Текст книги "Истинное зло (ЛП)"

Автор книги: Oceanbreeze7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)

– Дорогой Мерлин, – прошептала она. – Что с тобой случилось?

Теперь она не волновалась, она точно знала, что случилось. Она обнаружила инфекцию, и теперь ей нужно было убедиться, что ее показания верны.

Зазвенел готовый анализ крови, и она проигнорировала его в пользу другого анализатора. Надавливая под спину Тома Риддла, он поднимался вверх и исследовал состояние спинномозговой жидкости. Поппи проверила считыватель крови, поморщившись от высокого уровня лейкоцитов и проблем с печенью. Инфекция была тяжелой.

Анализатор под Томом начал пищать.

– Что ещё? – забеспокоилась Поппи, быстро перевернув, чтобы посмотреть. Маленький серебряный прибор помедлил, прежде чем выдать крошечный пузырек со спинномозговой жидкостью, которую он взял по средством безболезненной магической пункции.

Предупреждение: Гамма-глобулин чрезвычайно высок.

– Что? – спросила Поппи, не веря своим ушам. Едва ли какие-либо болезни были связаны с этим – паралич всего тела, рассеянный склероз…

О, ох, была еще одна.

Поппи не нуждалась в старых справочниках – большинство болезней и травм, попадавших в ее палату, она знала, как лечить. Стресс, переломы костей, обычная простуда. Это было совсем другое, это было условие, с которым нужно было отправлять в Святой Мунго, но она оказалась в ловушке с некомпетентной Директрисой, которая не позволяла ей действовать.

Ее старый экземпляр «Магического справочника: 10 000 магических условий и диагностик» не открывался уже много лет. Она перелистнула на первую страницу, затем на указатель, а затем на страницу, о которой шла речь.

– Милая Ровена Рэйвенкло и все ее Медиведьмы, – прошептала Поппи, в смятении отступая на шаг. – Неудивительно, что ты… О, бедное дитя…

Книга давала ей ответы ужасным стандартным шрифтом. Опустошительные новости, переданные 10-миллиметровыми буквами. Еще одна страница в учебнике, и Том, лежащий без сознания на ее кровати.

– Неврологическая дисфункция.

– Тремор и мышечная слабость.

– Трудности с памятью спутанность сознания/концентрацией внимания [Поражение Лобных Долей].

– Аномальные рефлексы.

– Потеря магической регуляции.

– Потеря мелкой моторики

– Пространственное игнорирование

– Психические изменения [Эмоциональная регуляция/ когнитивная обработка].

– Снижение эмоциональной магии.

– Изменения зрения/слепота.

– Паралич.

– Смерть.

У Тома Риддла был магический штамм сифилиса.

Комментарий к Singing you to Shipwreck*

*https://www.google.com/search?q=%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%8B+%D1%83%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%B0+%D0%B3%D1%80%D1%8D%D0%BC%D0%B0&prmd=ivn&sxsrf=ALeKk01dK-g9p0QLlM20fa7Y5LKRib1rrQ:1628230210015&source=lnms&tbm=isch&sa=X&ved=2ahUKEwid256a3pvyAhVVPuwKHcYBAz0Q_AUoAXoECAIQAQ&biw=360&bih=679&dpr=2#imgrc=qwPfbndBna6fgM

____________________

Осталось 4 главы.

========== Бесхребетный человек ==========

Комментарий к Бесхребетный человек

От автора:

“Считай это моей последней жертвой, поступком бесхребетного человека.”

Камни, из которых был выложен камин Крины Димитриу, клали по одному, возможно, в такой же прекрасный весенний день, как сегодня. В ее доме царила оттенок шероховатости, тщательно продуманные мозолистые детали, которые были выполнены до боли прямолинейными. Ее дом был построен с любовью, а затем скрыт за роскошной драпировкой и бархатом.

Снаружи дом стоял на небольшом холме, сложенном из гравия и десятилетиями утрамбованной земли. Том мог заметить колеи в почве, куда был засыпан мелкий гравий, чтобы еще раз сгладить поверхность. В британской сельской местности, пропахшей навозом и скотом, были похожие дороги из глины и камня.

