355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Nargiz Han » Останови моё безумие (СИ) » Текст книги (страница 7)
Останови моё безумие (СИ)
  • Текст добавлен: 12 мая 2017, 09:30

Текст книги "Останови моё безумие (СИ)"


Автор книги: Nargiz Han



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

– Единственное, что мы можем сделать – это ждать новостей от Павла Дмитриевича, – сделал я вполне очевидный и пока не утешительный вывод из слов Макса, я начал массировать виски, не в силах избавиться от ощущения, что с меня снимают скальп, хотя и под наркозом. – Спасибо Макс, ты свободен, – отпустил я парня, расслабляясь в кресле. Он ничего не ответил мне, как-то бесшумно покинув мой кабинет. В голове царил полный беспорядок, требующий генеральной уборки, но если в моей личной жизни, связанной с моим неадекватным поведением, проблемы, это не значит, что я должен заниматься самокопанием на рабочем месте, на котором к слову, дела обстоят не лучше. С закрытыми глазами нажал на кнопку вызова секретарши, через секунду в дверях появилась девушка, я не поднимая век, но чувствуя присутствие девушки, постоянно меняющимся за сегодняшний день голосом прохрипел свою просьбу:

– Настя, принеси аспирин и минеральной воды, пожалуйста.

– Одну минуту Владислав Сергеевич. – И правда через минуту, Настя вернулась с таблеткой и стаканом холодной минералки. Девушка и впрямь, думает, что у начальника похмелье, а впрочем, пусть думает, когда меня волновало мнение моих подчинённых.

– Можешь идти, – сухо и безэмоционально, никакой благодарности.

Настя, в отличие от Макса ушла не так тихо, звонко оглашая своё приближение к рабочему месту постукиванием каблуков. Я принял таблетку и несколько долгих минут ожидал её действия, но длительное бездействие, как правило, только усугубляет упаднический настрой, поэтому превозмогая боль, которая, я надеялся, в скором времени всё-таки меня покинет, принялся за изучение новых контрактов, которые находились под угрозой, если всплывёт вся эта история с некомпетентностью моей фирмы.

Кипы бумаг, без всякого значения просматриваются и отбрасываются в сторону, не могу сосредоточить внимание на делах, и в таком бредовом состоянии в мозге проскальзывает гениальная мысль, не успевающая оформиться в полноценную идею, прерываясь настойчивым телефонным звонком моего мобильного. В первые секунды возникает желание проигнорировать нарушителя моих размышлений, но боль в голове, ненадолго затихшая резко отдаёт спазмом, будто подталкивая ответить на звонок и я отвечаю, чтобы в следующую секунду сойти с ума.

– Влаад…. Мне плохо… Приезжааай… – и всё. Три слова, сказавшие обо всём, последовало разъединение, а телефон выпал из моих трясущихся рук. Я был бессилен, за сотни километров от Миры, я не мог помочь моей девочке, меня не было рядом. Не соображая о дальнейших действиях, как ошпаренный срываюсь со своего места и мчусь прочь из офиса, я обязан успеть, у меня нет права на ошибку. Не помню, как оказываюсь в своей машине, лихорадочно набирая номер скорой помощи, глупый номер остаётся занятым следующие два набора, но на третий звонок, мне всё-таки отвечают.

– Алоо, скорая?! У моей сестры сердечный приступ. Прошу вас выезжайте немедленно. Посёлок «Динария», четвёртый коттедж. Калнышева Мирослава Сергеевна. – Не давая вставить и слова оператору, быстро проговариваю адрес, обрисовывая ситуацию. У меня нет другого выхода, я нахожусь слишком далеко, в, почти неадекватном состоянии, веду автомобиль с нарастающим страхом – не успеть.

– В каком состоянии пострадавшая? – задаёт самый глупый вопрос женщина с противно-спокойным голосом. Я ничего лучше не мог придумать мне нужно было взять себя в руки и не закричать на, ни в чём не повинную, женщину.

