Текст книги "Ничья (СИ)"

Автор книги: mawka01

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 45 страниц)

«Идут месяцы. Ничего не меняется, а я будто так жду, что что-то изменится. Наивная, всегда была такой. Саша постоянно со мной рядом, он очень во многом поддерживает меня, он верит в то, что у меня все получится. И я верю ему. Материала много, но лейблы не хотят с нами работать, ребята одним огромным потоком сливают все на Бориса, везде что-то происходит, только у нас какое-то затишье, застой. Я часто прихожу к мысли о том, что иногда мне не хватает Юльки, чтобы спросить у нее совет, хотя теперь ее заменяет Саша. Хотя нет, не заменяет, он просто другой. И она другая. И суть всех моих дневников в том, что она не такая, как кажется… Другая. Холодная, с теплым сердцем, горячими руками. Я любила ее… Наверное, даже слишком. Поэтому, мне сейчас отчего-то так тяжело на душе…»

«...-Да пошла ты к черту! Думаешь, весь мир вокруг твоего пальца вертится? – после этих слов мы не виделись.

Я уехала домой и долгое время пыталась прийти в себя, осознать то, что ты мне безразлична. Но ты никогда не была мне безразлична. С самого первого дня нашего знакомства сносило мне крышу. Я сходила с ума, билась головой о стену, я готова была разорвать себя на части – только бы не страдать. Я всегда страдала и продолжала страдать из-за таких идиоток, как ты. Которые не стоят такой убивательств. Зачем я это делаю? Ты мне надоела – и я решила уехать. Ты всегда была самонадеянна, но не глупа. Ты была умной, даже слишком, но иногда жила в розовых очках, которые сама же и не видела. Реальность ты принимала за игру. Одной из твоих любимых игр была наша. Ты всегда считала, что я играюсь. А я полюбила. По-настоящему. И мучилась, из-за такой идиотки, как ты. И я ненавижу тебя. За все свои переживания, слезы. И я ненавижу себя – за все свои переживания, сны. Я ненавижу нашу игру – без правил, без разъяснений. Ненавижу. Зачем ты делаешь мне больно? А ты спрашиваешь: «Почему ты играешь с моими чувствами»? И я уже ничего не знаю. Я просто решила уехать домой, чтобы убедить себя – ты не нужна мне. Совсем не нужна. Мы почти не знаем друг друга. Только, черт подери, почему ты так много знаешь обо мне? Хотя я виновата сама… Я уехала домой и забыла обо всем, что меня волновало – кроме тебя. Я ненавижу таких смазливых и умных идиоток, как ты. Хотя смазливых – не то определение. Ты и в правду красивая. Даже очень. И я даже не знаю, что больше всего меня в тебе привлекает. То ли глаза. То ли губы. Я сижу напротив тебя, смотрю на тебя и отчетливо пытаюсь понять – за что я тебя люблю? Господи, за что? Ведь таких идиоток, как ты – полно! И я ненавижу себя. И я ненавижу тебя. Ты сидишь и улыбаешься мне. А мне хочется плакать.

Но в последнее время все изменилось. Или я сошла с ума? Определенно, сошла с ума! Мне нужна она…

Ты делаешь мне больно, так больно, что моя истерика начинается ровно с 21:00 каждый вечер. Каждый день, заходя к тебе, я вижу холодное безразличие, иногда ты смягчаешься, здороваешься со мной и иногда даже улыбаешься. Я ненавижу тебя. Потому что твое внимание приковываю не я. И я не знаю, что происходит…

Мне все это кажется предательством, после всего, что произошло. После часовых посиделок в узком кресле, глядя друг другу глаза в глаза, глядя на губы друг друга. Мне кажется это предательством, после ночных разговоров, после нашей единственной ночи. Мои губы почему-то так прочно застыли на твоем плече, запутались в твоих волосах, что я хотела, чтобы ты принадлежала только мне. Но ты бы никогда не смогла… Я чувствую себя преданной после того, как мы прошагали столько километров, держась за руки, держа наши руки в замке. Я чувствую себя преданной после наших вечерних закатных прогулок по Москве! Черт подери, за что ты предаешь меня? За что не даешь мне шанса? Почему?.. почему ты не отпускаешь меня и не подпускаешь ближе? Я разрываюсь…. Я не хочу страдать из-за таких как ты – каких полно! Полно вас – идиоток, которые ничего не понимают, которые только сочувственно смотрят и ничего не позволяют сделать! Я не знаю, что мне делать…

Совсем не знаю...»

