Текст книги "Останови моё безумие (СИ)"

Автор книги: Nargiz Han

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

– Лиза, ну о чём ты говоришь, отец в прекрасной форме, и рубашка ему очень идёт, – мама поднялась с дивана и мы поняли, что обсуждение закрывается и теперь все точно идут пускать салюты.

Пока все одевались в пальто и пуховики, папа отправился за петардами в гараж, Лиза тихонечко переговаривалась с Анатолием, мама вышла во двор под руку с Владом, тихим шёпотом благодаря брата, в это время он тепло и искренне улыбался ей, а потом обнял покрепче и мама спрятала своё лицо у него на груди. Я знала, о чём они говорили, знала, но не думала, не хотелось думать.

Вот такой была моя первая Новогодняя ночь, встретившая меня в доме моего брата, обещавшая мне так много – шампанское, которое мне не было разрешено попробовать, ноги утопающие в мягком снегу, веселившим меня своим хрустом в светлую ночь. Моя семья, с понравившимся всем другом Лизки, так галантно подливающим в бокал сестры пузырящегося напитка, родителями, поддерживающими друг друга во всём, и даже сейчас стоящими в обнимку, братом, неожиданно ставшим таким родным для меня человеком, окружившим меня своей заботой с первой секунды нашей первой и неприятной встречи, а сейчас укутывающим мои плечи в тёплый плед с беззвучным «Холодно», и кусочек неба переливающийся разноцветными огнями брызг фейерверков.

В этом году традиционное загадывание желания под бой курантов (ведь я не загадывала желаний в Новогоднюю ночь с четырёх лет), наконец-то свершилось, отчего-то захотелось поверить, что оно сбудется и, нарушая шестнадцатилетнюю традицию, я попросила, «Чтобы все дорогие моему сердцу люди обрели в Новом году своё счастье, особенно Влад, мне очень этого хочется».

Родители долго уговаривали Анатолия остаться у нас, ссылаясь на позднее время, брат в этой пропаганде не принимал участия, но Анатолий, к ночи осветливший свой образ в моих глазах, отказался от гостеприимства, сердечно поблагодарив всех нас за его оказание, уехал на своей синей машине, предварительно немного дольше прощаясь с сестрой.

Новый год наступил, гость уехал и как-то сразу всё стало немного прозаичнее, Новогодняя ночь превратилась в ночь обыкновенную, намного примитивнее, чем история кареты вернувшейся к состоянию овоща, все пожелали друг другу Счастливого Нового года и разбрелись по комнатам.

Спальня меня встретила раскрытой коробочкой с подвеской, не отпускающей моё воображение за свои пределы, и обернутой в подарочную бумагу, оставшейся не подаренной картиной, я безвольно рухнула на кровать, закрывая лицо руками, прячась от самой себя. Что происходит? Картина, нарисованная месяцы назад стояла перед глазами точно только нарисованная – та, слабая, другая я тянет свои болезненные руки за драгоценным даром, больше всего не хватающим ей для настоящей жизни, и Он – невидимый человек, в тени, так бездумно расстающийся со своим сердцем отдаёт ей его с великой радостью во взгляде одинаковых со мною глаз. Не вытерпев, я рывком поднялась с кровати и бросилась к шкафу, где хранила свои любительские работы, не заглядывая ни в один тубус, я по памяти, ставшей такой услужливой в эту заколдованную ночь, извлекла наружу самый нижний футляр – именно в него я спрятала своё непонятное тогда, до конца неосознанное и теперь, творение.

Осторожно вынув нарисованный холст, я принялась разглядывать его тщательнее, будто не он неотступно преследовал меня весь вечер, после получения подвески с рубиновым сердцем. То, что я проделала потом, мозг не воспринимал, я только чувствовала, что должна это сделать, и что всё правильно, всё так и должно быть…

Ступеньки на лестнице пугали не так сильно, я не ощущала своего тела, не ощущала недоверчивого сердца, просто шла, шла наверх. Рука замерла, не решаясь произвести стук, но осмелившись немного подтолкнула дверь – не заперта, пути назад нет, дверь уже открылась. Сохраняя немного здравого смысла тихо зову:

– Влад… – ответа нет, а я мнусь на месте.