– Простите, – по слогам процедил я слова сквозь плотно сжатые зубы. – Я нахожусь в дороге, сестра позвонила мне и сказала, что у неё начался приступ, у неё врождённый порок сердца, недавно у неё уже был приступ, тогда, она теряла сознание, в каком она состоянии сейчас, я не в курсе, – последнюю часть своего рассказа не сдержавшись, я высказал более грубо. Видимо женщина поняла моё состояние, потому что никак не отреагировала на моё поведение.

– Хорошо. Бригада через пятнадцать минут будет на месте. Там есть, кому открыть дверь? – задаёт она очевидный вопрос, на который у меня нет ответа. А вдруг? – с ужасом представляю, что Мира снова потеряла сознание и не реагирует на окружающий мир.

– Попросите охрану выбить дверь, пожалуйста, – умоляю я.

– Хорошо, – коротко и не возражая мне, отвечает женщина, перед тем как разъединится.

Дальше всё происходило на автомате, на сильно замедленном автомате, пробок, слава Богу, не было, но дорога от этого факта не стала ближе, я всё равно двигался сумасшедше медленно, всё равно не успевал. Наплевав на все существующие и не существующие правила дорожного движения, я мчался, казалось бы со скоростью света, но мне всё равно казалось, что я не еду, а плетусь, плетусь невыносимо медленно, чтобы добраться, наконец, до чёртова дома.

Дорога, которая не желала кончаться, этот мокрый слякотный асфальт, местами заледенелый и скользкий, затрудняющий движение и тенящий новые препятствия на моём пути, бесконечно раздражал и вынуждал меня выражаться не самыми приятными словами. Я оскорблял всех и вся, громко и чётко, не потому что желал быть услышанным, а потому что не мог стерпеть боль, разрывающую меня изнутри и требующую выхода наружу. Я не давал отчёт времени, было важно только одно – быть дома, оказаться рядом с Мирой. Только эта мысль заставляла мои руки мёртвой хваткой вцепляться в руль и сохранять управление автомобилем…

Ворота были раскрыты, во дворе стояла машина скорой помощи с включенной цветомузыкой мигалки, которая, странным образом, приковывала мой взгляд на те секунды, что ушли у меня, чтобы выйти из машины и ватными ногами направиться в дом мимо этой непомерно огромной машины. Почему-то теперь, когда я был совсем близко, ноги и разум отчаянно сопротивлялись моим инстинктам скорее оказаться внутри, и мои шаги были совсем несмелыми, даже какими-то детскими. Оставляя позади распахнутую входную дверь, я оказался в коридоре собственного дома и до меня начали доноситься приглушённые голоса, прорываясь через моё затуманенное сознание, их было слышно как из закрытого пространства. Но именно эти голоса вернули меня в реальность, мои ноги снова стали моими, а разум набатом твердил – МИРА! Я как угорелый ворвался в комнату сестры, подлетая к кровати на коленях, я уткнулся в живот сестры, не сдержав радости от облегчения – она была в сознании. Её слабая рука зарылась в мои волосы, мягко пропуская их через свои пальцы, слабые движения, полные немой нежности, и такой же слабый шёпот:

– Ты пришёл? – это был не вопрос, а утверждение, в котором проскальзывала … радость?

Подняв голову, чтобы посмотреть на сестру, я только сейчас заметил что на изгибе локтя у Миры вставлена капельница, я поднял глаза выше и заметил посторонних людей, также присутствовавших в комнате, я не заметил их в первый момент, да я ничего бы не заметил – МИРА, только МИРА и никого больше. Нужно было встать, и я встал, ноги снова были чужими, но теперь мне некуда было идти, я понял взгляд мужчины, очевидно врача, неотрывно следящего за мной и не проронившего, ни слова с момента моего появления. Мы прошли в гостиную для разговора наедине, и седовласый мужчина, примерно одного с моим отцом возраста, принялся расписывать клиническую картину заболевания моей сестры, на полуслове обрывая во мне задатки накопившихся несчетного количества вопросов.

