Текст книги "Останови моё безумие (СИ)"

Автор книги: Nargiz Han

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

– Хм... – попыталась я, но Лизка сегодня на редкость проницательна, или отъезд родителей на неё так подействовал?

– Понятно. Сейчас переоденусь и будем ужинать. – Она быстро направилась в свою комнату после брошенной командным тоном фразы.

– Ты действительно не обедала? – неверяще вздёрнув брови, поинтересовался Влад, когда мы остались одни в гостиной. – Я не стала отрицать очевидное, и Влад, похоже, понял мой утвердительный ответ. – Но чувствуешь ты себя хорошо? – забеспокоился он. – Голова больше не кружилась?

– Всё нормально, правда, я же обещала, что скажу, если приступ повторится, – меня так тронула тревога в его глазах, что я улыбнулась и сжала его ладонь, чтобы уверить в своих словах.

– Пойдём ужинать? – почему-то вымученно улыбнулся он.

– Ой, а я ничего не приготовила, – поздно спохватилась я.

– Ничего, – уже искренне засмеялся Влад, – закажем еду из ресторана. – Он встал первым, протягивая мне руку, я послушно последовала его примеру, попутно нажимая кнопки на пульте и забирая с собой пустой стакан из-под сока.

– Может, пиццу, – предложила я.

– Нет, – брат недовольно сморщил нос, – пицца мне нравится только в твоём приготовлении, – так что остановимся на еде из ресторана. Ты какую кухню предпочитаешь, восточную, европейскую?

– Русскую, – сказала я правду. Влад снова вздёрнул брови, на этот раз в удивлении, но не стал мне возражать.

– Русскую, так русскую, – заверил меня. – Я тоже пойду, переоденусь, заодно позвоню в ресторан, а ты пока отдохни, я позову тебя, когда они привезут ужин. – Он довёл меня до моей двери, как маленькую девочку, и, ловко перепрыгивая через несколько ступенек за раз, оказался наверху, и уже сверху улыбнулся мне своей широкой улыбкой.

Я и не думала спорить с братом, зашла к себе и направилась к своей кровати. Только проходя мимо зеркала, обнаружила, что всё ещё хожу в Лизкином свитере. Сначала хотела переодеться и вернуть его сестре, но потом передумала, решив, что так удобней и теплей, поэтому прилегла перед ужином прямо в нём.

Наверное, я задремала, потому что меня разбудило лёгкое прикосновение к моей щеке, что-то мягкое и тёплое, настолько приятное, что глаз открывать совсем не хотелось. Но так было нечестно, я уже проснулась, а кто-то так ненавязчиво будил меня, не желая тревожить. Открыв, наконец, свои сонные глаза, я увидела лицо Влада – и почему я не удивлена. За эти несколько дней всё так изменилось, мы стали так близки, как настоящие родственники, хотя я по-прежнему не видела в нём своего брата. Я оценила его заботу, он был по-настоящему хорошим человеком, и к его беспокойству обо мне я относилась спокойно. Меня не раздражали его вопросы о моём самочувствии, а ведь раньше, да и сейчас тоже, я реагировала на них не так однозначно, только если они не исходят от Влада. Возможно, это потому, что он покрывает меня, и я воспринимаю его как своего сообщника, а может, просто, я не вижу в его глазах смирения, которое постоянно присутствует во взглядах других членов моей семьи. В любом случае мы становимся роднее друг другу, и меня это радует – приятно иметь такого друга, как Влад, именно друга, потому что, мне стыдно это осознавать, но как брата пока я его принять не могу. Это остатки моей былой вредности, но, надеюсь, я скоро исправлюсь.

– Я уснула? – спрашиваю у него, переворачиваясь на бок и на край кровати, но не спеша вставать. Влад сидит на корточках и хитро мне улыбается.

– Да, соня, ты умудрилась сделать это, – он продолжает улыбаться, а я продолжаю не вставать.