Разряд. Еще один. Я не могу позволить себе отойти от нее. Работа. «Работаем, девочки», – громкий голос рядом. Разряд. По каждому миллиметру кожи мурашки. «Юля – обними ее и повернись боком, Лена – развернись чуть к Юле», – как давно я не слышала этих слов. Наша совместная фотосессия. Последняя совместная фотосессия. Ее руки обнимают меня, приближая к себе. Мелко трясусь, стараясь не подать виду, как я взволнована. Я не видела ее несколько чертовых месяцев, я даже не разговаривала с ней за это время. Никогда, клянусь, никогда я не подумала бы, что буду вести себя так! Это необычно, непривычно, эротично… Как много лет назад мы стояли и позировали всем, кому не лень, мы – две псевдолесбиянки, чей имидж больше, чем просто имидж. Сердце подкатывает к горлу, не давая произнести ни звука. Ее руки ползут чуть выше, в волосы. «Nice, nice, girls», – слышу вновь я. Ее лицо приближено к моему лицу, и на секунду я пересекаюсь с ней взглядами. И столько… Столько всего вижу в ее по-прежнему голубых глазах. Отвожу взгляд, стараясь выглядеть безразличной. Она научила меня этому. И только в перерывах между съемками, когда все заняты своими делами, мы смеемся о чем-то своем, и я грустно рассматриваю ее лицо, каждую черту, стараясь найти что-то, что осталось от прежней Юли. Я стараюсь уловить то, чего не существует, и наверняка никогда не существовало… Мы встретились спустя почти полгода, и спустя столько времени после нашего распада. Теперь все очевидно. Так очевидно, что мне до сих пор трудно в это поверить. Нас нет. Господи, НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕТ! Ничего!!! Как пугает меня это слово! И почему опять, тысячный, миллионный раз, я вижу все это перед своими глазами? Все наши пробные, первые фотосессии? Ее ежик, мои рыжие непослушные кудри? Полуголые, милые, почти невинные в совокупности с такой сексуальностью, с такой энергией, на которую все купились. Боже, и нам показывают наши фотографии – сейчас, что получилось. И мы – совершенно другие. Я не против этого, я вовсе не против. Ты – словно детские качели, а я упавший с них ребёнок. Мы ссорились, и я столько плакала! Дело доходило даже до рукоприкладства, и всё же каждую ночь между нами страсть. Была, по крайней мере. Значит, всё правильно, так ведь? Нет, я не верю тебе, когда ты говоришь: «Больше не приходи сюда!», я не стану тебе напоминать, как ты говорила, что мы никогда не расстанемся.

Нет, я не верю тебе, когда ты говоришь, что я больше тебе не нужна. Не притворяйся, что совсем меня не любишь… Я не против этого, всё-таки я не против. Это похоже на ночной кошмар, когда ты не можешь проснуться. Похоже на то, что ты сдалась, что с тебя хватит… Но я хочу ещё, и я не остановлюсь, потому что просто знаю, что ты вернёшься. Так ведь?

Не стой там просто так, наблюдая за моим падением,

Потому что я всё-таки совсем не против….

«Как я могла не поверить,

Что чьи-то закрытые двери

Станут самой страшной болезнью моею…

Прошло уже столько месяцев, их было даже слишком много, они уже слились в года. Я моталась в студию, по авторам, но ничего не цепляет меня так, как раньше. Я встречалась со всеми нашими “бывшими”: Ваней, Галояном, Кипер и прочими, но все не то.