За ближайшим холмом, где стоял дом Крины, в лучах солнца сияла далекая деревня с ярко-красными крышами и смутным силуэтом колокольни. Горы казались мягкими и белыми, из-за снега, накопившегося за зиму. Земля растаяла и заросла небольшими росистыми растениями и мохом, греющимися в весенней дымке.

Крина Димитриу жила на расстоянии каминной сети и аппарации от Нурменгарда. Сама тюрьма скрывалась в горах Австрийских Альп, недалеко от высочайшей вершины Гамсвег, где парили канюки, а Лупеску охотились на диких козлов-антилоп, называемых сернами. На скалистых выступах росли густые и высокие леса. Буки и ели переплетались с лиственницами и соснами. Крина объяснила однажды тихим утром, что лисы и барсуки бродят по горам, питаясь кроликами, фазанами и случайными оленями, которые умирают неизвестно от чего. Волки не жили в австрийских альпах, предпочитая французское географическое положение, но Лупеску жили тут в виде легенды, и в близлежащих деревнях люди шутили, что люди-волки поедают их скот.

Город Филлах – большое разросшееся маггловское поселение, расположившееся на востоке. Ехать туда далеко, и Крина призналась, что когда-то часто едила туда, когда ещё вкладывала деньги в маггловские автомобили и часто бывала в деревне по разным причинам. Теперь у нее не было машины или маггловского авто. Только подъездная дорога, ведущая по извилистой дороге, которую никто никогда не посетит.

Она жила в доме, настолько скрытом, что о нем никто никогда не слышал, не говоря уже о том, чтобы его видели. Ни одна почта никогда не доставлялась сама по себе, ни одна птица не гнездилась на ее дымоходе. Совы долго добирались сюда, часто уступая опасным орлам, летавшим на термиках между каждым горным хребтом. Дворец изоляции, одинокий дом печально известной Крины Димитриу.

Здесь было красиво и тихо. Место, которым Том восхищался бы и которое полностью оценил бы, если бы не обстоятельства, из-за которых он тут оказался. Его кололи зельями – как свинью. Ему не нужны были жалость и извинения Крины, он просто хотел избавиться от этой мерзкой гнили.

– Это объясняет твое снижение производительности, – объяснила Крина. Ее чаи были сделаны из цветов и трав, необычных для Британии. Они был сладкими и ароматными, щекочущим горло и нос. – Твое упрямое стремление к уединению скрывало эту болезнь, пока она не развилась до такой степени.

Том усмехнулся, потягивая чай.

– А ты бы поступила иначе?

– Нет, – со вздохом призналась Крина. Она подвинула к нему стопку бумаг, скрепленных воском и тонкой кожей. – Я не уверена, как тебя будут оценивать. Ты можешь сдать экзамены, а затем подать заявку на пересдачу позже. По закону, я не могу задержать это.

– Все в порядке, – сказал Том. Он почти не думал о своих экзаменах – СОВ не обезательны, только их международный эквивалент. Он прекрасно справится.

Крина была одновременно и проктором, и медицинским техником. Подкованная в введенияи лекарств и зелий, видимо имев практику в определенной области. Том не задавал вопросов и не вмешивался, когда она стерилизовала его руку и втыкала иглу в сосуд. Он покорно писал левой рукой, помня о медленно втекающем зелье в сгибе правого локтя. Как по маслу, на следующий день он поочередно возобновлял свою подготовку к экзаменам с лекарствами, просачивающимися уже через левую конечность. Несколько дней назад она спросила его, где он заразился этой болезнью. Она спрашивала так тихо, как только могла, мягко и деликатно, как друг. Том отказался отвечать, и она больше не давила на него.

Были часы, когда Том просыпался от созерцания и чувствовал, как воспоминания давят на его мысли. Щебетание птиц снаружи доносилось сквозьтуман, слова Крины были не более реальны, чем шумный обмен воздухом в его легких. Конечно, это было временно, но существовало постоянно. Как бы долго он ни ждал и как бы хорошо он себя ни чувствовал, он всегда возвращался к исходной точке.