Не потому, что я такая лентяйка, а потому, что со сна у меня бешено колотиться сердце, и если я, проснувшись, бодро поднимаюсь на ноги, как все нормальные люди, я рискую получить непрекращающиеся колики в своём беспокойном органе на ближайшие несколько часов. Но этого Владу знать не обязательно, как и того, что в последнее время мои частые засыпания в различное время суток совершенно не благоприятный прогноз о моём здоровье, пусть лучше думает, что его сестрёнка большая соня и лентяйка. Всё, успокоилось моё сердечко, можно заканчивать спектакль и пойти поужинать. Влад тоже поднялся, но уходить не собирался, значит, ждёт меня.

– Ты иди, я умоюсь и приду. – Не оглядываясь на брата, прохожу в ванную. Как я и думала, лицо припухло, спать в вечернее время никому не пойдёт на пользу. Ополоснула лицо холодной водой и ещё раз посмотрела на себя в зеркало. Так вроде лучше, по крайней мере, так чувствую себя действительно лучше. Протерев лицо полотенцем, вернулась в комнату и застыла на месте: Влад и не думал уходить.

– Ты почему не ушёл? – спрашиваю его недоумевая.

– Тебя жду, – просто отвечает он.

– Зачем? Я же сказала, приду... – не могу подобрать слов. – Ладно, пошли, – про себя усмехаюсь над братом – как же вовремя они с Лизкой решили посоревноваться в заботе о младшей сестрёнке.

Удивительно, но брат заказал все мои любимые блюда: солянка с грибами на первое, жареная утка на второе, в качестве десерта было выбрано мороженое, но только для Лизы. Мой внимательный братик помнил даже то, что я не переношу сладкого, в том числе и мороженое. По правде сказать, я была очень голодной, сказывалось то, что я пропустила обед, но я с лихвой компенсировала желудку свою дневную забывчивость, попробовав все вкусности, что потрудился заказать Влад.

Никто не спешит терроризировать меня на предмет забытого коммуникатора, кучи пропущенных и непринятых вызовов, среди которых, возможно, были звонки и от родителей, что наверняка доставило им лишнее беспокойство. Но меня не трогают, не задают вопросов и не требуют ответов, поэтому ужин проходит в молчании и относительном спокойствии, так что мы все могли полностью отдаться процессу принятия пищи и насладиться по-настоящему шикарным ужином и довольствоваться обществом друг друга. После ужина очень дружно, втроём все вместе перемываем посуду, впервые за моё пребывание в этом доме это занятие приносит мне почти удовольствие, и именно на кухне между нами завязывается разговор. Но говорит Лиза совсем не о том, чего я так боялась на протяжении всего вечера. Она, похоже, снова забыла про свои обязанности старшей сестры и вспомнила, что сегодня стала сотрудницей у очень привлекательного мужчины. Не обманывая её ожиданий, сама начинаю выспрашивать подробности относительно её собеседования, и сразу же на меня обрушивается шквал нескончаемых восторгов и многозначительных жестикулирований. Краем глаза отмечаю точно такую же реакцию Влада на ещё не успевший начаться монолог сестры, а насчёт то, что это будет монолог, у нас у обоих нет никаких сомнений.

– Меня приняли, – начала свой рассказ Лизка, – теперь я личный секретарь-референт Анатолия Захарского. – Конечно же, мою сестру приняли на работу, как же могло быть по-другому, пусть и не по специальности – она у меня квалифицированный педагог по русскому языку и литературе, но надо признать, хоть и косвенно, но её нынешняя работа имеет к её образованию некоторое касательство. – Испытательный срок в десять дней, – продолжает сестра, когда мы возвращаемся в гостиную, – затем оформление документов, и я буду официально зачислена в ряды сотрудников предприятия «Карусель» по организации праздников и всяческих торжеств. – Я даже улыбнулась, с весёлым нравом моей старшей сестры быть педагогом весьма непривычная затея, а вот работа на фирме по устроению праздников – самое то. – Фирма пока молодая, с небольшим стартовым капиталом, но Анатолий очень талантливый, и я уверена, что совсем скоро мы уже будем расширяться, – да, определённо, это фамильярное «Анатолий» и «мы» меня смущает, но пока не буду напрягать Лизку своими замечаниями.

– Рада за тебя, – вместо логичного хихиканья, искренне поздравляю сестру.

– Звучит действительно здорово, и ты молодец, – присоединяется к моим словам наш старший брат. Чувствую, что тема об устройстве на работу закрыта, и мы плавно возвращаемся к тому, с чего начали, даже телевизор не включаем.

