Текст книги "Ничья (СИ)"

Автор книги: mawka01

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 45 страниц)

– Привет, Москва!!! – Радостно орет Волкова в микрофон, носясь по сцене. – Мы так по вас соскучились! Как ваше настроение?

Зал упоительно орет, всеми возможными силами показывая, как решительно они настроены. Мы настроены не менее решительно, тем более, что такая энергетика не может пройти стороной, настроение поднимается в тысячу раз. На песне «All about us» зал громко поет вместе с нами, выучив слова наизусть. Выучив наши выпады микрофона в зал. Выучив нас, они знают, чего ждать. Вся программа идет, как и запланировано. Все так круто, что несколько раз я не могу удержаться от соблазна и приобнимаю Юльку, то, будто невзначай, касаюсь ее руки ледяными пальцами. В ответ она дарит мне свою улыбку. И все настолько знают нас, что упоительно кричат, ловя эти взгляды. Когда пришло время представить музыкантов, зал зашумел не с меньшей силой, так же любя наших парней, как и нас. Ведь они у нас такие талантливые!

– Они у нас самые-самые-самые любимые, мы их никому не отдадим никогда! – Говорит моя девочка, будто кто-то покушается на ее любимых мальчиков.

– Да, это точно! – Вторю ей я, завороженная ее близостью.

– Ну что, я думаю, на самом деле, – как всегда начинает объясняться Волкова, – я думаю сейчас пришло время, что вы, наши любимые поклонники, должны показать свою любовь.

Ее взгляд прикован ко мне, будто и обращение было именно ко мне, анне к залу. И она по-прежнему близко от меня. И я по-прежнему заворожено ловлю ее фразы непослушными губами.

– Сделайте это как хотите, но как-нибудь красиво…

Начинается музыка, я вижу только красный свет, бьющий в лицо. Мы с Волковой зажигаем под проигрыш, а как только начинаются первые слова , и я начинаю петь, она уходит на другой конец сцены, проведя рукой, будто случайно, по моему бедру. «Show me love, show me love till me open the door», – поем мы и она снова огибает мою талию рукой. «Show me love till I screaming for more», – поем мы, и зал поет в унисон нам, завороженный шоу. И на этом, одном из лучших проигрышей, мы стоим напротив друг друга. Она игриво, даже хитро, улыбается мне, крутя в руках микрофон. И я улыбаюсь ей в ответ, не зная, что у нее на душе. Улыбаясь, все еще помня о том, что она так и не ответила мне. Моя хитрая девочка, мой лисёнок. А потом снова выкрутасы с ее стороны, хотя двигается она отлично. «Girls and girls but you the one», «Fucking lunatics». И снова, едва начинается припев, она проходит мимо, за моей спиной, более откровенно, более метко ведя рукой по моим ягодицам. Она делает этот так быстро, что я едва ли могу заметить это, но в то же время ,это происходит будто в замедленной съемке, и я успеваю насладиться моментом. И тогда первая, неловкая, смущенная волна возбуждения накатывает на меня. Она ведь так и не дала ответ…

«Show me love, show me love give me all that I want», – стоим мы посредине сцены, и наши голоса как никогда дополняют друг друга.

«Show me love, show me love till I screaming for more», – допеваем мы и расходимся в разные стороны, но ненадолго.

Она, стоя у края сцены, оборачивается и, не теряя не минуты, подходит ко мне. Ее руки тут же обвивают мою шею, приближая меня к себе максимально близко. Моя рука робко падает на ее талию. Я утыкаюсь лицом в ее руку, прикрыв глаза от блаженства. И все могут видеть черный затылок и рыжую макушку. Не хочу, чтобы это заканчивалось. Хочу, чтобы она так и обнимала меня, но припев не заставляет себя долго ждать, поэтому, с сияющей улыбкой на лице, она отстраняется от меня и продолжает петь. И снова ее невидимые прикосновения к моей руке, ее взгляды. Зачем она это делает? Зачем?

Под песню «How soon is now» мы с Юлькой уходим в полный отрыв, зал нещадно подпевает нам, разрывая свои глотки. У меня уже нет сил прыгать и скакать по сцене, но эта песня такая энергичная и бодрая, что грех не оторваться по полной. Иногда мы с Волковой стоим рядом друг с другом, и снова она со своими выкрутасами: раскачивает сексуально бедрами, хитро улыбаясь мне. Моя девочка. Ее короткая и без того юбка, которую и юбкой-то назвать нельзя, подпрыгивает вместе с ней, а ее чулки так и просят прикоснуться к ним, но я стараюсь не обращать на это внимание. Зато обращает внимание она – на меня: робкую, которая и рта раскрыть не может, а все из-за той ночи. Тогда она подбегает ко мне сзади, бесцеремонно просунув руки между моих ног, хватаясь за самое интимное. Кажется, я вспыхиваю от смущения и негодования, кажется, мне сносит крышу от волны, бурно прокатившейся внизу живота. А затем, убегая, она смеется. Как только песня подошла к концу, моя девочка-нимфоманка подскочила к Трою, облокотившись на него, а затем сама же направила гриф его гитары между своих развратных ног. Я, обернувшись, наблюдая за этим.

– Волковой не хватает этого. – Иронично замечаю я, пожирая взглядом девчонку, но ее это ничуть не смущает.

Едва начинается «Полчаса» весь драйв испаряется куда-то. Юля отходит вглубь сцены и садится на возвышение, где стоят барабаны, я сажусь у края сцены, свесив ноги в зал. Во время песни, моя девочка умудрилась забрать у кого-то розы, и подарить одну мне, которую я вставила себе в голову, заколов заколкой.

На этом лирика стремительно закончилась, но я не жалею. Этот концерт не романтичный, а энергичный. Нам хочется просто зажигать и ни о чем не думать. Зал кричит всеми известные слова песни «Нас не догонят», поем и мы. И тогда на меня находит приятная ностальгия о старых временах. «Мы убежим встречная 200», как был первоначальный текст нашей песни. «Мы убежим, все будет просто, ночь упадет, небо урони и пустота на перекрестках, и пустота нас не догонит. Не говори, им непонятно, только без них, только не мимо, лучше никак, но не обратно. Только не с ними, только не с ними!!!» – зал просто сходит с ума, мы просто сошли с ума!

– Вы знаете какая будет следующая песня? – Спрашиваю я у зала, пока Юлька после отрыва ищет воду.

– Подожди, подожди… – Прерывает она меня, идя с бутылкой воды ко мне.

– Воды… ВОДЫ!!!! – орут фанаты, и я обливаю их.

Начинается песня «Не верь не бойся не проси», и снова мы прыгаем, бегаем, почти немощные, но внутри откуда-то берутся новые силы. Во время проигрыша мы уходим вглубь сцены. Волкова обнимает меня сзади, не давая возможности убежать от нее. Она заводит мои руки за спину, а она так близко… Настолько близко, что у меня едет крыша. Так душно, так жарко вокруг, у меня кружится голова. Я завожу руки за спину себе, покорно подчиняясь ей, но на этом все не прерывается. Под своими пальцами я чувствую ее короткую юбку. Почему бы не сделать так, как сделала она? И я легонько прикасаюсь е самому интимному место, затем пугливо отдергиваю руку, совсем забыв, что мы здесь не одни. Обернувшись к ней, я вижу, как она широко и удовлетворенно улыбается мне, и я улыбаюсь ей. Она так близко, что почти касается своим носом моего, мне кажется, что она вот-вот поцелует меня. Но она не целует. И мы возвращаемся к фанатам.

– Ну что… я думаю, что эту песню мы объявлять не будем, мы ее итак все знаете.

