Текст книги "Останови моё безумие (СИ)"
Автор книги: Nargiz Han
Жанры:
Современные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
− Думаю, если ты сделаешь упавшие розы красными, то получится очень эффектно, − по-своему объяснилась она. − Здесь и так много тусклых цветов, девушка в сером, как и туман, в котором рассеивается её маленькая фигурка, асфальт, пожалуй, слишком чёрен, но превратить в красный его было бы неразумно, поэтому остаются только розы. Кстати на чёрном, они будут смотреться очень даже ничего. Может быть, мне заказать такое платье? − добавила она, вслух озвучивая свои посторонние мысли.
− Ты, правда, так думаешь? − обернулась я к сестре, ухватившись за спасательную соломинку, возможно, пытающуюся вытянуть меня из тёмного царства бесцветия.
− Да! Точно тебе говорю, − закивала она мне, присаживаясь на маленькую табуретку рядом. Ей было немного неудобно сделать это с выпирающим животом, и Лиза растянула ноги вперёд, прикрывая их подолом длинного широкого платья.
Я отложила кисть в сторону, пообещав себе, что обязательно возьмусь за неё позже, разведя насыщенный красный, для закраски розовых лепестков.
− У тебя уже довольно большой живот? − вопросительно и дрожа всем телом, произнесла я, пытаясь выдать испуганное лицо за улыбающееся.
− Фуух, седьмой месяц всё-таки, − Лизка погладила живот, со счастливой улыбкой, любовно нахмурила брови в эти радостные мгновения ощущения жизни внутри себя и вновь посмотрела на мою картину. − Какая-то она у тебя совсем безрадостная?
− Эта тема такая, − отмахнулась я, не желая говорить о своей живописи именно сейчас и именно с Лизой. Честно говоря, меня удивило её появление в моей мастерской, и я спросила её об этом, сбивая её с мыслей о тематике своих картин. − Ты никогда не заходила сюда раньше?
− Да, не заходила, − пожала плечами Лиза и откровенно призналась: − Меня не интересует всякое искусство. Просто мама сказала, что ты здесь, а я зашла ненадолго, вот и подумала, что если не приду сама, то увидеть тебя сегодня не получится. − Она улыбнулась немного устало.
− Значит, соскучилась? − поддразнила сестру, прищуривая один глаз и позволяя вновь состриженной косой чёлке упасть на второй.
− Соскучилась, − махнула головой, соглашаясь, но без энтузиазма. − Может, прогуляемся по аллее, а картину ты потом дорисуешь? − предложила Лиза, схватившись за поясницу и подогнув ноги с намерением подняться с низкой табуретки.
− Ладно, −не стала пререкаться я, первой встала с пола, на котором сидела по-турецки и помогла сестре опереться о мою руку.
− Ты сама-то еле держишься! − воскликнула она, рассмеявшись собственной неудачной шутке, но вопреки её ожиданиям я присоединилась к ней собственным громким хохотом, с хорошо замаскированными признаками истерики.
− Пошли уже, гулять! − не выпуская руки сестры из своего локотка, позвала я.
Мы молча прогуливались взад и вперёд по ухоженной дорожке, смотря на цветущие деревья, распространяющие вокруг чудесный аромат, и густым цветом раскрывшиеся нарциссы, горделиво склонившие маленькие головки немного в сторону, словно каждый раз отворачиваясь от нас.
− Зачем было усаживать весь сад этими противными жёлтыми цветами? − раздражилась Лизка, передёргивая лицо, а я улыбнулась, но предпочла не отвечать на её риторический вопрос. Вместо этого я спросила о её муже:
− А где Толя? Он приехал с тобой?
− Нет, ты что?! У него же работа, столько заказов и всё на нём одном держится, − она глубоко вздохнула, ещё раз огладив живот свободной рукой, вынуждая меня отвернуться от этого зрелища.
− Понятно, − я помедлила, прежде чем решилась на вопрос, − Вы уже придумали, как назовёте малышку?
− Нет ещё. Толя каждый вечер, перед сном углубляется в справочник и зачитывает вслух для меня все женские имена, показавшиеся ему «достойными». − Лиза состроила гримасу в стиле «эх, мужчины!» тёти Тани и посмотрела на меня.
