Текст книги "Ничья (СИ)"

Автор книги: mawka01

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

– Ничья.

– Что? – переспросила она, ошарашенная моей репликой. Тем более такой.

– Ты – не лишняя, ты – ничья.

И это совсем не то, что я хотела услышать. И это совсем не то, что она хотела услышать. Сказать, что я шокирована – ничего не сказать, не думала, что все будет ТАК!

В комнате повисает молчание. Тяжкое, вязкое, совсем то, которое я так не люблю. Оно длится, кажется, вечность. Я только слышу, как примирено, кратко сипит она, как ее затылок волнующе покачивается, ожидая чего-то еще. Я ненавижу эти немые сцены. Ненавижу, когда глаза в глаза. У меня начинает кружиться голова. Это совсем не то, чего я ожидала.

– Ты его любишь? – спрашивает Юля, сама не зная зачем.

– Есть вещи, которые я люблю в нем, – задумчиво протягиваю я, спустя минуту или около того.

– У тебя телефон звонит, – тихо говорит она, уже не смотря на меня.

В таких случаях на людей не смотрят. В таких случаях – убегают или делают вид, что тебе все равно. Но она всего лишь отвернулась. Как и делала это раньше. И ее затылок волнительно-грустно смотрит на меня. «Ну, что же ты наделала, Лена-Лена?», – сочувственно-грустно шепчет он мне. Черный, мягкий, каким бы я набила весь свой рот. Но мои рыжие кудри в ответ лишь молчат.

У меня звонит телефон. И я так не хочу ни с кем разговаривать. У меня прилип язык к небу, я онемела, я сплю, я проколола язык и не могу разговаривать, я завтракаю. Я могла бы придумать еще пару десятков оправданий себе, но моя совесть мне не позволила. Я ненавижу ее! Иду в комнату, по ходу ища мобильный. Он валяется где-то среди остальных вещей. Я ненавижу тебя, телефон! У меня язык прилип к небу, и я совсем не могу говорить! Черт бы тебя побрал!

– На связи, – совсем не весело мямлю я.

Мой язык все-таки с треском, шумом оторвался от неба, оставляя там ранки.

– Привет, – бодрым голосом здоровается Игорь.

Даже слишком бодрым, отчего я поморщилась. Приторный голос меня сейчас раздражает. Бодрость и жизнерадостность меня сейчас раздражает. Но это Игорь, и я должна улыбнуться.

– Ага, доброе утро, – вторю я, лениво разглядывая комнату, которую и так знаю, как свои пять пальцев.

– Как там Юля?

– С ней все в порядке, – без интереса отвечаю я, и мой язык подчиняется безразличию, – Ты и правда о ней беспокоишься? – эта фраза случайно срывается с языка.

Случайно… Я не удержалась.

– Конечно, почему нет? – удивляется он.

Сладкий врун-испанец. Сладкий, липкий, скользкий тип, которого я люблю. Тем не менее, люблю.

– Ладно, заканчивай, Игорь. Я все знаю, всю эту историю про недомолвки со мной, с Юлей. И твою смску я прочитала ночью.

– ...Д-да? – заикаясь, произносит сладкий мальчик.

Теперь он не мужчина. Не мужчинка, а мальчик. Сладкий, маленький, похожий на испанца. И он не знает, что ему делать. Кажется, его язык, как и мой, прилип к небу. В голове нет подходящих фраз, чтобы можно было что-то ответить. Он вспоминает все перечитанные книги, все анекдоты, шутки, но ничего не лезет в голову. Шутки кончились, мальчик мой.

– Расслабься, – смягчаю тон я, говоря это также тягуче-сладко.

– Ты же знаешь, что ты мне не безразлична, – пытается оправдаться он.

– Знаю, – коротко отвечаю я, – Знаю, поэтому понимаю тебя…

– Ну вот, – кажется, он улыбается, и с языком у него все в порядке.

Его книги не понадобились.

– Все хорошо, mio costoso, – томно произношу я и удовлетворенно прикрываю глаза, – Мы увидимся сегодня?

– Сегодня? – кажется, он растерян, – Сегодня? Не знаю… не думаю, что сегодня получится… понимаешь, у меня были планы…

– Да? Ты все еще злишься из-за вчерашнего вечера? Я же извинилась…

– Да нет, вечер ни при чем. Мне нужно на работу, – он зацепился за эту фразу, как за спасательный трос.