– Кто там? – встревоженный, но не повысившийся тон голоса брата и зажигание настольной лампы. Ненадолго, загоревшийся в комнате слабый свет приковывает к себе внимание, теряюсь окончательно «Что же я здесь делаю?».

– Мира? – брату не удаётся скрыть удивление в голосе, и по коже проносится толпа мурашек. Влад садится в кровати, опираясь на ладони, в приглушённом свете кажущиеся мне огромными, краем сознания отмечаю, что он всё ещё в новой рубашке – надежда, что я его не разбудила.

– Тебе плохо? – посерьёзнев, порывается встать и приблизиться ко мне, судорожно, с каким-то отчаяньем в голосе останавливаю его:

– НЕТ! – пугаюсь собственной реакции, поэтому тише добавляю, – Всё в порядке. Я просто… просто хотела отдать тебе это… – протягиваю ему картину в оберточной бумаге, совсем не ту, которую предполагала подарить ему ещё утром.

– Это подарок? – спрашивает он, не поднимаясь с места, голос уставший и тихий, внутри что-то непреодолимо сжимается от неразличимых ноток грусти в нём.

– Да, – говорю я, тут же отступая назад к двери. – Только… только не открывай сейчас, ладно? – прошу я.

– Хорошо, – быстро соглашается он, кладя картину на подушку.

– Спокойной ночи? – пожелание выходит каким-то неуверенным и я спешу развернуться, чтобы покинуть комнату брата, он окликает меня, когда мне почти удаётся уйти.

– Мира. – Я оборачиваюсь. – С Новым годом!

– С Новым годом! – шепчу с улыбкой.

Спускаюсь по лестнице так же легко, как и все, вспоминая, как сильно Влад похож на моего призрачного ангела, с картины, отныне мне не принадлежащей…

Я засыпаю всё с той же глупой улыбкой на лице, в полузабытьи крепче сжимая в ладони рубиновое сердце – нельзя отпускать… слишком дорогое… и не подозревая, что где-то наверху это самое сердце отсчитывает каждый удар, невидящим взглядом вглядываясь в подарок сестры…

Комментарий к Глава 20.2 Глава закончена, надеюсь на ваши комментарии и прошу выделять ошибки в тексте, не было возможности перепроверить)))

====== Глава 21 ======

ВЛАД.

Я не сказал ей ни слова. Это превращалось в своеобразное представление – играть с Мирой в молчанку, когда не знаешь что именно можно сказать, а слова царапают горло, пытаясь вырваться из плена губ. Её подарок – картина, всколыхнул во мне бурю, которая теперь была готова извергнуться наружу, руша на своём пути всё, что более-менее удерживало меня от окончательного падения. Сердце неустанно твердило, что её подарок это признание, требующее немедленного ответа, в то время как разум, отчаянно ищущий выхода из тёмного лабиринта, нашёптывал правильный, но не устраивающий меня ответ о её признательности.

Я узнал себя, узнал её, но мы были другими – откровенными с собой, грустные глаза Миры с надеждой взирают на более счастливого меня, без раздумий вручающего ей своё сердце – когда была написана эта картина? Этот вопрос более остальных мучил меня своей безответностью, но, в конце концов, рассудок одержал суровую победу над моим сердцем, безвольно отступившим в тень до следующей битвы, а я не сомневался, что их будет ещё очень много.

Первое утро нового года разбудило меня повышенным оживлением в доме, по-видимому, я был единственным проспавшим сегодняшний рассвет. Голова с неохотой оторвалась от уютной подушки, издавая тяжёлые вздохи на всём пути следования в душ. Двигаясь необычно медленно, мне удалось собраться и привести себя в подобающий вид с титаническими усилиями, чувство неотвратимости преследовало меня на каждом шагу. Внизу меня встретила пустая гостиная, но голоса преувеличенно громкие продолжали заполнять дом. Неспешно прошёл в кухню, наконец, обнаружив источник шума и раннего веселья – вся семья, включая мою домработницу Татьяну Львовну, спокойно проводила утреннюю трапезу за накрытым столом.

