье не в Тину, чего она от него ожидала, а прямо в спину стоявшего за ней Грейвза, которого девушка на мгновение раскрыла перед врагом. Времени думать не было, и отчего-то девушка решила, что быстрее будет прикрыть шефа не заклятьем, а своим телом, бросившись наперерез красному лучу.
Грейвз-наблюдатель смотрел на яркую линию его полёта. Остальное стало не важно. Остались лишь линия магии и то место, о которое оно разобьётся. Луч летел прямо к цели – к обтянутой тонкой серой тканью пальто груди Тины, в ту самую точку, под которой усиленно билось сердце, не подозревавшее о том, что ещё удар – и оно остановится навсегда.
В этот момент Грейвз – на одном инстинкте, – обернулся и успел выставить перед ними прозрачную полусферу щита, отразившую проклятье в считанных сантиметрах от девушки.
– Тина! – злобно крикнул он, стараясь подавить вспышку страха за подчинённую, что сейчас была просто недопустима.
В это мгновение антиаппарационный барьер над ними исчез и противники тут же, будто только этого и ждали, аппарировали прочь. В воздухе, разрезанном на сотни неровных фрагментов острой магией, остались плясать яркие пылинки, возмущённые битвой. Повисла оглушающая тишина, в которой тяжёлое, пропитанное слишком большим количеством эмоций дыхание мужчины было слишком громким.
– Какого драного низзла, Тина?! – заорал Грейвз на ошарашенно хлопавшую ресницами девушку.
Опасность больше не грозила, и ужас от того, что едва не произошло, затопил сознания их обоих – Грейвза из прошлого и Грейвза-наблюдателя, который только сейчас осознал, что всё это время задерживал дыхание. Судорожный вдох-выдох – этого уже нет, всё уже прошло. Вот она Тина, рядом, целая и невредимая, бесстрастно наблюдала за головомойкой, что устроил ей Грейвз из прошлого.
– Ты… Ты… – Грейвз не мог подобрать верных слов. В данный момент он старался сказать хоть что-то цензурное, но в голове роились одни ругательства, плескаясь в море адреналина.
Таким злым он не видел себя давно. Лицо раскраснелось, ноздри были гневно раздуты, слегка дрожавшая ладонь прикрывала рот – чтобы не дать вырваться неосторожному слову, о котором потом будет жалеть. Мужчина сверлил Тину таким яростным взглядом, что сейчас сам удивлялся – был ли это он? Грейвз никогда не проявлял каких-либо эмоций – ни позитивных, ни негативных, – при своих подчинённых.
Девушка стояла на месте, оглушённая, не в силах заставить себя шевельнуться. Наверное, всё ещё не была уверена, жива или уже нет. Лицо стало почти серым, карие глаза широко распахнуты, и она совершенно точно не слышала ни слова из тех, что сказал ей рассерженный босс.
Грейвз схватил её за плечи и совсем неделикатно встряхнул, вглядываясь в испуганные глаза. То ли старался привести её в чувство, то ли выплёскивал свой страх.
– Ты понимаешь, что чуть не погибла? – заорал он, тряся девушку, словно тряпичную куклу. Тина послушно безвольно болталась в его руках, не реагируя на происходившее.
Её испуг отражался в его глазах. Его было слишком много. Он выплёскивался волнами, затопляя всё пространство разрушенного этажа, закутывая авроров в плотный душный кокон.
И в этот момент – Грейвз уже был уверен, что его больше ничего не удивит, – он из воспоминаний сделал нечто, чего точно никогда не мог сделать. Не Персиваль Грейвз, воплощение рационализма и ревностный блюститель правил и порядков.
Он поцеловал Тину.
В одно мгновение он был готов обрушить на неё кары небесные, вполне заслуженно. А в следующее целовал с таким отчаянием, будто этот поцелуй был единственным, чего он хотел от жизни, не обращая внимания на антураж, совсем не располагавший к романтике.
