Текст книги "Останови моё безумие (СИ)"

Автор книги: Nargiz Han

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)

– И это всё ты? – единственное, что я ещё способен спросить.

– Да, – скромно отвечает она, просто пожимая плечами и занимая место рядом со мной на кровати.

– Когда ты нарисовала эту картину? – пристально смотря на сестру, задаю следующий вопрос. Она не прерывает наш зрительный контакт, в моих глазах сохраняется всё то же восхищение, в её – застыло непонимание.

– Сегодня. – Я замолкаю, переводя взгляд на картину, силясь понять свои чувства, которые вызывает во мне зимний пейзаж.

– Что ты чувствуешь? – неожиданно спрашивает меня сестрёнка, словно прочитав мои мысли, а я отвечаю, не задумываясь:

– Нежность. – После того, как не слышу её ответа, пытаюсь найти его в её глазах и замираю – она плачет, не в голос, просто в глазах дрожат слёзы, а по щеке скатывается одинокая солёная капелька. – Почему?

– Ты понял, – говорит Мира и, смахивая слёзки, старается улыбнуться мне. После этого всё меняется, она наскоро разбрасывает ещё несколько таких же шедевров, как и пейзаж, который до сих пор находится в моих руках, и мы всю ночь напролёт обсуждаем искусство. Она показывает мне сельский домик, запечатлённый на одной из картин, – продолжение уюта и спокойствия – и объясняет, что так выглядит их дом. Несколько портретов, в основном слишком старых или же наоборот слишком юных людей. Хотя я никогда не видел их в жизни, я почему-то безошибочно могу рассказать об их образе жизни и даже делаю вслух смелые попытки, за что получаю похвалу от Миры, потому что угадываю с точностью. Слышу её звонкий смех, который не только заполняет комнату, но и мою душу. Она взъерошивает мои волосы, когда я, скромничая, опускаю глаза и пытаюсь восхититься очередным шедевром. Среди картин отбираю несколько схожих по тематике пейзажа и по возникшим во мне подобным чувствам, но их оказывается только три – зима, самая первая картина, которую мне показала Мира, весна и осень. Хмуря брови, пробегаю глазами по остальным разложенным холстам в поисках летнего пейзажа, но не находя его, уже намереваюсь встать и просмотреть тубусы, обделённые сегодня нашим вниманием, предполагая, что пейзаж находится в одном из них, но Мира останавливает меня, убеждая в тщётности моих поисков.

– Его там нет, – со странными интонациями в голосе говорит сестра.

– А где он?

– Нигде, – так же странно пожимает она плечами. – Я его не рисовала.

– Ещё не успела? – задаю логичный вопрос, но Мира уверенно качает головой.

– Это жизнь, умиротворение и нежность, – начинает объяснять она мне, указывая на картины в моих руках. – Я нарисовала их, потому что могу это почувствовать, потому что именно так я понимаю весну, осень и зиму, и могу это передать через свои картины людям, пусть и единственный человек, который их видел, это ты. – Она смотрит мне прямо в глаза, но не даёт поразиться своим словам, продолжая: – А лето... Лето – это радость. И я не могу её передать. – Она замолкает на минуту, но не разрешая мне нарушить молчание, словно обдумывая дальнейшее и давая мне возможность отказаться слушать то, что она ещё не успела сказать. – Я не ощущала радости, я не знаю, какой она должна быть, чтобы суметь правильно изобразить её. – Я замер от того, чем она поделилась со мной, медленно приходя к тому, насколько больно это осознавать. – Она внимательно изучала моё лицо и, видимо, неправильно истолковала молчание, повисшее после её откровения, потому что начала объяснять мне всё с самого начала. Я был не против, где-то на затворках сознания я уже понимал, что она хочет донести до меня, но не останавливал её, понимая также, что ей нужно выговориться с кем-то, а мне просто её послушать.