Снова входим вглубь, как это было раньше – на старых концертах, в начале 2000-х, и от этого мне уже грустно. Перед тем, как начинается вступление, мы переглядываемся с ней, и я нахожу в ее голубых глазах отражение своей грусти. И я не знаю: радоваться мне или плакать? Как только начинаются первые аккорды, мы, развернувшись, цепляемся за руки друг друга и идем к краю сцены. Как в старые добрые времена. Наши взгляды прикованы друг к другу, она несмело улыбается мне, а я ей. И все так просто. Все ждут именно эту песню, именно эти аккорды, именно эти взгляды, эти сцепившиеся в замок руки, и, наверное, что-то еще… Она идет ко мне уверенным шагом, не замечая никого вокруг, и остановившись критически близко от меня, начинает петь, глядя мне в глаза: «Меня полностью нет абсолютно всерьез…», я стою рядом, не в силах пошевелиться. А как только начинаю петь я, она вновь хитро улыбается, переводя свой взгляд с моих глаз на самое интимное, и так повторяется несколько раз. «Я сошла с ума, мне нужна она», – указывает она пальцем на меня. Мы стоим друг на против друга, и меня уже начинает потряхивать, будто то, что неизбежно должно случиться. И как только начинается проигрыш, она подходит ко мне. Как будто так надо. Она обвивает мою талию руками, как будто так надо. Я обвиваю ее шею руками в ту же секунду, будто так надо. И почти тут же, с улыбкой, она притягивает меня к себе, осторожно целуя в губы. Мое сердце бьется в тысячу раз быстрей. И я отстраняюсь, но она снова выкатывает свои губы, сложенные в трубочку, и я быстро целую ее в ответ. Она еще несколько раз упирается в мои губы, затем начинает расцеловывать уголки губ, едва задевая щеки. Но затем ее губы снова натыкаются на мои, и не открывая рта мы несколько раз целуем друг друга. Внутри все снова взбунтовалась, и снова все заныло от желания. Ее горячее прерывистое дыхание обдало меня. Нужно держать себя в руках… «Я сошла с ума мне нужна она-а-а!», – мы обе показываем пальцами друг на друга, чтобы все знали, как мы любим друг друга. В конце песни она подходит ко мне, открывая свои руки для самого продолжительно объятия. И я с удовольствием кидаюсь в них, зарывая свое лицо в ее волосы, а она в мои. И никто не видит нас…. Музыка давно закончилась, но мы, по-прежнему, стоим, обнявшись, и я чувствую, как она дрожит. С чего бы?

Едва мы перешагнули порог нашего номера, обе замерли в какой-то нерешимости. Было так тихо, что я слышала ее прерывистое тяжелое дыхание, слышала, как стучит ее сердце. Наверняка это слышала и она. Я смотрела куда-то вперед, не желая сталкиваться с ней взглядом. Не желая ни о чем думать. Но, так или иначе – это произошло. Слегка повернув голову в ее сторону, полная нерешимости, страха, робости и смущения, я тут же наткнулась на ее глаза, которые настойчиво смотрели прямо в мои. И тогда я поняла – все пропало!

Кажется, замолчали даже часы.

– Я больше так не могу!

Она снесла меня за долю секунды. Нет, за тысячную долю секунды, накинувшись на меня, как дикий зверь. Ее дыхание стало еще тяжелей и еще чаще, она почти задыхалась. Не теряя ни секунды, она нашла мои губы своими губами и тут же раскрыла их, попутно кусая и лаская. Еще никогда она не была ТАКОЙ. Я сильно ударилась о какую-то стену, к которой она пригвоздила меня, но даже боли я не почувствовала. Мной завладела необузданная страсть, желание, но даже место для романтики и нежности у меня тоже нашлось. Пожалуй, единственное, что смущало меня в моих смешанных чувствах – страх. Она прижимала меня сильнее и сильнее к этой стене, едва сдерживая себя, едва сдерживая свои мученические стоны, в которых она утонула бы так же, как захлебывалась в своем дыхании. Ее губы были напористы, как никогда, они были дерзкие, страстные, но и нежные одновременно. Ее язык уверенно ворвался в мой рот, подчинив себе мой язык, заставив его танцевать танец страсти, заставив его повиноваться и испытывать нереальное наслаждение. Внутри все горело, и я совсем не думала о том, что делаю. Мне было все равно, мне было не до этого. Она целовала меня, как ненормальная, как сумасшедшая, как нимфоманка, у которой не было секса полгода. Нимфоманки не выживают без секса и недели. Она просто озверела. Мой лисёнок стал хищником, от которого нет даже возможности убежать. Она перехватила руками мои запястья и в одну секунду пригвоздила их к стене, так же, как и меня. Оторвавшись с огромной неохотой от губ, она стремительно перешла к шее, покрывая ее сначала мелкими поцелуями, а затем более глубокими, страстными.

– Ю.. Юля.. стой.. там.. останутся…останутся следы. – Пыталась пробормотать я, чтобы остановить ее.

Но она и ухом не повела, только целовать стала чуть нежнее. Но это почти не считается. Я пыталась вырваться из ее хватки, чтобы взять инициативу в свои руки, но она вновь не позволила мне сделать этого. Ее коленка поднялась вверх, зажав меня у основания ног. Она еще больше раззадорила огонь, который палил внутри меня. Собрав все силы, я вырвалась. И теперь я владела ситуацией. Пересилив ее, сбив несколько небольших тумбочек, я прижала ее к письменному столу, затем подсадила и усадила сверху. Но теперь она не спешила, только хитро улыбнулась мне и стала медленно, словно дразня, разводить ноги, при этом прикрыв глаза. Мои зрачки застелила пелена, я быстро подскочила к ней, скользнув рукой от коленки к внутренней части бедра, я не отказывала себе в удовольствии наблюдать, как ее начинает все больше и больше трясти. «Что же ты делаешь?» – спрашиваю у нее я, зажав одним пальчиком все самое интимное. Она шумно застонала, направляя мою руку, но я одернула ее. Тогда она схватилась за мою грудь. Соски возбужденно торчали сквозь ткань майки. И теперь она не отказывала себе в удовольствии помучить меня. Я нагнулась к ней, ставя засосы на шее, не прекращая водить по внутренней стороне бедра. Бедные Юлькины трусики, бедная Юлька, бедная я. «Помоги мне», – единственное, что может сказать она, снимая с меня майку. Она довольно любуется видом моей груди, затем бесцеремонно нагибается к ней, водя языком от одной в другой, старательно избегая самые возбужденные соски на свете. Тогда не выдерживаю я, прижав ее голову ближе к себе, с силой хватаясь за копну черных волос. Она обхватывает мой сосок губами и, чуть зажав зубами, касается его кончика языком. Я блаженно выгибаюсь, извиваясь от удовольствия. Пока она неистово ласкает мою грудь, я шарю руками по всему ее телу. Перехожу от живота к небольшой упругой груди и задерживаюсь на ней. Большими пальцами я начинаю ласкать ее, ее брусничные сахарные соски такие же возбужденные, как мои, если не больше. Она, оторвавшись от меня, спрыгивает со стола, ведя меня к постели. Стол – не лучшее место для любви. Мягко опустив меня на поверхность одеяла, она легла сверху, расстегивая мои штаны.

– Стой. – Я остановила ее руки, серьезно глядя на нее.

– Что? – Немного удивлена она, все еще держа пальцами мою ширинку.

– Ты уверена? – Спрашиваю я без всяких шуток.

И она также абсолютно серьезно кивает мне в ответ.

Утро приводит меня к тому, что это был не сон, утро лишает меня возможности думать об этом. Юлька лежит около меня, прижимаясь ко мне своим обнаженным, обезоруженным телом. И теперь все 7 лет нашей общей жизни кажутся мне смешными и горькими одновременно. Ее рука покоится на моей обнаженной груди, ее волосы небрежно облепили ангельское личико. Будто каким-то невероятным способом услышав, что я проснулась, она открыла глаза и сладко потянулась. Я подняла глаза и уперлась взглядом в безразлично-белый потолок. И что теперь будет? Новый вопрос, которым я озадачила себя. Она исчерпывающе смотрит на меня, будто чего-то ждет, но вряд ли мне есть, что сказать.

– Я не знаю, что сказать. – Усмехаюсь я, прикрыв ладонью лицо.

– Я счастлива. – Спустя какое-то время говорит она, улыбаясь мне.

– Ты уверена?

– Да. – Ее рука мягко опускается на мой безмятежный сосок, обведя его ореол пальчиком.

– Ну, и что делать теперь-то будем?

– Не знаю… – смеется она, убрав с лица беспробудно черные волосы, – жить, наверное.

С того дня я постепенно умирала. Умирала, живя. С каждой секундой я – то теряла ее, то приобретала снова. И самое странное было то, что я любила наслаждаться этой сладкой болью. Мне нравилось быть с ней чем-то особенным. Нравилось что-то такое, чего объяснить я не могла…

====== 66 ======

Новосибирск 12.11.2006 год.

Журналисты – это те люди, которые с гадкой улыбкой на лице будут спрашивать у тебя самые гадкие, скользкие и омерзительные вопросы на свете. Хотя отнюдь не все журналисты такие. Я предпочитаю делить их на три группы: одна именно такая, вторая – притихшие, скромные, которые сидят в углу и если получается, что-то спрашивают, третьи – вполне адекватные и самые дружелюбные, убрав неловкие вопросы, они задают стоящие вещи. К сожалению, сегодня получилось больше скользких, противных жаб, которые, облепив нас, задавали такие же, подобные себе, вопросы. Пресс-конференция проходила в каком-то небольшом музыкальном магазине, недалеко от центра города, в котором не было ничего запоминающегося, как и в том магазине. Но эти сволочи запомнились мне сразу, едва кинув на них брезгливый взгляд, их невольно запоминали все. Кислые, раздраженные лица, с кривыми ухмылками, со зрачками, как у наркоманов, с потными, скользкими руками и с самыми щекотливыми вопросами. Фу, какая гадость. И вот они начинают свой допрос, пора бы перекреститься и налить на всякий случай стаканчик воды.

– Привет, девчонки! Вот вы и добрались до Новосибирска, как вам город?

На первый взгляд самый адекватный и миролюбивый вопрос, но видимо, сегодня меня все раздражает, и он совсем не кажется мне безобидным. Я всегда не понимала, как журналисты провинциальных городков могут спрашивать подобное? Как мне город? А как он мне может быть? Фи-о-ле-то-во!!! Я проехала по нем на машине с тонированными окнами, смотря на Юлю, а в вашем городе ловить нечего, кроме полуразбитых домов, обычных магазинов, обычных улиц. Как мне город? Да никак!

– На самом деле мы практически ничего не успели посмотреть в городе, потому что сразу с аэропорта поехали в гостиницу, закинули вещи и приехали сюда. Надеемся, что ночью мы успеем прогуляться где-нибудь. – Видимо, Волкова уловила мое хреновое отчего-то настроение, поэтому, как обычно, взяла ситуацию в свои руки, и мои руки тоже взяла в свои.

– Чего вы ждете от сегодняшнего выступления?

– Во-первых, мы ждем много-много наших фанатов! – Хрипло смеется Юлька, обернувшись ко мне. – Ну и конечно же у нас будет классное шоу, мы ждем отдачи от зала, чтобы всем было комфортно и хорошо, как в большой семье! В каждом городе нас встречают по-разному, надеюсь, что Новосибирск так же будет активен и энергичен! Сегодня мы намерены зажечь по полной!

– В последнее время скандалы, основанные на вашем имидже утихли, но на концертах все еще можно видеть, как вы держитесь за руки и целуетесь. Привычка?

– Это просто эмоции! И получается все само собой, мы никогда не говорили, что мы лесбиянки, мы просто любим друг друга, вот и все!

А мне так странно слышать эти вопросы, слышать эти ответы, меняющиеся с годами. Ведь проект никогда не предполагал собой двух лесбиянок. Он вообще предполагал подруг, очень близких, которые просто не понимают, что между ними: дружба или любовь? И все это, как по острию ножа. Но мы никогда не говорили, что мы лесбиянки. И пусть идея Кипер в последствие опошлилась до невозможности, пусть потом шла череда мокрых поцелуев, которые давно перестали быть запретными, пусть потом юбки оказались натянуты еще ближе, а лифчики в помине выкинуты в мусорное ведро, пусть остались не трогательные объятия, а грязные зажимания и тискания, пусть, но мы никогда не говорили о том, что мы лесбиянки. Я даже не любила ее тогда, я даже не думала о том, что смогу любить ее. И она никогда об этом не думала. И только после того, как навязанное нам – оставило нас, я позволила впервые просочиться этой мысли в мое сознание. А что если мой имидж стал перерастать во что-то большее? И с той ужасающей мыслью я засыпала и просыпалась. А что если нам срывало голову и мы занимались Бог знает чем? Что с этого? Да ничего. Мы никогда не были лесбиянками, мы даже не любили друг друга. А потом как-то стерпелось, слюбилось. Влюбились. И теперь вынуждены говорить, что это эмоции, что мы просто любим друг друга. Как? Просто. Друг друга. Просто, как сестры, как подруги. Вынуждены так говорить. Она боится не меньше меня. И едва мы возвращаемся в номер, она перестает любить меня, как сестра. Она любит меня, как любимый человек. Но мы никогда не были лесбиянками.

Концерт, если это можно было назвать концертом, прошел отлично, даже слишком. В этот раз мы всецело поглощены друг другом, но и это не мешало нам провести взрывное выступление. Музыканты тоже отжигали по полной, умело импровизируя новые части песен. Просто супер! У Волковой было отличное настроение, что не могло не заразить меня, поэтому мое негодование, оставшееся с пресс-конференции, тут же улетучилось. Едва она взяла меня за руку и притянула за талию к себе, найдя губами мои губы, я снова заулыбалась. Ее рука проворно скользнула по моей талии, забуксовав на внутренней стороне бедра.

– Юль, гримерка не закрыта. – Заворожено бормочу я, не в силах сопротивляться ей.

– Закрой дверь. – Хищно улыбается она. – Что тебе мешает?

Ее рука переходит на ягодицы, скользя по ним.

– У нас выход через минуту, не успеем. – Досадно протягиваю я, запустив руку в ее волосы.

– Девочки выходим! – Забегает какая-то женщина внутрь.

Стучаться, как обычно никто не учил. Надо было видеть ее лицо: шок сменился смущением, она поспешно вылетела из гримерки, извинившись.

Волкова удрученно вздохнула и, наклонившись, стала целовать меня в шею.

– Стой, – смеюсь я, – старые еще не прошли! На них полкило тональника надо, кто мне окупит расходы?

– Я… я… окуплю, любимая. – Бормочет она, прикрыв глаза.

– Хорошо, купишь мне пару новых тюбиков! – Смеюсь я и тяну ее за руку к выходу, но она неожиданно останавливает меня.

– Нет, ты не поняла, я ночью окуплю. – Нежный поцелуй в губы.

И еще череда поцелуев. Настойчивый стук в дверь. Благо, что она прижала меня к ней, теперь никто не войдет.

– Да идем мы!!! – Кричим в один голос и смеемся…

«Люди инвалиды» отгремели так, как никогда раньше, зал бушевал в овациях, и меня с первой же минуты выступления охватила неописуемая радость от всего происходящего. Юлька тоже не отличилась скучной физиономией и ленью, поэтому с готовностью принялась бегать и скакать по сцене, заводя зал все больше и больше. На «All about us» я заметила, что она все же сдерживает себя, не смотря на то, что что-то хочет сделать. Вот вроде бы она хочет прижаться ко мне, как как-то побаивается, лишь стоит рядом, опустив свой взгляд на фанатов. Но я совсем не злюсь на нее, я знаю, что она моя, а это самое главное. Она моя – пусть не тут, не важно. Хотя на протяжении всего концерта могла чувствовать ее руки, ее объятия, ее дыхание в пугливый затылок, и я была счастлива. Ее коротенькая белая майка была задрана до груди, и на каждой песни я могла любоваться ее совершенным телом, забыв о смущении, но мои взгляды едва ли не сжигали ее, на что она смущенно и в то же время с вызовом улыбалась, мол: «Вот только закончится концерт, Ленок, получишь у меня, нарвешься. И никуда ты не денешься! Никуда!». Но деваться я никуда и не собиралась, напротив, я ждала того момента, когда снова смогу забыть о рамках приличия и смущения, когда смогу спокойно нежится с ней в кровати, наблюдая за безразлично белым потолком, разговаривая обо всем на свете, я ждала того момента, когда, выйдя на балкон, мы закурили бы, встречая очередной в нашей жизни рассвет, а потом мирно заснули бы под него, когда лучи теплого солнца уже играли на наших смятых телах. Пусть наш концерт не отличался чем-то особенным, скорее он был простым до неприличия, но это не меняло дело в корни. Все песни проходили плавно, по своему ритму. Конечно, мы отрывались, зажигали, иногда кидались друг другу в объятия, но на этом все заканчивалось. Лишь на песне «Полчаса», я не сдержалась, и просто упав на колени, стала петь песню, глядя ей в глаза. Моя улыбающаяся девочка просто светится от счастья. И я счастлива не меньше ее. Так прошел наш очередной концерт, который запомнился мне меньше, чем его последствия.

– Ну что, поедем отрываться? – Волкова с разбегу откидывается на диван в гримерке и смеется. – Не знаю как у тебя, а у меня настроение зашкаливает! Хочется продолжения вечера.

Ее лицо расплывается в хитрой улыбке, но почти тут же обрывается снова хриплым смехом. Махнув рукой, она подзывает меня к себе. Я прикрываю дверь и иду к ней, присаживаясь рядом.