– Мира, ну в самом деле, – принимает серьёзный вид сестра (надо же, а минуту назад я была готова поспорить, что она уже и думать забыла о моей нерадивой забывчивости), – зачем тебе нужен телефон, если ты не носишь его с собой и не удосуживаешься проверять журнал вызовов. Я уверена, что даже после того, как мы вернулись, ты не сделала этого. – Мне остаётся только покаянно опустить голову. – Владик так переживал, что ты не берёшь трубку, что отменил свои дела, забрал меня со встречи и мы как угорелые примчались домой. – Я ещё ниже опустила свою головушку. – А ты небось, как всегда, упивалась своими картинами! Что на этот раз малевала? – как-то небрежно спросила она. На меня это подействовало, как всегда, будто ржавым гвоздём по стеклу, именно так Лиза относилась к моей страсти к рисованию. Знаю, что и родители не воспринимали моё стремление всерьёз, но они хотя бы не относились к нему с открытой неприязнью. Но я промолчала, я опять промолчала, ушла в себя, теперь уже не намереваясь оправдываться, или объяснять сестре своё поведение. Нет я не обиделась, я привыкла, как привыкла ко многому иррациональному в своей жизни.

– Ты рисуешь? – хрипловатый удивлённый голос брата вывел меня из моих переживаний.

– Немного, – рассеянно отвечаю я.

– Немного? – слышу насмешливый голос сестры. – Да она рисует всё и вся. Вообще ничего и никого не видит вокруг, когда сидит за своими картинками, – снова делает мне больно своей желчью, а я снова молчу, отводя взгляд и сдерживаясь, чтобы не расплакаться. Понимаю, что слёзы не особенно ждут моего разрешения, чтобы увлажнить мои щёки, поэтому поспешно встаю под самым разумным предлогом.

– Я позвоню маме...

Комментарий к Глава 9 Автор переживает, не расстраиваются ли читатели, что события развиваются не так стремительно ?

====== Глава 10 ======

ВЛАД.

Боже! Она опять не берёт трубку! Может, она снова упала в обморок? НЕТ! НЕТ! И НЕТ! Я мог думать только о том, что Мира не ответила ни на один из семидесяти двух звонков, сделанных мной за последние полчаса. Я стойко вытерпел до полудня, считая каждую прошедшую секунду, не думая ни о чём, кроме как о сестре. Нет, это не было связано с моим чудовищным открытием, что я влюблён в собственную сестру, просто я действительно сильно переживал по поводу её одинокого нахождения в доме. Глупо было не рассказывать о её обмороке, но теперь уже не переиграешь. А-ах, почему же она не отвечает. Хорошо, что я позвонил Лизе, пусть она и разозлилась и была недовольна, что придётся отменить встречу, но согласилась со мной, что нужно ехать домой.

– Наверное, оставила его где-нибудь, вот и не слышит, как мы названиваем ей, – возвращает меня в реальность Лиза, сидящая рядом на пассажирском сидении. – Несносная девчонка, – не на шутку разошлась сестрёнка.

– Она на самом деле может оставить где-нибудь свой телефон?– неверяще вопрошаю я.

– Оставить? – хмыкает Лиза. – Лучше сказать, что она им вообще не пользуется, – иронично заявляет, но меня это как-то успокаивает. Если она частенько забывает про свой мобильный, значит, и сейчас, возможно, она о нём не вспоминала. Это действительно звучит правдоподобно, учитывая то, что это я настоял на приобретении мобильного телефона для Миры после того случая с обмороком, чтобы она всегда могла позвонить мне, когда меня нет рядом, ну или вызвать себе помощь. Ехать стало легче, потому что руки перестали трястись, как у последнего алкоголика, глаза наконец-то сосредоточились на дороге, и в голове перестали всплывать ужасные картины нахождения Миры в бессознательном состоянии.