По ночам неожиданно подбираются мысли, будто я не живу, будто музыка умерла для меня после похорон тату, что ты устроила в клипе и... И в жизни. А я, я никогда не думала, что все будет так, но к моему ужасу, ТАК все и ЕСТЬ. Время пролетело быстро, я, казалось, была вся в заботах, но судя по СМИ и печально-обреченным лицам фанатов, ничего так и не сделала. Непрекращающиеся репортажи о моем внешнем виде начали и вправду раздражать. Раздражать МЕНЯ! Меня, ту, которая с легкостью плевала на все это 10 лет, т.е. 12, 13 сейчас бы ты по привычке исправила меня, я ведь постоянно путаю даты ... но тебя нет, и некому больше присматривать за мной. Меня теперь выводит всё и вся, помню, ты часто удивлялась как я, будучи дико вспыльчивой, так ни разу и не врезала папарацци, и даже не устроила скандал из-за очередной сплетни в газете. Ты всегда чувствовала, что я вот-вот взорвусь, когда я начинала непроизвольно теребить твои руки во время наших интервью, после одних и тех же тупых вопросов, и поэтому сильно сжимала мои ладони, не отпуская их до самого конца. Нашего конца... Хотя еще недавно, ты нежно касалась моей кожи, шептала, делясь секретами, а я обнимала тебя как обычно, совсем не чувствуя приближения бури, но теперь все потеряно, нет... Просрано, просрано нами же.

Неужели все действительно так? Да, я сказала тогда то, что сказала. И мне каждый раз становится тошно от воспоминаний того вечера. Злосчастного вечера, когда я напилась, наслушавшись от знакомых как ты, которая больше всех хотела двигаться дальше, делать сольники, пела не свои, а наши общие песни для наших общих фанатов, но уже без меня. А эти чертовы газетники-MTV-шники-примитивщики подкараулили меня, и я сдалась, выплеснула все, о чем жалею… Видишь, без тебя я не я. Я ведь никогда не жалею ни о чем, ты еще помнишь, Ленок?

Во мне тогда кипело столько всего, начиная шампанским, заканчивая дикой ревностью, печалью и невыносимой грустью. Мне жаль. Но никто не поверит в это, кроме тебя, ведь ты чувствуешь меня, чувствовала… в этом вся загвоздка.... Иронично, ведь все знают, что я ни о чем не жалею, только потому что я так сказала им миллион раз и еще может в четверо раз больше – себе, и об этом я тоже жалею. «Не жалей, все не напрасно» – ты поешь эти слова в моей голове снова и снова. Как всегда так чисто и искренне, что меня тянет блевать, мне так паршиво, что меня вот-вот и впрямь вывернет, но никто не должен видеть меня настоящую... Никто и не увидит, потому что такая я им не нужна, для чувств и сомнений у них есть ты. В голове мысли, недостойные публичной Волковой, это не всеми ожидаемая пошлость или грубость, даже не мат... В голове все только о тебе.

Лена, ЛЕНААААААААААААА… Я не хочу ничего, кроме того, что я дико хочу к тебе, вернее, я ничего не хочу без тебя. У меня есть все и вся, и ты это знаешь. Но сейчас, когда нет тебя, будто нет ничего, кроме вопящей мысли “А вообще ты когда-нибудь была у меня?”

Мне так бы хотелось свалить всю твою отстраненность на банальную обиду, за те слова, что вылились из моего рта на недопонимание, но я не могу... Ты ведь всегда видишь меня насквозь... Не могу... Я слишком хорошо знаю тебя. Я так хочу поверить в то, что это все не с нами, но разум не дает покоя. Ведь ты прощала мне многое миллионы раз... Почему же сейчас по-другому? Я перешла границу, точку невозврата? Нет, к сожалению, я знаю тебя даже лучше, чем хотела бы... Все это... Все потому, что раньше ты и вправду любила меня. Вот оно... Ты любила меня, а сейчас... Поэтому ты хотела верить, что я лучше, чем всем кажусь, что всему есть логичное объяснение и оправдание. А что теперь? Выходит ты вычеркнула меня из своей карьеры, потом и из жизни, а моя выходка явилась отличным поводом? Беспрестанные вопросы фанатов, лица с укором тому подтверждение.

Мне впервые в жизни настолько тяжело, я разрываюсь. Я так рада твоим победам, но я молчу, делая вид, что не в курсе. Молчу, потому что я одновременно ненавижу весь твой успех, ведь в глубине и даже на поверхности души я надеялась, что набив пару шишек, ты вернешься ко мне, и уже вместе мы сдвинем мир... Но я не звоню, и ты не звонишь.

