Текст книги "Ничья (СИ)"

Автор книги: mawka01

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 45 страниц)

– Зачем ты туда уходишь? – Спросила ее я перед тем, как она ушла.

– Хочу повеселиться, оторваться, пошли со мной! – Весело подмигнула она мне, подкрашивая губы бесцветным блеском.

– Нет, я останусь тут. Зачем ты идешь? Все равно ничего не поймешь, что тебе говорят, даже если с кем-нибудь познакомишься… – Вслух рассуждала я, пытаясь вразумить мою девочку, но это не представлялось возможным, ведь если что-то она вбила себе в голову, если что-то решила, то так и будет.

– Для того чтобы «развеяться» – не нужно понимать ничего, – глупо хихикнула она, прежде чем закрыть входную дверь, – все, Ленок, не скучай! Я побежала!

И я понимала, что означало ее «развеяться». Она никогда не изменится… Никогда. И как только дверь в нашу комнату с шумом закрылась, я устало сомкнула ресницы и глубоко вздохнула. Просидев пол ночи с бутылкой Гранжа Бланка в обнимку, я так и не нашла сил, чтобы заснуть. Умиротворенно, в полной тишине, сквозь полуоткрытые глаза, я наблюдала за городом, который был в таком же состоянии, как и я – умиротворенном, притихшем. Только спустя несколько часов, я почувствовала, как алкоголь мягко ударил в голову, мои веки отяжелели…

Надо бы дождаться Юльку.

– Волкова, выходи, чего ты застряла там?

– Да подожди, у меня сюрприз! – Кричит она из ванной комнаты.

– Прям там? Раздеваешься что ли? – Смеюсь я, пытаясь услышать через дверь, что она делает.

– Наоборот, одеваюсь! Подожди немного…

– Ну, что ты как маленькая? Открывай!

– Сейчас-сейчас…

Через минуту она все же открыла дверь. Я обомлела, стою в стопоре, не зная, что сказать. А она стоит напротив и улыбается, манит меня рукой к себе. Я захожу к ней и истерически начинаю ржать. Я смеюсь так, что не могу вставить ни слова, ничего не могу сказать.

– Что за фокусы, Волкова-а-а? – Провываю я сквозь подступающие слезы. – Что ты напялила на себя?

– А что? – Она осматривает себя. – Ничего такого, ты тоже так одета была…

– Да, но не сейчас же… ты что с ума сошла? – Я все еще не могу успокоиться. – Ой, я не могу, приколистка!!!

– Ну что ты вот смеешься? – Кажется, она даже обиделась. – Я просто хотела вспомнить прошлое…

Она неожиданно притягивает меня к себе и целует. Я, не успев сориентироваться, секунды стою в стопоре, пока ее губы тычутся в мои собственные.

– Что ты? – Легко отпихиваю девчонку от себя. – Ты что творишь?

– Ты же сама так хочешь этого, я же знаю, как часто ты об этом думаешь… – Откуда в ней столько проницательности?

Будто она украла все мои страхи, узнала о них, и теперь давит на самое больное.

– Я не… – Не успела я договорить, как она вновь закрыла мне рот своими губами, ее язык настойчиво вторгся в мой онемевший рот, настойчиво коснулся моего языка, и я, как будто по ее воле, поддалась ей. Едва начав отвечать ей взаимностью, она схватила мою руку и направила ее себе под юбку. Я снова отстранилась от нее и засмеялась.

– Юля!!! Твоя юбка убивает меня…

– Прости, тех старых я не нашла, она немного другая…

– Но тебе ведь не 17!!! Ты ведь взрослая, ты что делаешь? – Я смеюсь, но чего-то пугаюсь…

Не могу разобраться чего именно. Стоит моя Юля. В старой юбке, в которых мы выступали в самом начале. Но меня что-то смущает в ней.

– Я хочу тебя, – шепчет она мне.

– Сколько тебе лет? – Я словно не я, будто я все вижу со стороны… как будто говорю не я, все расплывается перед глазами.

– Ну как сколько? 27! – Она непонимающе смотрит на меня. – Сделай это, пожалуйста…

Я будто наблюдаю со стороны. Как я запускаю руку под ее юбку, как она откидывает голову и протяжно стонет…

– Ты знаешь… я тут подумала…. Я подумала…. Нам надо бросить курить! – В номер врывается Волкова и начинает ржать.

Стакан резко выпадает из моих рук и разбивается.