Сколько горечи и боли было в этом поцелуе, сколько почти осязаемого страха. В его представлении поцелуи влюблённых должны были быть совсем другими – нежными, игривыми, обоюдными. Не такими, будто зажмурившись, вскрываешь полузажившие раны. Не такими болезненными и пропитанными отчаянием.
Стало невыносимо жарко, до боли от сотен острых игл, забравшихся под одежды Грейвза и жаливших кожу. Было невозможно дышать – судорожные рваные вдохи не приносили облегчения. Он чувствовал, будто погибает, задыхаясь от нежности и обречённой тоски поцелуя, который дарил и отнимал он из прошлого.
Сколько он длился – ошарашенный происходившим Грейвз не мог сказать с уверенностью. Стоявшая рядом с ним Тина смотрела с отстранённым любопытством, будто вовсе не её целовал Персиваль Грейвз. Пусть даже это и произошло многие месяцы назад.
Наконец он отстранился. Тишина затаилась, наблюдая за аврорами. Тишине, как и Грейвзу, не верилось, что всё это произошло на самом деле. Он из прошлого внимательно всматривался в глаза Тины, стараясь разглядеть в них нечто, понятное ему одному. Удивление? Возмущение? Радость?
Тина смотрела на него в ответ, и вокруг мужчины и девушки, потеснив удивлённую тишину, повисло нечто тонкое, едва осязаемое. Хрупкое и невидимое ощущение единения, которое Грейвз-наблюдатель с удивлением уловил и даже успел осознать.
Он так долго боялся хоть ненамного приоткрыть свои чувства перед Тиной, будучи уверенным, что между ними всё равно ничего не может быть – слишком велика пропасть. Возраст, работа, положение в обществе – всё это в его представлении было непреодолимой разницей, что непременно развела бы их, даже если он решился бы сказать ей о своих чувствах.
Но стоявший перед ним он из прошлого поступил иначе. Едва не потеряв Тину в один момент, он решил – пусть будет то, что должно быть. Хватит сомневаться. Грейвз восхищался самим собой. Он из воспоминаний сделал то, на что так и не решился он в настоящем – поцеловал девушку, что так давно была ему нужна, преодолев все барьеры. Они оказались такими условными, прозрачными миражами. Между ними не стояло ничего, кроме его сомнений, и перед серым неумолимым лицом смерти они развеялись в смешную пыль, смешавшись с золотистыми пылинками старого здания.
«Вот оно, волшебство», – внезапно понял Грейвз. Не то, что жалило боевыми заклятьями или помогало ему натянуть пальто. Другое. Слишком мощное и неуправляемое, чтобы его можно было увидеть и тем более – подчинить. Оно возникло вокруг них и не отступило, сгустилось и прочно обосновалось, словно говоря, что оно тут надолго.
Таинственный момент был прерван смешком, который раздался из-под старой лестницы. Грейвз словно очнулся, мгновенно превратившись в привычного себя – решительного аврора. Стремительным шагом подойдя к укрытию свидетеля, он выловил и вытащил на свет драчливую девочку, что старалась выкрасть кошелёк в предыдущем видении.
– Что за фокус ты выкинула? – хмуро сдвинув брови, спросил он её, держа за изношенный ворот лёгкого пальто. – Затащила нас в ловушку!
– Меня вынудили, – развела рыжая девочка руками. В её голосе не было ни нотки раскаяния. – Они ещё не доверяют мне. Да брось! Я в тебя верила! Ты же размазал их по стенке!
– Нас чуть не убили, – процедил Грейвз, всё ещё сверля ребёнка суровым взглядом.
– Не убили же, – мило улыбнулась девочка, даже не стараясь выбраться из хватки.
Оставшаяся на месте Тина только сейчас заметила, что одно из заклятий всё же задело её, порвав рукав пальто и оставив на коже глубокую царапину.
– Ох, – сморщилась она от боли, шевельнув рукой.
– В больницу, – не терпящим возражений тоном приказал Грейвз, бросив на неё встревоженный взгляд. Тина собиралась возразить – это было видно по упрямому выражению, скривившему губы, но подошедший Грейвз мягко улыбнулся ей. Выражение его лица было тем самым, что он всегда старался скрыть – любящим и заботливым. И Тина застыла, не произнеся ни слова и не отрывая от него завороженного взгляда.