Даже не знаю, как смог подавить в себе желание помчаться и ворваться в дом, чтобы убедиться во здравии сестрёнки, заставил себя успокоиться и последовать примеру Лизы, слишком медленно, слишком неторопливо проходя через бесконечную аллею, открыть злополучную дверь и наконец-то оказаться внутри. Не переставая нервничать, почти запаниковал, обнаружив полнейшую тишину и пустующую кухню. Лиза, не останавливаясь, направилась в гостиную, я был вынужден не поддаться желанию заглянуть в комнату Миры, поэтому пошёл за сестрой. Буря эмоций – облегчение, радость, необъяснимое счастье, страх, паника и смятение, и ничто из этого нельзя было отразить на лице, слишком сильно было желание немедленно прижать к себе Миру, слишком отчётливо читалось оно в моих глазах, поэтому, только взглянув на сестрёнку, сразу же опустил глаза, уподобляясь укоряющей позе Лизы. Она что-то говорила, но я не слушал, даже не помню, кажется, я сам только что о чём-то спрашивал Миру.

– Забыла телефон на тумбочке... – слышу её ответ, значит, с ней всё в порядке. Лизка шумно покидает комнату, а по-другому она и не умеет. Несмело сажусь рядом с Мирой, больше не могу держаться от неё настолько далеко. Только сейчас до меня доходит смысл слов Лизы, и я в непонимании смотрю на сестрёнку.

– Ты действительно не обедала? – спрашиваю её. Она не отвечает, подтверждая мои худшие предположения. Но почему? Почему она совсем не думает о себе? – Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю, делаю глубокий вдох, чтобы не сорваться на крик от её безмятежности. И тут она делает то, к чему я абсолютно не готов. Она снова берёт меня за руку, как тогда, в первый раз, когда просила не говорить родителям о приступе. Я просто расплываюсь от её невинной ласки, перестаю соображать вообще. Я не должен так реагировать на неё, я просто схожу с ума, и вообще когда это было такое, она же только держит мою руку, а я таю, как свихнувшийся влюблённый. Хотя... я и есть свихнувшийся влюблённый... На моих губах невольно проступила горькая усмешка.

– Пойдём?

Мы вместе прошли по коридору до её комнаты. Мира сказала, что ей нравится русская кухня. Я знал об этом очень хорошо, но разыграл для неё притворное удивление, потом отправил её отдохнуть и направился в свою комнату – нужно было переодеться и заказать еду.

Не медля позвонил в ресторан и заказал все блюда. Мира очень любит грибы, поэтому я специально заказал грибную солянку, и не очень жалует говядину, предпочитая мясо птицы, это определило мой выбор на второе – жареная утка не оставит мою девочку равнодушной. До сих пор в голове не укладывается, чем она могла так увлечься, что забыла про собственный желудок. Переодевшись, я всё-таки решил позвонить родителям перед ужином. Было очевидно, что они не звонили сестре, потому что, столкнувшись с бесчисленными пустыми гудками, разволновались бы и сразу же перезвонили мне или Лизе. У меня не было пропущенных звонков от них, значит, лишних беспокойств мы благополучно избежали.

– Сынок, как вы там? – послышался довольный голос отца. Прошло всего два дня, а они так переживают из-за своего отсутствия, но оно наполняло меня теплотой и спокойствием – это и означает быть семьёй.

– Всё нормально, пап, с трудом справляюсь с капризными дамами, – пошутил я. В трубке послышался смех отца и глухой разговор – отец пересказывал новости тёте Нине. – А что у вас?

– Дом оказался в худшем состоянии, чем мы предполагали, – он тяжело вздохнул, но тут же поспешил ободряюще добавить: – Но есть и хорошие новости: администрация обещала выделить средства на ремонт пострадавших от наводнения жилищ. К тому же с теми деньгами, которые ты одолжил... – отец, конечно же, услышал моё недовольное шипение. – И не возражай, именно одолжил, ну вот, с этой суммой, думаю, мы сможем устранить самые плачевные разрушения. Не думаю, что мы справимся так скоро, как рассчитывали, и даже не знаю, когда сможем забрать твоих сестёр, – он как-то замялся, а я поспешил его успокоить.

– Отец, конечно, глупо радоваться в такой ситуации, но я только рад, если Лиза с Мирой подольше поживут у меня. К тому же, – теперь мялся уже я, и мы подошли к новости дня, – Лизу приняли на работу.