– Весна – это возрождение, это новое начало, это жизнь. И мне, как никому другому, это легко понять, – она неотрывно смотрела в мои глаза, говоря всё это. – Каждый раз, попадая в больницу после очередного приступа, я умирала, слишком слабая и слишком уставшая, чтобы бороться. – Я не выдержал и нервно сморгнул, ощущая, как сердце пропускает удар от её слов, и она сразу же отвела взгляд, теперь вперившись в пол невидящими глазами и уходя в себя. – А потом, после бесчисленных капельниц и изнурительных процедур, я возвращалась, всё такая же слабая и по-прежнему уставшая, но выигравшая очередной бой со смертью, – она нервно усмехнулась при последнем слове, а у меня внутри всё похолодело. – Поэтому моя весна слишком живая, как ты правильно выразился, и будто выходит из темноты, как постоянно выходит из темноты и моя собственная жизнь.

– Теперь об осени, – она как-то неестественно попыталась улыбнуться, но, лишь мельком взглянув на меня и обнаружив моё совершенно потерянное выражение лица, перестала притворяться.

– Умиротворение – это то, что я часто наблюдала на лицах пожилых людей, которые, прожив свою жизнь, независимо от того, какие ошибки совершали по молодости и через какие трудности им приходилось пройти, оставались довольными ею. Спокойствие и безмятежность выражали их лица, не безнадёжность и обречённость, которые очень часто целились прорваться в мою душу, а именно умиротворение, осмелюсь сказать, испытываемое мною, несмотря на мой далеко не пожилой возраст, в особенные минуты, – она всё-таки горько усмехнулась, лихорадочно закусывая щёки изнутри и не высказывая вслух в какие именно минуты умиротворённо думала о своей жизни.

– А зима – это самая весёлая часть истории, зима всегда ассоциировалась у меня с самой собой, – она действительно искренне заулыбалась, смотря на меня в этот момент. – Странно, да? Зима, которая представляется людям унылой и безрадостной, у меня вызывает совершенно противоположные эмоции. Она кажется мне такой беззащитной и ранимой, что вызывает во мне нежность, сама зима вызывает во мне это чувство, знаешь, такое мягкое и невесомое. И всё-таки она представляется мне похожей на меня, – она не продолжила говорить о времени года, которое вызывает в ней хоть какие-то положительные эмоции и подошла к заключительной части своего рассказа.

– А радость я не испытывала... нет, не так. Радость, которой можно поделиться, я не чувствовала. Радость, которая льётся через край – это, наверное, счастье, между ними такая тонкая грань, что я их не различаю, но такой радости у меня не было, именно поэтому в моих временах года только три поры. Поздно уже, иди спать, – неожиданно сестра оборвала свою речь, и я опомнился, я так ничего и не сказал.

– Ну-да, пожалуй, пойду, – невнятно бормочу, поднимаясь с кровати. – Тебе помочь? – вовремя спохватившись, вспомнив о разбросанных картинах, предлагаю сестрёнке.

– Нет, сама справлюсь, – как мне показалось, искренне улыбаясь, отвечает она.

– А можно я возьму одну? – осмеливаюсь попросить. Сестрёнка смотрит удивлённо, но я не уверен, что она согласится. Мира обводит взглядом картины и снова смотрит на меня:

– Выбирай.

Меня воодушевляет её короткое разрешение и я раскладываю перед сестрой три последних холста с пейзажами на тему о временах года. Она в недоумении смотрит на меня, а я повинно пожимаю плечами и пытаюсь улыбнуться.

– Вот эти три.

– Ты же просил одну?

– Неприлично было просить о трёх, – проказливо заявляю сестре.

– Тебе понравились именно эти?

– Нет, – серьёзно отвечаю сестре и вижу, как сменяется выражение на её лице, – мне понравились все, но забрать все будет неслыханной наглостью даже для меня. – Теперь сестрёнка откровенно смеётся моему заявлению и поднимает руки в жесте побеждённого.

– Сдаюсь, дарю тебе все свои картины, – она продолжает смеяться, а я с неприкрытым восторгом выдаю:

– Правда?! – искренне радуюсь, намереваясь сгрести всю красоту себе в руки. Сестра тут же делает притворно серьёзное лицо, но останавливает мой порыв.