– Твои оценки проходят, – извинилась Крина, когда в костре затрещали дубовые дрова. Она перебирала пачки бумаги с синими чернильными рунами по краям для предотвращения жульничества. – Для любого другого эти результаты вполне адекватны.

– Только не для меня, – сказал Том. Крина перевернула верхнюю пачку, показывая ранжирование и суммирование баллов и процентов. Проходят, но только только. Оскорбление его гордости и интеллекта.

– Ты сможешь пересдать их позже, – сказала Крина. – Я планирую следующие шаги – как для будущих поступлений в высшие учебные заведения, так и для повторных экзаменов. Как только ты поправишься, а ты поправишься, мы это исправим.

Его бедра горели и ныли, кости были в синяках, а головная боль где-то за носом не утихала уже несколько дней. Сифилис. Сифилис.

– Не беспокойся, – спокойно сказал Том. – Я не вернусь в Хогвартс.

Крина с любопытством наклонила голову. Она отложила бумаги в сторону и заперла их в специальном контейнере, защищенном от взлома, который ей предстояло отправить. Достав вязанье с мотком темной пряжи, она принялась стучать спицами, пребывая в безмолвном любопытстве.

– У меня нет никаких причин возвращаться, – объяснил Том. – Нет… Дамблдор никогда не позволит мне получить дальнейшее образование.

– Не позволит, – согласилась Крина. Перебирая петлю на пальцах, они танцевали и дергали, пока ее спицы цеплялись за каждую нить, превращая их в новую петлю. Ее спицы щелкали и танцевали, успокаивающее постукивая, и этот стук отдавался в грудной клетке Тома. – Для меня будет честью разослать твои документы в другие учреждения. Конечно, у тебя есть несколько очевидных вариантов. Академия Шармбатона примет тебя это из-за нашего географического положения в Альпах. Институт Дурмстранга будет в тебе очень заинтересован. Если ты предпочитаешь покинуть Европу, я могу связаться с Колдовсторцем в России.

Том постучал по краю кресла, взгляд его скользнул к голове кабана и мечом, торчащим из его морды.

– Ты училась в Дурмстранге.

– Да, – ответила Крина с легкой улыбкой. – Наша униформа включала меховой плащ – первое влияние на мой…своеобразный вкус.

Том успокоил свое дыхание и тон голоса.

– Я полагал, что Дурмстранг специализируется на темной магии. Геллерт Гриндевальд учился там.

Крина неопределенно хмыкнула.

– Это верно, но репутация школы немного искажена другими. В ваше время, я полагаю, пропаганда и изменение образа Гриндевальда повлияли на саму школу. Дурмстранг был основан для того, чтобы специализироваться на высокоэмоциональном магическом движении Штурма и Дранга. Перевод этого значит… Буря и порыв, основополагающему образовательному толчку школы к изменению эмоциональных конструкций с помощью рациональности.

– Темная магия, – спокойно перевел Том. – Школа была создана для эмоционально управляемых личностей, которые специализировались бы последовательными намерениями.

Более безопасная перспектива. Зачем учить ученика, который поддался импульсам магии, которые реагируют инстинктивно? Неустойчивый эмоциональный ученик может причинить вред другим, специализируясь на магии, которая реагирует как таковая.

– Мне нравились школьные годы, – объяснила Крина без всяких эмоций. – Они были образованными и приветливыми.

– В детстве ты была слишком эмоциональна?

Спицы Крины замерли, затем возобновили движения.

– Объективно. Предыдущий директор, Каркаров, был отстранен от должности прошлым летом. Замена – моя знакомая, связаться с ней будет нетрудно.

Том больше ничего не сказал. Спицы Крины щелкали с повторяющемся затишьем, как часы на каминной полке, отсчитывающие время до полуночи.

***

Несмотря на следственный запрос Крины Димитриу, Нурменгард все еще находился под ее контролем. Ее профессия и ежедневные обязанности не изменились с появлением Тома в ее доме.