– Ну, поедем? – Нетерпеливо спрашивает она, глядя мне в глаза.

– А куда ты хочешь? – Нехотя протягиваю я, надеясь на спокойную ночь дома. – Мы могли бы остаться в номере и провести этот вечер в тишине, вдвоем…

– Не будь занудой! – Надувает губки моя девочка. – Мы так каждый день. Когда мы последний раз были в клубе? Ты помнишь? Я вот нет! Давай поедем, ну дава-ай!

– Не знаю, куда ты хочешь? – Пожимаю плечами я.

– Да спросим какой тут самый крутой, туда и поедем! Давай! А то одна поеду! – Хмурится она.

– Еще чего! – Тут же встрепенулась я. – Нет уж, я с тобой, ладно, поехали!

Волкова командует мне собираться, и сама бегает в поисках того, во что можно было бы переодеться. Спустя около получаса, мы выезжаем в клуб «Куба», говорят, один из лучших здесь. И действительно, прибыв к нему, я офигевши присвистнула, пока выходила из машины. На вид просто очень солидный клуб, отливающий разными огнями. На входе нас пропустили без всяких там проблем, видимо двухметровый охранник знал нас, он даже дружелюбно улыбнулся и показал рукой к входу. Или он побоялся не менее крепких наших охранников, которые стояли сзади? Это неважно! Войдя в клуб, мы сразу договорились со своими телохранителями, что будем сами по себе, а если что свяжемся с ними, они довольно заулыбались, не теряя надежды на безумную ночь, и куда-то удалились. Едва они скрылись в толпе людей, Юлька тут же схватила меня за руку и потащила меня в сторону бара.

– Я заказала нам столик. – Кричит она мне в ухо. – Сейчас мы что-нибудь закажем и сядем.

Я утвердительно киваю ей. Пока мы стоим около бара, и Волкова что-то заказывает, я молча рассматриваю множество разных бутылочек с алкоголем, и как бармен причудливо делает коктейли. Затем мою голову посещает мысль, от которой я начинаю смеяться, как ненормальная: все всегда начинается одинаково. И заканчивается тоже одинаково.

– Когда ты успела забронировать нам столик? – Спрашиваю я, едва мы присели со своими бокалами каких-то спиртных напитков.

– Пока ты искала Свена, чтобы тот не забыл забронировать нам номер. – Улыбается та, оглядываясь по сторонам. – Круто тут все-таки! Ну что? Давай выпьем!

Она оживляется и, подняв бокал, смотрит выжидающе на меня. Я поднимаю свой бокал и чокаюсь с ней. За что пьем сами не знаем, ну это и неважно. Юлька довольно улыбается, будто сбылась ее детская мечта, мы снова начинам говорить обо всем на свете.

– Слушай, мы прям впервые не в гей клубе! – Притворно удивляюсь я, будто только заметила это, осматриваясь по сторонам. – Даже странно.

– Че-ерт!!! – Она бьет себя по лбу, отпихивая стакан. – Не, ну вот я идиотка!

– Чего? – Удивляюсь я ее реакции.

– Да блин, идиотка ужас, надо было в гей клуб поехать! Вот я тупанула!

– Э..ээ… зачем? – Торможу я, не понимая, к чему идет речь.

– Не тупи, рыжая! Там бы нам никто ничего не сказал…

– На что?

– Я тебя убью! – Начинает лыбиться та, как мартовский кот. – На это, например!

Она стремительно оказывается около меня, ловко кусая в шею. Я чувствую, как мурашки переполняют мое тело, сердце чуть ускорят темп. Так вот оно что, девочка моя, так вот почему гей клуб. Какая ты у меня расчетливая!

– Юль, – мягко, с легкой хрипцой в голосе, бормочу я, – надо быть осторожными!

– Как скажешь! – Она отстраняется, но ее тело по-прежнему прижато к моему. – А так… так можно?

Под столом ее пальчики осторожно гладят мои коленки, и в ту же секунду волна нежности, негодования, смущения, страха, эйфории, страсти накатывает на меня.

– Ну что ты делаешь? Юлек! Ты как обычно…

– Я ведь ничего такого не делаю! – Капризно протягивает она, продолжая гладить мои коленки. – Они у тебя такие острые! Они мне нравятся!

Я пожимаю плечами, взяв бокал в руки, предлагаю выпить еще.

– За что пьем? – Спрашивает она, убрав, наконец-таки, руку.

– За тебя! Чтобы ты всегда оставалась в моей жизни. – Я украдкой целую ее в уголок губ, обведя ее шею рукой.

Мы залпом выпиваем весь бокал, кажется, начинает кружится голова. Что-то слишком быстро. Но ром дает о себе знать мгновенно.

– Слушай, пошли потанцуем! – Предлагает Юлька, когда слышит медленную композицию. – Че сидеть-то?

Я киваю ей, вставая с дивана, и помогаю встать ей. Она поправляет свои шорты, проходя со мной на танцпол. Ее руки обвивают мою талию, приблизив меня к себе, мои руки обвивают ее шею, прячась под черными волосами. Теперь я чувствую, как сладко пахнет кожа моей девочки, как сладко пахнет ее коктейль с виски. Мне так хорошо, что я буквально обмякаю в ее руках, двигаясь в такт медленной музыки.

– Но ты меня раскусила и остаёшься во всём, что меня окружает. Ты любила меня, потому что я хрупкая, когда я думала, что я сильная. Но ты прикасаешься ко мне на мгновение, и вся моя хрупкая сила исчезает…

– Что? – Я смотрю на нее с волнением и не пониманием.

– Песня так переводится… слова из нее. Она мне очень нравится.

– Она тоже мне нравится. Как она называется?

– Graviti… притяжение, – она грустно улыбается мне, – не помню кто поет ее… кажется, Sara Bareilles…

– Замечательная песня! – Мурлычу я, глядя ей в глаза. – И ты у меня тоже замечательная…

Закрываю глаза от нахлынувших эмоций и кладу голову на ее плечо, прижавшись ближе. Нет ничего лучше, и никогда ничего лучше не могло было быть. Я готова была стоять так всю жизнь, плавно раскачиваясь в такт музыке, чувствовать ее ровное теплое дыхание у себя на шее, чувствовать ее руки у себя на талии, которые не хотят меня отпускать, я не хотела думать о том, что это может когда-то закончится, ведь тогда бы я точно поняла – это закончится. Рано или поздно. А пока мне было очень хорошо с ней. Я готова была кричать, плакать, сходить с ума, но только быть рядом, я готова была на все, чтобы остаться с этим человеком, я хотела забыть о том, что вокруг есть люди, что везде горит свет, что ночной город окутывает все вокруг, я хотела забыть о словах мамы: «не заиграйся», я хотела забыть о словах Вани: «стерпится, девочки мои, слюбится», я хотела забыть о словах Ленчика: «эти дневники не принесут ничего, кроме боли», я хотела забыть слова фанатов начиная от: «вы спасли мне жизнь! Спасибо!», заканчивая «вы постоянно врали, врали, врали всем! Говорили, что любите, а сами врали… ненавижу!», но больше всего я хотела бы забыть другое: «они сами научили нас любви, так почему сами перестали верить в это?». А как же я хотела забыть многочисленные слова Юльки, как бы хотела сжечь их, я собирала все свои воспоминания, будто осенние листья, чтобы сжечь их, и будучи никогда не вспоминать их. Но разве это все было возможно???

Едва ли.

Мои мысли прервала закончившаяся песня. Волкова нехотя отпустила меня, вновь ведя за собой к столу. Мы снова выпили, снова меня обдало ее жарким дыханием. Я могла бы запротестовать, сохраняя осторожность, но мне совсем не хотелось этого. Она была так близко, что мне совсем ничего не хотелось. Моя девочка перед тем, как сделать это, даже спросила разрешение. Я засмеялась, кивнув головой. Внутри все встрепенулось, будто кто-то разогнал всех моих бабочек, затаившихся внутри меня. И тогда она впервые за вечер робко коснулась моих губ, осторожно, ласково, словно смакуя, будто дразня. Почему-то тогда больше всего хотелось расплакаться. От счастья. Я так же осторожно приоткрыла свои губы навстречу ей, неловко положив руку на ее талию. Она стала медленно покрывать меня поцелуями, никуда не торопясь, она дала себе возможность в полной мере насладиться тем, что имеет. Ее руки мягко гладили мои плечи, время от времени путаясь в волосах.