– Что ты наделала? – Она подбегает ко мне и смотрит на разбитую посуду.

– Твою мать! – Зло бормочу я. – Что за херня творится!

– Зачем ты его разбила? – Озадачено спрашивает меня пьяная Волкова.

– Я не разбивала его! Я заснула, а сейчас ты меня разбудила, и он выпал из рук! Твою мать!

– Ты спала на этом кресле? – Юля смотрит то на меня, то на разбитый бокал.

– Да какая к черту разница? – Не понятно почему, срываюсь я, и, поднявшись, удаляюсь. – Надо бы убрать это…

По-моему, я определенно схожу с ума. Такого бреда мне давно не снилось. Юлька, взрослая моя Юля, в ванне, да еще и в клетчатой юбке. Такие сны могут сниться только сумасшедшим. Я сошла с ума. Бред какой-то…

Убрав за собой осколки от бокала и промыв пол, я со спокойной душой пошла спать. Волкова уже лежала в постели, и, видимо, ничего не соображая, пела какую-то песню.

– Ты еще от клуба не отошла? – Устало спрашиваю я, раздеваясь.

– Отошла от клуба и пришла к гостинице, – ржет она, наблюдая за мной, – а что это ты в одиночестве бухала?

– Я в отличии от тебя знаю меру, и не бухаю, а пью.

– Ааа… эээ. Ну… это да… – нечленораздельно бормочет она – Не хочешь спросить, как я отдохнула?

– Могу себе представить.

– Тогда ладно.

– Что ладно?

– Спокойной ночи. – Улыбается она и закрывает глаза.

– Спокойной. – Киваю я и накрываюсь одеялом.

Ее рука уверенно находит мою и мягко сжимает ее.

На следующий день мы проснулись только ближе к полудню. Когда беспробудно яркое и теплое солнце уже взошло и вовсю освещало Seoul. Черт, я уже и забыла, что мы в Корее, что у нас концерт. Только звонок нашей Эли прервал мои мысли.

– Доброе утро, Лена, пора вставать. – Мягко и дружелюбно послышался голос в трубке.

– Привет, Эль, да я вот только встала. Спасибо.

– Заказать вам что-нибудь позавтракать? – Поинтересовалась девушка.

– Да, давай нам два кофе и салатиков каких-нибудь, – отозвалась я, приложив палец к губам, – и это… давай еще два пирожных, любых там, только, чтобы крема много не было. Не люблю такие. – Засмеялась я.

– Хорошо, сейчас закажу.

– Спасибо, до связи!

Я положила трубку и обернулась к Юльке, которая все еще спала. Немного притормозив, я осторожно дотронулась до ее черных волос, убирая их с лица. Она легонько улыбнулась мне и заерзала.

– Юлёк, пора вставать. – Тихо говорю я ей, гладя по голове. – Уже почти полдень.

– Да, я сейчас… – Сонно бормочет та, стараясь продрать глаза.

– Ну, как себя чувствуешь после бурной ночи? – Смеюсь я.

– У нас что-то было? – Смеется она в ответ. – Как я могла такое забыть…

– Если бы у нас что-то и было, ты бы точно не забыла! – Издевательски шепчу я ей на ухо.

Она резко хватает меня за спину и тянет на себя.

– Ну конечно! С тобой-то забудешь…

– Давай вставать! – Улыбаюсь я, лежа сверху нее. – Эля заказала нам завтрак.

– Оу, круто! А то кушать так хочется, – протягивает она, поглаживая мою спину, – у нас сегодня выступление?

– Ага. – Киваю ей я и быстренько целую в подбородок. – Вставай, Юлек!

– Давай поваляемся, все равно еще завтрак не принесли, – умоляюще протягивает она, глядя на меня преданными глазами.

– Ну ла-а-адно! – Примирительно улыбаюсь я, в благодарность она целует меня в щеку.