Она уходила рано утром, когда солнце поднималось над маггловским Филлахом и заглядывало в окна. Бархатные и шелковые драпировки отбрасывали на пол ленивые тени, окрашивая персидские ковры новыми оттенками.

Том Риддл предоставил Крине уединение на всю неделю, а затем поддался скуке.

Библиотека пролила свет на внутреннюю работу Крины. Систематический каталог и расположение книг в уникальном реестре Том не смог идентифицировать. Темы, не имеющие, казалось бы, никакого отношения друг к другу, лежали рядышком. Маггловские истории переплетались с магическими знаниями. Шелковая закладка, глядящая на него с последних страниц автобиографии. Том растерялся.

– Ты писатель, – прошептал Том себе под нос. Кончики его пальцев скользили по холсту, коже и картону. – Ты прячешь свои секреты в переплетах и чернилах.

– От тебя разит сожалением, – подумал Том. – Эти болезненные воспоминания-книги, оставленные на полках собирать пыль. Ты напоминаешь себе о своих неудачах и ужасных поступках. Ты пишешь их на этих чистых страницах.

Том остановился и еще раз оглядел комнату. Он остро осознал проблему, ошибку своего подхода.

– Ты страдаешь от своих воспоминаний, – хрипло прошептал Том. – Ты крепко сжимаешь их, позволяя им врезаться в твою кожу.

Том резко повернулся на каблуках и вышел из комнаты, обдумывая новое направление. Крина Димитриу не стала бы хранить свои секреты в библиотеке, даже в таком изолированном доме, как этот. Она будет держать их рядом, задыхаясь от горя, сожаления и внутреннего вкуса наслаждения. Женщина, которая пила вино, потому что ее мысли преследовали ее.

Спальня Крины Димитриу выглядела точно так же, как Том спроектировал бы свою. Толстая кровать с кучей одеял. Голые стены и шкафы, чтобы организовать и спрятать вещи с глаз долой. Полка, вдавленная в стену, была заполнена трофеями, жетонами и книгами. Рукопись, первая публикация рассказа, который Том не узнал. Кожаная книга румынского фольклора. Шкатулка для драгоценностей, вырезанная из черного дерева.

Том проигнорировал все остальное в комнате и направился прямо к полке, параллельной кровати. Он сел на матрас, опустив глаза на нижнюю полку, где под пылью лежали невзрачные безымянные книги и украшения. Болезненные воспоминания – это то же самое, что кошмары; они исчезают, как только ты просыпаешься, но в серой области сознания сам вид книг превращал чувство вины в стыд.

Том смахнул пыль и вытащил самую маленькую книгу самого низкого качества. Льняная и хлопчатобумажная маггловская бумага. Он пролистал неуклюжий почерк, нацарапанный шариковой ручкой и нахмурился, глядя на фотографии, застрявшие в страницах. Идеально квадратные картинки с текстурой химикатов. Компания, которую Том не узнал, и улыбающиеся лица девушек.

Он определил Крину по ее лицу, по застенчивой улыбке, которая делала ее молодое лицо неприятным. Ее длинные волосы были заплетены в косу и убраны под меховую шапку. Униформа Дурмстранга на маггловской фотографие размером не больше ломтя хлеба.

– Это ее дневник, – сообразил Том. Ни дневника, ни журнала, заполненного мыслями, ни детских страданий о безымянной влюбленности. На каждой странице были чернильные пятна и карандашные кляксы, орфографические ошибки и простые вопросы. Неверные подробные шаги для заклинания, письменный вопрос, сравнивающий различия ингредиентов зелья. Нацарапанные названия книг для чтения – все до ужаса просто.

Крина Димитриу была плохой ученицей. Ничем не примечательной, забывчивой. Ее размышления были ниже ее уровня магического опыта. Ее интеллект действительно проявляся в маленьких отметках, где она выдвинула теорию о чем-то сверх ее возраста, а затем потерпела неудачу при анализе сока болиголова.

Том Риддл нашел еще одну фотографию в конце книги, рядом с высохшим полевым цветком, уже обращающимся в порошок по краям. Том посмотрел на нее, узнав женщину и на этой фотографии, и на той, что была в гостиной. Семья, о которой Крина почти не говорила.