Главное, чтобы он не оказался китайским и не рухнул в самый ненужный момент. Ведь от такого достается больнее всего.

– Ну, что там еще? – нахмурилась я, – А вечером? Вечером ты свободен?

– Не знаю, у меня должна быть деловая встреча. Навряд ли…

– И что тогда?

– Я позвоню. Как найдется минутка – я позвоню, и мы все решим, – его язык уверенно говорит мне это, и я наивно смыкаю ресницы и улыбаюсь в трубку.

– Да, хорошо. Как найдется минутка – звони.

– Конечно. До связи.

«Конечно. До связи». Все кончено, mio costoso. Все кончено. Но через несколько месяцев мне стало практически все равно. Me da lo mismo, mio costoso. Твое сладкое… нет, даже приторное для восприятия «Конечно. До связи» совсем не было рассчитано для меня. Мог бы придумать что-нибудь пооригинальней. Например, послать мне букет гербер с любовной запиской. Это было бы куда романтичней. Это было бы куда сексуальней. И совсем не сладко. Не приторно, если быть точным. Но с фантазией у тебя были проблемы. И ты совсем не испанец. Ты даже не похож на него. Ты даже не избитый русский испанец. Нет-нет. Ты жулик, хулиган, мажор, совсем не бабник, ты влюбленный козел. И я ненавижу тебя. И до одурения люблю. И твое «Конечно. До связи» не так избито, как «Все, что было между нами – ошибка», «Давай останемся друзьями?», «Все было замечательно, но мы не подходим друг другу», «Тебе нужен кто-то лучше, чем я, я не достоин»… Ты любил меня и мы оба это знали. Но твои последние слова могли бы быть оригинальней. Что ж, это не совсем последние слова. Последним стала sms. Ты так любишь писать их? Тратя рубль пятьдесят на текст, который не отражает эмоций. Дрожания голоса, языка, прилипшего к небу. Ты потратил ровно рубль пятьдесят и тем самым решил все проблемы. С фантазией у тебя был напряг, все потому что ты не испанец. «Мне нужно срочно лететь в командировку в Мадрид. Я напишу позже…». Я не совсем дура, не совсем блондинистая овца. Хотя овца – не совсем то определение. А блондинистая – это всего лишь цвет волос. Позже не наступило никогда, что и стоило ожидать. Все твои многочисленные телефоны – заблокированы, все контакты – потеряны. А там, где якобы стоял твой офис (даже его адрес я удосужилась найти) – стояла автомойка. Ха, отличная причина помыть Юлькину тачку. Она совсем не дорогая. Такая же дешевая, как твоя смс. Как твои обещанные слова «Конечно. До связи». Аривидерчи, мой дорогой.

Он и в правду любил меня. Именно поэтому он покинул меня навсегда, решив, что борьба бесполезна. В таком случае это было единственным правильным решением. Я – всего лишь отражение Юли. А с ней бы он не был счастлив. Со мной тоже. Сладкие парни не бывают счастливы со мной. Тем более что конкуренция с Волковой – бесполезное дело. Беспонтовое, плеваное дело.

Так, со своими словами «Я напишу позже…» он и исчез в неизвестном мне Мадриде. Уехал в командировку, из которой так и не вернулся…

Es una pena, mio costoso.*

– мне очень жаль, мой дорогой

====== 52 ======

Сложно. Просто ужасно сложно. И этим все сказано.

Уйдя от Шаповалова в 2004 году, мы сами загнали себя в тупик. Точнее, он загнал нас в тупик, а мы попытались из него выйти. Куда идти дальше? От кого ждать поддержки? Почему Ване надоело все это? – это еще не весь перечень вопросов, на которые мы так долго искали ответы. Единственными и, наверное, самыми главными козырями в наших руках оказались заработанное мировое имя и, конечно же, самый крупный музыкальный лейбл в лице Universal Music. “Терять таланты жалко. Особенно жалко, если эти таланты приносят огромные деньги, поэтому нужно выжать из этих талантов всё”. Наверное, именно так рассуждало руководство UM, решившее дать второе дыхание нам и продолжить тянуть нас. Было решено записать альбом и дать еще одну жизнь проекту, стоявшему перед выбором «Быть или не быть». Были и огромные вклады, и команда профессионалов, и легендарные имена, и продакшн и, конечно же, надежды на баснословный успех своего детища. И что же получилось в итоге?