– Конечно, нет. Бери эти три и иди уже спать. – Я, естественно, строю из себя обиженного брата, на что получаю ещё одну дозу самого прекрасного и самого желанного в мире смеха.

Комментарий к Глава 10 Надеюсь получилось достаточно эмоционально. Приятного прочтения!

====== Глава 11 ======

МИРА.

Сегодня я спала как никогда спокойно и с глупой улыбкой на губах, да, вечер был насыщен разными событиями, и горькой обидой на сестру, но сегодня у меня появился сообщник и поклонник моего искусства и как ни удивительно это мой брат. Влад оказался именно тем человеком, которого не оставили равнодушным мои картины, даже больше, он стал первым зрителем, который пожелал их увидеть. Я видела по его глазам, что он не притворяется и не льстит, и что ему действительно понравились мои работы, правда он сильно опечалился когда я принялась изливать ему свою душу, рассказывая об истории серии пейзажей, и это после того как он так терпеливо вынес мои рыдания за обиду на сестру. Поразительно как быстро мы с ним сближаемся! За этот вечер мы с ним успели и посмеяться и поплакать, и с ним было так легко, я совсем не стыдилась своих слёз и так же искренне смеялась, а ещё я поняла, что он не даст меня в обиду, потому, что по-настоящему видит во мне свою сестру. Поняв это, я твёрдо дала себе слово, что буду пытаться изо всех сил, чтобы впустить его в своё сердце и полюбить как родного брата. Так я и заснула и проспала без тревожных снов и беспокойных ворочаний.

Утром за завтраком не очень то хотелось вспоминать вчерашнюю перепалку с сестрой, поэтому я вежливо сохраняла молчание, коротко поприветствовав спустившихся в гостиную сестру и брата. Но судя по выражению лица Лизы, собравшейся с сегодняшнего дня приступить к своим служебным обязанностям, она как всегда уже не помнила, до какого состояния довела меня вчера или же, что было обидно вдвойне, для неё это не имело никакого значения. Как не прискорбно было осознавать, но после того как Лизка заговорила за столом, я уверилась в очевидности второго варианта.

– Забыла спросить у тебя вчера, ты была в моём свитере? – невозмутимо, но с явным осуждением в голосе задала она вопрос.

– Да в том, который ты уже давно не носишь, – обида на Лизку подпитывала во мне какие-то силы, поэтому мой ответ получился с долей язвительности, обычно мне не присущей.

– Ну и что, у тебя полно своей одежды, ни к чему растягивать мои свитера. – Да что в самом деле нашло на Лизку, если со вчерашнего вечера она на меня так ополчилась, тем более очевидно, что её свитера я никак не могу растянуть по причине моей маленькой комплекции в разы меньше Лизкиных размеров. – Я терпеть не могу твои духи, а теперь запах не сойдёт ещё несколько недель, – продолжала жаловаться Лизка, в то время как я задумалась. И действительно зачем я взяла её свитер, у меня полон шкаф свитеров, да просто мои свитера с горлом в последнее время слишком давят и в них очень легко становиться нечем дышать. А в старом Лизкином свитере горло и вправду растянуто и он на два размера больше моего, поэтому совершенно не сковывает движений, но сказать об этом Лизке не имеет никакого здравого смысла, потому что мои оправдания её не волнуют совершенно. Я уже приготовилась слушать следующую порцию попрёков, когда в диалог вступил третий голос моего брата.

– В следующий раз можешь взять свитер из моего шкафа, – он обезоруживающе обнажил безупречные зубы, – и я совсем не против, если на нём сохранится твой запах, – он только сказал эту фразу и встал из-за стола, закончив свой завтрак и возвращаясь в свою комнату наверху. Меня ободрили его слова, как и вчерашним вечером очень быстро рассеяв, оставшийся после Лизкиных подколок, осадок. Я тоже не задержалась за столом после неприятного разговора и отправилась на кухню, оставляя Лизку в одиночестве спокойно допивать остывший кофе.