– Что? – послышался голос тёти Нины. Оказывается, она выхватила трубку у мужа, чтобы поговорить со мной. – Когда это она успела? – возмущалась она, но голоса не повышала – вот так всегда, даже когда очень расстроена, она остаётся очень уравновешенной и не выходит из себя.

– Сегодня, – в тон ей спокойно ответил я. – Не переживайте так, тёть Нин, я видел её начальство и даже саму фирму – приличное место и хороший парень, – зарекомендовал я молодого человека, с которым пришлось познакомиться, когда забирал сестру. Тётя Нина помолчала и снова заговорила:

– Да Бог с ней, опять своевольничает, ты там за ней присматривай и ругай, если что, я разрешаю. – Я усмехнулся. Мы вообще очень быстро и легко поладили с этой женщиной, а всё потому, что она оказалась действительно очень хорошей и относилась ко мне как к собственному сыну, хоть я и называл её тётей Ниной.

– Конечно-конечно, я не подведу, – развеселился я.

– А как Мира? – очень осторожно спросила она. Они с отцом уехали очень быстро и пропустили момент сближения меня с сестрой, тем более что причина этого сближения должна была оставаться тайной для них, поэтому сейчас находились в неведении относительно того, что холодная война между нами закончилась. Но я дал обещание Мире и был намерен сдержать его, и не мог сказать в данный момент, что мы с сестрой стали хорошими друзьями.

– Всё нормально, мы даже немножко ладим, – попытался сказать полуправду родителям.

– Понятно, – вздохнула мама Миры, не поверив ни одному моему слову. Правильно, я бы тоже не поверил. Как можно поверить МНЕ! Мира ненавидела меня всё это время, а я пытался завоевать её доверие, теперь, когда она доверилась мне, я превратился в извращенца и хочу от неё большего. Боже! Как я мог влюбиться в собственную сестру.

– Владик, ты слышишь? Что-то со связью? – пожаловалась тётя Нина.

– А? Нет... Нет, всё нормально, ужин, наверное, доставили, – на ходу придумал отговорку, чтобы скрыть своё замешательство.

– А что, девочки не приготовили? – с укоризной спросила тётя Нина.

– Я не разрешил, решил устроить им праздник, – заверил её, добавив весёлых ноток к дрогнувшему голосу.

– Тогда ладно, ты иди и передавай сёстрам приветы от нас с папой, пусть слушаются брата, так им и передай, – очень серьёзно, но вместе с тем ласково наставляла меня тётя Нина, перед тем как наступило разъединение.

Спустившись по лестнице, застал Лизку в гостиной, накрывающей на стол, значит, не ошибся, действительно еду уже привезли.

– И мороженое заказал, – скорее, не спрашивая, а удивляясь, сказала сестра.

– Да, – пожал я плечами, – на десерт.

– А почему только одно?

– Мира не любит, – без посторонней мысли ответил я. Лизка как-то странно на меня посмотрела.

– Не любит... Надо позвать её к столу.

– Я схожу за ней, – быстро среагировал, пока Лизка не успела возразить или удивиться.

Осторожно зашёл в комнату сестрёнки, уверен, она уснула. Наверное, это ненормально, и нужно уговорить её сходить к врачу. Но сейчас, смотря на нее, не могу не улыбаться, она так мило подпирает ладошкой щёчку и оттопыривает нижнюю губку во сне, что мне нужно собрать в кулак весь здравый смысл и удержаться от небратского поцелуя. Сестрёнка заёрзала во сне и нахмурила лобик – это было последней каплей. Нет, я всё-таки удержался и не поцеловал её, но должен был к ней прикоснуться. Боязливо, почти не дыша, погладил её по щеке, едва касаясь нежной кожи кончиками пальцев. Мира, доставляя мне невыразимую радость, прижалась щекой к моей руке и заулыбалась, всё ещё не открывая глаз, но уже проснувшись. Перед тем, как сестрёнка окончательно проснулась, в голове отчётливо проясняется единственная здравая мысль за последнее время: «Она считает меня своим братом, и я буду им для неё».

– Я уснула? – слышу сонный голос и одновременно смотрю в плавающие глазки сестры, пытающиеся сосредоточиться на мне.

– Ты умудрилась это сделать, – улыбаясь, подтверждаю её слова. Она почему-то не спешит подниматься с кровати, а просто лежит и смотрит на меня. – «Ну зачем? Зачем ты это делаешь? Я же всё решил, решил быть только братом, но, когда ты так смотришь на меня, я забываю, что вообще существует весь остальной мир, а есть только ты...»

– Ты иди, я приду попозже, только умоюсь, – сказала сестра, возвращая меня в нормальное состояние, и направилась в ванную. А я не смог уйти, это ведь не преступление – ещё немного побыть с ней наедине, я только подожду её, и мы вместе пойдём ужинать. Как я и ожидал, Мира была удивлена, что я не ушёл, но только улыбнулась и прошла вперёд.

Ужин проходил в молчании, Лизка отложила разбор полётов на потом, а я не собирался возвращаться к теме забытого телефона, главное я уже выяснил: с Мирой всё в порядке, а к телефону она просто ещё не привыкла. Весь вечер незаметно наблюдал за ней, быстро отводя взгляд, если вдруг она смотрела в мою сторону, что происходило крайне редко. Казалось, сестрёнке действительно понравились блюда, которые я выбрал, и она с наслаждением принимала пищу. Так интересно было видеть, как она подносит ложку с солянкой ко рту, а потом закатывает глаза в потолок, будто тщательно распробывает вкус для дегустации, или как, положив кусочек утки в рот, начинает его медленно разжёвывать и останавливается, начинает хлопать ресницами, словно неожиданно воспроизводя в памяти всю рецептуру блюда. Маленькие крохи – её мимика, жесты, надоедливая чёлка, ещё не отросшие волосы, такие же, как и у меня, глаза, но с совершенно другим выражением. Я впитывал в себя абсолютно всё, блаженствуя и мучаясь одновременно, но по-другому уже не мог. Знаю, что решил быть для неё хорошим братом, и буду, но в это время, время, которое утекает сквозь мои пальцы, хочу запомнить каждую улыбку, каждый взгляд моей запретной любви.

Сегодня мы мыли посуду все вместе, честно распределив между собой обязанности. Лизка долго мучила нас рассказом о триумфальном принятии её на работу, приправляя историю восхвалениями в адрес будущего начальника, который явно не оставил сестру равнодушной. Затем мы снова прошли в гостиную, чтобы посмотреть очередную бестолковую комедию. Но, оказалось, что Лизка вознамерилась провести профилактическую беседу для пользы Миры, телевизор не был включен, и мы продолжили прослушивание монолога сестры. Сначала я слушал не очень внимательно, Лизка принялась ругать Миру и расписывать наши с ней волнения о младшей сестрёнке. Я не мог вступиться за Миру, хоть и очень хотел этого, потому что выглядело бы это по меньшей мере странно – для Лизки холодная война между мной и Мирой продолжалась. Но несколько последних слов Лизы вернули мне трезвый разум. Она говорила о картинах, которые рисует Мира. «Мира рисует?» – это было для меня и открытием, и потрясением. Она живёт в этом доме больше месяца, а я ни разу не замечал чего-то подобного. Я даже не знал, чем она занимается в свободное время, отчего закрывает на ночь двери, что за странную сумку привезла с собой. А родители? Почему они никогда не говорили об этом, им что это совершенно неинтересно? Зато мне интересно, и я сам всё спрошу у Миры.

– Ты рисуешь? – смог всё-таки сформулировать вопрос, находясь в потрясённом состоянии. Она как-то неуверенно смотрит мне в глаза и наконец отвечает:

– Немного... – после этого начинается самое ужасное. Лизка, не на шутку разошедшаяся в своих наставлениях, мелит всякую ерунду, но я вижу по глазам моей девочки, что это её обижает до глубины души. «Что же ты творишь, дура! Ей же больно! Неужели ты этого не видишь?!»

– Я позвоню маме... – слишком тихий голос даёт понять мне, что сестрёнка держится из последних сил, чтобы не расплакаться. Она уходит в свою комнату, и после этого Лиза безмятежно включает телевизор, переключая на музыкальный канал и прибавляя звук на максимум. Я, не говоря ни слова, ухожу из гостиной вслед за Мирой.