… До итога было далеко.

Но уже тогда я отчетливо поняла на всю свою оставшуюся жизнь – она та, кого я люблю, и буду любить всю свою жизнь.

И то, что славы много не бывает. Она либо есть – либо ее нет.

– Лена, ваш неожиданный уход от продюсера Шаповалова породил множество слухов. Что же в действительности произошло?

– Уход от Шаповалова не плюс и не минус. Это новая страница. Никаких претензий лично у меня нет. Наоборот, я очень благодарна Ване Шаповалову и Лене Кипер за их работоспособность и наш успех. Шаповалова я до сих пор считаю гениальным человеком. Что же касается нашего разрыва с ним..

У меня создалось впечатление, что после столь глобального мирового успеха ему стало неинтересно нами заниматься, и он начал сознательно губить проект. Мы должны были записывать альбом «Тату в Поднебесной». Все знают, что из этого получилось. Одни обкуренные, обдолбанные лица – и никакой работы. То один человек из команды уйдет, то другой, то мы пишемся, то нет.

Не исключаю, Ваня хотел, чтобы группа вообще исчезла, и никто не знал, где «татушки». Может быть, он боялся, что новый альбом будет хуже первого. А падать с Олимпа очень неприятно.

Не хотела этого говорить, но скажу. В большой степени поспособствовало тому, что произошло с «Тату» и Ваней Шаповаловым, окружение прилипал. Они, облепив его, вешали лапшу на уши и подносили «косячки». Вот и получилось, что «огонь и воду» Иван прошел, а с «медными трубами» не справился. Слава портит человека очень сильно.

Ваня, Ваня, Ваня…

Что они к нему привязались? Что они привязались к нам? Ну, к нам-то еще более-менее понятно. С тех пор, как шоу «Тату в Поднебесной» с громким скандалом провалилось, прошел уже почти год. Почти год, а такое ощущение, что несколько недель. С тех пор, как Игорь уехал в свою командировку, в свой Мадрид, в свою псевдо-страну Испанию, прошло почти полгода. И я почти забыла об этом. Теперь слишком много другого навалилось на мою несчастную голову. Но обо всем по порядку. Все лето, ну или почти все, мы записывали новый альбом в Лондоне. А если уж отличиться точностью и не соврать, записывались мы всего-то месяц. «Люди инвалиды» – название для него. По-моему, совсем не дурно (и все же эта фраза еще надолго засела в моей голове); совсем не дурно – это так, по-Ленчикову. С английским уклоном. «Люди инвалиды» – это скандально, эпатажно, это то, что может наделать шума. И это то, что в корне отличается от нашего первого диска «200 по встречной». За это время мы порядком выросли, как в физическом, так и в психологическом плане. Это как раз та пластинка, в которой – все мы. Самый живой, искренний альбом, в котором совсем «не дурные» тексты, совсем не простые. Лондон – отличное место для такого альбома. Лондон – это хорошо. Мы провели там половину лета, должны были улететь еще в июне, но получилось – как всегда. Этим все сказано. Как всегда – тормозят бумажные дела, визы и прочие вещи. Зачем они вообще нужны? Мы – Тату! Зачем нам визы? Беременная, в то время, Юлька уже притомилась в ожидании записи. Ей нетерпелось начать, мне – тоже. Она совсем изменилась – перестала курить, стала чаще прогуливаться по Москве, с прессой не общалась, дабы не испытывать негатив. Изменилось почти все. Она вновь помирилась с Пашей, и он даже полетел с нами на запись. А это означает только одно – я снова одна. Я – ее, а она – не моя. И все так сложно…