Теперь даже день рождения не достаточно убедительный повод, чтобы я, случайно не открыв своих чувств, могла услышать твой голос. Ты постоянно твердишь в интервью, что дико занята, что ты в Лос-Анджелесе. Меня спрашивают уже два день рождения подряд, поздравила ли ты меня лично? А я только и могу ответить, что часто меняю номера, и ты их просто не могла знать. Но едва слышный ответ на очередной фанатской встрече на чье-то предложение передать мой номер тебе – “уже давала” – убивает меня. Но я не живу дальше, я игнорирую его, я все еще верю, что ты занята, что ты не знаешь мой номер, что безразличное поздравление с днем рождения в твиттере на английском, с которым у меня все плохо, все-таки для меня, а не для наших… Твоих иностранных фанатов. Так я пытаюсь хотя бы себя убедить, что все под моим контролем, что ничего не потеряно. Что я могу сорваться и приехать к тебе в 2 ночи, и мы, наевшись бутербродов с паштетом, уляжемся под одно одеяло, пытаясь заснуть в объятиях друг друга, убаюканные пустыми, но такими важными разговорами. Разговорами, которых больше нет. И нас нет больше. Но я пока так и не поняла, как жить без тебя. Я поняла только, что мне придется научиться, ведь ты уже научилась и так быстро, даже слишком, хотя ты всегда схватывала все на лету... Только почему, когда во мне все кипело, начиная шампанским, заканчивая дикой ревностью, печалью и невыносимой грустью, ты не увидела этого в моих глазах?»

Беззвучно уезжаю оттуда, где меня никто не ждет

– Зачем ты едешь туда на поезде? – спрашивают меня.

– Не знаю, устала от самолетов.

Люкс на двоих, но я одна. Мягко разливается песня Red «Hymn for the Missing».

За окном быстро мелькают заснеженные пейзажи. Сижу, отодвинув шторку рукой, думая о том, сколько с нами всего случалось. С нами… Но теперь я одна. Еду в холодном купе, убегая от проблем. Она всегда говорила мне: “Не беги от проблем. Сами они не решатся”. Не решатся, повторяю я себе, уезжая как можно дальше. Ничего не вернуть. Никогда... Все так, как должно быть. Я вспоминаю, как много лет назад она вошла ко мне в купе, перевернула все мое сознание, мировоззрение. Перевернула весь чертов мир с ног на голову. Мы. Мы перевернули весь чертов мир с ног на голову. Но теперь я еду одна, и она не зайдет... Ничего уже не будет. Меня отвлек звук открывающейся двери, и на секунду мое сердце со сладким ужасом защемило, ведь бывает же так, в книгах, в самом конце, случается чудо... Ведь бывает же. И я за долю секунды готовлю речь, в том случае если столкнусь с ней взглядом, я за долю секунды прощаю ей все, чего она не совершала. Прощаю ей все злые шутки; прощаю свои слезы, свою обиду; прощаю паршивую «Риоху» и неловкие прикосновения в ванне; прощаю ей то, что она забрала кулон, который никогда не принадлежал ей; прощаю ей то, что открыв его, я расплакалась так, как никогда не плакала раньше, ведь там, в самом запретном кулоне, под самой запретной фотографией была еще одна, мы в гостиничном номере 2006, спим, свернувшись клубочком, моя голова под ее. Сбившееся одеяло, волосы, переплетенные руки и ноги. Я простила ей и ту тайну, ту фотографию, подняв которую я случайным образом заметила гравировку: “Мне всегда будет 16 и я всегда буду любить тебя”. И в ту самую минуту, когда скрипнула дверь, я готова была забыть все, готова была начать все заново, я придумала слова, которые скажу ей, я придумала, как взгляну в ее ледяные голубые глаза, как в ответ она посмотрит на меня, беззвучно шепча своими губами какие-то ненужные слова... Боже, это какое-то сумасшествие. Нужно только оторваться от окна... Я поворачиваюсь, заранее пытаясь предугадать все...

Передо мной стоит проводница, дружелюбно улыбаясь.

– Девушка, чай будете?..

Мое сердце рухнуло вниз.

Последняя запись в дневнике Юли:

“Она уезжает, и я ничего не могу с этим поделать. Я не в силах остановить ее, хоть и всегда говорила не бежать от проблем, сами по себе они не решатся. Она уезжает, и это последняя нить, которая обрывается. Больше ничего не будет, никогда… И, кажется, это последняя моя запись. В этом больше нет необходимости».