Останавливаюсь около двери в комнату сестрёнки, не решаясь сделать следующий шаг, но, уже занося руку для стука, слышу глухие всхлипы, поэтому отбрасываю сомнения и захожу в спальню без предупреждения. Мира лежит на кровати, спрятав лицо в подушку, и тихо поскуливает, даже не замечая, что теперь находится в комнате не одна. Нет, моя девочка не может плакать, я не позволю ей плакать. Резко оказываюсь возле неё и сажусь на край кровати, поднимаю сестру и разворачиваю к себе. Она никак не реагирует на мои действия, продолжая еле слышно хрипеть от накатывающих слёз.

– Тшш... Тшш, – успокаиваю её, обнимая и поглаживая по волосам. Она утыкается своим личиком мне в плечо, замолкая, но слёзы продолжают безотчётно выходить из неё вместе с обидой и горечью непонимания близкого человека. Через несколько минут моя футболка уже полностью мокрая в месте, где впитываются слёзки моей девочки. Она задыхается от собственных рыданий и дышит часто и горячо, но именно сейчас в моей голове нет ни одной мысли, только в сердце тупая боль, оттого, что ей плохо, ей сделали больно, а я остался безучастным свидетелем. – Не надо плакать, всё хорошо, – почти шёпотом успокаиваю сестрёнку, немного отстраняя от себя и пытаясь вытереть большим пальцем её раскрасневшееся от слёз личико. Она не сопротивляется, шмыгает носом и сама обхватывает мои плечи, обнимая. Так мы сидим, молча, я слушаю, как постепенно Мира успокаивается и буквально сжимает мою футболку на спине своими маленькими кулачками.

– Ты такой тёплый, – неожиданно говорит она, после того как окончательно затихает и перестаёт плакать, а я не успеваю до конца осознать её слова, как она отстраняется. – Спасибо... – вытирает нос тыльной стороной ладони, совсем как маленькая девочка, и встаёт с кровати. – Я пойду, умою лицо, – предупреждает меня сестра, направляясь в ванную комнату.

– Уже поздно, – говорю я, она останавливается, – может, сразу примешь душ? – Она как-то растерянно смотрит на меня, и заявляет:

– А ты уйдёшь? – теперь растерян я. «Она хочет, чтобы я остался?»

– Нет, малыш, я подожду тебя, – с улыбкой отвечаю ей, пока она не передумала. Слово само срывается с моих губ, но, кажется, сестрёнка не обращает на это внимания, наоборот, улыбается и идёт в ванную.

– Тогда я быстро.

Как только захлопывается ванная дверь, я откидываюсь на подушки и шумно выдыхаю воздух. Сейчас я сделал ещё один шаг по направлению к «хорошему брату» и подписал смертный приговор своему сердцу, потому что понял, как будет больно моей девочке, если я её предам. А я уже это делаю, я предаю её, потому что люблю её неправильно, потому что не хочу быть ей братом, потому что я больной, который хочет сжимать свою сестру в объятиях и вдыхать её запах. Телефонный звонок вырывает меня из душевных копаний, которые не прекращаются в последние дни, и я нехотя отвечаю на звонок.

– Да, Макс, слушаю. – Наверное, снова звонит насчёт последней сделки, там вроде бы было всё чисто, мы ни с кем не пересеклись. Пытаюсь вспомнить разговор с заказчиком, отвлекаясь от мыслей о сестре.

– Владислав Сергеевич, возникли проблемы.

– Что на этот раз? – устало интересуюсь я, закрывая глаза свободной рукой.

– Фирма предъявила нам счёт за убытки, якобы после того, как наши ребята поработали с программным обеспечением, у них с компьютеров пропала вся информация за текущий год. Что будем делать? – Я обречённо вздохнул, попутно потирая виски некстати разболевшейся головы.

– Макс, не паникуй, завтра в офисе всё обсудим.

– Но Владислав Сергеевич...

– Макс, завтра, всё завтра, – и я, не дослушав своего заместителя, отключаюсь. На работе явно какие-то проблемы, но я в комнате Миры и не могу думать ни о чём, кроме самой Миры. Продолжаю лежать на кровати, теперь уже полностью расположившись на ней, всё ещё рукой закрываясь от света и дожидаясь сестру из ванной, но всё равно пропуская момент её возвращения.