− И тебе ни одно не нравится? − запинаясь, спросила я, будто не заметив, как веселит её даже сам рассказ о каждодневных изысканиях мужа.
− Нет, почему же? Некоторые смотрятся действительно симпатично, но, в конце концов, меня одолевают мысли, что все они какие-то несуразные.
− Понятно, − ещё раз выдохнула я. − А как насчёт простенькой Маши или Светы?
− Ни за что! − горячо запротестовала Лизка. − Мою дочь, − она выделила местоимение ударением, − так звать не будут! − Это было категорично, но не убедительно.
− Почему? − постаралась удивиться я, не забывая об экспрессивном характере сестры.
− Ну, Мира! Ну что ты?! В самом деле?! Это же так просто! Это слишком просто! − возмущалась Лизка, решительно отметая идею с «простыми именами».
− А как тебе Владамира? − я честно не хотела произносить этого, честно. Просто можно же было хоть на одно мгновение обмануть себя и поверить, что внутри не горит огонёк не раз предавшей меня надежды на то, что Лиза согласится.
− Вот! − воскликнула она, подпитывая осколочки химеры в моей душе, ещё на одно целое мгновение. − Ещё одно несуразное имя! − и прошлые дребезги превратились в пыль, оседая на острых лепестках немых нарциссов, не плачущих.
− Я уверена, вы что-нибудь обязательно придумаете, − слова каким-то чужеродным голосом вырвавшиеся из какого-то чужого горла, с каких-то иных, не моих губ сорвавшиеся. − Иди в дом, прохладно. И я пойду… дорисую кровавые розы…
ВЛАД.
Эта ночь изменила всё? Нет, всё осталось по-прежнему. Она согласилась с выдуманным мной оправданием её желания почувствовать меня рядом ещё однажды, и я потворствовал ей. Я ждал. Наверное, нужно было ещё немного. Времени?
− Владислав Сергеевич, можно? − несмело заглянул в кабинет Максим, просовывая в проём двери свою голову.
Я хотел было связаться с Настей, почему она не оповещает меня о посетителях, но мой заместитель, уже полностью материализовавшийся передо мной, вступился за секретаршу.
− Я сам попросил Настю не докладывать обо мне, − выговорил он сухо и деловито. Не дождавшись разрешения, как сделал бы это в обычный день, присел на краешек ближайшего кресла, перед этим протянув через стол ко мне лист бумаги.
− Что это? − недоумевая, спросил я, чуть приподняв брови.
− Заявление об уходе, − глядя в пол, не виновато, нет, флегматично, буквально утопая в собственном спокойствии, чётко произнёс вице-президент моей компании, желающий получить приставку экс к своему статусу.
− И что это значит? − не понял я. − Неужели наши конкуренты переманили моего заместителя обещанием кресла гендира? − как бы сильно я не доверял своим сотрудникам и людям вообще, я им не верил, поэтому тон мой исключал вероятность неудачной шутки.
− Нет, что вы, Владислав Сергеевич, − в тон мне, голосом покойника (если бы мертвецы говорили, то нынешний голос Макса был бы очень схож с их умиротворёнными звуками) ответствовал зам. − Хочу кардинально сменить род деятельности, − закивал Макс, при этом пытаясь больше убедить себя, чем меня.
− И на что ты решил поменять технологии?
− На фотографию, наверное, − он пожал плечами, как я и думал, не совсем уверенно.
− Это как-то связано с моей…сестрой? − в мгновение вся моя натужная дружественность испарилась из суровой интонации, я ничего не мог с собой поделать, воспринимать Макса адекватно после того инцидента с поцелуем пусть уже и трёхмесячной давности было не совсем легко. Тем более, сейчас, когда моя сестра взяла в привычку поддерживать с этим парнем дружественные отношения, встречаясь с ним по несколько раз в неделю. Меня дико раздражал самый его вид, но он всё ещё был моим заместителем, а теперь, похоже, и другом моей сестры. Поэтому в какой-то мере его решение об уходе избавляло меня от вынужденных мер субординации, и можно было беспрепятственно сделать ему больно, теперь. Но мыслить не так поверхностно я был научен… жизнью.