Том выбрал следующую из стопки, всего было три книги. Сделанная из кожи и плотного пергамента, почерк Крины Димитриу был безупречен. Неторопливый и ровный, вперемежку с диаграммами и концепциями, которые Том не мог понять. Слова явно медицинские, но их невозможно перевести только с префиксом и суффиксом понимания. Заметки Крины и личные теории – тщательная паутина наблюдений и фактических доказательств. Том проследил имена контактов в румынском отделе Маггловского Маджика, время и даты операций. Юридические рекомендации, возможные тесты и приложения. Том нашел личный дневник Крины Димитриу о ее первом пациенте.

Если бы не размещение в ее комнате, Том счел бы это памятником ее гордости. Напоминанием о ее достижениях, ее способностях. В книге содержалась тайна, которую ему еще предстояло раскрыть.

Удушение – гендерное преступление, связанное с нефатальным насилием со стороны интимного партнера. Принудительный контроль – доминирование и захват. Патриархальный терроризм (?) интимный терроризм. Принудительное контролирующее насилие; избиение.

Записи продолжались, перемежаясь магической медициной разума и маггловской теорией. Том переворачивал страницы, проводя пальцем по тем местам, где перо Крины давило так сильно, что на бумаге отпечатывались слова.

Коллапс трахеи; жертва умерла в течение одного часа.

Последней книгой на полке Крины была информация, которую он искал. Различные подсказки проскальзовали уже довольно давно, с тех пор как Том знал Крину, он редко видел, как она колдует. Она одевалась в меха и шелка, украшала свой дом богатством, но не волшебством. Там не было тостов, намазанных маслом, как в доме Уизли целую жизнь назад. В коридорах не было метел. Не было никаких защитных чар, чтобы удержать маглов от посещения – только изоляция самой земли. Крина Димитриу, плохая студентка, обратилась к маггловской медицине, потому что она изо всех сил пыталась левитировать перо.

Некоторые направления магии не требовали работы волшебных палочек. Приготовление зелий вращалось вокруг тщательного измерения, подчиняясь линейной прогрессии времени и уникальному взаимодействию ингредиентов. Прлрицание это дар в твоей крови, который всплывает на поверхность в нужном окружении. Травология поглащет солнце и природную энергию и рождает цветы и фрукты.

Третья книга Крины Димитриу украшала себя великолепной россыпью ритуалов. Темная магия проявляется в жертвоприношениях, основанных на намерениях, эмоциональной выгоде и физическом проявлении. Извращенная искаженная мимикрия светлой магии, превращающая понятия во что-то другое. Преображение вещей, которым не суждено существовать естественно.

Почему ритуалы? Почему не что-нибудь другое?

Некоторые волшебники обладают большей природной силой, чем другие. Причина, по которой Крина впервые оказалась очарована Томом, заключалась в его уникальном зачатии и рождении – его повышенном магическом потенциале, в то время как сама Крина Димитриу, очевидно, обладала ничтожным потенциалом. Технология ритуальных орудий и взаимодействие компонентов, очевидная сила, обусловленная ужасающей покорностью, которую демонстрировал пользователь. Ритуалы существовали через отказ от контроля – над самим собой.

– Что-то отдаёшь, – прошептал Том вслух. Он уставился на страницы, исписанные в неистовом безумии, говорящем о замученной молодости. – Что-то получаешь. Все равны по ценности.

Крина с головой ушла в исследования, собирая коллекцию странной и причудливой информации. Компоненты искривленных личных страданий и искаженных личных выгод. Деформированные физические аномалии и неправильно распределенные возможности. Преображение себя и человека было незаконно повсеместно, рассматривалось как бесчеловечное и чудовищно действие. Этому не учили – Том спрашивал Дамблдора несколько десятилетий назад, и уже одно это привело к переходу от уважения к подозрению.