– Доброе утро, – нарушил я мирно текущий разговор. Все взоры моментально оборотились ко мне, посылая радостные улыбки и приветствия.

– Сынок, садись возле меня, потеснимся, – задорно пригласил меня отец, протискивая ещё один стул к столу между собой и тётей Ниной. Присоединяясь к присутствующим, я постарался принять участие во всеобщем разговоре, про себя отмечая мелкие детали – при моём скромном появлении, моя домработница неуклюже встала из-за стола, поспешно придвигая мне в это праздничное утро составляющими мой завтрак – булочки с шоколадным кремом и ароматно дымящуюся кружку со сладким чаем. И если я мог объяснить себе поведение доброй престарелой женщины тем, что в отличие от остальных членов моей семьи меня она до сих пор воспринимала несколько иначе, не позволяя себе перейти границу работодатель-прислуга, то поведение своей сестры Миры я не мог понять совершенно. Чего я ожидал?

Мира была радостной и надо признать говорила больше всех, одаривая комплиментами женскую половину столовой и поддевая отца смешными подколками, единственное, что было не так – она не смотрела на меня. Я не вникал в суть разговора, изредка улавливая обсуждение достоинств Анатолия, мой тонкий вкус в выборе подарков для женщин и бесподобный кулинарный талант «тёти Тани», который невозможно затмить. Завтрак прошёл именно в таком ключе, пока семья не начала расходиться по своим делам, попутно обмениваясь планами на весь день, но никто ещё не успел покинуть пределов кухни, в то время как раздался излишне весёлый голос Миры.

– Уже десять часов, я собрала всё необходимое, поэтому через полчаса мы можем выезжать, – чётко, так что была услышана всеми, хотя и обращалась только ко мне, проинформировала меня сестрёнка, в первый раз посмотрев мне прямо в глаза, слишком резко отрывая свой взгляд от грязных тарелок. Только сейчас я вспомнил, что Миру нужно отвезти в клинику, и я почти уверен, что вся семья благополучно позабыла о факте возвращения сестры в больницу так же, как и я. Тем не менее, я постарался не выдавать своего разочарования и на мгновение охватившего меня смятения, рывком поднимаясь со своего места,

– Только переоденусь и возьму ключи, – бросаю из коридора, скрываясь на лестнице.

Именно в машине, по дороге в больницу мы начали придерживаться этого негласного правила об обоюдном молчании, я не спорил, не мог с ней спорить. Ещё во дворе дома дожидаясь Миру в машине, я заметил, в её руках очередной тубус, теперь бережно поддерживаемый одной рукой и время от времени раскатываемый ею на коленях. Раньше мне было приятно с ней вот так молчать, теперь – нет.

Она не избегала меня, и даже села на переднее сиденье рядом со мной, просто не разговаривала, но это и угнетало меня больше всего, пугало меня. Мы приехали невероятно скоро, хотя я и старался ехать медленно. Соблюдая все правила, останавливаясь даже на жёлтый свет светофора, я ехал со скоростью тридцать километров в час и пропускал каждого доброго пешехода, вздумавшего перейти дорогу в не положенной месте, всячески оттягивая момент расставания или надеясь, что Мира всё-таки заговорит со мной.

– Смотри-ка, привёз, – встретил нас Олег в приёмной, вызванный из своего кабинета исполнительной медсестрой.

– Ты как мне думается и праздники провёл в клинике, – усмехнулся я другу, отметив, что все наши ранние недомолвки остались в прошлом.

– А пусть тебе меньше думается, – широко улыбнулся мне друг, после того как врач в нём насупился и отвесил мне хорошего подзатыльника. Мира, наблюдавшая всю эту сцену со стороны, ненавязчиво прокашлялась, привлекая внимание к себе.

– Олег Юрьевич, с Новым годом! Это вам, – с этими словами Мира протянула своему врачу и моему другу тот самый тубус, который до сих пор ни на минуту не выпускала из рук.

– Мне? – я видел, как у Олега загорелись глаза, и хитрые губы стали подёргиваться от удовольствия в слащавой усмешке, а внутри меня всё выворачивалось наизнанку.

– Да. Я знаю, что это очень скромный подарок, но вы как-то говорили, что неплохо было бы чем-нибудь украсить пустые стены вашего кабинета, вот я и подумала, что картина будет хорошим началом в изменении скупого интерьера. – Она высказала это длинное объяснение на одном дыхании, оправдываясь и переживая за реакцию Олега. Я поневоле напрягся, друг бросил быстрый взгляд в мою сторону, вопросительно изогнув бровь, и только потом выудил содержимое футляра наружу. Это оказалась одна из картин сестры, тем не менее, которую мне не довелось увидеть ранее.

– Лошадь! – воодушевился Олег, рассматривая талантливый рисунок Миры, несомненно, означавший намного больше, чем мог предположить прагматичный кардиолог, рассматривающий сердце только с точки зрения кровеносного мотора. Я обошёл развёрнутый в его руках холст и пробежался взглядом по картине, неосознанно, это произошло раньше, чем я успел понять, что произношу это вслух:

– Свобода… – последний слог получился на выдохе, будто я правда почувствовал этот маленький кусочек свободы из картины, на которой была изображена лошадь, рассеивающаяся в крупинки песка. Всё ещё пристально разглядывая картину, я не сразу заметил, что Мира и Олег смолкли, а когда я посмотрел на друга, тот ничего не замечая, стоял впившись взглядом в сестру, в то же мгновение ревность – эта коварная старуха схватила меня за горло и я отшатнулся от врача, встречаясь с глазами Миры. Она не отрываясь, всё это время смотрела на меня, и я что-то видел в этих безумно-прекрасных глазах, мне так отчаянно хотелось понять, так безнадёжно хотелось поверить…

– Да, – почти прошептала она, выводя меня из транса своим коротким ответом.

– Пардон, я не самый большой знаток искусства, но мне нравится эта лошадь, – шутливо ответил Олег, снова запрятав холст в тубус.

– И простите, что без рамы, – добавила Мира, смущаясь.

– Ну, что ты! Это такой пустяк. И кстати, ты в этом году единственная, кто не забыл про меня, – Олег многозначительно посмотрел на меня и я не остался в долгу,

– Не смотри так на меня, с каких пор ты ждёшь от меня подарков на Новый год? Я похож на Деда Мороза? – притворно возмутился я, прекрасно понимая, что Олег шутит.

– И правда, – хитро прищуриваясь, заявил этот клоун, – на деда Мороза ты совсем не похож, по крайней мере, пока не похож, думаю, придётся подождать ещё пару десятков годков, пока у тебя отрастёт борода, и ты немножечко поседеешь. – И Олег расхохотался, развеселив стоявшую неподалёку медсестру, неприлично подслушивающую наш разговор, но я не успел обидеться, потому что к шумному смеху друга присоединился тонкий ласкающий меня смех сестрёнки, только мимолётно взглянув на неё, во мне поднялась тёплая волна счастья, и в следующее мгновение я уже смеялся вместе с ней.

Олег извинился и ушёл на обход, а мы с Мирой направились в её палату, пока сестра отдёргивала шторы, я раскладывал её вещи в шкафу. Эти простые действия занимали у нас больше времени, чем было необходимо, я всячески оттягивал момент своего ухода, Мира затягивала с разговором. В итоге всё мы не смогли избежать ни того, ни другого.

Я настоял на том, что она должна лечь в кровать, чтобы отдохнуть после дороги, она выполнила мою просьбу без пререканий, ограничиваясь бессловесными ответами. После того как я укрыл её одеялом, я отважно присел на край кровати, но говорить с ней сил не хватило. Мы были одни.

– Спасибо, – тихо сказала она после пары минут молчания.

– За что? – растерялся я.