Как только принесли завтрак, все понеслось в привычном режиме дня. Быстро покушать, принять душ, одеться и на репетицию. Люди уже бегают туда-сюда, готовясь к шоу, настройка аппаратуры, настройка голосов, Юлькин смех, приколы музыкантов, Юлькина фразочка: «Блять, микрофон не работает!», дружный ржач, носящаяся Женя с папками в руках, носящаяся Эля, носящиеся какие-то люди, проверка камеры, света, звука, поиски барабанных палочек, снова смех, репетиция «Люди инвалиды», поправки Юли, мои поправки, главный вопрос: «Сколько время? У нас скоро выступление», затем фраза Эли: «Девчонки, давайте уже в гримерку, не успеете ведь», бегом в гримерку, переодевания, какие-то шутки, смех, Юлькины выкрутасы: «Нахрен я этот лифчик одела? Я на прошлом выступлении в нем была?», мой смех, за которым следует ответ: «Какая разница?», она мечется из угла в угол: «Фанаты подумают, что у меня один лифчик на все случаи в жизни», «Я скажу им, что когда мы занимались любовью, на тебе был другой», «Когда мы занимались любовью – лифчика на мне не было», длительный смех…

«Ты готова? Я почти все…»

Смех. Оборачиваюсь, она на туфли смотрит.

«Что с ними? Что так смотришь?»

«Бесят. Жмут немного…»

«Мы должны выходить…»

Смеюсь, наблюдая за тем, как она обувается.

«Лифчик тупой…»

«Хороший… не переживай… главное, что мне нравится!»

Смеется и легонько пихает в плечо.

«Давай… наш выход… интро играет»

«Успеем!» Я поправляю топик, волосы…

Вроде все так.

Выход на сцену. Легкий, будто выпархиваем из-за кулис, онемевший от счастья и эйфории рот будто сам поет все песни. Фанаты, их глаза, улыбки, подступающие слезы, приглушенные пушки, яркие света, руки, много рук, чьи-то камеры телефонов, видеокамеры, улыбки в объективы, Юлькины руки сжимают мои собственные, губы послушно поют все песни, губы фанатов преданно подпевают, Свен, прикрыв глаза, играет, Трой отрывается, лаская свою гитару руками, барабанные палочки разбиваются об барабаны, слова сменяют другие слова, переполненные смыслом песни, реплики моей девочки в зал, улыбки, бесконечная энергетика. Все кружится вокруг меня, я едва успеваю ловить этот ритм. Этот привычный ритм. «I will sacrifice…» – поет она. «U will…» – смеюсь я во время проигрыша. Она подходит ко мне, смело, нагло, со спины. Хватает за руки, разворачивает к себе. «I will sacrifice..» – будто я не понимаю, вновь поет она мне в лицо. Улыбаюсь, напевая тоже самое ей. Мы жертвы друг друга и этого не избежать…

«Gomenasai…» – она будто обращается ко мне, преданно вглядываясь мне в лицо. Пушки не светят так ярко. Их почти нет. Только сотни телефоном. Как всегда романтично. «Ты же любишь романтические обстановки?» – беззвучно спрашиваю я ее глазами. «Конечно! Конечно люблю», – отвечают мне ее глаза так же беззвучно, – «Но ты любишь это больше. Это все для тебя!». «Gomenasai for evererything», – поем мы друг другу, и все ссоры кажутся мне мелочами, «Gomenasai till the end», – поем мы и я прощаю ей заранее всю боль, которую она мне причинила. Я прощаю ей все, чего она даже не сделала. «Ты же простишь меня за все?» – шепчут мне ее глаза. «Прощу», – шепчут в ответ ей мои глаза. «Gomenasai», – шепчем мы в зал, глядя на всех самыми искренними глазами. «Мы простим вас за все… и за притворных лесбиянок… и за притворную любовь… и за юбки… и за блузки… и за поцелуи под дождем…и за поцелуи в проигрыше песни ’Я сошла с ума’… мы простим вас за Ваню… простим все…» – шепчут глаза и руки всех фанатов. И их нужно наградить… Как только начинается проигрыш, моя девочка подходит ко мне и обнимает меня, прижимается всем своим телом ко мне. И я позволяю ей прижаться к себе. «Моя маленькая», – нежно говорю я в микрофон, умилительно улыбаясь Юле. Ее руки уверенно обнимают меня, мои – ее шею. Ее голова мирно покоится на моем плече, но ненадолго.. Она чуть отстраняется и внимательно смотрит на меня, затем простодушно вытягивает губы трубочкой. Помнится, для этого повод не нужен. И я быстро целую ее в губы. Она довольно улыбается мне, обнажая ряд белоснежных зубов, тех самых, что кусали мои губы… И вновь она притягивает меня к себе, быстро чмокая. «Два раза – не дело, Ленок», – шепчут ее губы мне, и я сдаюсь с потрохами, позволяя ей поцеловать себя в третий раз.

«Знаете, что Seoul показал нам любовь», – в проигрыше томно произношу я, глядя в зал.