====== Эпилог ======

«Я никогда не признаюсь,

что играла не в любовь,

а в ее отсутствие…»

В тот день все было как обычно: Саша суетился на кухне, готовя очередной будничный обед, в который, почти уже по традиции, входило его фирменное мясо; я прослушивала новые демки, которые записала на днях на студии у Свена. Но, не смотря на уже устоявшееся состояние стабильности, за последние года многое изменилось. Начиная с того, что я больше не солистка некогда популярной группы «t.A.T.u.», заканчивая тем, что у меня сольная карьера. Да, теперь я пою сольно, в этом мне помог не только Борис, который предложил с ним сотрудничать, но и мой бойфренд – Саша. И да, теперь я тоже выражаюсь именно так – бойфренд, как когда-то говорила и Юлька, но об этом я предпочитаю не вспоминать. Теперь – у меня своя сольная карьера, которая стремительно развивается, идет в гору и не дает мне расслабиться, теперь – у меня нет ни времени, ни желания тормозить, стоять на месте, как это было раньше. Теперь – у меня нет права на ошибку. Мы с Сашей давно уже живем вместе, ведь приходится когда-то начинать серьезные отношения, с замашками на будущее, с великими планами. И теперь я отличаю страсть от любви. Так и протекала моя повседневная жизнь: записи на студии, прогулки по вечернему Лос-Анджелесу, иногда поход в гости, иногда тусовки, и каждодневные будничные обеды от любимого. Что может быть лучше? Так и в тот самый день, в тот обычный солнечный и теплый день, все было как обычно.

– Лена! – Сначала я не услышала голос Саши, раздавшийся с кухни. – Лена, милая!

Промолвил он снова, подходя ко входу в комнату, где остановился, застряв в дверях.

– Да? – Я вопросительно подняла голову, оглядев его с ног до головы, и его вид, как всегда, вызвал нежнейшую улыбку: черные, смольные волосы немного взмокли, из-за жара от духовки, и прилипли к лицу, добродушное, но отчего-то немного взволнованное лицо, домашние штаны, какая-то футболка и милый фартук. Моя хозяюшка, – ласково называла я его.

– Тебя к телефону. – Бодро произнес он, отдавая мне трубку, после чего незамедлительно вышел из комнаты, снова спеша к плите.

– Хай! – По привычке сказала я по-английски, и зажала телефон ухом, начав перебирать листы с новыми текстами для песен, которые привез мне Борис. В трубке воцарилось молчание, тогда я еще раз произнесла, – hello?

Но и сейчас, мне никто не ответил, я уже было подумала, что Саша прикалывается надо мной, он всегда был похож на большого ребенка, тем более, что от него можно ожидать все, что угодно. Но мне совершенно не до шуток, ведь я работаю, да и к тому же, вряд ли бы он стал отвлекать меня. Как только я хотела положить трубку, в ней раздался голос, от которого у меня в ту же секунду пробежали мурашки по всему телу. С ног до головы.

– Привет. – Раздалось на другом конце провода.

Голос не такой уверенный, как всегда, наоборот – сомневающийся, трусливый что ли. Низкий, бархатный, некогда ласкающий мое ухо. Трубка медленно поползла вниз, мысли спутались, вот-вот и она упадет, но я вовремя ухватилась рукой за нее. Глаза, с пустым взглядом, уставились в одну точку и не моргали.

– Лен. – Повторился голос. И без того сумасшедшее бившееся сердце, заколотилось в тысячу раз быстрее. Как давно я не слышала своего имени из этих уст. Зачем ты делаешь это? Вопрос застыл на моих губах, но так и не сорвался. Я хочу казаться тебе, себе – сильной. Вместо этого я произнесла:

– Зачем ты звонишь? – Так холодна с тобой, что и сама замерзла от своих же слов.

Говорю по-русски, но с английским акцентом, мне теперь можно. Как давно я не использовала родную речь, даже общаясь с Борисом и Олей. Лишь не частые звонки маме – мысленно возвращали меня на родину. Туда, где ты меня не ждала и не искала со мной встреч. Вот и сейчас. Сейчас я думала, что это она – но это ты. Вновь даешь о себе знать, но мне уже это не нужно. Почти не нужно, – скрипя зубами, могу признаться себе я. Я не знаю, что тебе от меня надо, что ты хочешь, но теперь, спустя столько лет, изменив всю свою жизнь, я поклялась больше не возвращаться к прошлому. Мне туда не нужно, мне хорошо без тебя. Скорее – проще без тебя, без твоих истерик и недовольств, мне проще без твоих взглядом, которые дают надежду, а твои руки – отталкивают меня. Мне проще без тебя, без нас, без нашего общего прошлого, тайн, концертов, чувств – всего того, что связывало меня с тобой. Нас. Но больше этого слова нет – «Нас». У меня бывает ностальгия, но я не скучаю по тебе, нет.

– Зачем ты сразу так? – Спросила ты, не понятно зачем.

Я вообще не знаю, для чего ты позвонила, что тебе от меня нужно? Пытаюсь справиться с нахлынувшими эмоциями, пытаюсь держать себя в руках. Обманутые… Хочу казаться тебе, себе – сильной. И я почти срываюсь, почти хочу накричать на тебя, хочу, чтобы ты так же страдала, как и я, только сильнее, острее. Но ты никогда не будешь такой, как я, ты никогда не поймешь, от чего мое сердце так тоскливо сжималось, губы сужались, отчего все было ТАК. Было.

– А как я должна? – Спрашиваю тебя я, зная, что ты не ответишь на мой вопрос.

Я и не думаю, что ты изменилась. Такие как ты – не меняются, и никогда не изменятся. Я не понимаю, зачем ты звонишь мне, нарушая мое равновесие, мое спокойствие, мой мир. Теперь – в моей жизни нет тебя, и больше не должно быть. Мы сами того захотели. Ты. Ты того захотела, и плевала ты на то, чего хотела я. Отчего так долго не хотела отпускать то, что неразрывно с моей душой…

– Я хотела тебе что-то сказать… – Неуверенно бормочешь ты, но я отчаянно не хочу обращать внимание на твою речь, на твой сбившийся голос, на твое волнение. Я лишь уверяю себя в том, что мне все равно – тебя больше нет в моей жизни. Как и меня – в твоей.

Я не хочу возвращаться в прошлое, искать ответы на мои вопросы, не хочу ничего вспоминать, быть озадаченной твоими глупыми выходками, словами. Так и сейчас, я почти готова, что ты выкинешь очередную ерунду, скажешь полнейший бред, а затем сорвешься, скажешь: «Прости, мне пора», и гордо уйдешь. Ты всегда уходила, сжигая мосты, думала – непобедима. А сама трусливая, хрупкая, но не волнуйся, я никогда не расскажу какая ты. Ты – настоящая, не та Юля, которую знают все – с коротким ёжиком, своенравная, стервозная и колкая. Я никогда не расскажу, какая ты – моя Юля.

Все это время я уперто молчу в трубку. То ли это нежелание разговаривать с тобой, то ли у меня нет слов, то ли мыслей, то ли я боюсь, что что-то потянет меня назад. Но мне туда не надо – там есть ты.

– Ты была права. – Видимо, ты смирилась с тем, что я не разговорчива, видимо, ты простила меня уже заранее. Но мне не нужно твое прощение. Ты добилась своего – и меня заинтересовало то, зачем ты звонишь мне? Нарушаешь мой покой, врываясь в мой мир, как тогда… Четырнадцать лет назад, в том самом поезде. Но сейчас… Сейчас – я не та, и я больше не попадусь на твои уловки. Я больше не хочу…

– В чем? – Устало спрашиваю я, совсем безнадежно склонив голову. Как хорошо, что ты не видишь меня. И как хорошо, что я не вижу тебя, твоих голубых глаз, от которых нет спасения…

Ты говоришь, столько лет спустя, что я была права. То ли ты и правда – одумалась, то ли – нашла пустой, никчемный и бестактный повод вновь заявить о себе. Ты всегда была на виду, а когда тебя забывали, находила повод показать себя снова, во всей красе. Но я больше не хочу о тебе слышать, я больше не хочу. Я так устала…

– Я – ничья. – И вот, как будто назло, я слышу, как срывается твой голос. Практически истерически, безнадежно… И я спешу, так тороплюсь, волнительно вдыхая полные легкие воздуха, задать тебе вопрос.