Том пролистал страницы, где почерк стал более упорядоченным. Спокойным, конкретным. Сосредоточение на слиянии концепций и революционных теорий в области магии, избегаемой миром. Изменение самого магического ядра, перепрофилирование и трансформация его, как сшитого на заказ костюма. Рытье траншеи, чтобы перенаправить реку, которую высекла земля. Синтетическая, гротескная насмешка, сделанная из крови, костей и жертвоприношений.

Том знал, что Крина Димитриу пользовалась дурной репутацией из-за своих экспериментов над пациентами. Она отрезала конечности Геллерту Гриндевальду. Она содержала собачьих охранников, рожденных от диких животных. Она приняла Тома в свою жизнь.

– О Мерлин, – прошептал Том. Он закрыл книгу и положил ее на место, чувствуя себя дезориентированным после всего осознания. Женщина обладала ничтожными магическими способностями, поэтому она искалечила себя, превратив в ангела.

***

Когда фрау Димитриу вернулась домой, она переступила порог и встретила Тома с бутылкой вина.

– Ужин? – вежливо осведомился Том, ведя ее на кухню. Он действительно пошел вперед, перебрал ее кладовую и приготовил небольшую порцию жареной птицы. – Как прошел твой день?

– Секретно, – весело сказала Крина. – У тебя хорошее настроение.

– Просто любопытно, – ответил Том.

Он разделал животное отработанными движениями, держа ее разделочный нож немного напряженно. – У меня были вопросы, и я предположил, что еда ослабит твои запреты.

Крина радостно рассмеялась.

– Я высоко ценю твою честность. Бастет, мой сокамерник, передает тебе привет. Похоже, вы уже встречались.

– Мимоходом, – сказал Том. Он откупорил вино и взял один из бокалов Крины, чтобы щедро налить ей. Он не делал никаких движений, чтобы налить и себе.

Они прошли в гостиную, наслаждаясь старинной мебелью. Том слизнул жир с пальцев, помня об отпечатках.

– Почему Бастет заключен в тюрьму?

Крина приподняла бровь и взболтала вино в бокале. Она еще не выпила.

– Это доступная информация. Бастет посадили в тюрьму за нанесение увечий и каннибализм.

– Очаровательно, – сухо заметил Том.

Крина закатила глаза и уточнила:

– Бастет был частным лицом, назначенным опекуном большого поместья в Египте. На него была возложена…божественная обязанность защищать и отражать угрозы, а взамен ему была дарована способность защитить будущие поколения.

Том подумал о мужчине, о его кошачьей застенчивости и мелодичном жестоком повороте его слов.

– Он бессмертен?

– Нет, боже мой, нет, – сказала Крина. – Он благословлен девятью жизнями во время праздника в Бубастисе в эпоху Древнего Египта. Большую часть жизни он дремал в склепе, где были похоронены его подопечные. Магглы открыли гробницы, и Бастет, проснувшись, принялся исследовать их. В настоящее время у него осталось четыре жизни, и он умрет от естественных причин, как только эти жизни закончатся.

Крина отпила глоток вина и застыла. Она еще раз перевернула кубок, вглядываясь в его темные бездонные глубины.

– Это белладонна, – сказала она.

– Да, – тут же согласился Том. – Я нашел его в вашем винном погребе. Интересное времяпрепровождение – регулярно употреблять яд.

Крина поджала губы и поставила бокал на ближайший столик. Она посмотрела на Тома, нахмурившись, а затем медленно кивнула с неохотным вздохом.

– Ты сказал, что хочешь меня о чем-то спросить, – осторожно повторила Крина. – Я сделаю все возможное, чтобы ответить на твои вопросы.

– Замечательно, – сказал Том. – Как ты пьешь яд?

Глаза Крины скользнули по комнате, остановившись на кабане с мечом в морде. Она вздохнула, провела рукой по волосам и распустила аккуратный пучок на затылке. Ее волосы распустились, извиваясь узорами по плечам.

– Когда я была молода, я…стремилась к величию. Я предавалась магии и знаниям, об упоминании которых многие почувствовали бы себя некомфортно.

Взгляд Тома был острым и свирепым.

– Ты была посредствена в магии. Ты и сейчас такая.