– Кто звонил? – слышу её голос и оборачиваюсь. и снова вижу перед собой ангела, но на этот раз я не пьян и точно уверен, что не сплю, любуюсь сестрой несколько секунд, прежде чем ответить не совсем внятно.

– Гхму?

– Я слышала ты с кем-то разговаривал, – неуверенно продолжает Мира, пытаясь изобразить на лице улыбку.

– Это по работе, – отмахиваюсь я, не хочу говорить ей о своих проблемах. Наконец встаю с кровати, Мира поднимает брови в понимающем жесте и начинает складывать вещи в шкаф. Боюсь, что сейчас она уже не так рада, что я остался, потому что между нами грозит повиснуть неловкое молчание, а я могу не сдержаться и обнять сестру, поэтому я отворачиваюсь, прежде чем задать мучающий меня вопрос:

– Ты правда рисуешь? – чувствую, как она вздрагивает от моего вопроса, невольно вспоминая обидные слова сестры, поэтому её ответ звучит отстранённо:

– Да, немного.

– А можно посмотреть? – искренне заинтересовываюсь, мне на самом деле хочется посмотреть на её рисунки, во мне просыпается жгучее желание узнать о ней как можно больше. Обвожу взглядом комнату в недоумении, не находя ни единой подсказки на то, что здесь живёт художник. Мира замечает мой блуждающий взгляд и тихо смеётся, а я перевожу на неё удивлённые глаза.

– Помнишь странную сумку? – спрашивает, всё ещё улыбаясь мне, Мира. Она достаёт из шкафа скрытую под одеждой ту самую сумку и раскрывает её, затем осторожно вытаскивает из неё какое-то странное приспособление и раскладывает его перед моими глазами.

– Мольберт? – ещё больше шокируюсь я. Ведь я предполагал увидеть обычные рисунки в альбомах, ну эскизы там, наброски, как они ещё называются, а здесь полноценный мольберт со всеми принадлежностями настоящего художника, которые плавно появились из той же сумки необычной формы.

– Угу, – шире улыбаясь, ответила сестрёнка.

– Ну а где сами картины? – продолжил удовлетворять своё любопытство, самопроизвольно приближаясь к сестре. Мира снова сникла и как-то потерянно спросила, поднимая на меня свои глаза, готовые в любой момент наполниться слезами:

– Хочешь посмотреть?

– Конечно, малыш, это же так интересно, – невольно беру её за руки, снова называя сестрёнку ласкательным словом. – Рядом со мной живёт художник, а я должен ходить по платным выставкам, – пытаюсь вернуть ей веселое настроение.

– Хорошо, – неохотно соглашается она, вытягивая нижний отсек комода. Я пытаюсь рассмотреть, что она делает, и вижу, что полка заполнена непонятными для меня цилиндрическими футлярами. Мира, наконец, встаёт с одним из них в руках и протягивает мне.

Я застываю в непонимании, а она смеётся, и от её смеха всё внутри разливается теплом, а мои губы расползаются в улыбке.

– Тубус, – поясняет она. Неумело раскрываю эту штуковину и извлекаю на свет свёрнутый в трубочку холст, аккуратно разворачиваю картину и чуть ли не задыхаюсь от восторга. Конечно, я не сильный знаток в искусстве, но элементарное чувство вкуса во мне присутствует, и в данный момент оно более чем удовлетворено. Задним ходом возвращаюсь к кровати и, уже сидя на твёрдом предмете, тщательней присматриваюсь к невероятному произведению искусства в моих руках. Непроизвольно шумно выдыхаю воздух – оказывается, я задержал дыхание. Мира, кажется, удивлена моей реакцией, она осталась на прежнем месте с широко распахнутыми глазами, внимательно наблюдает за моим лицом. Я осторожно провожу пальцами по холсту, с сумасшедшей мыслью обнаружить выпуклости сугробов, настолько реальными они мне кажутся, почти боясь расцарапать ладонь, дотрагиваюсь до острых сучьев деревьев, но даже следы на снегу оказываются лишь умелой работой художника, и мои пальцы не могут нащупать ничего кроме неровной поверхности картины. В немом восхищении устремляю свой взгляд на Миру, не в силах описать словами все те эмоции, что окутали мою терзающуюся в сомнениях душу.