И все так сложно…

И вот…

Она стала мамой. За все то время, когда она лежала в больнице – я ни разу не была у нее. Не хотела беспокоить. Боялась увидеть. Боялась увидеть будущую маму. Она стала мамой – и все закончилось. Она. Стала. Мамой. У нее есть ребенок. И она никакая не лесбиянка, ха. А чего вы ждали? Журналисты, фанаты? Что мы так любили друг друга? Лесбиянки не рожают детей ни от каких Павлов. Она стала мамой, и я поняла в очередной раз – мы никогда не были бы счастливы, мы никогда не любили друг друга. Никогда не любили – твержу я себе, и мое сердце самым тоскливым образом сжимается, прекращая поступление крови. На мои глаза наворачиваются слезы. «Я счастлива за тебя, Юлек», – искренне шепчу я в трубку ей в тот день, когда она родила. Она смеется и, по-моему, плачет. «Спасибо! Спасибо, родная», – отвечает она мне, и кажется, я начинаю плакать. Она будет лучшей мамой на свете. У нас будет лучший альбом на свете. Мы будем лучшими. Она и я.

Рыжая и черная…

Черная и рыжая…

– Говорят, что в роддоме ты так ни разу и не навестила Юлю Волкову. Что за «черная кошка» между вами пробежала?

– С Юлькой у нас хорошие отношения. Я по ней соскучилась. А в больнице не была, поскольку Юля просила, чтобы там ее не тревожили. Вот она немного после родов оклемается, и поеду к ней с подарками. Малышке купила специальный стульчик, за которым, когда она немного подрастет, ей будет удобно кушать.

Все хорошо. Все хорошо…

Нет.

Теперь мы «сестры». Сестры, и любви между нами нет. И мы не целуемся, не сжимаем затылки друг друга. Мы не клянемся, что будем друг с другом вечно. Она – не моя. Я – не ее. И это чертово время несется, как ненормальное. Я ненавижу его, оно все меняет. Но я ничего не ждала… нет. Она должна была в любом случае влюбиться и родить ребенка. Она должна была однажды улыбнуться мне самой обычной улыбкой на свете и сказать: «Ленок, как хорошо, что у меня есть такая подруга, как ты». Да, Юлек, подруга. И ни о какой любви никто не заикался. И я стала забывать об этой теме. Нельзя жить воспоминаниями. Ни в коем случае. Но дневники я все еще писала. Долго и упорно я вспоминала, как Ленчик смотрел насмешливо на меня и говорил этого не делать. Я помню, как Ваня насмешливо смотрел на меня и говорил этого не делать. Я все помню… Но я продолжала писать их. Но с Волковой мы навсегда остались подругами… почти подругами… «С Юлькой мы много лет вместе, поэтому уже появились какие-то родственные чувства. Конечно, мы ругаемся по пустякам, но это все ерунда. Главное, что друг без друга мы не можем», – Без зазрений совести говорю я во всех интервью, улыбаясь.

Зачем говорить о том, что между нами что-то было? Во-первых, не поверят, во-вторых, это прошлая история. Но об этом нужно было говорить потом…

Когда все затихло, когда мы разошлись. Когда у нее было двое детей, а я все еще любила ее.

А пока пришло время «Людей Инвалидов»…

Прошло еще полгода. Сложно. Еще сложней, чем раньше, когда было просто – сложно.

Прошло еще полгода, и я поняла, что любви между нами нет. И, наверное, никогда не было. Осталось что-то теплое внутри, наверное, это воспоминания. Все, что мне остается делать – жить воспоминаниями, время от времени, слушая нашу песню «Полчаса». Постоянно идут какие-то записи, какие-то доработки материалов. Постоянно Москва-Лондон.

Галоян и Титянко поженились. Мы были даже у них на свадьбе. Как не прийти к друзьям и старым коллегам? Выглядели они потрясно, но мы не хуже. Держась за руки, проходили весь вечер, улыбаясь в камеры вездесущих фотографов. И все так просто…

Прошло полгода, и наступила весна. Скоро должно все быть, альбом, гастроли. Наше возвращение. 2005 год на дворе. Мир ждет нас. Но мы ждем его еще больше. Хотя я и не думаю о том, что наша слава будет такой же громкой и скандальной, я все же надеюсь на то, что нас помнят. О таких, как мы – не забывают. А я не забываю о прошлом. Оно никогда мне не даст спокойно жить. Зимой мы с Юлькой ездили на недельку в Пекин. Там круто, и даже Москва мне кажется деревней после такого города. Конечно, это совсем не Испания, но все же очень классное место. Мы отдыхали там от всей работы, от всей суеты, просто проводя время друг с другом.

В один из таких дней мы просто разговаривали о том, что наболело. Как оказалось – наболело многое.