– Работе палочкой, – поправила его Крина. – Я не способна к различной работе палочкой. Я пожертвовала этим в пользу другой информации.

Том смотрел на неё, огонь горел в его глазах. Он словно молча спросил: что еще?

– Как ты знаешь, у меня большой опыт в маггловской медицине, – сказала она. – Я решила… Если я не могу творить магию в такой же степени, как мои сверстники, я изучу тело и все, чем мы являемся.

– Ты была слишком жалкой, чтобы стать волшебной целительницей, – сказал он. Рот Тома чуть не скривился в смехе, совершенно ошеломленный осознанием истинной ипостасивеликой и страшной мадам Димитриу. – Ты не смогла бы быть целителем.

– Я не могла, – сказала она. – Я отправилась в мир маглов и начала там свое образование. Я получила степень доктора в философии и в клинической психологии, а также прошла курсы магического образования. Я перешла от тайн тела к тайнам ума.

Том напевал какую-то плоскую мелодию.

– Твоя первая статья была…как давно?

– Примерно пятнадцать лет. Мне было двадцать шесть, когда я выпустила свою первую публикацию. – Крина потянулась, расстегивая длинные сапоги, чтобы положить их на ковер. Ее изысканная шуба была оставлена у двери, и она осталась в удивительно непринужденной рубашке с пуговицами и брюках. – Моя интеграция маггловской психологии и магических искусств разума привела меня к моему успеху.

– Ты уверена в этом? – спросил ее Том. Он встал и прошелся по комнате, разглядывая выставленные коллекции. Картина в рамке с прижатыми бабочками. Плакат и трофеи международных конвенций. – Я полагал, что ты лишила себя магии.

Крина откинула голову назад и рассмеялась.

– Так вот что тебя беспокоит? – спросила она. – Да, Том. Я экспериментировала с модификацией тела, причем довольно широко. Я перенаправила свои магические способности в свой разум, ограничив магию палочки, но увеличив свою ментальную магию. Астральная проекция, ментальное отображение, эмоциональный контроль и когнитивные способности.

Том Риддл остановился, застыв посреди комнаты. Он посмотрел на нее, сбитый с толку и застигнутый врасплох. Он не ожидал ее признания, ее откровенного отказа от последствий сокрушительным разоблачения. Секрет, который разрушит ее карьеру, ее жизнь.

– Я много лет изучала ритуалы, Том, – со знанием дела посочувствовала Крина. – Как, по-твоему, я нашла эту книгу о Крестражах? Если бы не я, ты искал бы, наверное, десять лет, зная лишь полуправду о таких вещах.

– Ты… – удивленно сказал Том. – Ты сделала модификацию тела.

– Конечно, – сказала Крина. – Я пью яд. Хочешь посмотреть?

Крина Димитриу, поудобнее устроившись на диване с подушкой и толстой книгой перед собой, начала расстегивать рубашку. Том отвел глаза, вспомнив о ее возрасте и коже. Крина расстегнула одежду от груди до пупка, обнажив едва заметное черное нижнее белье.

– Посмотри, Том, – сказала она со смехом. – Вот как выглядит отчаяние.

Том посмотрел на нее, вопреки здравому смыслу, и принялся изучать ее кожу. Толстый шрам рассекал торс от грудины до того места, где он спускался под брюки. Уродливая веревка серебристой рубцовой ткани, текстурированная кривыми волнами на ее теле.

– Посмотри на меня, Том, – гордо прошептала она. – Полюбуйся.

Ее пальцы впились в ужасный шрам, зажимая жилистую плоть между ногтями. Она повернула запястье, и узловатые шишки размотались – и Крина Димитриу расстегнула молнию на своей плоти.

Запах ударил сильнее, чем любая пуля. Тихая ударная волна, пахнущая гнилью и разложением. Воняло, как от Темзы во время Блица, как от трупа Василиска, который он сжег дотла. Крина улыбнулась ему, когда ее органы сдвинулись и выплеснулись из вивисекированной грудины, как из перевернутой миски с тушеным мясом. Огромные кишечные трубки и масляно-желтый жир образовывали словно гирлянды из попкорна от одной к другой. Маринованная белая плесень ее печени подмигивала ему сквозь окровавленные ребра. Ее легкие, черные гноящиеся комки, расширялись и сжимались, но не под воздействием биологии. Ее живот свисал, как раздутый круглый мешок.