– У вашей девушки серьёзный порок сердца с осложнениями на миокард, ЭКГ показывает посторонний шум, подозрение на развивающуюся брадикардию, но конкретного ничего сказать нельзя, нужно провести более детальное обследование сердца. Без дополнительных анализов и исследований, сказать трудно, но у вашей девушки наблюдается явное обострение, безусловно, нужно поставить в известность лечащего врача, – он замолк, продолжая буравить меня своим взглядом из-под густо растущих бровей. А я ошарашено смотрел на врача, осмысливая выданную мне информацию, большая часть которой, осталась не воспринятой моим мозгом, но самое главное, в моей голове застряла только одна фраза: «У вашей девушки…», и почему я не исправил Сазонова Михаила Юрьевича, так гласил бэйджик на его халате, в самом начале.

– Мира – моя сестра, – стараясь выглядеть как можно спокойным, всё же внёс поправку в рассуждения доктора, он выглядел озадаченным, а я испугался, «неужели так явственно видно, что я чувствую к собственной сестре?». – Эта девушка – моя сестра, – повторил я, и Михаил Юрьевич усиленно закивал головой, давая понять, что он понял меня.

– Приступ вашей сестры мы купировали, но она отказывается ехать в больницу, мы не можем настаивать на этом, но я рекомендую вам не затягивать с госпитализацией, и начать лечение как можно раньше. Тем более на фоне болезни у неё проявляется железодефицитная анемия. И по возможности не оставляйте её одну, это не безопасно. – Теперь усиленно кивал я, всё понимал, и страждущие по моему окаменевшему телу щупальца страха подбирались всё ближе к горлу, захватывая его в сжимающееся кольцо, рука неосознанно потянулась к шее, нервно растирая кожу на ней до появления красных пятен.

– Доктор, я всё понимаю, и поговорю с ней, но вряд ли сестра согласится поехать в больницу с вами, поэтому думаю, я сам отвезу её в клинику. – Михаил Юрьевич снова одобрительно закивал, после чего мы вернулись в спальню. Там я успел поближе рассмотреть остальных медицинских работников, которых сейчас был готов боготворить, они сегодня спасли мою девочку, когда меня не было рядом. Женщина, средних лет с хорошо прокрашенными волосами, брюнетка, сидела на стуле рядом с кроватью и снимала капельницу с руки Миры, вероятно медсестра, и совсем ещё молодой парень, скорее всего аспирант, он, молча, стоял в стороне, но с улыбкой смотрел на Миру и она улыбалась ему в ответ. Парень явно пытался подбодрить мою сестру, но в моей груди что-то резко кольнуло от её улыбки, адресованной не мне, а чужому, постороннему мужчине.

– Ты не соврала, когда сказала, что не боишься уколов, – заговорил парень в белом халате, ещё шире растягивая свои губы в улыбке. Сестра, повернула голову на бок в его сторону, продолжая улыбаться парню и загибая, освобождённую от страшной иголки руку в локте, а моё сердце продолжало получать свои уколы.

– Мирослава, действительно очень славная, – включилась в разговор женщина, если я правильно успел прочитать имя на её бэйджике, то её звали Медведева Анна Леонидовна, и она тоже улыбалась Мире. Посмотрев в сторону от себя, заметил, что седой мужчина, врач нехилой квалификации, судя по тому, как он доходчиво объяснил мне вырисовывающуюся картину болезни сестры, тоже обнажил свои зубы в доброй отеческой улыбке. Ко мне как-то быстро пришло осознание, что они все тепло к ней относятся, искренне по-доброму, потому что на Миру нельзя смотреть как-то иначе, она чистый человечек, который даже в таком состоянии остаётся светлым ангелом.

Но глаза сестрёнки погрустнели от массовых улыбок, посылаемых, незнакомыми людьми, казалось, она увидела что-то, что недопонимали все мы, и только заметив меня, несмело застрявшего в дверном проёме, она вновь заулыбалась. Это было приятно.

– Ну, тогда мы можем оставить тебя на попечение твоего брата, взяв с тебя обещание, обязательно показаться врачу. – Мира безропотно замахала головой, выражая согласие, а затем снова обратила свой взгляд в мою сторону.