Он осторожно поднёс руку к её лицу, мягко оглаживая нежную щеку тёплым шершавым пальцем.
– Увидимся вечером, – шепнул он так тихо, что Грейвз-наблюдатель скорее угадал, чем услышал эти слова.
***
Следующее марево воспоминаний рассеялось и явило тесную комнатку с камином, посреди которой стоял деревянный стол. За ним сидела Тина, сжимая в ладонях перед собой большую кружку, наполненную дымившимся напитком со сладким ароматом. Вокруг летали столовые приборы и еда. На первый взгляд движения левитируемых предметов казались хаотичными, лишёнными всякой цели. Но стоило приглядеться – и даже не подкованному в бытовой магии Грейвзу становилась заметна тонкая закономерность, с которой плясали тарелки и вилки, передвигаемые взмахами палочки Куинни Голдштейн.
Мысли Тины были далеко отсюда. Она сверлила пустым взглядом молочно-коричневую поверхность напитка в кружке и не реагировала ни на одно слово из тех, что нарочито бодрой скороговоркой выдавала младшая сестра. Взволнованная Куинни давно поняла, что задавать вопросы сестре бесполезно, и говорила только потому, что старалась скрыть своё взбудораженное состояние.
– Потом Абернети рассказал, что ты снова попала в неприятности – на этот раз с самим мистером Грейвзом! – и был так любезен, что отпустил меня пораньше, чтобы я проведала тебя в больнице. – Пузатый фарфоровый молочник едва не расплескал сливочное содержимое, неловко бряцнув о дерево столешницы. Это Куинни отвлеклась-
лихорадочное щебетание было грубо прервано уверенным стуком в дверь.
Младшая Голдштейн замерла на мгновение, будто вслушиваясь во что-то, что было доступно лишь её ушам. Потом загадочно улыбнулась встревоженной сестре и, поправив поясок шёлкового халатика, мягко переливавшегося в тёплом свете волшебных шаров и свечей, подошла к двери, широко и гостеприимно распахивая её.
– Мистер Грейвз! – мило улыбнулась она начальнику сестры. – Очень рада, что миссис Эспозито всё же пропустила вас.
– Ненадолго, – буркнул вошедший в комнату Грейвз, следуя гостеприимному жесту Куинни. Он был слегка ошарашен фривольным домашним одеянием младшей Голдштейн, но старался не подавать виду.
Тина торопливо встала, пролив немного сладкой жидкости из кружки на стол.
– Добрый вечер, Тина, мисс Куинни, – сдержанно кивнул Грейвз, чувствуя неловкость оттого, что побеспокоил девушек вне работы. Затем обратился к лучезарно улыбавшейся ему младшей из сестёр. – Разрешите ли недолго побеседовать с Тиной наедине?
– Разумеется! – сверкнула белоснежной улыбкой Куинни и, плавно покачивая бёдрами, прошла в спальную комнатку. Остановившись в дверном проёме, она бросила на серьёзную сестру взгляд, в котором плясали искристые хитринки, а затем плотно прикрыла за собой дверь. Через пару секунд из-за неё раздался нарочито громкий шум: что-то передвигалось, хлопало и шипело. Мелодичный голос затянул детскую песенку:
– У Кассандры жил волшебный кот,
Гномов ловил и спал, устав.
Затем пропал тот кот. Вот-вот!
Ушёл он в ночь, старый Густав.
Грейвз стоял на месте, не сводя с Тины тёплого взгляда, наполненного мягкой нежностью. Щёки девушки порозовели, а глаза заметались от камина к кружке, затем к мокрым пятнам на деревянной поверхности стола, потом к рукам начальника, но не выше.
– Присядете? – откашлявшись, слегка хриплым голосом спросила она, разглядывая его шарф.
– Благодарю, – кивнул он девушке, но она уже отвела взгляд, палочкой отодвигая для него стул напротив своего. Грейвз размотал шарф и снял пальто, отлевитировав их на козетку у камина.