– За чудесный праздник, надолго запечатлевшийся в моей памяти, за подарок, теперь согревающий меня, за то, – она обвела палату рукой, – что не оставил здесь. Спасибо – она потянулась через кровать и обняла меня, это было неожиданно и… приятно. Безумно приятно. Я немедленно обхватил её руками, крепче сжимая в своих объятиях и шумно вдыхая воздух, которого в больничной палате было катастрофически мало.

– Это тебе… спасибо… – всё, что я был способен выговорить в тот момент. Я готов был отдать всё что угодно, чтобы остановить время на этом моменте, совершить гнусное преступление, только чтобы руки моей девочки обнимали меня вечно, но… Мира медленно опустила руки, и мне пришлось отпустить её из своих объятий, запрятав сожаление, мелькающее во взгляде, подальше от её пытливых глаз. Отстраняясь, она невинно, поцеловала меня в щёку, ни на секунду не засомневавшись. Это был простой поцелуй – ее поцелуй, подаренный мне. Ещё один. Пусть даже и сестринский.

– А теперь иди, а я буду спать, – сказала она, весело улыбаясь, будто груз, который она удерживала на своих плечах, оказался слишком лёгким. Я повиновался, молча покинув сначала палату сестры, а затем и стены клиники, всё это время, ощущая невесомое прикосновение её губ на холодной щеке.

Возвращаясь в одиночестве, я вёл машину совсем иначе, стремясь скорее оказаться дома, чтобы промотать время до следующей встречи. Телефон разрывался от непрекращающихся звонков, которые я игнорировал, в конце концов, решаясь хотя бы взглянуть на номер звонившего, я узнал высветившееся на дисплее имя:

«Катя».

Комментарий к Глава 21 Дорогие мои! Пожалуйста оставляйте комментарии к главе, а то, я начинаю пугаться, что к окончанию этой работы все читатели покинули меня(((

====== Глава 22 ======

ВЛАД.

Я так сильно желал обмануть время до нового свидания с сестрой, что кто-то сверху сжалился надо мной, посылая мне Катю. Моя несостоявшаяся девушка, но по-прежнему числившаяся в этом списке из одного имени – Екатерина, пригласила меня на очередную презентацию своего модного журнала, так удачно намеченную на первое января. С откровенным желанием немедленно отказаться, я согласился.

Предупредив домашних, что вероятнее всего буду поздно и переодевшись в один из многочисленных смокингов по таким случаям, в очередной раз проигнорировал целую коллекцию разнообразных галстуков, только вчера пополненную ещё тремя, любовно подаренными моей семьёй. Не терплю галстуков, кроме безвыходных случаев деловых встреч, но об этой моей особенности знает только Мира.

При воспоминании о сестре, на лице невольно заиграла улыбка, а непроизнесённое вслух её имя растекалось по венам вместе с кровью, каждый раз лишающейся доли необходимого кислорода, приходится дышать чаще и глубже, чтобы вернуть мысли в отвлечённое состояние. В конце концов, именно для этого я собираюсь на никому не нужный приём.

Банкетный зал гостиницы «Вероника», неоднократно посещаемый мной ранее, сейчас представлял собой огромное пространство забитое искусственным шиком. По периметру перламутровых стен были расставлены столы с приготовленными закусками, извещавшими о намечающемся фуршете. Гости потихоньку собирались и уже успели образовать несколько кружков по схожим интересам, некоторые откровенно-скучающие, в коих рядах пребывал и я, другие только делающие вид.

– Тебе, ведь совсем неинтересно здесь? – с каким-то разочарованием в голосе вполголоса спросила Катя, медленно опустошая бокал шампанского в своей руке.

– Сегодня ты особенно проницательна, – не остался я в долгу, отвечая на очевидный вопрос.

– Зачем же тогда согласился на моё предложение? – продолжала она. По лицу пробежала тень при напоминании мне о причине моего присутствия в этом месте, и я ответил почти правдой:

– От скуки.

– Ну, тогда, не буду мешать тебе скучать, – ловко ввернула Екатерина, оставляя меня одного и направляясь в очередную кучку помешанных на «современном искусстве».