– Ты, в самом деле, чувствуешь себя лучше? – действительно обеспокоенно задал вопрос этот молоденький ординатор.

– Да, намного. И обещаю, что не буду затягивать с визитом к врачу, не позднее завтра. – Я видел, что её улыбка, на этот раз, была искусственной, вымученной, ненастоящей, и отчётливо понимал, что лимит её гостеприимства для людей в белых халатах, исчерпан.

– Я провожу вас, – поторопил их, останавливая взгляд на Кирилле, парень похоже не собирался уходить так скоро, поэтому мне пришлось занять место за его спиной, почти нависая, чтобы продвинуть того к выходу. Он на целую голову был ниже меня, скорее я был слишком высоким, а парень был нормальным, но это не помешало ему обернуться несколько раз через моё плечо, чтобы в последний раз посмотреть на лежавшую в кровати девушку, уже прикрывшую глаза от усталости.

– Пока, – воскликнул этот наглец у самой двери, Мира распахнула глаза на мгновение и слабо улыбнулась, её голос прозвучал тихо, – «Пока», – но парень услышал и расплылся в широкой победной усмешке, отчего-то направленной в мою сторону. Я сцепил руки в кулаки и со скрипом сжал зубы, чтобы не избить нахала прямо здесь, благо он быстро отвёл от меня свои противные зелёные глаза, несомненно, пользующиеся особой популярностью у девушек, и я сдержался.

Избавившись и от Кирилла и от остальных врачей, я вздохнул с неимоверным облегчением, наплевав на автомобиль, оставленный мной и всё ещё находящийся во дворе, в бешеной спешке придти к Мире. Я вернулся к сестре, одиноко лежащей на кровати с прикрытыми веками, такой хрупкой и беззащитной. Не желая тревожить сон задремавшего ангела, я попытался ретироваться к двери, создавая как можно меньше шума, но тонкий голосок сестры остановил меня:

– Я сдержу обещание, и завтра мы поедем в клинику, – я вернулся к кровати, Мира не открыла глаз, но и прогонять не стала, поэтому осмелев, я присел на краешек кровати в ожидании продолжения её речи. Удивительная тишина повисла в воздухе, сестрёнка не спешила нарушать молчание, казалось, ее, совершенно не напрягало моё безмолвное присутствие, в то время как я, из последних сдерживал себя, чтобы не прикоснуться к ней. Она была неподвижна, а слабое дыхание выдавала лишь слегка вздымающаяся грудь, не знаю, сколько времени я наблюдал так за ней, соблюдая установленные Мирой правила игры, но и в этот раз она заговорила сама.

– Ты жалеешь меня? – я ждал от неё вопроса, но определённо не того, что услышал. Мира не открыла глаза, но повторила свой вопрос ещё раз:

– Ты жалеешь меня, … такую? – я всё ещё молчал, не в силах понять какого ответа она ждёт от меня, не так, какой ответ ей будет приятен, все мои метания прорисовывались на моём смятенном лице. – Молчишь? – едко продолжала она с болезненной усмешкой, пристально всматриваясь в моё растерянное лицо, – А они все жалеют. Все эти врачи, мама с папой, даже Лизка, – снова эта усмешка, – улыбаются и жалеют. – Мира прикрыла глаза, будто и вовсе со мной не разговаривала.

– Уйди…, хочу отдохнуть, – я, молча, встал и направился к двери, и почти скрылся за ней, когда услышал её напутствие:

– Не жалеешь, – вздох, – я знаю, – и я вышел, тихонечко прикрыв дверь.

Вечером, когда Лиза вернулась с работы, я сам рассказал ей о приступе Миры, но её порыв немедленно навестить отдыхающую сестру пресёк на корню, ни к чему Мире поучения Лизки в таком состоянии. Сестру я заверил, что обязательно поставлю в известность родителей, но только завтра, после того как Мира пройдёт полное обследование, чтобы не расстраивать их раньше времени. Лиза наколдовала куриный бульон по моей просьбе, уверен, что Мира сегодня опять не позаботилась о своём обеде. Поэтому переодевшись, приняв душ и проводя ужин с сестрой в полном и гнетущем молчании, которое никто не собирался нарушать, предупредив Лизу, что отнесу Мире бульон, оставил сестру на кухне, в неестественном для неё положении потерянного родственника.