− Нет-нет, Владислав Сергеевич! − горячо запротестовал он, высвобождаясь из своей безмятежности, как из тесного кокона. − Мирослава ни при чём! Это всё сугубо моё… − он сглотнул, − личное дело.
− И всё же? − выгнул бровь, и как безумец засверкал расширенными зрачками.
− Я уезжаю заграницу, Владислав Сергеевич, − признался мужчина, не пытающийся (и могущий себе это позволить) не скрывать своей влюблённости в мою сестру. В мою… − Навсегда.
− Ах, вот оно что?! − воскликнул я. − А если не подпишу? Заявление-то? − признаю, что я почти издевался над его чувствами к моей, только моей женщине.
Макс сцепил пальцы и замолчал.
− Ведь в самом-то деле, Макс, твоё решение необдуманно. Ты любишь свою работу и фотография это явно не твоё, согласись? Ты уже нашёл своё место в жизни, парень, и не нужно срываться с этого места неизвестно ради чего, − из меня полилась не нужная никому наставительная проповедь, но глаза зама, заблестевшие гневом и обвинением в близорукости, немедленно поразили меня сначала молниями, а потом полной несообразностью с его уступчивым нравом.
− Пожалуйста, Владислав Сергеевич, подпишите моё заявление, − утихши сказал он, добавляя голосу той самой решимости, что неожиданно завладевала им во время совещаний, переговоров или просто очередных разработок нового проекта.
Я усмехнулся:
− Я подпишу, только если отпуск на две недели, пусть и в той самой Германии, в которую ты рвёшься. Две недели, за которые ты тщательно обдумаешь своё опрометчивое решение. Не спорь! − остановил его дальнейшие неубедительные и неинтересные мне разглагольствования. − А теперь иди, мне нужно работать.
И он встал, молча, вышел за дверь, даже не задумавшись, откуда мне известна нелепая идея его переезда в Германию.
Мира едет в Германию через неделю, почти на двадцать дней раньше запланированной выставки зарубежной живописи, на которой должны будут выставляться некоторые из её картин. Но не навсегда? С чего вообще этому воздыхателю пришла в голову Германия в качестве второй родины на постоянное место жительства?
− Почему она отложила обследование на этот раз? − спрашиваю Олега, хмурясь и нервничая.
− Не знаю, Влад, не знаю. Дважды она отговаривалась неотложной встречей, а теперь наотрез отказалась от похода в клинику до своего возвращения. Объяснила мне, что погрязла в подготовке к выставке и это, по-моему, очень важно для неё. − Олег выстраивал свою цепочку предположений, но только звенья этой цепочки плавились от слабого огонька моей свечи.
− Я сам разберусь. Спасибо, Олег.
− Вечером… Ты снова пойдёшь в бар?
− Нет. У меня светский приём. Напьюсь там, − я был серьёзен, но Олег почему-то облегчённо выдохнул.
− Влад?
− Да?
− Ты не держишь своё слово, − он понизил голос на полутон, словно не желал нарушать прием покоя больных, но сбавил громкость по совершенно иной причине.
− Какое? − прекрасно зная, о чём говорит друг, я дал себе возможность сыграть в два неизвестных при одном.
− Ты его не помнишь? Ты обещал… отпустить её.
− Олег… − в трубке послышался вздох, и он принадлежал мне. − Я отпустил. Но я никогда не давал слова − оставить её. Я обещал, что она не будет со мной против своего желания. И она не со мной. Разве ты не понял? До сих пор?
В трубке послышался тяжёлый вздох, а потом ещё один и на этот раз, не только мой. Голова запрокинулась назад − откинувшись в кресле, я прикрыл глаза.
− У нас нет другого пути, кроме того, по которому мы уже идём. Мира и есть мой путь.
− Влад…
− У меня много работы, Олег. Попробуй поговорить с ней ещё раз и перезвони мне, если у тебя получится.
***
Мы все собрались в аэропорту у одного из высоких мраморных пилонов, я ближе всех подобрался к Мире, но ближе всех и к белой колонне. Словно попрощавшись с Мирой, должен буду непременно опереться к матовому истукану, чтобы ноги не понесли за сестрёнкой или не позволили опасть перед ней на колени прямо сейчас.