Юлька стремительно приближается ко мне. Кладет руку на плечо и скользит вниз. Это фишка у нее такая…

«Да и мальчики, и девочки», – так же томно говорит моя девочка, сцепляя наши руки в замок.

«Show me love», – поем мы и показываем друг другу любовь. Во взглядах, прикосновениях, мыслях…

И фанаты показывают свою любовь. Любовь – это все…

Еще пару тройку хитов мы поем под конец выступления, чтобы все окончательно посадили голоса, чтобы все сошли с ума…

«Я сошла с ума», – показывает она на меня пальцем: «Мне нужна она»…

Обнявшись, слившись воедино, мы простояли около минуты…

«Лучшего завершения не придумать», – тихо бормочет она мне на ухо, пока музыканты выходят на сцену прощаться с Seoul’ом…

– До встречи! Мы любим вас!

Киров 30.09.2006

Громкие, ударные звуки, разносящиеся по всему залу. Пушки интенсивно мигают, яростно освещая небольшую сцену. И все как будто мелькает перед глазами, как фильмы из кадра. Только это не фильм – это реальность. Снова собрали целый зал. Он не такой большой, как Олимпийский или как Tokyo Dome, хотя с Tokyo Dome вообще глупо что-либо сравнивать. Но это совсем неважно. Все снова собрались здесь, небольшой, но самой дружной семьей. Каждый город греет по-своему, и Киров не исключение. С чего ему вдруг быть исключением? Публика тут совсем не хуже, чем в других городах. Я снова вижу сияющие от счастья глаза, и мое настроение улучшается с каждой секундой. Я чувствую себя самым позитивным человеком на свете, я готова отрываться…

«Чужого не бери, свое не отдавай, зажмурься и умри, люби и умирай….»

«Скажи, поклянись, скажи, что ерунда. Умри и притворись, что любишь навсегда…»

Громкие, взрывные звуки барабанов. Как же он старается! Зал восхищенно подхватывает наши эмоции, наш драйв! Вперед!

«Привет, Киров! Готовы зажигать?» – в ответ долгое дружелюбное мычание.

Юлька становится напротив меня, я стою напротив нее. Она берет меня за руку.

Я совсем не думаю о той жизни, что вне сцены. Да и есть ли она вообще? Сейчас – нет.

«Вечер без любви, утро без обиды, люди инвалиды!!!» – подпевают нам все, наблюдая за умилительной картиной.

Стою я – напротив она, моя рука переплетается с ее рукой. И я знаю, что кроме нее у меня никого нет. И она знает, что кроме нее у меня никого нет. И я улыбаюсь своим мыслям, а она – моим, а наши фанаты – нашим мыслям. Да, бывает даже так.

«Как вы думаете, она любит меня?» – спрашивает у зала Волкова.

«Дааааа», – гудят они в ответ, пуская слюни, ожидая чего-то…

Только чего?

Первые аккорды ’Loves me not’ заставляют поверить меня в слова фанатов, а чуть позже я вспоминаю, что в своей второй жизни – вне сцены, я тоже люблю ее.

«Любит ли она меня?», – решаюсь задать я встречный вопрос залу.

«Даааа», – так же упоительно гудят они в ответ. Затем подпевают нам. Кто-то танцует, кто-то поет, кто-то снимает на телефон, кто-то вообще протягивает нам цветы. Юлька забирает у какой-то фанатки букет и посылает ей воздушный поцелуй. «She loves me not…» – пою я, глядя на нее, будто обращаюсь к ней.

«She loves me», – поет она, обращаясь ко мне.

Все именно так.

«Сейчас будет такая песня… она очень красивая, с глубоким смыслом, вы же знаете английский?» – Волкова подходит к краю сцены и смотрит в толпу.

«Даааа», – снова кричат фанаты, будто других слов нет. Хотя какие вопросы – такие и ответы.

«Что означает ‘sacrifice’?» – снова обращается она к залу.

«Жертвааа», – отвечают ребята, вскидывая руки вверх, в преддверии песни.

«Все правильно, жертва, мы ваши жертвы! Мы жертвы Кирова!»

«А я твоя жертва…» – тихо дополняю я Юльку, глядя исподлобья на нее.

В ответ она оборачивается на меня и недвусмысленно смотрит в упор, затем мы начинаем петь…

В зале столько энергии, что я просто не могу удержаться, и зажигаю со всеми.

«I will sacrifice…» – эхом повторяется по всей площадке.

«Следующая песня одна из моих любимых, в ней самое главное – смысл, ведь сама фраза ‘ляжем с тобой под трамвай’ подразумевает сильную любовь. Эта песня прямо сочетается с предыдущей песней ‘жертва’. Это жертва ради любимого человека… слова песни о наших взаимоотношениях…»

Начинает играть музыка. Юлька по привычке, по традиции, отходит от меня, мы не видим друг друга. Скорее чувствуем.

«А чего не хватает тебе?» – этот вопрос самым нелепым образом срывается с моего языка.

И она понимает, кому он адресован.

«Не знаю…» – она так и не отвечает на этот вопрос, или попросту боится ответить.

Странно, я ведь и вправду никогда не спрашивала ее об этом. Ну и ладно.

Я осторожно оборачиваюсь и вижу, как оборачивается она. На секунду мы сталкиваемся глазами. По спине пробегает холодок, прячась пугливо под волосы. «И не жалея давай ляжем с тобой под трамвай», – поет она, глядя мне в глаза. И я уже готова на все. «Времени нет и не будет, крикнешь, и я все забуду…».

Она всегда умела выбирать фразы, которые нужно было петь в лицо. Она всегда отлично выбирала те моменты, на которые надо было опустить лицо в пол, отвернуться, не обратить внимание. И она очень удачно выбирала их. В те самые секунды, когда я так нуждалась в ее глазах, в ее взглядах, она отворачивалась. И я смотрела в ее спину, с досадой, с немой ненавистью внутри, с разрывающейся любовью.

Она стоит около Свена и не замечает меня. А все потому, что она знала, что эти доли секунды разрывают меня изнутри. Ей всегда нравилось мучить меня. Она никогда не изменится.

«В песне ‘Gomenasai’ нам очень понравились слова, сейчас можно обнимать друг друга, целовать, признаваться в любви… в общем романтик…»

Пушки убрали, и света почти не осталось. Только сотни телефонов.

«Такая нежная песня…» – упоительно тихо говорю я, улыбаясь своим мыслям.

И начинаю петь… мне больше ничего не нужно. Я только хочу, чтобы она была рядом, держала меня за руку. Мне хватает того, что я чувствую ее присутствие рядом. С небес на землю меня возвращает только ее голос.

«When I wanted to cry, I couldn’t cause I wasn’t alone…» – ее голос ласкает мое ухо, ее хрипота меня успокаивает.

«Gomenasai for everything… Gomenasai I know I let you down…» – но наши голоса приводят меня в полный восторг, так же, как и фанатов.

Неужели с этим человеком прошли все лучшие годы моей жизни? Боюсь, что на меня нахлынут воспоминания, боюсь…

«…I stop myself», – допевает она перед тем, как начался проигрыш.

Супер! Я показываю большой палец в зал фанатам, которые не щадя голоса, орут вместе с нами.

Я даже не заметила, как Юлька подошла сзади. Едва я начала отходить, разворачиваться, как тут же наткнулась на нее. Практически налетела. Она настолько близко ко мне, что у меня подкашиваются коленки. Наверное, это глупо. Такое я чувствовала только на нашем первом выступлении. Так ведут себя маленькие девочки на первом свидании. Но никак не такие, как я. Что со мной? Мне кажется, вот-вот и я покраснею, сама не знаю отчего. Она стоит, вплотную прижавшись ко мне, но не обнимает меня. И даже не пытается обнять. Я просто чувствую ее немного сбившееся дыхание, ее волнительно-пульсирующую шею. Я не выдерживаю первой и неловко кладу одну руку ей на талию. Она водит из стороны в сторону лицом, я делаю так же. И на секунду мы становимся так близко, что я едва не целую ее. Или она меня. Я не знаю. Видимо, не одна я заметила это. Через секунду мы смущенно убираем лица друг от друга, она неловко улыбается, глядя на меня. Зато фанаты в зале просто взбесились, видимо, ожидая поцелуй. Нам ничего не мешает, но…

«Почему бы не сделать это вам?» – думаю я, начиная махать залу рукой, мол, ну, что вы стоите? Целуйтесь сами! И Юлька повторяет за мной. Слышу, как кто-то из зала орет: «Горько», и я начинаю смеяться. Затем, вновь провоцируя публику, ее лицо приближается к моему, я украдкой смотрю на нее, медленно, пристыжено опуская взгляд на ее губы. Кажется, она тоже смотрит на мои… Но снова начинается куплет. Подумаешь…

«Тебе же нравится интриговать их?» – шепчет мне ее затылок, ее копна черных волос. «Ничуть не меньше, чем тебе!» – отвечает мой радостно вздрагивающий подбородок, – «Ты ведь так и норовишь подойди и выкинуть очередной фокус, чтобы все только упоенно гудели!»