– Мне жаль, что я не могу помочь тебе сегодня, – раздался голос за моей спиной, когда я, вымыв руки, стряхивала с них капли. Влад, тем не менее, улыбался, по привычке стоя в дверях, расслабленно прислонившись к косяку.

– Что это у тебя? – спросила я, приближаясь к нему и указывая на непонятные свёртки.

– Моё богатство, – загадочно подмигнул он мне и направился к выходу, и только сейчас я разглядела, что это были те картины, которые я подарила ему вчера. На мгновение меня посетила грустная мысль, но я спешно отогнала её прочь, в конце концов, это был подарок, и он может делать с ними всё, что пожелает. Я уже собралась пойти за Владом, когда он резко остановился и развернулся ко мне:

– Не выходи из дома, холодно, – снова улыбнулся мне и прокричал через моё плечо Лизе, – Лизка, давай скорей, если не хочешь опоздать в первый рабочий день! – Потом снова обратился ко мне, – Мира, у меня к тебе настоятельная просьба, пожалуйста, сегодня, не выпускай телефон из рук, потому что мне нужно поработать, а если ты не будешь отвечать на мои звонки, я не смогу этого сделать. – Он говорил это совсем другим тоном, абсолютно серьёзно, но вместе с тем немыслимо ласково, мне не оставалось ничего другого, как улыбнуться ему в ответ и пообещать, что я сделаю, как он сказал.

Лиза появилась через пятнадцать минут, в чёрной юбке с завышенной талией и облегающей сиреневой блузке и выглядела как всегда сногсшибательно, я невольно позавидовала её статности, но поспешила избавиться от столь тёмного чувства, искренне пожелав удачи сестре. Лизка так же искренне попрощалась со мной, пожаловавшись на своё внезапное волнение и, безусловно, не помня про неприятный инцидент вчерашним вечером да и сегодняшним утром то же. Я не вышла вслед за ними во двор, как и просил Влад, поэтому узнала о том, что они уехали по звуку отъезжающего автомобиля, пришлось тяжело вздохнуть своему одиночеству и смириться. Нужно было чем-то себя занять на то время, что я осталась одна, но сначала я пошла к себе в комнату за телефоном, потому что собиралась сдержать обещание, которое дала брату.

Семьдесят четыре пропущенных звонка! Я так и не удосужилась вчера добраться до своего мобильного телефона, поэтому сейчас включив почти полностью разряженный коммуникатор меня, охватил шок – семьдесят четыре звонка, на которые я не ответила, из которых два от Лизки, а остальные семьдесят два от Влада. Он так сильно переживал за меня, и ни разу не упрекнул?!

Я боялась, что если оставлю телефон заряжаться в спальне, то рискую снова благополучно забыть про него, поэтому взяла и мобильный и зарядное устройство с собой и отправилась на кухню, будет заряжаться возле меня, пока я готовлю обед. Вообще-то не очень хотелось готовить еду, потому что есть, всё равно, придется одной. Долго разглядывая заполненные битком отсеки холодильника, не могла решить, что же я собираюсь делать, но потом я вспомнила и закрыла дверцу – приготовить яичницу я могу за пару минут, так что нечего из-за этого ломать себе голову. Чем же тогда мне себя занять? После Лизкиных слов рисовать не хотелось совершенно, обед готовить некому, убивать время за просмотром телевизора – не моё, и что мне остаётся? Бродить в просторах интернета или задумать фееричный ужин? Я выбрала второе. Снова раскрыла холодильный агрегат, более тщательно останавливаясь на выборе продуктов для сегодняшнего ужина. Индейка?! Нет, не то, вчера у нас была утка, значит, мясо птицы не подходит, говядина отпадает сразу, я её не люблю, хотя Лизка любит свинину, обломится, я всё ещё обижена на сестру. Но что, же тогда приготовить?! Какое-то уж слишком вопросительное утро, меня из раздумий вырывает пронзительный телефонный визг, именно визг, потому что кто-то совсем не следит за своим рингтоном.

– Да?! – растерянно отвечаю я.