– Интересно, как там Ваня? – задумчиво протягиваю я, глядя в окно, где возвышается ночной Пекин.

– С чего вдруг ты о нем вспомнила? – удивляется она, но улыбается.

Грустно, но улыбается. Сплошная ностальгия.

– Не знаю. С Поднебесной был вид чем-то похож, – тяжело вздыхаю я и отворачиваюсь от окна, чтобы не соблазняться лишний раз, – Думаешь, он еще там?

– Не, вряд ли, –отрицательно кивает она, – Наверное, ушел в нирвану…

– Скурился?

– Не. Просто в своих мыслях где-то, дома, наверное, – предполагает она, – И вид ничуть не похож.

– Похож, – делаю несчастную попытку спорить я.

Спорить с ней мне совсем не хочется.

– Как скажешь, – видимо, она настроена также, – Ваня просто не верил в нас, в наш кам бэк. А ты? Ты веришь в наше возвращение?

– А ты? – тут же спрашиваю я, – Я, конечно, верю… А как иначе? Для чего мы тогда работаем?

– Ну да, да… – соглашается Юлька, – Наверное, так и есть. По крайней мере, хочется в это верить. Но Боря, он же…

– Что он?

– Он не продюсер. Он всего лишь спонсор…

– Ну и что? У него все получится, – мягко улыбаюсь я, ныряя в кровать.

– Получится, – эхом вторит она и ложится рядом со мной, обнимая.

На секунду я ловлю себя на мысли, что ничего не может быть лучше, чем лежать вот так вот просто рядом с ней. Просто лежать и ни о чем не думать. Просто, чтобы она обнимала меня, а я ее. И так мы засыпали вместе. Но ее Пашу я так и не полюбила, хотя и старалась. Для нее же и старалась. Но моя ревность пожирает меня. Даже не смотря на то, что я давно уже ничего не жду. И она ничего не ждет. И все так сложно…

– Ты любишь Пашу? – спрашиваю я глубокой ночью, перед тем, как заснуть.

– Есть вещи, которые я в нем люблю, – совсем тихо отвечает она через какое-то время, в тот самый момент, когда ее губы мягко касаются моего затылка.

И все так сложно…

Мы давно изменились, мы изменились – тотально. Начиная от стиля музыки, заканчивая одеждой. Теперь у меня навязчивая идея вернуть свой натуральный цвет волос и избавиться от кудряшек. Но кудряшки я убрала потом, когда окончательно покончила с ТаТу. Потому что Та никогда не любила… и не полюбила бы – Ту. Именно из-за того, что мы отказались от псевдо-лесбийского имиджа. А потом пошли слухи о том, что мы хотим сменить название. Группа «Тема» – для нас не звучит. Пока мы были все же едины – «ТаТу». Та все еще была привязана к Той. И наоборот. Так было еще довольно долго, пока все то, что уже не казалось запретным – стало невыносимо секретным. Для всех: журналистов, корреспондентов, фанатов, а самое страшное – для себя.

Самое сложное – признаться себе.

Но пока мы все же оставались «t.A.T.u.», мы надеялись продолжать то, что начали так давно. Продолжать несмотря на тотальные изменения.

20 апреля 2005 год.

10:32 Лос-Анджелес.

Это не первое наше утро – и не последнее. Журналисты опять все пронюхали! Все им нужно знать! Трубку нам несут прямо в кровать, на связи опять журналюги. Расскажи им все. Даем какое-то интервью, не особо задумываясь, что и как отвечать. Вопросы – стандартные, ответы – тем более. Это в самом начале Ваня рассказывал, как и что должно быть, а сейчас, что хочешь, то и говори. А можешь вообще не говорить. Но можешь получить по рогам за такие дела. Поэтому, лучше что-то да сказать, при этом заливаясь смехом. Мы хохочем, сами не зная почему.

Утро, каких было полно в нашей жизни. Яркое, теплое. Только дел, как обычно, полно. Готовим записи англоязычного альбома. И когда все будет готово – мир снова падет к нашим ногам. Мечтать, конечно, не вредно. Вредно – не мечтать.

– Ну, вот что они прикопались? – смеется Волкова, прикрывая трубку рукой.

– Еще немного и хватит с них, – примирительно заявляю я, так же смеясь.

И, наконец-таки с последним вопросом было покончено. Мы еще долго валялись в кровати, даже не собираясь вылезать из нее. Прямо как в старые добрые времена. А старые добрые времена вызывают у меня только прилив умиления. И ничего больше.

Пожалуй, самым крупным событием за последнее время стало наше Возвращение. Возвращение с большой буквы.

Концепция была самая простая – шок.

Концепция была самая сложная – шок.

Так или иначе, наша концепция была самой простой и сложной одновременно. Результат мы ожидали только один – шок. Ну, что ж, ребята, тату кам бэк. И никак иначе. «Лучше никак, но не обратно», – напевала себе под нос я, в то время как все обдумывали предстоящее выступление на церемонии МУЗ-ТВ 2005. Лос-Анджелес хорошо влияет на идеи. Решено было спеть «Обезьянку ноль» – это новая песня с нашего альбома. Не лучший вариант, но для представления сойдет. А после выступления можно было услышать многое, но обо всем по порядку.

Наступил день выступления. Накануне вечером мы прилетели в Москву. На сборы времени не было, на настрой тоже. Через полчаса мы уже спали в своем гостиничном номере. Утром, едва успев позавтракать и собраться, поехали на премию. Все по-тихому сделали и стали ждать своего выступления, которое уже было так пропиарено каналом. Тату возвращаются! Ликуйте, девочки и мальчики! Только вот нашего влажного, полного трепета, поцелуя вы не увидите, не увидите юбки, майки на голое тело. Не увидите. Хотя наши костюмы ничуть не хуже и не больше закрыты. Все по минимуму. Возвращаться с шумом тоже приятно. Главное, вернуться…

Наступил момент выходить на сцену.

Наступил самый страшный момент в моей жизни.

«Ближе к полночи на сцене появился огромный параллелепипед, на котором стояли, держась за руки, малюсенькие фигурки участниц дуэта. Заиграла фонограмма песни “Я сошла с ума”. Зал взвыл. Фонограмма отыграла вступление – зал взвыл ещё пуще. Фонограмма отыграла первый куплет с припевом, “Тату” неподвижно стояли на своем возвышении, держась за руки, зал взвыл недоуменно. Фонограмма играла четыре минуты, за это время девушки не произнесли ни слова – и это, пожалуй, было самым сильным впечатлением за всю церемонию. Затем Юля и Лена спустились на сцену и исполнили свою новую, по-видимому, песню – что-то про запертую в клетку обезьянку и боль. Смотрелись “Тату” не как возвращающиеся триумфаторы, но как две уставшие и замученные публичной жизнью девушки. Оптимизм улетучился – тем и хороши “Тату”, что у группы откуда-то чувствуется настоящий нерв и всамделишное отчаяние».

Наступила самая страшная секунда в моей жизни. И мы вышли на сцену. Первые секунды я задыхалась от нехватки воздуха. А потом мое сердце забилось в десять раз быстрее. Это такой кайф – выйти вновь на сцену, а под тобой стоят тысячи человек. И все вопят. Вопят, как ненормальные. Все потому, что – тату кам бэк. А ты стоишь и слушаешь инструменталку «Я сошла с ума», стараясь не думать о том, что было. Сейчас – мы обезьянки. И сейчас 2005 год, а никак не 2001! И мы – больше не лесбиянки, мы обезьянки. Начинаются первые аккорды песни, и мы медленно спускаемся вниз под еще большие овации зрителей. Теперь – они бьются в настоящем экстазе, предвкушая нашу новую песню. Новых нас. Они просто рады видеть своих кумиров. Мы рады не меньше, у меня даже коленки трясутся. Как в первый раз, ей Богу! Будто я не видела никогда в жизни столько людей…

Будто не я стояла на огромной сцене в Токио Доме и смотрела на тысячи, тысячи япошек.

Будто не я. Но это была я…

И ничто не кажется мне невозможным…

Время публикации: 21.07.2005

После выхода своего мегапопулярного альбома “200 по встречной” группа “Тату” неожиданно пропала. Творческая тишина дуэта изредка прерывалась “камбэками” на различных церемониях и благотворительных концертах, после которых Лена и Юля снова куда-то исчезали.