Они сидели молча, не зная с чего начать разговор. Куинни за стенкой закончила петь о путешествиях кота Густава и его мудрой хозяйке-провидице Кассандре, и что-то неразборчиво мурчала себе под нос – слова песни были неразличимы, оставшись лишь волнительной тягучей мелодией.
– Я подвела вас сегодня, сэр, – нарушила молчание Тина, не поднимая смущённого взгляда от шоколадно-коричневых пятен, которыми рисовала причудливые узоры на столешнице. – Растерялась и приняла неверное решение. Сделаю всё, чтобы больше не допустить этого.
Слова звучали ужасно сухо и официально, словно отчёт. Сидевший напротив Тины Грейвз усмехнулся. Затем осторожно взял её беспокойные руки в свои, стараясь взглянуть в глаза девушки.
– То, что сегодня сделал я, Тина, – ровным и уверенным тоном заговорил он, грея её холодные пальцы в ладонях, – не обещаю, что не допущу этого снова. Наоборот, я намерен сделать всё, чтобы это повторялось как можно чаще.
Кончики пальцев закололи десятки ледяных игл неверия. Грейвз-наблюдатель с удивлением понял, что он из воспоминаний имел в виду вовсе не крики на подчинённую. Он вопиющим образом нарушал одно из главных правил авроров, установленных за века до его появления на свет. Признавался в любви к подчинённой.
Тина смотрела на их переплетённые пальцы, всё ещё не решаясь поднять взгляд на босса. Никто из них не заметил, что пение и шум за дверью стихли.
– Я очень давно хотел сказать, Тина, но решился только после того, как чуть не потерял тебя сегодня. – Грейвз осторожно коснулся её подбородка, заставляя поднять взгляд. – Я люблю тебя.
Тина немного неуверенно, но очень счастливо улыбнулась ему вместо ответа.
За дверью раздался восторженный визг.
***
20 февраля, 1926 г.
Вечер был чернильно-чёрным, разбавленным таинственными темно-синими мазками игры теней и яркими жёлтыми кругами света уличных фонарей. Они стояли на крыльце у дверей дома, в котором жили сёстры Голдштейн. Падал тихий пушистый снежок – явление для конца февраля невиданное. Не исключено, что в нём было замешано волшебство.
Снежинки путались в волосах Тины и мерцали тысячами огоньков в свете не-маговских фонарей. Грейвз держал её руки и глупо улыбался – он ещё ни разу не видел такой улыбки на своём лице.
– Она знает всё, и это начинает волновать, – слегка недовольным голосом рассказывала Тина, сжимая его пальцы. – Нет, то есть она и раньше всё знала, но тогда я была не против. Я привыкла к этому. То, что она видела мои мысли, было чем-то обыкновенным. Но теперь я не хочу, чтобы она была в курсе подробностей наших отношений. Просто… – Она неловко и мечтательно улыбнулась. – Это только наше, понимаешь?
Грейвз лишь кивал, не отрывая от неё завороженного взгляда, а счастливая улыбка всё не желала покидать его лицо.
– У меня тут кое-что есть для тебя, – словно опомнившись, сказал волшебник, шаря по карманам. – Вот!
Он извлёк из внутреннего кармана пару уменьшенных в размерах книг, которым сразу вернул обычные размеры.
– «Кассандра и её кот Густав»? – удивлённо вскинула брови Тина, глядя на яркую обложку детской книжки.
– Нет, эта для твоей сестры, – усмехнулся Грейвз. – Вторая.
– «Жизнь с легилиментом. Выбирай мысли мудро»,** – прочла Тина вслух название, вытесненное мелким шрифтом на обложке, и улыбнулась. – Спасибо.
И благодарно поцеловала его уже без прежнего смущения.
Тина из настоящего горько хмыкнула и выдернула их в следующее воспоминание.
***
14 марта, 1926 г.
Комната была просторной и светлой, но абсолютно незнакомой. Судя по стандартному набору мебели – двуспальная кровать, две тумбочки, не-маговский телевизор, – это был гостиничный номер. Из-за неплотно задёрнутых штор лился робкий утренний солнечный свет, освещая картину локального разгрома.
По номеру будто пронёсся небольшой шаловливый ураган. На полу, спинке стула, даже на торшере – словом, везде, – в полном беспорядке валялась одежда. Грейвз с удивлением узнал один из своих ботинок и приметную старомодную блузку – одну из аскетичного гардероба Тины. Он удивлённо разглядывал женский бюстгальтер, валявшийся на полу у кровати, когда его внимание привлёк шорох.
На кровати лежали двое – он и Тина. Грейвз было отвернулся, хоть это и было бессмысленно – он был лишь призраком-наблюдателем, его не могли видеть. И наткнулся на жёсткий взгляд приведшей его сюда Тины, в котором читалось: «Вы сами желали это видеть». Нехотя, он вернул взгляд к полуприкрытым тонкой белой простынёй голым телам.
Он безмятежно спал, по-хозяйски обняв талию проснувшейся Тины. Она сонно улыбалась, нежась в его руках и разглядывая старые шрамы на его ладонях. Внимательно, словно запоминая каждый рубец. Волосинки на её затылке едва заметно колыхались от его спокойного мерного дыхания.
Он не мог оторвать взгляда от переплетённых на кровати фигур. Они выглядели такими… правильными. Такими счастливыми и умиротворёнными. Как люди, которые наконец нашли то, к чему стремились очень долго. Грейвз никак не мог поверить, что действительно видит себя. Ему всегда казалось, что он никогда не сможет достичь того, что сделает его по-настоящему счастливым. Того, что так долго искал.
Уютную картину, которую Грейвз теперь хотел вобрать в свои собственные воспоминания, вновь заволокла молочная пелена.
***
07 мая, 1926 г.
Новая картина развернулась в его рабочем кабинете. Двое беззастенчиво целовались, полностью поглощённые друг другом. Грейвзу пришлось внимательно приглядеться, чтобы понять, где чьи руки – так тесно сплелись тела.
В этот момент раздался барабанный стук в дверь и почти сразу же она распахнулась, не выдержав напора аврора Канга.
– Сэр, у Центрального парка беспорядки…
Он замолк на полуслове, подозрительно наблюдая как Тина, которую при первых звуках вторжения в кабинет оттолкнул подальше от себя Грейвз, едва сохранила равновесие. Со стороны на первый взгляд могло показаться, будто она споткнулась, испугавшись резкого стука. Но Оуэн был слишком опытен, чтобы в его голове не возникли подозрения.
– Сейчас будем, – кивнул Грейвз, на лице которого сохранялось неизменное бесстрастное выражение.
Аврор Канг коротко кивнул, закрывая за собой дверь. Оставшиеся в тишине Тина и Грейвз молчали. Страстное напряжение, висевшее между ними до бесцеремонного вторжения коллеги, сменилось напряжением обиды и непонимания.
– Ты настолько стыдишься меня? – тихо спросила Тина, внимательно всматриваясь в лицо мужчины грустными глазами.
– Вовсе нет, – так же тихо ответил он, всё тем же безэмоциональным тоном, упорно отводя взгляд.
Теперь Тина из настоящего смотрела не на две тёмные, скованные недомолвками фигуры. Она смотрела на стоявшего рядом с ней удивлённого начальника, на лице которого отражались смятение и непонимание.
***
02 июня, 1926 г.
Маленький кулачок решительно забарабанил по светлому дереву двери кабинета Грейвза. Тина едва дождалась недовольного «войдите» шефа и резко распахнула дверь.
У стола, заваленного картами и исписанными пергаментами, стояли пятеро: сам Грейвз, близнецы Медина и напарники Кэмерин и Вайс. Взгляды всех авроров были устремлены на нарушительницу тишины.
– Оставьте нас, – коротко приказал Грейвз и авроры, обогнув Тину, молча покинули кабинет. Кэмерин Фишер прикрыла за собой дверь, бросив на Тину любопытный взгляд.
Но Тина не замечала ничего, кроме стоявшего перед ней шефа.
– Вы прервали совещание. – Холодный тон, с которым он сделал выговор девушке, был настолько контрастен с теми картинами, которые показывали предыдущие воспоминания, что Грейвз поймал себя на неприятном ощущении удивления. Тина из воспоминаний тоже была ошарашена его нарочитой отчуждённостью.
– Нам надо поговорить… – начала было говорить она, но Грейвз перебил.
– Если не о работе, не может ли разговор подождать до окончания рабочего времени? – в голосе сквозили недовольство и досада.
Тина замолкла, удивлённо наблюдая за шефом. Он неторопливо собрал карты и свитки вручную, не поднимая на неё глаз. Молча навёл порядок на столе, игнорируя Тину, будто её вовсе здесь не было. Будто она была пустым местом, без следа растворившись в сухом прохладном воздухе кабинета.
– Не может, – наконец заговорила Тина, звонким голосом нарушая повисшую неуютную тишину. Скулы её заалели, и глаза недобро блеснули. – Ты избегаешь меня больше недели, так продолжаться не может! Да, мы поссорились, но в отношениях такое случается. Нам нужно поговорить, а не делать вид, что ничего не было. Что нас не было!
Экспрессия в тоне нарастала. Грейвз поймал себя на мысли, что хорошо, что на его кабинет были наложены чары тишины, которые он время от времени обновлял, иначе сейчас весь Конгресс был бы осведомлён об их отношениях.
А затем подумал – а даже если бы и узнали? Но додумать эту мысль ему не удалось, потому что события в воспоминаниях Тины развивались слишком стремительно.
Грейвз у стола убрал последний свиток и поднял наконец взгляд на возмущённую девушку. На лице снова была та самая привычная маска. Ни одна черта не выдавала эмоций, а внимательный взгляд тёмных глаз был таким тяжёлым, что даже Грейвзу-наблюдателю стало отчего-то не по себе.
– А «мы» были? – тон был невозмутим и формален, будто мужчину вовсе не интересовал ответ. Словно вопрос был риторическим.
Грейвза-наблюдателя накрыло ощущение абсурдности происходившего. Он будто наблюдал за цирковым выступлением двух клоунов, которые вытворяли что угодно, даже самое нелепое, лишь бы заставить зрителей смеяться. Но в то же время отчуждённость и хладнокровие, с которым Грейвз из воспоминания держался по отношению к девушке, с которой воспоминанием ранее страстно целовался, слегка сбивали с толку.
Тина тоже была растеряна. Весь её запал исчез в момент, словно воздух, вышедший из проткнутого иглой шара. Иглой в данном случае оказался простой вопрос.
«А «мы» были?»
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Тина. Она заставила себя произнести эти слова, словно губы отказались повиноваться её воле. Никак не могла поверить, что услышала и поняла слова Грейвза верно. Не могла поверить, что он действительно сказал то, что сказал.
Грейвз тяжело вздохнул и взглянул на неё с укором, словно был утомлён недогадливостью девушки. Медленно уселся на кресло и скучающе уткнулся подбородком в сцепленные в замок кисти, глядя на Тину с усталостью.
– Тина, – мягко начал он, и Грейвз-наблюдатель с острой ясностью понял, всё происходившее было не затянувшейся шуткой. Что он, глупец, и вправду сам рушил всё, о чём так долго мечтал. Зачем? – Неужели ты и вправду решила, что между нами действительно могли быть настоящие отношения?
Обе Тины: и из воспоминаний, и стоявшая рядом с Грейвзом наблюдательница, побледнели, глядя на сидевшего за столом мужчину с недоверием и ужасом.
– Я взрослый состоявшийся человек, занимающий высокий пост, Тина. У меня нет времени на все эти глупости вроде романтических прогулок под луной и прочих глупых сантиментов, которые тебе так необходимы. Долгие любовные пляски вокруг да около – я перерос эти детские игры. Ты ещё слишком юна и излишне романтична, чтобы понять: в жизни всё на самом деле совсем не так, как в сказках, что рассказывала тебе мать. Я не принц, чтобы примчаться на белом коне и исполнять твои прихоти. А ты не принцесса, чтобы я был вечно покорён твоими красотой и прочими положительными качествами, которыми, будем честны, ты не блещешь. Ты неплохая волшебница, в какой-то мере у тебя есть способности. Но попала под моё руководство ты лишь потому, что была бедной сироткой. Я не хотел взваливать на себя дополнительные беспокойства о том, жива ли ты и не раскрыла ли нас перед не-магами, но меня заставили. Ты для меня лишь дополнительная нежеланная обуза, Тина. Да, не скрою, наши «отношения» были для меня довольно приятны, но ты стала излишне навязчивой. Они никогда не были для меня чем-то настоящим и серьёзным. Я просто развлекался. Должна же была быть хоть какая-то польза от того, что мне приходится отчитываться перед мадам Президент за твои вечные промахи.
Речь была плавной и до дрожи спокойной, будто заготовленной заранее. Тон был мягок и увещевателен, входя в удивительный контраст с излишней жестокостью смысла слов. Нет, это не мог быть он. Грейвз никогда не позволял себе высказывать вслух подобные мысли, даже если они и возникали в голове.
Обе Тины были словно оглушены его откровением. Тина из воспоминаний едва ли понимала смысл половины слов, а Тина из настоящего то краснела, то бледнела. Слова Грейвза были рациональны и оттого приносили ещё большую боль, исходившую от фигуры девушки почти осязаемыми жаркими волнами.
– Но теперь ты лишь утомляешь меня. Давай мы просто расставим все точки над «i» и пойдём дальше. Прошу тебя, прекрати питать иллюзии о том, что между «нами» может быть что-то большее, чем отношения начальника и подчинённой.
Тина никак не могла поверить, что всё происходит на самом деле. Нужно отдать должное: она не старалась переубедить его или сыграть на жалости, расплакавшись. Но Грейвз не был уверен, отчего именно: от гордости или от того, что всё происходившее казалось ей дурным сном, очень злой шуткой.
– Мы поняли друг друга? – Сидевший за столом Грейвз вопросительно поднял брови, ожидая хоть какой-то реакции девушки.
Слегка прокашлявшись, она с трудом выдавила из себя полузадушенное, но твёрдое:
– Да.
***
18 октября, 1926 г.
Следующее воспоминание встретило их полутьмой и топотом бегущих ног. Тина торопилась вслед за тёмной фигурой, стремительно удалявшейся от неё в петляющем коридоре. Неровность серых каменных плит под её лёгкими ногами то и дело предательски уходила из-под ног, сменяя бег на перестук каблуков, старавшихся удержать девушку от падения.
– Мистер Грейвз! Сэр! – звала она фигуру, но та словно не слышала её отчаянного крика. – Подождите, сэр!
Ей всё же удалось догнать его и опасливо потянуть за рукав. Мужчина резко остановился, словно налетев на стену, и обернулся к ней.
Грейвз-наблюдатель увидел себя: собранного, выхоленного. Причёска – волосок к волоску, на пальто – ни соринки. Внешний вид его был идеален, будто этот Грейвз был не живым человеком, а ожившей картинкой. Сам Грейвз, без сомнения, был аккуратен и педантичен почти во всём, иначе ему не удалось бы взобраться на столь высокий пост и надолго удержаться на нём. Но не до такой степени.
– Мистер Грейвз, – торопливо и немного нервно зачастила Тина, глядя в невозмутимую черноту глаз начальника. – Я… я подвела вас, сэр. Мне очень жаль, что вам пришлось краснеть за меня в очередной раз. Вам несомненно стоит наказать меня. Но пожалуйста, сэр, не выгоняйте! Я очень хочу быть аврором! Это единственное, чего я по-настоящему хочу.
Мужчина ничего не ответил, красноречиво взглянув на рукав пальто, в который до напряжённой белизны вцепились пальцы девушки. Она торопливо разжала их, оставляя после себя мятую ткань.