– Ты послушалась меня, моя девочка, – слышу ласковый и с каким-то облегчением голос Влада.

– Я же обещала, – улыбаюсь в трубку, хотя он меня и не видит сейчас.

– Что делаешь? – задаёт следующий вопрос.

– Придумываю, что приготовить на ужин, – отвечаю и тут же спрашиваю брата, – А ты что хочешь?

– Пиццу, – не раздумывая, откликается он, – и на обед, я приеду.

– Но…, – возражаю, – тебе, же неудобно, это далеко, – продолжаю возмущаться.

– Ты не против пиццы с ветчиной? – проигнорировал он моё недовольство и положил трубку. Ну и что прикажете делать?

Я поворчала себе под нос за неимением объекта для придирок, но всё-таки провозившись с тестом и прочими ингредиентами в виде сыра и ветчины, а ещё свежими помидорами, которые так любит Влад, я приготовила заказанную братом пиццу как раз к положенному для обеда времени. Абсолютно уверенная в том, что Влад приедет, потому что он так сказал, я даже и не думая обедать в одиночестве, я всё-таки отправилась в гостиную и уселась за телевизионный ящик, мобильный естественно плавно перекочевал в карман моих джинсов. Так я и просидела ещё около полутора часов в ожидании Влада, бессмысленно тыкая кнопки на пульте, периодически задерживаясь на отдельных программах. Самое странное – телефон больше не звонил, именно когда я была готова поговорить хоть с кем-то изнемогая от безделья и скуки. Потом свернулась калачиком на мягком диване, переключив на музыкальный канал с грустными песнями и блаженно прикрыла глаза – если Влад передумал с обедом, то будет, есть свою пиццу на ужин, а я что-то совсем устала и кушать мне не хочется…

ВЛАД.

Макс оказался прав, дела обстояли таким образом, что заниматься ими нужно было уже вчера, но вспоминая, ради кого пренебрёг своими проблемами, невольно улыбнулся, уверенный, что поступил правильно. На первый взгляд, всё казалось банально и просто главный бухгалтер в сговоре с генеральным директором фармацевтической компании проворачивают какую-то свою историю, специально придуманную для отяжелевших ушей налоговой инспекции, но шестое чувство подсказывает, что этот вариант слишком тривиален. Все, конечно же, гораздо сложнее, и генеральный директор тут вовсе ни при чем, потому как это не первый случай, не первая загвоздка, значит, и не первая подножка, поставленная мне грозной ногой конкурентов, завистников, недоброжелателей, да кем угодно. И мне предстояло это выяснить за сегодняшний рабочий день или же отнестись лояльно к своим недругам и заплатить немаленькую сумму, чтобы не доводить дело до суда, а самое главное, чтобы не потерять авторитет и сохранить лицо своей компании.

– Максим, – в который раз устало, выдохнул я, – чего они хотят на самом деле? Ты говорил с Вознесенским?

– Владислав Сергеевич, это совершенно неадекватный тип, он во всё время нашего разговора повторял, что ничего не решает, и это не в его компетенции. Я думаю, от них не стоит ждать благосклонности и понимания, а о содействии можно забыть напрочь.

– Позови ко мне Никитенко.

– Хорошо, – сказал Макс и вышел из кабинета.

Никитенко Павел Дмитриевич был юристом на моей фирме, адвокат до мозга костей, в прошлом замеченный в связях с не очень законопослушными гражданами, что и было одной из причин выбора именно этого человека на должность главного юриста в моей компании. Адвокат, который может оправдать заведомо виновного человека может оправдать любого – кредо, которое и было для меня основополагающим, хотя для меня до сих пор остаётся загадкой, почему же он принял моё предложение.

Довольно щуплый на вид мужчина средних лет с маленькими, казалось бы, навечно прищуренными глазками, но нахально усмехающимся ртом проскользнул в мой кабинет, нисколько не заботясь об объявлении своего прихода. Я тоже усмехнулся, такой профессионал, как он, может себе это позволить, или я могу ему позволить себе такое.

– Владислав Сергеевич, – безаппеляционно начал он разговор как всегда обращаясь со мной на «Вы», несмотря на то, что был старше меня на десяток лет. – Как Вы уже поняли по тому, что я нахожусь в стенах данного здания, я в курсе возникшей неприятной ситуации и в связи с этим у меня возникает только один вопрос к вам – Кого вы предположительно подозреваете в рядах своих центральных врагов? – Он буквально пронизывал меня взглядом, неотрывно изучая моё лицо, будто первостепенно подозревает в этом меня.

– Павел Дмитриевич, – тем не менее, выдержав его взгляд, спокойно заговорил я, – я, как и вы абсолютно уверен, что это происки наших прямых конкурентов, но я настолько запутался в их бесчисленном количестве, которое увеличивается в геометрической прогрессии, что, увы, но я не могу назвать вам конкретного виновника существующей проблемы. А это, значит, только одно я полностью доверяю вам в этом вопросе и полагаюсь на ваше безошибочное чутьё и профессионализм. – Я натянуто улыбнулся сугубо деловой усмешкой и продолжил, – Вы считаете, дело можно доводить до суда?

– Ни в чём пока не уверен, но откупаться деньгами бессмысленно – репутацию это всё равно вам испортит, клиентов мы потеряем и в скором времени ожидаемый результат – банкротство. Суд – также не самое мудрое решение, пресса, сплетни, раздувание скандала и независимо от исхода дела, мало кого прельстит идея состоять с вами в дальнейшем сотрудничестве.

– Так что вы предлагаете? – в недоумении воззрился я на него.

– Найти виновника. – Очень кратко ответили мне, но я не стал вытягивать из адвоката дальнейший план действий, уверенный в компетентности своего сотрудника.

– Приступайте, – также коротко прозвучал мой ответ, Павел Дмитриевич без слов поднялся со своего кресла, спешно покидая мой кабинет без слов прощания, прекрасно осведомлённый о моём характере и в кратком разговоре сумевший убедить меня в своём бесспорном умении всё исправить, и взаимном понимании друг друга.

Я никогда не чувствовал себя несгибаемым руководителем, и даже в своей собственной компании я скорее мозг – та неотъемлемая часть организма, которая придумывает и претворяет идеи в материальное благополучие. Но строить из себя беспринципного босса за пять лет, что существует мой скромный бизнес, не получается. Я усмехнулся собственным мыслям в наконец-то обезлюдевшем кабинете и схватил свой мобильный телефон с очевидным желанием позвонить Мире. Странно, но на протяжении всего разговора со своим адвокатом я не переставал думать о сестре, конечно в обществе с кем-то, моё состояние не было таким остро-невыносимым, притупляясь где-то внутри, но запретная тяга к ней, не прекращалась, ни на минуту.

Я уже приготовился услышать безжизненные гудки, набирая заученный номер, но моя девочка сдержала данное мне слово, и через секунду я с наслаждением слушал её голос в трубке.

– Влад, это далеко и неудобно, – заверяла меня сестрёнка своим растерянным детским голоском, когда я сообщил ей, что буду обедать дома. И ведь, действительно, дом находится за городом, и если сейчас я сорвусь и поеду к ней, то возвращаться на работу не будет никакого смысла, тем более не самое подходящее время устраивать себе короткий рабочий день, когда ситуация в компании более чем напряжённая. Но меня уже ничего не останавливало, я не мог спокойно сосредоточиться на работе, зная, что как бы Мира не уговаривала меня не приезжать, она всё равно сделает, как я сказал, и теперь не будет обедать одна, определённо дожидаясь моего приезда.

– Настя, после обеда меня не будет. Все телефонные звонки, перенаправь на мой мобильный, с остальным разберётся Макс, – бросил я своей секретарше, в спешке покидая свой офис.

– Но Владислав Серг… – попыталась остановить меня глупая девушка, разве могло меня что-то удержать здесь, так невообразимо далеко от моей Миры.

Решив больше не звонить сестрёнке, я бросил мобильный на заднее сиденье, не имея никакого желания разговаривать с кем бы то ни было, на выезде из города я попал в пробку, «Вот, чёрт, нужно было просмотреть прогноз, навигатор доводил меня до белого каления, поэтому я не дружил с этим чудом техники». Пришлось больше получаса простоять в пробке, в это время мне звонили три раза, и все три раза звонил возмущённый моей безответственностью Макс.

Этот парень, хотя и говорил со мной предельно уважительно, был на пару лет старше меня и, являясь моим первым заместителем, буквально доделывал за меня абсолютно всё, исключая творческую сторону нашего дела, этого я не доверял никому. Сейчас же, он звонил, чтобы в очередной раз поведать мне, как быстро расползаются слухи и как среди сотрудников начинается нежелательное для нас волнение. Я только беспомощно вздохнул, прекрасно понимая, что парень просто нагнетает обстановку, потому что лучше меня знает, что успокоит моих подчиненных лучше меня самого. Я притворно грубо, а на самом деле с усмешкой отчитал Макса и придумал благовидный предлог своего преждевременного ухода, который означал, что я взваливаю на плечи своего заместителя дополнительные хлопоты. Предлог в виде безотлагательной и важной встречи, собственно это было правдой, подействовал, и Макс разочарованно выдохнув, с сожалением разъединился.

В доме стояла тишина, в первый момент это меня встревожило, но я решил преждевременно не поддаваться панике и сначала осмотреть дом в поисках Миры, начиная с кухни, в которой её естественно не оказалось.

Я нашёл её в гостиной, моя девочка уснула на диване, свернувшись клубочком, она не издавала не единого звука, мирно улыбаясь даже во сне. Я осторожно опустился на корточки возле неё, не смея к ней прикоснуться, молчаливо наблюдал за безмятежным лицом сестры. Через какое-то время, я не знаю, сколько времени провёл в таком положении, Мира беспокойно заворочалась, почувствовав моё присутствие, и открыла глаза, но на её лице сразу же, расползлась счастливая улыбка, она протянула ко мне свою руку:

– Почему так долго? – задала она свой вопрос, перебирая пальцы моей руки и, конечно же, уже не вспоминая свои просьбы, чтобы я не приезжал домой. Я усмехнулся этим мыслям, ощущая, как внутри меня разливается умиротворение, то самое, о котором говорила сестрёнка. Меня радовало, что она видела во мне родного человека, до сих пор не могу сказать, что сближает её со мной, это произошло неожиданно быстро даже для меня, но я чувствую, как она тянется ко мне, будто найдя во мне глоток свежего воздуха в удушающей комнате замкнутого круга своей жизни. Меня услаждала мысль, что её влечёт ко мне, хотя я и осознавал, что её привязанность, с каждым днём крепнущая всё сильнее – чистая и незапятнанная, в отличие от моей больной любви к ней, растущей с каждым сделанным вдохом и не оставляющей мне иного выбора.

– Ты не ответил, – обиженно прошептала Мира, переплетая наши пальцы и всё ещё не спеша подниматься. Я вынырнул из своих мыслей и тут же нахмурился, вспоминая схожую ситуацию – слишком часто в последнее время Мира спит, а затем очень долго испытывает усталость, но она снова не дала мне углубиться в свои размышления, сильно дёрнув мою руку.

– Ты совсем меня не слушаешь, – пожаловалась сестрёнка, наконец, вставая с дивана, – пошли обедать, я голодная, – и она, так и не услышав от меня ни единого слова, повела меня на кухню. Мы, не договариваясь, решили обедать на кухне, где было намного уютней для маленькой компании в лице нас двоих. Мира приготовила пиццу, как я и просил, что снова заставило меня улыбнуться, но сестрёнка не обратила на это внимания, казалось, она до сих пор обижена на меня за мою молчаливость, а я не спешил заговаривать, глупо улыбаясь и мирно уничтожая огромный кусок пиццы, который сам себе выделил. Моя малышка действительно потрясающе готовила, и я получал неподдельное удовольствие от еды.

– Ну всё, я так больше не могу, – разозлившись на меня окончательно, всё-таки первая прервала царившее молчание сестрёнка. – Что толку, от того что ты приехал пообедать со мной, если ты молчишь всё время? – Она резко поднялась со своего стула и собралась уйти, я заметил, что она даже не притронулась к еде, но я не собирался давать ей такую возможность, просто мне отчаянно хотелось подразнить мою девочку.

– А ну, сядь, – прикрикнул я на неё, так натурально, что сам поверил, а Мира застыла на месте, явно не ожидая от меня такого обращения. Она даже не успела среагировать, как я был уже позади неё и бережно обнял её за плечи. – Не бузи, – шёпотом и ласково успокаивал я её, незаметно целуя сестрёнку в макушку, – просто ты такая милая, когда злишься. – Она повернулась ко мне, и я разжал свои объятия, но всё ещё придерживал сестру за плечи.

– Ты что ли специально? – расширив свои и без того большие глазки воскликнула она. Я покаянно склонил голову, а Мира воспользовавшись моментом, щёлкнула меня, по носу, дико расхохотавшись. Признаться было не очень приятно, но услышав её звонкий и искренний смех, я был несказанно счастлив и рассмеялся вместе с ней.

Через час мы уже сытые и довольные сидели в гостиной и спорили о том, что же будем смотреть. К грязной посуде, я Миру не подпустил и вымыл всё сам, благо она не стала со мной пререкаться и согласилась побыть просто собеседником.

Когда мы всё-таки остановились на какой-то безвкусной комедии, а точнее я просто сдался, Мира совершенно не обращая внимания на фильм, снова начала забрасывать меня вопросами:

– Влад, скажи, а почему ты всё время смотрел, как я мою посуду? – я не ожидал, что она спросит именно это, тем более я сам до конца не знал на него ответа. Но даже то, что я предполагал я не мог сказать Мире, потому что это было связано с моими настоящими чувствами к ней, а после услышанной правды, она снова будет презирать меня, и я не мог допустить этого. Я горько усмехнулся, задумавшись, но решил свести всё в шутку.

– Следил, чтобы ты не разбила мой любимый сервиз, – но Мира только надула губки на моё заявление, – Ладно-ладно, – попытался сказать ей полуправду, после её реакции, – я надеялся, что если буду ближе к тебе, ты рано или поздно, изменишь своё мнение обо мне, и заговоришь со мной.

– Да?! – удивилась она. – А почему ты сам не старался разговаривать со мной?

– Боялся, – серьёзно ответил я.

– Чего?! – ещё больше удивилась она.

– Тебя, – ещё более серьёзно ответил я, а она опять рассмеялась.

– Ты и вправду меня боялся?! – всё никак не могла она остановить свой смех, и потихоньку я присоединился к ней, теперь мы оба сотрясались от хохота.

– А вообще, что смешного-то? – спросил у неё, когда мы, наконец, прекратили смеяться.

– Ты мне был просто неприятен, – спокойно говорила она, а я бледнел, «уже тогда, я любил тебя, моя девочка», – но я не думала, что внушаю тебе страх, – она заметила, что у меня задумчивое лицо и прижалась щекой к моему плечу.

– Ну, прости Влад, я же не знала, что ты хороший, – она потянулась и чмокнула меня в щёку. Все мысли разом покинули мой мозг, это был невинный сестринский поцелуй, но это было так необычно, хотя и на краткий миг, но ощутить её мягкие губы своей кожей, я чуть было не протянул руку, чтобы дотронуться до места поцелуя, но вовремя сдержался, Мира бы не поняла.

– Я и раньше был хороший, – пытаясь сосредоточиться, притворился я обиженным.

– Но ведь, я этого не знала, – хватая мою руку и теребя пальцы, безмятежно отвечала она. Она всё время меня касалась, и это было чертовски приятно, но я чуть ли не рычал, от невозможности прикасаться к ней так же, потому что мои ласки не выглядели бы столь же, невинно, да они и не были столь же, невинными.