− Что же вы все так переживаете?! − возмущалась Мира, по очереди обнимая всех своих родных.
Руки её порхали с одних плеч на другие, она даже обхватила ими Анатолия, посмеялась над мешающим объять сестру животом Лизы, и пусть смех её вышел немного колким, но ведь этого так никто и не заметил. Мама Миры, вытирала слёзы носовым платком и выглядела чуточку нелепо в рубиновом колье с такими же серьгами, но Миру порыв матери к драгоценностям, которые мы подарили тёте Нине на прошлый новый год, необычайно растрогал и она сама прослезилась. Отец держался непоколебимо, а обняв Миру, похлопал её по плечу, почти по-мужски, выражая свою отцовскую гордость этим незамысловатым жестом.
− Спасибо, − прошептала сестрёнка ему в плечо, бессловно всё понимая и только после немого кивка отца неохотно отстраняясь.
Я не заметил, что не отрываю глаз от неё, отсчитывая секунды до нашего с ней прощания, которое случилось раньше прощения.
− Твоя очередь, − как-то по-сестрински тепло сказала она, раскрывая руки для наших объятий. Я не хотел, но вздрогнул от её голоса, улыбка на её лице превратилась в искусственную и непроницаемую, она сжала губы настолько, что они превратились в одну сплошную лиловую линию.
− Да, − прохрипел я, замедляясь и не спеша обнимать её. Мира подступила ко мне ещё на шаг, и если бы я откинулся на столб прямо сейчас, то мы бы обнимались уже бесконечно. Но слева меня буравили глаза нашего отца и её матери, а справа Лизкины слезливые зарницы и бесстрастный взгляд Анатолия. И я обнял её, просто и по-братски.
− Ты вернёшься? − Не знаю, почему моё горло сжалось в этот момент и сделало из недосказанности полноценный вопрос, − Скоро?
− Слушайся маму и папу! − вместо этого, вместо всего отшутилась она, подмигивая отцу и высвобождаясь из моих ослабевших рук. − Теперь только ты останешься с ними!
Недружные смешки известили меня, что всем понравилось замечание сестрёнки, но я смог только опустить голову в пол под ногами, а поднять лишь один краешек губ.
− Не скучайте по мне! − крикнула она вдогонку, удаляясь на объявленную посадку, по пути к ней присоединилась Инга, тактично не приближавшаяся к нашей компании до этого момента.
Абсолютно все мы замерли после этого крика, ещё немного наблюдая за мелкой фигуркой, быстро отдаляющейся от нас, прошедшей через турникеты и ограждения, а потом и вовсе скрывшейся за металлическими дверьми.
***
Через неделю Мира позвонила, чтобы сообщить − выставка прошла на ура, а она… не вернётся.
Комментарий к Глава 48 Дорогие мои читатели! Я рада, что Вы по-прежнему со мной и с моей историей. Ваша поддержка – это тот самый лучик, который светит моему вдохновению. Как Вы успели заметить главы стали выходить часто (ежедневно), надеюсь, качество текста от этого не страдает. А я просто не в силах отложить написать продолжение, потому что это произведение стремительно подходит к своему завершению и меня захлёстывают эмоции от неизбежности расставания с любимыми героями.
Отдельное спасибо читателям, оставляющим отзывы и делящимися со мной своими мыслями и переживаниями.(Простите меня, Sana, Idris, Яна и все, кому не смогу ответить лично) Но я читаю каждое слово вашей поддержки и искренне радуюсь вашей похвале. Без ваших тёплых слов мне было бы значительно одиноко.
Лопающая отправленные вкусности, улыбающаяся талантливым отзывам и благодарная вашей теплоте
Наргиз.
====== Глава 49 ======
Комментарий к Глава 49 Florence and the Machine – No light, no light
Florence and the Machine – Over the love
ВЛАД
Разрывная пуля прошла сквозь тонкую кожу, обтягивающую грудную клетку, застревая в пятом межреберье на сотую долю вечной секунды, а потом взрыв, там, глубоко внутри, и позднее осознание, что ей не хватило времени.
Больше ей не нужно его.