«Но тебя ведь это мало волнует? Сам факт, что я делаю это… тебя ведь это волнует больше всего? Ты не отвечай, я знаю. Тебе нравится…».

Я оборачиваюсь на ее копну волос и подмигиваю им, беззвучно улыбаюсь. Все-то она знает. Черт побери…

Пока мы ведем диалог подсознаний, песня плавно подходит к концу. Юлька стоит у края сцены и машет в воздухе руками, я подхожу к ней ближе, и она едва не задевает мою голову. Я, обернувшись, делаю такое лицо, будто она все-таки попала, и шутливо в воздухе отвешиваю ей подзатыльник. У Волковой странная реакция на все произошедшее. Понятно, что она играется, что она провоцирует меня, старается выбить меня из колеи, и после моего «воздушного подзатыльника», увернувшись, она вновь подходит ко мне и бесцеремонно обнимает. Я же – беззлобно обнимаю ее. Мы плавно двигаемся в такт музыке. Такие секунды за всю свою жизнь я могла назвать поистине счастливыми. Счастье – это так просто. Она осторожно опустила свою голову мне на плечо, и я незамедлительно последовала ее примеру.

«Горько!» – я снова слышу, как кричит парень из зала.

И так, танцуя, с прикрытыми глазами, я улыбаюсь этой выходке…

Такие выкрутасы и по части Волковой…

– Ну вот какого хрена мы опять так нажрались?

– Во-о-от! Вот о чем я! Теперь ты понимаешь, – пьяно бормочу я Юльке, склонившись над ней.

Мы в каком-то клубе. Где – уже не помню. Решили после концерта что-то отметить с музыкантами. Было бы что отмечать. Отметили на свою голову. Даже не думала, что мы напьемся так. Русские девахи, пьяные вматину – отличный повод пообсуждать что-то в прессе. Особенно, когда эти девахи – Тату. Волкова, смеясь каждую секунду, виснет на мне, пытаясь что-то сказать. Но я ничего не понимаю. Или она ничего не может сказать? Наши музыканты где-то недалеко, такие же пьяные и веселые, как и мы. Ну ладно, сегодня можно. Теперь только через пару дней у нас фотосессия для журнала GQ. Но о ней пока можно не думать. Музыка уже порядком надоела, она такая громкая, давит на уши. Мне кажется, что моя голова вот-вот взорвется.

– Пошли потанцуем? – пошатываясь, Юлька приподнимается с дивана, – А то скучно сидеть!

– Пошли! – без раздумий соглашаюсь я. Почему бы и нет?

Мы выходим ко всем остальным танцующим и, хватаясь друг за друга, пытаемся что-то танцевать. Главное сейчас не упасть. Волкова без конца ржет, я подхватываю ее смех. Вот танцуем и ржем без причины. Она прижимается ближе ко мне, едва не падая, и я вновь констатирую ей тот печальный факт, что мы напились, а в ответ она бормочет что-то нечленораздельное. Но я так понимаю, это всего лишь подтверждение моих мыслей. Я обхватываю ее талию рукой, вторая рука покоится где-то на позвоночнике. Ее руки переплетаются вокруг моей шеи. Бедра раскачиваются в такт какой-то энергичной музыке. Настроение выше крыши, и я уже не думаю о головной боли. Все так зажигают, что грех не оттянуться со всеми. Вокруг, почему-то, мелькают всякие фотографы, такое ощущение, что это светская вечеринка. В Кирове-то? Это смешно, но мне все равно на этих фотографов. Волкова плавно начинает скользить своими пальцами по моей шее, и я чувствую, как по моему телу пробегают мурашки. Обожаю, когда она так делает. В свою очередь, я позволяю своей руке скользнуть ниже, огибая ее бедро. На ней такая короткая юбка, что я свободно могла бы залезть рукой под нее… Она довольно и пьяно смеется, ее рука вплетается в мои волосы. Сначала она скользит со спины выше и выше, переходя на шею, а затем теряется в рыжих кудрях. Я, сама того не замечая, прижимаю ее так близко к себе, что чувствую, как пульсируют ее вены, как бьется ее сердце, как она дышит. Только позже я заметила, что мое сердцебиение давно вышло из нормы, а дыхание участилось.