Долго «скучать» не пришлось, за спиной послышался знакомый голос и я обернулся, чтобы увидеть вице-президента своей компании, мило беседующего с очаровательной длинноногой блондинкой, обладательницей внушительного бюста, и определённо на пару лет старше Максима. Не хотелось вклиниваться в эту пару, но мой заместитель уже заметил меня, после чего что-то прошептав своей даме, они дружной компанией направились в мою сторону.

– Владислав Сергеевич, не ожидал вас здесь встретить, – дружелюбно поприветствовал меня этот, обычно скромный парень.

– Я тебя, кстати тоже. – Я окинул рядом стоящую девушку вопросительным взглядом и Максим с запозданием сообразил, что должен нас представить друг другу.

– О, чуть не забыл, – промямлил он, – Инга – моя сестра. Калнышев Владислав Сергеевич – генеральный директор «Сириуса» и мой непосредственный начальник. – Инга протянула мне руку для поцелуя, но когда я учтиво притронулся к её изящным пальцам, услышал её голос:

– Инесса. Я – галерист. И мне безумно приятно познакомиться с Вами. – У Инессы был довольно приятный тембр голоса, а манера говорить восхищала – она была сама кокетливость.

– Мне тоже очень приятно познакомиться с Вами. – Мне действительно было приятно познакомиться с сестрой Максима, по крайней мере, встретить своего заместителя на этом празднике было невероятным облегчением. Всё-таки Катя присутствовала здесь по большей части по профессиональным причинам, а мне нужна была не напрягающая меня компания собеседников, а на эту роль Максим подходил безупречно.

– Максим не рассказывал мне, что у него есть такая замечательная сестра, – сделал избитый, но от этого не менее приятный комплимент девушке.

– Он у нас тихоня, – снисходительно вступилась она за брата, в лучших традициях родственных отношений, взяв Макса под руку.

– Да, но он – гений, – на меня напал порыв разбрасываться любезностями, по лицу Макса я заметил, что он удивлён не на шутку.

Гостей попросили пройти ближе к импровизированной сцене, известив о начале презентации, и мы в числе оных проследовали по этому направлению, оставаясь совершенно безучастными к происходящему.

– Мы с братом не похожи, – рассказывала Инесса, чуть наклоняясь в мою сторону. – Даже профессии у нас кардинально отличаются друг от друга. Скажу по секрету, брат терпеть не может живопись, – Инга улыбнулась краешком губ, теперь я заметил, что она была значительно старше меня, но этот факт нисколько не умалял её привлекательности, тем временем она продолжала, – У него знаете ли математический склад ума.

– Наша сфера деятельности обязывает нас к этому, – вступился я за Макса, кривовато усмехаясь ещё не до конца оформившейся мысли в моей голове.

– Не сомневаюсь, – согласилась Инесса, снова подарив мне свою лукавую улыбку.

Весь остаток вечера я провёл в обществе своего вице-президента и его старшей сестры, где-то в середине его, рука очаровательной Инны Леонидовны перекочевала под мой локоток, а Максим скромно покинул нас, присоединяясь к более приятному для него окружению. Катя занималась своей работой и обхаживала очередное популярное в элите модное издательство и мне удавалось приятно коротать время с, как оказалось, известным в широких кругах галеристом.

Это было бестактно с моей стороны, но я пропустил церемонию награждения лауреатов «Самый-самый» по мнению женского журнала, не зацикливаясь на таких маловажных вещах и надо отдать должное Катерине, не докучавшей мне пересказами своих успехов на обратном пути. Не задумываясь, остался у подруги, разделившей со мной бутылку отменного коньяка, сделавшей расслабляющий массаж, подготовившей горячую ванну и на протяжении всего этого промежутка времени ни разу не упрекнувшей меня в чём бы то ни было. Смутно осознавая происходящее с собой, проделал несложный моцион перед паданием на широкую кровать, устало опуская отяжелевшие веки и ощущая ненавязчивые руки, боязливо перекинутые через своё туловище, вздохнул с полуулыбкой на пьяных губах – лицо моего ангела не покинуло меня даже в чужой постели, несмотря на охмелевший разум, несмотря ни на что…

Утро было беспощадным, наказывая за необдуманное смешивание спиртного, я был не против, раскалывающаяся голова не способна на порочные размышления, от которых я успешно сбегал с наступления нового года. Не мешая Кате досматривать свои сновидения, я отправился в ванную, чтобы наперекор всем показаниям привести свои мысли в порядок с помощью освежающего душа. Обжигающе холодные струйки стекали по голому торсу, заставляя вздрагивать моё тело, но голова с каждой утекающей капелькой становилась ясней, возвращая меня в мою реальность, состоящую из одного человека – Мира… От собственного бессилия неожиданно даже для себя резким ударом в мокрую плитку рассекаю кожу на костяшках пальцев, но физическая боль не заглушает боли душевной, такая ничтожная, что под натиском моих непрекращающихся мучений суживается до микроскопических размеров. Я боюсь себя… Я начинаю бояться себя… Не выдержу… Не могу…

МИРА.

Четырнадцатое января – ничем не примечательный день, разве что все новогодние праздники уже позади, каникулы закончились – теперь предстоит развёрнутая банальность будней. Хотя всё-таки есть у четырнадцатого января своя особенность, сегодня меня выписали из клиники и отпустили домой. Легкость, так томно распространяющаяся по телу за пределами стен больницы, была признаком моей номинальной свободы, всё-таки неосознанный страх вернуться сюда пропал не совсем. Ко всему прочему меня расстроило, что Влад не приехал за мной один, хуже, он вообще не приехал за мной… Домой меня забирали отец с матерью на такси, отчего внутри разрасталось неприятное чувство, примешивающееся к страху перед больничными стенами. Я так привыкла, что брат всегда рядом, всегда со мной…

Лиза с Татьяной Львовной встречали меня дома и там же ждало и разочарование – брата не было, а я не могла объяснить себе тоску, пускающую свои могучие корни в мою душу. Ссылаясь на усталость, безоговорочно принятую моими родными и тётей Таней я закрылась в своей комнате. Рука не заносилась над мольбертом – мне впервые не хотелось рисовать, неизвестно сколько времени простояв на одном месте в каком-то непонятном оцепенении, я направилась в ванную, чтобы принять душ перед тем как провалиться в сон, спасаясь от собственных мыслей.

Вода, всегда так желанно приносящая мне облегчение, не справлялась со своей задачей, мне было физически плохо, но я отчаянно не понимала причины своего выдуманного недомогания.

Я провела в кардиологическом центре почти две недели, и каждый день Влад приезжал ко мне, чтобы навестить меня. Мы много говорили не о чём, много молчали, и молчали о многом, и это не было в тягость, просто так надо, так правильней, так приятней. Мне было легче смеяться вместе с ним, легче плакать, легче с ним…

Казалось он ждал, моего возвращения больше меня самой и вдруг… Не приехал, не позвонил, не встретил, не ждал… Снова начала наваливаться эта слабость, расслабляющая мои конечности и оставляющая в напряжении только мои мысли, не переставая сменяющие одна другую.

Я легла в постель, укутываясь в тёплое одеяло до самого подбородка, не желая никого видеть, кроме…

Вечер наступил так быстро, только потому что я провела весь день в кровати, уверена родители не обеспокоились, списав всё на переутомление и мою природную слабость, меня это успокаивало. Мама предложила принести ужин в мою комнату, но я отказалась, заверив её, что всё в порядке – так и было.

– Отварная курица с гарниром, как ты любишь,– радостно оповестил меня отец, в то время как мой навязчивый взгляд приковывался к пустующему стулу брата. Не пришёл…

– Да, прекрасно, – согласилась я, занимая своё место.

– Хорошо себя чувствуешь? – Лизка поинтересовалась моим самочувствием, пока мои глаза бегали по углам гостиной.

– Да, нормально, – не теряла нить разговора, отправляя в рот безвкусный кусочек птицы.

– Мама, а кто готовил? – Лиза удовлетворилась моим ответом и заговорила с матерью.

– Мы с Таней разделили обязанности, и … – я их не слушала, мама продолжала говорить.

– … – Лиза что-то ответила, я только видела, как шевелятся её губы.

– … – папа рассмеялся, было видно, как заноситься его челюсть.

– А где… Влад? – я не могла задать этот вопрос, но ни мать с отцом, ни Лиза в этот момент ничего не произносили, почему-то я смутилась оттого, что спрашивала о брате. Но постаралась сосредоточиться на выслушивании ответа.

– Он уехал рано утром, мы не застали его уход, но в полдень он звонил и предупредил, чтобы мы его не ждали, сказал, что будет поздно. – Отец снова принялся за ужин, странно почему они не сказали мне сразу или мне просто нужно было спросить раньше?

Я совсем не ела, бессмысленно потроша курицу вилкой на мелкие волокна и размазывая рис по тарелке. С того момента как я упала на лестнице, брат не оставлял меня так надолго…, даже в больнице, даже во сне…

– Спасибо, мам, всё было очень вкусно, – выдавила я по слогам, сдерживая надуманные слёзы и вставая из-за стола. По привычке взяла свою грязную тарелку, отправляясь на кухню.

– Дорогая, всё хорошо? – встревожилась мама, оборачиваясь ко мне.

– Да, это всё лекарства, я просто ещё немного слаба, – постаралась улыбнуться, чтобы не растревожить мать. – Я наверное пораньше лягу. – Видеть в их глазах беспокойство, было неприятно – смутное чувство вины закрадывалось ко мне, когда я покидала гостиную.

Комната была такой тихой и пустой, потолок слишком высокий, стены невзрачно чёрно-белыми, кровать громоздкой и угнетающей, только окно непреодолимо манило меня к себе. Отодвинув штору, я приблизила своё лицо к стеклу – запотевшее и непрозрачное, оно скрывало от меня гладкий зимний пейзаж, желание нарисовать его не возникало, но мне захотелось оказаться сейчас по ту сторону этой маленькой, но всё-таки неотделимой преграды. Со свистом из моего далёкого детства я протёрла недружелюбное стекло, чтобы было свободнее любоваться зимой в её полной красе, на самом деле отгоняя от себя навязчивые, но не умеющие достучаться до меня мысли.

Уверена, что очень долго я пробыла возле окна, но время тянулось ужасно медленно, мне пришлось вернуться в кровать, иначе я рисковала снова окунуться в усталость. Я и не думала ложиться спать, этого нельзя было делать, потому что я должна была дождаться брата – я не виделась с ним со вчерашнего дня.

Я не смогла удержать веки открытыми достаточно долго и задремала, поэтому когда мне удалось побороть своё сонное состояние и резко открыть глаза, дома всё стихло, а так и оставшаяся отдёрнутой штора не скрывала темнеющего стекла, значит, было уже довольно позднее время. Я не спеша поднялась с тёплой постели и бодрствующий холод обнял мои открытые плечи. Мягкий ворс ковра приглушал мои шаги, я вышла в коридор и прошла в кухню, знала, нет, чувствовала, что Он там.

– Привет, – спросонья мой голос показался мне хриплым и искусственным, но Влад, сидевший за столом, скрывая лицо в ладонях, услышал меня, а это было самым главным. Я не поверила тому, что видели мои глаза – его всегда прекрасное, строгое лицо, с львиной долей усмешки взирающее на окружающих, сейчас было чужим, будто и не Влад вовсе смотрел на меня потухшим взглядом, а в его карих глазах, так невероятно похожих на мои именно сейчас, плескалась ничем не прикрытая боль. Более не имея сил сдерживать подступающие к горлу слёзы, я ринулась к нему, безответно обнимая его за плечи.

Прошла, наверное, минута, нет-нет, я ошибаюсь, прошёл очень долгий час, а может,… прошла целая вечность, прежде чем я почувствовала на спине его тёплые ладони и ощутила шумный вдох на своей шее. Мы снова молчали, так долго, как это было нужно ему, как нужно было нам обоим…