– Уже не так любопытно? – спросила его Крина. Она схватила ядовитое вино из белладонны и принялась жадно глотать его, словно это был нектар. Том наблюдал, как ее живот раздувается, становясь багровым и жилистым под тяжестью вина. Он едва сдержал рвотный позыв.

– Я знаю, немного грязновато, – извинилась она. Кровь, запекшаяся кровь и другие жидкости уже просочились из ее открытой полости, растекаясь по кушетке и капая на пол, где дразняще свисали ее кишки. – А выгода в том, что теперь я могу выпить все вино в мире.

– Ты гниешь, – прохрипел Том. – Я знаю, что такое трупы и ты – мертва.

– Нет, только мои органы, – поправила Крина. – Я принесла их в жертву, забрав свою магию, чтобы подписывать более лучшие и нужные. Яд меня не убьет, сердце и легкие не пострадают.

– Потому что ты уже мертва.

Крина пренебрежительно махнула рукой. Она случайно размазала кровь по странице лежащей перед ней книги. Воротник ее рубашки слегка приоткрылся, как раз достаточно, чтобы на свету показались передние ноги ее татуировки жука.

– Конкретика не важна. Я часто принимаю ванны, чтобы запах не становился заметным. Ты научил меня курить, но у меня не хватает на это сил.

Ее желудок, о котором шла речь, словно шар, наполненный ядом, раскачивался от ее слов и грозил разорваться. Все вокруг пахло болезнью и гноем. Крина с заплетенными в косу волосами и идеальным макияжем, и сочащимися жидкостью из ее раковины. Жук на ее груди казался более подходящим, чем когда-либо прежде.

– Ты отвратительна, – с благоговением произнес Том. Он сделал шаг вперед, неуверенный в своих движениях. Крина улыбнулась ему, поощряя его приближение. Она убрала книгу с опасной территории, а затем принялась зачерпывать свои внутренности обратно в нужное место.

– Ты сама себя вивисекировала, – сообразил Том. Это имело смысл – ее отличное знание анатомии. Ее не беспокоило смятение из-за беспорядка и болезни.

– Нет никакой внутренней работы тела, которую бы я не исследовала, – легко подтвердила Крина. Что-то прокисшее, как изюмина, вернулось на свое место. Том гадал, что это-яичники или сморщенная почка. – Я узнала все, что есть в человеческой форме, поэтому вместо этого я обратила свой взгляд на разум.

Ее кожа сплелась воедино через переплетение сосудов и кожи. Молния с органическими зубцами, запирающаяся в извивающийся узел выпуклого белого шрама. Крина оставила рубашку расстегнутой – дразнящее напоминание о том, какие ужасы существуют под ее плотью.

Том тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. Его пальцы дергались, паранойя жужжала, как злобные шершни в его венах.

– Ты превратила себя в труп, чтобы исследовать разум?

– Это звучит иррационально, – сказала она. – Я превратила свою жизнь в единую авантюру концепции разума и души. Есть мало вещей, которые были бы мне непонятны.

Том Риддл сказал:

– Потому что твой отец задушил твою мать на твоих глазах, и ты потратила свою жизнь, пытаясь понять почему.

Крина Димитриу застыла. Том тонко улыбнулся и уточнил:

– Твой первый пациент, Дэвид. Он был магглом, а твоя мать Мария – ведьмой. По неизвестным причинам, когда тебе было одиннадцать, твой отец убил твою мать и позволил посадить себя в тюрьму. Ты закончила свое образование в Дурмстранге, а затем нырнула в маггловскую медицину разума в надежде побеседовать со своим отцом и узнать почему. Как только он пообещал тебе ответ, то повесился в своей камере.

Том почувствовал, как победное ликование вливается в его слова, превращая их в самодовольную, наводящую на размышления интонацию.