Мира спала. Она выглядела беззащитной и по-настоящему больной, бледное лицо, редкое дыхание, тёмные круги под глазами, даже во сне нервно сомкнутые губы, но она была права, когда уверенно заявила, что я не жалею её, до сих пор не могу понять с обидой это было сказано или с облегчением. Но я не испытывал к ней этого противного для меня чувства, слишком долгое время мне пришлось терпеть откровенно-жалостливые глаза в свою сторону, поэтому впредь это чувство во мне вызывает отторжение. Нельзя жалеть бесконечно дорогого тебе человека, этим ты безаппеляционно отправляешь его на ступень ниже себя, признаёшь его слабость. Я просто не мог жалеть Миру, хотя сердце разрывалось от несправедливости этого мира, и того, кто, по мнению верующих, сотворил его, я горевал о своей беспомощности помочь любимой… сестрёнке, но, ни в коем случае, не опускался до жалости.

– Оставь это, и уйди, – я не заметил за своими раздумьями, как Мира открыла глаза и, приподнявшись в постели, одаривает меня грозным взглядом, но не стал перечить, даже не пытался ответить, или заговорить, только вздрогнул от её холодного тона, от которого успел отвыкнуть за последние недели. Поднос с принесённой едой поставил на тумбочку и вышел, холод, заползший под кожу, плавно растекся по всему телу и теперь меня бил озноб.

Не задерживаясь в пустой гостиной, как впрочем, и в кухне – Лиза благополучно справилась со всеми делами одна, я ушёл наверх, всё-таки заглядывая к сестре в комнату и желая спокойной ночи. Не давая себе погрузиться в печальные мысли и в причины, по которым меня знобит, я включил ноутбук, достал из закромов доселе ненавистный телефон, без всякого желания, но зато с твёрдым намерением переключиться на работу. Несколько пропущенных звонков от Павла Дмитриевича и от вице-президента моей компании почти успешно справились с этой задачей.

– Павел Дмитриевич? – позвонил сначала адвокату, с надеждой на хорошие новости.

– Владислав Сергеевич, добрый вечер, – послышался тревожный голос на той стороне, что отбросило мысли о хороших новостях в дальний угол сознания.

– Я вас внимательно слушаю, Павел Дмитриевич, – погружаясь в кресло, устало выдохнул.

– Владислав Сергеевич, как вы успели заметить, ничего обнадёживающего сообщить вам я не могу, разрешить эту ситуацию законным способом нам не удастся, – он выдержал паузу, – но у меня к вам есть стоящее предложение, которое представляется мне единственно разумным решением в сложившихся обстоятельствах. – В его словах не чувствовалось подвоха, да и какой может быть в этом подвох, я знал какого человека принимаю на работу, тогда мне казалось это веским аргументом в пользу адвоката, а сейчас, сейчас мне кажется, что я не ошибся.

– Как я уже говорил вам ранее, Павел Дмитриевич, я полностью доверяю вам в решении данной проблемы, так некстати, возникшей в нашей фирме. И, к сожалению, должен предупредить вас, что обговаривать детали вам придётся с Максимом – моим заместителем, несколько дней я не смогу присутствовать в офисе, по непредвиденным семейным обстоятельствам, но могу вас уверить, что вы можете положиться на моего вице-президента. Если это избавит всех нас от нежелательной головной боли, то карты вам в руки Павел Дмитриевич, – даже на мой лояльный взгляд на методы адвоката, я согласился слишком быстро.

– Владислав Сергеевич, не могу пообещать заблаговременно, но проблема решаема, – я понял, что большее услышать мне не удастся, поэтому не счёл нужным продолжать разговор.