Родители принялись возмущаться и сетовать на дочь, тем не менее, терпеливо выслушивая её отговорки, похожие на ложь слова «по крайней мере, какое-то время», а я уже слетал вниз с заграничным паспортом и «на всякий случай» заготовленной визой. Это ведь были простые меры предосторожности, ничего больше.
Тётя Таня не из любопытства, но из мягкосердечия своего вслушивалась в ровный голос сестры, раздающийся из колонок по громкой связи с родителями. И только она бросила уже старческий, но от этого только ещё более тёплый взгляд в мои глаза, ещё медлившего в дверях гостиной, чтобы уловить больше голоса Миры в простреленное сердце, больше воздуха в лёгкие на износ.
Семь часов пятьдесят девять минут. Именно столько времени прошло с момента прослушивания безымянного голоса в трубке, известившего меня, что Мира остаётся в Берлине в тысяче шестистах восьми километрах от меня.
Ей нужно было расстояние?
Я нашёл ту гостиницу, в которой они остановились сразу, продиктовал таксисту адрес по памяти, хотя по-немецки не говорил и не понимал ни слова. Мужчина в служебной кепке и серо-голубой, отглаженной до безупречности рубашке доставил меня до Фридрихштрассе девяносто девять и распрощался со мной.
В «Евростарс Берлин» меня встретили радушно, администратором оказалась симпатичная девушка, бегло заговорившая со мной на немецком языке, но не производившая впечатление немки. Я улыбнулся ей самыми краешками губ и ответил на приличном английском. Состоялся обмен улыбками согласно этикету, и она поспешила проверить, действительно ли у них имеется запрашиваемая мной постоялица. Она не переставала улыбаться всё время, пока искала информацию в базе данных своего компьютера, а затем чтобы сменить выражение лица просто сделала свою улыбку ещё шире.
Она подтвердила, что Калнышева Мирослава Сергеевна на самом деле занимает двести шестой номер в их гостинице и спросила, доложить ли ей о том, что её ожидает гость в холле. Я сначала утвердительно покачал головой, а потом рывком остановил собирающуюся звонить в номер к сестре администраторшу.
«Не могла бы она сказать мне, на каком этаже находится номер сестры и тогда я смог бы устроить ей маленький сюрприз», − попросил я, уподобляясь “Хильде” (как гласил её синий бейдж) лукаво заулыбавшись.
Девушка поспешно поставила трубку на место и в изумлении раскрыла ярко накрашенные малиновые губы. Я спокойно замахал обеими ладонями, разуверяя её в своих побуждениях, и она тут же согласилась содействовать мне.
Номер сестрёнки располагался на последнем этаже этого высотного отеля и, добравшись до него на лифте в сопровождении портье, я отпустил парня, выдав ему незаслуженные чаевые. Медлить перед рифлёной дверью не было смысла, но оттягивать момент неизбежности, казалось было давно выученным уроком, а я просто повторял его в который раз.
Кулак ещё ненадолго завис в воздухе в том месте напротив двери, чуть ниже выгравированных цифр с номером комнаты, а затем сдвинулся вперёд и ударил, один раз, второй, третий…
Дверь открылась, и я встретился с карими глазами… мужчины… Макса?
Первым заговорил он, точнее удивился, увидев меня на пороге, и всё его изумление выразилось в двух словах, восклицательных, в моём имени:
− Владислав Сергеевич?!
Я отвернулся, словно бы оборачивался взглянуть за спину, упираясь взглядом в противоположную стену, но голос шёл не из-за моей спины, а за спиной Макса:
− Кто там? − просто и по-домашнему спрашивала Мира, теперь я улавливал и её осторожные шаги, и мелькающую фигуру в белоснежном махровом халате с широкими завязками.
− Знаешь, Макс? А я передумал, − кулак сам собой полетел в приплюснутое лицо бывшего заместителя, и хруст ломающейся кости перекрыл все остальные звуки и голоса. Я шагнул внутрь номера, захлопывая дверь ногой, а Макс уже успел прислониться к стене, рядом с закрытой дверью, а руки его тщетно пытались сдержать хлыщущую из носа кровь. Я злорадно скалился, протиснувшись рукой между выдвинутыми вперёд локтями, и вцепился в его шею: − Это ж надо было так ошибиться, − сильнее сжал пальцы на его горле, почти наслаждаясь начавшимися вырываться из него хрипами, а беспомощные руки парня переместились ниже, покрывая мои зажатые тисками вокруг его шейных позвонков ладони. − Ай−яй−яй, теперь я признаю, что тебе стоит держаться подальше от РОДИНЫ!!! − Я орал прямо в лицо задыхающемуся Максу с выпученными глазами, пытающемуся не захлебнуться собственной кровью, но ещё больше пугающемуся перспективе оказаться задушенным в номере отеля.
− Отпусти его! Прошу тебя пусти! − оказывается всё то время, что я душил Макса, маленькие кулачки наносили бесчисленное количество ударов в мою онемевшую спину, а всхлипывающий голосок сестры пытался достучаться до моего обезумевшего сознания. − Влад, прошу тебя! Он уйдёт! Он просто уйдёт…
Не знаю зачем, но я послушался этого голоса, я разжал пальцы, не сразу, окаменевшие в крепкой хватке, они отпускали горячую плоть неохотно, только по-одному освобождая слишком хрупкое горло Макса. Мои пальцы обагрились кровью, стекающей по подбородку и пятная не только мои руки, но и полированный пол. Я отступил, стряхивая руку, а Мира поспешно выдворила Макса за дверь в коридор, мало заботясь о его состоянии, хотя возможно как раз таки забота о нём и вынудила её выставить его вон, чтобы он ненароком снова не очутился в моих «объятиях».
Я обернулся через плечо, вперив по-прежнему яростный взгляд в сестру, и застал её задыхающейся криком и опирающуюся на запертую дверь. Я ушёл вглубь гостиной и сел на белоснежный диван, ехидно напомнивший, в каком виде Мира предстала моим глазам совсем недавно. Не вовремя врезались в память пижамные штаны Макса и хлопковая футболка, всё, что было на нём надето, выглядело безупречно в тон «наряду» сестрёнки.
Я молчал целую вечность, откинув голову на спинку дивана и прикрыв веки, губы мои будто беспечно улыбались, подёргиваясь в равные промежутки времени, а брови остыло хмурились.
− Зачем ты здесь? − спрашивает вдруг, и я вздрагиваю от этого холодного голоса. Я не отвечаю на бессмысленный вопрос, а только приподнимаю голову, чтобы заглянуть в горящие отблесками пламени глаза.
«Не знаю», − хочется солгать, но губы отказываются, и я мотаю головой, отвечая на свой, не её вопрос. Снова опускаю голову на спинку, погружаясь в ничто, закрываю глаза.
− Почему ты просто не можешь оставить меня в покое? − голос всё так же холоден, хотя презренная теплота начинает прорываться из него высокими нотами.
«Она на самом деле не понимает, чего просит?» − говорит моё сознание, на этот раз отвечают мои губы, расширяя сумасшедшую улыбку с обнажением клыков и натягиванием щёк. Я почти слышу собственный безумный смех, но звуки уходят внутрь меня, оставляя безмолвной окружающую нас комнату.
− Что тебе нужно от меня? Зачем ты всё это делаешь? Зачем мучаешь меня? Оставь меня, слышишь? Уходи! Уходи, немедленно! Вон! Ненавижу тебя! − поток безнадежных вопросов слился с лавиной абсурдных фраз и я поднялся с дивана, приближаясь к выходу на три шага ближе… к Мире.
Она мгновенно съёжилась, испуг, отразившийся в её чистых хрусталиках глаз, заставил меня остановиться на расстоянии от неё, даже протянув руку, я не мог её коснуться, так далеко я обозначил дистанцию между нами.
− Ты не хочешь меня видеть… больше? − я сглотнул, не отрывая взгляда от её глаз, следил за малейшим изменением в их непроглядной глубине и желал найти ответ прежде, чем её голос соврёт, глядя в мои глаза.
− Нет, − прозвучал вердикт, она отвечала, не моргая и не задумываясь, не пытаясь слушать или услышать меня.
− Ложь, − без промедления, без эмоций, только лишая её возможности не смотреть мне в глаза, − Хочешь остаться здесь навсегда, потому что здесь нет меня?
− Да, − приговор.