– Давай сядем? Я устала, – по-детски, упрямо оттопырив нижнюю губу, говорит она мне на ухо.

Я молча беру ее за руку и буквально волочу за собой. Мы садимся на диванчик по-турецки, и Юльку уже не смущает то, что она в юбке. Меня тоже.

– Шикарный вид!!! – смеюсь я, косясь глазами туда…

– А? – она непонимающе смотрит на меня, но уловив мой взгляд, довольно щурится. – А-а-а, да! Классный да! – И показывает мне язык.

– Сейчас получишь!

Она никак не реагирует и продолжает кривляться. Я быстро подсаживаюсь к ней ближе и легонько захватываю зубами ее язык. Приятная волна возбуждения внизу живота дала о себе знать. Едва ее язычок был зажат между моими зубами, я осторожно дотронулась своим языком до него. Затем тут же ослабила свою хватку.

Она, хищно облизнувшись, приблизилась еще ближе ко мне и, обняв ногами мою спину, нагнулась к моему уху, после чего тихонько надкусила мочку. «Доиграешься, Ленок!» – я чувствую эту затейливую игру, исходящую от ее языка, от ее губ. «Я знаю», – отвечает мой язык, мои губы ее ушку, когда я так же надкусываю ее мочку. Ее губы перемещаются на шею, плавно оставляя на ней влажный след. Юлек, ты сводишь меня с ума…

– Простите, вы бы могли попозировать для парочки фото? – к нам подходит фотограф.

Даже странно, что он спрашивает. Наверняка ведь уже нафоткал, скотина!

– Да ты уже сто пудов нафоткал нас!!! – Волкова не очень-то рада его появлению, да еще и в такой момент.

– Нет-нет, – он добродушно поднимает руки вверх, – честное слово, я понимаю… личная жизнь. Вы же Тату?

– Ну да, – отвечаю я, – Ладно, давай только пару кадров!

Юлька нехотя садится ровно рядом со мной, приобнимает меня, улыбается. Он щелкает.

– Так, ладно, эксклюзив для фанатов, – ржет она, снова поворачиваясь ко мне лицом.

Затем быстро высовывает свой язык. Я пьяно улыбаюсь ей и, сложив губы трубочкой, примыкаю к кончику ее языка.

Довольный фотограф быстро делает один снимок. Затем восторженно благодарит нас и удаляется. Еще бы, за такое ему достаточно заплатят.

Я вообще ничего не соображаю, кажется, у меня едет крыша…

– Так, на чем мы остановились? – заворожено шепчет она, глядя на меня.

Этот взгляд нельзя спутать ни с чем. Единственное, что я никогда не забуду в своей жизни – ее взгляд. Хитрый, смелый, будто бросающий вызов тебе, немного наглый, игривый, соблазнительный. Взгляд лисенка.

Чего Юльки больше всего не хватало в жизни, так это скромности и застенчивости. Так вот, живя совсем без них, она и сейчас без всяких зазрений совести молча приблизилась к моим губам, не прося никакого разрешения. Ведь оно и не нужно. Она просто возвращается к себе домой. К моему языку, к моему небу, к моим деснам. Я так жду ее… и впускаю, не давая шанса топтаться на пороге. Проходи, Юлек, тут твой дом.

Она целует меня. Совсем невинно, бережно, и это вызывает целую чертову бурю эмоций.

– Что же ты делаешь со мной, Юлек? – совсем тихо, совсем безнадежно бормочу я, прикрыв глаза.

Кажется, она не слышит последней моей реплики… Наверное, это к лучшему.

Самый важный день в моей жизни.

Она всегда умела удивлять, но почему именно сегодня? Странно, у меня всегда была плохая память на даты, и даже такой день, как сегодняшний, я практически забыла запомнить. Если бы не одно но…

– С Днем Рождения, малыш!!! – Волкова ласково начинает покрывать все мое лицо маленькими поцелуями, будто хочет перецеловать каждую веснушку.

Едва я продрала глаза, она тут же нависла надо мной, спеша поздравить первой.

– Любимая, родная моя, всего тебе самого хорошего! Я так тебя люблю… какая же ты у меня хорошая…замечательная, девочка моя… – она просто светится от прилива нежности, безмятежно тычась своей маленькой черной макушкой в мое плечо.

Я крепко-крепко обнимаю ее, зарываясь в ее волосы.

– Спасибо, Юлек! – мягко целую ее в висок, еще ближе притягивая к себе, – забирайся ко мне, сегодня мы никуда не спешим!