– Я сам поставлю в известность Максима Валерьяновича относительно ваших полномочий в конкретном вопросе, он будет уведомлять меня о течении дел, но я надеюсь, что вы, Павел Дмитриевич, сообщите об удачном исходе процесса лично. – Безусловно, он прекрасно понимал, о чём я говорю, необязательно было Максу знать о нескромных талантах юриста престижной компании, что означало, всю отчётность Павел Дмитриевич будет держать исключительно передо мной.

– Конечно–конечно, – быстро согласился мужчина, со схожим со мной желанием скорее распрощаться. Разговор был окончен, дело почти улажено, если у адвоката есть идея, то это без малого победа. Осталось позвонить Максу и предупредить, что меня не будет на фирме несколько дней, я не могу оставить Миру, даже если это будет грозить мне банкротством, знаю, что идиот, влюблённый идиот-извращенец, но это не отменяет факта, что Мира моя сестра и самое важное, что есть у меня в жизни.

Комментарий к Глава 12 Критикуйте меня, сегодня я добрая, потерплю)))))

====== Глава 13 ======

МИРА.

Не помню, как свет медленно покидал меня, не помню, как темнота желанно приняла в свои объятия, в затуманенном сознании мелькала мысль, что я снова на грани и сейчас, тьма поглотит меня. А мороз, стремительно врывающийся в раскрытые окна ничего не значит, я не чувствую его, тело объято огнём и я теряю сознание, но неимоверными усилиями нажимаю на быстрый набор в телефоне, с теплящейся надеждой на спасение, прежде чем полностью отдаться во власть мрака.

Не помню, кто ответил мне, что говорила я, тоже не помню, упала или съехала со стула, но очнулась я на своей кровати, окна закрыты, меня ощупывает какой-то посторонний мужчина в белом халате – врач, проскальзывает мысль, и я отворачиваю голову с привычной неприязнью во взгляде. Избавление не приходит, по другую сторону находится ещё один спаситель в белом одеянии – женщина, вероятно медсестра или фельдшер, они замечают, что я пришла в себя, и спешат узнать причину моего обморока, перед тем как начать тыкать в меня иголками и вливать всякую гадость. Конечно же, они сделают электрокардиограмму, сколько же раз за свою жизнь я проходила эту безболезненную, но столь ненавистную процедуру. К моменту, как в комнате послышался человеческий голос, всё-таки мужчина – врач решился заговорить со мной первым, моё раздражение выросло, растормошив сознание и проясняя зрение.

– Девочка, вот ты и проснулась, – очень мягко заговорил врач, несомненно, я годилась ему в дочери, и на вид он был довольно добродушный, а я на него так взъелась, – как себя чувствуешь? – продолжал он с доброй улыбкой, совсем не торопя меня с ответом. За мою немаленькую историю болезни я повидала много всяких «докторов» и ВРАЧЕЙ, поэтому этот дяденька мне даже начал нравиться.

– Спасибо, я в порядке, – ответила врачу, делая лицо попроще. Я знала, что мой вид говорит об обратном, но ведь они должны были признать то, что я пришла в сознание – прогресс.

– Дорогая, может, ты нам расскажешь, что с тобой случилось? – это уже заговорила женщина, я повернулась к ней и только теперь заметила, что с ними был ещё и молодой паренёк, аспирант, скорее всего. У всех у них были бэйджи с именами, но в глазах ещё не настолько прояснилось, чтобы попытаться прочитать их, да и не собиралась я утруждать себя.

– Ничего особенного, я просто потеряла сознание, когда сердце зашалило, – сущую правду ответила я.

– И часто с тобой такое случается? – включился в игру «задай вопрос больному» милый паренёк.

– С четырёх лет часто, до этого я просто себя не помню, – продолжала я глаголить правду своим спасителям. Тем временем, женщина прикрепила к моим лодыжкам и запястьям липкие приспособления, чтобы сделать электрокардиограмму, я не сопротивлялась, а смысл, скорая уже приехала, значит, родители и так скоро будут в курсе, так что шокирую я или нет этих интеллигентных людей, мне безразлично.

Реакцию на моё правдивое заявление я предугадала, парень обомлел, он же не привык сталкиваться с такими «больными» больными, а вот женщина и добрый дядечка лишь одновременно помотали головами с абсолютно отрешёнными выражениями лиц.