– Что это значит?

Но в трубки уже короткие гудки. Они отдаются эхом в моей голове. Ты всегда воровала привычки Вани. Всегда. Но что значат твои слова? И я предательски чувствую подходящие слезы…

– Милая, кто звонил? – Снова голос Саши из кухни.

– Не знаю, номером ошиблись…

Спустя несколько лет…

– Настя подожди, куда ты побежала? – Прикрикнула я, стремительно перекладывая телефонную трубку, и спеша за ребенком.

– До сих пор удивлена, что ты назвала ее русским именем. – Смеется в телефон мама.

– Ну, она же русская девочка. Наполовину, – в ответ хохочу я, – мамуль, я перезвоню тебе, а то эта негодяйка убегает от меня, она сейчас все витрины снесет тут!

– Ладно, целую тебя.

Я быстро добираюсь до девчонки, мягко хватая ее за руку.

– Не убегай от меня далеко. – Улыбаюсь маленькому ангелу я, ведя за собой.

– Вам помочь? – Одна из консультантов подошла ко мне, желая помочь в выборе новой обуви.

– О, нет, спасибо. – Вежливо отказываюсь я, поворачиваясь к девушке.

И в этот самый момент, мой взгляд прикован к окну, что выглядывает на улицу. И в этот самый момент, на меня устремляется самый знакомый взгляд в мире. Я теряюсь, забывая, где я, что я тут делаю? Ты куда-то срываешься, и как будто убегаешь. Что ты делаешь в Лос-Анджелесе? Я теряю тебя из виду, и тогда мне кажется всего лишь галлюцинацией. Но я все еще стою, смотря в одну точку, где минуту назад была ты. Точно ты! Твое лицо я никогда не перепутаю ни с кем другим. Но твоя рука мягко ложится на мое плечо, и я вздрагиваю, пугаюсь. Ужас окутывает меня с головой, я поворачиваюсь к тебе, проклиная то, что не знаю, что тебе сказать. Ты…

Боже… Это ты. Совсем взрослая женщина, необычайно элегантная и красивая. Длинные черные волосы великолепными локонами ложатся на плечи, легкий, почти естественный макияж, растерянная улыбка, напрягшиеся мышцы шеи, твои ключицы… Короткое платье телесного цвета, каблуки. Теперь ты вровень со мной. Стою, проклиная все на свете. Не знаю, как к тебе обращаться, но, слава Богу, твое имя я еще помню. Я никогда не забуду его. Заглядываю в твои глаза и теряюсь… Голубые. Такие же, как и девятнадцать или двадцать лет назад… Такие же яркие, чистые, холодные, как лед, только… Такие искренние. Я стою, не в силах пошевелиться. Ты протягиваешь мне свою худенькую руку, смуглую, наверное, хочешь поздороваться. И я несмело протягиваю тебе свою – бледную, с веснушками, как и раньше. Я вздрагиваю, когда наши руки соприкасаются. Ты – тоже. Неожиданно Настя подбегает ко мне, игриво дергая за край платья:

– Мама, мама, когда мы пойдем? – Совсем по-детски, забавно, спрашивает она.

Я не успеваю ничего ответить, ты встреваешь.

– Твоя дочь? – Кажется, ты растеряна, но слабо улыбаешься.

– Да… – Выдыхаю я, все еще держа твою руку в своей руке.

Ты смотришь прямо мне в глаза… Сколько же в них я вижу – теперь. Но я молчу. Прости, теперь мне нечего сказать. Я вижу столько всего, что ты хранила и хранишь в себе. И я готова простить твоим словам все. И ты… ты вроде бы тоже… Твой взгляд опускается ниже, ревниво осматривая мою шею, на которой, по-прежнему, висит твой кулон. И я вижу, как ты улыбаешься…

А мой… мой взгляд, ревниво скользит по твоей руке, которую ты так и не вырвала из моей руки. Я пробегаю по тыльной стороне ладони глазами, пробираясь на пальчики, чтобы посмотреть – есть ли у тебя кольцо? Замужем ли ты? И мое сердце предательски останавливается, видя, что кольца – нет. Ты ведь – ничья…

«Нужно всегда летать, нужно умирать в полете…»

Иван Шаповалов