− Ложь, снова, − желваки непрерывно дёргались, скулы болели, а глаза бегали по её лицу, не находя желанной уступки. Мира прятала свои руки за спиной, с каждым произнесённым ей словом теснее прижимаясь к двери, позади себя. − Скажи мне, что не любишь больше, что не любила никогда и обещаю… Я уйду. − Только один раз я разорвал этот поединок между нашими глазами, глаза скосились в сторону при пустом обещании. Но Мира не отвернулась, она всё так же смотрела в мои глаза, жаждущие правды? Лжи? Слов? Или молчания?
− Я ненавижу тебя! Слышишь? Ты мне противен! Противен!!! − закричала она.
«…− Я люблю тебя… Слышишь?
− Я молю Бога, чтобы ты не сказала обратного, чтобы я не услышал от тебя противных этим слов.
− Никогда. Слышишь, никогда не перестану тебя любить…»
Я расхохотался, отворачиваясь. Не знаю, зачем мои глаза приковались к белоснежной поверхности дивана, но они не могли оторваться от сплошной белизны, стеной выстроившейся передо мной. А истерический смех до болезненных колик всё никак не хотел останавливаться, по щекам текла какая-то странная жидкость, маленькими ручейками, и это была не кровь Макса, а моя, моя кровь, только пока ещё прозрачная, но уже солёная.
− Отойди от двери, − голос, приказавший сестре уйти, так сильно напоминал мой собственный, и я поверил в то, что смирился, тыльной стороной ладони я стёр лицо и, не смотря в лицо Мире, только слыша её шаги, я поменялся с ней местами: теперь я был у запертой двери, а Мира стояла посреди комнаты. Моя рука застыла на ручке, оттягивая её вниз, но, всё ещё не давая ей открыться.
− Если это так просто… Скажи, как мне? Как мне, возненавидеть тебя? Как остановить это безумие? Как перестать любить тебя? − Я не выдержал и обернулся через плечо, наверное, желая в последний раз запечатлеть её образ ангела в своей памяти, такой растяжимой для неё и такой предательской для меня.
Теперь… Теперь, глаза ее заволокло стеклянной пеленой непролитых слез.
Они будто не смели падать на горящие алым щёки, не желали покидать такого надежного приюта − теплого шоколада ее зениц.
Взгляд настороженный, она, кажется и сама не замечает, как ноги ее отступают назад, вглубь комнаты. Наши взгляды схлестываются в немом разговоре, Мирины невозможно громко кричат обидой и упреком, но я не настолько всесилен, чтобы объяснить истинную причину ее укора. Рука опадает, переставая держаться за металлическую ручку, но Мира не произносит ни слова. Она молчит, как и я. Я жду ответа. Терпеливо ожидаю её…
Еще на один шаг ближе...
Мира качает головой, отрицая, отступая, не отпуская.
Еще больше страха в ее глазах...
А я не чувствую, как иду.
Всхлип... Её…
Она в моих объятиях.
Я не забыл, каким приятным может быть ее запах, щекочущий мои раздувающиеся от
желания ноздри. Я обнимаю её жадно и до удушья, собственного и её, я тяну её вверх, находя беспокойные губы, всё ещё что-то шепчущие, что-то бессвязное… но порывисто отвечающие на мои поцелуи.
− … ненавижу… ненавижу…ненавижу, − повторяет она, неустанно осыпая поцелуями моё лицо, щёки с высохшей влагой, орошает их своими слезами, наконец, выпросившими себе свободу.
− …люблю…люблю…люблю, − шепчу я. Я толкаю её к дивану и усаживаю почти насильно, пристраиваясь на колени возле её ног, удерживаю её разгорячённые ладони в своих руках и продолжаю вглядываться в её глаза, лицо, губы, слёзы, улыбку.
Она порывается обнять меня и оттолкнуть, её непослушные руки хотят притронуться к моим взъерошенным волосам, а глаза упрекают и отворачиваются, преследуют и убегают.
− Ты должен был уйти… Должен был оставить меня. Это всё неправильно, − она качает головой и не смотрит на меня, отворачивается от моих губ, но прижимается к ним щекой, опуская веки. Я целую её. Осторожно и неслышно, как шестиклассник на большой перемене свою застенчивую одноклассницу. Проще, я целую свою сестру.
− Ты прогоняешь меня? Хочешь, чтобы я ушёл? − говорю, не отрывая губ от её мягкой, но солёной щеки.
Мира распахивает глаза и смотрит на меня, высвобождает руки из моей хватки и вцепляется ими в рукава моей рубашки.
− Не уходи, нет! − надрывно шепчет она. Она отчаянно мотает головой. В глазах её столько обиды на меня, что я перебираюсь на диван рядом с ней и пересаживаю её к себе на колени. − Я сделала тебе больно. Я обидела тебя, − бормочет она мне в грудь, не поднимая головы. − Но я не жалею. Ты должен был уйти. Должен был, когда я тебе позволила. Когда могла отпустить. Я не нужна тебе. Я… Я убила нашего ребёнка…
− Ты знаешь, что это неправда, − сказал я, напрягаясь, но, не переставая гладить её по спине.
− Правда. Я такая слабая, рано или поздно… это… всё равно бы произошло. Я просто обманывала себя иллюзиями. Я не делаю тебя счастливым. Я…
Мира неожиданно извернулась в моих руках и раскрыла полы своего халата, под ним была одежда: короткие шорты и свободная майка. Она похудела − это первое, что бросилось мне в глаза. Но она показывала мне совсем другое − синяки, много синяков, по всему телу.
− Я безобразна, − прошептала она, приникая губами к моей шее. Я обнял её крепко-крепко.
− Вовсе нет, − выдохнул я.
− Ты не можешь любить собственную сестру, Влад. Сестру, от которой пахнет кровью и лекарствами большую часть времени, − бормотала она, но она хотела, чтобы я всё это слышал. И я слышал. Я слушал.
− Могу. Могу и люблю.
− Нет, − запротестовала она. − Я хочу видеть тебя таким, каким ты был до встречи со мной. Хочу, чтобы ты жил, а не превращал свою жизнь в существование ради меня.
− Послушай меня! − я оторвал её от своей груди и обхватил её лицо ладонями, нервно потирая щёки большими пальцами. − Просто послушай!
Она молча кивнула, соглашаясь.
− Я не могу без тебя. Ты права, я живу ради тебя, но если бы не ты я не жил вовсе. Существование? Если без тебя я не умею дышать, то, как же мне жить, если ты уйдёшь из этого существования? Я люблю тебя, просто люблю и не ищу объяснений своему чувству, так не ищи их и ты. Просто знай, что ты должна быть со мной. Всегда.
− Но я не могу тебе ничего дать! − воскликнула она, отчаянно и горько.
− Можешь, − я приблизил её лицо к своему, сталкивая наши лбы друг с другом. − Можешь, − повторил, возобновляя круговые движения больших пальцев по её влажнеющим щекам. − Отдай мне себя. Всю. Ты − это всё, что мне надо.
− Вла… − она не смогла договорить, я закрыл её рот поцелуем.
− Тшш… слишком много слов…
====== Глава 50 ======
ВЛАД
Мои губы нежно касались её верхней губы, отпускали, и терзали нижнюю, и это было восхитительно изведывать их едва уловимый различающийся вкус, которым я бредил. Её, не стирающийся аромат апельсинов, так щедро разбавленный с мятой, сейчас, был приправлен солью её собственных слёз и я ощущал себя истым гурманом.
Я преподнёс её трепещущие груди к своему лицу, бесценным даром зачерпывая их ладонями и вознося к алчущим губам своим, они великодушно отзывались на каждую ласку, а Мира издавала блаженные звуки, а мягкие руки её надавливали на мои плечи, поощряя мою ласку, приносящую мне несравненно больше удовольствия, чем моей плачущей девочке.
Я слизывал дрожь с её острых коленок, а Мира вцепилась в подушку по обеим сторонам от мечущейся головы. Она плакала…
Мои руки брели по её коже, как жаждущие путники по немилосердной пустыне в поисках заветного миража. Оставив её полностью обнажённой, я оставил её уязвимой и незащищённой и только моё собственное тело служило ей покрывалом, сулило спасение в обмен на полное избавление. Я избавил себя от одежды её руками, нуждаясь в её прикосновениях: она сделала это дрожащими пальцами, отчаянно протестуя против катящихся вниз по её щекам слёз.