А вот сейчас их лица тоже вытянулись, ожидаемо, моя кардиограмма ещё никого не оставляла равнодушным, они даже могут грешным делом подумать что их аппарат сломан, но конечно же ошибки нет, ну и что если мой кардиорисунок говорит, что сердце больной принадлежит семидесятилетней старухе, и с таким живут, я и живу. Не обращая внимания на мой издевательский вид и недоумённый взгляд паренька, да, видно парень не получит золотой медали, «взрослые врачи» тщательно изучали замысловатые крючки на миллиметровой бумаге, временами затемнённые, местами оборвавшиеся. Чувствую, сейчас они посовещаются и примут решение провести повторную диагностику.

– Не надо, – предупреждая их действия, сообщаю свой вердикт, – всё правильно. – Три пары глаз уставились на беспомощную меня, лежащую беззащитно в кровати в роли больной. – Вижу, за полгода ничего особо не поменялось, – продолжаю проявлять свою врачебную компетентность, что скоро должно подействовать на медицинских работников, и они начнут раздражаться и сокрушаться на несносную девчонку с вздорным характером.

– Простите, – это взыграла во мне совесть, напоминая в очередной раз, что эти «врачи» ничего плохого мне пока не сделали. – Всё действительно в порядке, просто после приступа моя кардиограмма всегда выходит не очень, поэтому не надо ничего переделывать, к тому же, я принимала, сегодня таблетки, возможно, это тоже повлияло. – Как обычно они закивали, молча, соглашаясь с моим глупым предположением, а что им ещё делать, меня надо лечить – это однозначно, а они не обязаны этим заниматься, они привели меня в чувство, поставили капельницу, теперь соберутся госпитализировать, я не позволю, они поохают да и уедут на очередной вызов. Спасибо им конечно, но такое случалось со мной множество количество раз, всех не упомнишь и не возблагодаришь, поэтому не стоит заострять внимание на проходящих персонажах моих будничных дней, нужно запастись памятью для меня по-настоящему важных людях.

– Кого надо предупредить о том, что тебя забрали в больницу? – признаться ожидаемый вопрос.

– Никого, сейчас приедет Влад, – я почему-то в этом не сомневалась и звонила я, в последний раз, кажется ему, хотя и не была в этом абсолютно уверена. Медицинский персонал снова замолк, посчитав, что будет обсуждать мою госпитализацию с моим братом, но я не собиралась отправляться в клинику на машине скорой помощи, бесчестно, но уверена, что Влад не будет мне перечить.

На короткое время в комнате повисла умиротворяющая меня тишина, которая однозначно была угнетающей для моих спасателей, благо после моих слов не прошло слишком много времени, как появился мой брат. Ожидаемо, но всё-таки сердце пропустило удар от его бурной реакции на моё горизонтальное положение в кровати, и я знала, что это не потому, что мой кровеносный мотор не справляется со своими прямыми обязанностями, просто меня действительно сильно обрадовало, что он смог придти. Теперь я не чувствовала себя настолько одинокой.

– Ты пришёл, – само собой вырвалось у меня с облегчением, мне было приятно чувствовать его разгорячённое лицо на своём животе, в который он прерывисто дышал, Влад очень спешил, наверное. Это было немного странно, мы не росли вместе, и я ненавидела его со дня узнавания о его существовании, а теперь с каждым уходящим днём, я нуждаюсь в нём всё больше и в такие моменты, как сейчас, эта нужда становится особенно острой.

Он ничего не ответил мне, нехотя поднимая голову, всё ещё не сказав ни слова, только не отрывая от меня своего обеспокоенного взгляда, встал и отправился в другую комнату с врачом. Они не пробыли там долго, но теперь, когда я знала, что Влад пришёл, мне не хотелось, чтобы он был так далеко от меня, казалось, что только брат может заполнить ту пустоту, которая непременно образовалась внутри меня, холод, который жгуче зимнего мороза за окном, рассеется только от его утешающих объятий. Я даже не заметила, что паренёк из скорой пытается со мной разговаривать, отсчитывая время, тянущееся невыносимо медленно. Меня смогла отвлечь медсестра, она стала снимать капельницу, о которой я благополучно успела забыть. Мальчишка снова попытался привлечь моё внимание, нисколько не обидевшись, что до этого я проигнорировала его безобидный порыв.