Долгожданный “камбэк” девчонок начался со старой композиции “Я сошла с ума”, а закончился новой песней “Обезьянка-ноль”, которую офигевшая публика слушала молча, видимо, не понимая, радоваться или нет. Пожалуй, что уж точно шокировало всех, так это наряды “татушек”. Клетчатые юбочки и белые рубашки девчонки сменили на коротенькие майки в обтяжку – на фоне остальных разодетых star.oв они смотрелись по меньшей мере странно. Кстати, своих коллег по цеху, сидевших в VIP-ложе, “татушки” принципиально игнорировали. Единственными “простыми движениями”, которые они совершали во время церемонии, были хождения от гримерки до бара. После выступления Лена и Юля исчезли так же незаметно, как и появились.

Но все же оставались нюансы, которые можно было бы уладить. И они будут улажены совсем скоро. Осталось подождать немного.

«Мы вас любим», – кричим мы с Волковой всем-всем-всем. И скоро выйдет наш альбом. Уже определена официальная дата выхода альбома – 17 октября 2005 года. Уже совсем скоро выйдет альбом и мир взорвется. Главное – понять смысл. Главное – понять, что больше нет тех псевдо-лесбиянок и простых движений. Не осталось почти ничего, кроме самого главного – любви…

Любовь – это то, что никогда не пройдет…

Такое не проходит бесследно…

====== 53 ======

Сложно вновь покорять мир, когда он уже был завоеван тобой. Сложно вновь привыкнуть к работе после двухлетнего ожидания хоть какой-то нагрузки. Сложно жить с надеждой на то, что все будет так же, как прежде, прекрасно осознавая – как раньше уже не будет. Со временем, конечно же не без помощи психологов (и спрашивается – зачем я училась на психолога?), я перестала жить прошлым, цепляясь за него мертвой, удушающей хваткой, от которой сводит лопатки, а ключицы болезненно бьются в судорогах. Конечно же потом я все так же помнила слова, которые Ваня повторял изо дня в день, как Отче Наш: «Прошлого нет, будущего тоже нет. Времени нет и не будет».

Времени нет и не будет. Крикнешь – и я все забуду. Накануне выпуска нашего нового альбома все вокруг суетились, бегали, что-то искали, где-то куда-то что-то носили, одним словом – время зря не шло. Время никогда не может идти зря. Потому что время – это время. И черт с ним. Накануне выпуска нашего альбома все журналы пестрили анонсами альбома, все улицы были увешаны плакатами, а по телевизору, чуть ли не на каждом канале крутили ролики о возвращении «Тату». На улице все также остро холодает, листья небрежно слетают, люди бегают туда-сюда, добрые мамаши надевают шапки своим детишкам, а мы снова бежим в офис к Борису, где он сидит с довольным лицом, предвкушая грандиозный успех нового альбома, где он потирает свои потные ручишки, прося секретаршу принести ему крепкий кофе. Видно, всю ночь он собирается провести здесь. Ну, ничего. Мы проезжаем мимо огромных зданий, которые так уже приелись, мимо красивых парков, обычной для нас дорогой. Через полчаса мы прибыли в офис и, попрощавшись с водителем, вышли из машины, направляясь к Ренскому. Он все еще сидел в своем кресле, вальяжно развалившись. Эту привычку он точно украл у Вани. Ваня – тот, кто постоянно лежал так, но ему позволяло его положение. Боря всегда умел выбирать, какие привычки красть. Люди уходят, люди умирают, а привычки – остаются. Такова уж правда жизни. Он лежал в своем кресле, со своей кружкой кофе и внимательно разглядывал нас, будто старался увидеть что-то новое, какие-то изменения. Но изменений не было. По крайней мере, за день мы бы не успели глобально измениться. Он жестом пригласил нас присесть, мы сели.

– Как доехали? – поинтересовался он, разглядывая содержимое кружки, – Новый водитель адекватен?

– Более чем, – мягко ответила я, полностью погружаясь в мысли о выходе альбома, – Хороший парень, видно, что старается угодить.

– Да обычный. Водитель и водитель. Права есть, водить умеет, ничего особенного, – пожимает плечами Юлька. – Ну, что там нового у тебя?

– Все отлично! – он восторженно засиял и отставил свою кружку, – Уже поступило тридцать предложений с концертами в Китае, не говоря о других странах, не говоря о шоу…

– Так, что у нас с работой на ближайшие дни? Недели? – все-таки попыталась подытожить ситуацию я.

– После презентации в клубе я расскажу вам, пока точно не решили. Я позвоню, или сам найду вас, посмотрим.

Неожиданно в комнату зашла Женя, держа в руках папки со всякой документацией. Она, заметя нас, улыбнулась и поздоровалась. Мы приветливо кивнули ей. Женя – наш PR менеджер и человек по работе со СМИ. Молодая девушка, выпускница МГУ. Одним словом – все, как надо.

– Борь, звонили с журнала «Все звезды», спрашивали на счет презентации альбома, они присутствовать хотят. Я им пропуски сделаю?

– Конечно, – он довольно щелкнул пальцами и утвердительно кивнул, – Не хочешь кофе? Мы тут с девочками обсуждаем ближайшие дела.

– А-а, – протянула она и понимающе кинула на нас взгляд, – Девчонки, все будет в шоколаде, предложений море!

Конечно, будет! Мы и сами знаем. Не так, как раньше, но будет. И все снова будут кричать, визжать, плакать, убиваться, может быть мастурбировать. Там уже как пойдет. «Каждому – свое», – как всегда философски поясняю я, трепетно сомкнув ресницы. Скоро станет все, как раньше. Начнутся гастроли, новые песни, новая публика. Почти все так же…

Гауди – это совсем не площадка в Токио Доме, это совсем даже не похоже на площадку в Токио Доме. Это всего лишь небольшой клуб, хотя и весьма удобный, я бы даже сказала – уютный, для нашего выступления. Для представления альбома «Люди инвалиды». Весьма неплохо. Отвыкнуть от роскоши за два года – не сложное дело. Отвыкнуть от работы – тем более. И сейчас придется нелегко, чувствует мой позвоночник. И сейчас будет, возможно, еще сложнее, чем раньше, чувствует Юлькины лопатки. Примерно там и красуется ее татуировка. Ее иероглиф, что означает – запретная любовь. Но я считаю, что запретной любви не бывает, это все чьи-то выдумки. Ну уж не Волковой – так точно. Это кто-то придумал – запрет. Но что есть запретного в любви? Любовь – не запрет. Любовь – это преодоление инстинкта, как бы сказал Ваня. Ну это все не важно. Теперь у нее татуировка, и, наверное, это единственное, что напоминало бы о прошлом. Не сейчас, а спустя много лет. Спустя десяток лет, когда она обзавелась детьми, а мы уже не были вместе. Только глядя на свою татуировку, она могла вспомнить о том, что было когда-то. Давно-давно. Что было что-то такое, что именуется «Запретной любовью». True love, черт возьми, это! И спустя столько лет это уже не казалось запретным, это было всего лишь воспоминанием. Не более того…

Воспоминанием…

И татуировка. И я. И самый успешный музыкальный проект «t.A.T.u.».

Этот день выдался каким-то непонятным для меня. Хорошим или плохим – я не поняла спустя даже несколько дней. Утро не предвещало ничего хорошего. Утро не предвещало ничего плохого. Утро, как утро. Солнечное, холодное – типичное для осени. Вечером – выступление в «Гауди», вечером – начало новой жизни. Хотя это сказано слишком преувеличено, но факт оставался фактом. Это слишком волнительный день, как для меня, так и для Юли. Ее совсем короткие волосы упоительно пошатывались на ветру, в то время как мы спускались к водителю. Уже в полдень мы должны были быть в клубе. Ее черные, смольные волосы упоительно улыбались сегодняшнему вечеру. Тату возвращаются. И теперь начнется все снова. Водитель приветливо улыбнулся нам. Мы сели в салон и поехали к месту. И все это время мягкий Юлькин затылок улыбался мне, будто успокаивал. Я – не она, я ужасно волнуюсь. В «Гауди» должна была быть уже наша команда и все те люди, которые так готовились к этому. Журналисты и прочие люди из СМИ должны были прибыть только к четырем-пяти вечера, чуть раньше, чем начнется основная часть. Проезжая мимо основного клуба, я заметила, что уже стоят несколько фанатов, которые так ждут нас. И очередной раз, я зацепилась взглядом за умиляющийся Юлькин затылок.