– Да, сейчас, только подожди немного, – она примирительно целует меня в подбородок и срывается с кровати, убегая куда-то.

Интересно, куда это она? Я лежу, довольно прикрыв глаза, и понимаю, что я самый счастливый человек на свете.

– Ленок! Смотри, что у меня для тебя есть! – она с шумом падает на кровать, подползая ко мне ближе.

– Что это? – в ее руках аккуратная бархатная коробочка, которые готовят для обручальных колец, – Предложение мне решила-таки сделать? – смеюсь я, выбивая вещичку у нее из рук.

– Интригует? – смеется в ответ она. – Предложение руки и сердца что ли?

– Ну да, – пожимаю плечами я, осматривая коробочку, – Так я открываю?

– Открывай-открывай, – кивает она, – только предложение мне делать тебе не нужно, ты и так моя девочка, и всегда будешь моей…

Она не может сдержаться с соблазнением и быстро целует меня в щеку.

Я, прижав ее к себе одной рукой, все же приподнимаю крышечку…

– ВАУ! – протягиваю я, доставая сережки в виде дельфинчиков, – очень классные! Клевые такие!!! Спасибо, Юлечек!

Мягкий поцелуй в плечо. И еще один. И еще.

– Да поцелуй нормально! – смеется она, кладя маленькую ладошку мне на щеку, заглядывая самыми голубыми глазами на свете в мои глаза.

Бог ты мой, в них можно утонуть…

Я обхватываю ее лицо руками и прикасаюсь к губам, захватив нижнюю губу.

– Спасибо, родная!

– Это еще не все! – хищно улыбается она, лисенок, – Вот, возьми, кажется, это принадлежит тебе…

Мои глаза расширяются до неузнаваемости, дыхание сбивается, горло стягивает…

– Откуда у тебя это? – спустя минуту, я все же смогла что-то выдавить из себя, выронив при этом сережки.

– Да так, нашла… – улыбается она, наблюдая за мной.

Чертов кулон, ты совсем не изменился… Ты вообще не меняешься, только тайной от тебя веет еще больше.

Я несмело приоткрываю его, заглядывая внутрь.

– Ты все-таки сделала это… – шепчет она где-то около моего уха.

На мои глаза наворачиваются слезы. «Мы у Вани в офисе 1999 год», все правильно. Ничего не изменилось.

– Он уже не тот, что прежде, – то ли предупреждает она меня, то ли спрашивает…

– Что?

– Он не тот, что был прежде, – вторит она.

– Почему? – все, что могу спросить я, – Потому что я больше не боюсь его?

– Нет, не по этому…

– А почему?

– Всему свое время, – говорит она и откидывается на подушку.

– Ты когда-нибудь расскажешь мне? – я все еще не теряю надежды…

– Когда-нибудь расскажу. Но было бы лучше, если бы ты поняла это сама…

– Я пойму… обещаю…

8.10.2006 год.

«Тебе же нравится провоцировать всех?» – я не очень-то довольна таким раскладом.

«Че ты прикопалась? Сегодня такой день!» – она безразлично отмахивается в поисках своего нового «интереса».

«Да какая разница, знаешь, что скажут потом в новостях?» – все еще не могу отстать я.

«Волкова изменяет Катиной? Лен, мне все равно!»

«Ты как Ваня…» – задумчиво произношу я, глядя на нее.

«Я люблю красть привычки…»

«Ну да, он жил только ради скандала, другое его не интересовало»

«Так и есть», – она кивает и теперь обращает внимание на меня, ее новоиспеченный «интерес» потерян с поля зрения.

«И к чему он пришел? А?» – я вспыхиваю, завожусь на ровном месте.

«Слушай, все, давай закроем эту тему. Нам пора идти в зал!» – она срывается…

Получаем премию «Женщина Года» по версии журнала GQ. Приятно. Улыбаясь, идем на сцену, забираем ее, отшучиваемся. Сколько у нас этих премий? Сложно представить. И страшно. Тем не менее, приятно. Сегодня решили спеть «Полчаса», лирика никому не помешает.

«Следующие представительницы не нуждаются в длинном представлении. Эпатажные, заявившие на весь мир, что российские гей-поп звезды могут получать международные платиновые диски и премию «Женщина года» по версии журнала GQ», – говорит ведущий, и мы с Юлькой появляемся на сцене. Свен уже начинает играть, улыбаясь нам.