– Ты не соврала, когда сказала, что не боишься уколов, – искренне порадовался моей храбрости парень, до сих пор не могла разобрать его имени на бэйджике.

– Мирослава, действительно очень славная, – и медсестра после продолжительного молчания подала голос, странно не помню, чтобы называла им своё имя. Чтобы не выглядеть колючкой я улыбнулась в ответ на улыбку парня, замечая, что губы медсестры тоже расползаются в противоположные стороны, привычное, но не до конца осознанное чувство стало пробираться мне под кожу. Отводя взгляд от приторно улыбающихся мне людей, увидела вернувшихся с разговора тет-а-тет, брата и пожилого врача, как и ожидалось, престарелый доктор тоже улыбался мне во всю широту своих дряблых щёк, а неосознанное чувство успело полностью оформиться и получить своё название, нервно покалывая всё тело. Неприязнь, обидно, но я чувствовала к этим людям привычную для меня неприязнь, как ответную реакцию на их жалость, меня раздавливало это чувство жалости, сочащееся из их улыбок. Зачем? Зачем они все это делают? Зачем эти люди, которые видят меня единственный раз, и которые забудут обо мне до конца сегодняшнего дня, пытаются проявить ко мне сочувствие, медленно перетекающее в ненавистное чувство жалости. Одной мысли об этом хватает, чтобы вспомнить идентичные лица моих родителей и сестры, которые мне приходится наблюдать на протяжении всей жизни с того момента, как мне доходчиво объяснили чем же я всё-таки отличаюсь от нормальных детей. Это больно, видеть, как тебя жалеют, бессознательно втаптывая в пучину отчаяния, из которой ты тщетно пытаешься вырваться, но тебе никто не желает помогать, потому, что они все тебя жалеют, с нескончаемым желанием борются за твою телесную жизнь, обрекая душу на мёртвое существование.

– Ну, тогда мы можем оставить тебя на попечение твоего брата, взяв с тебя обещание, обязательно показаться врачу, – вывел меня голос врача из раздумий и я, расслышав его предложение, поспешила многозначительно закивать головой, пока кто-нибудь не передумал и не поменял принятое правильное решение.

– Ты действительно чувствуешь себя лучше? – а теперь любопытство проявляет мой новоявленный знакомый паренёк. Пытаюсь выдавить из себя улыбку, чтобы не показаться грубой, на самом же деле еле сдерживаю раздражённый возглас.

– Да, намного, – беззастенчиво вру и добавляю для пущей убедительности, – и обещаю, что не буду затягивать с визитом к врачу. – Они мне верят, это тоже предсказуемо, а дальше происходит то, чего я ждала очень давно, Влад, по каким-то неведомым мне причинам, сохранявший стойкое молчание и неучастие в разговоре, спасает меня от ненавистного присутствия «людей в белых одеждах».

– Я провожу, – раздаётся его ровный бархатистый голос в моих ушах, и я мысленно благодарю брата за услугу. Напоследок ещё раз раздаётся сиплый голосок мальчишки-аспиранта, парень отчаянно желал со мной попрощаться, я не стала разочаровывать его, всё равно, мы ведь больше никогда не увидимся, поэтому бросила ему безразличное «Пока» вдогонку.

На незначительное время я осталась лежать на угнетающей меня своими размерами большой пустой кровати, совершенно одна. Было время подумать и смирится с собой, но я не делала, ни того, ни другого, я не плакала, просто распахнула глаза в немом безразличии и устремила их в потолок. Очень ненадолго меня посещает равнодушие, брат, выпроводив моих спасателей за дверь, возвращается в мою комнату. Устало прикрываю воспалённые глазницы веками, слушая осторожные шаги Влада в комнате.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю